но пора загнуться. У всех бесконечные гастриты, аллергия, у старшего поколения почки никуда не годятся. Правда, дети были сравнительно здоровы. И поселку повезло, что большинство местных микробов к человеческому метаболизму не приспособилось. Еще не приспособилось, сказала тогда тетя Луиза. - Жалко, здесь нет болота, - сказала Марьяшка. - Я бы вам нарвала травы, я знаю какой. - А почему не нарвала заранее? - спросил Олег. Марьяна лучше всех в деревне разбиралась в травах. - Странный ты, - удивилась Марьяна. - Эту траву надо сразу есть, пока свежая, как ее сохранишь? Ей всегда казалось странным, что другие не знают того, что знает она. - Олежка, - позвал Томас, - пойди ко мне. Томас опустился на палатку и поморщился. - Опять спина болит, - сказал он, - прострел. - Я вам потом потру, - сказала Марьяна. - Спасибо, не помогает, - улыбнулся Томас. Он был похож на ворону, как рисовал на уроках биологии Старый. Темная птица с крупным заостренным носом. - Слушай, ты помнишь, где я карту прячу? Мало ли что может со мной случиться. - Ничего не случится, - сказал Олег. - Мы же вместе идем. - И все-таки рисковать мы не будем. Ты разберешься в карте? Карта была нарисована на кусочке бумаги - самой большой ценности в поселке. Олег всегда испытывал к бумаге особенное чувство. Бумага, даже чистый листок, была колдовским образом связана со знанием. Она и была создана, чтобы выразить знание. Бумага была как бы проявлением божества. Томас, заходясь временами в кашле, заставил Олега показывать по карте путь к перевалу. Маршрут был знаком, они уже мысленно проходили его с Вайткусом и Старым, только, правда, в поселке ощутить суть пути, расстояние, холод было невозможно - в доме было тепло, уютно горели светильники, за стеной шелестел дождик... Дик принес зайца. Козел почему-то испугался безжизненной тушки, умчался к откосу и стоял там, сокрушенно тряся головой. - Чует, что его ждет, - сказал Дик. Он бросил зайца на камни. - Давайте сейчас его съедим, веселее идти будет. И Томасу полезно. Правда, еще полезней горячей крови напиться, я всегда на охоте так делаю. Но ты ведь, Томас, не будешь? Томас отрицательно покачал головой. - Что делаете? Карту смотрите? - спросил Дик. - Томас просил повторить на случай, если с ним что-то произойдет. - Чепуха, - сказал Дик, садясь на корточки и начиная ловко разделывать тушку зайца, - ты еще можешь идти. А плохо будет, вернемся. Олег понимал, что Дик не хочет обидеть Томаса. Дик с самого начала считал, что Томас может не дойти. - Ничего, - сказал Томас, который ничем не показал, что ему неприятен равнодушный тон Дика, - лучше подстраховаться. Когда они пили чай - кипяток с корешками, козел подошел ближе, но не с той стороны, где Дик кинул шкурку зайца, а с другой, как бы отгородившись от шкурки костром и палаткой. Он тяжело вздыхал, и Марьяна кинула ему несколько сушеных грибов. - Вот это лишнее, - сказал Дик. - Грибы нужны нам самим. Может так случиться, что мы ничего не найдем. Как обратно идти? - Там, за перевалом, есть пища, - сказал Томас. - Мы не знаем, есть или уже нет, - сказал Дик. - Глупо погибать от голода. А в морозы лучше много есть. - В крайнем случае съедим козла, - сказал Олег. - Почему в крайнем? - спросил Дик. - Мы его обязательно съедим. И скоро. А то еще сбежит. - И не думай, - сказала Марьяна, - не надо. - Почему? - удивился Дик. - Потому что козел хороший. Он вернется с нами в поселок. И будет жить. Нам пора иметь своих животных. - Я тебе таких козлов тысячу притащу, - сказал Дик. - Неправда, ты только хвастаешься. Не приведешь. Их не так много в лесу. И если он не захочет, ты его никак не притащишь. - Возьму тебя с собой, ты умеешь со зверями разговаривать, - сказал Дик и стал резать зайца на равные доли, всем поровну. - Я не дам убивать, - сказала Марьяна. - У нее будут маленькие. - У кого? - спросил Олег. - У козла, - сказала Марьяна, - у козлихи. - Так это коза? - спросил Томас. - Да, козлиха, коза. Я знаю. - Марьяна права, пускай коза живет, - сказал Томас. - Полезно думать о том, что будет завтра. - И еще надо думать, чтобы не умереть сегодня, - сказал Дик. - Козу будем подкармливать, - сказала Марьяна. - И не вздумай, - сказал Дик. - Я свое буду отдавать. - Марьяна упрямо глядела на Дика, острый подбородок вперед. Дик склонил голову, разглядывая девушку, как незнакомую зверюшку. Томас поднялся первым и пошел складывать палатку. Его трясло. - Может, вернешься? - спросил его Дик. - Поздно, - сказал Томас, - я пойду. - Подумай, - сказала Марьяна, рассерженная на Дика, - как ты можешь говорить! Томасу одному до поселка не дойти. - Олег с ним может вернуться. Это Дик сказал так, чтобы оставить за собой последнее слово. - Пора идти, - сказал Томас. - Если сегодня будем идти хорошо, может, выйдем на плоскогорье. В прошлый раз мы увязли в этом ущелье. Снег был по пояс. И метель. Томас пошел впереди по широкому ложу ручья, который при больших дождях, наверное, превращался в поток, а сейчас лишь чуть-чуть журчал по камням, отламывая наросшие за ночь у берегов льдинки. Коза сначала бросилась вперед, словно показывала дорогу, а потом раздумала, остановилась. Дик погрозил ей пальцем, но тут коза вздохнула и побрела за людьми, хотя порой останавливалась и занудно вопила, уговаривая вернуться. Чуть потеплело, снег под ногами начал таять, было скользко, за день пришлось раз десять перейти ручей, который вился по долинке, кидаясь от откоса к откосу, и ноги у всех закоченели. x x x Весь следующий день долинка, по которой стекал ручей, постепенно сужалась, каменные темные стены становились круче и сходились все ближе, пряча ручей в вечную тень. Шум его стал мрачным, он отражался от стен, как в бочке. Было неуютно и страшно - никто из них, кроме Томаса, не был раньше в горах, даже Дик потерял всегдашнюю уверенность в себе, не убегал вперед, все время поглядывал вверх, словно боялся, что на голову упадет камень, и часто спрашивал Томаса: - Ну, скоро? Скоро выйдем? - К вечеру выйдем, - отвечал Томас. Томас, как и все, согрелся, даже вспотел, почти не кашлял и шел быстрее, чем вчера. Только иногда хватался за бок. - Вы узнаете места? - спросила Марьяна. Она шла сзади, подгоняя козу, которой все это путешествие окончательно надоело и которая часто останавливалась, оглядывалась, будто умоляя Марьяну отпустить ее обратно в лес, на простор. - Как тебе сказать, - ответил Томас. - В прошлый раз мы сюда уже не добрались. А когда шли с перевала пятнадцать лет назад, здесь был снег, дни были короткие, и мы почти не смотрели по сторонам. Мы тогда обрели надежду, впервые обрели надежду, но очень устали. Путь отсюда до поселка занял больше недели. Дик, шедший впереди, вдруг замер, поднял руку. Все остановились. Даже коза остановилась, будто поняла приказ. Дик с арбалетом наготове медленно пошел вперед. Нагнулся. - Глядите! - крикнул он. - Они в самом деле здесь шли. За большим камнем, поблескивая тускло и отражаясь в бочажке ручья, лежала чудесная вещь. Она была сделана из белого металла и похожа на сплюснутый шар с белым наростом сверху. К этой вещи был прикреплен ремень, так что ее можно было носить через плечо. Дик поднял вещь и сказал: - На нее, наверное, упал камень. - Нет, не камень. Так надо, - сказал Томас, подходя к Дику и забирая у него вещь. - Здесь был привал. И кто-то... Вайткус! Это фляга Вайткуса. Вот он обрадуется, когда мы ему ее принесем! - Это называется "фляга"? - спросила Марьяна. Томас поболтал вещью в воздухе, и все услышали, что внутри плещется вода. - Удобная вещь, - сказал Дик. - Ее специально делали плоской, - сказал Томас, осторожно отвинчивая крышку, - чтобы удобнее носить на боку. - Красивая, - сказала Марьяна. - Я буду ходить с ней на охоту, - сказал Дик. - Вайткусу она не нужна. Он все равно болеет. Томас поднес флягу к носу и понюхал. - Черт возьми! - сказал он. - С ума можно сойти! - Что случилось? - спросил Олег. Ему хотелось подержать флягу. - Ребята, да это же коньяк! Вы понимаете, это коньяк! Коза отошла в сторону и удивленно заблеяла, подзывая к себе. Олег подошел, к ней. В углублении за каменной россыпью лежали грудой металлические банки и маленькие кастрюльки - такого сокровища видеть ему не приходилось. - Томас! - позвал он. - Посмотри, что вы еще забыли! - Не забыли, - сказал Томас. - Понимаешь, мы тогда поверили, что выйдем к лесу, и в последний раз поели. Это консервные банки, понимаешь? Это ненужные консервные банки. - Ненужные? - Тогда они казались нам ненужными. - Томас снова поднес к носу флягу и принюхался. - Я сойду с ума. Это мне снится. - Значит, правда, - сказал Дик, - что вы здесь шли. Я иногда думал, что вы не шли, что поселок был всегда. - Знаешь, я сам так иногда думаю, - улыбнулся Томас. Он отпил немного из фляги, один глоток, и зажмурился. - Буду жить, - сказал он. Закашлялся, но не перестал улыбаться. Марьяна собирала консервные банки и складывала их в мешок. Коза часто вздыхала, охала, ей банки не нравились. Они были чужими. - Да не надо их тащить, - засмеялся Томас. - Не надо! Это же пустые банки. Если нужно, ты возьмешь их тысячу. Понимаешь? - Не знаю, - трезво сказала Марьяна. - А если не найдем ничего, они нам тоже пригодятся. Не с пустыми руками вернемся. Из этих банок отец много всего сделает. - Тогда заберешь на обратном пути, - сказал Олег. Ему хотелось попробовать коньяк, который так обрадовал Томаса. - А если их возьмут? - спросила Марьяна. - Кто возьмет? - спросил Томас. - За шестнадцать лет никто не взял. Козлам банки не нужны. Но Марьяна собрала все банки, даже дырявые. Дик сказал: - Дай попробовать, Томас. Из фляги. - Тебе не понравится, - сказал Томас. - Детям и дикарям коньяк противопоказан. Но он протянул флягу Дику. "Всегда надо просить, - подумал Олег. - Я всегда только думаю о чем-нибудь, а Дик уже это берет". - Только осторожно, - сказал Томас, - один маленький глоток. - Не бойся, - сказал Дик. - Если тебе можно, мне тем более. Я сильнее тебя. Томас ничего не ответил. Олегу показалось, что он улыбается. Дик запрокинул флягу и сделал большой глоток. Видно, этот коньяк был очень горьким, потому что он выронил флягу и жутко закашлялся, схватившись за горло. Томас еле успел подхватить флягу. - Я же говорил, - сказал он укоризненно, но без сочувствия. Марьяна бросилась к покрасневшему, несчастному Дику. - Все горит... - смог наконец выговорить Дик. - Вы зачем? - сердилась Марьяна на Томаса. Она стала копаться в своем мешке. Олег знал - искала снадобье от ожога. - Сейчас пройдет, - сказал Томас. - Ты же дикарь, Дик. Ты должен был незнакомую жидкость принимать, как яд, сначала языком... Дик отмахнулся. - Я поверил, - сказал он. - Понимаешь, поверил! Ты же пил! Дик был унижен. Унижений он не выносил. - Вот, - сказала Марьяна, - пожуй траву. Это помогает. - Не надо, - сказал Дик. - Все прошло, - сказал Томас. - Ему теперь уже теплее. - Нет, - сказал Дик. Но солгал. - Есть еще желание обжечься? - спросил Томас. - Как, мои смелые единоплеменники? Кстати, индейцы называли это огненной водой. - А потом спивались и отдавали за бесценок землю белым колонистам, - вспомнил Олег урок истории. - Вот именно. Только те напитки были пониже качеством. Томас повесил флягу через плечо. Дик поглядел на нее с тоской. Он бы с удовольствием вылил оттуда проклятый коньяк и налил воды. Они расселись по камням передохнуть. Марьяна раздала всем по горсти сушеных грибов и по ломтику вяленого мяса. Козе тоже дала грибов. Дик поглядел неодобрительно, но ничего не сказал. Коза деликатно хрупала грибами, поглядывала на Марьяну, дадут ли еще. Козе в этих местах было трудно добывать пищу, она была голодна. - И вся ваша еда была в этих банках? - спросил Олег. - Не только, - сказал Томас. - Еда была в ящиках, коробках, контейнерах, бутылках, тюбиках, пузырьках, мешках и много в чем еще. Еды было, скажу вам, друзья, много. И еще там были сигареты, которые мне часто снятся. И вдруг Олег понял, что находка фляги, консервных банок, следов подействовала не только на него или Дика. Больше всех изменился Томас. Словно до этого момента он и сам не очень верил в то, что когда-то был за перевалом, где едят из блестящих банок и во флягах бывает коньяк. И этот чужой, но желанный для Олега, чужой и, в общем, ненужный для Дика мир отдалил Томаса. - Пошли, - сказал Томас, поднимаясь. - Теперь я почти поверил, что мы дойдем, хоть самая трудная часть пути впереди. Они пошли дальше. Марьяна держалась ближе к Дику, она беспокоилась, не плохо ли ему. У Марьяны есть это качество - всех жалеть. Иногда Олега оно трогало, а сейчас злило. Ведь видно же, что Дик здоров, только глаза блестят и говорит громче, чем обычно. - Это дверь, - сказал Томас, который шел рядом с Олегом. - Дверь, за которой начинаются мои воспоминания. Ты понимаешь? - Понимаю, - сказал Олег. - До этого я мог только представлять, - продолжал Томас. - И я совсем забыл об этом привале. Твоя мать несла тебя на руках. Она совсем выбилась из сил, но никому тебя не отдавала. И ты молчал. Дик орал, понимаешь, как положено голодному и несчастному младенцу. А ты молчал. Эгли все крутилась возле твоей матери, они же были еще совсем девчонками, лет по двадцать пять, не больше, и раньше дружили. Эгли все хотела проверить, живой ли ты, а мать не давала. У нее ничего не оставалось в жизни, только ты. Томас вдруг закашлялся, его согнуло пополам. Он уперся ладонью о каменную стену, и Олег заметил, какие желтые и тонкие у Томаса пальцы. Дик с Марьяной ушли вперед и скрылись за поворотом. - Давайте я понесу мешок, - сказал Олег. - Нет, сейчас пройдет. Сейчас пройдет... - Томас виновато улыбнулся. - Казалось бы, я должен руководить вами, подавать пример подросткам. А тащусь еле-еле... Знаешь, мне показалось, что, если я глотну коньяку, все пройдет. Это наивно... - А вы выпейте еще, - сказал Олег. - Не надо. У меня температура. Добраться бы до перевала. Мне бы в больницу - покой и процедуры, а не восхождение и подвиги. Часа через два ущелье кончилось. Ручей маленьким водопадом слетал с невысокого, метра в два, обрыва. Но взобраться на него оказалось непростым делом. Томас так ослаб, что его пришлось втаскивать наверх. Козу поднимали на веревке, и перепуганное животное чудом никого не покалечило, отбиваясь тонкими бронированными ногами. Было странное ощущение: два дня они поднимались узким полутемным ущельем, слыша только журчание воды, и вдруг оказались во власти простора, какого Олегу не приходилось видеть. Покрытое снегом, с редкими каменными проплешинами плоскогорье простиралось на несколько километров, упираясь в стену гор. С другой стороны, скатываясь бесконечным крутым откосом, оно вливалось в широкую долину, сначала голую, каменистую, затем на ней возникали точки кустов и деревьев, а далеко-далеко к горизонту эти точки сливались, густея, в бесконечный лес. Там, в четырех днях пути, был поселок. Правда, его отсюда не разглядишь. - Вот тут, - сказал, все еще стараясь отдышаться, Томас, - тут мы поняли, что спасены. Мы шли от гор, какой там шли - ползли, волоча больных, замерзая, ни во что уже не веря, и внезапно вышли к краю этого плоскогорья. Оно, как видите, чуть поднимается к краю и потому, пока мы не добрались сюда, мы не знали, что есть надежда. Шел снег, метель... кто же был первым? Кажется, Борис. Ну да, Борис. Он ушел вперед и вдруг остановился. Я помню, как он вдруг замер, но я так устал, что не понял, почему он стоит. Когда я подошел к нему, он плакал, и лицо его обледенело. Видимость в тот день была плохая, но иногда снежная пелена рассеивалась, и мы поняли, что там, внизу, в долине, есть деревья. Значит, есть жизнь... Дул ветер, к счастью, несильный, коза начала скакать, резвиться, радуясь простору, подбрасывая мохнатый зад, оставляя глубокие треугольные следы на снежной простыне. Остановилась возле бурой проплешины, стала разрывать смерзшуюся землю роговой нашлепкой на носу, вздыхая, ахая и блея, - видно, почуяла что-то съедобное. - Здесь нет дичи, - сказал Дик с осуждением. Он обращался к Томасу, будто тот был в этом виноват. - Дня через три, если все будет нормально, дойдем, - сказал Томас. - Или через четыре. - А говорят, что вы шли две недели. - Мы шли тринадцать дней. Была зима, было много больных и раненых, а сейчас мы налегке. Удивительно, как будто вчера было - мы стоим с Борисом и смотрим вниз... До темноты удалось достичь гор. x x x Ночью похолодало, был мороз. Дик с Олегом положили Марьяну и Томаса посередине. Томас так вымотался за день, что даже не спорил. Он был горячим, но никак не мог согреться, и, когда он начинал заходиться в сухом кашле, Олег обнимал его, а Марьяна давала напиться микстуры от кашля, которую она приготовила. Марьяна не спала, и, чтобы скоротать ночь, они шептались с Олегом, а Дик, которому хотелось спать, ворочался. Потом сказал: - Завтра дневки не будет, ясно? - Ну и что? - спросил Олег. - Заставлю идти, как бы вам ни хотелось дрыхнуть. - Не бойся, - сказал Олег, - из-за нас задержки не будет. - Из-за кого бы то ни было. Олег не стал спорить. Он понимал, что Дик имеет в виду Томаса. Он думал, что Томас спит, не слышит. Но Томас услышал и сказал: - По-моему, у меня пневмония, простите, что так неудачно получилось, друзья. Они разбили палатку в большой нише, тут было теплее, чем на открытом месте, и коза топталась рядом, вздыхая, потом начала шуршать, ковырять в земле. - Чего она ищет? - прошептала Марьяна. - Улиток, - сказал Олег. - Я видел, как она нашла улитку. - Я думала, им тут холодно. - Мы же живем, значит, и другие могут. - Ничего здесь нет, - сказал Дик, - спите. Закашлялся Томас. Марьяна опять дала ему напиться. Слышно было, как его зубы стучат о край кружки. - Надо было тебе вернуться, - сказал Дик. - Поздно, - сказал Томас, - до поселка мне не дойти. - Дурак ты, Дик, - сказала Марьяна, - законы забыл. - Я ничего не забыл, - громко заговорил Дик. - Я знаю, что мы должны заботиться о больных. Я знаю, что такое долг, не хуже тебя знаю. Но мне все твердили одно и то же: если мы сейчас не дойдем до перевала, если мы не принесем железо и инструменты, поселок может погибнуть. Это не я придумал. Я не верю, что поселок погибнет. Мы отлично живем без всяких штук. Я из своего арбалета могу свалить медведя за сто шагов. - Еще бы, - сказал Олег, - у тебя же железные наконечники на стрелах. Если бы Сергеев их не ковал, как бы ты свалил медведя? - Я могу сделать наконечник из камня. Тут дело не в материале, а в умении. Теперь нас погнали сюда, в горы... - Тебя никто не гнал, ты сам пошел, - сказал Олег. - Сам. Но вы знаете - вот-вот зарядит снег. И если мы будем тянуться еле-еле, мы можем не вернуться обратно. - А что ты предлагаешь? - спросил Олег. Ни Томас, ни Марьяна в их спор не вмешивались, но внимательно слушали его. Олегу казалось, что даже коза затихла, слушая. - Я предлагаю оставить здесь Марьяну с Томасом. Дать им одеяла и пищу. А мы с тобой налегке добежим до перевала. Олег не ответил. Он понимал, что Томаса оставить нельзя. Нельзя лишать Томаса цели. Это его убьет. Но вдруг Дик подумает, что он боится идти дальше вдвоем? - Ты испугался? - спросил Дик. - Я не о себе, - сказал наконец Олег. - Если Томас будет болен, он не сможет защитить Марьяну. А Марьяна его. А если звери? Если здесь хищники? Как она справится? - Марьяшка, справишься? - Дик не спросил, а будто приказал, будто имел право приказывать. - Я дойду, - сказал Томас. - Я дойду, не бойтесь, друзья. Мне надо дойти... я иду туда уже шестнадцать лет. И голос Томаса был горяч, быстр, словно полон слез. - Тогда спи, - сказал Дик, переждав долгую паузу, в которой никто не согласился с ним, но никто и не убедил Дика. А утром спор прекратился сам собой. По очень простой причине. Когда Олег, встав первым - голова болела, ноги как деревянные, спина промерзла до печенки, - выбрался из ниши, он увидел на белой долине плоскогорья цепочку углублений, в которых даже не сразу угадал следы, будто кто-то вдавливал в снег большие бочки. Олег разбудил Дика, и вместе они осторожно прошли дальше по следам в ту сторону, куда указывали углубления когтей. Следы кончались у крутого откоса - этот зверь мог подниматься и по скалам. - Какой он? - спросил Олег шепотом. - Ляжет на дом - раздавит, - сказал Дик. - Вот бы подстрелить. - Надежды мало, - сказал Олег, - даже с твоим арбалетом. Ты ему шкуру не пробьешь. - Постараюсь, - сказал Дик. - Вы где были? - спросила Марьяна, которая разжигала костер. - У Томаса температура упала. Хорошо, правда? - Хорошо, - сказал Олег. Они рассказали про следы, потому что Марьяна их все равно бы увидела. Но она не испугалась. Мало ли какие звери водятся вокруг! Далеко не все злые и опасные. Звери заняты своими делами. - Садитесь, - сказала Марьяна, - позавтракаем. Томас вылез из-под палатки. Он был бледен и слаб. В руке держал флягу. Садясь рядом с Олегом, отвинтил и отхлебнул. - Надо согреться, - сказал он хрипло. - Когда-то врачи прописывали слабым и больным кагор. Марьяна достала свой мешок. Из него выкатился гриб. Мешок был разорван, изжеван. И пуст. - А где грибы? - спросила Марьяна у Томаса. Как будто он должен был знать, где грибы. Дик вскочил. - Где лежал мешок? - Я так устала, - сказала Марьяна. - Я думала, что положила под палатку, а он остался снаружи. - Где эта скотина? - сказал Дик тихо. - Ты с ума сошел? - закричала Марьяна. - Может, это не коза? - А кто? Ты? Томас? Я? Мы что теперь жрать будем? - У нас есть еще мясо, - сказала Марьяна. - Покажи. Может, и его нет? - Зачем коза будет есть мясо? - сказала Марьяна. Дик был прав. От мяса осталось десятка два ломтиков. - Я не шучу. - Дик подобрал со снега арбалет. Коза, будто сообразила, что ей грозит, резко отскочила за скалу. - Ты не уйдешь, - сказал Дик. - Погоди, - сказал Олег. - Погоди, если нужно, успеешь. Всегда успеешь. Ведь Марьяна хочет разводить их, понимаешь, как это важно для поселка. Значит, у нас всегда будет мясо. - Для поселка важно, чтобы мы не подохли, - сказал Дик. - Без нас коза в поселок не придет. Ей тоже жрать нечего. Она убежит. - Нет, Дик, пожалуйста, - сказала Марьяна. - Ведь у козы будут маленькие, понимаешь? - Тогда пошли назад, - сказал Дик. - Кончился наш поход. - Подожди, - сказал Томас. - Пока еще решаю я. Если ты хочешь, я разрешаю тебе вернуться назад. Ты доберешься, я не сомневаюсь. Я пойду дальше. И те, кто захочет. - Я пойду дальше, - сказал Олег. - Мы не можем ждать еще три года, до следующего лета. - Я тоже пойду дальше, - сказала Марьяна. - И Дик пойдет. Он не злой, не думайте. Он хочет, чтобы всем лучше. - Не надо объяснять, - сказал Дик. - Я все равно ее убью. - На сегодня пища есть, - сказала Марьяна. - Было бы неплохо вернуться вместе с козой. Мы можем даже ее навьючить, - сказал Томас. Томас отхлебнул еще коньяка и поболтал флягой. По звуку было ясно, что огненной воды осталось совсем мало. - Еще один день, - сказал Дик, - и возвращаться уже будет поздно. А тебя, Томас, это касается больше, чем остальных. Марьяна засуетилась возле костра, спеша вскипятить воду. У нее еще остались сладкие корешки, горсти две. Глава третья Часа через два ходьбы Олег подумал, что прав все-таки был Дик. Они шли без тропинки, по снежной целине, путь вел вверх, к тому же приходилось обходить скалы, пробираться по расщелинам, пересекать ледники, воздух был резким, острым, и дыхание сбивалось. Олег привык к тому, что никогда не наешься досыта, но все-таки голодать не приходилось - в поселке всегда были кое-какие запасы. А тут голод, бродивший по соседству, сразу обрушился на Олега, как только стало ясно, что впереди дни без еды. Олег поймал себя на том, что смотрит на козу с вожделением, надеется, что она упадет в расщелину, разобьется и тогда не надо будет отказываться от своих слов - ну, найдем другую, твердил он беззвучно, найдем другую. И, как бы подслушав его мысли, Томас сказал: - Наше счастье, что мясо идет само. Нам бы его не дотащить. - Стойте. Это был голос Дика. Дик подошел к козе, неся в руке крепкую, плетенную из водорослей веревку, накинул ее козе на шею. Коза покорно и тупо ждала, пока ее привяжут. Потом Дик протянул свободный конец веревки Марьяне и сказал: - Веди. Я не хочу рисковать. Днем они сделали привал. Долгий, потому что все выбились из сил, а Томас шел и покачивался, так что его хотелось поддержать. Лицо его побагровело, глаза были полузакрыты, но он упрямо шел и шел вперед, к своему перевалу. Часа через два после привала Томас забеспокоился. - Погодите, - сказал он. - Как бы не сбиться. Здесь должен быть лагерь. Я помню эту скалу. Томас сел на камень, развернул трясущимися руками карту и стал водить по ней пальцем. Дику это ничего не говорило, он пошел вперед, надеясь подстрелить добычу. Карта была нарисована чернилами еще в то время, когда были чернила - густая паста, которой заполнялись ручки. Ручки Олег видел. Только они не писали. - Мы здесь, - сказал Томас. - Уже больше половины дороги. Я и не рассчитывал, что можно так быстро идти. - Погода хорошая, - сказал Олег. - Судя по всему, мы здесь ночевали, - сказал Томас. - Должны быть следы, а их нету. - Сколько лет прошло, - сказал Олег. - Вот так... - бормотал Томас, - группа скал... три скалы, нет, четыре. Ах да, чуть не забыл... - Он обернулся к Олегу: - Возьми это. Без этого в корабль ни ногой. Помнишь? - Это... счетчик радиации, да? - Счетчик радиации, ты же знаешь, почему мы не могли оставаться, там была такая радиация. А мороз - это впридачу. - Может, поспите? - спросил Олег. - А потом пойдем... - Нет, оставаться нельзя. Это смерть. Я за вас отвечаю... Где же лагерь, надо глубже выкопать... Мы их похоронили, но сил не было глубоко копать, понимаешь, обязательно надо глубже... Олег подхватил Томаса, который начал валиться с камня. Вернулся Дик, глядел, как Олег кутает Томаса в одеяла, а Марьяшка хлопочет, раздувая костер, чтобы согреть микстуру. Дик молчал, но казалось, что он повторяет: "Я же предупреждал". Олег сам отвинтил крышку фляги, понюхал коньяк - запах был острым, скорее приятным, но пить не хотелось, это было не для питья. Поднес осторожно к спекшимся губам Томаса, который шептал что-то неразборчиво, тот глотнул и сказал почему-то "скооль". Дальше пойти смогли только к сумеркам. Томас пришел в себя, его мешок нес Олег, арбалет взял Дик. Из-за этой остановки шли, вернее, карабкались по откосу, усыпанному громадными неустойчивыми камнями, часа два, не больше, потом стало плохо видно, и пришлось искать ночлег. Похолодало, небо здесь было совсем другого цвета - не только серым, как в лесу, а приобрело к вечеру краски тревожные - красноватые, и это пугало, потому что в небе не было надежности. Очень хотелось есть. Олег готов был жевать камни. И еще наглая коза, как только сняли и сложили на снег мешки, подбежала к ним, попыталась разбросать их клювом, будто люди только тем и занимались, что прятали от нее еду. - Иди отсюда! - прикрикнул на нее Олег. Кинул в нее камнем. Коза отскочила с блеянием. - Не надо, - сказала Марьяшка. На ней лица не было, даже почернела за день, стала меньше, тоньше. - Она же не понимает. Она думает, что ей дадут есть. Ей больше надо, чем людям. В тот вечер Дик ударил Марьяну. Они жевали последние кусочки мяса, сухие ломтики. Запивали их кипятком, это был обман, а не еда, потому что человеку надо съесть хотя бы горсть ломтиков, чтобы почувствовать сытость. А Марьяна потихоньку отдала свои ломтик этой несчастной козе, думала, что никто не заметит, но заметили все, кроме Томаса, который был в полузабытьи. Олег промолчал, он решил потом сказать Марьяне, что это глупо - кормить козу, когда сами скоро помрут от голода. Но Дик молчать не стал. Он протянул над костром руку и коротко наотмашь ударил Марьяну по щеке. Марьяшка вскрикнула: - За что? Олег кинулся на Дика. Дик легко отшвырнул его. - Идиоты, - сказал он зло, - скопище идиотов. Вы сами себя решили голодом уморить? Вы никогда не дойдете до перевала! - Это мой кусок мяса, - сказала Марьяшка, глаза ее были сухими и злыми, - я не хочу есть. - Ты хочешь, - сказал Дик, - а мяса осталось только по два ломтика на завтра. А идти в гору. Зачем только я пошел с вами! Вдруг он схватил нож и, не оборачиваясь, сильно метнул его в козу. Вырвав клок зеленоватой шерсти, нож ударился о скалу, звякнул. Дик вскочил, коза рванулась, натянула веревку. Дик подобрал нож. Наконечник был обломан. - Идиоты! - закричал Дик. - Почему вы не понимаете, что мы уже никогда не вернемся! Он не глядел на заплакавшую Марьяшку, на Олега, который ничего лучше не придумал, как начать совать Марьяне свои последний ломтик, будто она была маленькой девочкой. Та отталкивала руку, а Дик, быстро развернув свое одеяло, во весь рост растянулся на нем и закрыл глаза. Заснул или делал вид, что спит. Томас кашлял вяло, словно у него не осталось сил кашлять. Олег поднялся и закутал его в палатку. Потом они с Марьяшкой легли с двух сторон Томаса, чтобы согреть его. Пошел снег. Снег был не холодный, он покрыл их толстым слоем. Коза пришла уже в темноте и тоже легла рядом с ними: понимала, что всем вместо теплее. Олег и эту ночь почти не спал, или ему казалось, что но спит. Кто-то громадный прошел неподалеку, застилая голубой свет утра. Потом сразу стало холоднее - поднялась коза и пошла искать себе пропитание. А потом Олега укусила блоха. Откуда она взялась, непонятно. Может, пряталась в одежде или в козлиной шерсти. У снежной блохи особенный укус - ни с чем не спутаешь. Этот укус безнадежен, как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, и никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус - укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и это ледяное жжение, острое, такое, что человек сразу просыпается и замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего - целый час ничего. И вдруг человек теряет разум - это происходит одинаково со всеми: с умным, глупым, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью расправился - понял бы, как возбудитель действует па нервную систему... Человек начинает буйствовать, он становится диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом ничего не будет помнить. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой не надо бороться - надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство пройдет и он вернется в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один... И если в поселке случается, что кого-то укусит снежная блоха, он сам спешит к людям и просит - свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут и он исчезнет, а вместо него возникнет злое, бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. Потому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся и сразу поднял остальных. - Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко? - Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только начинался. Томас прохрипел во сне, но но проснулся. - Ой, горе какое! - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила? - Только что. Дик зевнул. - Мог бы не спешить. У тебя час времени, как минимум час. - Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось. - Да, еще этого не хватало, - согласился Дик. - Я тебя накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу рядом. - Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку, - опять вовремя не выйдем. - Ну это же пройдет, - сказал Олег. - После припадка часа два лежать, но меньше, по себе знаю, - сказал Дик. Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода. Ощущение холода в бедре, куда укусила эта блоха, не пропадало, Олег все время ощущал укус и представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума. Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер. Рассвет был синим, другим, чем в долине, где день всегда сер. - Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся. - Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала Марьяна. - Бедный Олежка! - Не в первый раз мотаю, - сказал Дик. - Жуткое дело эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом. Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке человек становится сильным как медведь. Если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже. Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки, он жмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза Томаса налились кровью, лицо было красным, распаренным. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался - неприятно доставлять людям такие беспокойства. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах. - Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи... всюду твари... - Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я не скоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте! - Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, опять барахлит компьютер, в него залезла блоха. - И зачем только мы пошли, - сказал Дик. - Нельзя было такую компанию в горы пускать. - Больше некому идти, - сказала Марьяна. - Ты же понимаешь. Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах... Голова Томаса начала увеличиваться... - Ну вот, - сказал Дик, - вроде замотал я тебя сносно. - Не тянет? - Тянет. - Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой. - Слушай... - Дик обернулся, - а где коза? - Коза? Ночью я ее слышала. - Где коза, я спрашиваю? - Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. - Ты ее привязала? - Я ее привязывала, - сказала Марьяна, - но она, наверное, развязалась. - Где коза, я спрашиваю? Видно, раздражение, копившееся в Дико, должно было найти выход - коза стала символом всех неудач. - Но сердись, Дикушка, - сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. - Коза, наверное, ищет, чего поесть. - Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала? Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож. - Ты куда? - спросила Марьяна, хотя отлично знала куда. Дик внимательно осматривал снег вокруг, ища следы. - Она вернется, - сказала Марьяна. - Она вернется, - повторил Дик, - только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоих глупостей. Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые... Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяло и раскачивался, словно беззвучно пел. - Марьяшка, согрей кипятку... - Олегу показалось, что голос его звучит твердо и громко, на самом деле он шептал почти беззвучно. - Для Томаса. Ему плохо. Марьяна поняла. - Сейчас, Олежка, конечно. Но она но отрывала глаз от Дика. - Я так и думал, - сказал Дик. - Она пошла обратно. Вниз. За ночь она могла пройти километров двадцать. - Дик, останься здесь, - сказал вдруг Томас внятно и громко. - Марьяшка сама найдет козу. Ты же ее убьешь. - Можешь не сомневаться, - сказал Дик. - Хватит глупостей. - Я найду ее. - Марьяна забыла о кипятке. - Тебе, Дик, нельзя сейчас уходить. Томас болен, а за Олегом надо следить. - Ничего с ними не случится. Дик запустил пальцы в густую темную гриву волос, рванул их, мотнул головой и, не оборачиваясь, быстро и легко пошел по следам козы вниз, откуда они пришли вчера. - Я хотел, чтобы ты пошла, - сказал Томас, - ты бы привела ее. А он ее убьет. Олег, хоть мир вокруг него все время менял форму и пропорции, становился все более зыбким и ненадежным, все еще сохранял способность думать. Он сказал: - Дика можно понять... нам в самом деле не везет. - Осталось идти совсем немного, - сказал Томас. - Я знаю. Мы идем быстро. Мы будем там послезавтра. Мы дотянем и без мяса. Ведь дотянем? А за перевалом пища. Дик, я обещаю! Дик поднял руку, чтобы показать, что слышит, - звуки далеко разносились над снежным склоном, но шага не замедлил. - Козу поймать нужно, - обернулся Томас к Марьяне. - Она нам нужна. Но но надо убивать. В этом нет смысла... Что-то меня жжет. Как жарко... Почему так болит печень? Это нечестно. Мы уже рядом. - Он убьет ее... - сказала Марьяна. - Он ее обязательно убьет... Ди-и-ик! - Марьяна обернулась к Олегу и Томасу: - Ну что делать, ну скажите, вы же умные, вы же все знаете! Ну как его остановить? - Мне его не догнать, - сказал Томас. - К сожалению, я для него уже не авторитет. - Сейчас... - сказал Олег. - Ты только распутай меня. Может, я успею до припадка, может, я успею? Марьяна только отмахнулась. Она сделала два шага за Диком, вернулась, посмотрела на Томаса, на Олега: - И вас нельзя оставить. - Да беги тогда! - вдруг закричал Томас. - Беги скорей! - Но как же я вас оставлю? А вдруг какой-нибудь зверь. - Беги же! - повторил Олег. - И возвращайся. И Марьяна легко, словно не касалась снега, понеслась вниз по склону, туда, где уже исчез Дик. - Жалко девчонку, - сказал Томас, - она привязалась к козе. - Жалко, - сказал Олег. - Как странно, что у вас нет формы. Вы бываете толстый и потом совсем тонкий, как спичка. - Да, - согласился Томас. - Ты лежи удобнее, почему-то сначала этот яд действует на зрение. Я помню, меня раза три она кусала. Но не бойся, побочных эффектов практически не бывает. Не бойся. - Я понимаю, но все равно страшно потерять себя, понимаете? Вот сейчас это я, а скоро меня не будет. Олега тянуло вниз, в синюю воду, и очень трудно было удержаться на поверхности воды, потому что ноги были спутаны водорослями и надо их освободить, надо вырвать их, а то утонешь. x x x Одеяло, которым Марьяшка накрыла Олега, слетело. Олег не удержался у стены и упал на снег. Глаза его были закрыты, губы шевелились, лицо потемнело от напряжения, от желания разорвать путы. Томас хотел помочь Олегу, накрыть его или хотя бы положить голову себе на колени. Это полезно делать в таких случаях - держать голову. Томас постарался подняться, но ноги отказывались его держать. Олег выгнул спину и буквально взлетел в воздух, оттолкнулся кулаками от земли и покатился вниз по откосу. Он перевернулся несколько раз, ударился о торчащую из снега глыбу и замер. Его куртка разорвалась, снег не таял на голой груди. Так нельзя, думал Томас. Надо обязательно до него добраться. Чертова коза, чертов Дик с его комплексом сильной личности. А ведь Дик уверен, что прав, и уверен, что им владеет лишь забота обо всех. И с его дикарской точки зрения, он прав, с его дикарским неумением посмотреть в будущее... Не слишком ли скоро человек коллективный, гомо цивилизованный, становится дикарем? Может, мы ошиблись, позволяя детям вырасти в волчат, чтобы им легче было выжить в лесу? Но у нас не было выбора. За шестнадцать