сделать кофе. - Конечно, - сказала Анна. Она разожгла плиту - хорошо, что взяла с собой молотого кофе, - и вдруг страшно рассердилась. И поняла, почему. Ее присутствие терпели, как присутствие деда Геннадия, и забыли о ней в первый же удобный момент. А чего ты ждала, голубушка? Что тебя пригласят на экскурсию в будущее? Чепуха, ты просто ни о чем не думала, а решила, что бесплатное развлечение будет длиться вечно... Кин за перегородкой чем-то загремел. Интересно, он берет с собой оружие? - Ну как? - спросил Кин. Анна обернулась. В дверях кухни стоял обросший короткой бородой мужчина из тринадцатого века, зажиточный, крепкий, меч сбоку, кольчуга под накидкой, на шее странный обруч - в виде серебряной змеи. Был этот мужик пониже ростом, чем Кин, пошире его в плечах, длинные пегие волосы собраны тесемкой. - Я бы вас никогда не узнала, - сказала Анна. - Спасибо, - сказал Кин. - А почему змея? - Это уж. Я литовский воин, из охраны Романа. - Но они же друг друга знают. - Сейчас темно. Я не буду соваться на передний план. - А я кофе сварила, - сказала Анна. - Кофе? Налейте Жюлю. Жюль уже собрал один из пультов, закрыл чемодан и вынес в прихожую. Сам вернулся к пульту связи. - Жюль, - сказала Анна, - выпей кофе. - Спасибо, девочка, - сказал Жюль, - поставь на столик. Анна поставила чашку под выключенный шар. Если не нужна, лучше не навязываться. В прихожей ее догнал голос Жюля: - Мне будет жаль, если я тебя больше не увижу, - сказал он. - Такая у нас работа. - Такая работа, - улыбнулась Анна, оборачиваясь к нему. Она была ему благодарна за живые слова. На кухне Кин стоял, прихлебывал кофе. - Вам же нельзя! - не удержалась Анна. - Конечно, лучше не пить. Только вот вам не осталось. - Ничего, я себе еще сварю. - Правильно, - сказал Кин. 20 Выход в прошлое чуть было не сорвался. Они все стояли в прихожей, над чемоданами и ящиками. И снова раздался стук в дверь. - Кто? - спросила Анна. - У тебя все в порядке? - спросил дед Геннадий. - А что? - Голоса слышу, - сказал дед. Кин метнулся на кухню. Жюль закрылся в задней комнате. Анна медлила с засовом. - У меня радио, - сказала она. - Радио я слушала. Я уже спать легла. - Спать легла, а свет не тушишь, - проворчал дед. - Я тебе анальгин принес. - Зачем мне анальгин? - От головной боли, известное дело. Раз жаловалась. Пришлось открыть. На улице дул сырой ветер. Яркая луна освещала шляпу деда, лицо под ней казалось черным. Дед постарался заглянуть за спину Анны, но в прихожей было темно. Пачка таблеток была теплой, нагрелась от ладони деда. - Беспокоюсь я за тебя, - сказал он. - Вообще-то у нас места тихие, разбойников, понятно, нет, нечем им интересоваться, но какое-то к тебе есть опасное притяжение. - Я не боюсь. Спасибо за лекарство. Спокойной ночи. Анна быстро захлопнула дверь, решив, что, если дед обидится, у нее будет достаточно времени с ним поладить... Дед еще постоял на крыльце, повздыхал, потом заскрипели ступеньки. Кин подошел к окну в прихожей - дед медленно брел по тропинке. - Спасибо, Анна, не знаю, что бы мы без тебя делали, - сказал Кин. - Не лицемерьте. Он приходит именно потому, что я здесь. Не было бы меня, он бы и не заподозрил. - Ты права, - сказал Кин. Он прошел, мягко ступая по половицам, в холодную комнату, включил шар и повел его из горницы польской княжны, сейчас темной, наружу, через залитую дождем площадь, мимо коновязи, где переминались мокрые кони, мимо колодца, в закоулок, к дому Романа. За забором во дворе шар опустился к земле и замер. Кин выпростал руки из столика, перешел в другой угол комнаты, где стояла тонкая металлическая рама - под ней металлическая платформочка, похожая на напольные весы. Воздух в раме чуть колебался. - Давай напряжение, - сказал Кин. - Одну минуту, - сказал Жюль. - Дай я уберу вещи, а то потом некогда будет отвлекаться. Сзади Анны зашуршало, щелкнуло. Она обернулась и увидела, как исчез один чемодан - с лишней одеждой, потом второй, с пультом. Прихожая опустела. Кин вступил в раму. Жюль подвинул табурет поближе к шару, натянул на левую руку черную перчатку. - Начинается ювелирная работа, - сказал он. Кин бросил на Анну, как ей показалось, удивленный взгляд, словно не понимал, с кем разговаривает Жюль. - Не отвлекайся, - сказал он. Шар показывал темный двор. Под небольшим навесом у калитки съежился, видно, дремал, стражник, похожий на Кина. - Чуть ближе к сараю, - сказал Кин. - Не ушибись, - сказал Жюль, - желаю счастья. Кин поднял руку. Раздалось громкое жужжание, словно в комнату влетел пчелиный рой. И Кин исчез. 21 Кин вышел из тени сарая - на дворе стояла темень, угадывались лишь силуэты предметов. Слабый свет выбивался из щели двери в сарай. Кин скользнул туда, чуть приоткрыл дверь - лучина освещала низкое помещение, на нарах играли в кости два стражника. Кин пошел к воротам. Стражник у ворот дремал под навесом, кое-как защищавшим от дождя. Кин был уже возле стражника, когда трижды ударили в дверь - по ту сторону забора стоял Роман, у его ног сгорбленной собачонкой - шут Акиплеша. Стражник вздохнул, поежился во сне. Кин быстро шагнул к воротам, выглянул, узнал Романа, отодвинул засов. - Ни черта не видно, - проворчал Роман. - Я до двери провожу, - сказал Кин. - За мной идите. - В такую темень можно уйти, - сказал Роман. - По крайней мере часть добра мы бы вынесли. - А дальше что? - спросил шут. - Будешь, дяденька, по лесу посуду носить, медведей кормить? - Не спеши, в грязь попаду, - сказал Роман Кину. Он шел по деревянным мосткам, держась за край его плаща. Анна вдруг хмыкнула. - Ты чего? - спросил Жюль. - Знал бы Роман, что коллегу за полу держит. - Лучше, чтобы не знал, - серьезно ответил Жюль. - Ты зачем подсматривал, дяденька? - спросил шут. - Не поверил, что дам любезной зелье? - Она придет ко мне? - Кого поумней меня спроси! Заскрипели ступеньки крыльца. Дверь, отворившись, обозначила силуэты людей. Кин сразу отступил в сторону. Донесся голос шута: - Что-то этого ратника не помню. - Они все одинаковые, - сказал Роман. В приотворенную дверь видно было, как шут откинул люк в подвал. Заглянул внутрь. Выпрямился. - Мажей не возвращался, - сказал он. Голос его вдруг дрогнул. Анна подумала, что и шуты устают быть шутами. - Лучше будет, если он не вернется, - сказал Роман. - Разум покидает тебя, боярин, - сказал шут жестко. - Мажей верно служил тебе много лет. - Город не выстоит, даже если вся литва придет на помощь. - Если погибнет епископ, будет справедливо. - И рыцари отомстят нам жестоко. Мы погибнем. - Мы выиграем день. Придет литва. - Я думаю о самом главном. Я на пороге тайны. Еще день, неделя, месяц - и секрет философского камня у меня в руках. Я стану велик... Князья государств и церкви будут у моих ног... Никто не посмеет отобрать у меня Магдалену. - Дурак, - сказал спокойно шут, - умный, а дурак, хуже меня. Епископ... - А что, епископу золото не нужно? Власть не нужна? Епископ будет беречь меня как золотую птицу. - Но в клетке, дяденька. - Условия будут мои. - Птичка в клетке велела хозяину щи подавать? - Будут подавать. Как миленькие. - Рыцари прихлопнут тебя, не станут разбираться... - Епископ знает, что я здесь. Не даст меня в обиду. - И ты его поэтому бережешь? - Любой ценой. Не ради меня - ради великой тайны. - Ой, боярин... - Ты не веришь? - Нет. Роман вдруг выхватил нож. - Я убью тебя! - Нельзя! - крикнул шут. С неожиданной ловкостью он перепрыгнул через открытый люк в подвал, перед слабо освещенным зевом которого остановился Роман. Ухмылка не исчезла с его лица. Он бросился наружу. Кин еле успел отшатнуться. На крыльце шут нахохлился, голова ушла в широкие плечи. - Дождик, - сказал он, - дождик какой... До конца света дождик... Жизни нет, один дождик. Заскрипели ступеньки. Шут спустился во двор... Кин стоял посреди верхней горницы. Роман спустился в подвал, но люк оставил открытым. Кин осторожно заглянул вовнутрь. Шар, повиснув над ним, глядел туда же. Роман стоял у стола, постукивая концами пальцев по его краю. Вдруг он вздрогнул. Он увидел, что у потухшей печи, мокрый, замерзший, стоит отрок. - Ты что же молчишь? - спросил Роман. - Я не догнал его, - сказал отрок. - А я и не ждал, что ты его догонишь. А там ты был? - Был, - сказал отрок. - Что сказали? - Сказали, в час после полуночи. - Ты грейся, грейся, - сказал Роман. - Потом поможешь мне. - Бьет меня дрожь, - сказал отрок. - Орден нас примет? - Ты не бойся. Меня везде знают. Меня в Венеции знают. И в Магдебурге, и в Майнце знают... Меня убить нельзя... В этот момент все и случилось. Шар висел над самой головой Кина. Поэтому не было видно, кто нанес Кину удар сзади. На мгновение изображение исчезло, затем возникло удивленное лицо Кина. Он попытался обернуться и тут же, потеряв равновесие, рухнул в люк, медленно сполз в подвал по ступеням лестницы. - Стой! Он же разобьется! Сверху мелькнул аркан - за секунду шут успел достать и метнуть его так, что веревка охватила плечи Кина в полуметре от пола подвала и остановила падение. Затем безжизненное тело опустилось на пол, и, подняв шар, Жюль увидел над люком шута с арканом в одной руке, с дубиной - в другой. Роман и отрок отшатнулись от люка, замерли. Роман первым сообразил, в чем дело. - Кто? - спросил он. - Он мне с самого начала не показался - нету нас такого в стражниках. У меня знаешь какая память на лица. Подслушивал. Думаю, епископский лазутчик. Глаза Кина были закрыты. - Ты его не убил? - спросил Роман. - У нас, литовцев, головы железные, - сказал шут. - Что же делать? - сказала Анна. - Они его убьют. Ну сделай что-нибудь, Жюль, миленький! Вытащи его обратно. - Без его помощи не могу. - Так придумай. - Да погоди ты! - огрызнулся Жюль. - Ты думаешь, он на прогулку пошел? Выпутается. Обязательно выпутается. Ничего... - Надо с ним поговорить, - сказал Роман. - Только возьми у него... это. Шут нагнулся, выхватил у Кина меч, арканом стянул ему руки. В этот момент в люке показалось лицо другого стражника. - А, Йовайла, - сказал шут. - Ты этого земляка не знаешь? - Нет, - сказал тот быстро. - За воротами князь. - Этого еще не хватало, - сказал Роман. - Акиплеша, убери, быстро, быстро, ну! Глузд, помоги ему! Они оттащили Кина в сторону, в тень, Роман насыпал сверху ворох тряпья... Сцена была зловещей - тени метались по стенам, сплетались, будто дрались между собой. Князь быстро спускался вниз, ступени прогибались, за ним - в двух шагах - ятвяг, в черной куртке и красном колпаке. Князь был в кольчуге, короткий плащ промок, прилип к спине, рыжие волосы взъерошились. Князь был зол. - Орден на приступ собрался, лестницы волокут... Как держаться, ворота слабые, людей мало. Ты чего здесь таишься? - Какая от меня польза на стене? Я здесь нужнее. - Ты думай. Нам бы до завтра продержаться. Роман, почему на башнях огненной воды нет? - Кончилась, княже. - Чтобы была! Не отстоим город - первым помрешь. - Князь, я твоего рода, не говори так. Я все делаю... - Не знаю, никому не верю. Как плохо - никого нет. Где Владимир Полоцкий? Где Владимир Смоленский, где Мстислав Удалой? Владимир Псковский? Где рати? Где вся Русь? - Я приду на стену, брат, - примирительно сказал Роман. - Тут у тебя столько зелья заготовлено. - Это чтобы золото делать. - Мне сейчас золото не нужно - ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь! - Я приду на стену, брат. Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, разгреб ее. Кин был без сознания. - Кто? Почему литовца связал? - Чужой человек, - сказал Роман. - В доме у меня был. Не знаю - может, орденский лазутчик. - Убей его! - Князь вытащил меч. Анна прижала ладони к глазам. - Нет, - услышала она голос Романа. - Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь - придем. - Ятвяг, - сказал князь, - останешься здесь. - Лишнее, князь, - сказал Роман. - Сейчас я никому не верю. Понял? Тебе не верю тоже. - Князь опустил рукоять меча. - Нам бы до завтра продержаться. Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, заглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых тяжелых шагов уходившего князя Вячко. - Вся литовская рать не спасет его, - тихо сказал Роман. Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо. Ятвяг за его спиной тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно - для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия. - Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, - сказал Роман. - Он заговорил по-латыни, - заметил Жюль. - Не все ли равно! - воскликнула Анна. Ятвяг отступил на шаг, он был настороже. - Не будет он пить, - сказал шут. - Он верный пес. Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли. - Ничего, - сказал Жюль. - Мы не с такими справлялись. - Пистолет бы ему. - Он не имеет права никому причинять вреда. - Даже если это грозит ему смертью? - Мы готовы к этому, - сказал Жюль. - Ты кто? - спросил Роман, склоняясь к Кину. Кин молчал, глядел на Романа. - Он не понимает по-немецки, - сообщил шут. - Без тебя, дурак, вижу, наверное, притворяется. - Так убей его, и дело с концом, - сказал шут. - А вдруг его прислал епископ? - Другого пришлет, - сказал шут. - С языком. - Подлец, - сказала Анна сквозь зубы. - Спроси его по-литовски, - сказал Роман. - Ты что здесь делаешь? - спросил шут. - Я пришел из Тракая, - сказал Кин. - Я своих увидел. - Врешь, - сказал шут. - Что он говорит? - Врет, - сказал шут. - Убить его надо, и дело с концом. Кин постарался приподняться. Ятвяг мягким кошачьим движением выхватил саблю. - Погодите, - сказал Кин. - Мессир Роман, у меня к вам важное дело. - Он знает латынь? - вырвалось у Романа. - Боярин, - сказал отрок, - время истекает. - Время? - повторил ятвяг. - Князь ждет. Идите на башню. - Сейчас, - сказал Роман. - Ты говоришь, что знаешь меня? - Я принес вести из Бремена, - сказал Кин. - Я не могу сказать сейчас. Я скажу наедине. Развяжите меня. - Нет, - сказал Роман. - Даже если ты не врешь, ты останешься здесь. Я не верю тебе. - Время истекает, - сказал отрок. - О чем он все время говорит? - спросил шут. - Он должен встретиться с одним человеком. Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь ее тусклым блеском. - Князь сказал, - повторил он, - пора идти. - С тобой пойдет Акиплеша, - сказал Роман. - Он все знает. - Князь сказал, - повторил ятвяг, и в словах его была угроза. Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал с открытыми глазами. Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами. - Он снимет веревки, - прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, - главное - снять веревки. Ятвяг также внимательно следил за тем, что происходит вокруг, словно предчувствовал неладное. - Цезарь, - сказал шут, - не бери греха на душу. - Ты никогда не станешь великим человеком, - ответил Роман, делая шаг к столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга, - наше время не терпит добрых. Ставка слишком велика. Ставка - жизнь и великая магия. Ты! - крикнул он неожиданно ятвягу. И замахнулся кулаком. Ятвяг непроизвольно вскинул саблю. И в этот момент блеснул нож - коротко, смутно, отразившись в ретортах. И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно стараясь увидеть источник боли, достать закинутыми за спину руками вонзившийся в спину нож... и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта с темной жидкостью вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее. - Как я испугался... - сказал он. Шут смотрел на ятвяга. - Плохо вышло, - сказал шут. - Ой как плохо вышло... - Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх - и за сарай. Никто ночью не найдет. - Кровь, - сказал шут. - И это есть знание? - Ради которого я отдам свою жизнь, а твою - подавно, - сказал Роман. - Тащи, он легкий. Шут стоял недвижно. - Слушай, - сказал Роман. - Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил... Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей... но нельзя не бороться. За науку бороться надо, за счастье... Иди, мой раб. У нас уже нет выхода. И грех останется на мне. Шут нагнулся и взял ятвяга за плечи. Голова упала назад - рот приоткрылся в гримасе. Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил ноги убитого. - Я больше не могу, - сказала Анна. - Это ужасно. - Это не конец, - сказал Жюль. Он приблизил шар к лицу Кина, и тот, словно угадав, что его видят, улыбнулся краем губ. - Вот видишь, - сказал Жюль. - Он справится. В голосе Жюля не было уверенности. - А нельзя вызвать помощь? - спросила Анна. - Нет, - коротко ответил Жюль. Шут с отроком втащили труп наверх. Роман окликнул отрока: - Глузд! Вернись. Отрок сбежал по лестнице вниз. - Мне не дотащить, - сверху показалось лицо шута. - Дотащи до выхода, позовешь Йовайлу. Спрячете - тут же иди на стену. Скажешь, что я - следом. Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен. - Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея? - Я послушен, учитель, - сказал юноша. - Тогда иди. Помни, что должен завязать ему глаза. Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней. Роман поглядел на большие песочные часы, стоявшие на полке у печи. Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как песок сыплется тонкой струйкой. - Второй час полуночи, - сказал Кин. - Скоро начнет светать. Ночи короткие. - Да? - Роман словно вспомнил, что не один в подвале. - Ты для меня загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст? - Разве это важно, чародей? - спросил Кин. - Я ученик Бертольда фон Гоца. Ты слышал это имя? - Я слышал это имя, - сказал Роман. - Но ты забыл, что Бертольд уже два года как умер. - Это пустой слух. Дверь качнулась, отворилась, и из подземного хода появился отрок, ведя за руку высокого человека в монашеском одеянии, с капюшоном, надвинутым на лоб, и с темной повязкой на глазах. - Можете снять повязку, - сказал Роман. - У нас мало времени. Монах снял повязку и передал отроку. - Я подчинился условиям, - сказал он. - Я тоже рискую жизнью. Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена. Рыцарь подошел к столу и сел, положив на стол железную руку. - Как рука? - спросил Роман. - Я благодарен тебе, - сказал Фридрих. - Я могу держать ею щит. - Он повернул рычажок на тыльной стороне железной ладони. Пальцы сжались, словно охватили копье. - Спасибо. Епископ выбрал меня, потому что мы с тобой давнишние друзья, - сказал Фридрих. - И ты доверяешь мне. Расскажи, почему ты хотел нас видеть? - Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь? - Да, - коротко сказал Фридрих. - В горшке твое зелье? - Оно может разорвать на куски сто человек, - сказал Роман. Жюль опять повернул шар, и Анна увидела, как Кин медленно движет рукой, освобождая ее. - А это кто? - Рыцарь вдруг резко обернулся к Кину. - Я тебя хотел спросить, - сказал Роман. - Он сказал, что он ученик Бертольда фон Гоца. - Это ложь, - сказал рыцарь. - Я был у Бертольда перед его смертью. Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения элементов, так мало на свете. Я знаю его учеников... Он лжет. Кстати, сейчас он освободит руку. - Черт! - выругался Жюль. - Как он заметил? Роман с отроком тут же бросились к Кину. - Ты прав, брат, - сказал он Фридриху. - Спасибо тебе. Кин был неподвижен. - Это первый человек, который развязал узел моего шута. - И поэтому его надо убить, - сказал рыцарь. Роман подхватил из-под стола толстую веревку и надежно скрутил руки Кина. - Погоди, - сказал Роман. - Он говорит по-латыни не хуже нас с тобой и знает Бертольда. Скоро вернется мой шут и допросит его. Он допросит его как надо, огнем. - Как хочешь, - сказал рыцарь. - Я слышал, что ты близок к открытию тайны золота. - Да, - сказал Роман. - Я близок. Но это долгая работа. Это будет не сегодня. Я беспокоюсь за судьбу этого деяния. - Только ли деяния? - И меня. И моих помощников. - Чем мы тебе можем быть полезны? - Ты знаешь чем - ты мой старый знакомый. Ты потерял руку, когда в твоем замке взорвалась реторта, хоть и говоришь, что это случилось в битве с сарацинами. - Допустим, - сказал рыцарь. - Мне главное - сохранить все это. Чтобы работать дальше. - Похвально. Но если наши пойдут завтра на штурм, как я могу обещать тебе безопасность? - И не только мне, брат, - сказал Роман. - Ты знаешь, у нас живет польская княжна? Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись: - Плохо дело. Думай, Жюль... Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к Анне - может, искал сочувствия? - Если ты уйдешь, я не справлюсь с машиной? - спросила Анна. - Нет, моя девочка, - сказал Жюль тихо. - Тебе не вытянуть нас. Роман и рыцарь подняли глаза. - Кто-то идет, - сказал Роман отроку. - Задержи его. Я вернусь. Рыцарь тяжело поднялся из-за стола и опустил капюшон. - Завязать глаза? - спросил Фридрих. Роман махнул рукой. - Я выйду с тобой. Скорей. Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом. Шут спустился по лестнице. - Где хозяин? - спросил он. - Не знаю, - ответил отрок. - Убежал к орденским братьям? Нет, он один не убежит. Ему все это нужно... это его золото... Это его власть и слава. 22 Жюль снова увеличил лицо Кина. Кин смотрел на шута. Анна дернула Жюля за рукав: - Я похожа на Магду. Ты сам говорил, что я похожа на Магду. - Какую еще Магду? - В гусарских глазах Жюля была тоска. - Польскую княжну, Магдалену. - Ну и что? - Я пойду туда. Вместо нее. - Не говори глупостей. Тебя узнают. Мне еще не хватало твоей смерти. К тому же куда мы княжну денем? - Слушай спокойно. У нас с тобой нет другого выхода. Время движется к рассвету. Кин связан и бессилен. - Замолчи. И без твоих идей тошно. - Все очень просто. Ты можешь меня высадить в любом месте? - Да. - Тогда высади меня в спальне княжны. Это единственный выход. Сообрази наконец. Если я не проберусь к Кину в ближайшие минуты, он погибнет. Я уж не говорю, что провалится все ваше дело. Кин может погибнуть. И мне это не все равно! - Ты хочешь сказать, что мне все равно? Ты думаешь, Кин первый? Ты думаешь, никто из нас не погибал?.. В окошко под потолком тянуло влажным холодом - погода в двадцатом веке тоже начала портиться. Брехали собаки. Анна вдруг почувствовала себя вдвое старше Жюля. - Вопрос не в праве! Веди шар! Будь мужчиной, Жюль! Вы меня уже посвятили в ваши дела... - Нарушение прошлого может достичь критической точки. - О чем ты говоришь! Кин лежит связанный. Жюль несколько секунд сидел неподвижно. Затем резко обернулся, оценивающе посмотрел на Анну. - Может получиться так, что я не смогу за тобой наблюдать. - Не теряй времени. Веди шар в терем. Мне же надо переодеться. - Погоди, может быть... - Поехали, Жюль, миленький! Анну охватило жуткое нетерпение - будто ей предстоял прыжок с парашютом и должно быть страшно, но опасение опоздать с прыжком оказывается сильнее страха. Шар покинул дом Романа и пронесся над крышей. Краем глаза Анна увидела огоньки на стенах, далекое зарево. Впереди был терем. Шар вошел в терем, потом завис в коридоре, медленно пополз вдоль темных стен. Анна подошла к раме, шагнула было нетерпеливо в нее, потом опомнилась, начала, путаясь в рукавах, стаскивать кофту... - Все чисто, - сказал Жюль. - Можно... - Погоди! - крикнула Анна. - Я же не могу там оставлять одежду! Княжна спала на низком сундуке с жестким подголовником, накрывшись одеялом из шкур. Одинокая плошка горела на столе. По черной слюде окна стекали мутные капли дождя. Шар быстро обежал комнату, заглянул в углы, остановился перед задней, закрытой дверью... - Учти, что там спит ее тетка, - сказал Жюль. Потом другим голосом - изгнав сомнения, приняв решение: - Ладно. Теперь слушай внимательно. Момент переноса не терпит ошибок. Жюль поднялся, достал из пульта плоскую облатку в сантиметр диаметром, прижал ее под левым ухом Анны. Облатка была прохладной. Она тихо щелкнула и присосалась к коже. - Чтобы вернуться, ты должна замкнуть поле. Для этого дотронешься пальцем до этой... присоски. И я тебя вытяну. Будешь там приземляться - чуть подогни ноги, чтобы не было удара. Польская княжна повернулась во сне, шевельнулись ее губы. Рука упала вниз - согнутые пальцы коснулись пола. Анна быстро шагнула в раму. И тут же закружилась голова и началось падение - падение в глубь времени, бесконечное и страшное, потому что не за что было уцепиться, некому даже крикнуть, чтобы остановили, удержали, спасли, вернули, и не было голоса, не было верха и низа - была смерть или преддверие ее, в котором крутилась мысль: зачем же ей не сказали? Не предупредили? Зачем ее предали, бросили, оставили, ведь она никому ничего плохого не сделала? Она еще так молода, она не успела пожить... Жалость к себе охватила слезной немощью, болью в сердце, а падение продолжалось - и вдруг прервалось, подхватило внутренности, словно в остановившемся лифте, и Анна поняла, что может открыть глаза... И твердый пол ударил по ступням. Анна проглотила слюну. Только небольшая плошка с плавающим в ней фитилем горела на столе. Рядом стоял стул с прямой высокой деревянной спинкой. Запах плохо выделанных шкур, печного дыма, горелого масла, пота и мускуса ударил плотно в ноздри, уши услышали нервное тяжелое дыхание... Анна поняла, что она в тринадцатом веке. Сколько прошло времени? Она падала туда час?.. Нет, это казалось ей, конечно, казалось, ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно - ступил в раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась и потому ее путешествие было в самом деле длинным?.. Нет, на низком сундуке спит польская княжна, рука чуть касается пола. "Раз-два-три-четыре-пять", - считала про себя Анна, чтобы мысли вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар? Должен быть чуть повыше, перед лицом, и Анна посмотрела туда, где должен быть шар, и улыбнулась Жюлю - ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из двадцать седьмого века, тебе, наверно, влетит за то, что послушался ископаемую девчонку... Теперь надо действовать. И очень быстро. В любой момент может начаться штурм города - Анна поглядела в небольшое забранное слюдой окошко, и ей показалось, что в черноте ночи она угадывает появление рассветной синевы. Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки без каблуков валялись рядом. Анна шагнула к постели. И замерла, прислушиваясь. Терем был полон ночными звуками - скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке, отдаленным звоном оружия, окриком часового у крыльца, шепотом шаркающих шагов... Княжна забормотала во сне. Было душно. В тринадцатом веке не любили открывать окон. Платье княжны громко зашуршало. Выше талии оно скреплялось тесемками. Тесемки путались, одна оборвалась. Теперь очень важно - платок. Его нужно завязать так, чтобы скрыть волосы. Где шапочка - плоская с золотым обручем? Анна взяла со стола плошку и посветила под стол, в угол горницы - шапочка лежала на сундуке. Сейчас бы зеркало - как плохо уходить в прошлое в такой спешке! Средневековый наряд нам должен быть к лицу, подумала Анна, но как жаль, что придется черпать информацию об этом из чужих глаз. Конечно, у княжны где-то есть зеркальце на длинной ручке, как в сказках, но некогда шарить по чужим сундучкам. Анна расшнуровала кед - примерила княжий сапожок. Сапожок застрял в щиколотке - ни туда, ни сюда. За перегородкой кто-то заворочался. Женский голос спросил по-русски: - Ты чего, Магда? Не спишь? Анна замерла, ответила не сразу. - Сплю, - сказала она тихо. - Спи, спи, - это был голос тетки. - Может, дать чего? Тетка тяжело вздохнула. Анна отказалась от мысли погулять в сапожках. Ничего, платье длинное. Как жаль, что дамы в то время не носили вуаль... Впрочем, наша трагедия проходит при искусственном освещении. Анна осмотрелась в последний раз - может, забыла чего-нибудь? Потом непроизвольно подняла руку княжны и положила на грудь, чтобы не затекала. Подумала, что сейчас Жюль, наверное, обругал ее последними словами - ну что за ненужный риск! А Анна ощущала странное единство с девушкой, которая и не подозревает, что ее платье позаимствовано другой, которая будет жить через много сотен лет... - Ничего, - прошептала она, старательно шевеля губами, чтобы Жюль видел, - она крепко спит. Анна прошла к двери - сильно заскрипело в соседней комнате, и голос окончательно проснувшейся тетки сообщил: - Я к тебе пойду, девочка, не спится мне, тревожно... Анна потянула к себе дверь. Дверь не поддалась. Ударили по полу голые ступни - как все слышно в этом доме! - тетка уронила что-то на пол. Шлеп-шлеп-шлеп - ее шаги. Проклятое кольцо в львиной пасти... Анна повернула кольцо и потянула на себя. Сзади тоже отворилась дверь, но Анна не стала оглядываться, нагнувшись, чтобы не расшибить голову, скользнула в темный коридор. Замерла в темноте. За дверью бубнил голос тетки. 23 Первый человек, который попался Анне, был стражник у входа в терем. Он стоял у перил крыльца, глядя на зарево, охватившее полнеба, прислушиваясь к далекому шуму на стенах. Стражник оглянулся. Это был пожилой мужчина, кольчуга его была распорота на груди и кое-как стянута кожаным ремешком. - Что горит? - спросила Анна, не давая стражнику возможности поразмыслить, почему польская княжна разгуливает по ночам. Впрочем, стражнику не было до этого дела - ощущение неминуемой угрозы овладело всеми горожанами. - Стога горят - на Болоте. Дождь почти перестал - зарево освещало крыши, но переулки за площадью скрывались в темноте. Отсюда, с крыльца все выглядело иначе, чем в шаре, настолько, что Анну одолело сомнение - куда идти? Может, потому, что холодный ветер, несущий влагу, звуки и дыхание города, менял перспективу и уничтожал отстраненность, телевизионную условность изображения в шаре. - Погоди, боярышня, - сказал стражник, только сейчас сообразив, что полька собирается в город. - Время неладное гулять. - Я вернусь, - сказала Анна. Ее тень, тонкая, неверная, длинная, бежала перед ней по мокрой земле площади. - Если на стене будешь, - крикнул вслед ратник, - погляди, это стога горят или что?! - Погляжу. Анна миновала колодец, площадь сузилась - собор казался розовым. От улицы должен отходить проулок - к дому Романа. Анна ткнулась в темноту - остановилась. Она перестала быть наблюдателем и стала частью этого мира. - Ууу, - загудело спереди, словно какой-то страшный зверь надвигался из темноты. Анна метнулась в сторону, ударилась спиной о забор. Гудение спереди усиливалось, и Анна, не в силах более таиться, бросилась обратно к терему - там был стражник. Из темноты возник страшный оборванный человек. Одну руку он прижимал к глазу, и между пальцев лилась кровь, во второй была суковатая дубина, которой он размахивал, удручающе воя - однообразно, словно пел. Анна побежала к терему, скользя по грязи и почему-то боясь крикнуть, боясь привлечь к себе внимание. Пьяные, неверные, угрожающие шаги человека с дубиной приближались, к ним примешался мерный грохот, топот, крики, но Анне некогда было остановиться - спрятаться. Куда-то пропал, как в кошмаре, стражник у крыльца - крыльцо было черным и пустым. И терем был черен и пуст. Рычание преследователя вдруг поднялось в крик - визг - вопль - и оборвалось. Ветром подхватило, чуть не сбило Анну с ног - мимо пролетели черными тенями с огненными бликами на лицах всадники Апокалипсиса - ятвяги, окружившие князя Вячко, передние с факелами, от которых брызгами летели искры. Анна обернулась - неясной тенью, почти не различишь в темноте, лежал преследователь... Терем сразу ожил - словно с облегчением осветился факелами. Выбежали стражники. Князь соскочил с коня. Ятвяги не спешивались, крутились у крыльца. - Кто там был? - спросил князь. - Пьяный, которым овладели злые духи, - ответил ятвяг. - Не хватало еще, чтобы по городу бегали убийцы. Ты и ты, зовите боярина Романа. Если не пойдет, ведите силой. - Приведем. Анне из тени у забора была видна усмешка ятвяга. Ятвяги одинаково хлестнули коней, пронеслись совсем близко от Анны и пропали. Значит, там и есть нужный ей закоулок. Она слышала, как топот копыт прервался, раздался резкий высокий голос, который ударился о заборы, покатился обратно к улице, и Анна представила себе, как запершиеся в домах горожане прислушиваются к звукам с улиц. Наступает последняя ночь... Князь Вячко вошел в терем. Ятвяги соскакивали с седел, вели поить коней. Анна колебалась - войти в переулок? А вдруг сейчас промчатся обратно ятвяги с Романом? Но Роман мог не вернуться из подземного хода. А если он решит убить Кина? Пауза затягивалась, и Анна физически ощущала, как сквозь нее сочится минутами время. Нет, ждать больше нельзя. Она сделала шаг к углу, заглянула в короткий проулок. Ворота были распахнуты. Один из ятвягов стоял снаружи, у ворот, держал коней, второго не было видно. И тут же в воротах блеснуло пожаром. Шел стражник Романа с факелом. Роман быстро шагал следом. Он спешил. Ятвяги вскочили на коней и охали чуть сзади, словно стерегли пленника. Роман был так бледен, что Анне показалось, что лицо его фосфоресцирует. Анна отпрянула за угол - человек с факелом прошел рядом. И тут же - глаза Романа - близко, узнающие... - Магда! Ты ко мне? - Да, - сказала Анна, прижимаясь к стене. - Дождался, - сказал Роман, - пришла голубица. - Торопись, боярин, - сказал ятвяг. - Князь гневается. - Йовайла, проводи княжну до моего дома. Она будет ждать меня там. И если хоть один волос упадет с ее головы, тебе не жить... Дождись меня, Магдалена. Ятвяг дотронулся рукоятью нагайки до спины ученого. - Мы устали ждать, - сказал он. Свет факела упал на труп сумасшедшего. - Магда, я вернусь, - сказал Роман. - Ты дождешься? - Да, - сказала Анна. - Дождусь. - Слава Богу, - сказал Роман. Уходя к терему, он обернулся, чтобы убедиться, что стражник подчинился его приказу. Стражник, не оборачиваясь, шел по переулку. Он крикнул: - Ворота не закрывайте, меня обратно послали. - И добавил что-то по-литовски. Ворота, готовые уже закрыться, застыли - оттуда выглянуло лицо другого стражника. Нет худа без добра, подумала Анна. Не надо придумывать, как войти в дом. Он был готов увидеть Магду. И увидел. 24 Литовец проводил Анну до дверей. Два других стражника смотрели на нее равнодушно. В эту ночь их было трудно удивить. Заскрипели доски дорожки, стражник поднялся к двери, толкнул ее и крикнул внутрь. Анна ждала. Зарево немного уменьшилось, зато в противоположной стороне небо начало светлеть, хотя в городе было еще совсем темно. Изнутри донеслись быстрые шаги, и на порог выбежал, ковыляя, шут. Он остановился в двери, вглядываясь. - Пани Магда? - Он не верил своим глазам. - Пан Роман сказал мне ждать его. - Не может быть, - сказал шут. - Ты должна спать. Ты не должна была сюда приходить. Ни в коем случае! Пока ты в тереме, он не убежит, неужели не понимаешь? Ну почему ты не спишь? Ты же выпила зелье? Ах, теперь ты в его руках... Анна подумала, что о зелье ей, как польской княжне, знать не положено. Но выразить интерес нужно. - Какое зелье? - спросила она. - Проходи, княжна, - сказал шут. - Не слушай дурака. Иди, сыро на улице стоять... Он протянул слишком большую для его роста руку, и Анна послушно взяла ее за сухие пальцы и пошла в горницу. Люк в подвале был закрыт. До Кина всего несколько шагов. - Иди сюда, - сказал шут, открывая дверь во внутренние покои. Но Анна остановилась в первой комнате. - Я подожду здесь, - сказала она. - Как хочешь. - Шут был удручен. - И зачем ты пришла?.. - повторил он. - Кто разбудил тебя? - Я пришла сама, - сказала Анна. - Неужели я ошибся?.. Это же было зелье, от которого сама не проснешься... "Он дал ей снотворного? Ах ты, интриган!" - чуть не вырвалось у Анны. Вместо этого она улыбнулась и спросила: - А где же твой хозяин занимается чародейством? Здесь? Или в задней комнате? Она прошлась по комнате, стуча пятками. - Разве это так важно? - спросил шут. - Это уже неважно. Ты говоришь по-русски. Но странно. Говор твой чужой. - Ты забыл, что я воспитана в Кракове? - Воспитана? Чужое слово, - сказал шут. - Ты говоришь странные слова. Люк изнутри откинулся. Шут резко обернулся. Голова отрока появилась в люке. - Ты чего, Глузд? - Тот, литвин, бьется... боюсь я его... Погляди, Акиплеша. - Прирежь его, - спокойно ответил шут. - Нет! - вырвалось у Анны. - Как можно! - Она сделала шаг к открытому люку. - Как ты смеешь! - Она почти кричала - только бы Кин понял, что она рядом. Шут ловко встал между люком и Анной. - Тебе туда нельзя, княжна, - сказал он. - Не ведено. - Эй! - раздался снизу зычный голос Кина. - Развяжи меня, скоморох. Веди к князю. Я слово знаю! - Знакомый голос, - сказала Магда. - Кто у тебя там? - Не твое дело, госпожа. - Раб! - возмутилась княжна. - Смерд! Как ты смеешь мне перечить! - Анна не боялась сказать какое-нибудь слово, которого в тринадцатом веке не существовало. Она иностранка и не имела иного образования, кроме домашнего. И в ее голосе загремели такие княжеские интонации, что шут опешил, а отрок буквально оторопел. - С дороги! - повелительно сказала Анна. - Посмотрим, что скажет господин Роман, когда узнает о твоем своеволии. И шут сразу сник. Словно ему стало все равно - увидит Магда пленника или нет... Анна отстранила отрока и величественно спустилась вниз, в знакомое ей (но не польской княжне) скопление реторт, горшков, тигелей и других примитивных, но впечатляющих сосудов зари химической науки. Сильно воняло серой и кислотой. Кин сидел, прислонившись к стене. Анна подмигнула ему, а Кин, видя, что отрок с шутом задержались наверху, нахмурился и проворчал сквозь зубы: - Еще чего не хватало! - Так вот ты где! - возмущенно проговорила княжна, глядя на Кина. - Почему ты связан? Что они с тобой сделали? - Госпожа, - сообразил Кин, - я плохого не делал. Я пришел к господину Роману от вас, но меня никто не стал слушать. Анна обернулась. Отрок стоял у лестницы, шут на ступеньках. Они внимательно слушали. - Do you speak English? [вы говорите по-английски? (англ.)] - спросила Анна. - Yes, a little [да, немного], - сказал Кин. - Нам нужно их убедить, - продолжала Анна по-английски. - Молодец, - ответил Кин. - Я тебе помогу. - Развяжи его, - приказала Анна отроку. - Разве ты не видишь, что он мой слуга? Отрок был послушен. - Сейчас, госпожа, - сказал он. - Сейчас, но господин... - Господин сделает все, что я велю. Отрок оглянулся на шута. Тот спустился в подвал, сел за стол. - Делай, - мрачно сказал он. - Делай, господин сделает все, что она скажет. - Где твой возлюбленный? - спросил Кин по-английски. - Не смейтесь. Роман с князем. Они обсуждают вопросы обороны. Кин поднялся, растирая кисти рук. - Я пошел! Мне надо быть с ним. А тебе лучше вернуться. - Нет, я останусь. Роман просил меня остаться. Я могу помочь вам, когда вы вернетесь. - В случае опасности помнишь, что делать? - Разумеется, - сказала Анна по-русски. - Иди к Роману, береги его. - Затем она обернулась к отроку: - Проводи моего слугу до выхода. Чтобы его не задержали стражники. Отрок обернулся к шуту. Тот кивнул. Отрок побежал по лестнице за Кином. Шут сказал: - Thy will releaseth him from the Fetters [ты освободить его от оков (стар