лотого острого шпиля, отчего нарушился весь силуэт города. Потом они перешли через мост к Пушкинскому дому и повернули налево, к ростральным колоннам. На ступенях Биржи их глазам предстало страшное зрелище. Они знали о бандитах и убийцах, но сцена на ступенях Биржи превышала возможности воображения. Там лежало четыре трупа, два из них - обезглавленные. Видимо, убийца боялся, что его жертвы могут ожить, так бывало с убитыми. Они не стали подниматься к трупам. Конечно, можно было поглядеть в их карманах - станет ясно, кто убит. Но, в сущности, в Чистилище не играло роли, кто погиб. Вид убитых лишь напоминал о бренности существования. - Я хочу уйти отсюда, - сказала Люся. - Как уйти? Этот разговор Люся затевала не впервые. Егор знал, что она скажет дальше. Люся была куда серьезнее Егора, она не умела отшучиваться и выбрасывать заботы - будет другой новый день, и все образуется. У нее в жизни никогда ничего не образовывалось. - Можно утопиться, - сказала она. - Только надо бетонные глыбы к ногам как следует привязать. Так привязать, чтобы не отвязаться. - Глупо, - сказал Егор. - Куда мне без тебя? Так он, не говоря прямо, напоминал Люсе, что остался здесь из-за нее и ради нее. - Я говорю - только вместе. Может быть, следующий мир будет для нас лучше? - Ты веришь в еще один мир? - А кто бы мог поверить, что мы попадем сюда? - А я думаю, - сказал Егор, - что наши там, наверху, что-нибудь придумают. Обязательно придумают. - Сначала пускай они придумают лекарство от СПИДа, потом средство от рака, а потом заглянут к нам. Ну как можно придумать, если мы с тобой и все вокруг - как бы и не существуем! Те, кто знает, боятся сказать вслух, чтобы это не перекинулось на Землю. Или планируют спрятать здесь какие-нибудь военные базы или склады. - И победить Америку, - улыбнулся Егор. Они шли по мосту, слева поднимался Зимний дворец, внешне почти целый, справа - адмиралтейские здания. - Интересно, а наш мир - под всей Землей? - спросила Люся. Она остановилась и стала глядеть на воду. Они уже забыли о телах на лестнице Биржи - в однообразной действительности, где потеряны связи между событиями, легче забывается. - А Нева все-таки течет, - сказала Люся, как будто не говорила этого уже несколько раз, - как-то медленно течет. И вода совсем черная. - Ей нечего отражать, - сказал Егор. На площади перед Зимним дворцом они встретили пару странников. Старик был в военном мундире времен последней войны, а платье старухи было длинным, до земли. Они принадлежали к разным эпохам. - А встретились здесь, - сказала Люся. Старики вежливо раскланялись с ними. Направо, в бывшем сквере у Адмиралтейства, они сели на лавочку возле памятника дедушке Крылову. - По улице слона водили, - сказал Егор. - Почему этой Крошке не полюбить басни? Писала бы их. - Она тебе не нравится? - Она лживая. Берия приказал дежурному по Смольному сразу же, как явится, вести Крошку к нему. Где бы он ни был. Сразу вести. Он надеялся на ее доклад. Не первый раз Крошка добывала ему сведения, которые не раскопали бы и десять сотрудников. Лучший агент. И бескорыстный. Ее не перекупить. Она получает наслаждение от работы, от риска и пробежек по краю пропасти. Сам Лаврентий Павлович спустился в подвалы, где когда-то была кухня института. Там располагалась лаборатория Леонида Моисеевича. За время, которое он трудился под крылом Берии, лаборатория обогатилась вполне приличным оборудованием, которое искали по бывшим почтовым ящикам, ни в чем не отказывая доктору. Берия не был столь наивен, чтобы полагать, что доктор по прозвищу Фрейд, бывший лейб-медик императора Киевского вокзала в Москве, сможет создать чудо-вакцину. Хотелось бы, но ясно: открытия делают большие коллективы. Недаром атомную бомбу разрабатывали несколько институтов, десятки шарашек и официальных групп в Академии наук. Подпольные гении водятся только в романах Жюля Верна. Но законы в Чистилище другие. Здесь нет больших коллективов. Здесь вообще непонятно, где искать докторов. Оказывается, как правило, ученые не кончают с собой таким образом. Здесь нужны доктора. Сильные мира сего нуждаются в медицине. Если кто-то сломал ногу, то вернее всего он так и останется доживать - нога не залечится. Если глубоко порезался, то рана вряд ли скоро заживет. Несчастья случаются не только с простыми грешниками, но и с властителями Чистилища. Леонид Моисеевич смирился с тем, что в его услугах всегда все нуждаются. Всю жизнь он мечтал заняться наукой Но то жена, то дети, то безденежье, то иные заботы и беды. Настолько серьезные, что решил покончить с этой суматохой и с собой в том числе. А в результате оказался здесь. Леонид Моисеевич был историческим оптимистом. Он убедил себя, что все складывается как нельзя лучше. Заботиться о семье не следует. Деньги не нужны, время не считано. Значит, судьба хочет, чтобы он углубился в науку. Ни один человек в Чистилище не знал, что же происходит в организме человека, переместившегося вглубь. А Леонид Моисеевич знал. Для этого не нужен институт. Нужно упорство, определенный талант, хорошая школа 1-го Меда и, главное - время, в котором нет сна и обедов. Идеальная жизнь. Леонид Моисеевич пережил гибель империи Киевского вокзала и после ряда приключений оказался в Ленинграде. Доктора нужны даже бандитам. В Ленинграде он попался на глаза Грацкому, стал его врачом, потом об опытах доктора узнал Берия. Ему не стоило труда украсть доктора Фрейда и устроить ему лабораторию. И передать ему сначала двух сотрудников со званием санитаров (они же должны были обеспечить доктора, если нужно, трупами или отдельными органами), а потом и двух ассистентов. Раньше, пока еще не родилась идея уничтожить Верхний мир, Берия хотел было объединить Фрейда и Лядова, настоящего биолога. Но они не спелись с Леонидом Моисеевичем, Лядов ушел в Шахматный клуб, а доктор вздохнул с облегчением. Он не выносил, когда кто-то стоял над его плечом. Берия сказал доктору, что надеется на его вакцину. Ну, не вакцину еще, а средство, не испытанное на собаках и мышах - откуда их тут возьмешь? Средство, которое позволит прожить там, в настоящем мире, дня три, четыре. Может, два. При условии, что будешь соблюдать правила. Строгие правила. Иначе сгоришь. Мучительно. - Все они сделают. Они добровольцы, - сказал Берия, - но одно условие обязательно. И поймите меня правильно, Леонид Моисеевич. Эти люди не должны знать лишнего. Они могут испугаться. Они погибнут от страха. Леонид Моисеевич кивал кудлатой пегой головой, он знал, как можно погибнуть от страха. - Это укол? - спросил Берия. - Это курс подготовки. - Прошу сделать пилюлю, - приказал Берия. - Самое простое. Пилюлю. - Это я сделать смогу. Это просто. - И постарайся сделать эту пилюлю быстро, через час, через два, вечером, понимаешь? Я всегда могу найти другого доктора. Берия ушел, уверенный, что доктор его боится и что доктор сделает все возможное. И что доктор не может догадаться, правду ли говорит Берия, или просто пугает. А почему бы у Берии не быть другому доктору, другой лаборатории? Это в пределах теории вероятности. Хотя доктор понимал, что пилюля не поможет. А Берия понимал, что ничего плохого он доктору не сделает и будет беречь его больше, чем себя самого. Доктор - его надежда. А раз надежда, пускай думает, что его цена ничтожна. Поэтому Берия, спустившись к доктору после смерти Чаянова и неприятного разговора с Клюкиным, который носится по городу и разыскивает свою Ларису, постарался придать лицу выражение замкнутое и злобное. Впрочем, это ему всегда удавалось. Доктор жаловался на темноту и хотел перенести лабораторию на крышу Смольного, но Лаврентий Павлович не разрешал, опасаясь диверсантов. В лаборатории и в самом деле было полутемно. Один охранник сидел на корточках перед дверью. Не спал, не баловался. Вскочил при приближении Берии. - Вольно, - сказал Берия. - Никаких событий не было? - Никак нет! - ответил охранник. - Все там, не выходили. Помещение было широким, мраморные столы сохранились с дореволюционной кухни. На них стояли приборы. Немало приборов. Берия порадовался тому, как ему удалось славно организовать работу лаборатории. Ему не было дела - да он и не узнает никогда - что девять десятых приборов, которые приволокли сюда по его приказу, пользы не приносили. А с половиной остальных доктор и его помощники не знали, как обращаться. Но зрелище было внушительным, Берии казалось, что у него в подвале работает целый институт. Поэтому он приказал, чтобы сотрудники - Фрейд, санитары и ассистенты - всегда были в белых халатах. Так они и ходили в белых халатах. Правда, новых не давали, а старые уже испачкались. Фрейд сразу пошел к Берии. Он почти бежал. Берия протянул ему вялые негнущиеся пальцы. - Какие успехи, Леонид Моисеевич? - спросил он. - Скоро вы нас порадуете? В лаборатории он снова почувствовал себя советским министром и потому пользовался словами и интонациями прошлых лет. - Мы трудимся, - в тон ответил доктор. - Принимаем меры. Остальные сотрудники лаборатории замерли на местах, где их застал приход Берии. Это ему понравилось. - Я намерен привести сюда наших товарищей, - сказал он, - которые отправляются туда. Он показал пальцем в потолок. - Я польщен, - сказал доктор. - И чтобы это была пилюля. Я ее выдам, они проглотят - и пошли! - Я должен сделать им анализы, - сказал доктор, стараясь не бояться Берии. - Затем мы изготовим вакцину, именно из конкретной крови каждого пациента. - Этого еще не хватало! Берия знал, что процедура должна быть именно такой - доктор не раз ему о ней рассказывал. Но делал вид, что впервые слышит о вакцине. - Иначе я не смогу ничего сделать! - Доктор готов был заплакать. - Мы же хотим, чтобы товарищи вернулись живыми и здоровыми. - Вот именно, - ответил Берия. - Живыми и здоровыми. И открывшими нам широкие пути к сотрудничеству с товарищами там. Берия снова указал пальцем в потолок. Доктор сокрушенно кивнул. - Какой срок гарантируете? - спросил Берия. - Я не могу, к сожалению, гарантировать, - ответил доктор. - Ведь мы же не испытывали. - Значит, может вообще не подействовать? - Вообще подействует. Мы же проводили некоторые испытания на вас... кровь изменяет параметры. Это факт. - Тогда постарайся сделать пилюлю, - сказал Берия и рассмеялся. Сегодня день складывался славно. Чаянов с Ларисой сами подставились ему. И не было свидетелей. Редкое везение! Дверь в лабораторию осталась открытой. Поэтому Крошка вошла незамеченной, она остановилась недалеко от двери и сказала глубоким, так не соответствующим ее нежным размерам голосом: - Лаврентий Павлович, можно с вами поговорить? - Ну вот! - Берия обернулся к агентше. - Я же просил меня не беспокоить. - Напротив, - сказала Крошка, которая боялась его куда меньше, чем другие обитатели Чистилища. Не только потому что была ценным агентом, но и потому, что считала себя любовницей Лаврентия Павловича. Разумеется, это была не та, настоящая любовь, но Берия старательно ласкал ее, гладил, мял, щипал, а она стонала и причитала: - Ты мой викинг! Ты мой богатырь! О, сделай мне больно! Оба они знали, что это подделка, но оба делали вид даже друг перед другом, что это и есть любовь - единственная в мире. - Напротив, - сказала Крошка, - вы мне велели идти к вам сразу, где бы вы ни находились. - Тогда подожди в кабинете, - велел Берия. - У меня мало времени, - сказала Крошка. - Я обманула генерала, сказала, что пошла в Салтыковку искать поэтические книги, но он может меня спохватиться в любой момент. Он меня полюбил. - Еще чего не хватало! - рассердился Берия. - Я тебя не за развратом посылал! Тогда говори, но коротко. - Я нашла людей, которых вы искали, Лаврентий Павлович. - Не может быть! - Берия забыл, что он стоит в лаборатории и несколько человек слушают его. - Не может быть! Кто они? Как тебе удалось? - Мне удается то, что недоступно другим, - сказала Крошка. - Я же маленькая, беззащитная и добрая. - Говори, кто ее мужик! Кому они служат? - Последнее я еще не успела узнать. Но узнаю скоро. Вам нужна Людмила Тихонова? Это она от вас сбежала? - А он? Кто он? - Его зовут Егор Чехонин. Они живут вместе. - Где? Адрес? - Я была одна. Я не могла побежать за ними. Они пошли пешком. Вернее всего, они живут в районе канала Грибоедова. На Подъяческой. - Я посылаю людей. - И не думайте. Как вы будете обыскивать Подъяческие улицы? - Мне хватит исполнителей, чтобы снести весь район! - Лаврентий Павлович, - укорила его Крошка. - Время - это то, что у нас есть. - Времени у нас нет. - Что-нибудь случилось? Берия не слушал ее. - Мне нужно срочно, архисрочно узнать, кто стоит за твоими мерзавцами. Они подчиняются генералу, или у них есть хозяин? Что им нужно, зачем они следили за мной? - Я все это узнаю, мой викинг, - сказала Крошка. - Я тебе обещаю. - Хорошо, - сказал Берия. - Иди. Чего стоишь? Иди. - Как в цирке, - сказала Крошка. - Морской лев открывает пасть, и дрессировщик кидает ему рыбешку. - Я помню, - сказал Лаврентий. - Вы всегда забываете. Ведь время стоит? - Хорошо, пошли ко мне. Он вышел первым, так и не отдав никаких больше приказаний доктору. Леонид Моисеевич присел за свой стол. Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, и это было так непохоже на доктора, что его ассистент, бывший зубной техник, бездельник и бывший двоечник Коля Гоглидзе подошел и спросил: - Эта сволочь произнесла что-то оскорбительное? - Кто? - Леонид Моисеевич с трудом вернулся из плена своих мыслей. - Этот мингрел паршивый. - Гоглидзе сбавил голос до шепота. - Ах, нет, - сказал доктор. - Я просто задумался о том, как мал наш мир. - Еще бы - от двери до двери. Под колпаком живем. Доктор знал Егора и Люсю. Давным-давно, хотя нельзя сказать, насколько давно это было. Но в другой жизни, в Москве, когда Люську приволокли туда как невесту императора. Господи, какая глупость! Но потом Егор с Люськой убежали? Все погибли, а они убежали. Значит, они живы, и они здесь? Но никакой радости от этого доктор не испытывал. За ними охотится его шеф, Лаврентий Павлович, самая ядовитая змея из рожденных природой. Он послал выслеживать их свою лучшую агентшу - Крошку Миранду. Он так говорит о Люсе, словно она личный враг, словно он ее боится. Он хочет что-то выследить и, конечно же, постарается убить Люсю. Не важно за что. Главное - не допустить этого. Следовательно, надо самому успеть к ним, найти их раньше, чем это сделает Крошка. Подъяческая? Кто там живет из его знакомых? Была у него приятельница, некая Чумазилла, даже приглашала доктора на концерт. Почему-то тогда они не сдружились - доктор как раз начинал свои исследования и не хотел новых связей, людей, разговоров, а уж тем более концертов - неестественных здесь, на кладбище. Они как-то раз гуляли с этой странной женщиной, он ее провожал на канал Грибоедова, и она рассуждала о мертвых и живых домах. И даже уговорила его сменить жилье - переселиться в живой лом. А он как раз перебрался в подвал Смольного, о чем не стал рассказывать Чумазилле. Стыдно было признаться, что он работает на Лаврентия Павловича. - Гоглидзе, - сказал доктор, - я хочу пройтись немного. - Ты? - удивился ассистент. - Мне надоело дышать нашей химией. - Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа, - сказал Гоглидзе, - и дядя Лаврентий не должен ничего знать? - Я не намерен делать ничего тайного... - Я тоже думаю, что в ближайший час-два он сюда не зайдет. - Странное чувство, - сказал доктор, - будто на старости лет я убегаю на тайное свидание. Доктор не спеша поднялся на первый этаж, вышел на прямую дорожку, что вела от здания к воротам. Дорога была пустой, если не считать медленно идущего навстречу велосипедиста и охранника у ворот. Доктор обернулся. Ему показалась, что кто-то наблюдает за ним из окна Смольного. Но он ошибся. В серых, чуть отсвечивающих жемчужной серостью облаков окнах никого не было. Однако на всякий случай доктор пошел медленно, изображая пожилого джентльмена, которому прописан ежедневный моцион. 8. ДОКТОР ФРЕЙД Туфли шлепали, даже чмокали по влажной после недавнего дождика мостовой. Это были домашние туфли, без задника, растоптанные, удобные, но совершенно неприспособленные, чтобы ходить в них по мостовой. Идти долго, жаль, что трамваев нет. Надо дойти до Московского вокзала, оттуда по Невскому, до Гостиного двора. Удивительно, но Гостиный двор пропал - будто его и не было. На его месте большой пустырь, бывшая помойка. Доктору повезло. Он шел в отчаянии, думая, что Берия наверняка заметит его отлучку в такой ответственный момент, когда надо гнать работу над вакциной. И тут он увидел рикшу. Это был легендарный человек, единственный чудак в столице. Он сделал тележку из велосипеда и инвалидной коляски. Кресло спереди, а сзади руль, и педали, и сиденье. Видно, он был чудаком и до того, как попал сюда. У него была длинная седая борода и длинные волосы. Говорили, что он - бывший чемпион по шоссейным гонкам и ему так скучно без велосипеда. Но идти в полицейские ему не хотелось. Он придумал извоз. Платы за проезд он не брал. Говорил, что закаляется. Может быть, и закалялся. Доктор раньше не видел его, но слышал о нем от других. - Эй, прокачу! - крикнул рикша. Доктор не сразу сообразил, что это относится к нему. Потом обрадовался. Рикша ждал его на маленькой прибережной площади перед Александровской лаврой. Как-то доктор заходил туда и удивился тому, что исчезли некоторые надгробия, может быть, их и не было. У рикши был куда более живой цвет лица, доктор подумал, что надо будет уговорить его, чтобы согласился пройти исследование в Смольном. Кровь каждого из пациентов таила в себе загадки, нелогичность и удивительные остатки жизни. У каждого - свои. Рикша был в накидке, в пелерине, что носили до революции студенты и гимназистки - когда-то доктор видел такие в кино. Седые в желтизну космы падали на плечи и на спину, борода была кривая, хотелось сказать: ну подровняй ты ее, в конце концов! - Садись, устраивайся, - сказал рикша. - Отвезу. Таксу знаешь? - Нет, не знаю, - сказал Леонид Моисеевич, хлопая себя по бокам, словно под халатом и брюками был кошелек с деньгами. - Правдивая история из жизни, - сказал рикша. - Пока едем, рассказывай. Согласен? - Разумеется, конечно... вы не представились, и я не знаю вашего имени-отчества. - Рикша. У меня нет имени, и я его не желаю. А ты - доктор. А может, парикмахер? - Доктор. - Где же твоя больница? - В Смольном, - сказал Леонид Моисеевич. - Ты хочешь сказать, что служишь тому пауку в шляпе? - Ничего подобного! - Леонид Моисеевич, всегда ожидавший такого вопроса и заранее оскорбленный, поднял острый подбородок. - Я работаю для людей и ради людей. - А я не спорю с тобой, - сказал рикша. - Садись, в ногах правды нет. Куда поедем? - На канал Грибоедова, - ответил Леонид Моисеевич. - Вы знаете, где он находится? - А точнее? - Точнее мне надо на Подъяческую. На угол Большой Подъяческой и канала. - Все ясно, - сказал рикша. Он нажал на педали, и тележка поехала довольно быстро - только бегом можно угнаться. Ветер бил доктору в лицо - он давно не испытывал такого ощущения. - Был дождь, - сказал доктор. - Еще какой по нашим меркам! - откликнулся рикша. - Я такого не припомню, хоть живу здесь лет сорок, а может, пятьдесят. - А я раньше жил в Москве. Там тоже дождей не бывает. - А я бы сказал, что это тревожный знак, - сказал рикша. - Это значит, что дождь, который не мог зародиться здесь, где нет циркуляции воздуха, пришел оттуда, сверху, прорвался. Представьте, какой должна быть отдушина? Но до этого были ветры. Вы чувствовали? - Чувствовал, - сказал доктор. И вдруг засмеялся. - Вы чего? - Представьте себе, - сказал доктор, улыбаясь, - мы с вами разговариваем о погоде. А это значит, что есть погода. - Точно! - согласился рикша. - А мне и в голову не приходило. - И это меня тревожит, - сказал доктор. Ему трудно было беседовать с рикшей, потому что он сидел в кресле и смотрел перед собой, а голова рикши находилась сзади над его затылком. Голос рикши бил в затылок и был бестелесным. - На наш век хватит, - сказал рикша. - Хотя умные люди говорили, что это от тех, кто к нам идет. Слишком их много стало за последнее время. Раньше, бывало, едешь-едешь по Невскому, от Московского вокзала до Зимнего, и ни одного человека не встретишь. А теперь - смотрите! Вы уже привыкли? А я еще не привык. Не сегодня-завтра новые рикши потребуются. Ведь люди стали переезжать с места на место, транспорт нужен. Потом мы трамвай пустим. - На какой энергии? - Без энергии, будут велосипедисты трамвай возить, до революции это называлось конкой. Навстречу проехали два самокатчика. Они ехали на больших самодельных самокатах. Отталкиваясь ногой. Ехали и разговаривали. Оба нестарые. С рикшей они раскланялись. - Вот видите, - сказал рикша. - А я что говорил? - Кто они такие? - спросил Леонид Моисеевич. - Служба внешнего наблюдения, - ответил рикша. - Я их знаю. Сам помогал им машины делать, но в штат, как они звали, не пошел. Зачем мне в штат идти? Я - птица вольная. За Московским вокзалом, уже у Литейного, они встретили цыганку. Та стояла посреди мостовой и кричала: - Кому судьбу? Гарантирую точность и долговременность. А ну, соколики, стройтесь в очередь за судьбой! - Это тоже внешнее наблюдение? - спросил доктор. - Не думаю, - серьезно отозвался рикша. - На что ему крикливая цыганка? Цыганка некоторое время бежала вприпрыжку за коляской рикши. Они выехали на канал Грибоедова у Сенной площади. Набережная была узкой, неровной, асфальт в выбоинах, кое-где проходила полоса булыжника. - Вылезай, - сказал рикша, он уже познакомился с доктором, даже расспросил, кого ищет, хотя доктор не стал говорить, зачем ему нужна Чумазилла, которую рикша, оказывается, знал. - Вылезай и пойдем дальше пешком, а то я по этим колдобинам свою телегу сломаю. А она мне дороже твоих удобств, сам понимаешь, источник существования. Не будет кобылы, сам сдохну от голода. Это была шутка, наверное, отработанная, привычная. Леонид Моисеевич пошел вперед. Сначала он хотел было распрощаться с рикшей, но рикша обещал отвезти его обратно в Смольный, как только доктору удастся отыскать своих знакомых, но ждать не хотел - предпочел погулять в хорошей компании. Они пошли дальше. Рикша не задавал лишних вопросов. Он даже объяснил: - А меня улица научила, дикая жизнь на свежем воздухе. Если ты очень настойчив в вопросах, люди думают, что ты - враг. Потому что рассказывать о себе и своих занятиях опасно. Тот, кто узнал, где спрятана куча золота, и никому не сказал, - останется жив и богат. Ты меня понял? Рикша оставил коляску - надоело ее толкать по буграм набережной. - Ничего, - сказал он, - никто не возьмет. Здесь людей и не бывает. Ты кем раньше был? - Врачом. Леонид Моисеевич предпочел бы, чтобы рикша оставил его в покое, но, с другой стороны, вдвоем спокойнее. Леонид Моисеевич давно не уходил так далеко от родной лаборатории, и ему казалось, что в темных провалах между домами таятся разбойники, намеренные перегрызть ему глотку. - А я руководил учреждением. Честное слово. Приходил каждый день в свой кабинет - дубовые панели по стенам, стол с тремя телефонами - и думал: ну почему я не стал велосипедистом-гонщиком? Вдали показался мостик - он угадывался во мгле. Доктор заглянул в канал. Вода в нем была черной, бездонной, но в ней замерли клочки человеческой жизни - старый башмак, консервная банка, бутылка... - А у тебя здесь баба живет? - спросил рикша. Леонид Моисеевич взглянул на него. Пригляделся. Волосы белыми космами по плечам. А глаза такие прозрачные и светлые, словно летнее небо над Северным полюсом. Страшные глаза. Доктор не смог ответить на глупый вопрос рикши. - Познакомишь? - спросил рикша. - А то у меня так давно бабы не было - страшно подумать. - Вы ничего не сможете, - сказал доктор. - А вот грязных шуток я не потерплю! - взревел рикша. - Ты можешь поплатиться, понял? Меня в Москве в цирке хотели показывать с научными целями за неутомимость, не веришь? И тут же рикша улыбнулся и продолжал совсем другим тоном: - Испугался, доктор? Я люблю людей пугать. Если людей не пугаешь, они тебя уважать не будут. А в сущности, люди должны быть братьями. И мои шутки могут показаться шутками дурного тона. Прости, доктор. Вот и Подъяческая. Тебе какую из них нужно? - Вроде бы Большая, - сказал доктор. - В угловом доме должна жить моя знакомая. Навес над подъездом. - В этом? - Кажется, в этом. Вы подождете здесь? - Не хочется мне тебя отпускать, - сказал рикша. - Могут и убить. Я лучше на лестничной площадке подежурю. Вы разговаривайте, мне ваши дела не интересны. Но охрана необходима. И ты не думай, что я слишком бдительный. - Хорошо, - сдался доктор. - Подождите здесь, в подъезде. Но заходить в подъезд не пришлось. Чумазилла как раз спешила им навстречу через мостик от Телеграфа. Где-то она добыла синий плащ, широкий, но короткий. Ее туалет дополнял желтый берет и большие мужские ботинки. - Здравствуйте! - закричал Леонид Моисеевич. - Вы меня помните? - Как же не помнить, Леонид Моисеевич. - А меня вы точно знаете, - сказал рикша. - По-моему, вы рикша, - сказала Чумазилла, - наша городская достопримечательность. Не имела чести на вас ездить, не по карману. - А я бы на тебе съездил, - ответил рикша. - Я еще этого удовольствия не забыл. - Оставим это, - строго сказала Чумазилла. - Я не выношу сексуальных домогательств даже в скрытой форме. Непонятно, за что ее назвали Чумазиллой. Может, потому, что у нее пышные густые черные брови и усики над полной верхней губой. Но она не кажется грязной. - Роман откладываем, - вздохнул рикша. - Что вас привело, Леонид Моисеевич? - спросила Чумазилла, будто не видя его спутника. - Мне надо поговорить с вами конфиденциально, - сказал доктор. - Мы можем отойти? Чумазилла удивилась. - Вы не хотите при рикше разговаривать? Так чего же вы его сюда притащили? - Вот именно, - подтвердил рикша. - А то получается, что притащил, защити, говорит, спаси, говорит, от разбойников, а теперь отказывается от признания. - Так случилось, - сказал доктор. - Этот товарищ и в самом деле мне помог, а мне еще надо вернуться в Смольный. - Тогда зайдем ко мне. Доктор пошел к дому Чумазиллы, открыл дверь в подъезд и чуть склонился, приглашая Чумазиллу войти. - А я как же? - крикнул вслед рикша. Дверь в подъезд захлопнулась. Чумазилла остановилась. - Теперь вы можете рассказать? - Мне нужен адрес Людмилы Тихоновой, - сказал Леонид Моисеевич. - Зачем? Чумазилла поджала губы и сощурила большие глаза. Видно, полагала, что так она выглядит страшнее. - Можете ее не защищать, - сказал доктор. - Но я боюсь, что им с Егором может угрожать опасность. Клянусь вам. - Постараюсь поверить, - сказала Чумазилла. - Давайте я вас провожу. - Далеко отсюда? - Не очень. - Как бы мне отвязаться от рикши? - Прикажите ему ждать здесь. Когда они вышли снова на набережную, рикша стоял возле двери в подъезд. - Значит, так, - обратился к нему Леонид Моисеевич. - Вы ждете меня здесь. Отсюда ни шагу. - Это приказ? - спросил рикша. - Считайте, что приказ, - сказал доктор. - Слушаюсь! - Рикша усмехнулся и уселся на край тротуара. Чумазилла повела доктора по Большой Подъяческой. До дома с надписью "Salve" было шагов сто от угла. Рикше было несложно за ними наблюдать. Но его не было видно. Они вошли в подъезд. - Я не могу гарантировать, - сказала Чумазилла, - что ваши друзья сейчас сидят дома. У нас был такой сложный и радостный день! Концерт, беседы... А по дороге сюда все очарование было погублено. Возле Биржи мы натолкнулись на обезглавленные трупы. Кто-то хотел, чтобы его жертвы погибли безвозвратно. В подъезде было сумрачно, масляная краска полотнищами отваливалась от стен, и казалось, что пахло скисшим супом, хотя запахов в Чистилище не бывает. Струйка рыжих муравьев бежала по стене, как струйка крови. - И кто они - не опознали? - Кто? - Чумазилла забыла о том, что сказала минуту назад. - Вы говорили о трупах. Леонид Моисеевич начал взбираться по лестнице, и Чумазилла последовала за ним. - Они были обезглавлены. Но Клюкин их узнал. Он подозревал неладное. Он примчался со своей охраной и понял - это Чаянов и Лариса Рейснер. - Этого быть не может! - Леонид Моисеевич остановился. - Кто поднимет руку на Верховного вождя? - Вы убеждены, что его избрали Верховным? - Почти так же, как в своем имени, - ответил Леонид Моисеевич. - Нам ничего не сообщают. - На каком этаже они живут? - спросил доктор. - На третьем. Еще один пролет. - Вам нет смысла оставаться внизу. - Разумеется, - согласилась Чумазилла, - только дайте перевести дух. Они постояли на площадке, потом Чумазилла закричала: - Егор, открывай, принимай гостей! - Егор! - Леонид Моисеевич поднимался по последнему пролету. Дверь отворилась. - Какие гости! - обрадовался Егор. За время, пока Леонид Моисеевич его не видел, молодой человек исхудал, лицо осунулось. Жизнь здесь не красит, подумал доктор, но вслух ничего говорить не стал. Люся встретила их в коридоре. Они прошли в комнату, где стоял широкий диван, покрытый одеялами, стол, на котором лежали листы бумаги и несколько карандашей. У стены стоял книжный шкаф, старый, столетней древности, из красного дерева. Книги, которые в нем не поместились, лежали стопками вдоль стены. - Такой дом был бы приятен и у нас, - сказала Чумазилла, и все ее поняли. - Садитесь, - сказал Люся. Леонид Моисеевич любовался ею, и не только потому, что она не потеряла стройной красоты, балетной прямоты спины и изысканной сухости щиколоток. Лицо ее, как и прежде, было простым, может быть, простоватым, но гармоничным и тонко очерченным, словно оно было мраморной копией живой Люси. Румянец ушел, пропал, но Люся припудрила щеки, а может, даже клала тон, чтобы казаться живее. Она обрадовалась доктору даже больше, чем Егор, потому что для нее доктор был первым и одно время единственным другом в этом мертвом мире, куда она впервые попала девочкой и смогла вместе с Егором отсюда убежать - первая и единственная беглянка. Доктор защищал ее, как мог, когда было совсем худо. А потом они потеряли друг друга. И Люся даже не подозревала, что доктор оказался в Петербурге. - Садитесь - сказала Люся, расцеловав доктора, для чего ей пришлось немного наклониться. - Мне жаль, что нельзя вас чаем напоить. Не могу привыкнуть. Ко многому привыкла, а к жизни без чая - не могу. - Я тебя понимаю, - сказала Чумазилла. - Да вы садитесь, садитесь. - Егор уговаривал гостей посидеть на диване. - Тут не жестко. - Почему вы нас искали? - спросила Люся. - Вот именно! - Тут и Чумазилла сообразила, что этот вопрос надо было задать давно. - Я услышал имя Люси от Берии, - сказал Леонид Моисеевич. - Вот испугался и побежал. - Почему испугались? - спросил Егор. Но и сам он напрягся. - Мне не понравился контекст, в котором прозвучало имя Людмилы. - А что за контекст? - Лаврентий Павлович разыскивает Люсю, - объяснил доктор. - Он даже узнал, что Люся живет на Подъяческой, только не выяснил, на какой из Подьяческих. Вот я и кинулся сюда, мне еще повезло, я рикшу поймал. - Который по Невскому людей возит? - спросил Егор. - Я как-то на нем ездил. - Погоди ты, Егорка, - перебила его Люся. Хоть она и младше Егора на шесть лет, она всегда чувствовала себя старшей, потому что была бедной, битой, несчастной и страшно живучей помоечной кошкой - так ее называла мать. И все, чего она добилась, она добилась упрямством и трудом. Егорка мягкий. Егорка жил в нормальной семье, его лелеяли и любили, у него были друзья, а родители не пили. - Погоди, Егорка, - повторила Люся. - Объясните, зачем меня ищет этот палач? - Я знаю только, что он посылал своих людей искать вас. У него есть верный агент по имени Крошка, это маленькое хрупкое создание... - Знаю, - сказала Люся. - Этого быть не может! - воскликнул Егор. - Я так и думала. - В голосе Чумазиллы звучало торжество победившей справедливости. - Я с самого начала почуяла неладное - как она могла случайно встретить генерала и втереться к нему в доверие? Гадина, задушу ее собственными руками. - Эта Крошка - агент Берии? Но зачем? - Я могу воспроизвести ход его мыслей, - сказал Егор. - Мы хотели послушать, о чем они будут говорить на сенате, на выборах Верховного. - Зачем вам это слушать? - спросил доктор. - Я чую, - вмешалась Люся, - что грядут перемены. Это не очень торжественно звучит. Но в самом деле что-то плохое, я убеждена. Могут же у нас быть предчувствия? - Конечно, вам не все равно, - согласился Леонид Моисеевич, который знал, что молодые люди оказались здесь не потому, что убегали от действительности. - И мы не зря туда пошли, - сказал Егор. - Я услышал страшные вещи. Настолько страшные, что смог рассказать о них только генералу. - А он теперь все разболтает своей фаворитке, - сказала Чумазилла. - Если уже не разболтал. - Берия выследил меня и поймал, - сказала Людмила. - Но Егорушка вытащил меня из Смольного, а потом мы... забыли, что Берия будет нас искать. - Это следствие жизни в нашем мире, - мрачно сказал Егор. - Такие глупости надо наказывать. - Я виновата, Егорушка, - сказала Люся. Будучи девушкой сдержанной и даже сухой, всю свою нежность, благодарность и преклонение она обращала лишь к Егорушке, единственной ее ценности. - И чего же Берия хочет? - спросил Егор у доктора. - Как я понимаю, ему очень хочется отыскать Люсю. Он не знает, чем она ему угрожает, с кем она связана. Может, он даже преувеличивает ее опасность... - Доктор замолчал, посмотрел на Егора, на Люсю, ничего не прочел на их лицах и продолжал: - Он замыслил какой-то большой эксперимент. И для этого ему нужен я и еще другие люди. Но он, конечно же, никому здесь не доверяет, он боится и своих союзников, консулов. - Боюсь, что слишком боится, - сказала Чумазилла. - Если это он убил Чаянова и Ларису, значит, будет война. Клюкин ему этого не простит. - Я бы на его месте больше боялся владыку Никифора, - сказал Егор. - Мы с Люсей шли через леса из Москвы, мы бывали в скитах. Берия не подозревает, что и кто там скрывается. - Вы и мне ничего не рассказывали, - обиженно заметила Чумазилла. - Ты не спрашивала, - сказала Люся. - Что еще знает Берия и что еще замышляет? - спросил Егор у доктора. - О вас он больше ничего не знает. Он снова послал Крошку к генералу, чтобы она выведала у него, кто вы и кто за вами стоит. А я как услышал, то улучил момент и убежал из лаборатории. - Из какой лаборатории? - спросила Люся. - Из моей лаборатории. Каким бы дурным ни был ваш Берия... - Он не наш. - Каким бы дурным он ни был, но он дал мне возможность работать. Без этого я бы снова погиб. - Бог с ней, с лабораторией, - сказала Чумазилла, - но нам надо отсюда уходить. Если Крошка узнала, где вы живете, то с минуты на минуту могут нагрянуть велосипедисты. - У Крошки нет крыльев, - сказал доктор. - Даже если ее повезли велосипедисты... я думаю, что у нас есть время. - Скажи тогда, дядя Леня, - Люся вдруг погрузилась в прошлое, когда была девочкой, попавшей сюда по случайности и могущей надеяться лишь на доктора, - скажи, что у тебя за лаборатория? Чем можно здесь заниматься? - Кровью, - сказал доктор, - ты же знаешь, что по происхождению я гематолог. Мне было интересно узнать, какие изменения претерпевает человеческая кровь в этом безвременном мире. Мне нужно было понять, не обратимы ли эти процессы. - Свежо предание, - заметила Чумазилла. - Я понимаю, насколько малы мои возможности - ведь это проблема глобальная. Но ведь кто-то должен начать? Даже если там, наверху, знают о нас и наших бедах, у них нет возможности изучать нашу кровь. А у меня есть. - При чем здесь Берия? - спросил Егор. - А при том, что он помогает мне. Ему тоже хочется это узнать. - Еще бы, - сказала Чумазилла, - он хочет расправиться с нами здесь, а потом вернуться туда. - Вряд ли, - сказал доктор. - Но он планирует какую-то вылазку. - Зачем? - быстро спросил Егор. - Не знаю, он мне не говорит. Будут добровольцы, какие-то добровольцы, они пойдут туда, на день или на два... - Значит, вы что-то смогли? - спросила Чумазилла. - Не знаю. Но у меня есть какая-никакая лаборатория, помощники и оборудование, и мне кажется, что я нащупал некие пути... - Вы можете возвращать жизнь крови? - спросила Чумазилла. - Я бы не говорил так решительно, - замялся доктор, - но мне кажется, что я могу защитить человека, уходящего туда, наверх, от гибели. Ненадолго, конечно, но защитить. - Я боюсь, - сказала Люся, - что Берия использует твою работу, дядя Леня, для каких-то страшных целей. Он плохой человек. - Я не хуже тебя знаю, что он плохой человек. Ведь я прибежал сюда не только потому, что соскучился по тебе. Но и потому, что испугался. - А что эти люди будут там делать? Сидеть у выхода и курить? Нет, так быть не может, - произнесла Людмила. - Я тоже думаю, что не может, - согласился доктор. - Но больше ничего пока не знаю. - Нарисуйте мне план, - сказал Егор. - Какой план? - План вашей лаборатории и план Смольного. Так, чтобы, если нужно, я мог бы вас найти. - У тебя есть карандаш? Доктор принялся рисовать, Егор склонился к нему, запоминая детали плана, Чумазилла с Люсей отошли к окну, которое выходило на Большую Подьяческую. - Ты думаешь, что их убил Берия? - спросила Люся. - Да. Я почти уверена. - Мы их тоже видели, когда шли сюда, но мне и в голову не пришло, что там лежит наш Верховный вождь. - А что узнал Егор, когда он подслушивал их заседания? - спросила Чумазилла. - Я не хочу тебе говорить, - ответила Люся. - И не обижайся. Пока ты ничего не знаешь, из тебя не вытащат признание. У тебя будут шансы остаться в живых. Чумазилла хотела было возразить, но потом вдруг согласилась с Люсей. - Правильно, - сказала она. - По мне будет видно, что я ничего не знаю. - Теперь понятно? - спросил Леонид Моисеевич, закончив рисовать схему. - Да, я думаю, что смогу вас найти. Доктор вздохнул и дотронулся пальцами до рукава Егора. - Честно говоря, я давно не испытывал такого приятного чувства, - произнес он. - Как будто снова встретил живых людей. Чумазилла ответила быстрее, чем Егор. - А вы приходите к нам почаще, доктор - сказала она, - у нас бывают концерты, а не очень давно мы ездили на Взморье, искали живые сосны, и знаете - нашли. - Разумеется, - согласился доктор, - разумеется. Я с удовольствием приду на ваш концерт. - Как будто, - сказала Люся, - как будто встретили живых людей. - Не грусти, - вдруг улыбнулся Егор. - Как говорилось на Земле, еще не вечер. Но Люся не ответила. Она думала о другом. - Доктор, - сказала она, - а что, если Берия готовит какую-то страшную вещь, для этого ему нужна ваша вакцина. - Что же он может готовить? Разве хуже бывает? - А если это смерть? Смерть тем, кто остался наверху. - Сразу всем? - усмехнулся доктор. - Сразу всем. Пяти миллиардам. - Не говори глупостей, Людмила, - сказал доктор. - Но ему этого хочется. Доктор пожал плечами, он был не согласен с Люсей, но понимал, что замыслы Берии, как и других сумасшедших диктаторов Чистилища, могли привести к трагедии. - А теперь, - сказала Чумазилла, - как вы понимаете, нам надо отсюда уходить. - Почему? - удивился Егор. - Если здесь замешан Берия, то рикшу могли нарочно подсунуть доктору. - Чтобы выследить, где мы скрыв