бу, часто и мелко дышала. Андрей молчал, он понимал, что причинил ей боль. - Избита я вся, - прошептала Глаша. - Упала, все разбито... меня резали, ножами резали, по лицу, по груди. Они мне глаз вырезали. Я знаю... - Глаша. - Андрей не знал и не мог ничего более сказать. Страдание ее было столь ощутимо физически, что боль передавалась Андрею, вызывая тошноту. - Кто они? Кто? Ты видела? - Нет, темно... незнакомые... - Каждое слово давалось Глаше с трудом. - Ждать - может, Сережу увидим. Ты не уезжай, ты тоже жди, в доме жди, понимаешь, он может раненый прийти, совсем плохой. Ты дома жди. Не бойся. Тебя никто не тронет... И вдруг: - А Филька сдох? - Да. Он на улицу выбрался, как будто помощь звал. Глаша закрыла глаз, и вокруг него была чернота. Слеза набухала, стремясь вырваться из-под века. - Милый, - сказала Глаша, - любимый мой мальчик... Потом она глубоко вздохнула, ей было тяжело дышать. - Ты помнишь, что Сергей говорил? Если он скоро не придет, то возьми в сейфе бумаги. Там все написано. Сейф они не нашли? - Нет, - сказал Андрей. - Какое счастье! Ты его открой, если Сергей не вернется. - Ты выздоровеешь и откроешь. - Глупый ты мой, ничего ты не понимаешь. В коридоре приближались шаги. Они оба услышали. Андрей вскочил. - Стой! - приказала Глаша. Почти крикнула шепотом. - Возьми из-под подушки, возьми скорее. Это самое главное. Андрей сунул руку под подушку. - Правее... я сберегла... У двери шаги остановились. Послышался женский голос. Ему ответил мужской. Андрей нащупал нечто плоское, тяжелое. - Бери и беги! Андрей выхватил эту вещь в тот момент, когда дверь начала открываться. Он кинулся к окну, перевалился через подоконник и успел краем глаза увидеть испуганное лицо сестры немки. За ней лицо полицейского. Значит, Вревский почуял неладное, прислал проверить... Андрей кинулся бежать по саду, было совсем темно, он налетал на стволы деревьев, где эта чертова калитка? Калитка обнаружилась тем, что распахнулась и в нее вбежал полицейский, придерживая рукой шашку. Андрей прижался к стволу. - Стой! - кричал полицейский. - Стой, стрелять буду! Пока полицейский, пытаясь определиться, крутился между черных стволов, Андрей выбежал через калитку и помчался вниз. Он знал: через два дома - проходной двор... x x x Андрей вернулся в гостиницу почти без приключений. Почти - потому что уже на набережной его поджидал вчерашний преследователь, который, не скрываясь, поднялся за ним до самой гостиницы, отворачиваясь, когда Андрей оглядывался. Андрей вошел в гостиницу и сквозь стеклянную дверь увидел, как человек в пиджаке прошел мимо. Но теперь Андрей был уверен, что узнает его, встретив днем. Он взял ключ и поднялся к себе. И тут поймал себя на том, что у него не такое уж плохое настроение. Глаша жива - главное, что жива и выживет. И Сергей Серафимович может вернуться. Ведь Глаша верит в это. Не раздеваясь, Андрей упал на кровать. Странно все-таки, почему Ахмет забыл о шкатулке, если Маргарита рассказала о ней? Он мог забыть, но когда разговор о ней поднялся в ресторане на Ак-Су, он должен был вспомнить. Вспомнил бы и сказал. Испугался? Чего? Что Андрей заподозрит его? Чепуха, чепуха... В дверь постучали. - Кто там? - Господина Берестова просят вниз, к телефону, - сказал через дверь половой. Андрей поглядел на часы. Скоро десять. Телефоны в Ялте были еще в новинку. У Иваницких его не было. Андрей сбежал по лестнице вниз. Телефон стоял на широкой стойке. Скучный портье протянул Андрею трубку. - Я слушаю, - сказал Андрей. - Добрый вечер, вас беспокоит следователь Вревский, - услышал он. - Разрешите вам задать один вопрос? - Пожалуйста, - сказал Андрей. - Вы были в Николаевской больнице? - Да, я заходил туда. Пауза. Видно, следователь ждал запирательства. - Я просил вас этого не делать, - сказал он наконец. - Я хотел увидеть Глашу. Это понятно в моем положении. - Зачем же тогда вы лезли в палату через окно? - А как же я мог еще пролезть, если меня не пустили в дверь? - Не дерзите, Берестов. Вы нарушили порядок. - Простите, не знал. - Знали, голубчик, знали... Так что вам сказала госпожа Браницкая? В вопросе был очевидный подвох. К счастью, проницательный Вревский, видно, не придал проступку Андрея должного значения. Задай этот вопрос Вревский с глазу на глаз, Андрей не смог бы убедительно солгать. Телефонный разговор хорош тем, что ты не видишь лица собеседника. - Вы же знаете, Глаша без сознания. - Вы убеждены в этом? - Может быть, она спала. Я не знаю. - Вы пытались с ней разговаривать? - Я окликнул ее, но она не ответила. - Вот видите, - сказал следователь. - Я же вас предупреждал. Вы могли нанести ей травму. А что вы взяли в палате? - Я? В палате? А что я мог взять? - Не знаю, - сказал Вревский. - Спокойной ночи. Завтра увидимся. Завтра в десять жду у себя. В здании суда. - Спокойной ночи, - сказал Андрей с облегчением. Портье глядел на него во все глаза. - Так это вы приходитесь сыном господину Берестову? - спросил он. - Да, - сказал Андрей. - Спокойной ночи. В номере Андрей вытащил из кармана тужурки вещь, которую взял у Глаши. Она оказалась серебряным портсигаром. На крышке его были изображены лилии. Видно, там нечто важное, если Глаша даже в таком состоянии не рассталась с ним. Андрей попытался открыть портсигар, но он был заперт. Андрей покрутил его в руках и спрятал в чемодан, под белье. Потом подумал, что, если кто-то заинтересуется его вещами, портсигар может вызвать подозрения. Он переложил его во внутренний карман тужурки, повесил ее на спинку стула. - Спокойной ночи, Глашенька, - сказал он, надеясь, что его слова таинственным способом донесутся до нее. x x x С утра он был у следователя, который задал ему тысячу вопросов. Вопросы Вревский задавал многозначительно, будто каждый из них вел к признанию. Андрей отвечал спокойно, не таясь, так как не знал за собой никакой вины. Вопросы касались и прошлых отношений в семье, и круга знакомых отчима, а были среди них вроде бы совсем не имеющие отношения к делу - к примеру, где служила Глаша раньше. Андрей подозревал, что и сам следователь не знает, что делать дальше. И никакого плана поисков не имеет, а от этого как бы стреляет по квадратам в надежде попасть в цель. Если в первые минуты Андрей трусил, не понимая хода мыслей и замыслов Вревского, то после часа допроса Андрей совсем осмелел и ему стало скучно. - Александр Ионович, - сказал он, - в любой момент вы можете продолжить ваш допрос. Я не уезжаю из Ялты и буду здесь, пока все не выяснится. Слова, а скорее тон Андрея следователю не понравились, видно, он сам уже понял слабость своей позиции, но чтобы оставить за собой последнее слово, строго сказал: - Я вас официально предупреждаю, что вы не имеете права покидать Ялту, ибо ваше присутствие может понадобиться следствию. Если следователь думал, что последнее слово за ним, то он ошибся. - Тогда я попрошу вас вернуть мне ключ от дома, - громче, чем следовало, сказал Андрей. - Что же вы намерены там делать? Следствие еще не закончено. - Вревский не скрыл удивления. - Этот дом принадлежит моему отчиму, - сказал Андрей. - И вы не имеете права меня туда не пустить. Поставьте вокруг сотню урядников, но я там буду жить. <Россия> мне не по карману. - Вы можете остановиться у друзей, - сказал Вревский, проявляя осведомленность. - У Иваницких, например. - Господин следователь, мне лучше знать, как мне удобнее. Если вы не согласны, то я тотчас же обращусь к адвокату. - Зачем так строго? - ухмыльнулся Вревский. - Студенту адвокат не по карману. Он достал из кармана связку ключей, отстегнул нужный и протянул Андрею. И того сразу охватило подозрение - не слишком ли легко согласился Вревский? - И вы не боитесь привидений? - спросил Вревский, принимаясь писать записку полицейскому. - Чьих? Никто не погиб и не умер в нашем доме. - Есть только подозрения, - согласился Вревский. - Ну, с Богом. Если грабители вернутся, я не смогу вас защитить... и предупреждаю, ничего на втором этаже не трогать. Андрей пожал плечами, выказывая равнодушие к опасности. Но на самом деле, если бы не настойчивая просьба Глаши, он не осмелился бы возвратиться в дом. x x x Он вернулся в гостиницу, расплатился и, наняв извозчика, отвез чемодан в дом к отчиму. Полицейский все так же тосковал у ворот, но Андрей показал ключ и записку от Вревского. Полицейский долго читал ее, шевеля мокрыми губами, потом сказал: - Ну как знаете. Дом был залит солнцем. Андрей поставил чемодан в детскую, но наверх подняться не решился. На кухне на давно остывшей плите стоял чайник. Хлеб в хлебнице высох и заплесневел. Андрей выбросил его в курятник, куры завопили, услышав, что он подошел, забили крыльями. Так что пришлось вернуться на кухню, отыскать пакет с крупой и высыпать в курятник. Вода у птиц была. Полицейский поглядывал из-за забора. Умывшись и переодевшись (белье в его шкафу было проложено лавандой), Андрей пошел к Иваницким, где его ждали с нетерпением. Евдокия Матвеевна уже готова была вместе с Лидочкой бежать на поиски. Но когда все выяснилось и Андрей рассказал о вчерашнем визите в больницу и последнем разговоре с Вревским, все немного успокоились, лишь Евдокия Матвеевна никак не могла согласиться с тем, что Андрей будет жить в том самом доме. - Они могут вернуться, - повторяла она, округляя голубые глаза. - Вы подвергаетесь страшной опасности! - Там полицейский, - сказал Андрей. Но Евдокию Матвеевну он не убедил. Она так и не поняла, зачем ему жить в доме отчима, когда она готова его принять. А о словах Глаши, о просьбе ее оставаться в доме на случай возвращения отчима Андрей не стал говорить - он понимал, что еще больше испугает Евдокию Матвеевну. Поговорить с Лидочкой дома было невозможно, потому что ее мать, обуреваемая заботой об Андрее, не оставляла их ни на минуту. Горпина напекла оладьев и стояла над Андреем, требуя, чтобы он ел их, пока горячие. Вечером к ней приходил достойный жених, а когда он ушел - одному Богу известно. Так что Горпина была распаренная, добрая и малоподвижная. Лидочке тоже было невтерпеж сидеть дома. И, едва дождавшись, пока кончится завтрак, она сказала: - Мама, мы пойдем погулять. - Куда? - Не все ли равно. Андрею надо побыть на свежем воздухе. Скрепя сердце Евдокия Матвеевна вынуждена была согласиться с этой мыслью. Они выбежали из дома и поспешили вниз по переулку. Евдокия Матвеевна смотрела вслед из окна и кричала: - Лидочка, ты шляпку забыла! Лидочка, это же совершенно неприлично! Андрею за этим криком послышалось другое: <Лидочка, я все вижу! Лидочка, я всегда рядом, не забывай об этом!> Ему стало смешно. Лидочка тоже засмеялась. Так они и добежали до набережной. Именно в этот момент по набережной ехал Ахмет в своей машине. В машине сидело несколько татар зажиточного вида, некоторые в фесках. Были они напряжены, словно собрались на панихиду. Одинаково они обернули лица к бегущим, а Ахмет узнал и отдал честь. Машина скрылась. - Кто это были? - спросила Лидочка. - Турецкие шпионы, - ответил Андрей серьезно. Они зашли далеко на мол, разулись и уселись на краю, свесив ноги. Ветер дул редкими, но сильными порывами, чайки кружились над головами, вопили, надеясь на кормежку. Лидочка долго молчала. Андрей тоже молчал, было спокойно, по набережной гуляли люди, как в мирное время, только на молу почти никого не было. - Я почти не спала, - сказала Лидочка. - Ты понимаешь, о чем я думала? - Обо мне? - Я думала, что, если все это правда и если Маргарита рассказала Ахмету, а Ахмет проговорился бандитам, это значит, что я во всем виновата. - Лидочка, не надо. - Андрей был совершенно искренен. - В жизни надо кому-то верить. Вот я верю тебе, я верю тете Мане. Я верю Глаше. Есть люди, которым надо верить. Если не верить, то жизнь теряет всяческий смысл. Я верю Ахмету. Когда мы его увидим, спросим его об этом. Ты увидишь, что он ни в чем не виновен. Успокойся, пожалуйста. - Андрюша, мне очень страшно. Не только из-за нас с тобой. Еще зимой все было понятно. А потом я испугалась, что ты уйдешь воевать и тебя убьют. А я останусь твоей вдовой, навсегда, а я даже не была твоей женой. Сейчас тихо, а это нечестная тишина, потому что я знаю, что там, на западе, стреляют и убивают. Не было бы войны, никто бы не напал на Сергея Серафимовича. - Бандиты были всегда. - А сейчас люди изменились. Если можно убивать по приказу, если убивать хорошо, то, значит, можно убивать и без приказа. Я хочу куда-нибудь с тобой уехать. Далеко, где не бывает войны. - А мама? - Лучше, если бы можно было взять маму и папу с собой. - Не надо бояться. Война скоро кончится. Ты же знаешь, что она скоро кончится и тогда все вернется на старые рельсы. Я тебе как историк говорю. Сколько было войн в мировой истории, и всегда все возвращалось на круги своя. Наполеон прошел по всей Европе, а через десять лет никто уже не помнил о нем: как круги на воде - разошлись, и снова спокойно. Лидочка положила голову на плечо Андрею, он обнял ее. - Что там у тебя в кармане? - спросила она. Лидочка очень хотела, чтобы ее успокоили, чтобы думать о хорошем. - Это портсигар. Я тебе забыл сказать. Мне его дала Глаша. Он лежал у нее под подушкой. Это что-то очень ценное для нее. - А что внутри? Ты не смотрел? - Он закрыт. Андрей вынул портсигар. - Красивый, - сказала Лидочка. - И тяжелый. Она осторожно потрясла им, но внутри ничего не отозвалось. - Не потеряй, - вернула она портсигар. Солнце пригревало, но ветер был сильнее. От моря летели искры света и легкие брызги. Андрей снял куртку и накинул ее на плечи Лидочке. - Давай уедем туда, где нет войны, - вдруг сказала Лидочка. - А где нет войны? - В Америке. - Уедем в Америку, а она тоже начнет воевать. - С кем ей воевать? - С теми же немцами. - Не будет она воевать. Они и без того богатые. Издали гудел клаксон. Звук его относило ветром, и Андрей не сразу догадался, что его вызывают. Автомобиль Ахмета стоял у начала мола. - Я освободился от дел политических и государственных, - сказал Ахмет. - Теперь могу вас катать. Хотите поедем в Массандру? Лидочка поглядела на Андрея. В ином случае она бы с радостью согласилась - она обожала кататься. Но сейчас ее душу терзали подозрения. Ей казалось, что Ахмет не так улыбается, что у него очень хитрые непрозрачные черные глаза и нехорошая улыбка. - Поехали, - сказал Андрей. - Только я плачу за бензин. - За бензин платит нация, - сказал Ахмет. Они сели в машину. Гуляющие по набережной останавливались, глядя на них. Молоденький поручик на костылях улыбался, рассматривая Лидочку. Андрей думал, как ему не хочется задавать Ахмету вопрос, в котором уже таилось тяжелое подозрение. Машина тронулась с места и поехала через мост, мимо порта, к городскому пляжу, откуда дорога поднималась вверх. Но именно у порта приключилась неожиданная встреча. Из дверей Управления порта вышел Коля Беккер. Он остановился, глядя по сторонам, будто искал глазами извозчика. Ахмет, отличавшийся быстрой реакцией, прежде чем Андрей успел что-либо сообразить, резко затормозил, сказав: <Этот молодой человек нуждается в нашей помощи>. Коля не сразу понял, кто сидит в машине. А узнав, совсем не удивился тому, что его приятели разъезжают в <даймлере>. - Вы очень вовремя, - сказал он, словно попрощался со всеми час назад. - Мне срочно нужно в военную комендатуру. Ты сможешь подвезти меня, Ахмет? - Садись. Крюк небольшой. Коля сел рядом с Ахметом, потом обернулся и протянул руку сначала Лидочке, потом Андрею. - Я не знал, что ты здесь, - сказал он. - Что тебя привело? - Но ждать ответа не стал. - Черт знает что! Почему все неприятности должны валиться именно на меня? Вопрос был риторическим. Никто не мог бы на него ответить. - Что случилось у принца Гамлета? - спросил Ахмет. - Или вы Грушницкий, который намерен стреляться на дуэли с Печориным? - Не фиглярничай, Ахмет, - сказал Коля голосом старшего. Форма вольноопределяющегося сидела на нем ладно и даже щеголевато. Мундир был из офицерского сукна, фуражка тоже офицерская. На ногах высокие начищенные сапоги. - Я привез сюда команду за новыми прицелами для батареи. - Ты служишь в Феодосии? - спросил Андрей. - Да, да! - воскликнул Коля как о совершенно очевидном для любого ребенка. - Где же еще? Пока ждали, да выписывали, да выбивали грузовой автомобиль - вокруг бюрократия, ничего нельзя сделать сразу, так немцы нас голыми руками возьмут! И вдруг у меня чрезвычайное событие. Два идиота из моей команды, видно, запили. Где они, где их искать - один Бог знает. Не самому же мне прицелы грузить! В конце концов я несу за них ответственность. Они, может быть, гуляют с бабами в Симферополе, а я должен ехать в комендатуру и отдуваться. Ах, почему вы, господин Беккер, недоглядели, почему вы их распустили? - Они симферопольские? - спросил Ахмет. - Почему ты так думаешь? - Это ты так думаешь, - сказал Ахмет. - Ты сказал, что они гуляют в Симферополе. - Оба из Симферополя, хотя это ничего не меняет. А если они дезертировали, то я не представляю, что со мной сделают! Коля был бледен, не скрывал волнения, но Андрей, должен был признать, что он красив, даже более, чем раньше. Он возмужал, и лицо его потеряло мальчишескую округлость и стало как на английском плакате: <Готов ли ты защитить Родину?> Военная комендатура помещалась на Екатерининской улице сразу за синематографом <Орион>. - Подождать тебя? - спросил Ахмет. - Если меня не задержат, то я через три минуты буду, - принял предложение Коля. Он вошел в здание. - Зачем вы это сказали, Ахмет? - укорила его Лидочка. - Сам не знаю, - ответил Ахмет. - Такой вот я соглашатель. Все-таки у нашего Коли неприятности. А береговая артиллерия осталась без прицелов. - Мне он совсем не нравится, - сказала Лидочка Андрею, видно, хотела развеять могущие возникнуть подозрения. - Честное слово. В нем есть что-то от фата. Коля выбежал из комендатуры. - Этого господина нет - и вообще никого нет. Они, видите ли, обедают. Как будто не война, - сообщил он, садясь рядом с Ахметом. - Будут только в два. Кстати, я смертельно голоден. Я даже не позавтракал утром из-за этих мерзавцев. Запороть бы их всех! - И патронов не жалеть, - дополнил Ахмет. - Где прикажете обедать? - Где хочешь. - Мы ехали в Массандру. Ты с нами? - Если к двум привезешь обратно. - Будет сделано, господин Гамлет, - сказал Ахмет. Коля поморщился. - А ты кого возишь на этот раз? - спросил он. - Важных шишек. - Лучше бы пошел в армию, чем прислуживать. - Мы, татары, люди маленькие, - сказал Ахмет. Андрей не стал вмешиваться в разговор. Видно было, что Ахмет не склонен откровенничать. Они обедали в небольшом кафе над морем. Вышло солнце, стало тепло, но не в тени. Коля немного успокоился и даже надеялся уже, что, когда вернется, застанет своих дезертиров на месте. Он все смотрел на Лидочку, и Андрею это было неприятно. Но Лидочка тщательно избегала его взглядов. - Ты в больницу сегодня поедешь? - спросил Ахмет. - Я тебя могу отвезти. - Я вчера был, - сказал Андрей. - Чего ж молчишь? - сказал Ахмет. - Ты с ней разговаривал? - Разговаривал. Только контрабандой. Она не хочет со следователем говорить. Ждет отчима. Боится ему повредить. - Слушай, самое важное, - сказал Ахмет, - она их видела? - Видела, но не узнала. Там темно было, наверное. - О чем ты говоришь? - спросил Коля. - Ты не понял? О Глаше. Все думают, что она без сознания, и ждут, когда она придет в себя. - А почему она без сознания? - Ты ничего не знаешь? - удивился Андрей. - О чем я должен знать? - Что моего отчима ограбили, что было нападение! - Еще чего не хватало! Почему никто мне ничего не говорит? Лида, мы же виделись с вами три дня назад, как я приехал. Почему вы мне не сказали? - Мы так мало говорили, - сказала Лидочка, оробев. Она отыскала под столом пальцы Андрея и схватилась за них, как ребенок. - Все в Ялте знают, - сказал Андрей. - Мы тоже думали, что ты знаешь. - Я не в Ялте. Я в Феодосии. Расскажите по-человечески, что произошло? Андрей рассказал. Он рассказал скупо, как о давно прошедшем событии. - Да... - сказал Коля наконец. - Куда катимся? Человеческая жизнь теряет цену. Андрей смотрел на море. Далеко по горизонту серым силуэтом двигался военный корабль. Он вспомнил, как спорили два грека по дороге из Алушты. - Видишь? - спросил Андрей Лидочку. - Они на учения ходят из Севастополя, - сказал Коля. - Патрулируют берег. На фоне серого силуэта образовалось махонькое ватное облачко. Рядом с ним - другое. - Учебные стрельбы, - сказал Ахмет, которому тоже хотелось показать свою образованность. Облачка поплыли вверх, образуя зонтики, как бы стараясь слиться с облаками в небе. Издалека донесся тяжелый гул. - Смотрите! - Лидочка обернулась к Ялте, что полукругом расстилалась слева внизу. В скоплении домиков недалеко от набережной поднимался черный, расширяющийся кверху столб дыма. Затем, ближе к порту, - второй. - Что это? - По-моему, это стреляют, - сказал Ахмет. - По-моему, это не учебные стрельбы. - Значит, это не наш корабль? Лидочка вскочила. - Турецкий, да? - А что же наши? Что же они смотрят? Этого не может быть. - Андрей смотрел, как новое облачко образовалось возле силуэта корабля, и ждал новой волны гула, ждал с любопытством, зная заранее, как человек, кинувший камень с обрыва, что сейчас снова в Ялте поднимется черный взрыв. И старался угадать - где. Он не угадал. Рвануло куда ближе к порту. - Ну поехали, поехали же! - умоляла Лидочка. - Может быть, переждать здесь? - спросил Коля. - С нами дама. И мы не знаем, сколько продолжится обстрел. Но его не слушали. Когда они въехали в город, корабль уже скрылся за горизонтом. Двухэтажный дом горел, и из него выносили вещи. В порту был разрушен склад - над ним поднимался черный маслянистый дым. Лидочка попросила остановить у здания порта. Они побежали внутрь. Там была бессмысленная суматоха, звонки по телефонам, споры. Двое матросов ввели третьего, раненого, у него была в крови щека, и он прижимал к груди кое-как обмотанную вафельным полотенцем руку. Кирилл Федорович был на месте, он велел Лиде спешить домой и успокоить маму. От облегчения Лидочка начала плакать. Они повезли ее домой. Ахмет сразу уехал. Став свидетелем бурной сцены возвращения домой дочери, <которую уже не ждали>, Андрей хотел вернуться к себе, но Евдокия Матвеевна уговорила его вынести топчан в небольшой сад сзади дома, и там он лег. Андрей был благодарен Евдокии Матвеевне. Ему никого не хотелось видеть. Он лежал, прищурив глаза, и смотрел сквозь осеннюю листву на солнце. Потом незаметно заснул. А проснулся, когда уже был вечер. После ужина он, помаявшись в нерешительности, спросил Лидочку: - Ты не обидишься, если я сегодня попрошу у Евдокии Матвеевны твоей руки? Лидочка удивилась. Захлопала ресницами, как ребенок, которому обещают поездку на рождественскую елку, а может, в цирк. - Ой, что ты! - сказала она. - Сейчас? - А ты возражаешь? - Я совершенно ни капельки не возражаю, - сказала Лидочка решительно. - Но сейчас такое время, что ничего неизвестно. - Именно поэтому я не хочу откладывать. Лидочка взяла его за руку и повела в залу, где мама накрывала на стол. - Мама, - сказала она, - папа уже встал? - Иду, - отозвался Кирилл Федорович. - Иду, иду. - Он был в халате и шлепанцах. - Это был немецкий линейный крейсер <Гебен>, - сказал он. - Прорвался из Босфора. Наши линкоры ведут преследование. Сегодня-завтра с ним будет покончено. - Папа, погоди, - сказала Лидочка, - Андрей хочет сказать важную вещь. Отец не заметил, что они стоят держась за руки. Но Евдокия Матвеевна заметила. Она смотрела на сплетенные пальцы. - Извините, наверное, вам покажется, что сейчас не время и я еще очень молод, - сказал Андрей. - Но я прошу Лидиной руки. - Я согласна, - быстро сказала Лида, будто боялась, что родители откажут или, еще хуже, будут смеяться. - Ну что ж. - Кирилл Федорович, к которому все обернулись, откашлялся и сам посмотрел на жену. - Конечно, это неожиданно, но, с другой стороны, если есть чувство? Правда, Дуся? - Идите, я вас поцелую, - сказала Евдокия Матвеевна. - Вы - хорошие дети. Она поцеловала Андрея в лоб, потом Лиду. Кирилл Федорович ушел, и Евдокии Матвеевне пришлось звать его. Он переодевался. - Несолидно! - смущенно откликнулся он. - Надо в мундире. Перекрестив их, Евдокия Матвеевна серьезно сказала: - Я рада, что вы нашли друг друга. Я не желаю Лиде другого мужа, а себе зятя. И дай вам Бог держаться друг дружки в наше жестокое время. Но пока что о свадьбе и речи быть не может. - Мы еще и не обсуждали, - сказала Лидочка. - Ты не беспокойся. Здесь она была командиром, и в конце концов все получалось так, как она хотела. За ужином никто и словом не упомянул свадьбу. А Андрею в какой-то момент показалось, что свадьба уже свершилась. Давно. И он уже много, может, сотни раз сидел за этим столом в этой зале. И даже то, что Кирилл Федорович стал говорить о политике, о наступлении в Галиции и перспективах на Средиземном море, было привычным. Потом Евдокия Матвеевна вдруг смутилась - где постелить Андрею. Но Андрей напомнил, что ночует в доме отчима. Это привело его будущую тещу в ужас. Когда он шел по переулку, он тихо повторил слово: <Невеста>. Это было очень красивое слово. Лидочка высунулась из окна: - Приходи как можно раньше! Спустившись на набережную, он увидел небольшую толпу. Толпа была неподвижна и под светом фонарей казалась театральным хором. Оказалось, что люди рассматривали воронку, которая осталась после взрыва немецкого снаряда. Воронка была неглубока, но землю разметало вокруг и розовый куст лежал на боку. x x x На этот раз дом отчима был не столь зловещ, как вчера. Полицейский, узнавший Андрея, был добродушен. Он зашел в дом следом за Андреем и, когда тот предложил напоить его чаем, сразу согласился, сам разогрел самовар, а пока Андрей был у себя в комнатке, пошел в сад и крикнул оттуда: - Не возражаете, если я яблочек соберу? Все равно пропадут. Яблоки у отчима были чудесные. Он сам выводил новые сорта, даже ездил к одному чудаку в Козлов Тамбовской губернии, о котором был высокого мнения. <Человек не признает Менделя, - говорил отчим, - но чутьем, интуицией добивается сказочных результатов. Бербанк бы ему позавидовал. К сожалению, Россия не страна для талантов. Талант у нас не только оценить, но и использовать не умеют>. Когда обрадованный разрешением полицейский шумно полез в сад, Андрею стало жалко, что тот погубит что-нибудь из трудов отчима, и он, не решившись отказаться от непродуманного решения, вышел в сад за урядником, полагая, что в его присутствии тот особенно не разгуляется. Тем более что в саду уже было почти темно, и цепочка лампочек, зажженная Андреем, придавала ему праздничный вид, словно сейчас с террасы послышатся голоса гостей и звон бокалов. Полицейский оказался не нахальным, веток не ломал, набрал разных сортов полную фуражку и, положив ее на столик в саду, сказал, что, когда сменится утром, отнесет домой, у него трое хлопчиков, пускай побалуются. Полицейский был усатый, грузный, говорил певуче и вставлял в речь украинские слова. Андрей вынес уряднику стул, чтобы тому не сидеть ночью на камне, но тот сказал, что служба этого не дозволяет, после чего уселся на стул и тут же задремал. На второй этаж Андрей не поднимался. Когда они расставались на ночь, полицейский сказал: - Я вам, господин студент, туда ходить не советую. - Почему? - Я туда часом подымался - ну ровно вурдалаки... - Он не смог яснее выразить мысль, но Андрей понял. Было уже около двенадцати, и Андрей улегся спать у себя, не закрывая дверь в коридор, чтобы услышать, если что-то произойдет снаружи. Он думал, что долго не заснет. Он вновь и вновь повторял в памяти сцену официальной помолвки в доме Иваницких, стараясь воспроизвести, как бы для истории, каждое слово и жест действующих лиц, потом подумал, как он мало знает Лидочку, у которой обнаружился решительный характер. Наличие у Лидочки характера Андрея умилило, и в этом умилении он заснул. Проснулся он оттого, что кто-то заглядывал в окно. Странно, но спящее сознание Андрея пробудилось не от звука, а именно оттого, что в прямоугольнике окна образовался темный силуэт, закрывший луну. Андрей открыл глаза и мгновенно сообразил, где он, почему он в этом доме. Видно, и во сне он был настороже. Андрей лежал неподвижно, стараясь разглядеть замершую у открытого окна фигуру. Ему хотелось, чтобы это был отчим. И он даже дорисовал в воображении фигуру человека, сделав ее выше, стройнее, и тогда же понял, что ошибается. Человек, стоявший в проеме открытого окна, не был отчимом. <Сейчас он начнет перелезать через подоконник, - понял Андрей. - Вот сейчас он протянет руку вперед... А что тогда должен сделать я? Я не успею добежать до двери. Крикнуть? Услышит ли полицейский?> Фигура стояла неподвижно, словно статуя командора, которая никак не решит, умертвить дон Жуана или подождать... Это сравнение пришло Андрею в голову куда позже. В тот момент он лишь стал подтягивать ноги, чтобы сподручнее соскочить с кровати. Движение Андрея вызвало визг пружин, громкий в тиши, как крик ночной птицы. Силуэт качнулся вправо и исчез за рамой окна. Андрей соскочил с кровати и метнулся к двери. Но остановился. Проем окна был пуст. В доме тишина. Андрей оглянулся в поисках какого-нибудь оружия. Нагнулся, схватил ботинок - ничего более весомого не нашлось - и начал продвигаться к окну. Тот человек явно стоял где-то у стены, иначе бы в этой мертвой тишине Андрей услышал его шаги. Рама окна приближалась, и звездное, с луной посередине, небо расширялось. Медленно-медленно, стараясь не скрипнуть половицей, Андрей приблизился к окну. Но в тот момент, когда он мог уже дотянуться до окна, послышался легкий стук убегающих шагов. Андрей увидел, как человек пробирается сквозь поредевшую листву яблонь. Человек бежал легко, он был молод. Андрей понял - это его вчерашний преследователь. Андрей стоял у окна и думал: позвать урядника? Бесполезно. Даже все урядники Крыма не догонят того человека. Андрей стоял у окна и вглядывался в темноту. Может, это разведчик был из банды? Сегодня они уже не придут, а завтра дождутся, когда Андрей заснет, и постараются снять его беззвучно, чтобы не услышал полицейский? Но что им нужно в доме? Неужели они в самом деле увезли Сергея Серафимовича, чтобы пытать его до тех пор, пока он не признается в существовании сейфа? Да, сейф! Конечно, сейф. Глаша сказала, чтобы он взял оттуда пакеты. Почему откладывать это на утро? Послышались уверенные медленные шаги. Они приближались к окну. На этот раз человек шел не таясь, ступая тяжело, и слышно было, как трещит под ногами гравий дорожки. Андрей не успел отскочить от окна, как темная фигура надвинулась из ветвей и в лицо ударил свет фонаря. Заслоняясь, Андрей поднял руку. - Чего не спишь? - Андрей узнал голос полицейского. - Мне показалось, - сказал Андрей, - что в саду кто-то ходил. - Значит, тоже показалось? А я задремал было, вдруг слышу - по переулку кто-то бежит. Дай, думаю, погляжу. - Вот и я думаю, что, он убежал. Урядник еще минут пять бродил по саду, светил фонарем под деревьями, словно искал следы. - Нету никого, - сказал он наконец издали. - Иди спать. Ты не бойся, хлопчик. Не вернется он. Раздирая кусты, полицейский пошел прочь к своему посту. Андрей сел на постель. Спать уже совсем не хотелось. Он посмотрел на часы. Половина третьего. Он подумал, что подождет полчаса, пока урядник снова задремлет, тогда надо будет пройти на кухню и отыскать там какое-нибудь оружие, к примеру - кочергу. Придумав себе оружие, Андрей уже спокойнее вытянулся на кровати и почти сразу заснул, хотя намеревался бодрствовать до самого утра. x x x Тут же Андрей очнулся вновь. Сразу посмотрел на окно. Небо чуть-чуть начало светлеть. Звезды потускнели. Луна скрылась. Почему он проснулся? И тогда он услышал шум наверху. Не шаги, а какой-то удар, потом снова тишина. Неясный шум... И все смолкло. Если бы Андрей услышал шаги, он наверняка позвал бы полицейского. Но шагов не было. Андрей знал, что любые шаги сверху хорошо слышны в его комнатке. Бывало, он лежал часами, слушая, как отчим мерно ходит по кабинету, и мысленно следил, как тот доходит до угла, поворачивает, огибает стол, останавливается у окна и возобновляет свое путешествие. Шагов не было. Андрей сосчитал до ста. Потом до тысячи. Ни звука не доносилось сверху. Тогда Андрей поднялся, натянул брюки и босиком прошел на кухню. Глаза настолько привыкли к темноте, что он без труда увидел короткую кочергу, лежавшую на железном листе у плиты. Кочерга была тяжелой и надежной. Прежде чем подняться наверх, Андрей подошел к выходной двери и сквозь стекло постарался разглядеть полицейского. Тот сидел на стуле с внутренней стороны калитки. Голова его свесилась на грудь. Он спал. Но до него было близко - шагов пятьдесят, это успокаивало: достаточно громко позвать, чтобы он проснулся. Андрей медленно поднялся по лестнице, вышел на темную площадку. Дверь в кабинет была приоткрыта. Андрей заглянул в щель. В кабинете никого не было. Конечно, некто мог таиться и на веранде, дверь на которую вела через площадку, и потому Андрей, стараясь не наступить на белый контур Глашиного тела, пересек площадку и выглянул на веранду. Она была освещена предрассветной синевой. И пуста. Что ж, решил Андрей, если здесь никого нет, надо будет взять пакет из сейфа. Он вошел в кабинет, прикрыл за собой дверь и только сделал шаг к сейфу, как услышал тихий хрип. Близко, у самых ног. Андрей отпрянул и замер. Это было за пределами страха. Он даже не мог убежать. Он лишь смотрел вниз и ничего не видел. Хрип повторился. Он доносился из-за овального стола, стоявшего в центре кабинета. Андрей явственно слышал, как там, за столом, на полу кто-то редко, прерывисто дышит. И в этом дыхании была боль. - О-о-о-ой, - протянул голос. И голос был знаком. И тогда Андрей, скинув оцепенение, в два шага обогнул стол и увидел, что на смятом завернутом ковре, возле черной в черноте дыры в полу, лежит нечто черное - лежит человек, лежит его отчим. Глаза Андрея каким-то образом получили способность видеть в почти полной темноте - либо узнавание отчима позволило воображению увидеть невидимое: отчим лежал на боку, протянув вперед правую руку и стараясь двинуться, подняться, встать... - Сергей Серафимович? - прошептал Андрей, даже сейчас понимая, что полицейский не должен его услышать. - Что с вами? Он присел на корточки, дотронулся до плеча - Сергей Серафимович был в распахнутом халате, из-под которого видна была пятнистая сорочка - в кровавых пятнах. Пальцы Андрея натолкнулись на горячую липкую кровь. - А-а-а... - Сергей Серафимович начал слово, но ему не хватило воздуха, и он захрипел. Теперь Андрей видел лицо, которое отчим пытался обратить к нему. Андрей подвел руку под горячий затылок отчима и приподнял голову. - Вы ранены? Вам плохо... я сейчас позову доктора. - А-а-а-ндрюша, как хорошо, что ты... Молчи, только молчи, Андрей... Андрей поддерживал голову отчима, и это помогало тому говорить. - Какое число? - спросил отчим. - Десятое октября. - Правильно... хорошо... я ушел... а ты успел... - Вы потерпите. Там внизу полицейский, я его пошлю за врачом. - Я велю тебе... я приказываю... нельзя. Слушай. - Я здесь. - Андрей сказал это, потому что отчим замолчал. Он дышал часто-часто, как загнанная собака. - Где Глаша? - Она в больнице. - Они нашли ее?.. - Она вне опасности, я говорил с ней. - Ты должен заботиться о ней. Она все расскажет. Верь ей, как себе. Говори... - Что? Отчим молчал. Словно собирался с мыслями. - Я живучий, - сказал он вдруг громко. - Они думали - все. Главное - возьми... Рука отчима шевельнулась - он старался поднять ее и передать Андрею то, что было зажато в пальцах. - Возьми... это главное. Портсигар, который Андрей взял из разжавшихся пальцев отчима, был такой же, как тот, что он получил от Глаши. - Спрячь... я приказываю... спрячь. Ты должен подчиняться мне. Это твое спасение. Это спасение всех нас. Андрей понял, что кровь сочится из-под плеча отчима, и хотел найти что-нибудь, чтобы перевязать старика, но тот, словно умел читать мысли, воспротивился. - Это вторично, - сказал он. - Это пустяки. Я знаю хирургию. Меня не спасти. Слишком много крови - легкие... печень... я вижу, как умирает эта глупая оболочка. Смешно?.. смешно... Ты спрятал? - Да, - сказал Андрей. Ему некуда было спрятать портсигар. Он держал его в свободной руке. - Теперь открой сейф. - Потом, - решительно сказал Андрей. - Сейчас важнее вы. - Они ни в коем случае не должны найти сейф. Ты поймешь все, когда прочтешь письмо. Это моя последняя воля. Голос отчима окреп, будто все остатки жизненной силы он вложил в него. Голос гипнотизировал. - Ты помнишь, где ключи? - спросил отчим. - Отпусти меня. Возьми ключи. Скорее. Никто, кроме тебя, не должен успеть. Андрей не мог опустить голову отчима на ковер, но, на счастье, рядом стояло кресло: Андрей положил на пол портсигар, рванул на себя подушку с кресла и подсунул ее под голову отчиму. - Портсигар, - сказал отчим тихо, - ты забыл его. Андрей нашарил на ковре портсигар, послушно положил в карман брюк. Потом подошел к письменному столу. Он чувствовал, как отчим неотрывно глядит ему в спину. - До отказа, - приказал отчим. Андрей вытащил ящик письменного стола и откинул крышку потайного отделения. Звякнули ключи. - Нашел?.. Хорошо... - Отчим закашлялся. Андрей кинулся к нему, отчим поднял руку, отгоняя Андрея к сейфу. В углу рта отчима показалась струйка крови. Глаза отчима как будто светились во тьме, и Андрей, подчиняясь их безмолвному приказу, нащупал на раме портрета выпуклость, картина щелкнула и отошла от стены. - Три раза... против часовой... - прохрипел отчим. - Знаю, - сказал Андрей. Он спешил скорее выполнить приказ отчима, чтобы потом вызвать врача, чтобы отвезти его в больницу. Если все сделать быстро, то его успеют спасти... - На верхней полке, - сказал Сергей Серафимович. - Письмо тебе. Пакет с долларами. И второй пакет - под ним. Нашел? - Да, все нашел. - Не потеряй, это так важно... и никто, никогда... Голос Сергея Серафимовича окреп. - Слушай меня. - Голос наполнил всю комнату, от него никуда не денешься, ему нельзя перечить... - Я сейчас умру. Ты уйдешь вниз. Ты ничего не знаешь. Ничего. Пускай меня найдут другие. Уйди отсюда. Спрячь в самом надежном месте... Прости, Андрюша... ты многое не понимал... я тебя любил... Я счастлив, что ты успел. И голос оборвался. Сразу - в небытие. Андрей не шевельнулся, не прошло и мгновения. Но Андрей знал, окончательно и без всяких сомнений, что