ло много народу. Некоторые принесли одеяла и кутались в них, сидя на чемоданах, другие стояли или ходили, вглядываясь вдаль, смотрели в небо откуда должно было прийти спасение. Говорили тихо. - Старик, - вдруг вспомнил Шубин, - старик там сидит. - Где? - не поняла Эля. Но дежурная по этажу поняла. Она стояла рядом, закутанная в одеяло, которое капюшоном свисало на глаза. - Помер старичок, вы ушли, а он помер, - сказала она. - Я точно знаю. - Почему вы знаете? - Потому что он со стула упал. Я слышу, со стула упал, а он помер. Инфаркт, наверно. - Не надо, не ходи туда, - сказала Эля. - Он все равно умер. - Все помрем, грехи наши, - сказала дежурная. - Никто живой не останется. Шубин подумал - чего-то не хватает, чего-то ожидаемого. И понял: молчит колокол в церкви. - Возьми куртку, - сказала Эля. - Не надо, мне не холодно. - Возьми, у меня одело есть. - Вернусь, тогда возьму. - Ты куда? Тот старик умер. Я сама видела. Шубин увидел Гронского. Он стоял у края крыши, за ним шестерка Плотников. И две толстые женщины. Они были одеты - значит, было время одеться.Шубин понял, что он давно уже не видел Гронского. И он не обгонял их, когда несли Спиридонова. Значит, он поднялся сюда раньше. Гронский стоял, приложив к ондатровой шапке руку в перчатке, и смотрел вдаль, как моряк, ожидающий встречи с землей. Шубин хотел было сказать ему, что Спиридонов умер, но потом передумал: если сам не спрашивает, значит, забыл о начальнике. Вспомнит. Подул ветер. Это хорошо. ветер нужен. Зачем? Голова работает с трудом. Ветер нужен, объяснил он себе терпеливо, чтобы разогнать газ, и тогда мы все выйдем из гостиницы. Газ улетит, и мы выйдем. Если, конечно, огонь не отрежет нам путь. - Коля, - позвал он. - Пошли вниз. - Пошли, - сказал Коля, святой человек. - Зачем? - Посмотрим, где огонь. И можно ли выйти из гостиницы. - Я с вами пойду, - сказал Руслан. - Здесь холодно. - А выйти нельзя, - сообщил милиционер, спускаясь за Шубиным по лестнице. - Там газ. Было темно, приходилось идти, придерживаясь за стену. - Ветер, - сказал Шубин. - Если станет сильнее, он разгонит газ. - Ветер есть, - сказал Руслан. - Еще какой! Спиридонов лежал на площадке, и Шубин, проходя, не удержался - поднял его уже похолодевшую тяжелую руку и постарался нащупать пульс. Руслан и Коля молчали, ждали. - Пошли, - сказал Шубин. Но они смогли добраться только до третьего этажа. Там уже был такой дым, что не выйдешь даже в холл. снизу доносился громкий треск - огонь пожирал нижние этажи. Шубина охватил ужас от ненадежности существования, от того, что огонь пытается выгрызть низ гостиницы и скоро, очень скоро он подточит ее, и крыша со всеми людьми, и Эля, и он - все рухнут в оранжевое пламя. Шубин даже забыл, что хотел найти старика Володиевского. - Плохие дела, - сказал Руслан. - Поднимемся на четвертый, - сказал Шубин. Там они подошли к окну, что выходило на площадь. Луна спряталась, и стало куда темнее. И небо светилось меньше. Площадь порой скрывалась за клубами дыма, что рвались снизу. Клубы мешали смотреть. - Что хотите? - спросил Коля. - Хочу понять, есть ли ветер на площади. Он вглядывался в прорывы в дыму, стараясь угадать, в каком состоянии газ. Ему казалось, что желтая мгла завивается смерчиками... нет, наверное, он так хочет это увидеть, что видит. - Погляди, - сказал он Коле. Милиционер и Руслан прижались к стеку. - Поехала, сказал Руслан. - Точно говорю, поехала. - Кажется, гонит, - сказал Коля. - Только не знаю, хорошо это или плохо. - Почему? - спросил Руслан. - А потому, - рассудительно произнес милиционер, - что ее может нагнать еще больше, чем раньше. Ты думаешь, что ее отгонит, а ее может пригнать. Это была здравая, хоть и грустная мысль. Дым валил все сильнее, и площадь появлялась лишь в редких просветах. - Пошли наверх, - сказал Шубин. - Все ясно. На крыше мало что изменилось - лишь возросло напряжение. Многие столпились у края, заглядывая вниз, показывали пальцами. Шубин понял, что надежда на то, что ветер, который не спадал, отгонит газ, овладела всеми. Эля подбежала к Шубину. - Разгоняет, - сказала она. - Ты знаешь? - Хорошо бы скорее, - сказал Шубин. - Горит уже третий этаж. - Не может быть, - прошептала Эля. Она сразу все поняла. Высокий столб дыма поднялся над крышей, порывом ветра его бросило на людей, кто-то закашлялся. Испуганно вскрикнула женщина. Поднимавшийся ветер подавал надежду на спасение. Черный дым напомнил об опасности. Шубин смотрел вдал, к реке, к заводу. Зарево пожара на текстильной фабрике достигло реки, и Шубин мог поклясться, что видит не ровную желтую гладь, а клубы тумана, гонимого ветром. - Надо спускаться, - сказал кто-то. Гронский пошел к выходу с крыши. Шубина он обошел, словно не заметил. За ним потянулась толстая Вера с приятельницей. Сзади шагал шестерка Плотников. - Вы хотите спускаться? - спросил Шубин. - Я там только что был. Горит уже третий этаж. Вы не пройдете. - Не поднимайте паники, - брезгливо сказал Гронский. - Мы намочим полотенца и пробежим. - Вы забыли, что воды нет? - Притворяется он, что ли? Или обезумел? - Как так нет воды? - Гронский подобрал брыли и нахмурился. Шубин понял, что Гронский на крыше давно, он сюда поднялся еще до пожара, чтобы первым увидеть спасательные вертолеты. - Воды нет давно, - сказал Шубин, понимая, что его слушают несколько десятков человек, готовых ринуться за спасителем - Гронским. - Вы сгорите. Это не лучшая смерть. - Не может быть, - сказал Гронский, забыв следить за своим голосом. Оказалось, что в действительности он у него куда выше, чем полагают окружающие. - Три этажа уже сгорели, - сказал весело Руслан. - А вы, гражданин, пока мы пожар тушили, по крыше гуляли, да? Самое интересное пропустили. Ничего, скоро крыша внутрь упадет - как фанерка в печку. - Пускай он замолчит! - закричала толстая Вер, кутаясь в норковую шубу. - Запрети ему говорить. - Он совершенно прав, - сказал Шубин. - Но мы еще не погибли. Есть еще время спастись. Вокруг поднялся гомон, трудно было всех перекричать. Надо было успокоить людей. Как? Только не паника! - Тише! Тише! - закричал шестерка Плотников. - Не мешайте товарищу Шубину! - Опасности нет! Мы все спасемся. Если вы будете молчать и слушать меня. Когда Шубин начинал фразу, он еще не знал, чем ее закончит. И в середине фразы до примитивности простая мысли пришла в голову. И в самом деле был шанс. - Да тише вы! - закричал Гронский. Породистое, собачье величие его лица превратилось в оскал - словно лицо потеряло все мясо. - Успокойтесь, - сказал Шубин негромко, хотя хотелось кричать. - Мы можем спастись только в случае абсолютной дисциплины. Полного самообладания. Потому что путь, который я предлагаю, сложный. Если начнется давка - погибнут все. Он говорил, и вокруг уже было тихо. Так, что слышен был треск пожара внизу. - Мы забыли, что есть пожарная лестница, - сказал Шубин. - Вон она, справа. Все смотрели туда. Там, словно передок саней, загибались на крышу поручни пожарной лестницы. И тут же кто-то побежал к лестнице. - Сейчас еще спускаться нельзя, - сказал Шубин. - Потому что внизу газ. Если кто хочет погибнуть, пускай пробует. Человек, что побежал к лестнице, остановился в двух шагах от нее. - Придется немного потерпеть, - сказал Шубин. Он подошел к краю крыши и заглянул вниз. Раньше он всегда боялся высоты, а сейчас страх прошел, но Шубин даже не заметил этого. Сначала он увидел не лестницу, а языки пламени почти бездымного, яркого, что вырывались на втором этаже из окна, которое было рядом с лестницей. Между вторым и третьим этажами лестница была забита досками - так часто делают, чтобы злоумышленники не забрались по ней в комнаты. - Там доски. Их надо оторвать, - сказал Шубин, понимая, что долго рассматривать лестницу нельзя. - Сначала спустится... Руслан. Он их оторвет. Ты сможешь? - Почему не смогу? - сказал Руслан. - А почему не я? - вдруг выкрикнул шестерка. Уши его вылезали из-под шапки под прямым углом. - Потому что там пожар. Посмотрите вниз, - сказал Шубин. - Руслану я верю. Он в пожаре был, а вам я не верю, вы только погубите все дело и сами погибнете. Гронский подошел к краю крыши, присел на корточки и что-то достал из кармана. К изумлению Шубина, это был электрический фонарь. Луч его скользнул вниз, по ступенькам лестницы, до досок. - Все правильно, - сказал он. - Товарищ Шубин прав. Если я скину его с крыши, подумал Шубин, на том свете меня оправдают. Как нужен был фонарь раньше!.. Впрочем, что бы от этого изменилось? Пускай живет... Эти мысли неслись как-то стороной и не помешали Шубину спросить Элю: - Ты графин где оставила? - Я его с собой взяла, - сказал Эля. - Я подумала, что вдруг тебе пить захочется. - Дай шарф, - сказал Шубин. Никто не двинулся. И тогда Шубин мстительно избрал Гронского, подошел к нему и рванул шарф на себя. Голова Гронского мотнулась, он еле успел подхватить очки. - Это что? Это что такое? - жалобно крикнул он. - Эля, - сказал Шубин, не глядя на него, - намочи шарф и дай Руслану. Пускай обмотает лицо. - Меня огонь не возьмет, - сказал Руслан. - Там может газ быть, - сказал Шубин. Руслан быстро спустился до верхнего края досок. На секунду его скрыло дымом. Эля потянула Шубина за руку, чтобы не стоял близко к краю. - Сверзишься, ты же усталый, - сказала она, словно извиняясь.Она понимала, что Шубину надо смотреть вниз, но все равно боялась. Шубин послушно присел за низкий парапет. Руслан начал бить каблуком по концам досок, прикрепленных вертикально к лестнице. Ему пришлось спуститься пониже, чтобы удар получался сильнее. Огонь вырывался из окна на втором этаже, но пока до Руслана достигал только дым. Доски не поддавались. - Сильнее! - крикнул сверху Гронский. - Не бойся! Руслан не откликнулся. Он спустился еще ниже, стал пробовать концы досок руками. Затем, ловко держась за перекладины лишь носками ботинок, опустился за доски, так что лишь его голова поднималась над их концами. Шубин догадался, в чем дело: доски были не прибиты - их прикрутили к стойкам проволокой. Шубину было холодно. Он насквозь продрог под морозным ветром. Только бы вытерпеть... Ведь не худшее испытание., Вцепившись одной рукой в стойку лестницы, Руслан отматывал ржавую проволоку. Гронский стал ходить по краю крыши, выказывая нетерпение. шубин старался понять, что же происходит с желтой мглой. Ему казалось, что ветер выдул ее с той стороны здания. Но надолго ли? - Я помогу ему, - сказал шестерка Плотников и перегнулся через край, чтобы тоже спускаться. Ему не терпелось скорее на землю, Гронский понял это, схватил за рукав,зарычал не шестерку, и обе дамы, что паслись возле Гронского, заверещали. Шестерка, напуганный, отступил. Снизу донесся крик. Шубин посмотрел туда. И изумился. За те несколько секунд, что он отвлекся, огонь прорвался в комнаты третьего этажа, и язык пламени, будто разумное существо, высунулся из окна и как-то лениво, любопытствуя, потянулся к Руслану. Руслан, не заметивший этого нападения, обжегся, подтянулся и, перебирая руками, поднялся выше. - Не трусь! - крикнул Гронский, который внимательно наблюдал за тем, что происходит внизу. - На тебя надеются женщины и дети. - Смелее? - озлился Руслан. - Смелее сам сюда лезь, ара? Язык пламени облизал доски, почернив их, и спрятался в доме, выпустив вместо себя черный удушающий клуб дыма. Руслан со злостью ударил по доске. проволока уже была ослаблена, доска с хрустом оторвалась верхним концом от лестницы и закачалась под прямым углом к зданию. - Молодец! - закричал Гронский. - Действую! Кто-то из зрителей, сбежавшихся к краю крыши, захлопал в ладоши. Руслан снова полез было вниз, но тут же ему пришлось ретироваться - лестница стала дорожкой между языками пламени, такими горячими, что жар достигал Шубина. каково же там Руслану! Эля наклонила графин. Струйка воды, светясь, пролетела мимо Руслана. - Ну, это уж никуда не годится! - возмутился Гронский. Шубин так и не понял - необдуманным поступком Эли или поведением Руслана. Руслан держался из последних сил, на одном упрямстве. Он не мог вернуться с пустыми руками. Интересно, есть ли в грузинском языке слово для этого состояния? У испанцев его называют "мализмо". Руслан снова сражался с досками. Вторая доска оторвалась. Язычок огня пробежал по плечу Руслана. - Возвращайся! - закричал Шубин. - Скорее! - Ну почему же? - сказала Вера. - Ему только мешаете! Ведь немного осталось. Она не понимала, как больно Руслану. - Наверх! - закричал Шубин. - Я приказываю тебе. - Жалко, - махнул рукой Гронский, не споря, впрочем, с Шубиным. - Совсем немного осталось. Одна из оторванных досок, что покачивалась у окна занялась. Огонь лизал ее сбоку и был упорен. На четвертом этаже со звоном вылетело стекло, и оттуда вырвался сноп искр. Руслан поднялся на крышу. Он был чуть живой. Сразу несколько рук протянулись к нему, вытаскивая на крышу. Руслан жестоко обжегся, но сам этого еще не чувствовал. - Можно спуститься, - сказал он. - Честное слово. И газа нет. Я смотрел. - Нужна очередность! - Гронский взял на себя руководство спуском. Шубину было все равно.Люди жались ближе к лестнице. Некоторые так и не выпустили чемоданов. - Сначала женщины, - сказал Гронский. - И дети. Детей, к счастью, не было. Среди женщин возникла заминка. - Сначала пойду я, - сказал Шубин. - Надо оторвать остальные доски. - Возьмите себя в руки, - сказал Гронский. - Не отталкивайте от лодки слабых. Сначала пойдут женщины. - Идиот, разве ты не видишь, что доски горят! Как твои женщины пройдут? - Не спорь, Юра, - сказал милиционер. - Такая уж моя работа. Я пойду. Спущусь и буду принимать людей. - Давай, - сказал Шубин. - Спасибо тебе за все... Смотри, чтобы газа не было. - Увидим, - сказал Коля. - Ты не дрейфь. Он застегнул шинель, подтянул пояс, надвинул грязную фуражку на самые уши. Гронский замолчал, не вмешивался. Милиционер спускался быстро. И все у него получилось ладно. Видно, проволока перегорела. Ему удалось сразу сбить оставшиеся доски. На несколько секунд его окутал дым, потом он возни уже внизу. Коля стоял на последней ступеньке, которая не доставала до земли метра полтора, и внимательно смотрел вниз. Ему было страшно. - Давай! - крикнул Гронский. - Не робей! Подчиняясь этому голосу, милиционер оттолкнулся от лестницы и упал в снег. Сразу встал. поднял голову. - Порядок! - крикнул он. Крик его донесся слабо, потому что с новой силой взвыл огонь. - А теперь женщины, - сказал Гронский. - Верочка, иди сюда. Только тут шубин догадался, что эта матрона в норковой шубе - его жена. - Нет! - закричала вдруг Верочка. - Ни за что! Я лучше умру! Гронский тащил ее к краю крыши, ругал, она отбивалась. - Пойдешь? - спросил Шубин Элю. - Потом, - сказала она. - Пускай они идут. Из двери, через которую они выходили на крышу, вырвался дым. Шубину не хотелось подходить к Гронским, но он понимал, что придется. время идет. В этот момент какая-то маленькая женщина в нейлоновой шубке кинулась к лестнице и начала спускаться. Шубин испугался за нее. Эта шубка может вспыхнуть как спичка. Он закричал: - Снимите шубу! Вы слышите, снимите шубу! Бросьте ее вниз! Женщина не слышала или не хотела слышать криков Шубина. Многие догадались, в чем дело, и тоже начали кричать: - Сбрось шубу! Запрокинув лицо, кричал милиционер: - Сбрось шубу! - Мать ее! - закричал Руслан, который только что сидел рядом с Шубиным и, тихонько воя, пытался унять боль в обожженных руках. Он перемахнул через бортик крыши и начал спускаться, чтобы догнать женщину раньше, чем она достигнет полосы огня. Он тоже кричал. Все кричали. Только женщина не слышала. может, она ценила шубу и боялась с ней расстаться, а может, полагала, что именно она ее защитит. Женщина благополучно миновала третий этаж,и язык пламени догнал ее, когда она была уже у второго. Вместо того, чтобы скорее спускаться вниз, женщина вдруг остановилась, и отпустив одну руку, стала сбивать с себя пламя, которое окутало ее легким искристым шаром. Руслан, почти догнавший ее, принял отчаянное решение. Он прыгнул вниз, схватив в этом прыжки женщину и оторвав ее от лестницы. Коля подставил был руки, чтобы их удержать, но они упали рядом с ним. Женщина начала пронзительно и заунывно кричать. Руслан с трудом поднялся и тут же упал - нога у него подкосилась. Видно, сломал. Коля сначала потянул в сторону визжавшую женщину, затем помог отползти Руслану. Люди стояли у лестницы, ждали чего-то. Гронский все еще уговаривал жену: - Я буду тебя поддерживать, я тебя не отпущу. - Нет! - кричала она. - Ты же сказал, что нас спасут. Мы будем ждать, что нас спасут... И тут - будто мольбы Верочки донеслись до небес - над ними появился вертолет. За шумом пожара и криками они его не услышали - только когда луч его прожектора упал на крышу, все поняли, что с неба пришло спасение. Это был большой военный вертолет. Он был темнее неба. Зависнув надо самой крышей, он казался огромным, как дирижабль. В брюхе вертолета образовался квадрат света. Все, кто был на крыше, потянулись к свету, поднимая руки... Наступила тишина. И тогда стал слышен клекот вертолетного мотора. По веревочному трапу, мягко упавшему на кровлю, ловко спустился офицер в комбинезоне. - Спокойной, - сказал он, спрыгивая на крышу. - Без паники, товарищи. - Я Гронский, директор химзавода. - Почему-то он первым оказался возле офицера. - Я вас слушаю, - офицер оглядывал толпу, жмущуюся к нему. Он выглядел усталым, и Шубин догадался, что для него это не первая подобная миссия. - Мне необходимо в штаб, - сказал Гронский. - Он организован? - Да, - сказал офицер. - Давайте сначала возьмем женщин. - Разумеется, - сказал Гронский. - Верочка, скорее, тебя же ждут. Верочка закричала снова, что она упадет. Сквозь ее крик прорвался резкий голос Гронского: - Товарищ капитан, неужели вы не можете опустить машину ниже? Вы же видите, в каком состоянии женщины. Люди толпились вокруг трапа, многие держались за него руками, будто боялись, что вертолет улетит. - Да не толпитесь! - закричал офицер. - Чем спокойнее вы будете себя вести, тем быстрее мы вас всех погрузим. Гронский уже поднимался по трапу, буквально волоча за ворот шубы свою жену. Офицер удерживал трап снизу, Верочка кричала, из люка высунулся солдат, чтобы принять первых беженцев. - Шестьдесят восемь человек, - сказал Шубин. - Ты всех пересчитал? - удивилась Эля. - Я хорошо учился в школе. Ты будешь пробиваться туда? За раз ему всех не взять. - Нет, я с тобой, - сказала Эля. - Тогда у меня есть предложение, - сказал Шубин. - Пошли скорее, - сказала Эля, - пока можно спуститься. Шубин опустил капюшон аляски и затянул молнию, чтобы спрятать Элины волосы. Он тронул кончик ее носа. Эля улыбнулась. Шубин спускался по лестнице первым. Эля за ним. Шубин думал, что страхует ее, а Эля спускалась так, чтобы успеть протянуть руку, если Шубин будет падать. Пламя хваталось за лестницу. Было очень жарко. - Терпи! - крикнул Шубин, но Эля не услышала. Шубину казалось, что залез в духовку. Вспыхнули волосы - он догадался, что вспыхнули волосы, потому что стало больно голове. На какое-то время ему стало так жарко и так горяч был воздух, которым приходилось дышать,что он потерял Элю из виду. Неизвестно, смогли бы они прорваться, если бы порыв ветра не рванул с такой силой, что пламя отлетело от лестницы... Потом была последняя ступенька, он упал, но Коля был там, он все еще стоял у лестницы. Он подхватил Шубина, потом Элю. - У тебя голова обгорела, - это были первые слова Эли. - Лучше расти будут, - сказал Коля, - Как в лесу. Шубин провел рукой по голове. В ушах страшно гудело. Волосы были короткие, неровные, ежиком. - Больно, - сказал он. - Пройдет, - сказала Эля. - У мамы мазь есть от ожогов. Из трав. И сказав "мама", Эля мысленно перенеслась к себе домой. Шубин как бы потускнел в ее глазах - она заторопилась... - Мне надо, - сказала она. - Мне надо, Юрочка, ты не сердись. - До свидания. - Погоди, - сказал Коля, - сейчас по городу опасно ходить. Кто знает, где этот газ затаился. - Коля прав, - сказал Шубин. - Погоди, отдышусь, пойдем вместе. Эля затихла. Шубин так и не спросил, не обожглась ли она. Рукав аляски оплавился - из него торчала обгоревшая подкладка. Руслан лежал на снегу и выл сквозь зубы. - Потерпи, - сказал Шубин, - мы "скорую" вызовем. - Найдешь здесь "скорую", - зло сказал Руслан. - У меня нога сломана, понимаешь? - Вы идите, - сказал Коля. - Я знаю, что у Эли ребенок дома, я знаю. А я не уйду, я помощь найду. - Увидимся, - сказал Шубин, пожимая руку Коле. - Обязательно увидимся, - сказал Коля и широко улыбнулся, как будто все плохое в его жизни уже кончилось. - Если вы меня, конечно, узнаете. Шубин поглядел наверх. Вертолет все еще висел над крышей, и на той части трапа, что была видна снизу, висели люди. Они очень медленно поднимались вверх. Порывы ветра раскачивали трап и заставляли людей замирать, вцепившись в перекладины. Вдруг вертолет загудел сильнее,перекрывая шум пожара, и резко пошел вверх. - Смотри, что делает, гад! - воскликнул Руслан, который тоже смотрел на вертолет. И только в следующее мгновение Шубин понял, что произошло. В том месте, где за секунду до того был вертолет, возник клуб дымного пламени. Раздался зловещий утробный грохот, поглотивший все оставшиеся звуки. Крыша провалилась внутрь. Вертолет уходил в сторону, быстро снижаясь, и люди, висевшие на раскачивающейся лесенке, казались тлями. Шубин понял, что пилот хочет как можно быстрее спуститься на вокзальной площади, чтобы спасти людей. И тут он увидел, как один из них сорвался и черной кляксой, растопырив руки, полетел вниз... Что было дальше, Шубин не видел. Вертолет скрылся из глаз. Руслан зло кричал по-грузински. Шубин не знал, видела ли это Эля - она склонилась над плачущей женщиной в обгоревшей шубе. Но оказалось, что Эля все видела. Потому что она сказала подошедшему к ней Шубину: - Ты умный, что повел меня по лестнице. А то бы мы точно погибли. Мы бы последними поднимались, правда? Они оттащили подальше от здания Руслана и ту женщину, потому что стало жарко. Казалось, что гостиница ярко освещена изнутри - в окнах горел желтый и оранжевый свет. Теперь, когда наступала реакция на эту, так еще и не кончившуюся ночь - была половина пятого, еще далеко до рассвета, - Шубину стало смертельно холодно. Эля сказала: - Тут не далеко, если ты со мной пойдешь. - Конечно, пойду, - сказал Шубин, который понимал, как страшно ей одной возвращаться домой. - Но ты не дойдешь, - сказала она. - Ты по дороге околеешь. - А мы побежим с тобой, - сказал Шубин. Они вышли на улицу. По улице мело. На выходе из гостиничного двора лежал, согнувшись, будто старался согреться, человек, его уже припорошило снегом. Меховая шапка откатилась в сторону и лежала, как пустое птичье гнездо. Эля наклонилась, подняла шапку и отряхнула, ударяя ею себя по бедру. - Возьми, - сказала она. - Ему уже не нужно. - Не надо, - сказал Шубин. - Давай, давай, - Эля приподнялась на цыпочки и обеими руками натянула шапку на саднящую, обожженную голову Шубина. - Погоди, - сказал Шубин. - Больно. Он поправил шапку, она была мала. - Это в сущности мародерство, - сказал он. - Твою тоже кто-то носит, - сказала Эля. Она выглянула на улицу, посмотрела направо, налево. Было темно. Облака, затянувшие небо, подсвечивались пожарами, и на открытых местах по снегу пробегали оранжевые блики. Они вышли к автобусной остановки. Здесь люди лежали странной грудой, один на другом, будто хотели согреться. Автобус с открытой дверью въехал передним колесом на тротуар и уткнулся в столб. Эля сказала: - Ты, конечно, не захочешь, а может, пальто снимем. - Перестань, - сказал Шубин. - Куда идти? Шапка грела голову, конечно же, грела, но она была чужая, от нее неприятно пахло... И в следующее мгновение Шубин очнулся. Он лежал на мостовой. Эля стояла рядом на коленях, приподняв его голову, и прижимаясь к щеке губами. - Миленький, - говорила она, - миленький, ну не надо, нельзя, что ты делаешь? Голова раскалывалась так, что нельзя было двинуть ею, но попытку движения Эля уловила и вдруг принялась ругаться. - Ты что, - говорила она со злостью. - Ты зачем притворяешься? Поскользнулся, что ли, я не могу больше... ну нельзя же так. Вставай, вставай, простудишься. Тебе что, плохо стало? Ну вот, потерпи немного, придем домой я тебе чаю сделаю. Шубин с помощью Эли сел, его мутило. - Извини, - сказал он, - отвернись... Он приподнялся на четвереньки, и его вырвало. Это было мучительно, потому что безжалостно выворачивало, пока хоть что-то оставалось внутри. Эля что-то хотела сделать... но Шубин находил силы лишь отмахиваться, отталкивать ее. Чтобы она не приставала с пустой, как казалось Шубину, заботой, он попытался отойти на четвереньках в перерыве между приступами рвоты, но рука натолкнулась на холодную преграду - красивая девушка лежала на боку, и ее мертвые глаза внимательно смотрели на Шубина. Шубин отпрянул, и тут же его снова свернуло пружиной приступом рвоты. Шубин увидел, что Эля набрала в пригоршню снега, подбирая его у столбиков остановки, где было не натоптано. Он слабо ударил ее по руке, снег рассыпался. - Ты что? Это как вода, охладит, - сказала Эля как больному ребенку, не обижаясь. - Дура, - сказал Шубин, стараясь подняться. - Не поняла, что ли? Там газ остался. - Да, - согласилась Эля, так и не поняв. Она подобрала с асфальта шапку и протянула ее Шубину. - Эля, - сказал он, стараясь говорить внятно и убедительно, - выбрось ее и не трогай ничего, что было на земле. Ничего. Я тоже не сразу догадался. Даже когда понял, что шапка воняет... видно она на мне согрелась... хорошо еще, что доза была невелика. Ты поняла? - Ой! - Эля отбросила шапку на мостовую, шапка ударилась о днище лежащей на боку машины. Вторая машина стояла уткнувшись в нее помятым радиатором, дверца была раскрыта, и человек, что лежал на переднем сиденье, все еще держался за ручку сведенными пальцами. - Вытри руки об аляску, - сказал Шубин. - Как следует. И пошли. Его все еще мутило, во рту было отвратительное ощущение, но он пошел дальше, обходя тела, лежащие здесь особенно тесно. Шубин никак не мог сообразить, почему здесь погибло так много людей. А Эля, которая догнала его, сказала: - Здесь кино "Космос", понимаешь? Они с последнего сеанса выходили. - Побежали, - сказал Шубин, понимая, что вот-вот окоченеет совсем. Ему казалось, что он бежит, но он трусил лишь чуть скорее, чем если бы шел шагом. Так что Эля, идя быстро и часто, успевала держаться за ним. - Здесь направо, - сказала она. - Мы дворами пройдем. справа догорал дом, в котором жила Элина подруга Валя... или Лариса? Значит, близко... Здесь, между домов, росли тополя, голые, мокрые, пустыми были запорошенные снегом скамейки и детские качели. Здесь не было мертвых и казалось, что дома мирно спят под утро. Они миновали еще один дом. По дорожке вдоль дома стояли пустые автомобили. На скамейке возле клумбы сидели, обнявшись, двое. Они сидели столь мирно и уютно, что Шубин сделал шаг в их сторону, словно хотел окликнуть. И тут же понял, что ошибся. И парень, обнявший девушку за плечи, и девушка, положившая голову ему на грудь, были мертвы. - Ты что? - спросила Эля, которая уже дошла до угла дома. Она их не заметила. Шубин побежал следом за ней. Эля остановилась возле угла дома. Впереди был переулок, на той стороне еще один дом. - Я здесь живу, - прошептала Эля. Шубин думал, что она сейчас кинется со всех ног к своему дому, но Элю вдруг оставили силы, и она буквально повисла на Шубине. - Я не могу, - сказала она. Дом был темен, он спал. В некоторых окнах были открыты форточки. - Четвертый этаж? - спросил Шубин. - Вон те окна. - Пошли. Шубин взял ее под руку и буквально потащил через мостовую. Но в этот момент что-то заставило его поглядеть направо, туда, откуда прилетел очередной заряд снега. Это их спасло. Снежный заряд был желтым. Газ смешанный со снегом, подхваченный ветром где-то над озером или в низине у реки, собрался в гигантский, в несколько метров в диаметре шар и, легкий и даже веселый, мерцая под отблесками пожара, несся вдоль улицы. - Назад! - крикнул Шубин и с силой последнего отчаяния рванул Элю назад, к дому, от которого они только что отошли. Эля не поняла, она пыталась вырваться, но Шубин, охваченный страхом, был столь силен, что оторвал ее от земли, кинул за дом и упал сверху. И все это случилось так быстро, что он не успел ничего сказать. Но лежа, отворачивая лицо от несущегося шара, прохрипел: - Не дыши! И сам постарался задержать дыхание. Возможно, прошла минута... Шубин поднял голову. Улица была пуста. Ветер стих. Шубин встал первым, помог подняться Эле. Она придерживала рукой локоть - ушибла. - Ты что? - спросила она. - Что там было? - Газ, - сказал Шубин. - Откуда газ? - Его по улице несло. Они быстро перешли улицу,крутя головами, словно боялись, что газ подстерегает их, завернули во двор и вошли в подъезд. Шубин не дал Эле войти в дом первой. Сначала он открыл дверь в подъезд и сосчитал до пятидесяти. - Ты газа боишься? - спросила Эля. Она переступала с ноги на ногу от нетерпения. Она пыталась оттолкнуть Шубина. Она понимала, что он прав, но в ней уже не осталось ни крошки терпения. Она вырвалась и вбежала в темный провал подъезда. Застучали ее подошвы по лестнице. Шубин пошел следом. Ему было страшно догнать Элю, ему было страшно, что будет потом. Шубин поднимался по лестнице с трудом. Снова мутило, дыхание срывалось - не хватало почему-то воздуха. Он ощущал запах желтого газа в подъезде, особенно на первых двух этажах, но шагов не ускорял, потому что был обессилен. Он догнал Элю у двери ее квартиры. Обыкновенная дверь, без глазка, покрашенная коричневой краской, с номером "15". Эля обернулась, услышав его шаги, и сказала: - А ключей нет... Ключи в сумке... или в пальто. Не знаю. - Тогда позвони. Эля нажала кнопку звонка, но было по-прежнему мертвенно тихо. - Дурачье, - сказал Шубин, упираясь ладонью в косяк двери, чтобы не упасть. - Электричества нет. Стучи. Эля постучала. Тишина. - Они же спят, - сказал Шубин. - Стучи громче. Эля постучала сильнее. - Они не спят, - прошептала она. Она не смогла больше ничего сказать. Лицо ее было неподвижно, и по грязным щекам катились слезы. Шубин ударил по двери кулаком. Еще раз, начал молотить, только чтобы перебить высокие, жалкие звуки, что вырывались изо рта Эли. И он молотил так, что не услышал, как из-за двери раздался женский голос: - Кто там? - Стой! - Эля повисла на его руке. - Это я, это я, мама! Где Митька? Это я, мама! - Погоди, не шуми, - ответил голос, щелкнул замок, дверь открылась, и мать Эли произнесла фразу, которую намерена была сказать, еще не отворив дверь, и которая теперь прозвучала как из другого мира: - Ты что, опять ключи забыла? И тут она увидела Элю и страшного - это Шубин только потом, увидев себя в зеркале, понял, до чего страшного, - мужчину. - Господи! - сказала она. За соседней дверью раздался недовольный мужской голос: - Вы что шумите, не знаете, сколько времени? - Порядок, - ответил голосу Шубин. - Извините. Все в порядке. Эля упала внутрь, повисла на матери и начала судорожно смеяться. Шубин втолкнул ее в дверь и быстро захлопнул. Наступила кромешная тьма, и в ней был слышен лишь истерический смех Эли, который прерывался возгласами матери: "Ты что, ты что, что с тобой?" И попытками Эли спросить: "А Митька, где Митька?" И снова смех. - Положите ее куда-нибудь, - сказал Шубин. - Ей надо лечь. Но Эля вырвалась - она рвалась в комнату, распахнула дверь. В свете догорающего пожара была видна кровать. На ней спал мальчик. Эля схватила его, мальчик начал отбиваться со сна, а Шубин оттаскивал Элю и кричал на нее: - Не смей его трогать! Не смей! На тебе может быть газ. Эля опустила мальчика на кровать, а сама как-то спокойно, тихо и мирно легла возле кровати на коврик, будто заснула. На самом деле это был глубокий обморок. Шубин подхватил Элю и спросил ее ее мать, белая ночная рубашка которой светилась в темноте, как одежда привидения: - Куда ее положить? - Ой, а что с ней? Мать все еще ничего не понимала - да и откуда ей было понять? - Где диван?.. - Рядом с вами, туда и ложите. Она была сердита, потому что уже уверилась в том, что ее непутевая дочь где-то напилась, попала в переделку и вот теперь хулиганит. Шубин не знал, бывало ли такое с Элей, - он ничего не знал о своей будущей жене. Он с трудом перетащил ее на диван. - У вас валерьянка есть? - А вы кто такой? - спросила мать Эли, в которой росло раздражение против бродяги, которого Эля притащила домой. - Накапайте валерьянки. Или валидола. Ничего страшного. Она очень устала. И переволновалась. И в голосе Шубина была такая настойчивость, что мать, бормоча что-то, пошла в другую комнату и принялась щелкать выключателями. - Света нет, - сказал Шубин. Он присел на корточки перед диваном и положил ладонь на теплую щеку Эли. И та, все еще не приходя в себя, подняла руку и дотронулась слабыми пальцами до его кисти. - Почему света нет? - спросила из той комнаты мать. - Воды нет тоже, - сказал Шубин. - А если есть, то лучше ее не пить. В чайнике вода осталась? Из чайника налейте. Митька повернулся в кровати и забормотал во сне. - Да вы хоть скажите по-человечески, что случилось-то? - спросила из той комнаты мать. Она, видно, шуровала среди лекарств, разыскивая валерьянку. - Авария, - сказал Шубин. - Авария. Выходить из домов нельзя. Закройте форточки. Мать зашаркала шлепанцами на кухню, громыхнула там чайником. Шубин прислушался к дыханию Эли. И понял, что она спит. - Не надо, - сказал он, - она заснула... Мать уже вернулась в комнату. Шубин не заметил как - в сознании пошли провалы. - Вы сами тогда выпейте, - сказала мать уже без озлобления. - Вам тоже нужно. Она вложила в его руку стаканчик с валерьянкой. - А где авария? Серьезная, да? На химзаводе? - Серьезная, - сказал Шубин. И заснул, сидя у дивана на коврике, положив голову на руки, которыми касался руки Эли. Было пять часов утра. Те жители города, что остались живы, еще спали. Шубин проснулся, и ему показалось, что он и не засыпал - только закрыл на минутку глаза, чтобы не так щипало. Он сразу вспомнил, где он, и первая мысль была хорошая: ну вот, обошлось. Он лежал на том же диване, у которого, сидя на полу, отключился. В комнате стоял утренний полумрак - небо за окном было холодным, голубым. Повернув голову, Шубин увидел кровать и спящего на ней Митьку, которого он толком еще не видел. За стенкой тихо разговаривали. Шубин вспомнил, что обгорел, спускаясь с крыши, он провел рукой по колючей голове. В комнате было холодно. Он поднес часы к глазам, но света в комнате было слишком мало. Ничего не увидел. Он поднялся и пошатнулся так, что чуть было не уселся обратно. В голове все потекло. Эля услышала и вошла в комнату. - Ты чего встал? - прошептала она. - Ты же тоже не спишь, - сказал Шубин. Он прошел на кухню, где на табуретке сидела мать Эли, обыкновенная полная женщина, тоже скуластая и черноволосая. Только губы, в отличии от Элиных, у нее ссохлись и сморщились. Глаза были заплаканы. На кухонном столе горели две свечи. От них уже наплыло на блюдце. - Здравствуйте, - сказал Шубин. - Простите, что так вышло. - Это вам спасибо, Юрий Сергеевич, - сказала мать Эли. Она всхлипнула. - Мне Эля все рассказала, а мы вот сидим и боимся. - Лучше не выходить, - сказал Шубин. - А воды нет, - сказал мать, - и газа, знаете, тоже нет. Когда дадут, вы как думаете? - И холодно, просто ужасно, - сказала Эля. - Знаешь, на улице похолодало. В синее окно Шубину было видно, что на улице метет. Наверху кто-то прошел, зазвенел посудой, дом был панельный - слышимость абсолютная. - Сколько времени? - спросил Шубин. Эля поглядела на ходики, висевшие над столом. Шубин сам увидал: половина восьмого. - В это время уже машины ездят, - сказала Эля, - люди на работу идут. А мама мне верит и не верит. - Чего ж не верить, - ответила та. - Многие говорили, что этот завод нас погубит. Детей вывозили. Вы слышали? - Да, я даже видел. - Но с них как с гуся вода. А Эля говорит, много народу погибло. - Да, - сказал Шубин, - многие погибли. Он посмотрел на Элю. Она встретила его взгляд настороженно, будто таясь. Уже был другой день, другая жизнь, и он в ней был будто гостем. Да и что скажешь при матери? Шубин подошел ближе к окну. Улица, на которую оно выходило, была пуста. Вон оттуда, из-за угла дома на той стороне, они пытались перейти улицу и потом спрятались от желтого шара. Он увидел истоптанный снег, там они лежали, боясь поднять головы. А чуть дальше за домом - лавочка, где сидят влюбленные. - Я пойду, - сказал Шубин. - Что? - не поняла Эля. - Я пойду. Сама понимаешь, не сидеть же здесь. - Я вас, Юрий Сергеевич, никуда не пущу, - сказала Эля, перейдя снова на "вы". - Вы на себя в зеркало посмотрите. Вы же на последнем издыхании. - Я выспался, - сказал Шубин. - Я больше двух часов проспал. - Я с вами. - И не мечтай, - сказала ее мать. И Шубин как эхо повторил: - И не мечтай. Ну как же так... - покорилась Эля. - Я очень прошу вас, - сказал Шубин, - никуда из дома не выходить. У вас четвертый этаж, это спасение. Мы не знаем, кончилось все уже или еще будут последствия. - Холодно ведь, - сказала мать, - когда затопят? - Я все узнаю и вернусь, - сказал Шубин. - Правильно, - сказала мать, - сходите, поглядите и возвращайтесь. Шубин взял свечу, прошлепал босиком в ванную комнату. Вода не шла. и не могла идти. Он поднял голову, посмотрел в зеркало и увидел себя впервые с вечера. И не сразу узнал, потому что за тридцать девять лет жизни привык к другому человеку. На него смотрело грязное, обросшее щетиной существо. Волосы его и ресницы опалены, от волос вообще остались какие-то клочья. На виске и щеке - высохшая кровь. И как назло - нет воды. - Юрий Сергеевич, - сказала из-за двери Эля. - У нас в кастрюле вода осталась. Вам пригодится. Шубин хотел было с благодарностью согласиться, но сказал: - Отлей мне в стакан. Неизвестно, когда пустят воду. Надо экономить. Может, целый день придется терпеть... или больше. Ты же понимаешь, что водопровод может быть отравлен. - Понимаю, - сказала Эля. - Щетку зеленую возьмите, это моя. Он открыл дверь. Она про