Пастернак мирно беседовал с какой-то толстой дамой в пенсне, что Александрийский, хоть и был бледнее обычного, спокойно уплетал рисовую кашу и никому не было дела до нее и Полины... А где подозреваемые? Лида поглядела на место Мати - его там не было, но тут же обнаружилось, что это открытие и гроша ломаного не стоило, потому что Матя, проходя мимо Алмазова, наклонился, заговорив с ним. Президент Филиппов постучал ложкой по пустой кастрюле и воскликнул: - Второй удар гонга уже был! - Был! - поддержали его нестройно за столами. - Отдыхающие из девятнадцатой комнаты за два дня умудрились во второй раз безнадежно и преступно опоздать к завтраку. И если - в первый раз мы ограничились выговором, то сейчас, я думаю, мы не имеем права либеральничать! Филиппов был маленький, худенький, толстовка на нем казалась мятой и несвежей. Лида взяла замершую было, как кролик перед удавом, Марту за руку и уверенно потянула к столу. - Вы меня слышите? - постарался рычать президент. - Слышу, слышу, - ответила Лидочка, усаживаясь на свое место. - Мы устроим общественный суд! - кричал президент. - Общественный суд! Ура! - "Камчатка" буйствовала, ликовала - предстояло зрелище. В такую погоду перспектива драматического зрелища всегда радует. Пастернак поморщился. Николай Вавилов наклонился к брату, заговорил не улыбаясь. Матя уткнулся в тарелку. Алмазов презрительно смотрел на президента, а Альбиночка смотрела на Алмазова. - Только не бойтесь, - прошептал, склонившись к самому уху, Максим Исаевич, - мы что-нибудь придумаем. - А что они могут сделать? - запищала Марта. - Суд - это суд, - сказал Максим Исаевич и положил толстую ладонь Лидочке на коленку. Лидочка дернула коленкой, как бы стряхивая паука. Максим Исаевич сказал Марте: - Вам нужны защитники. Я буду защитником. Александрийский сидел к Лидочке в профиль. Шум за столом стих. Вошел, опираясь на палку, старый Глазенап. Лидочка испугалась, что идиот Филиппов и его привлечет к суду, но Филиппов промолчал. Он уселся на свое место, луч света, отразившись от стоявшей перед ним начищенной кастрюли, попал ему в глаз, и глаз сверкнул, как у дракона. Кастрюля... Надо будет вернуться в комнату до Марты и посмотреть, в конце концов, что в той кастрюле! - А когда будет суд? - спросила Лидочка у Максима Исаевича. - Спроси меня чего-нибудь полегче, - сказал тот, потом добавил: - Филиппов сначала посоветуется со своим активом. - И с начальством, - добавила Марта. Она была зла. - Никогда не подозревала, что человек может быть так неблагодарен! - А он тебе должен быть благодарен? - спросил Максим Исаевич прищурившись. Щеки его порозовели. - Разумеется, - сказала Марта и добавило, видно, чтобы у собеседника не оставалось сомнений: - За мою бессмертную красоту. Лидочка ждала, когда появится подавальщица. Сегодня смена Полины. Если все, что было ночью, - бред фантазии, то Полина сейчас войдет. С двумя заварочными чайниками вошла незнакомая старуха в белом нечистом халате. У старухи было много золотых зубов - она, видно, гордилась ими и все время улыбалась, Когда старуха поставила чайник на стол неподалеку от Лидочки, та спросила: - А где Полина? - А кто ее знает, эту барыню? - рассердилась вдруг старуха. - Я что, нанималась вам чаи разносить, да? Мое место на кухне посуду мыть, мне не платят, чтобы я чайники носила! Лидочка поковыряла ложкой в каше. Отхлебнула чаю. Чай был жидкий, невкусный и уже остыл. Она ждала только, когда поднимется из-за стола Александрийский. Не дождалась и решила подождать его в прихожей. Выходя из дверей, она оглянулась - сразу несколько человек смотрели ей вслед - Матя, Алмазов, Александрийский, президент - каждый взгляд Лидочка ощутила отдельно, как различные прикосновения. Лидочка подошла к картине, изображавшей несчастную жертву крепостнических повадок Трубецких. Девица смотрела печально, словно догадывалась о грядущей судьбе. Или о ней знал художник. Может, успею сбегать наверх, к себе в комнату, погляжу, наконец, в эту кастрюлю! Но как только Лидочка пошла к выходу из гостиной, в дверях столовой появился Александрийский. Он шел быстрее обычного, - Как хорошо, что вы догадались подождать, - сказал он. - Я специально вышла. - Вы готовы отправиться на прогулку? - Конечно. - Тогда пойдемте, не тратя времени даром, пока все еще за столом. Лидочка помогла Александрийскому одеться, потом оделась сама. Из столовой вышел Пастернак. Он спешил. Увидев Лидочку, сказал: - Простите, я хотел проститься с вами. Я сейчас уезжаю. - Как жалко, - искренне сказала Лидочка. На минуту вся история с Полиной как бы отошла назад. - Я хотел вам сказать, что двадцатого ноября у меня должен быть вечер в Доме железнодорожников. Если вам интересно, приходите. - Большое спасибо, - сказала Лидочка. - Тогда я с вами прощаюсь. Через десять минут должен уйти грузовик, они за продуктами поедут и меня захватят. - Я была рада с вами познакомиться, - сказала Лидочка. Она почувствовала, что Пастернаку не хочется с ней расставаться. Он будто ждал еще - последних нужных слов, но слов не получилось. - Лида. - сказал Александрийский отцовским голосом, - нам пора. - Простите, - сказал Пастернак, - до встречи. Лидочка посмотрела, как Пастернак через две ступеньки, легко взбежал на второй этаж. Она открыла дверь, пропуская Александрийского вперед. У него была узкая согбенная спина. Александрийский еще в дверях стал раскрывать большой черный зонт. В лицо колотил промозглый ледяной ветер. Зонт никак не раскрывался, его рвало из рук профессора. - Давайте я сама, - сказала Лидочка. Она вышла на улицу, раскрыла зонт и быстро повернула его горбом против ветра. Они вышли за ворота усадьбы - широкая дорога вела вниз, мимо кладбища к прудам и основному въез ду; другая, от ворот направо, - к каким-то хозяйственным строениям. На развилке стояла массивная старая церковь, дверь в которую была полуоткрыта и внутри было темно, а на полу видны рваные листки бумаги. Александрийский взял Лидочку под руку и повел направо. Пришлось идти по скользкому глинистому валику между наполненными водой колеями. Лидочка перепрыгнула через колею и пошла по обочине, держа перед профессором зонт. Сама она уже успела промокнуть. Профессор не оценил этой жертвы. - Мы идем в гости к Полине, - сказал он. - Жаль, что вы проспали, но я надеюсь, что мы успеем туда первыми. И все тайны разрешатся сами собой. - А вы знаете, где она живет? - Я узнал сегодня утром. - Как? - Неважно. - Значит, вы мне поверили? - Разумеется, я вам поверил! Ведь кто-то уронил китайскую вазу! К тому же разговор с Полиной, который вы имели в дамской комнате, показал, насколько Полина кому-то опасна. - Мате? - Кому - кому? - Матвею Ипполитовичу. - Да. Ему в первую очередь. Но я бы не исключал и товарища из ЧК. Как его, Диамантова? - Алмазова. - Простите, я неудачно пошутил. - А ему что нужно? - спросила Лидочка, будто бы удивленная, хотя сама еще раньше не исключала такой возможности. - Алмазов знал обо всем от своей любовницы. Вы же сами мне сказали, - сказал Александрийский. - Да, Альбина все слышала, но она дала слово, что ничего ему не расскажет! - И вы поверили этой шавке? Лидочка удивилась - за время их знакомства профессор никогда не позволял себе быть грубым. - За что вы так ее назвали? - Лидочка почувствовала себя защитницей несчастной Альбиночки. - Девка, связавшая свою судьбу с такой фигурой, не может вызвать у меня сочувствия. Тут профессор Александрийский поскользнулся и чуть было не въехал галошей в глубокую колею. Лидочка еле успела подхватить его, но выронила при этом зонтик. Так что пришлось прервать разговор. Когда наконец профессор вновь твердо стоял на дороге, а зонт прикрывал его от дождя, Лидочка смогла разобрать, что справа тянутся низкие, вросшие в землю одноэтажные строения с множеством окон. В некоторых горел слабый свет - видно, даже днем в такую погоду там было совсем темно. - Здесь жили слуги, - сказал профессор. - А теперь живет обслуживающий персонал. Вы чувствуете разницу? - Конечно, - сказала Лидочка. - Персонал - это звучит гордо! - Вы умненькая девочка, - сказал Александрийский. - Вы вызываете во мне злость тем, как вы молоды, хороши и недоступны. Злость потому, что моя жизнь уже промчалась, а ваша еще только начинается. Слева был запущенный яблоневый сад. Березы и кустарник уже заполнили пространство между яблонями. - Я не понимаю, - сказала Лидочка, - зачем Алмазову смерть Полины? - Мы сможем ответить на этот вопрос, только когда узнаем, кто такая Полина. Разумно? - Да, - сказала Лидочка. - Обычно в убийствах, которые совершает наше тайное ведомство, прослеживается какая-то цель. И поэтому их террор держава еще может вынести. Но как только объяснения и оправдания их действиям пропадут, считайте, что государство на краю гибели. Начинается якобинский террор, и он уничтожает не только врагов революции, но и самих революционеров. Тропинка привела к двери в торце длинного одноэтажного флигеля. Александрийский долго вытирал ноги о сделанный из пружин коврик у двери. Лидочка сложила зонтик. Александрийский толкнул дверь и вошел. Перед ним протянулся длинный узкий коридор, над которым висели, еле освещая его, две лампы. По обе стороны тянулись одинаковые темно-зеленые обшарпанные двери. - Это людская, - сказал Александрийский. - Закройте за собой дверь, чтобы не дуло. Нам нужна шестая комната. Ближайшая к ним дверь отворилась, и в ней показалась девочка лет десяти в коротком тусклом платье, с толстой косой, лежавшей на плече. Девочка уныло доила косу, глядя на Лидочку. - Здравствуй, - сказал Александрийский. - Где тетя Катя живет? - Тама, - девочка неопределенно ткнула палъWM вдоль коридора. Как будто по мановению этого пальчика, дальше по коридору открылась дверь, оттуда высунулась женская голова в папильотках и позвала: - Паша, иди сюда, я жду. Александрийский весь подобрался, стал даже выше ростом, и палка, на которую он только что опирался, превратилась в легкую изящную трость. Он уверенно и легко пошел к женщине, Лидочка за ним. Подойдя ближе, Лидочка узнала в этой полной, средних лет даме в халате, поверх которого была натянута фуфайка, респектабельную сестру-хозяйку, которая регистрировала их по приезде. - С кем это ты? - спросила сестра-хозяйка, глядя на Лидочку, потом вспомнила и сказала: - А, помню, Иваницкая, от Института лугов и пастбищ. Заходить будете? - Нет, - сказал Александрийский. - А зачем ты ее привел? - Ее это тоже касается. - Тебе лучше знать, - сказала равнодушно сестра-хозяйка. - Больше никто ключей не спрашивал? - А спросят? - Могут спросить. Тогда ты нас не видела. - А я вас и так не видела, - сообщила сестрахозяйка. - В твоем возрасте опасны молодые девочки. - Я бы рад, - сардонически улыбнулся Александрийский. - Но не могу. И не ревнуй, мы еще с тобой повоюем. - С тобой повоюешь, - сказала женщина и, не закрывая двери, исчезла в своей комнате. Девочка стояла сзади Лидочки, она сунула конец косы в рот и обсасывала его. - Вы давно знакомы? - спросила Лида. - Лет десять назад Катя была красавицей. Она и сегодня хороша собой, но десять лет назад... - Десять лет назад и ты, Паша, был еще орлом, _ сказала женщина, вынося им ключ и протягивая его Александрийскому. - Не то, что теперь - руины, извини за грубое слово. Как, есть надежда, что выздоровеешь, или помирать придется? - Ты жестокая женщина, Катя, - сказал Александрийский жалким голосом. Этого Лидочка не ожидала, даже обернулась к нему, словно хотела убедиться, что он мог так сказать. - Значит, не выздоровеешь, - сказала Катя. - Но проскрипишь еще пару лет. А жаль. Да ты ко мне все равно бы не вернулся... - Не знаю, - сказал Александрийский, - Направо поворачивай, будто запираешь, понял? - Ладно, - сказал Александрийский. - А то заходи, чаю попьем. - Спасибо. Какой номер? - Через одну по моей стороне. А она не вернется? - Думаю, что не вернется. - А то неловко получится. - Я бы не стал тебя подводить. - С тебя станется. Ты же, Паша, всегда только о себе думал. - О науке. - Это так у тебя называлось - думать о науке. А наука для тебя что? Это ты сам и есть наука. - Наука сегодня куда больше и сильнее меня - я только ее раб. - А что с тобой спорить! Иди, смотри. - Так ты точно не знаешь, кто она такая на самом деле? - Я ж тебе Христом-Богом клянусь - Полина она и сеть Полина. Ее Денис еще до революции знал. - Здесь? - А где же? - А Денис сейчас где? - В Москве, где же. Ты пойдешь или так будешь стоять? Александрийский пошел к двери в комнату Полины, Лидочка за ним. Катя осталась у своей двери. Лидочка услышала за спиной ее голос: - А молодые тебе опасные, Паша. Помрешь ты с ней. Александрийский, не оборачиваясь, отмахнулся.. Сзади хлопнула дверь. Профессор согнулся, вставляя в замочную скважину ключ. - Как будто закрываете, - напомнила Лидочка, - Памню, - сказал профессор.. Дверь отворилась. Профессор повернулся к Лидочке, хотел пригласить ее войти, но тут увидел девочку, которая сосала косу. - А ты что здесь делаешь? - Гляжу, - сказала девочка. - А глядеть тебе нельзя, - сказал Александрийский. - Почему? - Потому что я тебе глаза выколю, - сказал профессор. - А не будешь смотреть, конфету дам, так что выбирай, что тебе интересней. - Мне смотреть интересней, - сказала девочка. - Иного ответа я от тебя не ожидал. Держи рубль. Профессор достал из кармана брюк рубль. Девочка взяла его и продолжала стоять. - А теперь - брысь отсюда. Девочка раздумывала. Открылась дверь в комнату Кати, и та крикнула: - А ну иди сюда, уши оторву! Девочка демонстративно вздохнула и побрела прочь. - И это могла быть моя дочь, - сказал Александрийский. - Надо будет спросить, чья она... - Он тоже вздохнул и добавил: - Я первым туда войду. В комнате было сыро, холодно и совсем темно - маленькое окно, расположенное низко от земли, пропускало слишком мало света. Александрийский стал шарить рукой по стене возле косяка двери в поисках выключателя. Но Лидочка сообразила, что в комнате нет электричества, - на столе стояла трехлинейка. Рядом с ней она разглядела коробку спичек. - Погодите, - сказала она Александрийскому. - Я зажгу. Она зажгла лампу, подкрутила фитиль. В комнате стало чуть светлее, ожили, зашевелились тени. - Какое-то средневековье, - сказал Александрийский. - Почему не провели электричество? - Потому, - ответила Лида осматриваясь. Комната была обставлена скудно. Продавленный диван был застлан серым солдатским одеялом, покосившийся платяной шкаф с открытой дверцей был печально и скучно пуст, лишь черная юбка висела на распялке. У дверей стояли высокие шнурованные ботинки. - Лидочка, будьте любезны, загляните под диван, - сказал Александрийский. - У нее должен быть какой-нибудь чемодан или саквояж. Под диваном было мало места для чемодана - всего сантиметров десять-пятнадцать, но Лидочка не стала спорить. Прижав щеку к полу, она заглянула под диван - там было темно, что-то зашуршало, Лидочка отдернула руку и вскочила. - А там мыши, не бойся, - сказала Катя, которая вошла в комнату. - Я не боюсь, - сказала Лидочка, переводя испуганнее дыхание. - Там нет чемодана. - У нее баул был, - сказала Катя. Она уже причесалась - от этого лицо ее изменилось, стало миловиднее. Девочка, получившая рубль, снова появилась в дверях, но войти не посмела. Из-за нее выглядывал парень лет пяти. И сопел. - Баул был черного цвета, старый, - повторила Катя. - Она как с ним приехала, так он у нее в шкафу и стоял. - Катя показала на открытый шкаф. - А одежды у нее много было? - А у кого, кроме твоих любовниц, много одежи бывает? - спросила Катя, глядя на Лидочку. Александрийский отмахнулся от Кати и пошел вокруг комнаты, жмурясь, потому что света было мало. - Она давно здесь поселилась? - спросил Александрийский. Лидочка поежилась: как же Полина жила в таком мокром холоде? Впрочем, другие живут и с детьми. - А ей повезло, - сказала Катя. - Когда она к ним приехала, в этой комнате как раз Марфута померла, судомойка у нас была из старых. Вон видишь, от нее икона осталась. И наш директор отдал комнату Полине. Конечно, на комнату другие были желающие, но он отдал. - Катя шмыгнула носом. - У нас третий день не топят - печь общая, железная, на весь флигель а с дровами опоздание, дорогу развезло, никак не проедут. А мы мерзли. Надо тебе в Академии поговорить, Паша. - Чего же ты раньше не сказала? - спросил Александрийский. - Ведь здесь дети. - А я как тебя увидела, всю ночь проревела как дура - думала, лучше бы помер - одна тень от человека осталась. - Ладно, ты мне рассказывай про Полину. - У нас на кухне и в столовой работать некому _ трех человек выслали, Марфута померла. - Как так выслали? - спросила Лидочка. - А к нам милиционер приходил, - сказала девочка хрипло. - Как выслали? У нас уж третий раз проверяют - чуть кто напишет, так и проверяют - если имение Трубецких, то здесь агенты буржуазии спрятаны. А ты посмотри, как я живу, это что я - агент, да? - Проклятие князей Трубецких, - сказал профессор. - У нас всегда не хватает, кому обслуживать - нам и присылают черт знает кого - за комнату люди соглашаются, весь коридор засрали. - А к нам милиция приезжала. - сказал мальчик. Катя стукнула его по затылку. Мальчик заныл. - И когда Полина появилась эдесь? - спросил Александряйскяй. - Скоро месяц как приехала. Лидочка увидела, что из-под лампы торчит уголок бумаги. Она вытащила сложенный вчетверо листок. На нем крупно и неровно написано несколько строк. Там, где Полина вспоминала и лизала грифель, буквы были яркими, а к концу слова карандаш становился тусклым, еле видным. "Передайте директору, что я срочно уехала, не успела попрощаться. По семейным обстоятельствам. Жалованье пускай возьмет себе. Я потом напишу, где буду. Полина Петрова". - Так и напишет, - сказала Катя, - написала им одна такая. Видно, почуяла, что пахнет жареным. Надо еще посмотреть, может, что из вещей пропало. И так разворовали - вы даже не представляете - какие люди пошли! Скоро одни стены останутся. Вы знаете, что еще три года назад тарелок было на всех по три, а то и по четыре на отдыхающего, а теперь уже еле-еле по одной. Чайники, кастрюли - все воруют, а она на кухне была. - Катя, хватит, - сказал Александрийский. - Ты же чужую роль сейчас играешь. - Какую роль? - откровенно удивилась сестра-хозяйка. - Простолюдинки с классовым чутьем, - сказал Александрийский и не сдержал вольтеровской улыбки - все лицо собралось в лучи морщин - а глаза блестят. - Как знаю, так и говорю, - обиделась Катя. - Ты ведь тоже не такой простой. А в партию вступил. - Ладно, не будем об этом, - поморщился профессор. Теперь улыбалась Катя - словно они были дуэлянтами, обменявшимися уколами. Лидочка подошла к окошку. В тусклом, свете дня она увидела на подоконнике смазанное темное пятна Она провела по нему пальцем. Пятно было еще влажным. Грязь. - Павел Андреевич, - позвала она. Тот не услышал. В коридоре послышались шаги и голоса. Лидочка быстро провела рукой по раме - окно было одностворчатое, открывалось наружу. Обе щеколды были открыты. Лидочка опустила нижнюю, потом, продолжая движение, стерла грязь с узкого подоконника. Почему она так сделала? Она узнала голос. Голос в дверях принадлежал Алмазову. - Кого я вижу! - воскликнул он. Он скрипел кожей куртки и сапог. Нечто невероятно скрипучее. - Что вас привело сюда, друзья мои? Он изображал персонажа какого-то спектакля, заставшего жену с любовником. Вторжение Алмазова не прошло безболезненно - разумеется, он не смотрел под ноги и потому отшвырнул, сам того не желая, мальчика. Тот тут же ударился в громкий рев, девочка с косой заверещала: "Вы чего маленьких бьете!". Катя стала поднимать сына, утирать ему нос, бормоча при этом: - Потерпи ты! Что, не видишь, у дяди револьвер! - Простите, - сказал Алмазов потревоженному муравейнику. Он поморщился, пережидая вопли, и повторил, теперь уже без актерства: - Я вас спрашиваю, гражданин Александрийский, вы что здесь делаете? Только тут Лидочка увидела ранее скрытого крупной, широкой фигурой Алмазова президента Филиппова, который выглядывал из-за плеча чекиста. - Ничего, - сказал Александрийский. - Как так ничего? - Мы гуляли, - кивком головы Александрийский показал на Лидочку, - потом мне захотелось навестить мою старую приятельницу Катю... Александрийский показал на Катю - она все еще сидела на корточках и утешала ревущего сына, а девочка тоже сидела на корточках, но по другую сторону от мальчика, как будто училась утешать детей. - Да катитесь вы отсюда! - закричал вдруг Алмазов. - У меня от вас голова раскалывается. Катя молча подхватила под мышку мальчика и, обогнув Алмазова, исчезла. За ней убежала девочка. И сразу стало тихо. - А теперь, - сказал Алмазов, - я вас попрошу. - Катя сказала нам, - продолжал Александрийский, - что ее соседка не появлялась со вчерашнего дня, И дверь была открыта. Она сама не смела заглянуть сюда и как раз собиралась пойти к директору... - С этими словами профессор протянул Алмазову письмо Полины. - Все обычно имеет самые простые объяснения. - А мы их проверяем, - сказал Алмазов, со скрипом склоняясь к горящей лампе, чтобы прочесть при ее свете записку. Он читал, шевеля губами, и только сейчас Лида подумала: а ведь он плохо учился. Плохо учился, но мечтал убежать в индейцы или стать бомбистом, как сам господин Савинков. - Куда она уехала? - спросил Алмазов. - Эта ваша работа, - сказал Александрийский. - Хорошо, - сказал Алмазов, пряча записку а карман френча. И, очевидно, разговор остался бы без последствий, если бы ненеосторожные слова профессора. - Кстати, - спросил он уже от дверей, - а вы почему здесь оказались? - Что? - Алмазов красиво приподнял бровь. Лидочка подумала, что он отрепетировал этот маленький жест у зеркала. Стоит по утрам перед зеркалом - то поднимет бровь, то опустит... В одно слово Алмазов смог вложить такую угрозу, что Александрийский опустил глаза, а остальные замерли, будто ждали, что сейчас карающая десница пролетарского гнева обрушится на профессора. Но почему-то Алмазов предпочел не выказывать гнева, а сказал после тягучей паузы: - Мы получили сигнал. Он не стал уточнять, какой сигнал и откуда. Функцией ГПУ было всезнание, и потому сигнал поступал в ГПУ как выражение этого всезнания, ибо, если бы сигнала и не поступило, Алмазов все равно должен был все знать. - Посторонних прошу удалиться, - сказал Алмазов. - Помогите мне, - произнес с трудом Александрийский, и Лида поняла, что встреча с Алмазовым далась ему нелегко - профессор утомлялся скорее, когда волновался. Лидочка вывела профессора в коридор. Там стояла Катя. - Ты слышала? - спросил профессор. - Слышала, что вы ко мне по старой памяти зашли, я вам и сказала, что Полина с вечера не вернулась. - Ну прощай, моя хорошая, - сказал Александрийский. - Главное, не бойся никого. - Я человек маленький, - сказала Катя. Она вдруг потянулась к профессору, обняла его и поцеловала в губы. - Задушишь, - сказал профессор. Оторвался от нее, и вовремя, потому что из комнаты Полины высунулся президент и крикнул; - Кто здесь сигнализировал? Катя ушла к Алмазеву, а ее дети остались в коридоре у двери, им было страшно за мать - они, как звереныши, чувствовали, какая опасность исходила от Алмазова. Они вышли на улицу. Ветер вроде бы перестал. Лидочка раскрыла зонт. - Мы будем дальше гулять или вернемся домой? - Я устал, - сказал профессор. Обратно они шли медленно, несколько раз останавливались передохнуть, возле церкви профессор долго копался непослушными пальцами, расстегивая пальто, достал жестяную коробку с пилюлями. Лидочка помогла ему застегнуть пальто, что было нелегко, если держишь в руке зонт. Теперь они были далеко от всех. - Мне получше, - сказал профессор. - Не так болит проклятое. - Не ругайте собственное сердце, - сказала Лидочка. - Вы правы, мне не в чем его упрекнуть. Оно меня грело, потому что пылало. - Как у Данко? - Я не люблю этого писателя, - сказал профессор. - Что же вы думаете теперь? - А вы что думаете? - спросила Лидочка. Ей захотелось чуть подольше не расставаться с тайной, известной лишь ей одной, - тайной открытого окна. - Я не стал бы делать окончательных выводов, - сказал Александрийский. - Я даже не стал бы настаивать на том, что Полина умерла. Но, очевидно, поздно вечером или ночью она собрала свой баул и пошла в Санузию, пошла к вам! Эх, если бы кто-то мне ответил на два вопроса! - Какие? - Первый: зачем ей ночью к вам идти? Может быть, вы что-то скрываете от меня? Лидочка скрывала от профессора две вещи - улики. Первое - историю с кастрюлей. Потому что не считала себя вправе распоряжаться чужой тайной, которую ее просили сохранить. Второе - открытое окно. Так как вторая улика касалась только Лидочки, она тут же рассказала профессору о грязном следе на подоконнике. - Это запутывает и без того сложную картину, - сказал Александрийский. - А мне кажется, упрощает, - сказала Лидочка. - Ведь, вернее всего, Полина не хотела уходить коридором, где люди, дети... и вылезла через окно. - Глупо, - проворчал Александрийский. - Глупо, доктор Ватсон, любой Шерлок Холме выгнал бы вас с работы. У ворот им встретились братья Вавиловы, они были в широких пальто и одинаковых темно-серых шляпах. И зонты у них были одинаковые. Лидочка подумала, что либо они вдвоем были за границей, либо один из них привез брату шляпу и зонтик. - Вы думаете? - сварливо спросил Александрийский. - Или глазеете на Вавиловых? - Я не знаю, - сказала Лидочка. - Человек пролез в окно с улицы! - Почему? - Потому что у него подошвы были грязные. Ведь в комнате нет луж! - А кто это был? - Кто угодно. Убийца, грабитель или даже сама Полина - если было поздно, а она хотела взять вещи. После разговора с вами. Они вошли в дом. Лидочка помогла профессору раздеться. - Конечно, - сказал он, входя в пустую биллиардную и усаживаясь на узкую скамеечку подальше от входа. - Конечно же, я принимаю последнюю версию. Разговор с вами, а потом встреча с любовницей этого гэпэушника привели Полину к убеждению, что надо бежать. Было очень поздно, она испугалась разбудить кого-нибудь во флигеле, влезла в окно, взяла свой баул, но спохватилась, что забыла что-то вам сказать. Или что-то взять у вас. Что это могло быть? Ну. думайте! - Не знаю, - Лидочке показалось, что ее голос звучит неубедительно. Сейчас он догадается, что Лидочка врет. - Вы можете и не знать, - согласился профессор. В биллиардную заглянул аспирант Окрошко с таким же юным другом. - Простите, - сказал он, покраснев при виде Лидочки. - Мы думали, что вы не играете. - Входите и играйте, молодые люди, - заявил профессор. А Лидочке негромко сообщил: - Я пойду к себе и немного полежу. Можете меня не провожать. Вы устали. - Я вовсе не устала, - сказала Лидочка. Она проводила профессора до его коридорчика. - Главное, - сказал профессор решительно, останавливаясь перед своей дверью и принимая задумчивый вид, - главное - отыскать, где она спрятала баул. Вот вам задание, Лидия. - Какой баул? - не сразу сообразила Лидочка. - Баул Полины. Если она была убита, то ее баул должен остаться здесь. - Но если она убита, лучше, наверное, найти ее труп, - сказала Лидочка. - Заблуждение, - сказал профессор. - Ее труп уже лежит на дне пруда или закопан в лесу. А вот баул... баул преступник не стал топить. Профессор был убежден в том, что он - Шерлок Холме. Лидочка не стала с ним спорить, хотя была убеждена, что если ты собрался закапывать или топить труп, то добавить к этому грузу и баул вовсе не трудно. - Так все-таки, что вы думаете, - не выдержала Лида, - что случилось с Полиной? - А вот этого я не знаю. Хотя ожидаю худшего! - Потому что я видела ее? - Потому что ваш любимец Матя мог так перепугаться, что взял и убил ее. - А как Алмазов об этом узнал? - Это загадка, которую мы разрешим по ходу расследования, - сказал Александрийский. Он открыл дверь к себе в номер и поднял руку, прощаясь. - Попрошу вас навестить меня перед обедом. Надеюсь, к этому времени у вас будут для меня новости, - сказал он. - Мы разделим с вами функции. Вы будете моими ногами и глазами, я - вашим мозгом. Лидочка не посмела оспорить это решение, хотя предпочла бы не знать ничего о Полине, убийствах и всей этой Санузии. Глава шестая Желание заглянуть, наконец, в кастрюлю и разгадать таким образом тайну возможной смерти Полины Петровой измучило Лидочку, пока она возвращалась с профессором в санаторий. Она с трудом вытерпела последние наставления Александрийского и побежала наверх, надеясь, что Марты, и уж тем более Марты с очередным поклонником, в комнате не окажется. Лидочке повезло. Ее мечта сбылась - никто не встретился на дороге, никто не остановил и не окликнул ее, комната была пуста, а кровать Марты аккуратно застелена. Прежде чем закрыть за собой дверь, Лидочка поглядела в обе стороны коридора - коридор был пуст. Лидочка затворила дверь, быстро опустилась на колени возле своей кровати, заглянула под нее... там ничего не было. Лидочка даже легла на прикроватный коврик, чтобы поглубже засунуть под кровать руку, и дотянулась пальцами до плинтуса: пусто. Лидочка уселась перед кроватью и стала думать. Кастрюлю мог обнаружить любой, кто догадался бы залезть под кровать. Но ведь надо было догадаться! Значит, кто-то обыскивал комнату? Или Полина сама успела открыться кому-то перед смертью? Что теперь делать? Что же таилось в кастрюле? Что-то достаточно серьезное для Полины и ее врагов... Тут Лидочка поймала себя на мысли, что она теряет драгоценное время, сидя на коврике и не производя никаких полезных действий. Впрочем, бежать ей некуда. Алмазов знает, что ты от него никуда не денешься. Он догонит тебя, если захочет, в лесу, на Калужском шоссе и даже в Институте лугов и пастбищ. Лидочка с трудом поднялась. Пришлось уцепиться за спинку кровати. Надо спуститься к Александрийскому. Если уж ты выбрала себе союзника, держись за него, каким бы беспомощным он ни казался. Сила женщины в том, что она умеет выбрать мужчину, а потом за него держится. Хочет он того или нет, Этот афоризм так понравился Лидочке, что она вышла в коридор, улыбаясь. Хотя коленки все еще дрожали. Сделав несколько шагов, Лидочка остановилась, чтобы перевести дух. "Мадам, - сказала она себе, - вы меня удивляете. У вас никуда ие годятся нервы. Если бы тебя хотели арестовать, давно бы арестовали. Если ты на свободе, значит, пока не хотят арестовать. Можно не спешить". Такое простое объяснение отсутствия Алмазова вдруг утешило Лидочку, она даже остановилась и наконец-то глубоко вздохнула. Хоть объяснение и не обещало хорошего конца, оно давало передышку, по крайней мере обещание передышки. Лидочка шла, чуть дотрагиваясь до стены кончиками пальцев, чтобы не упасть, если откажут коленки, - не верила она коленкам. Дойдя до лестницы, Лидочка резко оглянулась, ожидая, что из-за угла высунется голова преследователя. Пусто. Только из докторского кабинета доносятся голоса. Тогда Лидочка быстро сбежала вниз по лестнице. Снова обернулась. Снова никого. Преследователи оказались хитрее, чем она рассчитывала. Не спуская глаз с верха лестницы, Лидочка сделала несколько шагов в сторону прихожей и со всего маха врезалась в рыжую горбунью с мучным, в веснушках, лицом. Горбунья была в длинном синем халате и держала в одной руке ведро, в другой - серый мешочек. - Извините. - сказала Лидочка. - Ты мне и нужна, - сказала женщина. - Я горничная у тебя, помнишь? - Нет, извините. Что нужно еще этой женщине? На вид рыжей горничной было лет тридцать, халат ее сверху был расстегнут и видна была шея и верх груди - тоже в веснушках. - А я тебе и говорю, - сказала горничная. - Из-за тебя я работы терять не намерена. Мне она говорит, давай, говорит, ты по номерам смотри, у нас уже тарелок не осталось, а про вилки и говорить нельзя, последнюю, говорит, сорока в клюве носила, - женщина рассмеялась, открыв широкий лягушачий рот, полный зеленоватых зубов. Лидочка инстинктивно сделала движение, чтобы обойти горничную, потому что в словах и действиях ее была угроза. Лидочке эта женщина была неприятна. - Простите, - взмолилась Лидочка. - Я вас не понимаю. - Еще как понимаешь, гражданочка, - сказала горничная, - как если тебе положить некуда, если варить не в чем, то пойди и купи что хочешь, а нет, так и не покупай, а зачем воровать? Я доложу директору - ты втрое заплатишь. - Да пустите вы меня! Это был какой-то бред - горничная не пропускала Лидочку, покачиваясь перед ней, - широкое плоское тело перекрывало узкий проход, Лидочка уже решила, что горничная ненормальна, и хотела бежать назад, но та вдруг протянула ей серый мешочек: - Ты мне три рубля дай, я никому не скажу - мне чужого не надо, мне даже стыдно понимать, как можно чужое брать. Лидочка послушно взяла мешочек. Мешочек был тяжелым, в нем были какие-то небольшие размером, но увесистые вещицы, словно каменные шахматные фигурки. - Это что? - спросила Лидочка. - Не знаешь? - горничная будто издевалась над Лидой - рванула на себя, перехватила мешочек. - Нет, ты три рубля дай, а не то я командиру гэпэушному скажу - он мне спасибо скажет, зачем вы кастрюли воруете. - Кастрюли? - Я и говорю - кастрюли. Мне Раиса велела - ты, говорит, по комнатам посмотри, как убираться будешь, отдыхающие наши тоже люди - хорошую кастрюлю не купишь ни за какие деньги, а если у кого найдешь, принеси, я уж сама с ними поговорю. А я у тебя нашла и думаю: ты ведь богатая, а мне каждая копейка на счету... - Какая кастрюля? - прервала женщину Лидочка. - Ясно какая, какая под кроватью у тебя стояла. Ты мне трешку дай, я скажу, что кастрюлю на улице нашла, мне чужого не надо, что было в кастрюле - вот оно, бери. Женщина стояла, протянув руку с мешочком, - и вдруг Лидочка ощутила неуверенное и боязливое со стояние горничной, которая сейчас рисковала ради трешки. - У меня нет с собой трех рублей, - сказала Лидочка. - А в комнате есть, если хотите, поднимемся наверх, я вам передам, вы не думайте, я не хотела воровать кастрюлю, мне нужно было куда-то вещи положить... - Я понимаю, почему не понять, - с готовностью согласилась горничная. - Я подождать могу, мне много три рубля, вы мне рубль дайте, и я довольна буду, - Нет, почему же, я согласна, я понимаю. Но если можно, пойдемте наверх, я вам отдам. - Мне сейчас не надо, я же верю! - почти кричала горничная. - Вы мешочек возьмите, мне чужого не нужно... - Горничная отступала, мешочек тяжело оттягивал руку Лидочке. Горничная убежала - только тяжело заскрипели половицы. "Наверное, Алмазов выслеживает меня, это провокация", - сказала себе Лидочка. Но отказаться было нельзя - в этом мешочке тайна Полины... Лидочка быстро взбежала по лестнице и нырнула к себе в комнату. Марта не возвращалась. Стало чуть светлее, можно было не зажигать света. Лидочка уселась к себе на кровать, высыпала содержимое мешочка на покрывало. Она не думала заранее, что там будет - золотой ли клад, драгоценные камни либо патроны. Но все равно была удивлена, когда увидела на покрывале несколько страшно старых, словно выкопанных из земли, предметов, грубых, покрытых либо копотью, либо черной краской. Лишь одна вещь была почище иных - грубая по рисунку трехслойная агатовая камея. Фон ее был голубоватым, а белая женская голова, анфас, была сделана по канонам восточной красоты: пышные дугообразные брови, рыбками глаза, широкий овал лица, на голове средневековый, византийского типа венец, внизу надпись непонятными значками, вернее всего грузинскими или армянскими. Камея размером с куриное яйцо была окружена замазанной черной масляной краской узкой рамкой, такой же краской была покрыта и цепочка. Несмотря на грубость, на неприятный цвет рамки и цепочки, камея являла собой нечто настоящее, не поддельное. Хорошо бы показать ее Андрею, подумала Лидочка, он понимает в таких вещах... Откуда эти вещи у Полины? Что они значат? Лидочка подняла черный, покрытый подобием сажи массивный перстень с печаткой-грифоном... Потом она надела на шею камею, шагнула к зеркалу. В тусклом зеркале камея отражалась плохо - темный овал в черной оправе на серой блузке не лучшая одежда для бала. Тут в дверь ударили - не постучали, а ударили, словно не хотели дать возможности ответить "нельзя!", Лидочка правой рукой прикрыла медальон, а всем телом - к кровати, хотела прикрыть остальные вещи. Ворвался Матя. - Вот вы где! - сказал он укоризненно. - Я вас обыскался. Где вы пропадали? Он был взлохмачен, раздражен, будто обижен на Лидочку. Закрыл за собой дверь и, не глядя на разложенные на кровати вещи, прошел к окну, выглянул в парк, словно там таились преследователи. Лидочка стащила через голову медальон. - Зачем я вам понадобилась? - Вся эта история мне безумно не нравится, но мне совершенно не с кем посоветоваться. - Кроме меня? - Не кривляйтесь, Лида. Мне на самом деле не с кем поговорить, кроме вас. Он сел на стул, вытянул длинные ноги в измазанных желтой грязью капиталистических горных ботинках. - У меня такое ощущение, будто меня обложили с собаками. Лидочка присела на кровать и стала не спеша, чтобы не привлекать внимания Мати, убирать в мешочек вещи - перстень, маленький кубок, звено толстой цепи, печать, черепки... - Первое и самое главное: где Полина? Лидочка чуть не ответила ему: "А я была уверена, что вы ее убили!". Что было бы глупо и, наверное, очень опасно, если Матя и на самом деле убил подавальщицу. - А что случилось? - А то, что она меня сегодня ночью отлично шантажировала - перепугала смертельно, я готов был убить ее или выполнить все ее требования. И тут только до Лиды дошла простейшая истина: если Матя не убийца, то он и не подозревает, что Лида знакома с Полиной. И тогда он должен удивиться, если Лида признается в знакомстве. А если он уверен, что Лида знакома с Полиной, тогда придется признать, что милый интеллигентный доктор наук, любимый ученик Ферми - просто-напросто злодей. И она, Лида, как последняя дура, сидит с ним в комнате вместо того, чтобы бежать к Алмазову и требовать помощи. - Извините меня. Матя, - сказала Лидочка, понимая, что опоздала с этим вопросом, - но я не знаю кто такая Полина. - Вы? Лидочка продолжала складывать тяжелые игрушки в мешочек, а ступнями постаралась покрепче встать на пол, чтобы рвануться к двери, если Матя сделает опасное движение. - Да... - сказал наконец Матя грустно, как будто он был разочарован вопросом Лиды. Но не стал с ней спорить. - Полина, Полина - это подавальщица в нашей столовой, да? Как будто он требовал подтверждения у Лиды. Нет, так просто Мате не отделаться! - Какая подавальщица? - Высокая, худая такая, ну вы же ее знаете! - Матя не выдержал. - Конечно, зн