ешил к Ахмету. Ахмет отправился к Лидочке, потому что подумал: она - единственный человек, который знает об Андрее то, что неведомо Ахмету. И хоть Лидочка опасалась Ахмета, подозревая его в убийстве Сергея Серафимовича и Глаши, она выслушала его рассказ об исчезновении Андрея, не подав вида о своих подозрениях. Ахмет предположил, что Андрей убежал в горы. Лидочка согласилась. Лидочка постаралась поставить себя на место Андрея и, как всегда, небезуспешно. Андрюша подошел к дому, рассуждала она, и понял, что Вревский успел в кабинет раньше. Ему некуда бежать: с одной стороны полицейские, с другой - Хачик. Андрей вспомнил о табакерке и попытался повторить то, что совершил несколько дней назад его отчим. То есть с помощью машины времени нырнуть вперед на три или четыре дня, в надежде на то, что Ахмет выполнит обещание отыскать за три дня настоящих убийц. Далее Лидочка думала так: Андрей не пойдет в дом отчима, потому что заподозрит засаду или иную каверзу Вревского. Значит, ему ничего не останется, как поспешить к Лидочке. А чтобы не выдать преследователям цели своего путешествия, он пойдет задами, через садик. И в том, что рассуждения Лидочки совпали с действиями Андрея, не было ничего удивительного. Любой иной путь был бы для Андрея губителен. Исчезновение Андрея окончательно убедило следователя в его виновности. Разумеется, он установил наблюдение за домом Иваницких. - У подъезда шпик стоит, - сказал Хачик. - Настоящий. - Дураки вы с Ахметом, - сказал Андрей. - Только пугали меня. - Я думал, я как человек-невидимка, понимаешь? - Понимаю, - сказал Андрей. - Все это детские игры. - На каторгу за детские игры не ходят, - возразил Хачик. Лидочка сказала Ахмету, что у них с Андреем был уговор: если будет плохо, он укроется в горах и вернется через несколько дней, когда Ахмет отыщет убийц. Ахмет опечалился, потому что поиски убийц пока не дали результатов. Лидочка сказала Ахмету, что будет ждать Андрея у себя дома, и тот предложил услуги Хачика. Лидочка согласилась. Вот они и ждали Андрея три дня и три ночи. Лидочке было нелегко успокаивать Евдокию Матвеевну, чтобы та не удивлялась возникшей в дочери склонности сидеть часами в садике с дочерна загорелым бродягой, который в беседке ночует и исчезает с восходом солнца. Лидочка уже тысячу раз повторяла: <Андрюшу оклеветали. Он скрывается. Хачик его товарищ. Мы ждем Андрея>. Евдокия Матвеевна в ту же ночь многократно прошептала эту новость в супружеской кровати, но Кирилл Федорович, если и встревожился, виду не показал. Он уставал на службе. В связи с началом военных действий против Турции перевозки многократно возросли. Так что романтические причуды дочери и даже история с двойным убийством его волновали менее, чем Евдокию Матвеевну. Евдокия Матвеевна подкрадывалась к кухонному окну, стараясь подслушать, о чем дочка шепчется с бродягой, ничего не слышала, воображала Бог знает что, пребывала в истерическом состоянии и все время роняла посуду. Пока длился рассказ Лидочки, Андрей совсем успокоился и даже в двух словах поведал, как <спускался с гор> и еле унес ноги из ресторана, - Конечно же, тебе надо помыться и привести себя в порядок, - сказала Лидочка неуверенно... - Не надо приводить в порядок, - сказал Хачик. - Ахмет ждет. Лида кивнула, подчиняясь. Ахмет в самом деле передал через Хачика, что будет ждать их у себя. Лидочка побежала наверх сказать маме, что уходит, но вернется не поздно. И с ней будет Хачик. - Ах этот Хачик! - драматически воскликнула Евдокия Матвеевна и проницательно поглядела на дочку. Дело в том, что лет двадцать назад Дуся неделю была бесконечно и рискованно влюблена в одного грека-рыбака. И, перенося свою незабытую страсть на дочку, опасалась Хачика куда более, чем он того заслуживал. x x x До дома на Чайной горке, где скрывался Ахмет, решили ехать на извозчике. За ним побежал Хачик, остальные ждали в глухом закоулке. За эти минуты они успели многое обговорить. К счастью, они уже понимали друг друга с полуслова. - Ты был в потоке? - спросила Лидочка. - Да. Все оказалось так, как он написал. - Страшно? - Не знаю. Вернее, страшно. - Долго? - Очень долго. Потом я оказался здесь, и на часах была та же минута. - Я боялась, что ты... и исчез навсегда. Все может случиться. - У меня не было выхода. - Я думала, что, если ты улетел куда-то далеко, я буду тебя ждать. А потом испугалась втройне. Знаешь почему? - Нет. - Потому что я буду идти по жизни как все, год за годом, я стану старая и толстая... Я буду содержать пансион. И где-нибудь в тысяча девятьсот тридцатом году войдешь ты, молоденький и в папиных брюках. А я буду как твоя тетя. Ты ахнешь и покинешь меня. - Глупости, так не могло быть! - Но Андрей уже понимал, что так могло быть. Они дотронулись кончиками пальцев до неизвестного, и это неизвестное схватило за пальцы ледяной хваткой и кинуло в несущийся поток. - А если бы наоборот? - спросила Лидочка. - Если наоборот? Это просто замечательно. Представь себе - тысяча девятьсот... тридцать восьмой год! - Ой, как далеко... - Я, конечно же, холост, еще хорош собой, представительный, приват-доцент Московского университета, держу свой выезд и провожу лето в Ницце... - А я вовсе не состарилась, поэтому ты мне кажешься старикашкой. Застучали, приближаясь, подковы - приехал на извозчике Хачик. Ехали минут пятнадцать. Сверху спереди скатывался ледяной воздух. Лидочка задрожала. Андрей заставил ее надеть его тужурку. На Чайной горке, на узкой улице среди виноградников, извозчик без приказания остановился у высоких деревянных ворот. Хачик не заплатил ему - извозчик и не требовал платы. В каменной ограде сразу раскрылась калитка. Там стоял мальчик с фонарем. Дождавшись, когда гости подошли ближе, он пошел по устланной плитами тропинке к белому дому под плоской крышей. Ахмет выбежал их встретить на веранду. - Молодец, - сказал он, обнимая Андрея. - Я даже не ожидал, что ты такой решительный. Не простудился в горах? Потом он поклонился Лидочке, куда формальнее, чем делал это в доме Иваницких, и Андрей почувствовал, что из темноты сада и дома на них глядят многочисленные глаза. Ахмет провел их в низкую, почти пустую комнату, пол которой был застелен ковром, на низком столике стояла яркая лампа. Вдоль двух стен шли низкие диваны, разделенные большим сундуком. Мальчик, который провел их к дому, откинул занавеску во внутренние комнаты и поставил на стол поднос. На подносе стоял стеклянный графин с зеленым шербетом. И высокие дешевые стаканы. Хачик, который вошел последним, разулся и уселся на диван, скрестив ноги. - Потом расскажешь, - сказал Ахмет, - где был, что делал, под какой крышей ночевал. Он обернулся к Лидочке: - Пейте шербет. Моя тетя делает - на горной мяте настаивает. Очень целебный. Потом кофе приготовим. Андрей понял, что в этом татарском доме с его другом произошло изменение - он стал чужим. То есть он оставался тем же Ахметом, и нос тот же, и глаза, и усы. Но в каждом, ставшем округлым и законченным движении, в модуляциях голоса звучал житель именно такого дома - где не нужны стулья. - Мои люди сказали, что позавчера шпики были в доме Марии Павловны, тебя спрашивали. Напугали тетю Маню, - сказал Ахмет. - Надо бы ей сообщить, что со мной все в порядке. - Я уже сообщил, - сказал Ахмет. - Ее успокоили. Хотя как ее успокоишь, если она пришла на службу, а ей газету показывают, - жалко тетю Маню. Шербет был душистым, прохладным, но слишком сладким. Мальчик принес блюдо с виноградом. - Теперь давайте думать, господа, - сказал Ахмет. - Только ты, Андрюша, сначала скажи - ты честно ничего не знаешь? - Нет. - Та-ак, - сказал Ахмет и медленно прикрыл глаза. - Это обстоятельство следует принять к сведению. Андрей сообразил, что Ахмет играет роль Шерлока Холмса. - Посмотрим теперь, какими сведениями располагает Скотланд-Ярд и что известно нам, скромным ищейкам с Бейкер-стрит. Что ты скажешь, доктор Ватсон? - Ахмет обратился к Хачику, тот тупо поглядел на Ахмета громадными глазами и сказал: - Хачик меня зовут. - Ахмет, зачем вы играете? - спросила Лидочка. - Жизнь - игра, - ответил Ахмет. - Мы - лишь пешки. А для сведения моего друга Андрея сообщаю, что следователь Вревский отыскал в его отсутствие труп господина Сергея Серафимовича Берестова, медицинский эксперт обнаружил, что Берестов скончался под утро, когда подозреваемый был в том же пустом доме, а Глаша была убита чуть позже, когда подозреваемого, как утверждает полицейский, в доме не было. Дело замечательно скроено. Остается лишь найти украденные ценности, которые наш друг закопал в горах. - А что тебе удалось узнать? - спросил Андрей. - Я использовал дедуктивный метод, - сказал Ахмет. - Плов кушать будете? Андрей отрицательно покачал головой. - Я буду, - сказал Хачик. - Тогда иди туда. Накормят. Хачик без сожаления ушел. - Если бы я знал, что это ты Хачика прислал, может, все было иначе, - сказал Андрей. - Ничего бы иначе не было, - сказал Ахмет. - Твоего отчима все равно бы убили, и Вревский все равно бы до тебя добрался - ему надо дело завершить, чтобы им были довольны. Бандитов еще искать надо, ловить. А ты... Какой процесс будет! Юный наследник таинственного миллионера убивает отчима у сейфа! - Что ты знаешь про сейф? - Что и все! Когда нашли тело твоего отчима, в той же комнате отыскали за картиной сейф. Сейф был кое-как прикрыт картиной, но на раме и на ключах от сейфа были отпечатки пальцев Андрея Берестова. Вы такого знали? - Надо было вытереть раму, - сказал Андрей. - Если ты преступник, то самый глупый на свете, - сказал Ахмет. - Мне просто жалко, какие у меня глупые друзья. Почему ключи с собой не взял? Почему раму не вытер? Почему толком сейф не закрыл? Ты же такую им улику дал! Шкатулка - первое нападение. Потом преступник пытками вырывает у старого родственника тайну сейфа и похищает пачки ценных бумаг, так? - Глупо, - сказал Андрей. - И я говорю, что неумно. Я от тебя не прошу отчета. Ты мне сам все расскажешь когда-нибудь на Лазурном берегу. Моя версия - другая. Моя версия, что все-таки твоего отчима прирезали бандюги. Одного из них мы уже знаем, только он ничего не расскажет. - Почему? - А потому что он заплатил своей жизнью за эту тайну. Когда мои люди нашли его, он был уже мертвый. Глаза Ахмета сузились, как у китайца. Он знал куда больше, чем рассказывал. Но и сам он полагал, что Андрей от него скрывает что-то важное. Так что дружба дружбой - но полной искренности в том разговоре быть не могло. - Вы чего замолчали? - спросила Лидочка. Ахмет взял из вазы гроздь, высоко поднял ее и поймал губами нижнюю ягоду. - Ты помнишь, у нас в гимназии кочегар Тихон был? - Помню. Я его на Рождество в Симферополе видел, - сказал Андрей. - Он узнал меня. - А зачем ты с ним в Симферополе виделся? - Это глупая история. Я гулять пошел, вечером, поздно. А меня чуть не ограбили. Оказалось, что один из грабителей - Тихон. Повезло. Мы с ним потом напились. - Как же, припоминаю, - сказал Ахмет со значением. - А почему ты спрашиваешь? - Все на свете взаимосвязано, мой друг Горацио, - сказал Ахмет. - И чем больше я тебя слушаю, тем больше я пугаюсь. Значит, ты гулял ночью по Симферополю и встретил Тихона. Встретил Тихона, он пошел с тобой водку пить. И часто ты водку пьешь с кочегарами? - Перестань, Ахмет. У нас нет времени. - Сколько у нас времени, решаю я, - сказал Ахмет с неожиданной твердостью. - У нас с тобой впереди вечность, как говорил Шекспир. Но Ахмет ошибся. Снаружи раздался женский крик. Топот, еще крики. Мужской приказной голос: <Заходи справа!> Ахмет вскочил. Он стоял неподвижно, крутя головой, старался разобраться в криках. Потом метнулся к занавеске, которая отделяла комнату от внутренних помещений дома. В тот же момент ему навстречу кинулся Хачик, они столкнулись. Андрей тоже вскочил, потянул за руку Лидочку. Сзади вбежали с револьверами и обнаженными шашками, бестолково и топотно, с полдюжины полицейских. Они мешали друг другу. Андрей прижал к себе Лидочку, потому что бежать было некуда и первый из полицейских начал тыкать в него дулом револьвера и что-то неразборчивое кричал при этом... Тут кто-то опрокинул лампу, и горящий керосин разлился по ковру, вспыхивая неверными голубыми язычками, и стало почти темно, кто-то ударил Андрея, но тот старался прикрыть Лидочку, чтобы не ударили... А его тащили, оттаскивали от Лидочки, были крики, и среди них крик Лидочки. Андрей не потерял сознания, но потом вспомнить, что же происходило в минуту между первым криком и тем мгновением, когда он, с заломленными за спину руками, в треске виноградных кустов и метании многочисленных теней, оказался снаружи, он не смог. - Лида! - крикнул Андрей. - Мадемуазель Иваницкая в полной безопасности, - сказал Вревский, который стоял возле черного автомобиля Ахмета, почему-то оказавшегося у ворот. Очень высокий полицейский, возвышавшийся рядом с Вревским, держал яркий фонарь, и Андрей увидел, что Лидочка, неуклюжая в тужурке Андрея, стоит совсем близко, ее держит за руку другой полицейский, а вокруг продолжается беготня, крики, потом прогремел выстрел, завопил женский голос. - Займитесь обыском, - приказал Вревский молодому ротмистру, который возник перед ним, быстро дыша и придерживая у переносицы пенсне. - Лида! - крикнул Андрей. - Не волнуйся, все будет хорошо. - Господин Берестов совершенно прав, - сказал Вревский. - Сергиенко, отвезите девицу Иваницкую домой к маме и передайте, чтобы она не отпускала дочь по ночам в сомнительной компании. Это может плохо кончиться. Лидочка молчала. Андрей чуть успокоился: Вревский не намерен ее задерживать. Когда Андрея посадили в пролетку между двумя пахнущими потом и дракой полицейскими, Вревский легко вскочил в другую пролетку и весело крикнул: - Арестованного запереть! Я через полчаса буду. x x x Андрей думал, что его запрут в камеру к уголовникам, но полицейский отвел его в комнату на втором этаже. Там стояли два пустых письменных стола, на подоконнике горшки с вялыми пышными розовыми цветами. На окнах были пыльные решетки. Вревского долго не было. Андрей подошел к окну. Оттуда был виден двор под ярким фонарем. Двор был окружен казенного вида строениями и каретными сараями. Сумели ли бежать Ахмет с Хачиком? Лидочку отвезли домой, и, наверное, Евдокия Матвеевна даже успокоится, что дочь наконец-то дома, а неспокойного жениха надежно арестовали. Теперь уже не убежишь - Вревский этого не допустит. И табакерка не поможет - какой смысл уходить в будущее, если окажешься в той же комнате! Может быть, конечно, это здание когда-то разрушат или продадут. Но тогда - Андрей уже принялся размышлять как привыкший к полетам путешественник во времени - ты можешь вынырнуть из потока времени метрах в четырех над землей... И сломать себе шею. Можно представить странное зрелище. Площадь. Когда-то на ней стояло здание суда, но разрушено за ненадобностью полиции в счастливом государстве будущего. Идет карнавал, играют оркестры... Вдруг в воздухе возникает странно одетый человек, падает на землю и разбивается насмерть. К нему сбегаются маски и решают, что костюм на погибшем карнавальный, ибо таких давно уже никто не носит, а выпал он с пролетавшего воздушного шара. Так и похоронят... Впрочем, далеко в будущее уплывать нельзя. Уплыть - это значит лишиться Лидочки. Да и неизвестно, как далеко может унести машина времени. Кстати, как бы ее не потерять. Андрей хлопнул себя по карману тужурки и только тут сообразил, что тужурки на нем нет, - рукав сорочки надорван, измазан чем-то, а тужурки нет. Было мгновение растерянности - оказывается, он забыл, когда лишился тужурки. Потом в памяти возникла картинка: Лидочка понуро стоит рядом с полицейским, на ней его тужурка. Слава Богу, обрадовался Андрей. Пока ты жив, остается надежда. Ведь где-то скрываются настоящие убийцы. И как только они предстанут перед лицом правосудия, справедливость восторжествует. Почему он должен стать жертвой судебной ошибки? Граф Монте-Кристо - это для изящной словесности. Почему Ахмет вспомнил о Тихоне? Что это было? О судьбе, которая нагнала кого-то. Черт побери этого Ахмета с его стремлением красиво выражаться. Тоже мне, поэт Низами! В коридоре послышались подкованные шаги. Они остановились у соседней двери. Голоса. Потом шаги возобновились. Повернулся ключ в двери. Вошел Вревский. Щелкнул выключателем, и сверху загорелась лампочка под белым колпаком. - Что же вы, голубчик, без света сидите? - спросил Вревский мирно. - Я не знал, что мне дозволено пользоваться светом, - сказал Андрей. Хотел съязвить - получился мальчишеский вызов. - Если бы нельзя, голубчик, - сказал Вревский, кладя на стол синюю папку, - мы бы выключатель за решетку убрали. Он улыбнулся Андрею. Широко и зубасто. Видно, у Вревского были основания для хорошего настроения. - Садитесь, - сказал он. - Пришло время поговорить серьезно. Андрей подвинул к себе стул от другого стола и уселся. - Помяли вас немного мои архаровцы? - спросил Вревский. - Кстати, знаете ли вы происхождение этого слова, господин студент? Был такой начальник полиции в Москве - Архаров. Его подчиненные отличались неукротимым нравом. Вревский развязал тесемочку и открыл папку. - Допроса официального я вести не намерен, - сказал он. - Это дело завтрашнего дня. Выспитесь в камере, позавтракаете, чем тюремный Бог послал, а потом и поговорим уже, как положено, с протоколом. И может быть, с очной ставкой. А сейчас мне хотелось бы рассказать вам о нашем деле, как я его понимаю. Меня никто не заставляет этого делать, но я человек - и ничто человеческое мне не чуждо. В частности, любопытство. Вревский поглядел на Андрея, прищурился, потом спросил: - А если у вас нет настроения вести сейчас со мной беседу, то мы и в самом деле отложим все на завтра. Я уже не спешу. - Я тоже заинтересован, чтобы недоразумение закончилось как можно раньше. - Недоразумение? Вы упрямый человек, Берестов... ну да ладно. С чего мы начнем? Вревский полистал папку, в которой были подшиты десятка два листов, потом захлопнул ее. - Документы бесчувственны, - сказал он. - Жизнь куда интереснее. Итак, жил-был один студент. Жил он с тетей в Симферополе, женщиной во всех отношениях достойной. Вот кого мне искренне жаль. - Мне тоже, - согласился Андрей. - Она вынуждена переживать из-за того, что вы не можете найти настоящих преступников. - Ну, полно, полно... - И какое вы имели право искать меня в Симферополе и рассказывать тете о всех этих мерзостях? Кто дал фотографию в газету? - Итак, - Вревский постучал костяшками пальцев по синей папке, - молодой человек не любит своего отчима, близости между ними нет. Но он притом пользуется его средствами, так как отчим - человек состоятельный, хоть и расчетливый. Год назад, а может быть, ранее, перед поступлением в университет, молодой Берестов наносит визит отчиму, и тот рассказывает ему, что открыл на его имя счет в Московском коммерческом банке... Однако до завершения образования пасынок имел право пользоваться лишь процентами с положенной суммы. А этого только-только хватало на жизнь. - Мне хватало, - сказал Андрей. - Голубчик, - сказал Вревский, - когда я учился, то хотел стать прокурором. И знаете почему? Я люблю строить законченную картину преступления, интересуюсь душой преступника, обстоятельствами его жизни, которые могли толкнуть его на преступление. И главное: я хотел стать прокурором, потому что его речь никто не прерывает. - Мы еще не в суде. - Тогда тем более поимейте ко мне уважение. Я излагаю плоды моей умственной работы. - Хорошо, - согласился Андрей. Всегда приятно обнаружить в оппоненте слабину. А Вревский был тщеславен. - В последнюю встречу отчим, не имевший иных наследников, рассказал пасынку о том, что хранит ценности в шкатулке красного дерева, спрятанной под паркетом в кабинете на втором этаже. - Вы знаете, что шкатулка была красного дерева? Значит, вы ее нашли? - Вот именно! - Вревский был доволен маленьким эффектом. - Знал наследник и о сейфе в кабинете отчима. Хотя полное содержимое сейфа нам до сих пор неизвестно. Но это - дело времени. Полагаю, что там хранились некие бумаги, связанные с угнетавшей Андрея Берестова тайной его рождения. Андрей поморщился. Вревский будто раздевал его, залезал пальцами под кожу. - Внешне жизнь молодого Берестова в Москве была лишена особых событий. Он даже участвовал в археологической экспедиции профессора Авдеева и совершил попытку соблазнить одну из студенток, что ему не удалось и ударило по самолюбию. В беседах с той студенткой он говорил о своих честолюбивых планах - молодые люди часто раскрываются перед объектом своих вожделений. Андрей никак не мог вспомнить, о каких честолюбивых планах он мог говорить с Тилли, но надо отдать должное Вревскому - до Тилли он тоже добрался. Не иначе как за те дни, что Андрей плыл в реке времени, он побывал не только в Симферополе, но и в Москве. Вревский, насидевшись за столом, принялся энергично ходить, останавливаясь у окна и каждый раз пронзая холодным бледным взглядом своего пленника. - За последний год господин Берестов дважды посещает Ялту. Хотя это путешествие неблизкое. Он был там на Рождество, а затем прошедшим летом. Что могло подвигнуть его на эти путешествия? - Вы же отлично знаете, Александр Ионович, - сказал Андрей. - Я хотел увидеть Лидочку Иваницкую, об отношениях которой со мной вам известно. - Господин Берестов может объяснить свои поездки по-своему, но и следователь имеет право на версию. И будьте любезны ее выслушать. Я полагаю, что вы приезжали в Ялту, пытаясь получить деньги от отчима. - Но зачем мне деньги? - Должен сказать вам из собственного опыта, что тихие, лишенные внешних пороков люди часто таят в себе вулканические страсти. Зачем вам деньги? Зачем деньги молодому тщеславному человеку, который знает, что у его престарелого отчима лежат без движения и пользы многие тысячи рублей, и ощущает несправедливость этой ситуации? - Вы хотите рассказать мне что-то из Достоевского? - Не петушитесь. Достоевский был большим знатоком человеческих душ, - сказал Вревский наставительно. - Я бы советовал читать его как следователям, так и преступникам. Но Достоевский убедительно доказал, что преступление никогда не платит. - Спасибо за урок. - Это не последний урок, который вы от меня получите, - сказал Вревский. - Итак, наш герой пытался на Рождество получить у Сергея Серафимовича некую сумму денег. Но, очевидно, безуспешно. - Но не нужна мне некая сумма! - У меня есть показания близкого вам лица! - Кого? - Пробыв в Ялте всего один день, господин Берестов срочно возвращается в Симферополь. Если бы его визит был связан с делами сердечными, я убежден, что господин Берестов провел бы в Ялте куда больше времени. Ведь были каникулы, куда спешить? - Я должен был вернуться на похороны матери моего гимназического друга, Беккера. Вы можете проверить. - Вы знали о смерти матери господина Беккера до отъезда? - Знал. - Похоронили бы и ехали в Ялту. Или поехали бы за три дня до того срока. Нет, вас держало в Симферополе совсем другое! <Ну как ему объяснить, что я узнал правду об отношениях Коли Беккера и Лидочки от Маргариты лишь за день до похорон Елизаветы Юльевны!.. Впрочем, это уже давно не играет роли>. - У вас была совсем другая цель, - повторил Вревский. - Пахомов! Возглас был столь неожиданным, что Андрей вздрогнул. Тут же в дверях возникла щекастая рябая физиономия полицейского. - Слушаюсь, вашество! - Два стакана. Покрепче. Полицейский исчез. - На чем мы остановились? Ата, на вашем возвращении в Симферополь. Вы вернулись потому, что поняли - добром от отчима ничего не получишь. И тогда в вашей голове созрел план злодейского преступления. Вревский повысил голос, словно поставил точку. - Что вам говорит фамилия Денисенко? - спросил он, глядя на Андрея. - Какая фамилия? - Де-ни-сен-ко. - Ничего не говорит. - Другой реакции я и не ожидал, - сказал Вревский. Вошел полицейский. В одной руке он нес два стакана в подстаканниках, в другой - блюдце с сахаром. Он поставил стаканы и блюдце на стол. - Спасибо, иди, - сказал Вревский. Он подвинул стакан к Андрею. - Разве это называется крепкий чай? Люди разучились делать простые вещи. Чай был горячим. Андрей почувствовал, что замерз. Хоть в комнате было душно, через форточку тянуло холодным дождливым ветром. - Господин Берестов прибыл в Симферополь, чтобы договориться о возможном исполнении злодеяния с нужными людьми, - продолжал Вревский. - Но исполнение было отложено на удобное время - не знаю пока почему. Может, высокие договаривающиеся стороны не поладили из-за оплаты. Может, Берестов еще колебался... а может быть, и ему не чужды человеческие чувства - как, не чужды? Андрей прихлебнул чаю. Он думал: кто же такой - Денисенко? Никогда не слышал этой фамилии. Его предполагаемый сообщник? - Если у вас нет комментариев, - сказал Вревский, - продолжим эту историю. Подходит лето. Сроки по платежам наступают. - По каким платежам? - Вы нам еще расскажете по каким. Ситуация для Берестова обостряется настолько, что он неожиданно бросает археологическую экспедицию, оставляет на произвол судьбы девицу, ласк которой вчера еще домогался, и снова несется в Ялту. Это уже совсем невероятно! Вы мне скажете - мечтал увидеть Лидию Иваницкую. Я отвечу - ложь, молодой человек. Лидия Иваницкая, как мне стало известно, в эти дни находилась где-то между Новороссийском и Батумом на пароходе <Левиафан>. Как нравится вам моя работа? Насколько тщательно я изучил дело? - Она должна была вернуться, - сказал Андрей. - Но пароход задержался. - Только не надо песен! - сказал Вревский. - Существует телеграф, и можно было узнать о местопребывании мадемуазель Иваницкой за два часа. - Я не был тогда знаком с ее родителями... Впрочем, продолжайте. Мне вас не убедить. - Правильно, - обрадовался Вревский. - Вам меня не переубедить. Иваницкая вас не интересовала. Вы отправились к своему отчиму. Провели там ночь, беседовали с госпожой Браницкой. И узнали, очевидно, от нее, что ваши просьбы вновь останутся без ответа. - Так забрался бы я наверх, открыл шкатулку и взял что мне нужно! - Ах, Андрей Сергеевич, зачем вам устраивать кражу в доме отчима, если подозрения в ней падут на вас, и только на вас! Нет, вы не такой идиот, как пытаетесь показаться. Вы все разведываете, принимаете окончательное решение и возвращаетесь в Симферополь. Там вы встречаетесь с людьми, которых вы намерены использовать для черной работы. Главное для вас - сделать так, чтобы никто не связал ваше имя с преступлением. Вы отдали все приказания, вы все устроили и ждете в Москве сигнала. Убедительно ли я излагаю? - Совершенно неубедительно. - Суду это покажется убедительным. Итак, получив сигнал, что ваше приказание выполнено, вы садитесь в поезд и, приняв скорбный вид, отправляетесь в Симферополь. - Господин следователь, не забывайтесь! - Ах, какие мы чувствительные! Ну хорошо, хорошо. Вы приехали в Ялту, встретились со своими сообщниками и тут узнали, что они проделали операцию из рук вон плохо, к тому же похитили Сергея Серафимовича и пытали его. Вы заподозрили сообщников в обмане... их было двое, да? - Откуда мне знать? - Наверное, двое. Вернее всего, они вас надули. Да-да, просто надули. Шкатулку вы так и не увидели. Но обманутый, раздраженный и напуганный - вам же еще и двадцати лет нет, - вы начали метаться. Вы кинулись в больницу, вы встревожились, что госпожа Браницкая в любой момент может прийти в себя и указать на вас. Надо спешить! Вревский отставил стакан. - Вы не устали? - спросил он. - Нет, - по возможности спокойно ответил Андрей. - Мне интересно наблюдать, как вы рассуждаете. - Тогда, молодой человек, продолжим рассуждения. В тот день меня удивило решение чувствительного интеллигентного юноши провести ночь в доме, где произошло страшное преступление. Зачем ему это нужно? - спросил я себя. Наверное, подумал я тогда, Андрей Сергеевич хочет найти в доме какие-то иные ценности, о которых не знали бандиты. Я был прав! Вревский откинулся на стуле и сложил руки на груди. Он готов был нанести удар. - Итак, вы поднимаетесь в кабинет. В доме тихо. Ночь на исходе. Вы достаете из потайного ящичка в письменном столе ключи от сейфа, отодвигаете портрет и открываете сейф. Но стоило вам протянуть руку к пачке ценных бумаг, как вы слышите сзади стон! В дверях кабинета стоит весь окровавленный, почти при смерти от жестоких пыток, которым его подвергали ваши сообщники, Сергей Серафимович Берестов! Андрею было неуютно. Как будто бы Вревский рассказывал историю фантастическую, придуманную им и не имевшую отношения к действительности. Но факты и фактики четко складывались, подобно кубикам в головоломке, и история звучала до ужаса правдоподобно... Вревский перевел дух и далее говорил размеренно, не спеша, добивая слушателя: - Вернее всего, он попытался остановить вас, потому что понял - вот кто главный организатор преступления! Вот он - неблагодарный! И вы, находясь в состоянии аффекта - я убежден, что это именно так, - по натуре вы не убийца, вы для этого слишком чувствительны, - вы кинулись прочь, но отчим пытался остановить вас, и в завязавшейся схватке вы убили его ножом. - Это совершенная неправда. - Это правда. Ваши отпечатки пальцев найдены везде. Ключи от сейфа валялись на ковре. В сейфе тоже предостаточно отпечатков. Ваш отчим отдал Богу душу именно в то время, когда вы были в кабинете, разве не так? - Я отказываюсь отвечать. - Ваше право. И без того все ясно... Вернемся же к преступлению: вы стоите посреди кабинета. Вы в ужасе от содеянного. Вы хватаете добычу из сейфа и бежите вниз. Состояние ваше истеричное. Вы понимаете, что, как только Глафира Станиславовна узнает о смерти отчима, она сразу укажет следствию на вас. - Но почему? - Потому что достаточно сложить два и два, чтобы понять - никто, кроме вас, за убийством стоять не мог. Теперь вы спешите убрать единственного свидетеля. Вы опускаетесь по крутому откосу, бежите к госпиталю и проверенным уже путем проникаете в палату. Там вы вонзаете нож в грудь невинной женщины! - Господи, где же я читал этот страстный монолог? - Вы дрожите, Берестов? Я вижу, что и сейчас вы дрожите при воспоминании о содеянном! - Нет, - сказал Андрей, - я не дрожу, потому что этого не было. - Вы хотите сказать, что Глафиру Станиславовну убил ваш сообщник? Что ж, допускаю, допускаю, что он ждал вас в больничном саду, что это было запланировано вами заранее. А это не суть важно. Важно то, что дело против вас настолько серьезно, настолько аргументированно, что вам придется пригласить господина Плевако, чтобы он избавил вас от виселицы. Так-то голубчик. Вревский потянулся на стуле. Взглянул на входящие в моду наручные часы. Сплел пальцы рук и, потянувшись, хрустнул ими. - Скоро полночь, - сказал он. - Нам с вами надо отдохнуть... - Можно я задам вам вопрос, Александр Ионович? - спросил Андрей. - Разумеется, я рад буду ответить. - Вревский ждал, как кот, поднявший лапу. - Надо ли понимать, что в вашем так называемом деле нет ни одной улики против меня, ни одного свидетеля, ни одного доказательства, кроме вашей горячей речи? Пожалуй, Вревский ожидал услышать что угодно, кроме такого заявления. Он сразу выпрямился на стуле и разъединил сплетенные пальцы. - Что вы хотите сказать? - То, что вам скажет любой судья. - А убийство Берестова? А смерть Браницкой? - Кто убил их? С таким же успехом вы можете показать на любого прохожего. - При условии, что отпечатки пальцев этого прохожего будут в кабинете покойного. - Отпечатки пальцев оставил я. Когда открывал сейф, чтобы вынуть завещанные мне письма и бумаги. - И все? - Все. Моего отчима я застал уже мертвым. - Значит, вы нарушили закон, взломав сейф... Вревский осекся. Андрей позволил себе улыбнуться. - Ради Бога, - сказал он, - судите меня за то, что я открыл сейф в принадлежащем мне доме. Поддавшись тщеславию и склонности к высокопарной демагогии, Вревский позволил Андрею успокоиться и, слушая длинный монолог, собраться с мыслями. Вревский тоже понял это и понял, что недооценил оппонента. По расчетам Вревского, Берестов должен был сникнуть перед железными аргументами и, будучи отягощен больной совестью, во всем признаться. Тут же, этой ночью. - Грустно, - сказал Вревский, - весьма грустно, что вы оказались столь неблагоразумны. - Более того, я думаю, что пришло время отпустить меня. И без того вы продержали меня слишком долго. Мне придется жаловаться. - Жаловаться? - Опершись сильными ладонями о стол, Вревский привстал и наклонился вперед. - Нет, голубчик, жаловаться вы не будете, и домой баиньки я вас тоже не отпущу. Я имею полное право продержать вас в камере с уголовниками столько, сколько пожелаю. Он был зол. Он был очень зол, потому что потерял впустую столько времени и сил. - На каких же основаниях, господин следователь... - Андрей тоже вскочил. При звуке возбужденных голосов в дверь заглянул широколицый полицейский. - На том основании, что вы задержаны в воровском притоне со своим дружком Керимовым! Этого достаточно. - Никогда не думал, что Керимов держит в Симферополе притон. - Здесь держит. И похуже, чем притон... И вообще перестаньте фиглярничать, Берестов. Я знаю о вас все! - Я убедился, что ничего не знаете. Вревский встал. - Можно, конечно, подождать до утра, - сказал он устало. - Но лучше закончить разговор сегодня, чтобы вы не надеялись на снисхождение. У меня в душе нет снисхождения к убийцам. Вревский подошел к скучному железному шкафу, что стоял за его спиной, и, повернув ручку, открыл скрипучую дверь. Резким движением он выхватил оттуда темно-красную резную шкатулку и поставил ее на стол. - Узнаете? - Он откинул крышку. Шкатулка Сергея Серафимовича была пуста. И оттого видно было, что устилающее ее красное сукно в некоторых местах потерто. - Узнаете? - Узнал, - не счел нужным таиться Андрей. - Это шкатулка моего отчима. - Пустая, - сказал Вревский. - Пустая, - повторил Андрей. - Хотел бы я увидеть, какие змеи извиваются сейчас в вашей душе, - сказал Вревский. - Мне и в самом деле очень грустно сознавать, что ради ее содержимого погибли два близких мне человека, - сказал Андрей. - Уже три, - сказал Вревский. - И не знаю, кто из них вам ближе. Он снова открыл синюю папку, и только тут Андрей увидел, что между листами в ней вложен большой конверт. Вревский вытащил оттуда несколько фотографий. И аккуратно, напряженно, будто превозмогая желание кинуть их Андрею в лицо, разложил их на столе. На первой фотографии был виден человек, лежащий на земле в неудобной позе, подвернув под себя ногу и бессильно откинув руку. Лицо его было неразличимо. На второй фотографии было только лицо того человека - крупным планом. На третьей тоже лицо - с другой стороны. Человек был мертв. - Кто это? - спросил Вревский. Андрей молчал, узнав человека и всем нутром чувствуя опасность, грозящую от признания своего знакомства. На фотографии был гимназический кочегар Тихон. Кто еще говорил о нем недавно? Да, конечно же Ахмет. - Кажется, я его припоминаю, - сказал Андрей, - но могу ошибиться. Что с ним произошло? - Кто этот человек? - Звали его... Кажется, его звали Тихоном. - Фамилия! - Откуда мне знать его фамилию? Он у нас раньше в гимназии кочегаром работал. Мы к нему в котельную бегали, кто курить, а кто в карты играть. - И с тех пор вы его не видели? - Нет, не видел, - сказал Андрей, искренне полагая, что не лжет, потому что ночная встреча в семинарском саду не имела никакого отношения ни к Ялте, ни к этому делу, но Андрею могла повредить. - Честное слово? - А что случилось? - А то, что этот человек убит. Убит так же, как ваш отчим и Глафира. И рядом с ним валялась пустая шкатулка. - Значит, вы нашли одного из бандитов! - сказал Андрей. - Чего же вы меня тогда здесь держите? - Потому что этот человек, - а фамилия его, впрочем, вы и без меня ее знаете, - Денисенко, Тихон Денисенко - убит тем же ножом и точно так же, как остальные ваши жертвы... - Его тоже я убил? - Без иронии, господин Берестов. Вы же до сих пор не ответили следствию, где вы умудрились скрываться последние четыре дня. А я вам отвечу, смотрите мне в глаза, я вам отвечу! В заброшенном летнем домике над верхней дорогой. Вместе со своими сообщниками. Где вы делили добычу. И это кончилось неудачно для вашего сотоварища Денисенко, который погиб, как всегда погибают в бандах, когда речь идет о дележе добычи. - Я не видел этого Тихона несколько лет. - Как вы мне надоели, Берестов! Вревский вытащил из папки еще один лист, мелко исписанный с двух сторон. - Это протокол допроса вашего близкого приятеля, которому нет никакого смысла вас губить, да который и не подозревает, что его показания забивают гвозди в ваш гроб, господин Берестов. Я снова иду на нарушение порядка следствия, но хочу, чтобы вы поняли, насколько глубоко и безнадежно вы увязли. Читайте... Да, погодите, чтобы не было недоразумений и чтобы вы, не дай Бог, не подумали, что ваш приятель Николай Беккер замыслил против вас нечто дурное, даю слово офицера, что Беккер встречался со мной совсем по иному делу и ваше имя всплыло при его допросе совершенно неожиданно. Господин Беккер не подозревал, что я знаком с вами, а давал показания в связи с исчезновением двух рядовых из команды, с которой он приехал из Феодосии для получения прицелов. Читайте вот отсюда... Андрей подвинул к себе листы. Почерк был мелкий, канцелярский. Видно, писал сам следователь или писарь. Страница начиналась с середины разговора. В о п р о с. Когда вы и ваша команда, господин Беккер, прибыли в Ялту? О т в е т. Я прибыл в Ялту на попутном моторе, который шел из Феодосии одиннадцатого октября. Моя же команда в составе четырех солдат береговой артиллерии прибыла морем двумя днями раньше. В о п р о с. Из кого состояла ваша команда? О т в е т. В команде были солдаты Денисенко, Борзый, Чамаш и Линяев. В о п р о с. Что случилось далее? О т в е т. На второй день по моему прибытию в Ялту солдаты Денисенко и Борзый не явились ночью в помещение, выделенное им для жилья. В о п р о с. Встревожило ли вас их отсутствие? О т в е т. В первый день нет, так как я полагал, что, имея в городе знакомых, солдаты могли загулять. Однако на следующий день, не имея от них известий, я счел необходимым доложить об этом начальнику снабжения, который рекомендовал мне тут же доложить коменданту. Что я и сделал. В о п р о с. Что дали принятые меры? О т в е т. Я получил ответ коменданта, что дело о возможном дезертирстве передано в городское жандармское управление. - Ничего не понимаю, - сказал Андрей, отдавая лист Вревскому, который внимательно