й выступал со смелой гипотезой, что Земля подобна чаше и именно поэтому океаны не выливаются с ее поверхности, как то случилось с несчастной Луной. А дальше, занимая все табуретки и все столы числом не менее пятидесяти, сидели совершенно одинаковые, словно клонированные молодые люди в полном боевом вооружении, наглого вида и грубые в манерах. Центром этого странного сборища был пожилой мужчина, во всем подобный самому Эгею, но не носивший пурпурных царских одежд и царского золотого обруча на голове, не завитой и не причесанный, а как бы нарочно грязный и всклокоченный. От этого сборища исходил козлиный дух, грохот мечей и доспехов, наглые слова, но тем не менее никто их не боялся и не обращал на них внимания, как не обращают внимания в доме на вечно лающую собаку. Кора сама догадалась, что впервые в жизни видит Палланта и его пятьдесят сыновей от различных женщин, нимф, наяд и океанид, которых он наплодил, рассчитывая в свое время занять афинский трон и снабдить каждого из сыновей выгодным местечком. Но этого не случилось - в свое время трон у него отобрал Эгей. Дело это давнее, темное, и своих прав на престол наглый Паллант и пятьдесят Паллантидов доказать никому не смогли, народ их не любил, и Палланту теперь оставалось лишь ждать, когда Эгей умрет или погибнет, чтобы захватить власть в Афинах. Можно представить, как все Паллантиды ненавидели своего дядю, но невозможно даже хоть на йоту вообразить их ненависть к Медее, которой приходилось скрывать от них своего сынишку Меда в высокой башне без входа и самой ночами кружить над башней в облике орлицы с зелеными перьями и когтями, оберегая башню от подкопов или штурма. Сколько раз Паллантиды устраивали на нее покушения! Так что Медея в Афинах ходила буквально по лезвию ножа. Правда, в ее грузинском характере было нечто, заставлявшее получать удовольствие от такой полной опасностей жизни. Ах, что будет, если они узнают, что у Эгея есть еще один наследник, подумала Кора и не смогла сдержать усмешки. Вначале несколько слов о значении праздника произнес сам Эгей, затем поднялся запасной афинский философ, из ранних стоиков или киников, который говорил долго. Гости начали таскать со столиков закуску, и уровень шума, постепенно повышаясь, перекрыл голос оратора. Тогда и Эгей взял со столика луковицу, разрезал ее кинжалом, снятым для этой цели с пояса, и вложил половинку луковицы в мягкую нежную плоскую лепешку. - Вина! - приказал он. Виночерпий поспешил к нему с большим кувшином. Но Эгей велел начинать с гостей. Теперь следовало быть особенно осторожной. Виночерпий наливал поочередно - Коре, Левкотее, потом Тесею... Тесей бросил встревоженный взгляд на Кору. Та ободряюще ему улыбнулась. Это отвлечение чуть не стоило Тесею жизни. Медея обернулась к Эгею. - Пора? - спросила она, чуть улыбаясь. - Ты уверена? - спросил Эгей. - Корабль под парусами Миноса, который привез его сюда, таится в бухте Тридда всего в часе ходьбы от твоего дворца. Скорее всего он не только шпион и лазутчик, но и убийца. К счастью, у Коры был абсолютный слух. Она слышала шепот царственных супругов, словно они прикладывали губы к ее уху. - Как жаль, - сказал Эгей. - Может, сначала допросим его? - Со дня на день появится Дедал. Тебе еще не хватало шпиона и убийцы! Ты потеряешь трон! - Я согласен, - сказал Эгей и с печалью во взоре отвернулся от Тесея, который сидел неподвижно, чувствуя неладное, но не зная, откуда ждать опасности. Медея провела рукой над чашей с вином, стоявшей перед Тесеем, и Кора увидела, как тонкая струйка белого порошка протянулась к красной поверхности вина. Кора нащупала рукоять меча и постаралась положить его на колени так, чтобы он оставался прикрыт хитоном. Прекрасная Левкотея заметила это движение, и, как назло, в этот момент острый конец меча ткнулся ей в бедро. - Ах, - тихо сказала Левкотея. - Что вы со мной делаете? Кора не нашлась, что ответить. Но внимание их было отвлечено мужем достойным, бородатым, полным, который нес большой поднос, где лежали какие-то плоские штуки, неизвестные Коре и сразу насторожившие ее. Нервы были и без того на пределе, а тут еще что-то вроде жареных осьминогов. Но никого, кроме Коры, штуки на подносе не смутили, когда муж достойный склонялся к гостю, тот брал штуки с подноса и натягивал на руки - это были перчатки, что окончательно сбило Кору с толку. Перчатки! Тем временем многочисленные слуги с подносами, на которых лежали куски мяса, быстро проходили мимо столов и кидали руками мясо на блюда, стоявшие перед гостями. Мясо было горячим, от него поднимался пар. Все смешалось: рука Медеи над чашей Тесея, полная рука Левкотеи, отталкивающая конец меча, поднос с мясом - кусок его шмякнулся на тарелку перед Корой, наконец, перчатки, которые бросил достойный муж со своего подноса. Это были кожаные перчатки. Кора кинула мимолетный взгляд вокруг, и увидела, что все гости дружно натягивают перчатки на руки и берут ими куски горячего мяса. Перчатками рвут мясо на куски, перчатками отправляют куски в рот... Господи! Они еще не изобрели вилок! Но все-таки с античной тонкостью вышли из положения: руки остаются чистыми, да и не обожжешься - перчатки кожаные. Интересно, знают ли об этом ученые, или Кора совершила великое историческое открытие? Все! Рука Медеи легко поднялась; щелкнуло - закрылась крышечка перстня. Медея усмехнулась, глядя в затылок отвернувшегося царя - тот не хотел видеть, как за его столом отравят гостя, даже если это всего-навсего робот злодея Дедала. Теперь пришла пора действовать! Но Тесей был в растерянности, на это Кора сейчас и рассчитывала. Ведь обычно студенты Московского университета не рвут мясо руками, тем более в перчатках. Он растеряно поглядел на свои руки, затем на дымящиеся кусища мяса, наконец, потянулся к кубку, видно, надеясь, что лучше начать со знакомого действия. Теперь пришла пора вмешаться! Тесея отделяли от смерти мгновения. - Тесей! - окликнула его Кора. - Тебе будет удобнее резать мясо ножом. Она достаточно ловко выхватила меч из складок хитона, отчего нимфа Левкотея упала в обморок. Говорили, что она не пришла в себя до самого утра, что и дало возможность Аполлону нежно надругаться над ней. Так как двум рукам за рукоять невозможно держаться, Кора перекинула меч Тесею. Молодой человек оказался не так наивен, как казался. - Это еще что такое?! - закричала перепуганная Медея, которая, видно, решила, что Тесей, раскусивший ее злодейские планы, намерен свести с ней счеты. - Это мой фамильный меч, - вежливо ответил Тесей, держа его плашмя на ладонях и протягивая Медее, словно пойманную большую бабочку. Но сделал он это столь решительно, что рукоять меча не мог не увидеть обернувшийся на шум Эгей. И всем стали видны сплетенные змеи - знак древнего рода Эрехтеидов. - Что? - вскочил Эгей. - Откуда это у тебя? - Это наследство, которое оставил мне отец, царь Эгей Афинский, - сказал Тесей. - Где? - спросил Эгей. Еще далеко не все в зале, неровно освещенном факелами и светильниками, поняли, что же там происходит, еще катилась по залу волна вопросов и сбивчивых ответов, но первая сообразила, что надо делать, Медея, которая схватила со стола кубок с отравленным вином и, приложив его к губам Тесея, воскликнула: - Быстро! Пей! Ну же! В ее черных глазах было столько силы, столько гипнотического внушения, что если бы эти слова относились к Коре, то она, как призналась себе, наверняка бы подчинилась волшебнице. Но так как приказ относился не к ней, Кора была свободна в своих решениях. И она буквально по-вратарски прыгнула вперед, опустилась животом на столик Тесея, опрокинула его и, главное, вышибла кубок из рук Медеи. Пока она старалась подняться с пола, соображая, много ли костей переломала, Медея уже поняла, что проиграла. За эти секунды основные действующие лица драмы успели прийти в себя. Тесей, подняв меч, кинулся за ней через весь зал. Эгей, рыдая, опустился на трон, грубые Паллантиды бросились убивать Медею, но в суматохе спасли ее, потому что ей удалось пробить сквозь их толпу ровный, как лезвие ножа, проход и выскочить наружу, тогда как Тесей задержался, натолкнувшись на толпу двоюродных братьев, которые, к счастью для него, не сообразили, что он и есть их главный враг. Кора сидела на полу - не было сил подняться - и думала, что никогда еще не была так близка к провалу ответственного задания. Секунды и сантиметры отделяли ее от провала, а Тесея от смерти. Но закончились ли ее приключения... или убийцы не отказались от своих намерений? Вот как пишут известные авторитеты в греческой мифологии о событиях, последовавших тут же за сценой во дворце во время пира. "Тогда в Афинах воцарилось веселье, которого город еще не знал. Эгей обнял Тесея, собрал народное собрание и на нем объявил его своим сыном. Он зажег огни на всех алтарях и осыпал изваяния богов подарками, были принесены в жертву гекатомбы быков (точный перевод этого слова забыт, но быков погибло очень много), украшенных гирляндами цветов. Во всем дворце и во всем городе аристократы и простолюдины пировали вместе и пели славу Тесею, свершившему уже больше подвигов, чем прожил лет в своей жизни... После этого Тесей отправился, чтобы отомстить Медее, которая ускользнула от него, окутав себя волшебным облаком, и уже покинула Афины вместе с юным Медом и свитой, великодушно предоставленной Эгеем". Другие источники уточняют, что бежала она не на волшебном облаке, а на самой обыкновенной колеснице, запряженной летающими драконами, которую прислал за ней ее дедушка Гелиос. Особо хотелось бы обратить внимание читателей на то, что, с одной стороны, Эгей носился по дворцу, славил судьбу, вернувшую ему сына, и проклинал Медею, которая чуть его не убила, но с другой - именно царь Эгей, и этого не отрицает ни один из древних и современных авторов, вывел тихонько жену из дворца, посадил на облако или на колесницу, поцеловал на прощание мальчика Меда, подарив ему игрушечную лошадку, и даже смахнул непрошеную слезу, когда Медея скрылась в облаках. Как себя вела в этой ситуации Медея? Думаю, что и она, несмотря на твердость характера, всплакнула. Все-таки они десять лет прожили душа в душу, и расстаться им пришлось из-за недоразумения. Не появись старший сын так не вовремя, отпраздновали бы Эгей и Медея серебряную, а потом и золотую свадьбу, нянчили бы внуков и правнуков, и эта история не имела бы драматического продолжения. По крайней мере для Эгея, отрави Медея его старшего сына, судьба сложилась бы куда удачнее. Но это все относится уже к греческой мифологии, а не к сюжету нашей повести. Хотя, впрочем, может быть, кому-нибудь из наиболее любознательных читателей будет интересно узнать, что убежавшая от Эгея Медея на этом не успокоилась, а отправилась искать счастья дальше. В частности, она побывала в Фессалии, где не придумала ничего лучшего, как участвовать в соревнованиях по красоте, состязаясь с Фетидой. Это было большой непоправимой ошибкой. Сегодня уже мало. кто помнит, кто такая Фетида. Елену Прекрасную помнят, Минотавра помнят, Горгону Медузу вспоминают, а вот Фетиду забыли, хотя в те времена это была - фигура первого плана. Достаточно того, что она - мать Ахилла. Помните, такой герой Троянской войны, который был совершенно неуязвим, потому что мать окунула его в воды мертвой реки Стикс для бессмертия. Но было у него одно место, так называемая ахиллесова пята, то есть пяточка, за которую мама держала крошку, окуная его в мертвые воды (некоторые говорят - в огонь). Вот эта пятка и привела его к гибели. Фетиду боялся даже Зевс. Она была такой красавицей, что именно на ее свадьбе и появилось то самое яблоко раздора, доставшееся Афродите, принесшее Парису Елену Прекрасную, а грекам - Троянскую войну. Говорят, что Фетида была дочкой кентавра Хирона и милой женщины Харикло. И тоже оказалась волшебницей. Когда ей очень не хотелось замуж и она скрывалась от жениха, то превращалась в огонь, воду, льва и змею... И вот с такой женщиной решила соревноваться Медея. Причем Фетида тогда, как сами понимаете, была еще совсем юным цветком, а Медея - женщиной средних лет, закаленной в боях и интригах. Медея проиграла соревнования - Фетида была в тот раз объявлена самой красивой. После очередного поражения Медея уехала в Азию, где вышла замуж за какого-то неизвестного царя, он усыновил Меда, и вроде бы эта история должна была закончиться... но тут до Медеи дошел слух, что трон ее отца Ээта, с которым она столь злобно и предательски обращалась раньше, захвачен его братом Персом. Интересы грузинской государственности взяли верх, Медея оставила нового мужа и помчалась в Колхиду наводить порядок. С ней был и подросший Мед, который убил своего дядю Перса на поединке, Ээту вернули трон, а вот что было дальше, покрыто обычным для истории туманом. Одни утверждают, что по протекции Гелиоса боги сделали Медею царицей Островов Блаженных, где она живет и поныне, считают, что она вернулась к своему последнему азиатскому супругу, наконец, есть сторонники той точки зрения, что Медея осталась в Колхиде и нянчила детишек своего Меда, который законным образом наследовал Ээту. Вот и все о Медее. Здесь справедливость не восторжествовала. Правда, остается неясным, а что же считать справедливостью. Ведь для каждого она своя. Кора смогла заснуть только следующей ночью. Впрочем, это относилось к большинству жителей Афин, которые были искренне рады, что теперь у них есть настоящий наследник престола, притом сильный, молодой, умный и не имеющий в прошлом никаких грехов и преступлений. Недовольны были только пятьдесят Паллантидов, они, правда, далеко не сразу сообразили, что путь к трону им закрыт навсегда. И сначала с горя напились. И проспали первые сутки. Так что все жертвоприношения, праздники и народные гулянья проходили без них. Зато на следующую ночь они проснулись и отправились убивать Тесея, а заодно, очевидно, и самого царя. Кора в это время как раз заснула, она тоже была не двужильная. Некий Леос успел разбудить Тесея и донести ему, что все пятьдесят молодых Паллантидов идут его убивать. Двадцать пять братьев во главе с отцом пошли на штурм царского дворца, а еще двадцать пять залегли в засаде на дороге, ведущей из Афин к морю, полагая, что Эгей с Тесеем побегут спасаться именно по ней. Предупрежденный Леосом, Тесей не стал тратить времени на ожидание, пока Паллантиды отыщут его в лабиринте спален и переходов дворца, а, схватив свою железную палицу, помчался к сидевшим в засаде кузенам. Там в полной темноте и неразберихе он их перебил. Тем временем остальные двадцать пять кузенов, подняв страшный шум, разбудивший Кору, разбежались по дворцу, чтобы отыскать и убить Тесея, который в это время добивал засаду, а что касается царя Эгея, то он, наученный Медеей, никогда не ночевал две ночи подряд в одной спальне и на одном ложе. Спал он в специально сделанных для этого сундуках, а то и на шкафах. Если он спал под ложем, то на ложе клали двойника, порой заодно и двойника Медеи. Погибло их, говорят, видимо-невидимо. Шум и грохот еще продолжались, стража дворца, как ей и положено, отсиживалась по подвалам, потому что не знала, кому придется служить завтра, но тут прибежал последний из оставшихся в живых Паллантидов из засады, и, охваченные ужасом, остальные братья исчезли в ночи... Остаток ночи прошел спокойно. Хотя рассказывают, что с тех пор потомки Паллантидов запретили называть детей именем Леоса, а своим девочкам принимать ухаживания от людей с именами: Лев, Леос, Лео, Леонард, Леонардо, Леви, Левит и Левитин, Львов и Лайон. Так они отомстили Леосу и его потомкам до последнего колена. Праздники по поводу возвращения наследника и возведения его на престол рядом со счастливым, хоть и не столь уже ухоженным отцом должны были продолжаться на следующий день, но ничего из этого не вышло, потому что утром, когда слуги еще очищали дворы от побитой за ночь посуды и перевернутых стульев, а из домов павших Паллантидов доносились стенания (хотя, впрочем, никто в городе не жалел этих хулиганов и бездельников), во дворец прискакал посланец с дозорной вышки, которая стояла на самой вершине Акрополя - там, где будет построен храм Ники. Оттуда было видно море на много стадий к югу, откуда обычно и появлялись торговые, а то и вражеские корабли. Посланец буквально сшиб с ног стражей у ворот дворца и помчался по коридору, вызывая Эгея. Тот не спешил отзываться, потому что отлично усвоил, что спешка - один из основных недостатков любого царя. Чем дольше ты полежишь под своим очередным ложем, тем больше шансов у тебя дожить до старости. Так что Кора узнала о тревожных событиях даже раньше, чем царь Афин и его наследник, который, конечно же, спал без задних ног. - Что случилось? - спросила Кора строго, загораживая дорогу гонцу. - Мне нужен царь! - Вы можете сказать мне, - ответила Кора. - Я имею полномочия от комиссара ИнтерГпола, - она могла позволить себе такую невинную шутку, потому что Милодар ее сейчас не слышал, а его имя в Древней Греции неизвестно. - Приплыл Дедал за данью, - грустно произнес гонец. - В этом году несчастье обрушилось на нас еще раньше, чем обычно. Наверное, это наказание за то, что мы веселились вчера вечером в честь возвращения наследника. Гонец был пожилым человеком, сандалии его были снабжены небольшими крыльями, которые хоть и шевелились, трепеща, вряд ли помогали ему бегать. - Что еще натворил ваш Дедал? - спросила Кора, но гонец не ответил, а с криком: "Господин царь, покажитесь народу! Господин царь, очередное несчастье!" - побежал дальше по темным коридорам. Тогда Кора решила, что ей не мешает самой посмотреть, что же происходит. Она побежала вверх по узким улочкам на холм Акрополя, где и стояла дозорная вышка и куда спешили тысячи жителей Афин, прослышав о приближении корабля Дедала. Так как Кора нагнала полную немолодую женщину, которая взбиралась наверх довольно медленно, ей удалось вытянуть из нее кое-какую информацию. Надвигалась еще одна древнегреческая трагедия, и здесь шансы Тесея выжить падали до нуля. Ненавидя Афины за убийство сына, Минос готов был стереть их с лица Земли. Но, как положено древнегреческому извращенцу, он отказывался брать дань лошадьми, золотом или осетриной. Дань Минос брал семью самыми прекрасными девицами и семью самыми отважными и сильными юношами Афин, которых отвозили на остров Крит, где был Лабиринт... Вспомнили? Кора тоже вспомнила. В Лабиринте жило страшное чудовище по имени Минотавр, то есть человек с головой быка. Этот подлец не желал питаться ничем иным, как молодыми девушками и юношами из Афин. Вот так проявлял свой мерзкий характер и своеволие царь Крита. Такова была жизнь в эту эпоху, таковы были нравы. А так как в основе действий Миноса была родительская месть, то его изощренный садизм становится более-менее понятным... Корабль, изобретенный и ведомый главным советчиком и доверенным лицом царя Миноса Дедалом, приближался к Афинам, чтобы взять очередную партию жертв. Афины приобрели наследника, но должны были потерять четырнадцать юных душ. Корабль, который Кора увидела, когда поднялась к подножию деревянной дозорной башни, был для греческих времен удивителен и неповторим. На нем сидели в два ряда гребцы, формой корпуса он также не отличался от античных кораблей, но посреди него возвышалась высокая черная труба, которая венчала собой кирпичную печку. В печку кидали дрова, перед печкой стояла первобытная, но действующая паровая машина, из трубы шел дым, и было совершенно очевидно, что Кора наблюдает первый в истории человечества пароход. Дедал, а это было доступно орлиному взору Коры, в белом гиматии возлежал на корме, поглядывал на работу своих чудесных механизмов и попивал вино из турьего рога. В отличие от афинян, которые осыпали Дедала и Миноса проклятиями, оставаясь на почтительном от дедаловского монстра расстоянии, Кора, влекомая любопытством, дошла пешком до гавани и успела туда как раз в тот момент, когда Дедал, оказавшийся худым лысым малоростком, почти карликом, с крючковатым носом и слишком светлыми для такого смуглого и чернобрового человека желтыми глазами, выбрался на берег. Кроме Коры, его никто не встречал, что Дедала совершенно не расстроило. - Удивительно, - произнес он, глядя на Кору, - судя по всему, знатная дама, а не испугалась и пришла сюда. Ага, я догадался! Ты пришла просить? За свою сестру? Но ведь не я отбираю, кого посылать на съедение нашему племяннику, это решает ваше народное собрание. Так что вы, девушка, обращаетесь не по адресу. - Я здесь чужестранка, - сказала Кора. - Меня более интересуете вы, мастер Дедал. Я наслышана о ваших изобретениях и злодействах, и потому мне хотелось с вами познакомиться. - Тогда погодите немного, - сказал Дедал. - Я должен отдать приказания моим людям, а затем я свободен. Если вы захотите говорить со мной, то удобнее всего это будет сделать в доме моего здешнего друга кентавра Фола, может быть, вам приходилось о нем слышать? - Нет, из кентавров я знаю только Хирона и полагаю честью для себя считать его в числе своих знакомых. - И даже друзей! - послышался сверху глубокий голос. Кора обернулась. На склоне, возле складов, где таились, выглядывая, редкие афиняне, стоял могучий Хирон, расчесывая свою раздвоенную бороду, а рядом с ним возвышался кентавр поменьше ростом, более изящный, склонный к щегольству, что выдавала заплетенная в толстую косу длинная грива. - Фол, друг мой! - воскликнул Дедал и побежал к кентавру. Возмущенные возгласы донеслись из-за складов. Там афинские граждане высказывали свое негодование по поводу отсутствия патриотизма у кентавров, и неудивительно, что ругательства, которыми их награждали, относились к разряду зоологических терминов. Кора также была рада увидеть вновь Хирона, а тот представил ее Фолу. Фол сказал: - Именно такой я вас и представлял, богиня. Значит, Хирон говорил о ней как о богине? Ну что же, это его право. - Эй! - крикнул Дедал гребцам и солдатам, что оставались на судне. - Выставьте стражу. Никого близко не подпускать. Пароль и отзыв вы помните? - Помню, - отозвался один из гребцов, который отличался от остальных желтой повязкой, стягивающей волосы. Во всем остальном и гребцы, и воины были совершенно одинаковы. - Это твои искусственные люди? - спросил Хирон. - Да, с ними удобнее, - ответил Дедал. - Они всегда послушны и готовы умереть. - К тому же их нельзя подкупить, - сказал кентавр Фол. И все с ним согласились. - Но люди, которые управляют паровой машиной, стоящей на корабле, не могут быть деревянными, - сказал Дедал. - Им надо думать. Он помахал на прощание оставшемуся возле машины механику. Кора спросила: - Я не вижу колес, или колеса сзади, зачем вам тогда паровая машина? - Мой друг Архимед, не знаю, слышала ли ты о таком, богиня, ты ведь чаще встречаешься с воинами, чем с мыслителями, придумал приспособление, которое именуется винт. Пар вертит этот винт, помещенный под водой сзади моего корабля, и толкает корабль вперед. Понятны ли тебе мои слова? - Спасибо, Дедал, - сказала Кора. Никакой официальной встречи не предусматривалось. Царь Эгей не желал в глазах своего народа показывать свою зависимость от ненавистного критского царя. Но когда Дедал с Корой и кентаврами поднимались от причала, подошел глашатай и сказал, что царь Эгей примет посланца царя Миноса по интересующему их обоих вопросу сегодня же в два часа пополудни в храме Аполлона в присутствии знатных граждан города. - Скажите царю, что я буду, - ответил Дедал и быстро пошел вперед, откинув назад лысое яичко головы и резко ударяя по плитам высокими каблуками своих башмаков. Кентавр Фол жил неподалеку от порта в большом доме, устроенном удобно для коней, а не для людей, как у Хирона. Да и понятно, если Хирон обожал свою Харикло, и дочкой его была красивейшая девушка Земли, то у Фола все было проще, и сам он был кентавром, и жена его была кентавриссой, и его дети были маленькими кентаврами. День разошелся, небо было синим, стало даже жарко, все расположились в уютном крытом дворе фоловского дома, и хозяин угощал как мог каждого из гостей. Когда гости немного насытились, кентавр Фол сказал: - Мы здесь старые приятели, мы знакомы много лет, и потому между нами не должно быть секретов. При этом он поклонился в сторону Коры, как бы прося у нее прощения за то, что она не относится к числу его старых приятелей. Но его бестактность тут же исправил Хирон. - Ты не прав, мой друг, - произнес он. - Кора умна, образованна, разумна и вполне достойна того, чтобы принадлежать к компании интеллигентных людей. - Говорите, - призвал их Дедал, который понимал, что разговор пойдет о нем. - Я слышал, что погиб молодой Талос, - сказал Хирон. - Ты прав, - сухо ответил Дедал, глядя в кубок с вином. - Мне говорили, что это не было случайностью... - Нет, это была случайность, - возразил Дедал, голова его так склонилась над кубком, что казалась большим страусиным яйцом. - Это тот юный Талос, - произнес Фол, - который изобрел пилу? - Каждый дурак мог изобрести пилу, - ответил Дедал. - Если бы мне на глаза попалась рыбья челюсть, я бы тоже догадался, по какому принципу должна работать пила. - Ты не догадался, - заметил Хирон. Дедал наконец отпил из кубка. Но не глядел на окружающих. - А я слышал, что он изобрел гончарный круг, - сказал Хирон. - Его много раз изобретали, - отмахнулся Дедал. - И в Лидии, и на Крите и в Египте, эта идея витала в воздухе. - Конечно, витала, - согласился Фол. - Так же, как идея циркуля. - Между прочим! - Дедал неожиданно вскочил с места и зашагал по комнате. - Между прочим, у меня в заметках есть чертеж циркуля. Я не мог только подобрать хорошего дерева для его ножек. - Ну и расскажи нам, - сказал Хирон, - как погиб несчастный Талос? - Мы с ним стояли на крыше храма, - медленно произнес Дедал, словно вспоминая, как было дело, - он сделал шаг вперед... я сказал ему: "Остановись, Талос, это опасно!" Но он не услышал меня, сделал еще шаг... и упал! - Ты больше ничего не хочешь нам сказать, Дедал? - спросил Фол. - Хочу! - вдруг взорвался маленький изобретатель. - Да, хочу! Я хочу заявить всему миру, что Талос был грязной тварью, что он вступил в преступную связь со своей матерью Поликастой - с моей родной сестрой! Честь семьи была под угрозой! И он должен был умереть! - О грехе Талоса было известно давно, - тихо произнес Хирон. - Да, они были любовниками... и это очень прискорбно. Но за это карают боги, а не Дедал. - Он не думал о морали, - поддержал Хирона Фол. - До тех пор, пока люди вокруг не стали говорить, что Талос талантливее Дедала, что Дедал уже на закате, а Талос - это завтрашний день науки! - Никто, кроме идиотов, так не говорил! - В Элладе нашлось немало таких идиотов, - заметил Хирон. - Даже до наших лошадиных ушей докатились эти сплетни, - сказал Фол. Почему он терпит? - удивилась Кора. Почему великий изобретатель и могущественный, судя по всему, человек так покорно слушает обвинения двух полуконей, словно мальчик, вызванный на порку взрослыми дядями? - На главное ваше обвинение, - сказал Дедал, остановившись посреди комнаты, - я отвечу решительно - "Нет!" Я никогда и никому не завидовал. Мои величайшие изобретения еще впереди! Вы видели мой корабль, который передвигается силой пара? - Ему уже десять лет, - усмехнулся Хирон. - Вы видели моих гребцов и воинов? Одинаковых, как горошинки в стручке! - Твоих деревянных людей знает весь мир. Видно, плохи твои дела, наш друг, если ты ищешь оправданий в своем же вчерашнем дне. - Справедливый суд свершился, - сказал Дедал, видно, имея в виду Талоса, потому что кентавр Фол на это ответил: - Твоя прекрасная сестра Поликаста покончила с собой. - Это ее воля и признание вины, - жестоко ответил Дедал. - Я теперь тоже хочу задать вам вопрос, друзья. Ведь не зря же я терпел все обвинения, которые вы мне бросали в лицо, какими бы нелепыми они ни были. Но скажите мне, к чему весь этот разговор? Разве дело только в обвинениях прошлых лет? - Мы не обвиняем тебя. Мы не суд, иначе бы ты сюда не пришел, - сказал Хирон. - Но мы - люди, которые хотят понять смысл и связь вещей в природе и причины человеческих поступков. Мы не стали бы разговаривать об этом с ничтожным рабом или толстым чиновником. Мы хотим понять, совместимы ли гений и злодейство... Странно, я где-то уже слышала эту фразу, подумала Кора. Я ее даже отлично знаю. Я знаю ответ: "Гений и злодейство несовместимы!" Кто же сказал это? Гегель? Дарвин? Эйнштейн? - Он сам упал с крыши храма, - сказал Дедал, как бы подводя итог дискуссии. - Можно ли поговорить с тобой, - спросил тогда Фол, - о другой женщине? - О ком? - О Пасифае? - Нет! - отрезал Дедал. - Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом. - Неужели ты так испугался? - Срок давности миновал! - У нас другие сроки, Дедал. - Передо мной была поставлена инженерная задача, - сказал Дедал. - Мне был брошен вызов. И я принял его. - Так это был инженерный вызов? - Да! Именно так. - А Лабиринт? Тоже инженерное задание? - Сделав первый шаг, я был принужден ко второму. - То есть, по-твоему, эти твои конструкции сопоставимы?! - спросил Хирон. - Да! - Дедал поднял сжатый кулачок. Тут кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что сбежались домочадцы Фола и пришлось гнать их, потому что объяснить причину смеха кентавры не могли ни женщинам, ни детям. И лишь Коре удалось уговорить Хирона рассказать, над чем они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о критском подвиге Дедала, причем последний вовсе не был смущен, а даже подавал реплики и был собой доволен, ибо: "Для гения нет задач мелких и неблагодарных. Для него любая задача - одинаковый вызов!" - На острове Крит был белый бык, - сказал кентавр, - говорят, с точки зрения бычьей красоты, он был совершенен. Фол фыркнул. - Ну как, например, можно считать Фола образцом конской красоты? - заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают с конем в присутствии красивой дамы. - Это был бык Посейдона - я уж, честно говоря, не помню, почему он там оказался... - оба его друга кинулись было объяснять происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их. - Важно лишь то, - продолжал он, - что супруга царя Миноса, которую зовут Пасифаей, женщина невероятной прелести и притом любвеобильная так, что... - пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил его мысль: - Что готова переспать с пнем! - Ну вот как грубо! - сказал Хирон, но в принципе он был согласен с Дедалом. - Дама она уже солидная, в летах... - Чепуха! - закричал Дедал. - Это было десять лет назад! Какие могут быть лета? - Ну, дама она все равно солидная, с пышными формами, родившая Андрогея, из-за которого Крит поссорился с Афинами, а также девочек - Ариадну и Федру. И вот эта мать семейства воспылала страстью к белому быку! - Хирон замолчал, как бы подыскивая наиболее приличные слова для последующего рассказа, а Дедал вмешался в паузу, заявив: - Да ты говори как есть, не стесняйся. Наша подруга знает, какая птица приносит детей. Дедал Коре совсем не нравился. Она привыкла к тому, что в учебниках, книгах и фильмах все великие ученые, изобретатели и поэты - обязательно милейшие, мудрейшие и бескорыстные люди. И если поэт Пушкин влюбляется в какую-нибудь Керн или Воронцову, то делает это только для того, чтобы подарить ей букет цветов, воспылать вдохновением и заодно порадовать мужа своей музы... Конечно, это он придумал! Конечно, он: "Гений и злодейство несовместны!" Правда, имел он в виду не Дедала, а Моцарта. - Хорошо, - согласился кентавр. - Я буду придерживаться безжалостных фактов. - Почему безжалостных? - удивился Дедал. - Любовь зла - полюбишь и кентавра! Разве вы не слышали такой поговорки? - Полюбишь и козла, - поправила Дедала Кора. Все засмеялись. И она сама засмеялась, поняв, что ее поправка была неуместной. - Пасифая начала выходить в поле, - продолжал Хирон, - когда там пасся белый бык, и ласкала его, гладила, приносила ему всевозможные вкусные вещи и всеми знаками, принятыми у людей, показывала, что хотела бы добиться с ним близости. Бык был обыкновенным - бык как бык. Он не возражал против близости, но не с Пасифаей, так как у быков нет рук, чтобы прижимать крошек к груди. Когда кентавры отсмеялись, заговорил Дедал: - Давай я сам доскажу. Вызывает меня Пасифая, а я тогда только-только на Крите укоренился, мне нужны были покровители, да и сама женщина мне нравилась... - Неужели и ты тоже воспользовался ее ласками? - спросил Фол. - А чем я хуже белого быка? - удивился Дедал. - Я мужик хоть куда! Это входило в мой гонорар. - Ты еще и деньги с нее взял? - Изобретатель живет на свои гонорары. Я не беру подачек. Но если сдаю работу, то попрошу: деньги на стол! - И что же вы придумали? - спросила Кора, чтобы возвратить Дедала на истинный путь рассказа. - Я посмотрел на то, как мучается несчастная женщина на лугу, стараясь соответствовать белому быку, как она, бедная, подлезает под него, да и он страдает... Я понял, что должен был решить проблему ко всеобщему удовольствию. И вот что я сделал: я изготовил деревянную корову, крепкую, гладкую, изящную с точки зрения коровьей эстетики, затем я обшил ее коровьей шкурой... Вам понятно? - Пока да. - Внутри нее я сделал ложе, на которое могла устроиться царица Пасифая. Затем проделал в дереве дырку там, где у коровы соответствующее отверстие, и подогнал ложе Пасифаи таким образом, чтобы ее соответствующее отверстие совпало с соответствующим отверстием в деревянной корове. - Ну хватит, все ясно, - сказал Хирон. - Сейчас кончаю, немного осталось, - ответил изобретатель. - Я дал совет Пасифае: держитесь крепче и если что не так - терпите. Потом закрыл царицу в корове, отошел и позвал быка. Вскоре белый бык появился. Он увидел мою деревянную корову - должен вам сказать, шедевр коровьей красоты - и буквально кинулся к ней, раздеваясь на ходу. - Быки ничего на себе не носят, - заметил Фол. Дедал долго смотрел на него, склонив голову набок. Фол вопросительно обернулся к Хирону. - Дедал пошутил, - пояснил Хирон. - Да, я пошутил, - сказал Дедал. - И мне грустно сознавать, что с такими тупыми лошадками я дружу и даже позволяю им меня судить. - Заканчивай свою историю, надоело, - буркнул Фол. - А больше нечего рассказывать. Бык взгромоздился на деревянную корову, и изнутри вскоре донесся отчаянный женский вопль. Однако я был бессилен помочь несчастной, потому что бык вряд ли позволил бы мне вытащить ее из деревянной коровы. Когда бык утолил свою страсть и удалился пастись, я подошел к корове и с некоторым ужасом открыл окошко внутрь. Я боялся увидеть холодеющий труп Пасифаи, но вместо этого увидел разъяренную львицу, которая потребовала, чтобы я заставил быка возвратиться и продолжить любовное насилие! Дедал расхохотался подобно маленькому мальчику. Он зашелся от смеха, и кентавру Хирону пришлось как следует шлепнуть его по спине. - Меня чудом не поймали за этим занятием, - закончил Дедал, - потому что Пасифая заставила меня еще раз десять устраивать ей свидания в деревянной корове, а вы попробуйте спрятать корову, когда любовное свидание закончилось? - Результатом этих мерзких действий Дедала... - начал Хирон. - Не надо! Не надо навешивать ярлыки! - возмутился Дедал. - Если любовники счастливы, никогда не смей называть этот процесс "мерзкими действиями". - Но ты же служил ее мужу! - Ее мужу я тоже служил. Должен тебе сказать, что для него я делал не меньшие мерзости, чем для жены. Пойми в конце концов, вечная задача наша, изобретателей, поэтов, ученых, писателей - угождать самым низменным прихотям правителей и владык. Если эти прихоти совпадают с общественным мнением и к тому же ты славно услужил начальству, то останешься в истории, как Гомер. Еще вопросы есть? - Есть, - сказал Хирон. - Ты построил Лабиринт для Минотавра? - Да, милая женщина, - Дедал вновь обратился к Коре, полагая, что ей не известно продолжение этой истории. - От любви к белому быку Пасифая забеременела. И как следовало ожидать, родилось чудовище. Здоровенный младенец - все в нем как у людей, а голова бычья! Фу, какая гадость! И как только природа терпит этих гибридов! - Поосторожнее, Дедал, - заметил кентавр Фол. - Нас она пока терпит. - Недолго это будет продолжаться, - сказал Дедал. - Вы же с Хироном - исключение, а как правило - кентавры, грубые скоты, мечтающие лишь о том, как кого-нибудь изнасиловать, а потом напиться допьяна. Фол и Хирон не стали спорить. Помолчали. Видно, в словах Дедала заключалась неприятная правда. - До последнего момента Пасифая надеялась, что все обойдется и у нее родится человеческий младенец. Но боги у нас любят пошутить, - продолжал Дедал. - Когда Минос пришел в ужас, она поклялась ему, что белый бык напал на нее в поле и надругался над ней. Но она испугалась сразу признаться мужу, потому что берегла его чувства. Неизвестно, поверил ли Минос этой лжи, но все же велел казнить всех акушерок, служанок и повивальных бабок, которые присутствовали при родах, приказал назвать чудище Минотавром, а затем велел мне построить такой каменный дворец, в который можно войти, но выхода не найдешь. Заблудившись, обязательно попадешь в самый его центр, где таится Минотавр. Для меня это была инженерная задача, и я ее выполнил. Дорогу внутрь Лабиринта не знала даже Пасифая. Лишь однажды она попросила меня провести ее внутрь, чтобы показать, хорошо ли устроен малыш, удобно ли ему. Я подчинился царице. Она равнодушно поглядела на Минотавра, и я понял, что она не чувствует себя его матерью. Потом она спросила меня, нельзя ли заменить кормилиц коровами. И мы сделали так... А потом он их съел. - Кого съел? Кормилиц? - удивился Фол. - Нет, коров. - А чем его теперь кормят? - спросила Кора и по неловкому молчанию окружающих поняла, что вопрос оказался бестактным. - В этом и проблема, - сказал наконец кентавр Хирон. - Поэтому мы и пригласили мастера Дедала. - Я догадываюсь, - сказал маленький гений. - Каждый год семь самых красивых девушек и семь самых сильных юношей отправляются на Крит на корабле Дедала, чтобы стать жертвами отвратительного кровожадного Минотавра. - Какой ужас! - воскликнула Кора. - Нельзя ли его кормить чем-нибудь попроще? Кроликами, например? - Это дело принципа, - заметил Дедал. - Я сам не раз спрашивал Миноса: "Зачем тебе эти варварские обычаи?" Мы живем в гуманном государстве в гуманную просвещенную эпоху. А он в ответ: "Мой сын погиб в Афинах, и потому афинские дети будут погибать на Крите". - Может, выпустить Минотавра, пускай живет на воле, может, женится на какой-нибудь корове, - спросила Кора. - Какая наивность! - воскликнул Фол. - Минотавр - чудовище. Так постановила судьба. Как же он может стать обыкновенным быком и жениться на корове? Нет, пока его кто-нибудь не убьет, все это будет продолжаться! - Вот именно поэтому, - сказал Хирон. - Ты, Дедал, должен нам помочь. - Всегда рад! - в голосе Дедала прозвучала бравада, будто он заранее знал, что они скажут, и заранее отметал это, как пустяк. - Завтра ты поднимаешь паруса и отбываешь на Крит?