х большой орех. - К сожалению, Матвей катастрофически прав. Мы провели с ним несколько часов в спорах - он старался привлечь меня к себе в союзники, ему нужны более солидные имена, чем его имя... И знаете, он меня убедил. Я совершенно и бесповоротно верю в возможность создания супербомбы на основе реакции деления ядер урана. Никаких чисто физических возражений этому я не обнаружил. Боюсь, что не обнаружат и другие ученые, И при организационных способностях, силе убеждения и напористости Матвея работы над бомбой могут начаться в ближайшее время. Если не заговорит Полина. - А вы думаете, что Алмазов ищет ее именно поэтому? - Господи, это яснее ясного! Альбина рассказала ему, что услышала... - А мне обещала молчать. - Алмазов знает слабые места Альбины и умеет допрашивать. У нее не было шансов... впрочем, пистолет - это шанс! Шанс кролика. - Ой, не говорите так. - Лучше говорить правду. Алмазову нужна Полина. Ему нужно самому допросить ее. Нужно понять, что она знает о Мате и чем это грозит не только Мате, но и проекту века и лично товарищу Алмазову. И ему также важно понять, что выгоднее - уничтожить Полину, позволить это сделать перепуганному за свое будущее Мате или оставить ее как угрозу. Ох, какая интрига! - Ничего интересного! Это же люди. Вы не знаете Полину, а я ее немножко знаю, - И вам ее жалко? - Конечно, жалко. - Тогда ей лучше было сидеть дома и не провоцировать события. Каждый из нас - раб собственной судьбы. Судьба Полины - ничтожная песчинка по сравнению с судьбами, на право распоряжаться которыми замахнулись ваши друзья Матя и Алмазов. Они медленно пошли дальше. Впереди холмом, заваленным гнилыми листьями и заросшим жухлой травой, поднимался старый погреб. - Почему вы все время говорите о том, что Матю надо остановить? Ведь завтра бомбу начнут изобретать французы и англичане, которые нас ненавидят, завтра она попадет к фашистам. Гейзенберг сделает ее для Гитлера. - Слышу аргументацию Матвея. Это он сказал? - Он сказал. - Не бойтесь за Гейзенберга. Бойтесь тех, кто ближе. Бойтесь Матю. - Бомба - надежная защита от фашизма! - Опять Матвей: Да поймите, прекраснодушное дитя, что эта бомба - не просто бомба. Энергия, которая высвобождается при разделении атома урана, так велика, что одной бомбы будет достаточно, чтобы снести с лица земли Париж. - Или Москву? - Подумайте же, что случится, когда у Алмазова я его друзей - у Сталина, Косиора, Кирова, Тухачевского, у этих убийц, - окажется в руках абсолютное оружие! Неужели вы думаете, что они постесняются его употребить в дело? Неужели вы думаете, что они не сбросят его на Париж, сберегая собор Парижской Богоматери? Неужели вы не понимаете, что страшные преступления, которые уже совершила или еще совершит сталинская банда, будут удесятерены? Они же с помощью тщеславного Мати завоюют весь мир, экспроприируют весь швейцарский сыр и шоколад, чтобы самим его сожрать! - А Матя? - Матя? Если он доживет до торжества мирового коммунизма с атомной бомбой, то, возможно, будет стоять на трибуне среди победителей. Но, вернее всего, на каком-то этапе его отстранят или уничтожат. А впрочем - что я знаю? Они подошли к погребу. Между ним и дорожкой ярким пятном желтела расплывшаяся куча глины. Видно, ее завезли для хозяйственных надобностей еще летом, а потом почему-то забыли о ней, - Вот видишь, - сказал Александрийский. - Я же говорил тебе, что уже видел эту глину. - А Матя не только видел, - сказала Лидочка,- но и ходил по ней. - Если вам интересно,- Александрийский все еще думал о бомбе, - я покажу принцип, по которому можно построить атомную бомбу. Один воин еще не войско и даже три воина не войско - но с какого числа воинов получается войско? - Подождите одну минутку,- сказала Лидочка,- я все же загляну в погреб. - Только не промочите ног, - сказал Александрийский. Он оперся о трость обеими руками и стал смотреть на лес. Лидочка осторожно обошла по краю пятно глины, потянула на себя прикрытую, почти развалившуюся дверь в погреб. Та заскрипела и с трудом поддалась. Вниз вело несколько ступенек - свет почти не проникал внутрь и потому непонятно было, глубок ли погреб. - Вы меня слышите? - спросил сверху Александрийский. - Слышу, - откликнулась Лидочка. Она увидела на ступеньках желтые следы - человек, который совсем недавно спускался в погреб, не заметил, что наступил в глину. Следы были большие, но нечеткие, и нельзя было сказать, кому они принадлежат. Зачем же человеку было спускаться в погреб? Лидочка еще не видела ничего, но с внутренним предчувствием, точным и неотвратимым, она уже знала, что найдет сейчас на полу погреба, и страшилась сделать еще шаг вниз, но и не могла вернуться к Александрийскому, пока не убедилась в том, что права. При держиваясь рукой за отвратительно холодную и влажную стешу, Лидочка спустилась вниз. Нога ее попала в воду - ботик сразу промок. Тело Полины - Лидочке пришлось присесть, чтобы дотронуться до него, - было сделано из скользкой ледяной глины. Лида поняла, что вот-вот ее вырвет... Видно, она все же на несколько секунд или минуту потеряла сознание, потому что снаружи донесся трубный глас Александрийского: - Что с вами, Лидия? - Я иду,-сказала Лида, - я иду, - повторила она, потому что первые слова остались только в мозгу. Она упала на руки Александрийскому. Тот не ожидал этого и не смог ее удержать, и потому Лидочка уселась на землю, к счастью, не на желтую глину. - Она там, - сказала Лидочка. Александрийский был безжалостен. Подняв Лидочку на ноги, потребовал, чтобы она закинула голову и считала до ста, и не думала о том, что увидела - не столько увидела, как нащупала в погребе. А Лидочка и не думала об этом. Как ни странно, страх миновал почти сразу после того, как она вылезла на свежий воздух. Конечно, больше всего на свете Лидочке хотелось забраться в постельку, закрыть глаза и быстро-быстро заснуть. Но она понимала, что Александрийский ей этого не позволит. Александрийский был сердит на себя, потому что не поверил в важность улики, которую можно было назвать "тайна желтого следа", и потому потерял лицо - в погреб пришлось лезть Ватсону, и именно Ватсон совершил открытие, когда Шерлок Холме рассуждал о делении атомов. Но сам Александрийский в погреб, конечно же, не полез, зато, пока Лидочка приходила в себя, он разрабатывал схему дальнейших действий. Больше таких ошибок не должно быть! - Вам лучше? - спросил он. - Мне хорошо,- попыталась ответить с иронией Лидочка, Иронии Александрийский не уловил. - Если Полину убил Матвей,- сказал Александрийский,-то остается надежда на то, что каким бы соблазнительным ни казалось сотрудничество с ним для Алмазова, он не решится пригреть элементарного убийцу. Нам остается главное: поймать Матвея на месте преступления. - На каком? - Когда он будет прятать труп. Поезд Троцкого отходит на задний план. - Но он же спрятал Полину! - Ничего подобного! Здесь он ее не оставит. Он дождется темноты и унесет тело к пруду... или в лес. - Откуда вы все знаете? - Если бы вы задумались, пришли бы к тому же выводу. Убийца - человек в этом деле неопытный. Иначе бы не волок жертву по коридору, не прятался бы, испугавшись чего-то, к вам в комнату, не убегал бы, бросив труп, не гонялся бы за вами по коридорам... масса всевозможных "не"! Я утверждаю, что ночью, пока мы все были внизу, убийца вернулся к вам в комнату, утащил труп через кухню сюда... - Почему тогда он не отнес его до пруда? - Он не посмел надолго уйти из дома. А вдруг начнут проверять комнату за комнатой? А его нет. Он и поспешил домой. - А письмо? - спросила Лидочка. - Какое письмо? - Письмо Поляны, в котором она сообщает, что уезжает. - Может быть, она и в самом деле собиралась уехать, но Матя ее догнал... Лидочка понимала, что Шерлок Холме неправ, - Полина не стала бы уезжать, оставив кастрюлю у Лидочки. - Нет! - Лидочка замерла. Она решила задачку! - Я поняла! Это Матя! Он надеялся, что, если Полина уехала, ее не станут искать. И написал записку! Он сам написал, а не Полина. Она была уже мертвая! - Что натолкнуло вас на такую версию? - вежливо спросил Александрийский. В вопросе не хватало только обращения "коллега". - Грязный след на подоконнике. Не Полина же залезала к себе в окно! Матя залез, написал записку. С точки зрения преступника, это правильный шаг. Я об атом уже где-то читала! - Но ведь записка подписана Полиной! - Трудно мне с вами, Шерлоками Холмсами, - заявила Лидочка. - А вам приходилось видеть письма, написанные Полиной? Да просто никому не пришло в голову выяснять - ее это почерк или чужой. Даже Алмазову. Но только Мате надо, чтобы Полина благополучно уехала и все о ней забыли. - И тут он узнает, что забыли не все. Что вы разговаривали с Полиной перед ее смертью, а Альбина этот разговор подслушала и передала Алмазову. - Да, вся его выдумка с отъездом Полины оказалась зряшной. - Теперь осталось только доказать, что убийца - Матя, и все станет на свои места. Тогда мы с вами можем подавать документы в МУР на должности сыщиков,- сказал Александрийский. Они остановились перед дверью в дом. - А что мы будем делать дальше? - спросила Лидочка.- Мы забыли договориться. - Ждать темноты, - сказал Александрийский.- Раньше он не посмеет перетаскивать тело. - Вы уверены? - Он ни за что не оставит Полину в погребе,- сказал Александрийский.- И вы бы тоже не стали так рисковать - погреб буквально в шаге от кухни, туда прибегают играть детишки из деревни, туда могут заглянуть влюбленные, - да мало ли что? Нет... Матвей не посмеет его там оставить. Особенно теперь, когда он понимает: труп Полины - приговор ему и его чертовой бомбе. - А когда станет темно? - Когда станет темно и тихо, убийца выйдет из дома, вытащит из погреба труп и понесет его вниз, к прудам. Или, если решит, что пруды слишком очевидное место для того, чтобы прятать трупы, потащит его дальше, закопает в лесу... я не знаю, чем все кончится. Но я энаю - чем начнется. Значит, с наступлением темноты мы должны наблюдать за погребом. И увидим убийцу. А сейчас мне надо отдохнуть. Вы совершенно забыли, что я старый больной человек. - Да, забыла, - сказала Лидочка. - Вы не производите впечатления старого и больного человека, мистер Шерлок Холме. - Спасибо, Ватсон, вы умеете польстить старому мастеру... Они вошли в дом. Астроном Глазенап с помощью библиотекарши развернул длинный бумажный плакат, на котором красными буквами было написано: "Свободу узникам кровавой Речи Посполитой!". По их виду было понятно, что они не представляют, что делать с плакатом далее. - Что здесь происходит? - спросил Александрийский.- Вы ждете Пилсудского? - Ах, вы все забываете, Павел Андреевич, - сказала библиотекарша. - Сегодня же политический маскарад под лозунгом "Свободу пролетариату!". - Я в погребе ноги промочила, - сообщила Лидочка по секрету профессору. - Вы с ума сошли! В такую погоду! И мне не сказали. - А чем бы вы мне помогли? - Отнес бы вас на руках, - сказал профессор.- А ну - быстро наверх! - Когда встречаемся? - Как только последний луч солнца погаснет на шпиле Кельнского собора, - сказал Александрийский. Лидочка помогла ему раздеться и повесила пальто на вешалку. Потом сняла свое пальто. Александрийский ждал ее. Прибежал взволнованный президент Филиппов. Почему-то он был в немецком пикельхельме времен первой мировой войны. - Иваницкая, вам задание! - сказал он, увидев Лидочку.- В вашей комнате материал для маскарадной одежды. Марта Крафт вам все объяснит. - Что? - не поняла Лидочка. - Сколько раз надо повторять! Вам следует срочно облачаться! По разнарядке вы будете исполнять роль игуменьи. Костюм примете у Марты Крафт, в вашей палате. - Еще чего не хватало! - воскликнула Лидочка. - "Отче наш" знаете? - спросил президент. - Ваша цель - прислуживать мировому империализму. А вам, Пал Андреевич, будет сидячая роль. - Какая же, позвольте полюбопытствовать? - Роль Британской Империи в виде паука, - Я польщен,- сказал Александрийский и прикрикнул на Лидочку: - Сколько раз вам говорить - бегите домой, переоденьтесь! Лидочка взбежала наверх. Подходя к своей двери, замедлила шаг. Вдруг ею овладение странное тревожное предчувствие. "Ну сейчас-то чего бояться, - сказала себе Лидочка. - Страшное осталось снаружи. А здесь горит свет, из кабинета докторши доносятся женские оживленные голоса - может быть, медсестры тоже готовятся к маскараду?" И что-то иррациональное удерживало Лидочку оттого, чтобы потянуть за ручку двери. Что-то там, за дверью, поджидало ее и хотело напасть... Ну хоть бы кто-нибудь прошел по коридору - она бы попросила открыть дверь - в шутку, смеясь... Из кабинета выглянула Лариса Михайловна. Она весело спросила: - Вам помочь? - Нет, спасибо, - благодарно откликнулась Лидочка. Она повернула ручку и толкнула дверь. Было темно - шторы в комнате опущены. Свет проникал внутрь только из коридора. Лидочка стояла в дверях, скованная страхом, не смея сделать шага вперед... и вдруг из темноты на нее надвинулся скелет. Он шел кривляясь, дергаясь, и Лидочка поняла, что сейчас умрет от страха... Тут сзади раздался пронзительный вопль! Вопль был настолько страшен, что Лидочка, несмотря на охвативший ее ужас, обернулась и увидела, что в дверном проеме медленно оседает потерявшая сознание Лариса Михайловна, которая так не вовремя заглянула в комнату, Лидочка сделала было движение на помощь докторше, но вспомнила, что скелет не дремлет... посмотрела на него и скелета не обнаружила - вместо него над ней возвышалось странное и не очень страшное существо, которое состояло из полных ног в черных шелковых чулках и черных же резинках, отделанных кружевом, из розовых панталон, обнаженного живота приятного телесного цвета, черного кружевного лифа - но вместо щей и головы там наверху дергалась и колыхалась некая черная с белыми пятнами масса. Лидочка только через минуту сообразила, что смотрит на прекрасное тело Марты Крафт, которая старается снять через гоЛову черный балахон с нарисованным на нем скелетом - маскарадный костюм "Голод в Индии", который она только что примеряла, чем и ввергла в ужас Лидочку и Ларису Михайловну. Докторша скоро пришла в себя - даже нашатыря не понадобилось - и была очень смущена своей женской слабостью, а Марта, которая чувствовала себя неловко, хотя ни в чем на этот раз не была виновата, утешала ее и просила прощения у Лидочки. Лидочка отмахнулась. - По крайней мере ты сегодня одна, и это уже достижение. - Знаешь, - согласилась Марта, - как ты права! Все мужчины хотят от меня лишь одного, и никто не думает о том, что я тоже страдающая единица, человек, наконец!.. Как ты думаешь, я правильно сделаю, если сейчас брошу все силы на подготовку диссертации? - Наука этого не переживет,- буркнула Лидочка. Марта принялась смеяться, потом снова примерила костюм "Голод в Индии" и стала допрашивать Лидочку - идет ли ей образ скелета. Она так и говорила - "образ скелета". Лидочка разулась, поставила влажные ботики к еще горячей печке, потом достала из чемодана сухие теплые носки и, надев шлепанцы, отправилась к Ларисе Михайловне попросить чего-нибудь от головной боли и начинающейся простуды. Той было неловко за обморок, она достала большую коробку лекарств, и они с Лидочкой потеряли несколько минут, выбирая лекарства получше. - Вы у нас в первый раз? - спросила Лариса Михайловна.- Сегодня день самый интересный - у нас для каждой смены маскарад устраивают. Но раньше из кладовой княжеские сундуки доставали - там карнавальные костюмы еще с ихних времен остались. Тогда мы все одеваемся коломбинами, царевнами и рыцарями. А сейчас товарищ Филиппов очень боится товарища из ГПУ и поэтому выбрал все политическое. Дурак он, правда? - Дурак, - с готовностью согласилась Лидочка. - А мне он велел быть угнетенным пролетариатом Запада и надевать старый мешок. Только он меня в этом мешке и видел! Интересно, откуда он этот скелет раздобыл? Неужели тоже в сундуках? Сколько лет я здесь, а не видела. Голова все равно болела - начиналась простуда. Именно простуды Лидочке и не хватало. За окном стемнело - снова пошел дождь. Было лишь начало пятого, а уже сумерки, как глубокой зимой. По коридору мимо кабинета прошли молодые люди, одетые в красноармейскую форму. Санузия жила счастливо и легкомысленно. И если у людей, что приехали сюда на заслуженный либо добытый по блату отдых, были важные и грустные проблемы в Москве, то, приехав сюда, они согласны были забросить их за шкаф и две недели прожить бездумно, потому что лес, отделявший Санузию от Москвы, был надежной границей - академики жили в заповеднике. Они вернутся, и их будут вычищать, увольнять, допрашивать, разоблачать, изгонять или награждать. Но это будет потом, потом, потом... Нелепо и несправедливо, что из всех людей, собравшихся здесь танцевать, хлебать борщ и дышать воздухом, лишь ей, Лиде, почемуто приходится таить в себе тяжкое и смертельное знание о мертвой женщине, которая лежит в холодном погребе, и знать, что среди зверят в заповеднике таится волк-убийца, а что ставкой в игре, идущей за кулисами дома, стала супербомба, способная стереть с лица земли Париж... Снизу поднимался предпраздничный, пока еще сдержанный, предновогодний, предмайский шумок, заставляющий людей двигаться чуть быстрее, говорить чуть громче и смеяться чуть живее, чем обычно. Лидочка вернулась к комнате, открыла дверь. Уже вот-вот стемнеет, и надо будет идти снова в холодный промокший парк и выслеживать убийцу. Как бы ни был плох этот человек, но можно представить себе ужас убийцы, которому предстоит выйти под дождь, забраться в погреб и, рискуя попасться случайному прохожему на глаза, волочить по грязи труп... - Господи, - сказала вслух Лидочка, понимая притом, что убийцу представляет в виде Мати и жалеет Матю, который так любит красивую жизнь, свою работу, славу и ее - Лидочку... Лидочка протянула руку к выключателю, но не успела зажечь свет. - Нет! Не смей! - раздался мужской голос. Дверцы платяного шкафа распахнулись, и темная фигура, выскочив оттуда, бросилась на Лиду. А она, смертельно уставшая от этого дня, поняла, что уже не в силах бороться за свою жизнь, - она даже согласна, чтобы ее убили - только чтобы не мучаться и не ждать... Мужчина подхватил падающую Лидочку и прижал к себе. Но он не стал убивать ее. Лида пискнула, представляя себе, как сейчас вонзится в нее кинжал или холодные, уже знакомые пальцы сожмут ее беззащитное горло. Мужчина прижал ее к стене и зашептал знакомым шепотом: - Один поцелуй! - молил шепот, - только один поцелуй, и я смогу жить спокойно. - Да погодите вы! - Нет, я не могу больше годить! Ты должна мне сказать "да"! - Нет, не должна. - Лида продолжала бороться с конечностями атрессора, но делала это довольно вяло, потому что уже поняла, что это не ее убийца и вообще у него иные интересы. - Марта, - мужчина принялся целовать ее шею, - Ты должна... ты же обещала... - Это не я,- попыталась возразить Лидочка. Но ее не слышали. Ищущие губы поклонника наконец-то достигли рта Лидочки, поклонник был невменяем от страсти. В этот момент дверь распахнулась, загорелся свет, и краем глаза Лидочка увидела в дверях остолбеневшую от удивления Марту Крафт. Хватка поклонника ослабла, и Лидочка, освобождаясь, поняла, что ее пытался лобзать юный аспирант Ванюша Окрошко. Тот тоже понял свою ошибку и малиново покраснел. - Откуда он взялся? - спросила Лида.- Проходу от твоих поклонников нету! - Как ты посмела! - Марта неожиданно обрушила гнев на Лидочку. - Он же еще совсем ребенок. Как ты смела завлечь его? - Это я завлекла? - Разумеется, не я. Меня не было в комнате. - Так это он меня лобзал? - спросила Лида. - Или я его? - Нет! - закричал молодой человек, - это я не вас целовал, я целовал Марту Ильиничну. - Вот видишь - сказала Лидочка мрачно,- можешь продолжать. - Ой, - сказала Марта, - а я думала, что ты его у меня хочешь отнять! - Он твой, - сказала Лида, - только скажи ему, чтобы в будущем он не прятался по шкафам - у меня там платье висит и блузки. Он мне все луком провоняет. - Это неправда! - закричал Ванюша. - Марта Ильинична, скажите, что это неправда. - Нет,- сказала Марта,- ты этого не могла подстроить. Ты не успела бы подстроить. Марта была совершенно серьезна - она решала задачу с двумя неизвестными. Весь мир был чреват изменой, никому нельзя было доверять. - Где мой маскарадный костюм? - спросила Лидочка. - Нет, вы скажите ей,- настаивал молодой человек,- вы скажите, что я не ел лука! Здесь лука отродясь не давали, - Я не знаю никакого маскарадного костюма,- сказала Марта. - Совершенно не представляю, что ты имеешь в виду. - Я ничего не имею в виду, - сказала Лидочка.- Мне все это надоело. Но Филиппов сказал мне, что одеяние монахини у нас в комнате. - Вы забыли, Марта Ильинична,- возрадовался вдруг молодой поклонник.- Я вам лично помогал нести этот костюм. Вам так понравился материал. Помните, вы сказали, что хотели бы быть такой монахиней. - А идите вы к чертовой бабушке! - закричала вдруг Марта, схватила со своей кровати черную одежду и кинула Лиде.- Все меня в чем-то подозревают, все у меня чего-то вымогают. А ну, иди отсюда. Луку, видите ли, он наелся и лезет с поцелуями...- и, видя изумление аспиранта, добавила: - К моей лучшей подруге... За аспирантом закрылась дверь. Лидочка, не обращая внимания на притихшую Марту, натянула черную, длинную до пола одежду и, подойдя к зеркалу, сама себе в ней понравилась. Марта сидела на постели и зашивала саван "Голода", скелет лежал у нее на коленях и шевелил ногами. Зрелище было патологическое. Но Марта не замечала. Она была полна своих тайных и невеселых мыслей. - Не сердись, - сказала Марта неожиданно. - Ты, наверное, думаешь, что у меня бешенство матки? - Я ничего не думаю. - Просто мне так отвратительно жить на свете,- сказала Марта, - что для меня эти дни в Узком - спасение. Без них я бы задохнулась в коммуналке... Если тебе нужен этот мальчик - возьми его себе. Честное слово, мне не жалко. - Нет, спасибо, - сказала Лидочка. Надо было стянуть через голову монашеское одеяние, но не было сил этого сделать. Она разулась, сделала два шага, упала на кровать и еле сумела спросить Марту: - Ты никуда не уйдешь? - Нет, я буду скелет по себе подгонять. И Лидочка с великим облегчением, словно неделю не дотрагивалась до подушки, заснула. Проснулась Лида, как ей показалось, через две минуты, хотя поняла, что спала куда дольше. За окном было черно, в комнате уютно и мирно. Марта сидела на своей постели, аспирант на стуле, лицом к ней. Он помогал ей, де!ржал одеяние, а Марта его зашивала. Лидочка поглядела на часы. Было уже около шести. Она проспала больше часа. - Меня никто не спрашивал? - Алмазовская Альбина забегала, но я не стала тебя будить. Как только Марта произнесла это имя, сразу вернулась грозная действительность. Альбиночке нужен револьвер, чтобы застрелить негодяя Алмазова, А может быть, чтобы вернуть?! Почему я решила, что Альбина спит и видит, чтобы стрелять в своего благодетеля? Да посмей она, завтра же погибнет и ее муж, и она сама. Может быть. Алмазов дал ей револьвер, чтобы защищаться? - А Александрийский не приходил? - Ему на второй этаж подниматься нельзя,- сказала Марта.-Трудно. Лидочка поднялась и удивилась, не узнав себя в монашеском одеянии. - А когда начнется маскарад? - На ужин велено идти одетыми. Будет массовое действие. Фигуры вчерашнего дня и победивший пролетарий. Товарищ Алмазов обещал быть в одежде победившего пролетария. То есть до пояса обнаженный и в цепях. - А цепи в подвале? - И еще какие цепи! - сказал Ванюша. В таком длинном платье Лидочка не ходила с пятнадцатого года - к тому же оно рассчитано на женщину более высокую и потому волочилось сзади по полу. Когда она спешила нижним коридором к комнате Александрийского, то мельком увидела свое отражение в в высоком трюмо - черная летучая стройная фигура, казалось, пришла сюда из прошлого. Ну что ж, маскарад так маскарад-нам хочется плясать и веселиться на костях поверженного империализма. Лидочка постучала в дверь. Никто не откликнулся. Значит, Александрийский ушел без нее? Это же опасно! Из-под двери был виден белый уголок. Лида подняла его. Это была записка от Александрийского. Без обращения и без подписи - Александрийский был осторожен. "Я буду в парке до 19.00. Потом Вы меня смените. Пока смотрите за перемещениями в доме определенных лиц". Записка была более чем исчерпывающей. И не было оснований ей не подчиниться. Теперь важнее всего отыскать Альбину - можно представить, в каком она сейчас состоянии. Но идти к Алмазову Лидочка, конечно же, не посмела, она надеялась, что Альбиночка сама ее ищет. Лидочка вернулась в прихожую - приготовления к празднику продвинулись уже далеко: стены в прихожей и гостиной были увешаны плакатами и лозунгами, некоторые из них были старыми и разорваными - они остались от прежних маскарадов. На рояле лежал большой бутафорский топор, а три доктора наук, возглавляемые Максимом Исаевичем, волокли по коридору из кухни колоду для рубки мяса - Лидочка догадалась, что на ней будут рубить головы тиранам или, наоборот, революционерам. Об этом Лидочка спросила у восточного типа джентльмена с эспаньолкой, которого ранее видела лишь мельком. Джентльмен был облачен в красные штаны, и потому не исключалось, что топор принадлежит ему. Джентльмен признался, что он палач, и сказал, что выполнит любое пожелание прекрасной монахини и отрубит что угодно - кому угодно. Лида была тронута его душевной щедростью и подумала, что Алмазов нуждается в таких бодрячках, но палачу говорить об этом не стала. В столовой Альбины тоже не было - там аспиранты вешали бумажные гирлянды и флажки с шаржами на отрицательных персонажей история. Стоило Лидочке подняться до половины лестницы, направляясь к себе, как она столкнулась нос к носу с Матей, который глубоко задумавшийся, осунувшийся и бледный - даже жалко смотреть на него - спускался навстречу. Он был одет обычно, но на шее, на веревке, висела борода из соломы. Матя не сразу заметил Лиду, и та в надежде, что разминется с ним без слов, припустила наверх. - Лида, - сказал Матя, - не изображайте из себя пионерку, которая машет красным галстуком и бежит по рельсам, чтобы остановить поезд. - Простите, - сказала Лидочка, - Я задумалась. - Вы никуда не годная лгунья. 0ни стояли, разделенные пролетом лестницы, не делая попыток сблизиться. По лестнице то и дело проходили, а то и пробегали участники маскарада, одержимые желанием все сдвинуть с мест и перетащить из комнаты в комнату. - А вам будет легче, если я скажу правду? Я не хотела вас видеть. - Так-то лучше. Извините меня, Лида. - Это ничего не изменит. - Жаль. Вы мне, честное слово, очень нравитесь. И я не хотел причинять вам боли или обиды. Нечаянно получилось. - У вас все нечаянно получается? - Принимаю ваш сарказм... Да, я бываю несдержан. Но поверьте, что мною руководят не злые умыслы... - Матя криво усмехнулся. - Может, со временем вы меня поймете и простите. - Может быть, - сказала Лидочка. Ей положено было видеть ужасный лик убийцы, а ей было жалко Матю, который хотел всем сделать лучше. - Дорога в ад выстлана... - Вы начитанный ребенок,- сказал Матя. - Я не ребенок. - Но и не монахиня. Это тоже ложь. - У нас маскарад, - сказала Лидочка. - У нас уже пятнадцать лет маскарад. Вы видели палача в красных штанах комиссара? - Да. - Известный в Москве стоматолог и доносчик. Будьте, с ним осторожнее. - Я уж не знаю, с кем быть осторожнее. - А меня можете не бояться... - Матя пошел было вниз по лестнице. Лидочка стояла, смотрела ему вслед. Потом он обернулся и произнес слова, которых Лидочка от него ожидала: - Я бы тоже хотел вас не бояться, Все, что было между нами,- пускай таким и останется... - Не только между нами? - спросила Лидочка. - У вас змеиный язычок, - сказал Матя беззлобно.- Но вы правы. - Вот вы где, - сказал Алмазов, выходя из-за спины Лидочки и дружески хлопнув ее чуть пониже спины жестом друга, которому все дозволено. - Я хотел, Шавло, перекинуться с вами парой слов, У вас найдется для меня минутка? - Хоть две, - сказал Матя. - На это я и не надеюсь, - Алмазов рассмеялся, - И давайте не тратить времени - а то моя роль на маскараде требует, чтобы я занялся туалетом. Как насчет вашей комнаты? - Отлично,- сказал Матя. - Тогда поднимайтесь. Алмазов быстро сбежал с лестницы и полуобнял Матю. Он был на голову ниже Мати, но куда шире в плечах и сильнее. Рядом с ним Матя казался большой рыбой - самым широким местом в его обтекаемой фигуре были бедра. Так они и ушли по коридору к Матиному номеру - Матя жил в том же флигеле, что и Александрийский. А Лидочка получила возможность добежать до комнаты Алмазова - она знала, что тот живет на втором этаже. Когда Лидочка вбежала в небольшой вестибюль, куда выходили несколько одинаковых белых дверей, она остановилась в нерешительности - какая дверь Алмазова. Ей было страшно, что вот-вот вернется Алмазов, увидит ее здесь как безбилетницу в ложе Большого театра. Ноги ее стремились убежать, но она понимала, что увидеть Альбину - очень важно, особенно для самой Альбины. Одна из дверей открылась, и вышел астроном Глазенап в одежде римского патриция и маленьких старых очках на крупном, обвисшем от старости носу. - Простите,-сказала Лидочка с облегчением - астроном был будто ниспослан ей свыше.- Вы не скажете, в какой комнате живет Алмазов? - Алмазов? - Глазенап сделал умственное усилие. - Алмазов? А чем он занимается? Биофизикой? - Нет, - сказала Лидочка, и что-то в ее голосе заставило Глазенапа вспомнить. - Ах да, - сказал он, - Только я не рекомендую вам, нет, не рекомендую, вы еще молодая девушка, вы еще можете остаться честной! - Мне нужна женщина, которая живет с ним. - Не надо,- повторил Глазенап,- она обречена, в глазах написано, что обречена, - Мне очень важно, скажите, пожалуйста! - Нет, не скажу, - Глазенап топнул ножкой. - И вы мне потом скажете спасибо, что я вас оградил от такой опасности! - Господи! - взмолилась Лидочка. Дверь в соседнюю комнату открылась, и оттуда зайчонком выглянула Альбина, встрепанная, дрожащая. - Альбина! - Я предупреждал, - сказал Глазенап, закидывая край тоги на руку и торжественно убывая. - Заходите, заходите, - лихорадочно зашептала Альбина. - Я думала, что с вами что-то случилось, я думала, что вас не увижу, честное слово, это такой ужас, вы не представляете! Она отчаянно тянула Лиду, но та вырвала руку. - Я не пойду к вам, он может вернуться. - Ах, да, конечно, вам же нельзя. - Альбина будто проснулась - она была не в себе. - Вы мне принесли, да? - Нет, я не посмела носить его с собой, - сказала Лидочка. Они стояли в дверях, сблизив головы, и громко шептались. Как будто их объединяли какие-то невинные девичьи секреты. Видно, так и подумал старший из братьев Вавиловых, выходивший из своей комнаты в одежде крестьянина-бедняка, в онучах, лаптях, ватных полосатых штанах и поддевке. - Спускайтесь,- сказал он им, улыбаясь,- скоро гонг - праздничный ужин. Лидочка взглянула на часы. Половина седьмого. - А где он? - зашептала вновь Альбина, как только Вавилов отошел. - Я его спрятала. - Он мне нужен. - Я его положу в условленное место, и вы его возьмете. - Мне он сейчас нужен. - Я смогу это сделать только после ужина. - Честное слово? А может, вы не хотите мне его дать? Боитесь, что я выстрелю? - Да, я боюсь. - Но я выстрелю в себя, вы не бойтесь, я выстрелю в себя. - Еще чего не хватало! - Потому что он меня обманывает, я все поняла, он меня обманывает... Знаете что?.. Ближе, ближе... Мой дорогой муж, мое сокровище, мое солнышко, мой ненаглядный - он его убил, его уже нет, я знаю - он его убил и теперь смеется надо мной. Но я убью себя, и он не сможет смеяться надо мной. И ему станет стыдно. - Альбина, успокойтесь. Может, ваш муж жив. - Нет, я знаю, я знаю! Я по глазам его знаюон врет, а глаза его врать не могут. Они смеются. Я убью себя. и он перестанет смеяться. - Подумайте - у него же нет совести, ему будет все равно. Лучше, если вы будете жить... - Ему станет стыдно, я знаю, ему станет стыдно. На одну секунду, на одну минуту - пускай хоть на минуту... вам не понять... Лида, я вижу, что вы не хотите возвратить револьвер. Только посмейте! Я вас уничтожу! - Я не хочу, чтобы вы умирали. - Я уже мертвая. А вы должны мне вернуть револьвер после ужина. Сразу после ужина вы подойдете и скажете мне, где вы его спрятали. Если вы не подойдете, то я скажу Яну, что револьвер у вас. И он вас посадит в тюрьму. Я вас не буду жалеть, потому что меня никто не жалеет. Альбина закашлялась. - Все! - крикнула она.- И не стучите и не зовите! - Она нырнула внутрь комнаты, и слышно было, как повернулся ключ в замке. - Альбина! Никакого ответа. Лида поняла, что и в самом деле глупо стоять перед этой дверью. Она пошла обратно. И вовремя - у лестницы ей встретился Алмазов. - Что вы в наших краях делаете? - спросил он весело. Он весь лучился радостью - что-то ему удалось добыть. - Я заходила к Глазенапу, - сказала Лида. - Мне надо было взять у него венок. - Какой венок? - Для римского патриция - он у него сломался. - А где венок? Алмазов полуобнял Лидочку за плечи и потянул к себе. - У Глазенапа никто не открывает. Вы его не видели? - Умница,- еще шире засмеялся Алмазов.- Глазенап внизу. Лида выскользнула из его объятий и побежала к себе. Алмазов смеялся вслед. И только добежав до своей комнаты и вломившись в нее, что сделать было нелегко, потому что Марта с Васечкой сунули в ручку двери ножку стула, которую Лидочка в отчаянии сломала, она поняла, что спасена. И ей было плевать на то, что Ванечка натягивает на себя одеяло, а Марта кричит придушенно: - Ну сколько можно! Там же сказано - у нас не принимают. - Я на вас не смотрю, - сказала Лидочка, проходя к своей кровати и садясь на нее.- И Миша Крафт ничего не узнает. - Вот это лишнее, - сказала Марта. - Ванечка, отпусти меня, крошка. Они стали возиться под одеялом, разбираясь в своих перепутанных руках и ногах. Лидочка взяла свои ботики - ботики были теплыми изнутри, но не высохли. Пока Лидочка натягивала ботики, раздался первый гонг, Марта засуетилась - она намерена была перещеголять всех костюмом. Ванечка уже надел маску зайчика и покорно застегивал ей крючки на балахоне. Лида не стала дожидаться, пока Марта закончит приготовления к маскараду. Она взяла монашеский клобук и побежала вниз. Самое трудное - взять с вешалки пальто и незаметно выйти - там же сейчас столпотворение. По дороге на Лидочку напал приступ чиха - даже из глаз текли слезы. Ну вот, начинается простуда! Многие внизу были в масках - так что Лидочка их не угадывала. Она подумала, что сейчас самое удобное время для настоящего детективного убийства - некто, одетый монашкой, падет к ногам палача в красных штанах... Это только в России трупы плавают в холодной воде заброшенных погребов, а в культурном мире они умеют плавать красиво. Голова разламывалась, и мысль о том, что сейчас придется идти на улицу и мокнуть под дождем, была ужасна. А где Матя? Расталкивая участников маскарада, Лидочка протолкалась в гостиную - она даже не знала, в каком костюме был Матя. В костюме кулака? Или попа? Ни в прихожей, ни в биллиардной, ни в гостиной кулаков не нашлось. Были опричники, городовые, короли, капиталисты, но ни одного кулака. Сколько времени прошло с тех пор, как она встретила Алмазова, возвращавшегося после разговора с Матей? Полчаса? А вдруг Матя ушел перетаскивать труп? Ведь сейчасочень удобное время - все здесь. Даже повара и подавальщицы-все столпились в гостиной. Снаружи только дождь. Лидочка посмотрела на часы - семь часов пятнадцать минут. Каково там профессору! Ужас ее положения заключался в том, что Лидочка не могла взять свое пальто - ее было видно толпившимся по соседству. Гонг ударил вторично. В дверях появился президент. Он держал гонг над головой. Вот он взмахнул булавой и ударил в третий раз. - Представление начинается! - кричал он.- Все в гостиную! Действие первое: казнь французского короля Людовика. Максим Исаевич спросил: - Лидочка, вы такая бледная. Может, вам принести лекарство? По лестнице спускалась Альбина, крестьянская девочка. Она цепко держала под руку Алмазова. Алмазов был до пояса обнажен, через мускулистое плечо свисала цепь - он являл собой образ скованного пролетария. Появление пролетария было встречено криками и аплодисментами. Максим Исаевич одним из последних побежал в гостиную. На мгновение прихожая была пуста. - В столовую, в столовую! - кричал президент.- "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй". Праздничный ужин по поводу маскарада в честь пятнадцатой годовщины революции по старому стилю начинается! Сегодня же двадцать пятое октября, вспомнила Лидочка. Она нырнула в гущу пальто и долго не могла отыскать своего - оно оказалось завешано другими пальто и плащами. Была половина восьмого, когда Лидочка наконец выбежала из дома и поспешила к погребу. На полдороге к нему горел одинокий фонарь. Темнота сгустилась и оттого деревья стояли тесней и даже воздух был гуще, как будто идешь сквозь застывающий холодец. Поднялся ветер, деревья, просыпаясь, зашевелились, начали покачивать, шуршать мокрыми ветвями, сучьями и поскрипывать стволами, отделываясь от последних листьев. Здесь совершенно не было места живым людям - слоено в заколдовайном лесу, куда выдают пропуска только нечистой силе. Лидочка добежала до развилки дорожек - правая дорожка вела вниз, к прудам, другая - к тригонометрическому знаку. Слева возвышался холм погреба. - Павел Андреевич,- позвала Лида негромко, и звук голоса тут же угас, словно не мог пробиться сквозь дождь и сплетение мокрых ветвей. - Павел Андреевич! Профессора не было. Лидочке показалось, что если он укрывается где-то близко, она бы это почувствовала. Но все ее чувства говорили, что лес вокруг пуст. Может, ему стало плохо? Справа, чуть ниже по склону, была густая купа кустов, и Лидочка поспешила гуда, скользя по гнилой листве и прязи. Она спешила и раз даже упала, правда, на коленки и почти не ушиблась. В кустах никого не было - и даже человечьим духом не пахло. Отсюда вход в подвал был виден четко - налево убегала прямая и блестящая под фонарем дорожка к дому. Она была пуста. Окна дома ярко светились, свет лучами лился между колоннами и серебрил мокрую веранду. Но ни звука, ни движения из дома не доносилось. Вдруг Лидочку посетила тревога - нет, не страх, а опасение, что с Александрийским могло случиться что-нибудь плохое. А что, если убийца увидел его и напал - ведь Александрийский не может оказать сопротивление даже кошке. А что тогда? Лидочка вышла из укрытия кустов и полезла вверх по склону, к дорожке, Ногн скользили, приходилось все время поддерживать подол монашеского одеяния: подол давно уже намок и с