Извини, - сказал Шубин. - А чего извиняться. Я заводная. Если бы не кожан, вы бы почувствовали. Пошли, а то Федор Семеновича инфаркт хватит. Она пошла к двери первой. Шубин натягивал аляску и смотрел на волосы Эли, очень густые, черные, прямые. Восточные волосы. А лицо русское. - Волосы у тебя красивые, - сказал Шубин, выходя в коридор. - Это раньше были красивые, - сказала Эля. - Я химию делала. А когда на машине стала работать, обрезала. И не жалко. Дежурный с красной повязкой у двери поднялся, когда Шубин поравнялся с ним. Открыл дверь. Какое тупое, злое лицо, подумал Шубин. - Он всегда так? - спросил Шубин. - Ну что вы! Он в людях разбирается. Другого и не заметит. - Или его предупредили? - О чем предупредили? - Что приехал ревизор, остановился в гостинице. - Да какой вы ревизор? - Вот и я говорю. А что, не похоже? - Ревизоры разные бывают. Если вы ревизор, то секретный. Но вы даже не секретный. - Почему? - А потому что целоваться с шофершей не полезли бы. Ревизоры своем место ценят. Если надо, им доставят какую следует. Без риска. С керамическими зубами. Шубин улыбнулся. Он сел рядом с Элей на переднее сидение. Она долго заводила машину, мотор взрывался шумом и тут же замолкал. - А еще ревизоры, даже секретные, не садятся рядом с водителем, - сказала она поучительно. - Люди на мелочах попадаются. - Как шпионы, - сказал Шубин. Он смотрел на ее профиль, который ему очень нравился. Он был четкий и логичный. - Не смотрите, - сказала Эля. - А то никогда не заведу. Машина все же завелась и, разбрызгивая снежную жижу по асфальту, развернулась к центру. - Расскажи мне про общество защиты природы. - Про зеленых? - Они себя так зовут? - Нет, это их так зовут. У нас в городе сейчас обществ посоздавалось - не представляете. Я даже не все знаю и разницу не понимаю. Есть "Память", потом "Мемориал", хотя эти хотят памятник жертвам сталинских репрессий ставить, потом "Отечество" и еще "Родина". Ну, конечно, "Зеленые", а в пединституте - политический клуб. Смешно, правда? - Это везде происходит, - сказал Шубин. - У вас это, может, и серьезно, а у нас их всерьез никто не принимает. Все равно власть не у них. - А ты сама принадлежишь к какому-нибудь обществу? - Вы с ума сошли! Мне работать надо. Митьку кормить. - Кого? - У меня сын есть, в садик ходит. - Вот не думал... - Мне уже двадцать пять, вы что думали? Девочка? - А муж? - Шубину стало неловко - командировочный козел! Мужчина в сорок лет... - Не беспокойтесь... - улыбнулась Эля. - Нет у меня мужа. В Томске мой муж строит новую семью. Выгнали мы его с Митькой. Так что я женщина свободная, люблю кого хочу. Эта бравада была Шубину неприятна. - Мне бы от получки до получки прокрутиться, не до фарфоровых зубов. Я у Федора Семеновича как личный лакей - туда, сюда, подай, привези. На себя некогда пахать. Вот и крутимся на полторы сотни в месяц. - А он помогает ребенку? - Он бы себе помог. "Москвич" резко затормозил у подъезда безликого желтокирпичного клуба. Машину занесло по грязи. Эля матюкнулась сквозь зубы. Может быть, нечаянно, а может, специально для Шубина. - Идите,- сказала она. - Вас в дверях встретят. Она осталась в машине и не смотрела на Шубина, будто была обижена. Шубин поднялся по лестнице. Суетливая женщина в школьном платье с белым кружевным воротничком ждала его у вешалки. - Вам не здесь раздеваться, - сказала она. - Вам, Юрий Сергеевич, в кабинет директора. Сейчас скажет, подумал Шубин, что видела меня позавчера по телевизору. Но обошлось. Они прошли через буфет, где стояла длинная очередь. Шубину было ясно, что этим людям никак не управиться до начала лекции. Они будут входить и стучать стульями во время ее. В кабинете директора было натоплено, на столе стоял чай и домашние пирожки, которые, как выяснилось, испекла женщина в школьном платье. Николайчик уже восседал за столом и жевал бутерброд с ветчиной. - Подкрепитесь, - сказал он наставительно. - Уже надо идти. - Подождут. Шубин хотел было возразить, но тут понял, что страшно голоден и совершенно неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз. Пригласили, водят по кабинетам, а чтобы покормить - это в голову не приходит. Он уселся за стол и стал жевать бутерброд. В кабинет заглядывали какие-то люди, будто узнали, что привезли редкое животное. Скорей бы домой. Вода в жидком чае противно пахла. Шубину показалось, что этот запах будет теперь преследовать его везде. - Вода у нас, можно сказать, целебная, - сказал Николайчик. - Я смотрел сводку - по химическому составу она содержит многие полезные микроэлементы. Правда, приходится жертвовать вкусовыми данными. - Лучше бы без микроэлементов, - сказал Шубин, и Николайчик послушно засмеялся. Зал был почти полон, и это немного примирило Шубина с жизнью. Он сел за столик рядом с Николайчиком, который принялся по бумажке вычитывать краткую биографию гостя. Звучало солидно. Шубин хотел найти в зале Элю, но свет в зале был притушен, только первые ряды на свету. Если она пришла, она где-то у входа. Нет, сказал себе Шубин, она сейчас пользуется возможностью подработать. Ловит клиентов на вокзале. Шубин старался говорить интересно, ему надо было почувствовать зал. Важно почувствовать, что тебя слушают. Зал был благожелательный. Люди купили билеты, то есть сознательно отдали ему вечер, и Шубин честно хотел отработать полтинник, который каждый из них заплатил. Слушали хорошо, потом были вопросы. Так как зал был велик, вопросы передавали в записках из ряда в ряд, а потом мальчик, сидевший в первом ряду, бежал к сцене, поднимался на цыпочки и клал их в картонную коробку, что стояла на краю сцены. Николайчик поднимался, шел к коробке, вытаскивал очередную партию записок, нес к столику и, прежде чем отдать Шубину, прочитывал их, раскладывая на две стопки, - та, что поближе к Шубину, предназначалась для ответов, а та, что оставалась под рукой у Николайчика, предназначалась черт знает для чего. Шубин отвечал, поглядывая на все растущую стопку под рукой Николайчика, и его подмывало вытащить записки у организатора. Ему неприятно, что кто-то решает за него. Когда Николайчик в очередной раз отошел, Шубин протянул руку к забракованным запискам и спросил в микрофон: - А на эти отвечать можно? В зале засмеялись. Потом раздались аплодисменты. Николайчик вернулся к столу и сказал не в микрофон: - Это все повторения. Те же вопросы. Я не хотел ваше время отнимать. Шубин не поверил ему и потянул записки к себе. Николайчик сдался, но добавил при этом: - Но есть такие, которые к вам не относятся. - А вот это мы сейчас и посмотрим, - сказал Шубин в микрофон. - Читайте, читайте! - кто-то крикнул из зала. Шубиным владело сладкое мстительное чувство презрения сильного к провинциальному бюрократу, который посмел поднять руку на его свободу. Он раскрыл верхнюю записку и прочел ее вслух: - "Вы женаты?" Зал после короткой паузы расхохотался. Даже Николайчик смеялся удовлетворенно. Шубин сказал: - Это к делу не относится. - Ответ был неудачен, и зал продолжал смеяться. Шубин достал другую записку: - "Как решается проблема с нитратами в овощах в других странах?" - Шубин начал отвечать, и зал слушал зачарованно, так как это всех интересовало. Шубин поглядывал на Николайчика, который нервно зевал. Ему очень хотелось кончить эту лекцию, но Шубин в союзе с залом продолжал его злить. Следующая записка: - "Какие меры принимаются в Японии или Америке по отношению к заводам, травящим население? А то у нас химзавод и биокомбинат травят нас, как мышей. А разве мы полевые вредители?" - Это провокационный вопрос и не имеет отношения к международной обстановке, - сказал Николайчик, и зал зашумел. - Ничего, - сказал Шубин. - Я отвечу. Как я понимаю, эта проблема остро стоит в вашем городе. - Еще как! - крикнули из третьего ряда. Шубин поглядел в ту сторону и увидел сидевших рядом бородатого Бориса и очкастую Наташу из книжного магазина. - Помимо государственных органов, которые обязаны следить за окружающей средой и которые независимы от местных властей, в европейских странах существуют общественные организации, которые могут влиять на производителей. Губить природу предприятиям там стало экономически невыгодно. Слишком дорого это обходится. - А у нас он платит из государственного кармана! - крикнул Борис, поднимаясь, словно в римском сенате, и указывая перстом на неизвестного Шубину человека в черном костюме, который сидел в первом ряду. - Спокойно! - кричал в микрофон Николайчик. - Спокойно, товарищи! Мы не на базаре! Человек в черном костюме поднялся и пошел к выходу. Борис с Наташей из книжного магазина ждали Шубина у выхода. Шубин знал, что они будут его ждать. После ухода человека в черном костюме, оказавшегося "товарищем Николаевым", ввергнувшего Николайчика в глубокое прискорбие, вечер быстро закруглился, так как Николайчик пошел на предательский шаг, сразу выбивший почву из-под ног общественности. Он встал и громко напомнил собравшимся, что после лекции намечен британский кинофильм, а механик не может ждать до полуночи. Шубину бы обидеться, но стало смешно, и к тому же он уже понял, что Борис с Наташей будут его ждать. Еще несколько минут назад он и не помнил об их существовании, да и не трогали его их заботы. Не потому, что Шубин был особо бездушен - он был равнодушен в меру, фаталистически полагая, что химзавод и дальше будет травить воздух, пока не прорвется этот город со своими бедами на телевидение или в центральную газету, тогда приедет какая-нибудь комиссия, и фильтры в конце концов поставят. - Значит так, - сказал Николайчик, когда они вышли за кулисы,- в будущем нам с вами придется быть несколько осторожнее. Он уже овладел собой и старался быть дипломатичным. - Я не совсем понимаю, - сказал Шубин, - Мне кажется, что встреча прошла интересно. - Юрий Сергеевич! - сказал Николайчик. - Вы приехали, вы уехали. Нам здесь оставаться. Обстановка напряженная, есть провокационные элементы, которые совершенно не думают о реальных интересах города. Легко быть крикуном. Сложнее - созидателем. - Вы серьезно? - Я не сторонник демагогии, - сказал Николайчик твердо. - и не нам с вами решать, как помочь моему родному городу. Есть более решительные силы. А этим силам ставят палки в колеса. Неужели вы думаете, что Василий Григорьевич не принимает близко к сердцу то,что происходит? - Значит, митинга завтра не будет? - спросил Шубин. Они зашли одеться в кабинет директора, где к ним кинулась женщина в школьном платье и принялась благодарить Шубина за замечательную лекцию. Она пошла их провожать, но Шубин и Николайчик быстро пошли вперед, и женщина не посмела держаться рядом. - Что вы знаете о митинге? - спросил Николайчик. - Все о нем говорят. - Вот это лишнее. Все не говорят. Вы получили эту информацию со стороны. И даже интересно, откуда. - Так будет или не будет? - Я не милиция, - сказал Николайчик. - Но хотите знать мое личное мнение? - Я его знаю. - Да? - Вы бы на месте Силантьева обязательно запретили этот митинг, который не отвечает высоким интересам города и нашего социалистического государства в целом. - Примерно так, - согласился Николайчик. - А вы со мной не согласны? - Категорически. - Интересно, это ваше личное мнение? - Нет, - ответил Шубин. - Я его согласовал в Москве. Николайчик проглотил слюну. За спиной тихо ахнула женщина в школьном платье. Они уже вышли в вестибюль. Шубин увидел открытую дверь в буфет. Там все так же стояла длинная очередь. Николайчик резко обернулся к женщине в школьном платье: - Простите, я забыл позвонить в клуб химзавода о завтрашнем выступлении. Где телефон? - Я вас провожу. - Юрий Сергеевич, - сказал Николайчик официальным голосом. - Если вы согласитесь подождать три минуты, буквально три минуты, я вас завезу в гостиницу. - Не беспокойтесь, звоните спокойно, - сказал Шубин. - Ведь не исключено, что завтра клуб химзавода закроется на ремонт. - Как так? - И моя лекция будет отменена по техническим причинам. Так бывает. - Я бы этого не хотел. - До свидания. Я пойду пешком. Николайчик засуетился. Он разрывался между долгом отвезти домой Шубина и чувством долга, велевшим доложить кому следует о странной фразе московского журналиста. Шубин пошел к двери, но Николайчик догнал его. - Я хотел сегодня вас пригласить к себе, - сказал он, но моя жена прихворнула. Если позволите, давайте перенесем нашу встречу на завтра. Жена мечтает с вами познакомиться. - Разумеется, - сказал Шубин. - Я буду счастлив. Борис и Наташа ждали его у выхода. С ними еще два человека. - Мы хотели бы с вами поговорить, - сказала Наташа. - Вы извините, если вы устали. - Одну минуту, - сказал Шубин. Эля стояла возле машины. Шубин подошел к ней. - Я пойду до гостиницы пешком, - сказал он. - Я была в зале, - сказала Эля. - Вы интересно выступали. А где Федор Семенович? - Я ему сказал, что у меня особое задание. Из Москвы. - Он звонить побежал? - сказала Эля. - Ты его хорошо знаешь? - Как же не знать! Третий год с ним работаю. Только вы на него не сердитесь. Он от них зависит. - Я ни на кого не сержусь. У тебя телефон дома есть? - Нет. А зачем? - Я думал позвонить тебе вечером. Попозже. - Позже некуда. Девятый час. - Ну тогда до завтра. - Вы с ними гулять пойдете? - До гостиницы. - Тогда идите скорей. А то Федор Семенович сейчас выскочит, увидит вас в такой компании - испугается. - За меня? - За себя. Чего ему за вас пугаться? Вы сами за себя пугайтесь. - Спасибо за предупреждение. - Долго не гуляйте, - сказала Эля. - У нас неспокойно. На химии зэки расконвоированные работают. А у вас куртка импортная. Шубин поспешил к четырем темным фигурам, стоявшим возле выхода. - Пошли? Борис был без шапки - его космы и не уместились бы под шапку. Два других человека представились ему. Один был пожилой, с бородой клинышком. Такие бородки давно не в моде - они неизбежно вызывают представление о владельце, как о человеке с оппортунистическими взглядами. В революционных фильмах владельцы таких бородок предают дело рабочего класса. Бородку звали Николаем Николаевичем Бруни. Второй, молодой, в ватнике и железнодорожной фуражке, буркнул что-то, протягивая Шубину жесткую ладонь. Шубин не разобрал имени. Они спустились к пустому скверу. - Мы хотим вам нашу реку показать, - сказала Наташа. - Только давайте договоримся с самого начала, чтобы не было никаких неожиданностей, - сказала Шубин. - Я не агент Москвы, не тайный ревизор. Это все недоразумение. - А мы и не думали, - сказал Борис. - Это те, кто боятся, они легко верят всякой чепухе. Вы типичный благоустроенный международник. Наверное, "вольво" привезли? - У меня "Жигули", - сказал Шубин без обиды. - Боря, не цепляйся к человеку, - сказала Наташа. Начало подмораживать, было скользко. Они миновали сквер, уставленный мокрыми черными стволами. Две или три лампочки на столбах горели, остальные перегорели или были разбиты. По краю сквера тянулась тропинка, от которой шел скат к неширокой речке. От нее плохо пахло. За речкой тянулись темные склады. Дальше торчали усеянные святящимися квадратиками жилые башни, а за ними несколько труб, изрыгавших в неспокойное небо светлые клубы дыма. - Это не вода, - сказал Бруни. - Это жидкость замедленного действия. Вода в реке была черной, но странно отражала огни домов и завода на том берегу - они мерцали в воде, потому что по ее поверхности плыли обрывки желтоватого, почти прозрачного тумана. - Это еще что такое? - спросила Наташа, и все ее сразу поняли. - Я постараюсь прийти сюда завтра, - сказал Бруни, - чтобы разобраться. - И пахнет иначе, - сказал Борис. - Еще гаже, чем всегда. - Это у тебя нос слишком большой, - сказал парень в ватнике. - В самом деле - пахнет иначе, - подтвердил Шубин. - Я тут человек новый, еще не принюхался. Запах был тревожным и удушающе мертвым. Даже нельзя было сказать, насколько он неприятен, потому что ноздри отказывались пропускать его в легкие. - Наша беда в том, - сказал Бруни, - что инспекция и химики отказываются изучать сбросы в сумме воздействия, во взаимной активности. Сброс может быть умеренно гадким сам по себе и убийственным в соединении с каким-то вполне нейтральным веществом. - Пошли отсюда, - сказала Наташа и закашлялась. Когда они вернулись в сквер и дышать стало легче, Шубин спросил: - Но почему вы не пишете, не скандалите? - Завтра будем снова скандалить. А нас разгонят, - сказал парень в ватнике. - Я уже отсидел пятнадцать суток. - За что? - Они узнали, что я у брата на свадьбе был. На обратном пути подстерегли. Пьянство и хулиганство. - Я уверен, что наши письма и обращения доходят, - сказал Бруни. - Но потом, как у нас положено, их отправляют снова на круги своя - в обком, к нам в город, на завод. И получаем отработанные тексты. У нас выработалась замечательная система медленного нереагирования. Они отвели Шубина в маленькое, жаркое, набитое народом кафе. В углу гремел телевизор, показывая видеофильм про Микки Мауса. Парень в ватнике сумел вытеснить с одного из столиков девушек с дикими прическами. Наташа с Борисом принесли жидкий, но горячий кофе. - Кофе приходится класть втрое больше, - сказал Бруни, - чтобы отбить у воды этот вкус. - Я его убью, - сказал Борис. - Кого? - Главврача городской больницы. Он выступил со статьей, где доказал, что сочетание микроэлементов в нашей воде полезно для здоровья. - Я уже слышал об этом, - сказал Шубин. - Он Николайчика? - спросила Наташа. - Здесь все друг друга знают? - Нет, далеко не все, но есть ряд известных фигур, - сказала Наташа. - Например, Боря. И Шубин уловил в ее голосе нежность. Неужели можно испытывать нежность к этому чудищу? - Наш город численно разросся, - сказал Бруни. - В нем более ста пятидесяти тысяч человек. Но это в основном жители заводских районов - стандартных кварталов. Вы их видели, когда с аэродрома ехали. И шанхайчиков, где обитают бичи, бомжи, прочая подобная публика. - А еще зона, - сказал Борис. - К сожалению, на заводах мало интеллигенции, - сказал Бруни. - Большей частью это люди случайные. Они не укореняются здесь. Да и не хотят. Город невыгодный. Коэффициентов нет, климат паршивый, вонь, скучно, холодно. Стараются уехать. - Нет, ты не прав, есть хорошие ребята. На биокомбинате политический клуб организовали, - сказала Наташа. Шубина начало клонить в сон. Тепло, душно, перед глазами прыгает Микки Маус. Обычные милые, несчастные люди, которые хотят что-то сделать, но сделать не могут. А завтра их разгонит милиция. И поделом, не вставай на пути сильных мира сего... На самом деле Шубин так не думал. Он как бы проиграл чужую, не свою роль, за неимением своей... Он уедет, они останутся. - А что, становится хуже? - спросил Шубин, потому что от него ждали вопроса. - Разумеется. Все процессы такого рода необратимы. Если их не пресечь, они дают лавинообразный эффект, - сказал Бруни. - Николай Николаевич работает в пединституте, - сказала Наташа. - Он биолог. - Вы читали про Черновцы? - спросил Бруни. - у нас тоже были случаи выпадения волос. Родители напуганы. - И что же? - Наши медики считают, что таких случаев нет. Все в пределах нормы. - Еще кофе будете? - спросила Наташа. - Нет, спасибо, - ответил Шубин. Он вспомнил, что в чемодане у него початая банка бразильскаго кофе. Вернется, выпьет. - Положение ухудшается, - сказал Бруни. У него была манера осторожно пощипывать себя за конец бородки, будто пробуя ее на крепость. - Первый фактор, - продолжал Бруни, - введение в строй третьей очереди на комбинате. Они так спешили, что добились отсрочки ввода очистных сооружений до весны. А существующая система не справляется. Бруни говорил ровно, тихо, Шубин подумал, что на его лекциях все спят. Особенно если это первая лекция, за окном еще полутемно, а в аудитории уютно и тепло. И все спят. - Второй и важный фактор - стоки комбината и стоки химзавода перемешиваются в бывшем озере... - Именно в бывшем. Лет десять назад в нем еще купались, - сказала Наташа. - Знаете, как оно называется? Прозрачное. Честное слово, это как издевательство. Бруни терпеливо дождался, пока Наташа замолчит, и продолжал: - Вряд ли вам, как неспециалисту, что-либо даст перечисление трех компонентов, которые, вступая между собой в возможную реакцию, дают кумулятивный эффект. Достаточно знать химию в объеме вуза, чтобы понять, насколько это может быть опасно. Представьте себе... Бруни начал пальцем рисовать на столе направление стоков к озеру и называть химические соединения, которые определенным образом реагируют друг с другом. А Шубин представил себе, что он сидит на той самой утренней лекции, а Бруни стоит где-то далеко, на трибуне, и голос его долетает издалека. Все тише и тише... Только бы никто из них не догадался, что он засыпает. К счастью, все слушали Бруни и не глядели на Шубина. - Это может случиться сегодня, завтра, через неделю. Но случиться обязательно, - закончил лекцию Бруни. - Но если вы считаете, что положение такое опасное, - сказал Шубин, просыпаясь, - почему вы не послали телеграмму, письмо... - Есть указание: не выпускать порочащую информацию из города, - сказал Борис. - Передайте письмо с проводником поезда. - Письмо без убежденного человека - полдела. - Так поезжайте в Москву. - Нас никто слушать не будет. - А кого будут? - Вас, Юрий Сергеевич! - воскликнула Наташа. - Но почему же? - Вы известный журналист! У вас друзья в газетах, на телевидении! Вы обязаны нам помочь! Шубину не хотелось спорить - в полутьме эти люди казались группой не совсем нормальных заговорщиков, которые обсуждают с приезжим эмиссаром взрыв городской думы. Чепуха какая-то... - У вас получается, что городом правят изуверы, - сказал Шубин. - Ни в коем случае, - сказала Наташа. - Они поставлены в такое положение обстоятельствами. - Гронскому нужен план, - сказал парень в ватнике. - Его в Москву зовут, главк дают в Москве. Ему надо уехать победителем, - добавил Борис. Шубин кивнул. Возможно. - У Силантьева шестидесятилетие, - сказала Наташа. - Он хочет получить орден. - У других тоже всякие соображения, - сказал парень в ватнике. - Николаев с биокомбината, которого Боря на вашей лекции обидел, хочет спокойной жизни. Правдоподобно, конечно, все это бывает - и ордена, и перевод в Москву. Но мои друзья склонны к преувеличениям, думал Шубин. у нас в стране нет пока общественных движений или даже клубов по интересам. Все немедленно приобретает элемент религиозной секты. Секта сыроедов, секта водопитов, секта любителей собирать малину. Вокруг меня очередная маленькая секта - они объединены противостоянием "машине", по-своему отлаженной и сплоченной. Чем острее противостояние, тем слаще терзаться мученичеством. Конечно же - это раньше христианские мученики! И если завтра их выкинут на съедение дружинникам, они пойдут на смерть с определенной гордостью. - Не думайте, что мы преувеличиваем, - сказал Бруни. - Я не думаю. - По глазам видно, что думаете. Мы имеем дело не со злым умыслом,даже не с аппаратно-промышленным заговором, а с сетью побуждений, поступков и интересов, которые в сумме угрожают нашему городу. - Притом они сейчас страшно нервничают, - сказала Наташа. - Завтра должен состояться наш митинг. Придут люди. Надо разгонять. - И тут приезжаете вы, - сказал парень в ватнике. - Я совершенно ни при чем, - сказал Шубин. - Мало ли что? У всех перепуганных людей развито воображение, - сказал Бруни. - А вдруг до Москвы что-то дошло? А вдруг вы получили тайное задание проверить, как здесь пахнет воздух. Черт вас знает. - Спасибо. Но они ошиблись. - Мы тоже думаем, что они ошиблись, - согласился Бруни, дергая бородку за хвостик. - С первого взгляда видно, что перед тобой благополучный международник с телевизора, - сказал Борис. - Что вам далось мое благополучие? - Бедных всегда раздражает богатство, - сказал Борис. - Из-за этого было столько революций! - А я думал, что не я - ваш главный враг. - А я думаю, - повторил Борис начало шубинской фразы, - что живи вы здесь, то были с ними. Вообще, вы очень похожи на редактора нашей газеты. - Мне уйти? - сказал Шубин. Ему и в самом деле хотелось уйти. - Не надо всерьез обижаться на Борю, - сказал Бруни. - Его несдержанность - его беда. В побуждениях он чист. - В самом деле пора, - сказал Шубин. Он встал. Остальные покорно поднялись, и в их молчании были укор и разочарование. Шубину стало неловко. - Значит, вы хотите, чтобы я завтра пришел на митинг? - спросил он. - Нет, это не главное, - обрадовалась Наташа. - Главное - чтобы вы взяли письмо в Москву и отдали его честному журналисту. Они протолкались к выходу. Кафе было полно. Вокруг толпились подростки, одетые и причесанные с провинциальной потугой на телевизионную рок-моду. Все были заняты друг другом. - А им и дела нет, - сказал вдруг парень в ватнике, словно угадав мысль Шубина. Они остановились перед выходом из кафе. Неоновая надпись бросала красные блики на лица заговорщиков. - Мы вас проводим до гостиницы, - предложил Бруни. - Далеко? - Нет, три квартала. Они повернули направо. Шубин понимал, что одного его не отпустят. Ну что ж, потерпим их общество еще пять минут. - Мы с вами расстанемся на углу, - сказал Бруни. - Может быть, за вами наблюдают. Вы возьмете письмо? - Возьму. - Его передаст вам Наташа, если вы зайдете в книжный магазин. - Зачем такая конспирация? - улыбнулся Шубин. - Вы знаете, наверное, - сказал Бруни, - на что способны испуганные люди, облеченные властью. - На что же? - Вас могут скомпрометировать. Это лучший способ избавиться от опасного свидетеля. - Меня трудно скомпрометировать. - Трудно? - ухмыльнулся парень в ватнике. - Вот, видишь, ребята идут? Устроят драку. Попадем в милицию, а потом доказывай, что ты не верблюд. Даже фельетон сообразят: "Общественники - хулиганы". Шубина вдруг кольнул страх. Бывает - ничего не случилось, ничего и не должно случиться, а в сердце неожиданный сбой. Осознание того, что ты очень далек от дома, где твои права кто-то охраняет и можно в крайнем случае кому-то позвонить... А здесь свой мир, и им правят не эти ничтожные, хотя и отважные заговорщики, а уверенные в себе Силантьев и послушный ему Николайчик. И Шубин стал присматриваться к двум ребятам, что, видно, шли к кафе, и дела им не было до кучки людей, двигавшихся навстречу. Они были в подпитии и чуть покачивались. Поравнявшись с ними, Шубин невольно шагнул в сторону, чтобы не задеть ближнего к нему парня. Парни прошли мимо, ничего не случилось, но гадкое чувство близкого страха осталось. И тут Шубин услышал сзади голос: - Сколько времени? Шедший там, за спиной, Бруни ответил: - Четверть десятого. Шубин продолжал идти вперед, не оглядываясь, и следующие слова донеслись издали: - Ты не уходи, папаша, не спеши, закурить найдется? - Я не курю, - сказал Бруни. - Он не курит? - послышался удивленный голос второго парня. - Отстаньте! - это голос Наташи. Тогда Шубин обернулся. Один из ребят тащил за рукав Наташу, второй отталкивал Бруни. Борис кинулся назад, а парень в ватнике остановил Шубина, который рванулся было на помощь. Теперь страха не было. По крайней мере, их трое мужчин, даже если не считать Бруни и Наташу. Второй пьяный отпустил Бруни и встретил Бориса ударом в лицо, которого тот не ожидал. Шубин видел, как голова Бориса дернулась, как он пошатнулся и протянул руку к стене дома, стараясь удержаться на ногах. - Да погоди ты! - рявкнул Шубин, вырываясь у парня в ватнике и кидаясь на того, кто ударил Бориса. Он ударил его, но удар пришелся в плечо куртки и скользнул, а пьяный отклонился в сторону и успел бы ударить Шубина, но тут его перехватил парень в ватнике. Они сцепились и превратились в одного темного, толстого, качающегося и рычащего человека, а тот, что держал Наташу, отшвырнул ее в сторону. Наташа упала, и Шубин увидел в его руке нож. Может, даже не увидел - было почти совсем темно, но почувствовал, что у него в руке нож. - Осторожнее! - крикнул Шубин. - Нож! Где-то на периферии зрения Шубина замелькало синим, но он не мог обернуться - он смотрел на руку, в которой был нож. Взвизгнула сирена. - Милиция! - закричала Наташа. Шубин видел, как она поднимается с мокрого снега, скользит и тянется на мостовую, поднимая руку, призывая на помощь. И в этот момент неподвижности парень в ватнике крикнул в самое уха Шубина: - Бегите! Там двор! Бегите! Сирена приближалась. Один из пьяных, тот, что с ножом, начал отступать, но отступал он не спеша, один шаг, другой. И тут Шубин увидел, что он кинул нож, - тот рыбкой блеснул под далеким фонарем и упал у ног Бориса. Парень в ватнике резко рванул Шубина к стене дома. Шубин упирался, но молчал. Парень был сильнее. Шубин не понял, как получилось, что он уже стоял в арке, где было совсем темно. И парень в ватнике быстро шептал: - Поверни направо и выйдешь к гостинице. И прямо в свой номер. - Но мы ничего не делали. - Беги, идиот! - прошипел парень в ватнике. - Разве не понимаешь: московский журналист участвует в пьяной драке... Визжали тормоза. Засвистел милицейский свисток. - Беги же! И Шубин послушался. Он побежал в арку, по белому снегу между корявых кустов. Ударился о ствол дерева. Остановился, чтобы понять, куда бежать дальше, и взгляд его метнулся назад, к арке, подобной черной овальной раме для картины: в ней маленькая фигура парня в ватнике отбивалась от милиционера, не пуская его во двор. И тогда до Шубина дошло, что это все охота, охота за ним, чистым, законопослушным, недавно вернувшимся из Аргентины корреспондентом газеты "Известия". И он побежал прочь от арки. Оказавшись шагов через сто в узком переулке, Шубин перешел на шаг, чтобы выглядеть человеком, который от нечего делать фланирует по улицам города, потому что именно таким образом обманывают погоню киногерои. Сзади послышались голоса - невнятные, но угрожающие. Улица была пуста, и спрятаться было негде. Напротив стоял одноэтажный дом за высоким деревянным забором. В заборе была дверь. Шубин скользнул внутрь и, прикрыв дверь, прижался к ней всем телом, глядя наружу через узкую щель между досок. Из двора, который он только что миновал, выбежали два милиционера. Они бежали тяжело, скользили, шинели путались в ногах. В переулке милиционеры остановились, с стали смотреть - сначала направо, потом налево. Сейчас они посмотрят на забор и догадаются, понял Шубин. Он начал осторожно продвигаться в сторону от двери. Сзади хлопнула входная дверь дома. Яркий прямоугольник света упал на снег и достиг ног Шубина. Шубин обернулся. На крыльце черным силуэтом на фоне желтого света стояла женщина. Она прикрывала глаза ладонью, вглядываясь в темноту. - Это кто там? - спросила она. А милиционеры слышат, понял Шубин. Они все слышат. Он чуть было не сказал женщине: "Тише". Но сдержался. Он неподвижно стоял животом к забору, повернув голову так, чтобы видеть дверь. На улице было тихо. Возможно, милиционеры подкрадываются к калитке. Вдруг стало темно. Хлопнула дверь. То ли женщине стало холодно, то ли она решила, что шум ей померещился. Шубин понял, что жутко вспотел. Пот катился по спине и животу. И лоб мокрый. Он провел рукой по лбу и понял, что потерял кепку, отличную английскую кепку. И где - не помнит. Шубин расстроился. И сам удивился тому, что в такой момент может расстраиваться из-за кепки. Он снова взглянул в щель. Улица была пуста. Но это могло быть хитростью милиционеров. Он решил подождать. Он сосчитал до ста, потом принялся считать снова. Сначала до ста потом до пятисот. К третьей сотне он страшно замерз. Ну черт с вами, сказал он себе с ожесточением, будто стараясь рассердиться. Он широким жестом распахнул калитку и вышел, медленно воображая разговор с милиционерами, что выскочат сейчас из-за угла большого дома. "Да, я гулял, я ничего не видел, а во двор зашел облегчиться. Простите, у меня слабый мочевой пузырь, а в вашем городе нет общественных туалетов". Не прерывая этого внутреннего монолога, Шубин вышел на улицу и, мысленно представив план города, направился направо, в сторону вокзала. Почему-то лицо мерзло. Он снова провел по нему, полагая, что это пот, но пальцам было липко. Бровь над правым глазом была рассечена. Шубин не мог вспомнить, когда это случилось - вроде бы его никто не бил... Он нагнулся, набрал пригоршню снега и приложил снежок к брови. Шубин долго шел по плохо освещенным переулкам, почти никого не встречая. Город ложился рано, закрывался в своих ячейках у телевизоров. Затем неожиданно, с непривычной стороны, вышел на вокзальную площадь и увидел гостиницу сбоку, отчего не сразу узнал ее. Он словно оказался в другом городе - шумном, громыхающим поездами, шуршащем автобусами и машинами, что подъезжали к вокзалу, перекликающемся голосами. Видно, пришел поезд - на остановках и у стоянки такси толпились люди. Встретив удивленные взгляды респектабельно парочки, которая почему-то вышла на вокзальную площадь гулять с пуделем, он вспомнил, что все еще держит у брови снежок. Он отбросил его. Под фонарем было светло - снежок стал розовым. Шум площади и ее обыденность отрезали кинематографический кошмар драки и бегства, и ему не хотелось думать, что все это было. Ничего не было - даже разговоров в кафе и у вонючей речки. Но как назло от вокзала волной пошел тяжелый ядовитый запах, от которого хотелось зажать нос и спрятаться за дверь, что Шубин и поспешил сделать, повернув к гостинице, кораблем плывшей над площадью, - почти все окна в ней светились нерушимостью цивилизации и горячего чая у дежурной по этажу. Молодой человек с красной повязкой и такой предупредительный днем встал и преградил дорогу Шубину. Тот долго копался по карманам, разыскивая пропуск в гостиницу. Подвыпившие, модно одетые юноши оттолкнули его и принялись совать молодому человеку деньги, склоняясь близко и заговорщицки пришептывая. Шубина совсем оттеснили, и он вдруг испугался, что останется ночевать на вокзале, в чем была доля черного юмора. И в этот момент его заметила Эля, которая сидела в холле и ждала его. Она возникла за спиной молодого человека с красной повязкой, и Шубин не сразу узнал ее, потому что уже привык к энергичному существу в кожанке и надвинутой на глаза кепке. А Эля была в синтетической дубленке, на плечах белый платок, темные волосы были завиты к концам. - Этого пропустите, - сказала он громко, и человек с повязкой тут же подчинил, не столько словам, как тону. - Проходите товарищ. Вы чего жметесь, гражданин, вы чего там жметесь? - словно Шубин сам был виноват в том, что до сих пор не вошел в гостиницу. Неандертальские глазки дежурного издевались над Шубиным - конечно же, он узнал постояльца. Хорошо одетые юноши нехотя пропустили его. В холле было тепло и светло. Эля сразу увидела ссадину над бровью. - Что с вами? - спросила она. - Вы упали? - Подрался, - сказал Шубин. - Ну уж шутки у вас, Юрий Сергеевич. - А ты что здесь делаешь? - Я ждала вас, Юрий Сергеевич. - Ждала? Почему? - Хотела и ждала. А вы не рады? - Очень рад. Только не ожидал. - Значит, я сюрприз вам сделала. Они стояли посреди холла, возле забытых ремонтниками козлов. Мимо прошли хорошо одетые юноши, они повернули налево, к приоткрытой двери в ресторан, и, проследив за ними взглядом, Шубин услышал, как ресторанный оркестр настраивает инструменты. - Что же мы будем делать? - спросил Шубин. Он так был раздосадован, увидев Элю, потому что мечтал о том, как бы забраться в номер и остаться одному. Очевидно, Эля почувствовала это в его голосе и быстро сказала: - Я могу уйти. Мне все равно домой пора. Я просто шла из гаража и думаю - мало ли что, город чужой... - Готовилась искать меня по моргам? - У нас это бывает, - сказала она серьезно. - А морг у нас один. - Тогда пошли ко мне, - сказал Шубин. - В номер? - Ну не стоять же здесь? - Нет, в номер я не пойду. - Почему? - Я по номерам не хожу. Она сказала это с вызовом, и Шубин улыбнулся. - Ты уже ходила, - сказал он. - Сегодня у меня была. Даже раза три. И один раз, когда я спал. - Так это днем. По делам. Шубин понизил голос и спросил: - А целовалась тоже по делам? - Вот поэтому и не пойду, - обиделась вдруг Эля. - Ну что тогда делать? Мне в любом случае надо умыться. - Вы идите, я домой пойду. - Слушай, - сказал Шубин, - а ты сегодня когда обедала? - Днем перехватила, - сказала она. - День трудный, в разгоне. Я домой зашла, Митьке все сделала и к вам побежала. Значит, не прямо из гаража, отметил Шубин. Врать не умеет. - Я что предлагаю, - сказал Шубин. - Давай тогда поужинаем в ресторане. И я за день ничего толком не поел. - В ресторане? Нет, дорого. - Это не твоя забота, - сказал Шубин. - Только, наверное, туда не попасть. - Почему это? - Желающих много. Шубин уже жалел, что предложил ужинать. Он знал, что стоит ему потерять из глаз Элю, как разорвется связь, возникшая от того, что ради него другой человек поздно вечером притащился в гостиницу. Правда, оставалась надежда, что в моральном кодексе Эли ресторан не значится. Эля широко улыбнулась. Сверкнула золотая коронка. - Я это устрою, - сказала она. - У меня официант знакомый. Я его уже видала, пока вас ждала. Он меня спросил даже - гулять собралась? Мы с ним в школе учились. В соседнем классе. - Вот и отлично, - сказал Шубин. - Только у меня смокинга нет. - Чего нет? - Эля не поняла его. - Я не одет для ресторана. - Вы что, сдурели, что ли? Сюда каждый, как хочет, ходит. А я прямо как подозревала - надела платье. И было ясно, что ресторан - ее потаенная мечта, хотя сама она предложить такое развлечение не смела. - Тогда веди переговоры с Мишей, а я через пять минут приду. Шубин поднялся к себе. Отдавая ключ, рыхлая дежурная по этажу сказала: - Вас тут женщина искала. В голосе было осуждение. - Я знаю, - сказал Шубин. - Я ее уже встретил. - После двадцати трех посторонним в номерах не разрешается, - сказала дежурная. - Еще десяти нет, - сказал Шубин. - Да и в номере у меня пусто. - Я предупредила, - сказала дежурная, протягивая ему ключ с отвращением, словно некий символ разврата. Шубин прошел к себе в номер. В туалете на раковине сидел таракан, удивленный столь поздним человеческим визитом. Он не спеша ушел в щель. Шубин поглядел на себя в зеркало. Ссадина была невелика, но вокруг была видна подсохшая кровь. Она начал мыться. Висок и бровь защипало от мыла. Ничего страшного не произошло, рассуждал он. Давай считать путешествие сюда цепью