оман? В этом нет ничего удивительного. Кафе "Свежий ветер" для всех известный притон. _Только ты, Елена, этого не замечала_. Она уже понимала, что потерпела поражение. Не вытянуть ей Борю. Если она будет вот так гоняться за ним, выслеживать, станет посмешищем в городе, а мальчика не спасет. Она снова пошла в "Свежий ветер", попросила Буреева вызвать Аскольда. - Аскольд, - сказала она, когда тот вышел, на ее маленькую радость - быстро, не заставил ждать на ветру, на улице, где могли пройти мимо знакомые. - У нас проблемы? - спросил Аскольд. Он всегда улыбался, как будто издевался над собеседником. - Мне больше не к кому обратиться, - сказала она. - Вы обращались к бывшему мужу, - ответил Аскольд. Он завел ее в комнату администратора. Там было душно и тесно, толстый человек, которого Лене приходилось встречать на улице, тут же вышел. - Но это как бы в перспективе, - сказала Лена. - Вы же понимаете, что те исследования Боре не помогут. - А вот разбрасывать такие документы не следует - Боря отдал их чужому человеку. Они прошли мимо меня, - ответил Аскольд. - Пить будете? Он открыл ящик шатучего письменного стола и вытащил из него плоскую бутылку джина. Когда Лена была еще совсем молоденькой, она с юношеской сборной летала в Белград на первенство Европы. Тогда по самолету ездила тележка, и в ней были валютные товары. В том числе вот такие бутылки. Лене тогда больше хотелось духов, но у нее не было валюты, хоть у тренеров и руководителей делегации была валюта и у некоторых спортсменов, которые не в первый раз, тоже была - они вывозили наши товары, икру, например, и в гостинице продавали. Лена дальше юношеской сборной не пошла - надо было начинать всерьез принимать гормоны, а мать взъерепенилась: не хочу дочку делать уродом! Лена получила мастера, но выше не поднялась. И не пускали, и конкуренция была жесткая, а ее тянуло в многоборье, у нее были международные результаты. А кончила она школьной учительницей, правда, с дипломом Московского института физкультуры. - Задумались? - спросил Аскольд. Он разлил джин в высокие бокалы, подвинул по столу бокал Лене. - У нас без церемоний, - сказал он, - льда и тоника не предлагаю. - Спасибо, не надо. - Уже нолито, - сказал Аскольд. Елена выпила вместе с этим бандитом. Куда денешься? Он - последняя надежда. По крайней мере он может больше, чем муж Николай. - Вы надеетесь, что я возьму вашего сынка и вытяну за уши, - сказал Аскольд, отпивая джин маленькими глотками - какая гадость! Елена кивнула. "Надеюсь". - Если я вытяну его сегодня, то завтра его затянут другие, потому что он сам не хочет завязывать. И не мотайте головой - я с ним разговаривал. Он уже - тряпка, он уже кончился. Вам трудно к этому привыкнуть, вам невозможно с этим смириться. - Аскольд говорил правильно, даже книжно, но слишком сухо и казенно. Как очень образованный робот. Хотя Лене не приходилось разговаривать с образованным роботом. - Я теряю на вас время, которое мне никто не возместит, - продолжал Аскольд, не глядя на Лену, словно ее и не было уже. - Потому что вы мне нравитесь. Я хотел бы... в общем, хотел бы спать с вами. Да не вскакивайте. Я не сказал ничего оскорбительного. Одинокой женщине должно льстить внимание мужчины. - Но уж не такого, как вы! - Лена поднялась и пошла прочь. Аскольд не окликнул ее, хотя уже через десять шагов она раскаивалась в своем поступке, но не могла остановиться и вернуться, потому что этим признавалась бы в правоте Аскольда и в том, что она в душе панельная девка, потому что ночами изводится от желания быть с мужчиной, и вернее всего с таким, как этот Аскольд. Теперь не на кого было надеяться. Но в жизни бывает так: ты стремишься, борешься, добиваешься, а следует выждать. Чаще всего следует выждать, потому что события сами находят свой единственно возможный путь - суетись ты или нет. Мудрецы тем и отличались от обычных людей, что умели терпеть. Терпеть и ждать, когда хочется броситься вприпрыжку. После неприятного разговора с Аскольдом Елена старалась не выходить вечером на улицу, а с Борисом она стала излишне строга и резка и - даже однажды его ударила. Не пощечину отвесила, как делают в драматических кинофильмах, а сильно ткнула кулаком в лицо, расквасила нос, и Борис плакал, потому что был слабее ее и слабее того демона, что сидел внутри него и требовал отравы. Так прошло три полуголодных, несчастных, безвыходных дня. А потом пришла телеграмма от Николая. В телеграмме тот коротко написал: БЛЕСТЯЩИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ. ТРЕПЕЩИТЕ НАРКОБАРОНЫ. ТЕРПИ. НЕМАЛО ВРЕМЕНИ ПРОЙДЕТ ПОКА ПОЛУЧИМ РАЗРЕШЕНИЯ И ТАК ДАЛЕЕ. ПОКА ЗАНАЧКА. ВОСКРЕСЕНЬЕ БУДУ ЖДИ. НИКОЛАЙ. НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ КАРМАНЕ. Телеграмма была бестолковой, как сам Николай, но Лену она не обрадовала. Чему радоваться? Где-то придумали средство уничтожать маковые посевы. Через пять лет первый самолет поднимется в воздух над опытным хозяйством. А Бори уже не будет. Она знала, что Бори уже не будет. Конечно, можно утешать себя, что какие-то другие матери будут счастливы. А может, и не останется уже счастливых матерей. Телеграмму она спрятала от Бори - мало ли кому он ее отдаст за дозу? Лена не представляла себе, как некто злобный сможет использовать слова Николая, но если Аскольд об этом говорил, лучше подстраховаться. Лена заглянула в Борину комнату. Сын спал. Свернулся калачиком. Спрятался. Даже во сне. Лена взяла с собой оставшееся от мамы кольцо с аквамарином. Берегла, как семейную реликвию. Положено было передать кольцо по наследству невесте после Бориной свадьбы. Теперь самое время наступило кольцу принести пользу. Лена знала, кому отдаст кольцо - ее бывшая соученица его уже много лет выпрашивала, за любые деньги. А теперь она разбогатела, замужем за хозяином веревкинской бензоколонки. Она прошла всего сто метров, как увидела почтальоншу Александру Ивановну. Александра Ивановна была глупой женщиной без возраста, которая страшно гордилась тем, что исполняет важную работу. Наверное, она единственная во всем городке гордилась своей работой. - Елена, стой! - сказала она с самоуверенностью идиотки. - Тебя сегодня посланиями завалили. Я прочла, удивилась. Тебя окружают эти самые, правильно? - Правильно, - тихо ответила Елена. - Наркобароны! - вспомнила Александра Ивановна. По другой стороне шел директор школы - ну зачем ему ходить по улицам в такое время? - А ты не беги, не беги, - сказала почтальонша. - Продолжение следует. Распишись-подвинься. Елена расписалась в растрепанной книжке. Директор, кивая, отправился дальше. Конечно, он все знает про Борю, наверное, в городе уже все знают. Почтальонша стояла рядом и ждала, когда Елена прочтет телеграмму, но Елена медлила. - Ты читай, читай, - сказала почтальонша. - Я все равно уже прочла. И на почте, сама понимаешь, тоже люди. Все читали. - "Приезжай немедленно, - прочла вслух Елена. - Случилась беда. Тамара". - Ну вот, видишь, - сказала Александра Ивановна. - Что значит связываться с ними. - С кем? - Откуда телеграмма? Из того же отделения, что и первая, - мне Алла сказала, она все сечет. - А кто такая Тамара? - спросила Елена. - Ну вот, и не знает, - сказала почтальонша. - Полюбовница наша. - Наша? - Николая твоего, значит, наша, - сказала Александра Ивановна и быстро пошла прочь, словно заглянула в глаза Елене и испугалась. А Елена поняла: Тамара - это не любовница, а жена Колиного коллеги, к которому он уехал работать. Они когда-то встречались, даже ходили вместе в поход на байдарках. Тамара... Лена быстро пошла дальше. Надо вести себя так, чтобы никто не подумал. Хотя все подумают. Все. К счастью, Клава была дома, лелеяла свои ногти. Смотрела в них, как в зеркало, хотя с ее данными - что смотри, что нет, лучше не станет. Но чем-то она пленяла крепких глупых мужиков. Клава открыла дверь, не выпуская из руки пилки, и сразу поспешила обратно в гостиную, густо уставленную полированными предметами. Она не предложила Лене сесть, а сказала: - Показывай кольцо. - А ты как догадалась? - спросила Лена. - Еще бы не догадаться. Без крайней нужды разве бы ты опустилась до моего ничтожества? - Зачем ты так... - Плох Борис? Знаю, что плох. Все знают, только ты зря от близких людей скрываешь. Тебе за излишнюю гордость, Ленка, наказание, от Бога. - Клава... - Я теперь стала крайне религиозна. В этом есть душевное спасение. Я всегда за моего молюсь - он на разборке, а я молюсь. Помогает. Хочешь, за твоего помолюсь? - Спасибо. - Словно неловко отказаться. - Показывай кольцо. То же самое? - У меня другого и не было. - Знаешь, Ленка, времена изменились, как сама жизнь. Вот когда мы с тобой девчонками были - это кольцо для меня было мечтой, я думала - надену и стану такая красивая, что все отпадут. А теперь мой Гоша может из Парижа выписать, от Кардена, и будет дешевле, чем в нашем Замухранске. - Ну тогда покупай в Париже. - Вот вся ты! Только бы нагадить в душу. Клава взяла кольцо и пошла в другую комнату. Она изменилась за какие-то несколько месяцев - исчезли все кости и углы, - помоечная кошка, черная, кареглазая, дикая, зубастая, округлилась и уже не помоечная, а домашняя, научилась мурлыкать. - Я в лупу смотрю, - сообщила Клава из той комнаты. - Кольца, Ленка, надо мыть. На будущее знай. Сколько ты за него хочешь? - Я не знаю. Лена и в самом деле забыла подумать об этом, оценить, у кого-то спросить. - Вот и дура, - спокойно отозвалась Клава. - Теперь я тебя обдурю. Будь спокойна. Сто зеленых тебя устроит? - Нет, - сказала Лена, мысленно переводя доллары в рубли. - Нет, наверное, золото там дороже стоит, а еще и камень... - Она словно просила прощения у Клавы. - Кто в двадцать дурак, тот до смерти дурак, - сказала Клава. Она возвратилась в гостиную и кинула кольцо на стол. Камень полыхнул голубыми искрами. - Ты хоть знаешь, что за камешек? - спросила Клава. - Мама говорила, что аквамарин, - ответила Лена. - Мне бы долларов двести, а потом я достану... И вдруг Клава разревелась. Ни с того ни с сего. Стояла, издевалась над Леной, а потом как пузырь лопнула. Упала на диван, спрятала лицо в кулаки, черные волосы вздрагивали, как змеи Горгоны Медузы, ключица, натянув кожу, торчала наружу. Клава захлебывалась слезами, Лена испугалась и стала уговаривать ее: - Не надо, пожалуйста, Клавочка. Не бери ты этот камень. Она кинулась на кухню, еле нашла чистую чашку, а когда вернулась в комнату, Клава сидела на диване, по щекам тянулись вертикальные черные полосы потекшей туши. Она протянула руку и взяла чашку. Она стала пить и закашлялась. Жадно пила. Лена непроизвольно посмотрела на стол - испугалась, а вдруг это хитрость? В школе у Клавки была цыганская привычка - цап что-нибудь, потом убей, не сознается. Но кольцо лежало на столе. - Значит, так. - Клава отдышалась. - Слушай сюда, мое сокровище. Про Борьку весь город знает, не надо объяснять, вот и почтальонша у меня только что побывала. А ты, дура, у меня двести баксов просишь. Ну какая же дура! Клава громко всхлипнула, проглотила слезы, шагнула к стоявшему в углу письменному столу с компьютером, покрытым кружевной салфеткой, вытащила из-за него черный бумажник. Не глядя, вытащила оттуда пачку долларов - все, что там было, и не стала передавать доллары Лене, опасаясь, что та откажется, а грубо заткнула их ей за лифчик, чуть не оборвав пуговку на блузе. - Здесь тысячи две-три баксов, - сказала она. - Дома посчитаешь. Это аванс. Завтра мой свозит кольцо в Москву, к специалисту. Разницу заплатим тебе потом. Поняла? - Клава, ну что... мне столько и не нужно. - Уходи, Ленка, пока я тебя не придушила! - закричала Клава. - Видеть тебя не могу! Она ее буквально вытолкала на улицу. И крикнула вслед: - Лети самолетом. Или такси возьми! Не жалей денег, понимаешь? И своему Борьке ничего не оставляй. Я его покормлю, если надо. Главное, не жалей денег, это все дерьмо. И Елена отнеслась к этому дару как к проявлению природных сил. И нельзя было бы сказать, что она глубоко растрогана поступком Клавы. Просто дождь перестал и выглянуло солнце - но оно же снова закатится. Сначала она зашла в магазин и купила продуктов - всяких диетических дорогих вещей, чтобы порадовать Борю. Затем с сумками она пришла к своей свекрови, которая сидела у приемника и слушала "Свободу". Это делало ее интеллигентнее. - Вам придется переехать к нам, - сказала Лена. - На два-три дня. - Ты с ума сошла! - возмутилась Евдокия Давидовна. - Еще этого не хватало. - Борису надо давать только диетическую пищу. У него гепатит. - Это же заразно! Почему он не в больнице? - Потому что в больнице он умрет. Евдокия Давидовна принялась отмахиваться от Лены толстыми белыми руками. Она всегда отмахивалась от нее. - И не мечтай думать о загранпоездках! - кричала она. - Что-то случилось с Колей, - сказала Лена. - Я скоро вернусь. - Ничего с ним не случилось. Неужели ты думаешь, что мое материнское сердце не подсказало бы мне? Ей не хотелось брать внука. Или тем более ехать к нему. Ей никогда этого не хотелось. - Я тут принесла продукты, - сказала Лена. - Извести долларов. Это вам с Борисом на еду. Но Борис ни в коем случае не должен знать, что у вас есть эти деньги. - Ну вот, теперь ты устраиваешь тайны! А откуда у тебя деньги? Клюнула, поняла Лена. Теперь я тебя, голубушка, добью. У меня нет другого выхода. - Борис принимает наркотики, - сказала Лена. - Он сейчас тяжело болен. И психически в том числе. Деньги для него - это доза. - Безумная! - закричала ей вслед Евдокия. - Он же меня убьет. - Это ваш единственный внук, - сказала Лена с порога. - А я еду к вашему единственному сыну. Вы можете меня ненавидеть, но вам никуда не деться. В Москве Елена лишь приблизительно помнила, где находится институт. И названия его не знала. Вернее всего, что-нибудь связанное с ветеринарией. Метро "Тульская", а там красное пятиэтажное здание. Нашла его она легко. Он назывался вызывающе: "НИИ генетической фармакологии". На входе сидел вахтер. Лена боялась, что в таком институте строгие нравы. И лицо у вахтера было грубое, квадратное. - Мне нужно видеть Александра... забыла отчество! - Мирошниченко. - Александра Саввича? А он сегодня и не приходил. - Почему? - строго спросила Лена. Строгость происходила от испуга. Ты ждешь, что тебя будут гнать, а с тобой разговаривают, как в сапожной мастерской. - А теперь многие не приходят. Зачем приходить? Зарплату все равно не выдают. Только мне с директором и наскребают. Вахтер начал смеяться, приглашая Лену разделить его шутку, но она шутки не поняла. - Они работали вдвоем... - Конечно, вдвоем, - согласился вахтер. - С Колей, Колей, Николаем Сидоровым. - А где они? - спросила Лена. - А ты кто ему будешь? - Вахтеру не нравился требовательный тон Лены, и он начал меняться - на глазах становился официален и даже груб. - Я жена Николая, - сказала Лена. - Бывшая жена. - А он с тобой развелся? А мне не сказал. А как вашего сына звать? - Борисом. - Все правильно. Давай тогда им позвоним. - А можно? - Почему же нельзя? У нас в Москве телефоны даже по карманам лежат. Он набрал номер. Лена ждала. Она даже успела успокоиться, потому что вахтер был спокоен. Было позднее утро, но никто не проходил мимо, будто забыли, что надо ходить на работу. Сверху доносилась музыка. Издалека. Пол был грязный, давно не мытый. - Никто не подходит, - сказал вахтер. - Видно, за водкой пошли. Шучу, шучу... непьющие они в разумных пределах. - Дайте мне адрес, - сказала Лена. - Невозможно, - ответил вахтер. - Совершенно недопустимо. - Я вам свой паспорт в залог оставлю. - Паспорт? А там штамп есть? - Новый паспорт. - Плохо. Надо было им велеть, чтобы штамп поставили. Давай паспорт. Я тебе адрес на бумажке напишу. Там и подождешь. Он медленно писал адрес. Списывал его с большой конторской книги, которую вытащил из ящика. Лена покорно ждала. Пожилая женщина с хозяйственной сумкой прошла внутрь здания, не обратив внимания на вахтера. Вахтер вложил бумажку с адресом в паспорт и протянул Лене. - Пойдешь направо, - сказал он. - Там останавливается автобус. Елена стояла на остановке, никого, кроме нее, не было. Она стала думать, как все это странно: телеграмму ей прислала Тамара, а в институте ничего не знают. Впрочем, может, и не хотят знать. Оказалось, она не права. В институте знали. Подъехала машина, обыкновенная, "москвич", вышли два человека и пошли к ней. Лена даже испугаться не успела. - Сидорова? - спросил молодой человек с розовым гладким лицом и маленькой сережкой в ухе. Поймали! Выследили! - Пожалуйста, попрошу в машину. Нам надо поговорить. - Кто вы такие? - спросила Лена. - Алексей, покажи документы, - сказал розовый своему напарнику. Тот не удивился. Вынул книжечку, закатанную в целлофан. Книжечка была красной. - Теперь у всех красные книжечки. - А на нашей написано ФСБ, - сказал розовый. Они начали допрашивать ее уже в машине. Лена хотела верить, что это не наркоманы, а обычные чекисты. Пускай чекисты. Они взяли паспорт Лены, изучали его и спрашивали - в каких она отношениях с потерпевшим, давно ли они виделись и, главное, что ее заставило приехать. Лена вытащила телеграмму. От Тамары. Телеграмма разочаровала сыщиков, Лена поняла, что они надеялись поймать злодеев, а теперь шансы упали. И тогда она решилась спросить - что же с Николаем. Она ведь до сих пор не знала и знать не хотела, а теперь пора было сдаться и узнать. - Он убит, - сказал розовый сыщик, глядя перед собой. - Разве вам не сказала ваша подруга? - Нет, - сказала Лена. - Мне никто ничего не сказал. - А чего поехали? - Вы бы тоже поехали. - А вы знаете, чем занимался здесь ваш бывший муж? - Работал в лаборатории, - ответила Лена, которая испугалась, что если они узнают про наркотики, то вцепятся в нее со всей силой. Ведь ясное дело - если бы просто преступление, то занималась бы милиция, а если чекисты, значит, особенное преступление. Они хотели везти ее на опознание, но Елена отказалась. На нее обрушилась такая тупость, что она не опознала бы и саму себя. Чекисты пожалели ее - сказали, что встретятся завтра. Их интерес к ней уменьшился. Они не знали, куда ее отвезти, но она сказала, что лучше об этом узнать у Тамары. Они позвонили Тамаре по мобилю, и Тамара сказала, чтобы они везли Лену к ней. Они нехотя согласились. Но паспорт не отдали. Чекисты, что с них возьмешь. Тамара встретила ее как родную. Она не плакала, а все говорила. - Я с другими не могу говорить, как с тобой. - Ты расскажи, как все произошло, - осторожно попросила Лена. У нее оставалась маленькая надежда на то, что Николай не умер. Будто бы Саша Мирошниченко умер, а Коля остался живым. Чекисты ошиблись... - Никто не знает, как это произошло. Милиция считает, что ограбление. Но какое может быть ограбление? Они же доклад готовили на конференцию. Саша говорил - подождем, еще не все доделано. Саша у меня такой обстоятельный, ты не представляешь. Говоря так, большая, теплая, мягкая Тамара поставила чайник, достала из холодильника всякую обильную еду - она словно была рада, что нашелся желающий. И ее жизнь обрела какую-то видимость смысла. - Они были здесь? - Нет, в институте, чего им здесь делать. Ах ты, вахтер, партизан! - И что дальше? - Ты пей чай. Ты поможешь мне на поминки все собрать? - Что дальше? - Не кричи на меня. А то я плакать буду. Дальше - дальше их убили. - Обоих? - Ты сумасшедшая, да? С чего ты решила, что одного убили? Моего? - Извини. - И ты меня извини, я тоже сумасшедшая стала. Мы же купили путевки в Анталию. Ты была в Анталии? - И как это случилось? - Никто не знает. Утром они не вернулись. Я проснулась, стала звонить. Охрана института ничего не заметила. Спали, наверное... Ленка, а в вдруг это сами охранники? - Нет, - сказала Лена. - А как их убили? - Из пистолета. Смерть была мгновенной. Мне сказали, что мгновенной. - И что взяли? - Чепуху взяли. Хулиганы, наверное. Все побили, поломали, записки сожгли, исходные материалы - и те уничтожили. Ты представляешь, какое варварство. Убить людей из-за наручных часов и обручального кольца. - Нет, - сказала Лена. - Дело не в часах, а в их работе. - Ну ты как следователь Сергеев, - сказала Тамара. - Он меня достал. А кто из знакомых был в курсе их работы? Даже директора тягали, представляешь? - Представляю, - сказала Лена. - Пойдем тогда в морг, - сказала Тамара. - Зачем? - Меня пустят, я там всех знаю. Надо же с ними побыть. Раньше мертвец дома лежал, свечки горели, батюшка молитву читал, так все по-настоящему. А они у нас голые лежат, замороженные. Ты представляешь? Тут наконец Тамара расплакалась, и они обе поплакали. Напряжение спало, но в морг Лена не поехала - все равно завтра ехать. Ночью она спала на диване, на котором, оказывается, последние месяцы спал Николай. Диван был теплый и вроде бы сохранял его запах. Лена давно отвыкла от Николая, от его запаха, от его тела, а сейчас стала тосковать, понимая, что больше у нее никогда не будет своего мужчины, который может проснуться ночью и разбудить ее, потому что в нем возникло желание. Утром она проснулась и не сразу сообразила, почему она здесь. Тамара громыхала посудой на кухне - Лена поняла, что ей хочется разбудить квартирантку. Но Лена лежала, не открывая глаз, - ее мучило что-то. Какая-то деталь. Ее сумка стояла на стуле, возле дивана. Чекисты взяли паспорт, телеграмму от Тамары, но не взяли телеграмму Николая, потому что Лена о ней не сказала. Лена тихонько открыла сумку, вынула телеграмму и перечитала ее: БЛЕСТЯЩИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ. ТРЕПЕЩИТЕ НАРКОБАРОНЫ. ТЕРПИ. НЕМАЛО ВРЕМЕНИ ПРОЙДЕТ ПОКА ПОЛУЧИМ РАЗРЕШЕНИЯ И ТАК ДАЛЕЕ. ПОКА ЗАНАЧКА. ВОСКРЕСЕНЬЕ БУДУ ЖДИ. НИКОЛАЙ. НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ КАРМАНЕ. Все в телеграмме было понятно - за нее бы чекисты полцарства отдали. Но одна фраза была непонятна. Для всех, кроме Елены. "Пока заначка". Глупая фраза. Когда они были совсем молодыми и денег не хватало, у них был обычай заводить заначку. Получили какие-нибудь маленькие денежки, клали в заначку, как белка в голодное летнее время в опасении еще более голодной зимы. Она встала, умылась, поела через силу, чтобы угодить Тамаре, потом позвонили чекисты - пора ехать на опознание, словно можно подменить Николая. Потом поехала в морг, это было хуже всего - там пахло смертью и с ней разговаривали как с убийцей. Или ей показалось, что с ней так разговаривали. Николай был совершенно чужой, это был не Николай, а тело Николая, она никогда его не обнимала. Она смотрела на Николая и думала, что он хотел сказать про заначку? Потом она вспомнила - заначка всегда лежала во внутреннем кармане Колиного пиджака. Она вернулась домой, потерпела, пока Тамара наговорится и уйдет к себе плакать, спросила, остались ли от Николая вещи? Тамара не удивилась и не оскорбилась. Она сказала, что все вещи Николая в чемодане, а чемодан в шкафу. Его чекисты обнюхивали. Лена сразу увидела старый пиджак - он висел. Его забыли положить в чемодан. Лена сунула пальцы во внутренний карман. Там лежал небольшой толстый конверт. Она вытащила его. На конверте было написано "заначка". Лена даже улыбнулась. Так это слово прозвучало странно. Тамара затаилась у себя. Лена открыла конверт. Там и в самом деле лежала заначка - сто долларов. Настоящая заначка, достойная мужчины. Но там еще было письмо Лене и пластиковый прозрачный пакет с желтоватым порошком. Лена сразу положила конверт в сумку, а письмо прочла. "Леночка, дорогая! Я тебя люблю, но это не имеет отношения. Нам удалось сделать больше, чем мы рассчитывали. Я придумал смешное слово "поппифаг". Поппи - это мак по-английски. Правда смешно? Если ты найдешь эту заначку, значит, меня нет в живых или что-нибудь еще случилось. Неприятное для меня. Ты уже не смеешься - ведь случилось, да? Я вообще-то большой трус. Даже палец боюсь обрезать. Наверное, потому, что был единственным ребенком у сволочной мамы. Надеюсь, она этих слов не увидит. Мы еще не проводили толком полевых испытаний - не вылезали из лаборатории. Сашка хочет сначала доклад, но и с докладом нельзя спешить. Мне кажется, что нас с ним пасут. Он вчера чуть под машину не попал. Нет, это даже смешно - таких, как мы, не убивают. Мы же никому не нужны, правда? Суть дела в том, что зараженные поппифагом растения становятся сами источниками заразы - смерть мака явление лавинообразное, понимаешь? Лучше всего распылять. Дальше природа сама позаботится. Мы пошли работать, готовить доклад. Я все время встречаю человека лет сорока с желтыми глазами, как у кота. И с ним амбал. Они меня пугают. Хотя ничем не выказывают ко мне интереса - просто пасут или сами пасутся по соседству. Не знаю, что ты будешь делать с порошком, но за нас не беспокойся - мы оставили формулы и технологию в институтском сейфе, и об этом никто не знает. По крайней мере, если что, то в институте продолжат. А тебе я оставлю полученную нами дозу, если что-нибудь со мной случится, я тебя прошу - проникни к ним и зарази. Или найди человека, который этим займется. Твой любящий и глупый бывший муж Николай. Прощай, моя дорогая". В конверте был еще листок. С инструкциями. Из глаз Лены лились безудержные, тихие слезы - она не плакала, нет, просто лились слезы. Потом она немного поспала. Проснувшись, она позвонила свекрови. Свекровь была недовольна. - Лена, я буквально требую твоего немедленного возвращения! Я не нянька Борису! - Где он? - Он нагло ушел из дома, даже не спросил разрешения. - Где он! Давно ушел? - Еще утром - я ему не нянька, о чем официально тебя предупреждаю! - Скоро приеду. - Кстати, ты мне не говоришь, что с Николаем? Лена не смогла ответить сразу. Она так надеялась, что свекровь забудет об этом спросить - о самом главном. А она не забыла. Насколько Лене было бы удобнее иметь совершенно бесчувственную свекровь... она такой ее и считала - почти. - Николай умер, - сказала она, не заметив долгой паузы. - Так я и думала, - сказала свекровь, словно Лена убила бывшего мужа. Надо было спросить еще о Борисе, но язык не поворачивался. Она замерла у телефона - хоть бы линия сломалась! - Под машину попал? - спросила свекровь. - Я всегда этого боялась. Ты уж займись похоронами, я тебе компенсирую расходы. - Я сегодня приеду, - сказала Лена. - Лучше оставайся с Колей, - возразила свекровь. - Он больше нуждается в твоей помощи, чем я. - Нужно найти Бориса, - сказала Лена. - Ничего с ним не случится. - Но вы же знаете! - В этот скорбный момент мы должны все думать о Коле, - сообщила свекровь. Прости, Коля, сказала Лена мужу. Она с ним говорила долго, ей казалось, что он отвечал ей и даже иногда спорил. Но Коля был с ней согласен: сейчас важнее всего - Борис. Лена просидела в комнате, пока Тамара не ушла в морг - в ней жила необоримая тяга к моргу - она там была ближе к своему Сашеньке. Как будто он еще не совсем умер. Потом она осмотрела пакет. Пластиковый пакет, скользкий, порошок кажется тяжелым, словно это золотой песок. Лена никогда не держала в руке пакета с золотым песком, но в свое время читала Джека Лондона. Поверху пакет был оклеен скотчем. Лене захотелось понюхать порошок. Что с ним делать? Отдать директору? А что, если он тоже на содержании у мафии? Она слышала, что теперь даже научные институты имеют крышу - люберецкую или тульскую, - все делятся. Может, директор и организовал это убийство? Лена была уверена, что убили друзей наркоманы или наркодельцы. Испугались и убили. А виновата в этом она - ведь это она толкнула Колю на то, чтобы он занялся поппифагом. И она не проследила - первые бумаги попали к Аскольду. Вот и теория. Можно идти в милицию. При условии, что милиция не находится на иждивении у Аскольда. Появилась цепочка: директор - Аскольд - милиция - мафия... Бред какой-то. Никому она порошок не отдаст. Наверное, сама решит или обстоятельства за нее решат. Она не посмела положить пакет в сумку. Ей уже начали мерещиться убийцы. Она даже подошла к окну, как делают в американских криминальных фильмах. За окном был двор. В нем росли тополя, вдали была площадка, на которой сидели мамаши и возились в песочке дети, пользуясь передышкой в дождях. Недалеко от подъезда стояла машина - джип, из тех перегруженных металлом сверкающих монстров, которых и допускать до честной фермы не хочется. Вот эта машина моя, подумала Лена. Теперь надо было выйти из дома черным ходом и пробежать на соседнюю улицу. Но в доме нет черного хода. Товарищ Хрущев не позаботился о черных ходах, наверное, гебисты не велели. А куда предусмотрительная женщина прячет пакеты с порошком, из-за которого убили ее бывшего мужа? Потребовалось минут пять, прежде чем она отыскала решение. Спрятала. И вышла на улицу. Никто не обратил на нее внимания. В джипе никого не было. Проходя мимо, Лена дотронулась до радиатора, радиатор был холодный. Лена дошла до автобусной остановки. На остановке не было ни одного человека. Машины не проезжали. Она дождалась автобуса. Народу в нем было немного. Водитель открыл двери. Лена взялась за дверь и поднялась внутрь - тут же оттолкнулась от автобуса и подняла руку: - Передумала! - крикнула она, чтобы водитель услышал. Водитель, может, и услышал, а может, нет. Автобус уехал. Лена пошла обратно, но не прямо к дому, а к детской площадке, где села на скамеечку и просидела минут десять рядом с дремлющей бабкой. Порой ребеночек подбегал к ней, дергал за рукав. Не открывая глаз, бабушка доставала из кармана плаща конфету и совала ребенку, тот бежал к песочнице. Однажды он решил схитрить, а может, его друг проявил инициативу. К бабке подбежал другой мальчик. Дернул ее за рукав и получил конфетку - где-то она читала об этом. Кажется, муравей несет что-то сладкое, другой муравей щекочет несуна усиками, и тот отрыгивает сладкую добычу. Подбежал настоящий внук, дернул бабку, но конфеты не получил. - Нельзя так часто, - сказала бабка, - вредно для здоровья. Малыш тут же открыл рот, чтобы заплакать, и получил свою конфету. Никто не следил за Леной. Это точно. Лена вернулась в подъезд, поднялась на третий этаж и на лестничной клетке вытащила из-за батареи пакетик с поппифагом. Сунула его в лифчик, то есть за корсаж, как делали героини Дюма. Теперь уж пришлось ждать автобуса полчаса, и он пришел, набитый людьми. Поезда ждала долго, и он тоже был полон. Домой приехала вечером, нервно усталая - она уже не ждала ничего хорошего. Дом был пуст и холоден. Свекровь даже не приходила сюда - потому что посуда, вымытая Леной перед отъездом, стояла на тех же местах, если не считать стакана, наполовину полного "чаем, - это завтракал Боря. Лена спрятала пакетик и пошла в кафе - ну куда ей еще идти? У дверей стоял Буреев. Был десятый час, изнутри доносилась музыка. Буреев не поздоровался. Отвернулся. - Вы что? - спросила Лена. - Почему вы не хотите разговаривать? Что-нибудь случилось? Буреев все равно не ответил. Не замечал. Лене и без того было плохо, а сейчас она поняла - Борю убили. Или посадили в тюрьму. А в тюрьму ему нельзя, потому что ему нужна диета, у него живот разболится. Разве они не понимают, что человек болен гепатитом? Она вбежала в кафе. Там было тесно. На махонькой эстраде, похожей больше на стол для пинг-понга, не своим голосом кричал в микрофон случайный певец. Когда подошел Аскольд, она спросила: - Это называется караоке? Ничего глупее она в жизни не говорила - наверное, от страха. Но Аскольд понял, спрятал свои желтые глаза. - Вы давно приехали? - спросил он. - Только что с поезда. - Мужа похоронили? - Нет, его будут хоронить позже. Там вскрытие... - Она набралась смелости. Аскольд говорил обыденно - все еще могло обойтись. - А что с Борей? - Никого у вас дома нет? - Нет. И его нет. Я свекровь просила, но вы же знаете... - Не имею чести. И вы прямо сюда? - Куда же еще? - Тогда поезжайте в больницу, - сказал Аскольд. - Может, успеете. - Что успею? - Он без сознания. В коме. - Ну да, конечно... - Я не уследил. Он принял слишком большую дозу, а для его организма это смертельно. Для другого, понимаете, еще не так трагично. А для него смертельно. - Нет! - закричала Лена, и Аскольд потащил ее наружу, ему помогал Буреев, она не понимала, что происходит и куда ее ведут, она кричала: - Я больше не могу! Аскольд, единственный там, понимал, что она потеряла сразу мужа и сына подряд и этого вытерпеть невозможно. А для Лены все концентрировалось в образе морга - она не могла снова идти в морг, она о себе думала, хотя и этого не понимала. Боря еще был жив, и она шла к нему в больницу, хотя ее к нему и не подпустят, но она уже думала о морге. Через неделю Аскольд, которого звали Иваном Тимофеевичем, хотя и это не настоящее его имя, докладывал своему начальству о ситуации в городе Веревкине, одном из незаметных, но важных центров всемирной торговли наркотиками. То, что в том городе жил Николай, что ему, Аскольду, очень нравилась сухая, быстрая и несчастная Елена, учительница физкультуры во второй школе, начальству знать не полагалось, и знало ли оно об этом на самом деле, Аскольд не догадывался. Дело в том, что порой начальство тоже предпочитает не раскрывать пределов своих знаний - идет соревнование обманщиков. Но что такое разведка? Это и есть соревнование обманщиков. - Что вы думаете, Иван Тимофеевич, - мягко спросило начальство, - о судьбе опытов Николая... как его там? Аскольд не стал запираться - он догадался, о каком Николае идет речь, и начальство знало, что он догадался. - Лаборатория уничтожена, образцов вещества не найдено. Но главное - опыты прерваны. Документация изъята из сейфа и изучается. - Подозреваемых нет? - Этим занимается милиция, - сказал Аскольд, и начальство кивнуло, потому что знало об этом раньше Аскольда и лучше Аскольда. - Несчастная женщина, - сказал Аскольд. - Как человек и чекист я не могу ее не жалеть. Такой букет несчастий. - Я всегда выступал и выступаю против разводов. Ребенок, лишившись в детстве отца, растет психически неполноценным. Три четверти подростков-наркоманов - плоды неудачных браков, Иван Тимофеевич. - Но в чем вина этой женщины? - В том, товарищ полковник, что ни один здравомыслящий мужчина не покинет свою семью без уважительных причин. Эта причина, - начальство взяло с полированного стола остро заточенный карандаш и направило его конец в глаз Аскольду, - может заключаться в личной нечистоплотности супруги, в отсутствии правильного питания и распорядка дня. Да что вам говорить, вы же сами, полковник, разведены... к сожалению. - У меня другое дело. - Знаю, знаю... и знаю при том, что других дел не бывает. Вот так-то, голубчик. Стороны остались на своих позициях. В заключение беседы Ивану Тимофеевичу приказали продолжать контролировать мафию в Веревкине и Тульской области, а также не спускать глаз с Елены, потому что она находится в тревожном и нервном состоянии, и никто не знает, успел ли ее бывший муж чем-либо поделиться с бывшей женой. Как сказало начальство на прощание? "В нашем деле самое опасное - дилетанты, то есть любители". Через две недели после похорон к Елене пришел директор. У Лены не было к нему претензий, потому что школа оплатила похороны, все пришли на кладбище, но поминок Лена устраивать не стала. Впрочем, некоторые ее понимали, а другие осуждали, потому что надо соблюдать народные традиции. Директор пришел и сказал: - Пора за работу приниматься. Не может больше школа без физкультурника. - Я думала, что вы уже нашли. - Где у нас найдешь, за такую зарплату. Поработай... - Я хочу уехать из Веревкина. - До каникул, до Нового года поработаешь, и я тебя отпущу. - Может, не дотерплю. - Да ты выйди, нельзя дома сидеть. Помрешь с тоски. Директор ушел, добившись от нее обещания заглянуть в школу. Лена пришла, все делали вид, что она болела ангиной, потому пропустила несколько уроков. Даже в зале дети делали вид, что ничего не случилось. Странно, почему вдруг распространяется такой гуманизм... тактичность? Откуда это? Лене было приятно осознать, что она помнит учеников по именам. Недели в школе как раз выпали на период ожидания. Лена сдала анкету и фотографии - она хотела получить иностранный паспорт. К счастью, в Веревкине нет ОВИРа и ездить надо было в Тулу. А то бы в городе все уже знали, что, не успев похоронить близких, эта женщина собралась в круиз! К тому же надо было заказать билет. И не просто билет, а сделать это через туристическое агентство. Ведь если она прилетит в Таиланд, то она даже не знает, в какую гостиницу ехать. Вечерами Лена занималась английским языком - сама, с пластинками, которые остались от попытки сделать из Бори джентльмена. И конечно же, она изучала географию. На уровне университета. Географию Юго-Восточной Азии. Так называемого Золотого треугольника. Это местность, расположенная рядом с Бирмой, которую правящие там генералы велят всем называть Мьянмой, что могло бы быть даже смешно. Представляете, что англичане вдруг заставят нас именовать их страну "Грейт Бритн". Иначе разорвем с вами всякие отношения! С Бирмой граничит страна Лаос, которая было построила социализм, но вроде потом отказалась и теперь живет мирно и прилично. Наконец, к этому треугольнику примыкает и Таиланд. Там, на стыке трех стран, лежат горы, где нет государственной власти, а правят только местные вожди и бандиты. Они контролируют все посадки опиумного мака и его переработку в опиум. Есть у них и настоящие фабрики, где опиум переплавляют в героин, потому что героин настолько концентрированный наркотик, что его можно привезти в кармане и погубить сотню таких мальчиков, как Боря. Вот туда Лена и собралась. Она не стала оставлять в ОВИРе открытку, боялась, что перехватит Александра Ивановна или кто еще из любопытных почтарей. Раз в неделю она звонила туда, и невежливая девочка сначала отказывалась смотреть, не поступило ли ее дело, но потом соглашалась и говорила, что не поступило. Когда же она сказала, что документы пришли, Лена так удивилась, что стала переспрашивать. Девочка сказала что-то обидное и бросила трубку. После уроков Лена поехала в Тулу, еле успела до закрытия и вымолила у девочки, оказавшейся некрасивой и очкастой, свой паспорт, хотя другим она отказала. На следующий день Лена сказалась больной, ей не терпелось, она с первым же поездом поехала в Москву. На вокзале в Москве ей почудилось, что за ней следят. Она не стала рисковать, а села в такси, которое в Москве очень дорого стоит, и велела ехать в Библиотеку иностранной литературы. На ходу придумала. Возле библиотеки, скучного здания между улицей и набережной Яузы, она увидела скверик, совсем пустой, на холме. Она велела таксисту остановиться возле него, забралась туда, села на пустую лавочку и стала смотреть на высотку на Котельнической и кинотеатр "Иллюзион". Оказалось, что на этот раз предчувствия ее не обманули. Через две минуты возле библиотеки остановилось такси - из него вышел парень со скошенным подбородком. Здравствуйте-пожалуйте, давно не виделись! Как же он выследил ее? Неужели они в нее вкололи какой-нибудь препарат или маячок? При современной науке это вполне возможно. Ее выследили по номеру такси. Такси было с радиотелефоном, и Скошенный подбородок заметил, как она садится в машину. Из другого радиотакси за десяток долларов узнали, куда повезли клиентку - к Библиотеке иностранной литературы. В библиотеке Лену не нашли. Скошенный подбородок вызвал подмогу, обыскали "Иллюзион" и окрестные дворы, проехали по набережной Яузы. Когда Скошенный подбородок вошел в библиотеку, Лена выбралась из