различных, большей частью забавных, приключений, которые еще не закончились, но неприятностей не сулят... сулят, сулят! Шубин был суеверен. Вот вроде и прилично. Жалко, что нет пластыря, впрочем, порез почти не заметен. Шубин взглянул на часы: без двадцати десять. Неужели прошло только двадцать минут с того момента, когда пьяный спросил время у Бруни? А ведь в них уместилась драка, потом бегство, потом разговор с Элей... Шубин приложил часы к уху - забыл, что электронику не слышно. Он переложил сигареты в карман пиджака. Площадь за окном была оживлена, свет фонарей поблескивал в складках одежд монумента труженикам перед вокзалом. Как же он не заметил его днем? Шубин прикрыл фрамугу, чтобы не так тянуло запахами. И в самом деле, после переживаний следует выпить. Он старался не вспоминать о драке и о том:, что могло случиться с его знакомыми. В конце концов они сами хотели, чтобы он ушел, и это было разумно. Они местные, им ничего не будет. А ему... получить телегу в Москву о недостойном поведении лектора? Кто-нибудь из недругов этим воспользуется, и в Женеву поедет другой. Желающих достаточно. Шубин запер комнату и спустился вниз. Эля раздобыла столик недалеко от эстрады и была тем горда. На нем стояла табличка "Стол не обслуживается". Добродушный увалень с широким плоским лицом - друг Миша - убрал табличку и посадил за стол двух командировочных среднего уровня. Они были раздражены и все еще переживали битву с администрацией. Один из них, горбатенький и унылый, сразу начал рассказывать Шубину, что они прописаны в гостинице и потому имеют первоочередное право скромно поужинать в ресторане: - А свободные места есть, и их берегут для спекулянтов. Везде одно и то же, поглядите за соседний стол. Вы видите ту кавказскую компанию? Получается, что именно они, торговцы, и есть хозяева жизни. А один даже кепку не снял. - В какую гостиницу ни придешь, - вторил другой командировочный, налитый здоровьем и потому особенно контрастный рядом со своим спутником, - везде они толкутся в вестибюле. Твою бронь найти не могут - понятно, почему не могут. У них связи с администрацией. Все куплены. К счастью, не видя особого сочувствия, соседи по столу принялись жаловаться друг другу и забыли о Шубине и Эле. На Эле было плохо сшитое платье из толстого сукна. Она его специально надела,понял Шубин, потому что надеялась, хитрая, что мы с ней сюда пойдем. Тобой манипулируют, Шубин. А впрочем, не так уж и плохо получилось. Все равно надо где-то питаться. Миша принимал заказ у командировочных. Они долго выясняли, что можно есть, а что нельзя, почему этого нет, а в меню оно указано, а жесткое ли мясо? Эля сказала Мише, когда он обернулся к ним, держа перед собой книжечку: - Мишенька, ты уж сам сообрази, хорошо? - Горячее есть будете? - спросил Миша, тускло глядя на Шубина. - Мы голодные, - сказал Шубин. - Мишенька, ты все неси, - сказала Эля. - А мы пить будем? - это относилось к Шубину. - Будем, - сказал Шубин. - Обязательно будем. - Вот видишь, - сказала Эля, словно он ране высказывал сомнения. - Мы выпьем немного. - Есть водка, коньяк и сухое вино, - сказал Миша. Командировочный напротив услышал и вставил обиженно: - Почему вы нам не сказали, что водка есть? - Я в буфете спрошу, - сказал Миша. - А вам тоже? - Нет, нам не надо, - сказал второй командировочный. - Мы будем пить коньяк, как заказывали. Миша ушел за заказом, и Эля спросила: - Вы обещали рассказать, что у вас случилось? - Меня ждали общественники, - сказал Шубин. - Мы с ними разговаривали. - Это психованный Борис, да? - Там их четверо было. Еще девушка из книжного магазина. - Очкастая? Знаю. Чего им нужно? На Силантьева жаловались? - Рассказывали, как дела в городе. - Дурачье они, - сказала Эля. - Они только злят начальство. А лучше не будет. - Ты им не веришь? - Разве так дела делаются? Это все равно, что в этот ресторан без знакомства идти. Там снаружи человек пятьдесят стоят, руками машут. А мы здесь сидим, понимаете? - А завтрашний митинг? - Они уже вам рассказали? Разгонят митинг. А им только неприятности. - Ты откуда знаешь? - А мы, водители, рядом стоим у всех учреждений, - сказала Эля. - Ждем начальство и разговариваем. Если бы среди нас шпион сидел, он бы даже удивился, как мы много знаем. Водителей не замечают. А мы все слышим. Мы же нормальные люди. Они уже решили. Сначала сомневались, а потом решили - разгонят. Им бы несколько дней протянуть... - Пока силантьевский юбилей отпразнуют? - сказал Шубин. - Ну вот, вы тоже много знаете. Один день у нас, а столько знаете. Подошел Миша, поставил салат, бутылку водки, нарезанные помидоры. Командировочным пока ничего не дали - только хлеб. Командировочные глядели на Шубина и Элю волками, но молчали. - Вам сейчас будет, - сказал им Миша. Оркестранты были на веселе, видно тоже поужинали, один из них рассказывал анекдот, певица в длинном декольтированном платье, все в блестках, от висков до пола, тонко хихикала. - Но потом случилась странная история, - сказал Шубин. - Когда мы вышли из кафе, навстречу два парня... Он рассказал о драке, правда, не стал признаваться в том, как бегал и прятался от милиционеров. - Он велел бежать? - спросила Эля. - Думали, что это подстроили? - Да, тот парень думал, что меня хотели скомпрометировать. - Нет, - сказала Эля. - Если бы их, чтобы на митинг завтра не пришли, то возможно. Они сейчас сидят в отделении, пишут показания. Вот смешно! - Значит, я зря убегал? - Нет, не зря. А то бы вы тоже объяснения писали, а я бы тут сидела одна, в новом платье. - Платье у тебя красивое, - сказал Шубин. - Откуда здесь красивому быть? Это я еще в сентябре купила, подруга из Москвы привезла. А вам нравится? - Честное слово, нравится. Они выпили. Эля опрокинула рюмку резко, незаметно и привычно. В этом была неприятная для Шубина бравада. Или привычка? Он немного не допил, поставил рюмку. Эля с удовольствием принялась за салат. Потом сказала: - Нет, про вас они не знали. У нас здесь молодежь такая дикая, вы не представляете! Еще хорошо, что шапку не сняли. - Я кепку потерял. - Ой, и другой нет? - Другой нет. - Я вам завтра шапку лыжную принесу. У меня от мужа осталось. А то простудитесь. Она почти новая. Шубин налил водки. - За ваше здоровье, - сказала Эля. - Чтобы не простужались. И выпила так же, как первую. Она ела салат, потом вдруг отодвинула тарелку и сказала: - Не знали они про вас. Николайчик вышел, когда вы уже отошли. Он меня спросил, куда вы пошли, а я сказала, что не видела. Значит, они не знали. - Ну и отлично, - сказал Шубин. Оркестр грянул с тем остервенением, с которым умеют играть ресторанные оркестры. Разговор пришлось прекратить. Подошел Миша, небрежно поставил на стол две тарелки супа для командировочных и ушел. - Пошли потанцуем! - крикнула Эля на ухо Шубину. - А то не поговоришь. Они пошли танцевать. танцевали все, и Шубин подумал, что многие танцуют от невозможности поговорить иначе. От тесноты получался не танец, а некое коллективное покачивание. Эля запрокинула голову, откровенно глядя на Шубина. Он прижал ее к себе, и она была послушна. Они не говорили, да и не хотелось. Водка сразу затуманила голову, потому что Шубин был голоден. Но это ощущение было приятным. Эля положила голову на плечо Шубину, она была ниже его ростом. Он дотронулся губами до ее волос. Волосы пахли мылом. Когда они возвращались к столу, толпа танцующих рассосалась и Шубин увидел, что у стены, за длинным столом, уставленным бутылками шампанского и водки, сидит знакомый человек, похожий на породистого дога, и внимательно рассматривает Шубина. Шубин встретил его взгляд и, не узнав его еще, чуть поклонился, но человек не пошевелил головой, а продолжал смотреть, и тогда Шубин вспомнил: это же Гронский, директор химзавода. Он глядел на Шубина тяжелым пьяным взглядом, и, хоть до него было метров десять, ощущение было неприятным, как от физического прикосновения. За стол возвращались со своими пышнотелыми дамами соседи Гронского. Народ солидный, крепкий. Когда Шубин уже подходил к своему столику, он обернулся и увидел, что Гронский что-то говорит склонившемуся к нему молодому человеку с оттопыренными ушами. Молодой человек поднял голову, шаря глазами по залу, взгляд его отыскал Шубина. Молодой человек выпрямился и быстро пошел прочь. - Вы что увидели? - спросила Эля. - Там Гронский? - У них банкет сегодня, - сказал Эля. - Комиссия работала по расширению производства, из министерства. Провожают. Молодой человек с оттопыренными ушами прошел близко от их столика, старательно не глядя в сторону Шубина. - А это кто такой? - спросил Шубин. Эля кинула взгляд в спину молодого человека. - Референт, что ли... шестерка. Шубин сказал: - Давай еще выпьем. - Давайте, чтобы забыть о всех неприятностях. Оркестр снова загремел, и они снова танцевали. Шубин поцеловал Эля в висок, а она теснее прижалась к нему. Шубин почему-то казалось, что Гронский исподтишка наблюдает за ним, он поглядывал на него, но Гронский был занят разговором с соседом, похожим на Хрущева. Когда они вернулись после танца за стол, командировочные уже доели суп и Миша расставлял тарелки - с котлетами для командировочных и с подобными же котлетами, но украшенными зеленью, маринованными сливами и дольками лимона, для Эли с Шубиным. Один из командировочных вынул из кармана плоский калькулятор и принялся жать на кнопки. - Должно быть по четыре сорок с носа, - сказал он горбуну. - Ага, - горбун загадочно улыбнулся, а Шубин понял, что они уже точно рассчитали, сколько должны заплатить и готовятся к обману, обсчету, скандалу и жалобам. Симпатии Шубина были на стороне Миши, но, правда, не настолько, чтобы предупреждать его о намерениях клиентов. Молодой человек с оттопыренными ушами вернулся к столу Гронского и, склонившись, шептался с ним. Шубин решил, что если Гронский или молодой человек в ходе разговора посмотрит на него, значит, их разговор и уход шестерки как-то связан с ним. Но никто не Шубина не смотрел. И он сказал вслух: - Мания преследования. - Что? - Ничего, Эля, давай еще выпьем. Не пропадать же доброму напитку? Эля протянула под столом руку и дотронулась до колена Шубина. - Вы очень добрый, - сказала она. - Честное слово. - С чего ты так решила? - Я чувствую людей. Я как увидела вас утром, так вы мне понравились. Честное слово. Котлета была теплой. Мишино расположение не распространялось на качество пищи. Шубин смотрел на Элю. Она была удивительно хороша. Грубоватой, чуть восточной, чистой красотой лани. Конечно же, лани - даже это идиотское платье не может скрыть гибкости и крепости ее фигуры, о чем, с танца, помнили его пальцы. Оркестр, молчавший уже несколько минут, вдруг оживился, пианист вышел к микрофону и объявил: - По просьбе друзей Руслана Квирикадзе, отмечающих его день рождения, исполняется песня "Сулико". Песню "Сулико" оркестр умудрился исполнить в том же громовом ключе, как и прежние композиции. - Будете танцевать? - спросила Эля. - Давай доедим сначала, - сказал Шубин. Мимо проходил Миша, один из командировочных поймал его за рукав, и по движению его губ Шубин понял, что тот требует счет. Второй держал руку в кармане - Шубин знал, что там ждет своей минуты бесстрастный калькулятор. - Я рад что тебя встретил, - сказал Шубин, наклонившись к уху Эли. Она кивнула, прожевывая кусок котлеты. Прожевала и крикнула: - Я тоже! Просто счастлива. Спасибо. Оркестр застонал, завершая песню. Грузины с длинного стола громко хлопали в ладоши. Миша положил перед командировочными счет, и те впились взорами в итог. Миша обернулся к Шубину и спросил: - Что еще будем? Шубин отрицательно покачал головой. Он следил за командировочными. На лицах их было написано отвращение. Они вынули из карминов бумажники и принялись выкладывать деньги, потом искали мелочь. Значит, Миша обманул их чаяния - посчитал все правильно. Миша стоял рядом, делая вид, что его интересует лишь Шубин. Он спросил: - Как котлета, понравилась? - Очень вкусно, - сказала Эля. - Спасибо, Мишенька. Командировочные сложили деньги на скатерти, и горбун подвинул их к официанту. - Здесь точно? - спросил Миша, подчеркивая свой триумф. Командировочные не ответили. Грозно и шумно отодвинув стулья, они поднялись и пошли к выходу. - Ты тоже видела? - спросил Шубин. - Конечно, с самого начала. И Миша видел. - Да мне от кухни было видно, как они с калькулятором играют, - сказал Миша. - Я им на шестнадцать копеек меньше посчитал. Для страховки. Так ведь не сознались. Он сгреб деньги и, не считая сунул в боковой карман пиджака, как бы отделяя их этим от остальных, более благородных. - Кофе будем? - спросил Миша. Эля выжидательно посмотрела на Шубина. Он понимал, что ей не хочется уходить отсюда. - Несите, - сказал Шубин. Теперь они с Мишей были почти друзьями. - А вашей даме мороженое, хорошо? - спросил Миша. - Ну уж и даме! - сказала Эля. Ей было очень смешно. - Здесь, наверное, кофе никуда не годится, - сказал Шубин. - Синтетика, - сказала Эля. - Из бочки. - У меня растворимый есть. Хороший, настоящий. И кипятильник. - Где? - В номере. - Вы принесете, да? - Зачем? Пойдем ко мне, выпьем кофе. Потом я тебя провожу. - Ой, что вы! Уже скоро одиннадцать. Они не пропустят. - Мы ее попросим. - Да вы что! Здесь строго. - А им можно? - спросил Шубин, указывая на стол Гронского. - Им все можно. - Жалко, - сказал Шубин. - Я люблю справедливость. Эля положила пальцы на руку Шубина и погладила: - Не расстраивайтесь. Мы попробуем. Я тогда скажу Мише, что кофе не надо. Она не успела встать, как подошел Миша с мороженым. Пока Шубин расплачивался с ним, Эля быстро ела мороженное. Уголки губ стали белыми. - Я ужасно мороженое люблю, - призналась она. - Ты не спеши. Шубин посмотрел на стол Гронского. Человек, похожий на Хрущева, смеялся, тыча пальцем в сидевшую напротив статную даму. - Пошли, - сказала Эля. - Пошли, а то автобус ко мне перестанет ходить. Когда они вышли в холл, Эля сказала: - Вы по лестнице идите. И отвлекайте ее разговорами. Шубин пошел к лестнице. У стойки администраторши толпился народ - наверное, пришел поезд или самолет. Шестерка с оттопыренными ушами, перегнувшись через стойку, говорил по телефоне. - А ты? - Я на лифте выше поднимусь и потом вниз по лестнице. Так и сделали. Дежурная была занята беседой с кем-то из постояльцев, она кинула на Шубина равнодушный взгляд, тот миновал ее стол и пошел по коридору. Коридор был пуст. Он остановился у своей двери, достал ключ, повернул его. И увидел, что по коридору быстро идет Эля. Обошлось. Обошлось, черт возьми. И тут за спиной Эли в конце коридора возникла фигура дежурной. - Это ты куда? - грозно спросила она, и голос ее ядром пролетел по коридору. Эля пробежала еще несколько шагов и замерла, словно ждала следующего выстрела в спину. Шубин пошел навстречу ей. Дежурная спешила по коридору, переваливаясь, словно утка.Она догнала Элю и схватила ее за руку. Эля рванула руку, но остановилась. Шубин подошел к ним. - Это ко мне, - сказал он, стараясь произнести эти слова официальным тоном, но язык не послушался его. - Вижу, что к вам, - сказала дежурная. - Время одиннадцать, а к нему идут. Я же предупреждала. - Но мы же на минутку, - сказал Шубин. - Я книжку в номере оставила, - сказала Эля. - Вот и вынесет он твою книжку. - Ну что за безобразие! - не выдержал Шубин. - Почему я должен все время чего-то просить, чего-то нарушать, перед кем-то унижаться! Мне нужно, чтобы эта девушка зашла ко мне в номер. Она зайдет и выйдет совершенно целая. Голос Шубина, помимо его воли, повышался, в нем появились визгливые нотки. Эля втиснулась между ним и дежурной, уже готовой к большому скандалу, и заговорила быстро, тихо и напористо: - Вы не сердитесь, все тихо, все нормально. И Шубин вдруг увидел, как Эля сует в руку дежурной красную бумажку, и чуть было в справедливом гневе вырвал эту бумажку, но Эля и тут успела остановить его - будто понимала все,что в нем клокочет. Она отстранила его другой рукой, и он отступил на шаг. - Только чтобы быстро, - сказала дежурная. - Взяла книгу - и быстро. Поняла? Она и не смотрела больше на Шубина. Они были в номере. - А ты чего хотел? - спросила Эля. - Чтобы я не пришла? - Противно все это. - Я к тебе в номер не просилась. - Да я не о том... - Ты бы радовался, что обошлось. Она поцеловала его в щеку. - Разве в других местах не так? - В Швейцарии не так. - Но мы же не в Швейцарии. Нам и здесь хорошо. Шубин понял, что гнев его вымирает, и в самом деле - все хорошо. Они вдвоем. Дверь закрыта. За окном вокзальная площадь чужого города. Дежурная заработала свой червонец. И это даже к лучшему, потому что она куплена и не сунется. Мы не в Швейцарии. - Я тебе отдам десятку, - сказал Шубин. - Глупо, - сказала Эля. - Вы же за ужин платили. Больше. - Сравнила. Сколько я зарабатываю, сколько ты! - А я сегодня больше червонца заработала, пока вы там лекцию читали. - Ты не была? - Вы лучше кофе сделайте. Обещали ведь. Шубин достал банку с кофе и кипятильник. Эля взяла банку и стала рассматривать. - Я такого не видела, - сказала она. - С собой привезли? - С собой. Только у меня ничего сладкого нет. - Ну и не надо. - И выпить мы ничего не взяли. - С меня хватит. Я завтра работаю. Шубин налили в стакан воды, вложил в него кипятильник. Поставил на письменный стол. Эля стояла совсем рядом. Он ее волос пахло мылом. Шубин взял ее за плечи и притянул к себе. Поцелуй был таким долгим, что, когда Эля вдруг рванулась и воскликнула громким шепотом: "Стакан лопнет!" - Шубин не сразу сообразил, что вода в стакане закипела. - Ты хочешь кофе? - спросил от тоже шепотом, выключив кипятильник. - Не знаю, - сказала Эля и сама приблизилась к нему, подняв голову и отыскивая губами его губы. - Я запру дверь? - сказал Шубин. - Да. ...Эля лежала, уютно вписавшись в тело Шубина, голова мягко давила на выемку под плечом. - Я такая счастливая, - шептала она. - Очень счастливая. Ты не думай, я не навязываюсь. Я и не думала, что пойду к тебе. Ты, наверное, думаешь, что я со всеми такая - без мужа, шоферка. - Я так не думаю. - А у меня грудь красивая, да? - Очень красивая. - Я мороженое ела и боялась, что ты сейчас скажешь, что спать хочешь, а то мне уходить пора. - Я не хотел, чтобы ты уходила. Шубин поправил подушку, он любил, чтобы голова была высоко. Эля приподнялась, чтобы ему было сподручней это сделать. Он увидел светящееся небо за окном. Зеленоватое с синими и черными провалами. В здешнем небе была всегдашняя тревога. На улице заверещала сирена "скорой помощи". - Кипяток, наверное совсем остыл, - сказал Шубин. - Я сейчас согрею, - сказала Эля, но не двинулась. Шубин почувствовал, как она считает секунды, которые ей остались. Он прижал ее к себе теснее, и она принялась быстро и нежно целовать его руку. Такая сладкая и горькая нежность к этой женщине одолела Шубина, что сдавило в груди от неминуемого конца этой встречи. - Я думала, что ты на меня даже не посмотришь. - Глупо. Ты красивая и знаешь об этом. - У меня ноги не очень длинные. - Я не смотрел. Кто-то тронул дверь. Толкнул. Как будто человек, неверно шагавший по коридору, ударился о нее плечом. Так сначала Шубин и подумал, но потом раздался стук. Часть вторая. ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ - Ошиблись номером, - сказал Шубин шепотом. - Она не придет, - сказала Эля. - Она червонец взяла. Стук повторился. На этот раз он был громче и требовательнее. - Может, телеграмма? - спросила Эля. - Тебе из Москвы не могут телеграмму прислать? - Лежи, - сказал Шубин, поднимаясь. Коврик у кровати поехал, и Шубин с трудом удержал равновесие. В дверь ударили так, словно хотели ее сломать. - Погодите! - крикнул Шубин. - Сейчас открою. Босиком он подошел к двери. - Кто там? - спросил он. - Откройте, телеграмма, - послышался мужской голос. - Ну вот, - сказала Эля за спиной Шубина. - Я же говорила. Шубин оглянулся. Эля сидела на кровати, ее силуэт был черным на фоне светящегося неба. Что-то удерживало Шубина от того, чтобы открыть дверь. Может, голос был не нетелеграфный. - Откуда телеграмма? - спросил он. - Из Москвы, - ответили из-за двери. - Знаете что, - сказал Шубин, - я уже сплю. Суньте ее под дверь. Была пауза, и Шубину показалось, что за дверью шептались. - А расписаться? - спросил голос. - Завтра распишусь. - Нет, возьмите телеграмму и распишитесь. - Да открой, ты, - сказала Эля. - Может, что дома случилось? Шубин повернул ключ в двери и приоткрыл ее, протягивая руку, чтобы взять телеграмму. - Давайте, - сказал он. С той стороны дверь пихнули так, что Шубин, не ожидавший толчка, потерял равновесие и ударился спиной о вешалку. Дверь распахнулась. Яркий свет ударил в лицо из коридора. Тут же загорелась лампа в прихожей - поднимаясь, Шубин увидел, что перед ним стоит молодой человек с красной повязкой и лицом неандертальца, которому положено охранять вход в гостиницу. Он держит руку на выключателе. - Это что такое? - взъярился Шубин. Дежурный с красной повязкой шагнул вперед, но Шубин загородил путь в номер. - А ну, пропустите, - сказал неандерталец, - я при исполнении. Шубин ощутил такое взрыв злобы, что с силой оттолкнул дежурного, и тот, чтобы не упасть, вцепился сильными пальцами в майку Шубина. Майка с треском разорвалась. - Драться? - закричал неандерталец. - Мало ему разврата, он еще драться! И тут же, словно его подтолкнули в спину, в дверях появился молодой милиционер в мокрой шинели и мокрой фуражке. - А ну, бери его, - сказал дежурный. - И в отделение. Шубин отскочил в номер, но милиционер был резвее - он рванул за плечо и тут же заломил ему руку за спину. Пролетным, неверным взглядом Шубин успел увидеть Элю. Она стояла возле дивана, завернувшись в простыню. - Не смейте! - крикнула она, но не могла двинуться, потому что была как бы прикована к месту длинной простыней. Левой рукой Шубин цеплялся за вешалку, дверь в туалет, за свою куртку, но милиционер лишь сильнее давил на руку,уверенный, что Шубин подчинится, и было так больно, что Шубин вынужден был подчиниться. Он вылетел в коридор, и милиционер толкнул его к стене лицом. Дежурный тут же ударил его в бок. Милиционер сказал: - Ну, это лишнее. - Он на меня напал, - сказал неандерталец. - Приезжают тут хулиганить. - Я его не пускала, - услышал Шубин испуганный и потому визгливый голос дежурной по этажу. - Вижу, что пьяный, и не пускала. - Выходи, - сказал неандерталец, и Шубин понял, что это относится к Эля. Но повернуться не мог. - Я оденусь, - сказала Эля. - Умела блядовать, умей и ходить, в чем мать родила, - сказал неандерталец. - Слушай, - сказал милиционер. - Не тебе разбираться. Пускай оденется. - Тебя вызвали, ты исполняй. Дежурный подогревал себя, злился, был на грани истерики, как уголовник, нарывающийся на драку. - Отпустите, - сказал Шубин милиционеру. - Вы что, хотите меня в трусах тащить? - И потащим, сука, - сказал дежурный. - За избиение меня при исполнении потащим. При свидетелях. - Одевайтесь, - сказал милиционер. Хватка ослабла. Шубин выпрямился. Дежурная по этажу отошла подальше. Неандерталец стоял рядом и тяжело дышал, от него пахло чесноком. - Только без шуточек, - сказал милиционер, входя в номер следом за Шубиным. Эля уже была в платье, она надевала сапоги. Шубин увидел на кресле свои брюки. Там же валялась скомканная рубашка. Было стыдно, что чужие люди смотрят на его вещи. - Вы бы отвернулись, - сказал Шубин. - Здесь женщина. За окном взвизгнула еще одна "скорая помощь". Загудел паровоз. Гудок его коротко оборвался. - Блядь, а не женщина, - сказал дежурный. Милиционер сразу же сделал шаг к Шубину, отрезая его от дежурного. Эля сказал тихо и зло: - Ты у меня кровавыми слезами будешь плакать. - Не пугай. Шубин сказал: - Товарищ милиционер, вы свидетель оскорблениям, которым нас подвергают. - Одевайтесь, одевайтесь, - сказал милиционер, глядя в окно. - И я вас предупреждаю: завтра же я буду у вашего секретаря горкома. - Разберемся, - сказал милиционер. - То-то он тебя примет, - сказал неандерталец. - Оделись? - спросил милиционер. - Тогда следуйте за мной. В отделение. - Почему? Вы обязаны мне сказать, в чем вы меня обвиняете. - В нарушении режима гостиницы, - сказал милиционер. - Нет! - крикнул неандерталец. - В нападении и хулиганстве. - А вам не стыдно, товарищ сержант? - спросил Шубин. - Это вам, гражданин, должно быть стыдно, - ответил милиционер. У него было простоватое, почти мальчишеское курносое лицо. И видно было, что милиционеру не хочется ни во что вникать и мысли его далеко отсюда. - Пойдем, - сказала Эля. - Ты ми ничего не докажешь. Достали все-таки тебя. А я сначала не поверила. И только тут Шубин понял, что, вернее всего, Эля права. Его достали. Его старались достать у кафе, а в ресторане, увидев его, Гронский понял, что представляется замечательный шанс ликвидировать журналиста. - Я не пойду в отделение, - сказал Шубин. - Надо, - сказал милиционер. - На алкоголь проверим. Он взял со стола ключ от номера и подтолкнул Шубина к двери. Эля сама пошла вперед. - Документы не забыли? - спросил милиционер. Вопрос был задан буднично, и Шубин, стукнув ладонью по груди и убедившись, что бумажник на месте, также буднично ответил: - Не забыл. Милиционер сам запер дверь и протянул ключ дежурной. Она подбежала и взяла ключ. - Червонец отдай, - сказала Эля. - Что? Какой? - дежурная поспешила по коридору впереди, она раскачивалась, как утка, которая спешит спрятаться в камыши. Неандерталец шел за ней, ежесекундно оборачиваясь, словно боялся, что Шубин приблизится на опасное расстояние. Замыкал шествие милиционер. Они вышли на лестничную площадку. Там стоял смертельно пьяный парень в дубленке и волчьей шапке. Увидев Шубина, он невнятно, но громко и дружелюбно спросил: - Что передать на волю? И пьяно засмеялся. Снизу донесся громкий крик. Перешел в хрип, оборвался. - Я одеться должна, - сказала Эля милиционеру. - У меня пальто в ресторане. В гардеробе. Милиционер обдумывал эту информацию. Они спустились еще на один пролет. - Эй, - сказал милиционер, - охрана. Неандерталец обернулся. - Проводишь девушку одеться. - Так дойдет. - Проводишь, говорю. Мы тебя у машины подождем. Дежурный не ответил, он продолжал спускаться вниз. За последним пролетом открылся холл гостиницы. С первого взгляда Шубину показалось, что он видит иллюстрацию к сказке о спящей царевне. Там все спали. В желтом прозрачном тумане, заполнившим холл, спали на полу те люди, что недавно толпились у стойки в ожидании места, спала, положив голову на стол, администратор, спали те, кто коротал время в креслах. Спал официант у приоткрытой двери в ресторан. И было очень тихо. В этом сонном царстве была такая заколдованная странность, что милиционер тихо сказал: - Стоять! И все послушно остановились, кроме неандертальца, который продолжал спускаться по лестнице. Снизу поднимался тяжкий, неживой запах, который, хоть и был знаком, не разбудил бы в Шубине воспоминания, если бы не мерцание желтоватого тумана. И Шубин увидел: черная река... желтый туман по воде... кашель Наташи и слова Бруни о непредвиденных сочетаниях сбросов. Это узнавание мелькнуло и пропало, изгнанное невероятной действительностью. Шубин видел, как неандерталец вступил в прозрачно-желтоватую пелену тумана и движения его стали замедляться. Он схватился двумя руками за горло, повернулся обратно, к лестнице, но подняться больше чем на ступеньку не успел, а упал, ударился головой о нижнюю ступеньку и замер. Шубин схватил за руку Элю, которая кинулась было к дежурному. - Сказали же, стой! - крикнул он. И крик его был слишком громким для этого зала. Они стояли втроем на лестнице, и вокруг была страшная тишина, потому что ни из ресторана, ни с улицы не доносилось ни звука. После минутной оторопи вниз двинулся милиционер. Он сделал шаг. - Да нельзя же! - крикнул Шубин, и голос его странно раскатился по холлу, будто тот был гулким храмом. Желтое легкое марево чуть клубилось, мерцало, словно воздух в жаркий летний день над перегретой дорогой. Шубин физически почувствовал его жадное движение, он понял что это марево, - поглотившее тех людей, которые, казались спали, но по нелепым, неестественным позам было ясно, что они мертвы, - стремится к лестнице, чтобы дотянуться до живых людей, заставить его, и Элю, и милиционера упасть и утонуть в нем, как утонул дежурный с красной повязкой на рукаве. - Там люди, - сказал милиционер. Над верхней губой его проступили капельки пота. - Ты им не поможешь, - сказал Шубин. - А сам умрешь. - Умрешь? - тихо спросила Эля. - Как же так? - Не знаю. Но туда нельзя. Пошли наверх. Шубин почувствовал дурноту и жжение в горле. Может, это было самовнушение, может, и в самом деле марево испарялось, удушая все вокруг. Он потянул Элю за руку, а она вдруг жалобно сказала: - Но у меня пальто в гардеробе. Шубин начал подталкивать вверх милиционера и Элю, и они нехотя подчинились. - Они сознание потеряли, - говорил милиционер. - Надо "скорую" вызвать. Вытолкнув их за площадку на ступеньки, откуда не был виден холл, Шубин остановился и стал шарить по карманам - где сигареты? Все было нереально, нет, не сон, а нереальность, в которой он бодрствует. Один раз в жизни с Шубиным такое было: у самолета - старого, трижды списанного "вайкаунта", принадлежавшего небольшой частной компании, что делала дважды в неделю рейсы из Боготы в провинцию, загорелся в воздухе мотор. Шубин сидел в салоне, вокруг кричали, кто-то пытался встать - густой шлейф дыма несся за иллюминатором, самолет кренился, кружил, искал места сесть, а внизу были покрытые курчавым лесом горы. Шубин понимал, что все это не сон, а собственная смерть, но продолжал сидеть спокойно и старался, как бы помогая пилоту, сквозь разрывы в дымном шлейфе углядеть прогалину в лесу или плоскую долину для посадки. Самолет все же сел на кочковатом поле, всем набило синяков, потом пилоты выводили пассажиров, выталкивали их из самолета. Люди, не соображая, хватали свои вещи, чемоданы, сумки, а пилоты кричали и гнали их, чтобы они отошли от самолета... И уже издали Шубин увидел, как самолет взорвался, и с каким-то странным удовлетворением понял, что он-то успел взять свой чемодан. Сверху по лестнице спускался, покачиваясь, парень в дубленке. - Затормозились? - спросил он. - Хочешь, я тебя освобожу? Шубин не понял его, он забыл, что только что был арестован, потому что между той сценой в номере и виденным в вестибюле была непроницаемая вековая граница. - Что? - спросил Шубин. Милиционер сказал: - Туда нельзя. - Ну и дела, - сказал парень в дубленке. - Свободная страна, свободный город. Кого хотят, того хватают. Он оттолкнул милиционера, и милиционер отступил, потому что не ощущал себя сейчас милиционером. - Погоди, - сказал Шубин. - Там опасно. Какой-то газ. - Газ так газ. Парень был силен и по-пьяному размашист. Эля зашлась в кашле. Шубин сказал парню: - Как хочешь, только поздно будет. - Да нельзя же, нельзя! Там все мертвые лежат! - закричала Эля и снова закашлялась. - Какие такие мертвые? - парень отрезвел. Ему не ответили. Шубин поддерживал Элю, которой стало плохо, ее начало рвать. Она старалась сдерживаться, но Шубин подвел ее к урне, что, к счастью, стояла на лестничной площадке. Парень прошел на площадку и загляну вниз. И остановился. Потом выругался, запахнул дубленку и побежал наверх. Шубин поддерживал обмякшую Элю, ему стало страшно, что она отравилась. - Ты как? - спросил он. - Это от волнения. Сейчас пройдет. Словно старался уговорить ее, что это не имеет отношения к желтому мареву, к тому что они увидели. - Мне лучше, - сказала Эля. - Ты извини. - Тебе надо наверх, в номер, тебе надо лечь, - сказал Шубин. - Да, конечно, - Эля сразу согласилась. - Где ключ от моего номера? - спросил Шубин. - Ключ? Я его дежурной отдал, - сказал милиционер. - Пошли наверх, - сказал Шубин. - Надо позвонить. - Точно, - милиционер вдруг улыбнулся с облегчение. Словно получил толчок, вернувший его к реальности. И он первым побежал наверх. Шубин достал платок, и Эля вытерла рот. Когда они поднялись вслед за милиционером наверх, то поспели как раз к тому моменту, когда дежурная по этажу привстала от удивления, увидев, что милиционер возвращается один. Она спросила: - А что? Что еще? Я денег не брала. - Ключ от номера. Быстро! - сказал Шубин. Дежурная стала копаться в ящике с ключами. - А что? Случилось что, да? - Внизу несчастье. Авария, - сказал Шубин. - Вниз на спускайтесь. И никому не разрешайте. Стойте на лестнице и никого не пускайте. - Убили кого, да? Кого убили? Милиционер увидел телефон на ее столе. - Помолчите, - сказал он. Он набрал три номера, ударил по рычагу. - Через восьмерку, - сказала дежурная. - Город через восьмерку. - Раньше бы сказали. Милиционер набрал номер и стал ждать. Шубин взял ключ. Он сказал милиционеру: - Я отведу Элю в номер. Двести тридцать два. Я вернусь. Милиционер кивнул и стал снова набирать номер. Дежурная стояла возле. - Не отвечают, - сказал милиционер. - Тогда пошли ко мне, позвоним от меня. Может, телефон неисправен. Они втроем побежали по коридору. В номере горел свет. Его забыли выключить. Милиционер прошел к столу, отодвинул банку с бразильским кофе и начал набирать. - Через восьмерку, - напомнил Шубин. - Он подошел к окну и откинул ШТОРУ. Почему-то раньше это не пришло в голову. Ведь в этом ответ на все вопросы - случилось ли это только в гостинице или и на улице. Окно было как бы большим экраном, отделяющим Шубина от того, что он увидел. На площади перед вокзалом по прежнему горели фонари. Их желтый свет как бы рождал ответное желтое мерцание, поднимающееся от земли. Снег потерял свою ночную голубизну. Это был стоп-кадр. Площадь была неподвижна. Человеческие фигурки были разбросаны по площади, будто их, куколок, высыпали с большой высоты. Они были везде. Совсем маленькие, кучками, темными пятнами - возле вокзала и на троллейбусной остановке. Реже на самой площади, между редких машин и у киосков. Совсем мало - справа, на тротуаре, возле темных магазинов. Еще были машины. Одна из них на скорости налетела на столб, и тот вошел в радиатор, как бы обнятый им. Дверца в машине распахнулась, и водитель до половины выпал головой на мостовую. Шубин хотел обернуться и сказать, чтобы другие тоже подошли и смотрели, но тут он увидел, как на площадь въезжает высокий "Икарус". Желтое мерцание поглотило его колеса и заклубилось впереди. Видно, водитель понял, что впереди неладно. Автобус резко затормозил. Открылась дверь. Шубин стал рвать на себя окно, забыв повернуть задвижку, - он хотел предупредить водителя. Тот показался в дверях. Огляделся, спрыгнул на мостовую и уже подошвы так и не успели коснуться асфальта - он согнулся и упал головой вперед. Дернулся, будто хотел отползти... и замер. - Нельзя! - кричала Эля, и Шубин только сейчас услышал ее крик. Она повисла на его руке, отрывала ее от окна, чтобы он его не открыл. - Ты смотри! - пытался объяснить ей Шубин. - Я все понимаю, я все видела... ты не поможешь - они же не слышат! Милиционер, не выпуская трубки из руки, тоже смотрел на автобус. Пассажиров в нем было немного. Человека три. Первый из них появился в открытых дверях сразу за водителем и задержался на верхней ступеньке, глядя вниз. Он смотрел на водителя и, видно, что-то говорил. Потом повернулся внутрь автобуса - к нему подошел второй пассажир. Затем пассажир начал спускаться вниз. Но медленно, осматриваясь. Шубину было видно, как ноги его утонули в желтом мерцании, взметнувшемся облачком навстречу. Пассажир, испугавшись, хотел подняться обратно в автобус, но вдруг ноги его подломились, словно он хотел усесться на ступеньку, и, нырнув половой вниз, он упал на водителя. Шубину наконец удалось открыть окно. - Назад! - закричал он отчаянно. - Не выходите! Неизвестно, услышал ли второй пассажир крик или сам догадался, что выходить нельзя, но он обернулся к женщине, последней пассажирке, что собиралась выйти через заднюю дверь. Та остановилась, оглянулась. Отмахнулась от его слов и - через несколько секунд уже лежала на мокром снегу у задней двери. Остался последний пассажир. Он отошел от двери, видно было, как он прижался лицом к стеклу, стараясь разглядеть, что там, на площади. Эля закрыла окно. Милиционер сказал, показывая трубку Шубину: - Не отвечают. - Милиция одноэтажная? - спросил Шубин. - Дежурная часть на первом этаже. - А второй этаж есть? - Второй этаж? Зачем? - Если газ добрался до первого этажа, то на втором могут остаться люди! - Но там сейчас нет никого. Ночь. - Тогда звоните в городское управление. Звоните в горком! В "Скорую помощь"! Неужели непонятно! - А я не знаю, - сказал милиционер жалобно. - Я наш телефон знаю, а других не знаю. - Хорошо, - сказал Шубин. - Пошли к дежурной. У нее справочник может быть. Эля, милая, не выходи, хорошо? Я скоро вернусь. - Ты куда, Юра? - Надо узнать телефоны. - А я? - Ты тоже звони. Звони Николайчику. Кого знаешь - звони. Надо, чтобы принимали меры. - А что случилось? Это газ? - Откуда я знаю? Мы же с тобой вместе были. - Мне нужно домой, - Эля остановила его. Милиционер стоял в дверях, ждал. Он признал главенство Шубина и его право распоряжаться. - Зачем те е домой? Жить надоело? - Митька дома. - Ты на каком этаже живешь? - На четвертом. - И пускай спит. Он с кем? - С мамой. - Тогда позвони маме и скажи, чтобы заперлись и никуда не выходили. И пусть посмотрит в окно - есть ли желтый туман. Только ты ей лишнего не говори, не пугай, понимаешь, только не пугай. Эля покорно слушала, кивала, словно старалась запомнить, а потом сказала: - У нас телефона нет. - Звони соседке. - У нас в доме нет телефонов. - Звони Николайчику домой. У него-то есть? - У него есть. Шубин с милиционером вышли в коридор. Из-за соседней двери доносилась музыка. Слышны были громкие голоса. - Надо будет поставить кого-то на лестнице, - сказал Шубин. - Чтобы не пускал жильцов вниз. - Они на лифте могут спуститься, - сказал милиционер. - Посмотрим. Дежурной по этажу на месте не было. Вместо нее они увидели человека с чемоданом. Это был один из командиров