орьбой за выживание... И вот появляется новое поколение. Вы с Марьяной еще переходный этап. Вы как бы звено, соединяющее нас с нашим будущим. Каким оно будет, ты представляешь себе? - Мы не боимся леса, - сказал Олег. - Мы знаем грибы и деревья, мы можем охотиться в степи... - Я боюсь будущего, в котором господствует новый тип человека - Дик-охотник. Он для меня символ отступления, символ поражения человека в борьбе с природой. - Ричард - хороший мальчик, - сказала мать из кухни. - Ему нелегко приходится одному. - Я не о характере, - сказал дед. - Я о социальном явлении. Когда ты, Ирина, научишься абстрагироваться от мелочей? - Буду я абстрагироваться или нет, но если бы той зимой Дик не убил медведя, мы бы все перемерли с голоду, - сказала мать. - Дик уже ощущает себя аборигеном этих мест. Он бросил ходить ко мне пять лет назад. Я не уверен, помнит ли он азбуку? - Зачем? - спросила мать. - Книг все равно нету. И письма писать некуда. И некому. - Дик много песен знает, - сказал Олег. - И сам сочиняет. Олегу стало немного стыдно, что ему приятно ощущать недоброжелательство старика к Дику, и потому он стал Дика защищать. - Не в песнях дело. Песня - заря цивилизации. А для малышей Дик - кумир. Дик - охотник! А для вас, бабы, он пример. "Посмотри на Дика. Вот хороший мальчик!" А для девочек он рыцарь. Ты не обращала внимания, какими глазами на него глядит Марьяшка? - Пускай глядит. Замуж выйдет. Для поселка хорошо. - Мама! - не выдержал Олег. - А что? Мать, как всегда, ничего не замечала вокруг, жила в каком-то своем мире, пережевывала древности. - И тебя радует мир Диков? - Старик был зол. Он даже грохнул кулаком по столу. - Мир благополучных быстроногих дикарей? - А что ты предлагаешь взамен? - Вот его. - Старик положил тяжелую ладонь на затылок Олегу. - Мир Олега - это мой мир, это твой мир, от которого ты пытаешься отмахнуться, хотя тебе-то никакого другого не дано. - Ты не прав, Боря, - сказала мать. Она пошла на кухню, сняла с огня миску с кипятком и принесла в комнату. - Сахар кончился. - У меня тоже, - сказал старик. - Сейчас корни худые, несладкие. Эгли говорит, что придется месяц потерпеть. Поедим с хлебом. Ты же интеллигентная женщина и должна понимать, что мы обречены на вырождение, если на смену нам придут Дики-охотники. - Не согласна с тобой, Боря, - сказала мать. - Нам бы выжить. Я сейчас не о себе конкретно говорю, а о поселке. О детишках. Когда я гляжу на Дика или на Марьянку, у меня появляется надежда. Ты их называешь дикими, а я думаю, что они смогли приспособиться. И если они сейчас погибнут, мы все погибнем. Слишком велик риск. - А я, значит, не приспособился? - спросил Олег. - Ты меньше других приспособился. - Ты просто боишься за меня, - сказал Олег. - И не хочешь, чтобы я шел в горы. А я из арбалета стреляю лучше Дика. - Я боюсь за тебя, конечно, боюсь. Ты у меня один. Ты все, что у меня осталось. А ты с каждым днем все больше от меня отрываешься, уходишь куда-то, чужим становишься. Старик мерно шагал по комнате, так бывало, когда он недоволен учениками, если они ленятся. Нагнулся, поднял с табуретки глобус. Он его сделал из гриба-гиганта, который вырос той зимой у сарая. Они тогда с Олегом вместе терли краски, цветную глину, которую Марьяна с Лиз отыскали у ручья, ту самую, из которой теперь делают мыло. Ее высушили, получилось два цвета - белый и серый. А сам гриб был сиреневым. И Старый по памяти нарисовал все материки и океаны Земли. Глобус получился бледным, а за два года еще больше побледнел и стерся, стал как круглое яблоко. Олег увидел на столе маленькое пятнышко розовой плесени. Это не желтая, это ядовитая плесень. Он осторожно стер пятнышко рукавом. Глупо, когда родная мать предпочитает тебе другого. В общем, это предательство. Самое настоящее предательство. - Мы с тобой умрем, - сказал старик. - И отлично. Пожили достаточно, - сказала мать. - Тем не менее не спешим умирать, цепляемся за эту жизнь. - Мы трусливы, - сказала мать. - У тебя всегда был Олег. - Я жила ради него. - Мы с тобой умрем, - продолжал старик, - но поселок должен жить. Иначе пропадает смысл нашего с тобой существования. - Больше шансов выжить у поселка охотников, - сказала мать. - Больше шансов выжить у поселка таких, как Олег, - сказал старик. - Если править нашим племенем будут Дик и ему подобные, то через сто лет никто не вспомнит, кто мы такие, откуда пришли. Восторжествует право сильного, законы первобытного племени. - И будут они плодиться и размножаться, - сказала мать. - И станет их много. И изобретут они колесо, а еще через тысячу лет - паровую машину. - Мать засмеялась, как будто заплакала. - Ты шутишь? - спросил Олег. - Ирина права, - сказал старик. - Борьба за существование в элементарной форме приведет к безнадежному регрессу. Выжить ценой вживания в природу, принятия ее законов - значит сдаться. - Но все-таки выжить, - сказала мать. - Она так не думает, - сказал Олег. - Конечно, она так не думает, - согласился Старый. - Я знаком с Ириной уже двадцать лет. И знаю, что она так не думает. - Я вообще предпочитаю не думать, - сказала мать. - Врешь, - сказал Старый. - Мы все думаем о будущем, боимся и надеемся. Иначе перестанем быть людьми. Именно груз знаний, которыми не отягощает себя Дик, заменяя их простыми законами леса, может нас спасти. И пока есть альтернатива, мы можем надеяться. - Ради этой альтернативы ты гонишь Олежку в горы? - Ради сохранения знаний, ради нас с тобой. Ради борьбы с бессмыслицей, неужели не ясно? - Ты всегда был эгоистом, - сказала мать. - Твой материнский слепой эгоизм не в счет? - Зачем тебе Олег? Он не перенесет путешествия. Он же слабый. Этого говорить не следовало. Мать поняла сама и взглянула на Олега, умоляя его глазами, чтобы не обижался. - Я не обижаюсь, мам, - сказал Олег. - Но я хочу идти. Может, хочу больше, чем все остальные. Дик бы даже с удовольствием остался. Сейчас олени кочевать начнут. Самая охота в степи. - Он нужен в походе, - сказал старик. - Как бы я ни возмущался перспективами его власти, сегодня его умение, его сила могут нас спасти. - Спасти! - Мать оторвала взгляд от Олега. - Ты талдычишь о спасении. А сам в него веришь? Три раза люди ходили в горы, сколько вернулось? С чем? - Тогда мы были еще неопытны. Мы не знали здешних законов. Мы шли, когда на перевале был снег. Теперь мы знаем, что он тает только в конце лета. За любое знание приходится платить. - Если бы те не погибли, мы бы жили лучше. Было бы больше кормильцев. - Но все равно мы оказались бы во власти закона деградации. Или мы часть человечества и бережем его знания, или мы дикари. - Ты идеалист, Боря. Кусок хлеба сегодня нужнее абстрактных ананасов. - Но ведь ты помнишь вкус ананаса? - Старый повернулся к Олегу и добавил: - Ананас - это тропический плод со специфическим вкусом. - Я понял, - сказал Олег, - Смешное слово. Глава вторая - Бумага, - повторил Старый. - Хоть десяток листов. - Будет тебе бумага, - сказал Томас. Те, кому уходить, собрались у ворот в изгороди. Остальные пришли их проводить. Все делали вид, что поход самый обыкновенный, как за корнями к болоту, а прощались как будто навсегда. Те, кто уходил, были тепло одеты - одежду собрали по всему поселку. Тетя Луиза сама отбирала, ушивала, подгоняла. Наверное, Олег никогда не был так тепло одет. Только Дик ничего лишнего не взял. Он сам себе все шьет. Дождь почти перестал, в лужах вокруг столбов плескались, пищали плавунцы. К хорошей погоде. Томас посмотрел на плавунцов и сказал: - Дождь перестанет. Надо бы столбы укрепить. - Не думай об этом, - сказала тетя Луиза, - без тебя справимся. - А ты мне что принесешь, пап? - спросила рыжая Рут, дочка Томаса. - Не надо, - сказала его жена. - Не надо даже думать об этом. Главное, чтобы папа вернулся. Закутай горло, ты опять кашляешь. - С перевала держи правее, - сказал Вайткус Томасу. - Помнишь? - Помню, - улыбнулся Томас. - Как сейчас помню. Ты бы лег. Мать держала Олега за руку, и он не смел вырвать руку, хотя ему казалось, что Дик чуть усмехается, глядя на него. Она хотела пойти с ними до кладбища, но Сергеев ее не пустил. Он никого не пустил, кроме Луизы со Старым. Олег несколько раз оборачивался. Мать стояла, приподняв руку, словно хотела помахать вслед и забыла. Она старалась не плакать. Над изгородью были видны головы взрослых. Мать, Эгли, Сергеев, Вайткус, а сквозь колючки, пониже, темнели фигуры ребятишек. Маленькая шеренга людей, за ними - покатые, блестящие под дождем розовые крыши маленькой кучки домиков. С холма Олег обернулся в последний раз. Все так и стояли у изгороди, только кто-то из малышей отбежал в сторону и возился у лужи. Отсюда, сверху, была видна улица - дорожка между хижинами. И дверь дома Кристины. Какая-то женщина стояла в дверях. Но с холма не разберешь, Кристина или Лиз. А потом вершина холма скрыла поселок из виду. Кладбище тоже было окружено изгородью. Дик, прежде чем отодвинуть дверь, заглянул внутрь, не таится ли там какой-нибудь зверь. Олег подумал, что он сам, наверное, забыл бы это сделать. Странно, подумал он, что могил, придавленных плитами мягкого сланца, отломанного от близких скал, куда больше, чем людей в поселке. Хотя поселку всего шестнадцать лет. Отца здесь нет, он остался за перевалом. Дик остановился перед двумя одинаковыми плитами, обтесанными аккуратнее прочих. Это его отец и мать. Поднялся ветер, холодный и занудный. Старый медленно шел от могилы к могиле. Он всех их знал. Сколько их было шестнадцать лет назад? Кажется, тридцать шесть человек взрослых и четверо детей. А осталось? Девять взрослых и трое из тех детей, что пришли. Трое. Дик, Лиз и Олег. Марьяна родилась уже здесь. И еще живы двенадцать детей из тех, кто родился в поселке. Значит, семнадцать лет назад здесь было сорок человек, сейчас двадцать с хвостиком. Простая арифметика. Нет, не простая. Могил куда больше, это все малыши, которые умерли или погибли. Здешние. Над ухом, словно подслушав его мысли, тетя Луиза сказала: - Большинство умерло в первые пять лет. - Конечно, - согласился Старый, - мы платили за опыт. - Чудо, что все в первый год не умерли, - сказал Томас. Они остановились перед плитами в центре кладбища. Плиты были неотесанные, грубые, кривые, они почти ушли в землю, и цепкие рыжие лапки мха заплели их, превратив в округлые холмики. Олегу захотелось вернуться, чтобы еще раз увидеть поселок, он знал, что мать стоит у изгороди и надеется, что он это сделает. Олег даже пошел к двери в изгороди, но тут Томас сказал: - Пора идти. Скоро начнет темнеть, а надо дойти до скал. - Ой! - сказала Марьяна. Она быстро перебирала пальцами по мешку, висевшему через плечо. - Забыла чего? - спросил Дик. - Нет. Хотя забыла... Я на отца погляжу... - Пошли, Марьяшка, - сказал Томас. - Чем скорее мы пойдем, тем скорее вернемся. Олег увидел, что глаза Марьяны полны слез. Еще чуть-чуть - и выльются на щеки. Марьяна отстала от остальных, Олег подошел к ней и сказал: - Я тоже хотел вернуться. Ну хотя бы с холма поглядеть. Они шли рядом и молчали. Шагах в тридцати от изгороди, где начинался коварный липкий кустарник, остановились. Луиза всех поцеловала. Старый попрощался за руку. Последним с Олегом. - Я очень на тебя надеюсь, - сказал он. - Больше, чем на Томаса. Томас заботится о благе поселка, о сегодняшнем дне. Ты должен думать о будущем. Ты меня понимаешь? - Хорошо, - сказал Олег, - а вы за мамой посмотрите, чтобы не скучала. Я принесу микроскоп. - Спасибо. Возвращайтесь скорей. Дик первым вошел в кустарник, легко и быстро отбрасывая концом копья липкие щупальца. - Держитесь ближе за мной, - сказал он. - Пока они не опомнились. Олег не оборачивался. Некогда было оборачиваться. Обернешься, ветка прилипнет к чоботу, потом не оторвешь, а оторвешь, три недели вонять будет. Отвратительный кустарник. x x x К сумеркам добрались до скал. Как Томас и рассчитывал. Лес не доходил до скал, их алые зубы торчали из голой, покрытой пятнами лишайника долины, клочья низких облаков пролетали так низко, что острия скал вспарывали им животы и исчезали в сером мареве. Томас сказал, что пещера, в которой он ночевал в прошлый раз, сухая и добраться до нее легко. Все, кроме Дика, устали. А Дик, если и устал, об этом никому не говорил. Только скалил зубы. - Тогда было холодней, - сказал Томас. - Мы тогда решили, что в холод легче перейти болота. А перевал был закрыт. Я помню, мы шли тут и под ногами звенело - заморозки. Между путниками и скалами лежало белесое круглое пятно метров двадцать в диаметре. - Тут и звенело? - спросил Дик, который шел первым. Он резко остановился на краю пятна. Оно чуть поблескивало, как кора сосны. - Да. - Томас остановился рядом с Диком. Олег отстал. Он час назад взял у Марьяны мешок, чтобы не надорвалась. Марьяна не хотела отдавать, а Томас сказал: "Правильно. Завтра я тебе помогу. Потом Дик". "Зачем помогать? - сказал Дик. - Вынем ночью лишнее, разберем по мешкам, и всем незаметно, и Марьяшке легче. Надо было раньше подумать. Два месяца собирались, а не подумали". "Интересно, а кому надо было думать? Ты такой же мыслитель, как и все", - заметил про себя Олег. А тащить пришлось немало, хоть Дик и говорил, что можно не беспокоиться о еде, он прокормит. Все-таки взяли и вяленого мяса, и корней, и сушеных грибов, а главная тяжесть - сухие дрова, без них ни воды вскипятить, ни зверей отогнать. - Знаете, на что это похоже? - сказала Марьяна, догнав мужчин. - На верхушку гриба. Громаднейшего гриба. - Может быть, - сказал Дик, - лучше мы обойдем его. - Зачем? - спросил Олег. - По осыпи придется карабкаться. - Я попробую, ладно? - сказала Марьяна, опустилась на колени, вытащила ножик. - Ты что хочешь делать? - спросил Томас. - Кусочек отрежу. И понюхаю. Если это съедобный гриб, представляешь, как здорово? Весь поселок накормить можно. - Не стоит резать, - сказал Дик. - Не нравится мне твой гриб. И не гриб это вовсе. Но Марьяна уже вогнала нож в край пятна. Но отрезать не успела - еле успела подхватить нож. Белое пятно вдруг вспучилось, задергалось, ринувшись валом в сторону Марьяны. Дик резко рванул девушку на себя, и они покатились по камням. Томас отпрыгнул следом и поднял арбалет. Дик, сидя на камнях, расхохотался: - Чтобы его убить, надо стрелу с дерево или больше! - Я же говорила, что гриб, - сказала Марьяна. - Ты зря испугался, Дик. Он пахнет как гриб. Судороги волнами прокатывались по белому пятну, зарождаясь в центре и разбегаясь по краям, будто круги по воде от камня. А центр гриба все поднимался и поднимался, словно кто-то хотел вырваться наружу, тыкался головой. Потом от центра побежали в стороны темные трещинки, они расширялись, и получались огромные лепестки остриями к центру. Лепестки стали подниматься вверх и заворачиваться назад, пока не получился цветок. - Это красиво, - сказала Марьяна, - это просто красиво, правда? - А ты хотел по нему гулять, - сказал Дик Олегу голосом старшего, хотя они ровесники. Томас закинул арбалет на спину, подобрал Марьянин нож. - Естествоиспытателям полезно сперва думать, а потом испытывать. - Он ничего не может с нами сделать, - сказала Марьяна. - Он показывает, какой он красивый! - Если только в нем никто не прячется, - сказал Дик. - Ну, пошли? А то стемнеет, пещеры не найдем. Все планы насмарку. Специально же вышли так, чтобы переночевать в знакомом месте. Они обошли пятно по каменной осыпи. Сверху Олег попытался заглянуть в сердцевину цветка, но там было темно. И пусто. Лепестки постепенно сближались вновь, гриб-гигант успокаивался. - Как мы его назовем? - спросила Марьяна. - Мухомор, - сказал Томас. - А мухомор - это гриб? - Мухомор наверняка гриб, - сказал Томас. - Ядовитый и большой. С красной шляпкой, а по красной шляпке белые пятна. - Не очень похоже, - сказал Дик. - Но красиво звучит, - сказала Марьяна. Давно уже так пошло, что названия неизвестным вещам давал Томас. Давал знакомые, не всегда совпадающие. Зачем придумывать новые? Был бы схожий признак. Грибы растут в земле, и их можно сушить. Значит, круглые оранжевые или синие шары, что закапываются в землю, но которые можно сушить, варить, жарить и есть, если как следует вымочишь, назовем грибами. Шакалы ходят стаями, питаются падалью, трусливы и жадны. И неважно, что здесь шакалы - пресмыкающиеся. У медведя шерсть длинная, мохнатая, а сам большой... Хоть шерсть его - побеги перекати-поля, схожие с зеленоватыми волосами. Олег запыхался, пока они пробирались по осыпи. Камни катились из-под ног, Марьянин мешок оттягивал руку, свой давил на плечи. Олег считал шаги. Где же эта чертова пещера? Воздух начал синеть, и без того день был пасмурным, а теперь уже в десятке шагов предметы расплывались, от земли поднимался серый туман, пора прятаться, ночью даже Дик не рискнет пойти в лес. В темноте появляются ночные твари. Если выйдешь ночью за изгородь, не вернешься. А здесь, вдали от поселка... Олег обернулся. Ему показалось, что за ним кто-то идет. Нет, только туман. Он не заметил, что прибавил шагу, - тут же обернулся Томас, негромко прикрикнул: - На меня не налетай, сшибешь. Держи дистанцию. И все-таки Олег никак не мог отделаться от ощущения, что кто-то идет сзади. Спина Томаса исчезла - Томас обогнал Марьяну. Теперь впереди идет Марьяшка. У нее узкая спина, даже в теплой куртке узкая. Марьяна спотыкается. Она в сумерках плохо видит. Эгли сказала - куриная слепота, но не стандартная, а эндемичная. "Эндемичная... то есть свойственная данной местности", - прозвучал в ушах голос Старого, как будто тот был рядом. - Хочешь, тебя за руку возьму? - спросил Олег. Они вдвоем шли по болоту в тумане, утопая в нем по колени. - Нет, - сказала Марьяна, - спасибо. - Стойте! - Голос Дика донесся глухо, издалека. - Скалы. x x x Хорошо, что пещеру никто не занял. В ней мог бы прятаться медведь или кто похуже из тех сумеречных и ночных тварей, которые призраками ходят вокруг изгороди и даже иногда шатают ее, тянутся к человеческому жилью и боятся его. Как-то Марьяна притащила из леса козленка, маленького еще, по пояс. У козла был занудный голос, хуже, чем у близнецов, зеленая трава волосами свисала до земли, он топотал покрытыми панцирем ногами и вопил. - Блеет, - сказал тогда с удовлетворением Вайткус. - Обожаю голоса домашних животных. - Значит, будет козлом, - сказал Томас. Козел дожил в поселке до зимы, когда ночь тянется почти без перерыва. Он привык к людям, почти не кусался, торчал все время у мастерской Сергеева, там было тепло. В мастерской Сергеев делал мебель и вырезал посуду. Олег любил ему помогать, он любил делать руками вещи. А потом ночью пришли ночные твари. И увели козла с собой. Марьяна нашла несколько клочков зеленой шерсти за кладбищем, но это уже было весной. Она могла ошибиться. Вайткус тогда сказал: - Развитие животноводства отложим на будущее. - Тем более, - добавила Эгли, - что от него как от козла молока. У пещеры был один недостаток - широкий вход. Поперек входа натянули палатку из рыбьих шкур, зажгли костер - ночные твари не любят огня. В пещере было почти тепло, и Олег с наслаждением растянулся на гладком каменном полу. Марьяна рядом. - Как я устала, - сказала она. - И страшно было. - Мне тоже, - сказал Олег тихо. - Мне казалось, что кто-то идет сзади. - Хорошо, что я не знала, - сказала Марьяна. Дик раскалывал чурбачки. Они взяли с собой самые хорошие дрова. Они медленно горят. Томас раскрыл мешок с сушеными грибами, достал котелок на треноге и распорки, чтобы держать его над огнем. - Олег, - сказал он, - подай воду. Вода была у Олега в мешке, в сосуде из тыквы. Томасу всего-то надо было сделать два шага и взять воду самому. Олег понял, что Томас говорит в воспитательных целях. Не хочет приказывать Олегу, чтобы тот встал и занялся каким-нибудь делом. А разве он не работал - палатку вместе повесили, костер горит. "В следующий раз меньше устану, займусь хозяйством, ведь я Марьянин мешок волочил..." Но Олег ничего, конечно, вслух не сказал. И не успел подняться, как Дик протянул длинную руку и подвинул мешок Олега Томасу. - Пускай отдыхает, - сказал он без всякого чувства, равнодушно. - Он уморился. Два мешка тащил. - Пускай полежит, - согласился Томас. Олег сел. - А что нужно делать? - спросил он. - Когда нужно, я всегда делаю. - Погоди, Томас, - сказала Марьяна, - я сама кипяток заправлю. Ты не знаешь, сколько грибов класть. - У меня было чувство, - сказал Дик, - что за нами кто-то шел. - И у тебя? - спросил Олег. И тут они услышали чьи-то тяжелые шаги у входа. Дик метнулся к арбалету. Томас наклонился к костру, готовый схватить полено. Шаги умолкли. Было очень тихо. Слышно было, как редкие капли дождя срываются с козырька над входом в пещеру. - Мы вовремя успели, - сказала Марьяна. - Тише. Но за блестящим пологом из рыбьих шкур, на котором метались отсветы пламени, было тихо. Дик, держа копье наготове, подошел к пологу, осторожно отогнул угол, выглянул. Олег смотрел на его широкую напряженную спину и ждал. Надо бы тоже взять копье... Но ведь это дело Дика. Несправедливость этой мысли была очевидна Олегу, но можно было утешить себя тем, что его дело в другом. Он должен увидеть то, что неинтересно видеть остальным. Старик надеется на него... Марьяна возилась у костра, разбирая грибы и сушеные соленые ягоды, она их всегда варила отдельно, а потом смешивала. Она стояла на коленях, рукава куртки закатаны, тонкие руки в ссадинах и шрамах. Олег подумал, что руки Марьяны красивые, а шрамы - это пустяки, у всех шрамы. Томас тоже смотрел на быстрые руки Марьяны, смотрел, как девушка углубилась в священнодействие, которое для него, пришельца тут, на этой планете, не имело смысла, видел шрамы на ее руках - цену, которую лес взял за учение, и думал о пропасти, которую поселок роет между ним и этими подростками, которые сейчас отлично заснут на каменном полу, не накрывшись и не чувствуя влажного, промозглого холода, а запах этих растительных каракатиц, которые они называют грибами, им не противен, они с этим запахом свыклись... впрочем, здесь дети пахнут иначе, чем дома. Даже свои дети. И Рут в свои восемь лет, попади в лес, может, и не пропадет, по крайней мере не умрет с голоду. Лес хоть и опасное, коварное место, но свое. И если он, Томас Хинд, в этом лесу человек, то они оленята, зайцы или даже волчата - не самые сильные, но хитрее многих, не пропадут. Марьяна надкусила сомнительный гриб, пискнула, отбросила его в угол. А на вид гриб как гриб... Снова кто-то тяжело прошел, чуть не коснувшись полупрозрачной занавески. "Чертовы призраки тьмы. Ходят слоны, не удивлюсь, если ядовитые... Ребята устали, но у Дика такой вид, будто он сейчас готов гоняться за шакалом по чаще. Олег, конечно, послабее. Парень неглупый..." Занавес колыхнулся, ночной гость, видно, решил сорвать его. Томас поднял головешку и опередил Дика, выглянул в сумерки, в туман. Темная тень отплыла вдаль, растворилась в сером тумане, словно шутник утянул к себе воздушный шар. - Не знаю, - сказал Томас, - я такого раньше не видел. - Придется дежурить у костра, - сказал Дик. - Я совсем не хочу спать, - сказал Олег. - Сейчас бы хороший пистолет, - сказал Томас. - Через пять минут будет суп, - сказала Марьяна. - Вкусный суп. Тетя Луиза нам все белые грибы отобрала, постаралась. Далеко-далеко что-то чавкнуло, ухнуло. Потом раздался легкий топот многочисленных ног и блеяние. В несколько голосов. Марьяна вскочила на ноги. - Козлы! - Твоего уже съели, - сказал Дик. - Кто же их гонит? - Ядовитый слон, - неожиданно для самого себя сказал Томас. - Кто? - удивилась Марьяна. Дик засмеялся. - Так и будем звать, - сказал он. Блеяние перешло в высокий крик, так кричит ребенок. Потом все стихло. И снова топот. - Я думаю, их выпускает белый гриб, - сказал Олег. - Кого? - спросил Дик. - Ядовитых слонов. - Это злые духи, Кристина рассказывала, - сказала Марьяна. - Злых духов нет, - сказал Олег. - А ты в лес подальше заберись, - сказал Дик. - Помолчите, - сказал Томас. Совсем близко промчались козлы. Следом, мягко и редко ступая, двигался преследователь. Люди отступили за костер, оставив огонь между собой и занавеской. Незнакомые звери страшны, потому что не знаешь их повадок. Занавеска рванулась в сторону, распоролась наискосок, и в пещеру ворвалось зеленое волосатое существо, ростом с человека, но округлое, на четырех ногах, с костистым гребнем вдоль спины, торчащим из шерсти, как цепь крутых холмов из леса. Зверь быстро и мелко дрожал. Его маленькие красные глаза смотрели бессмысленно и обреченно. Дик прицелился из арбалета, стараясь бить наверняка. - Стой! - закричала Марьяна. - Это же козел! - Правильно, - прошептал Дик, не двигаясь с места и даже не шевеля губами, - это мясо. Но Марьяна уже шла к козлу, обходя костер. - Погоди, - постарался ее остановить Томас. Марьяна стряхнула его руку. - Это мой козел, - сказала она. - Твой давно уже помер, - сказал Дик, но его рука с арбалетом опустилась: мясо у них еще было, а убивать просто так Дик не любил. Охотники убивают столько, сколько можно унести. Козел попятился. И замер. Видно, то, что подстерегало снаружи, было страшнее Марьяны. Марьяна наклонилась, быстро подхватила из мешка вкусный сушеный гриб и протянула козлу. Тот вздохнул, понюхал, распахнул бегемотью пасть и послушно схрупал подарок. x x x Первым дежурил Олег. Козел не уходил. Он отступил к стене, будто старался влиться в нее, смотрел одним глазом на Олега и иногда шумно вздыхал. Потом начинал чесаться о стену. - Блох напустишь, - сказал Олег. - Стой смирно, а то выгоню. Внимательный, немигающий взгляд козла создавал впечатление, что тот слушает и понимает, но на самом деле козел прислушивался к тому, что происходило снаружи. Глядя на догорающий костер, Олег незаметно задремал. Ему казалось, что он не спит, а видит, как взлетают над головешками синие искры и танцуют парами, сплетаются в хоровод. Козел ахнул и заблеял, застучал копытами. Олег вскинулся, не сразу сообразил, где он, и только через секунду-другую понял, что козла на старом месте нет - он отпрыгнул в глубь пещеры, а в дыру в занавесе лезет серая пупырчатая масса, медленно, тестом вваливаясь в пещеру. В массе было какое-то тупое любопытство, неспешность, упорство, а козел отчаянно блеял, умоляя его спасти, - видно, решил, что тесто пришло специально за ним. Олег почему-то успел подумать, что для ночного призрака эта масса слишком некрасива, он шарил рукой по камням и никак не мог найти арбалет, а отвести взгляд от надвигающейся близкой массы, которая испускала удушающий кислотный запах, он не мог. И потому увидел, как в боку твари вдруг возникла оперенная стрела арбалета и ушла до половины в тесто, провалилась в него, и тут же легко и быстро тесто подобралось, съежилось и исчезло, края разрыва сошлись, и занавеска лениво заколыхалась. Олег наконец-то смог опустить взгляд. Его арбалет лежал в двух сантиметрах от растопыренных пальцев. Дик сидел на полу, подтянутый, свежий, будто и не ложился спать. Он опустил арбалет и сказал: - Может, не стоило мне стрелять. Подождал бы. - Чего же стрелял? - спросила Марьяна, которая, не вставая, протянула руку, гладила тонкие панцирные ноги козла, который всхлипывал по-детски, жалуясь Марьяне на свой страх. - Олег окаменел, а эта штука уже к нему подбиралась, - сказал Дик без желания упрекнуть или обидеть Олега, сказал, как думал. Он всегда говорил, как думал. - Не было времени головешку выбирать. - Задремал? - спросил Томас Олега. Томас лежал, положив под голову мешок с сушеным мясом и закутавшись в одеяло. Ему было холодно, холоднее всех, он никак не мог привыкнуть к холоду. "Ему будет труднее всех, когда станет холодно в самом деле", - подумал Олег. И сказал: - Задремал. Сам не заметил. Меня козел разбудил. - Молодец, козлик, - сказала Марьяна. - Хорошо, что разбудил, - сказал Дик, укладываясь на бок. Его ладонь лежала на рукояти арбалета, выточенной точно и красиво, сам делал. - Сожрали бы нас... И он заснул, не кончив фразы. Томасу не хотелось спать. Он встал, сменил Олега, тот чуть поспорил, но согласился, у него глаза слипались - сразу растянулся на полу. Томас накинул на плечи одеяло. Хорошо бы подкинуть дров, но дрова надо беречь, их не так много, а будет холодно. Он вспомнил, как было холодно, когда они в первый раз шли к перевалу. Как смертельно и безнадежно холодно. Дальше всего они прошли во второй раз. Правда, и вернулись из того похода только двое. Он и Вайткус. Томас поглядел на ребят. Почему они не чувствуют, что на камнях спать жестко и холодно? Какие изменения произошли в их метаболизме за эти годы? Это естественные дикари, глядящие на него, старика, с вежливым снисхождением аборигенов. Как бы ни пугал их Борис, они с каждым годом все лучше вживаются в этот мир мокрого леса и серых облаков. А Борис прав и не прав. Он прав, что переход в дикость неизбежен. Томас видит это и в собственной дочери, и в других малышах. Но очевидно, это и есть единственный выход, единственная возможность спастись. А перевал - это тот символ, в который уже никто не верит, но от которого трудно отказаться. Козел переступил ногами, постучал копытами о камень. Дик открыл глаза, не двигаясь, прислушался, снова заснул. Марьяна во сне подкатилась к Олегу под бок и положила голову ему на плечо. Так уютнее. Далеко в лесу что-то ухнуло, и прокатился медленный затихающий рокот. Томас выбрал полешко потоньше и положил в костер. x x x Когда рассвело и в разрыв занавески полился голубой туман, вдали, в лесу, затрещали, приветствуя новый день, попрыгунчики. Дик, который дежурил у погасшего костра и стругал древки для арбалетных стрел, сложил аккуратно древки в мешок и спокойно заснул. Поэтому никто не видел, как козел ушел из пещеры. Марьяна, проснувшись, расстроилась, выскочила наружу, обежала скалы вокруг - нигде никаких следов козла. - Я его ненавижу, - сказала она, вернувшись. - За то, что он не сказал тебе спасибо? - спросил Олег. - Ему лучше с нами, безопаснее. - Зря я его на рассвете не пристрелил, - сказал Дик. - Я думал это сделать, но потом решил, что лучше это сделать днем. - Это нечестно, - сказала Марьяна, - он же нас ночью спас. - Одно к другому не имеет отношения, - сказал Дик. - Разве непонятно? К тому же козел думал только о собственной шкуре. Олег взял кожаное ведро, пошел поискать воды. - Копье не забудь, - сказала Марьяна. - И не отходи далеко, - сказал Томас. - Не маленький, - отмахнулся Олег, но копье взял. Туман еще не растаял, прятался в низинах, облака опустились к самой земле и кое-где между ними и подушками тумана возникали перемычки, будто облака, пролетая, тянули руки к туману, зовя с собой. Но туман хотел спать и не любил летать по небу. Олег подумал, что согласился бы полететь с облаками вместо тумана на юг, к большим лесам, к морю, куда ходили в прошлом году Сергеев с Вайткусом и Диком. С ними еще ходил Познанский, но не вернулся. Они не смогли пройти далеко и моря так и не увидали, потому что леса там велики, полны хищных лиан, зверья и ядовитых гадов, и чем теплее, тем больше там существ, опасных для человека. Но если летать с облаками, то можно промчаться над вершинами деревьев и над морем, как облачные птицы, которые иногда тенями возникают в облаках в хорошую погоду, но никогда не садятся на землю. Люди умеют летать, разумеется, умеют куда быстрее, чем облака. Но в поселке все приходится начинать сначала. И это нелегко, потому что нет инструментов и времени. Олег хотел сделать воздушный шар, но для воздушного шара нужно очень много рыбьих шкур, и нитей, и иголок, а никто, кроме малышей и старика, не хотел ему помогать. - Это неплохая абстрактная идея, - сказал тогда Сергеев. - Лет через сто мы с тобой обязательно этим займемся. А Старый ответил: - Лет через сто мы все об этой идее благополучно забудем. Придумаем себе богов, которые живут в облаках и не велят нам, смертным, к ним приближаться. С воздушным шаром ничего не вышло. Олег пошел вниз, под уклон, ему показалось, что там журчит вода. В таких местах могут быть источники, ключи. Потом он вышел к каменной осыпи, за которой из земли торчала верхушка громадного гриба, что вчера вечером раскрывал свой зев. Шапка тумана сползла с белого круга, и Олег увидел, как медленно лепестками раскрывается центр гриба, а из тумана по ту сторону долинки выкатываются один за другим торжественно, держа правильные интервалы, серые, чуть темнее гриба, ноздреватые, мягкие на вид шары. Один, два, три, четыре... Так вот кто был ночным гостем, ядовитым слоном, куском теста... - Охотники возвращаются домой, - сказал Олег тихо и вдруг понял, что шары катятся в его сторону и катятся куда быстрее, чем кажется от равномерности их движения. Олег начал отступать, а шары один за другим вкатились на упругую поверхность гриба и направились к центру, к разверстым лепесткам. Вот первый шар, мягко раздвинув их, ухнул внутрь, за ним второй, третий, четвертый задержался на секунду, словно проверял, все ли в порядке в дневном мире. И исчез. И лепестки медленно, удовлетворенно сошлись в центре, поверхность гриба разгладилась, и он стал подобен замерзшему озерцу. Олег поежился. С запада, куда лежал их путь, вдруг примчался ледяной ветер, обжег лицо и руки. Напомнил о том, что их ждет. Но не этого вдруг испугался Олег, а того, что они не смогут преодолеть перевал, как не удалось это сделать в прошлых походах. Дик только порадуется - он сможет вернуться в свою любимую степь. Марьяна утешится, найдя новые травы и грибы. Томас привык к несчастьям и не верит в удачу. Плохо будет только Олегу. И Старому. x x x Весь день они шли по открытой местности, лишь иногда встречая заросли невысокого кустарника. В этих местах было пустынно, но идти легко, и они даже не очень устали. Томас говорил, что время угадали верно. Лето в этом году теплое, в прошлый раз уже здесь лежал снег. Дику было скучно, он как попрыгунчик убегал в сторону, появлялся через полчаса без добычи, разочарованный. Козлу повезло, что он вернулся как раз в одну из отлучек Дика. Иначе, решил Олег, Дик бы его обязательно пристрелил. Это был тот же самый козел. Он с шумом выскочил из зарослей - люди встретили его, ощетинившись арбалетами. Но узнали его еще издали. Волосатая громадина, выше Олега в гребне, шумно обрадовалась, что встретила приятелей. Козел пробежал мимо, подкидывая тяжелый зад, гремя пластинами на спине и оглушительно блея. Больше козел от них не отходил. Он и Дику обрадовался, почуяв его приближение за километр, а потом влез в середину отряда, не желая идти сбоку или последним, и путался под ногами. Олегу все казалось, что козел наступит ему на ногу острым копытом, но зверь оказался деликатнее, чем при первом знакомстве. Чутье и слух у него были замечательные. Он чувствовал присутствие живых существ за много километров, и к вечеру Марьяна уже уверяла, что понимает смысл его звуков: когда козел утверждает, что впереди поляна с вкусными грибами, а когда надо смотреть под ноги - там ползают хищные лианы. Остановились на ночлег задолго до темноты. Дальше начинался подъем, и Томас сказал, что надо будет с утра отыскать устье ручья и подниматься по его долине, которая потом сузится, станет ущельем, и вот по этому ущелью придется идти не меньше двух дней. Никакой пещеры или другого укрытия здесь не было, спали в палатке, что козлу не нравилось, и хоть опасности той ночью не было, козел все равно требовал, чтобы его пустили в тепло, и в конце концов навалился на палатку, его все ругали, но терпели, потому что можно было не выставлять охраны - ясно уже было, что если придет нежелательный гость, козел подымет такой шум, что всех разбудит. x x x К утру Олег страшно замерз. Проснуться не было сил, во сне казалось, что его окунают в ледяное болото и выбраться он не может. Его начало колотить. Потом вдруг стало теплее. И Олег заснул спокойней. Проснулся оттого, что козел решил забраться повыше на палатку. Олег подтянул ногу, открыл глаза и увидел, что Томас ночью поменялся с ним местами, лег с краю. Томас был бел от холода, он лежал, стиснув зубы, закрыв глаза, и делал вид, что спит. Олегу стало стыдно. Еще в деревне договорились, что, когда станет совсем холодно, Томаса надо беречь. У него слабые легкие, и он плохо переносит мороз, ребятам проще, они здоровые и привыкшие. - Томас, - тихо позвал Олег, - я согрелся. Давайте меняться. - Нет, не надо, - прошептал Томас, но губы плохо слушались. Олег перелез через него. Рыбья кожа палатки пропускала мороз, в эту ночь под одеялами спали все, даже Дик, который утверждает, что может спать и на снегу. - Спасибо, - сказал Томас. Его била дрожь. Проснулась Марьяна. Она сразу все поняла. - Я согрею воды, - сказала она и начала шуршать, развязывая мешки. Козел, сообразив, что люди проснулись, вскочил, затопотал вокруг, призывно заблеял, видно соскучился за ночь. Дик бросил свое одеяло Томасу и быстро вылез наружу. - Главное, - крикнул он снаружи, - двигаться! Поглядите, как здорово! Олег заставил себя вылезти вслед за Диком. Долина, до края которой они дошли вечером, была покрыта снегом. Снег выпал за ночь. Он был бел и чист, куда светлее облаков, которые по контрасту казались совсем фиолетовыми. Козел стоял неподалеку и выгрызал из шерсти льдинки. Белое полотно долины упиралось в крутой откос плоскогорья. Кусты, росшие на склоне, медленно шевелили ветвями, поднимая вокруг себя облачка снега. Дик был недоволен тем, что дрова тратятся быстрее, чем рассчитывали, но сказал об этом только Олегу и тихо, когда они отошли подальше от грязного холмика палатки. - Не надо было Томаса брать, - сказал он. - Будет болеть. - Без него нам трудно пройти перевал, - сказал Олег. - С ним еще труднее, - сказал Дик, пуская стрелу арбалета в темную нишу в скале. Олег ничего там не увидел, но в нише заклубился снег, оттуда вылетел кролик и большими прыжками, закинув хоботок на спину, помчался прочь. В следах его темнели капли крови. - Я пойду подберу его, - сказал Дик. Он остался при своем мнении. С Диком трудно спорить, потому что, когда он уверен, спора не продолжает, а просто уходит. А самые нужные слова появляются потом, и получается, что Дик берет верх, даже если не прав. "Как же мы дойдем без Томаса? - мысленно продолжал разговор с Диком Олег. - Ведь главное даже не дорога, главное, как себя вести дальше. Ведь мы же дикари, которые никогда не видели велосипеда, и поэтому мы не знаем, велосипед это или паровоз. Дику кажется, что он знает все, что может понадобиться человеку в поселке или в лесу. Может, он боится оказаться в ином мире, где он не сильнее всех, не быстрее всех?" Марьяна разожгла костер. Козел уже привык к огню и решил, что огонь ему ничем не угрожает, поэтому тут же полез в костер, и Марьяна крикнула Олегу, чтобы он оттащил это проклятое животное. Оттащить взрослого козла - дело почти невыполнимое, но Олег старался. Он исколотил козла рукоятью ножа, хотя тот, видно, решил, что его гладят, и восторженно взвизгивал. Томас быстро ходил по снегу, чтобы согреться, он кутался в одеяло и горбился, и Олегу показался старым человеком, хотя он знал, что Томасу сорок лет. Эгли как-то говорила, что процессы старения в поселке почему-то проходят активнее, а тетя Луиза сказала тогда, что на такой диете всем дав