аемся? - догадалась Люся. - Вот именно, если ты знаешь какой-нибудь безопасный дом, мы туда перейдем, - сказал Егор. - Пошли, - сказала Чумазилла. Егор хотел забрать какие-то книги, но Люся разрешила ему захватить с собой только сумку через плечо, в которую он положил бумаги. Они быстро спустились по лестнице. Муравьиная дорожка исчезла, словно она им приснилась. Улица была пуста. Только в конце ее, где Подъяческая упирается в канал Грибоедова, на мостике, опершись спиной о перила, стоял рикша. - Это он? - спросила Люся. - Тот самый, - сказал доктор. - Он ждет меня, чтобы отвезти в Смольный. - Идите, - сказала Люся доктору. - И уезжайте в свой Смольный. Если нужно, Егорушка сам к вам придет. А вам лучше не знать, куда нас поведет Чумазилла. - Ну уж это излишняя осторожность! - Не знаю, - сказала Люся, - но лучше, если этот рикша уйдет. - Излишней осторожность не бывает, - поддержала Люсю Чумазилла. Они стояли и смотрели вслед доктору, который, не оборачиваясь, подошел к рикше. Они видели, как рикша сделал несколько шагов навстречу и стал смотреть на Люсю с Егором. Что-то спросил доктора. Тот ответил. Потом доктор пошел направо, к проспекту Майорова, - и рикша последовал за ним. Они скрылись из глаз. - Давай показывай нам резервный дом, - сказал Егор. Обратный путь прошел в молчании. Доктору не хотелось подозревать рикшу. Рикша остановил коляску у ворот Смольного. Доктор попросил его к подъезду не приближаться. Он боялся, что кто-то из охраны, а то и сам Лаврентий Павлович увидит, что он возвращается издалека. - Мне бы как-нибудь в Смольный попасть, - сказал рикша. - Очень хочу посмотреть, где работал Ильич, как он ковал победу рабочему классу. - Мне вас не провести, - сказал доктор. - Охранники меня совсем не боятся. Он слез с кресла, с трудом выпрямился. - Старость - не радость, - сказал Леонид Моисеевич. Он шарил взглядом по окнам второго этажа, боясь увидеть за окном шляпу и очки Берии. Но не увидел, потому что Берия отошел за старую пыльную штору, чтобы не попасться ему на глаза. Берия подождал, пока доктор доберется до подъезда - Леонид Моисеевич семенил, чуть не бежал. Когда доктор вошел в здание, Берия вызвал из коридора сержанта. - Одного человека, - сказал он, - отправь в подвал, пускай смотрит, чтобы доктор больше никуда не выходил. А второго человека - к кухонному выходу, чтобы провел ко мне человека по фамилии Кондратенко. Понял? Исполняй. Берия мелко и напористо принялся ходить по кабинету. Он был зол, потому что упустил ситуацию из рук и позволил противникам объединиться. Возможно, объединиться. А раз так, то он должен был принять меры и наказать виновных. В этом и состоит задача руководителя. Но, как Лаврентий Павлович понимал, принять меры было не в его силах. Он вспомнил старый анекдот: Скорпион просит лягушку: - Провези меня через реку. - Не перевезу, - отвечает лягушка. - Ты меня укусишь. - Зачем я буду тебя кусать, если хочу доплыть до того берега живым, я ведь плавать не умею. Лягушка поверила. Поплыла. На середине реки скорпион укусил лягушку. В страшных мучениях она начала тонуть. - Зачем ты это сделал? - кричала она. - Такое вот я дерьмо, - отвечал скорпион. Что ни будешь делать, понимал Берия, все равно окажешься в положении скорпиона... или лягушки. - Всюду предатели, - бормотал Берия. А всему виной нехватка людей. В старой жизни, если тебя предал какой-нибудь Иванов, ты расстреливал его и на место Иванова находил еще десяток других Петровых, не хуже. А здесь у тебя нет выбора. Некем у тебя заменить негодяя. И что тогда должен делать руководитель учреждения? Руководитель учреждения, скажем прямо, государства, должен уметь ждать. Ждать даже тогда, когда уже невмочь, когда сжимаются кулаки и скрипят зубы. Потому что придет сладкий час мщения, и предатель будет ползать у тебя в ногах, моля о пощаде. Сержант ввел в комнату рикшу. Рикша остался у двери, он нервно дергал себя за длинные белые пряди, нос покраснел. Рикша боялся Берию - еще с тех времен, когда оба были живы. - Чего молчишь, Кондратенко? - спросил Лаврентий Павлович так, словно именно рикша был перед ним виноват. - Я догнал объект недалеко от Московского вокзала и предложил подвезти его. - Он шел быстро или медленно? - Обыкновенно шел, товарищ Берия. - Как реагировал на ваше предложение? - Как все реагируют. Сначала удивился, а потом обрадовался. - Сказал, куда едет? - На Подъяческую. Берия скрестил на груди руки, чтобы успокоить задрожавшие пальцы. До этого момента он мог утешать себя возможной ошибкой. Но ошибки не было. Худший диагноз подтвердился. - Продолжай, - сказал Берия. Рикша видел лишь поля шляпы, нижнюю часть очков и нос с подбородком. - Я повез его. - Что удалось узнать по дороге? - Ему надо было отыскать знакомых, которые живут на Подьяческой. - На какой Подъяческой! - вдруг завопил Берия. Рикша не смог понять, что прогневило министра Госбезопасности. - Он не сказал. Или не знал. У стариков в Чистилище память никуда не годится. Рикша знал, что его задание - выслеживать обитателей Смольного. Кто куда пошел, к кому, зачем? Что касается доктора, то к рикше специально примчался велосипедист, велел догнать доктора и отвезти туда, куда тот пожелает. Рикша это и сделал. - Я потом с ним пошел, пешком. - Зачем пошел? - спросил Берия. - Моя коляска по набережной не проходила. Я ее оставил и с доктором пошел. - Как он к этому отнесся? - Не знаю. Может, огорчился, а может, обрадовался. - Идиот! Это же важно! Слушая рикшу, своего давнего и полезного агента, Берия понимал уже, что виноват сам. Позволил Крошке говорить при докторе. Что-то доктора связывает с преступниками. И это нельзя пускать на произвол судьбы. В конце концов не исключено, что доктор - один из этой компании, тоже враг, которой копает под Берию. И тогда его нужно уничтожить. Уничтожить... а что тогда делать с операцией "Гадюка"? - Вот именно, гадюка! - воскликнул Берия, чем удивил рикшу. - Простите, вы ко мне? - спросил он. - Ни в коем случае, - отмахнулся Берия. - Я придумал название операции. И неплохо получилось. "Гадюка"! Как тебе нравится? - Очень нравится, - неубедительно произнес рикша. - Тогда продолжай. Продолжай. - По берегу канала Грибоедова мы пошли до Большой Подъяческой. - Дальше, дальше! Рикша вспоминал с трудом. - Я много времени провожу на свежем воздухе, - сообщил он Берии. - Людям нужен свежий воздух и физические упражнения. - Отлично, - взял себя в руки Берия. - Замечательно. Вы дошли до угла Большой Подъяческой улицы. - Там что-то было, несущественное, но потом появилась женщина. Любовница доктора. - У доктора любовница? - Неприятная, одетая не по моде, грубая в обращении, короткое синее пальто, желтый берет. Когда я руководил учреждением, то никогда таких типов ко мне не допускали. - Продолжай. - Берия из последних сил держал себя в руках. Ему смертельно надоели недоумки и вялые зомби - ни на кого нельзя положиться! Рикша уставился на Лаврентия Павловича очень светлыми безумными глазами. Все остальное в нем - рамки. Серая рама - лицо, белая рама - космы. - А меня они не взяли, - сказал он. - Обидно, правда? - Куда не взяли? Ты не торопись, думай. Тебя обидели, не взяли. Потом появилась молодая женщина. И что она тебе сказала? - Ничего, она даже разговаривать со мной не стала. В синем коротком пальто, черная ведьма! - Куда тебя не взяли? - Вспомнил! Они с доктором в подъезд вошли и закрылись. А я ведь стоял и слышал. - Молодец! Что ты услышал? - Она сказала - пойдем, я покажу. - А он что сказал? - А он еще раньше спросил. - Что он спросил? Что? - Мне нужно... он сказал, что ему нужно. Нет, нужен... - Кто? - Не кто - а что! - с торжеством ответил рикша. - Адрес ему был нужен! - Чей? - Этой самой... не помню! Я, знаете, плохо фамилии запоминаю. Мне не раз на это указывали ваши коллеги, Лаврентий Павлович. А вот ваше имя-отчество отлично помню. Потому что оно имеет значение. - Спасибо. - Берия был мягок и вежлив - со стороны такой кажется пантера, засевшая в кустах. Но мгновение - она соберется в снаряд и выстрелит собой. - Значит, доктору была нужна женщина, девушка, правильно? - Как точно! Как прозорливо. - Рикша старался лестью защитить себя. - А как выглядит эта девушка? - Которая в подъезде? - Которую искал доктор. - Высокая, - сказал рикша, - худая, лицо простонародное, да, именно простонародное, но не лишенное красоты. Такое, знаете, точеное, профиль точеный, лоб широкий, высокий, головного убора не наблюдается. Куртка, именно куртка, такая же, как и у него... - У кого? - Берия вцепился когтями в плечо рикши. Тот дергал головой, чтобы освободить прядь белых волос. - Вы же сами сказали. - У кого? - Берия не сдержался. Ударил ладонью рикшу по щеке. Несильно, но злобно. Таким несильным ударом можно сорвать кожу со щеки. Рикша сглотнул слюну, хлюпнул носом. Он не посмел заплакать или закричать. - С кем была девушка? - С молодым человеком. Рикша говорил быстро и отрывисто, он боялся, что Берия ударит его снова. - Как ее зовут? - Я его близко не видел. Они ко мне не подходили. Только доктор подошел. - Не сходится, - сказал Берия. - Показания твои не сходятся. Получается, что доктор с этой... в желтом берете вошли в подъезд, а из подъезда вышла другая девушка, но ты ее близко не увидел? - Нет. - Рикша даже руками замахал. - Они в подъезде посекретничали и вышли, прошли по Большой Подьяческой, зашли в дом номер двенадцать, пробыли в нем полчаса, а потом вышли уже вчетвером. - Вот! - обрадовался Берия. - Всех вас лупить надо! Пока не применишь физического воздействия, вы все путаете. Голос был строгим, но не грозным, даже скорее печальным. Берия вроде бы жаловался рикше на то, с какими бестолочами ему приходится работать. - Вот именно, - обрадовался рикша, который понял, что больше бить не будут. - Номер двенадцать? - Большая Подьяческая, дом номер двенадцать, над подъездом надпись по-латыни, одно слово - "сальве". - Сальве, - повторил Берия. - И куда они пошли? - Трое - по улице прочь, а доктор подошел ко мне и поехал обратно. - Девушку и парня узнаешь? - Непременно, - сказал рикша. - Тогда иди отдыхай. Катайся по городу, поближе к каналу Грибоедова. Если что-то узнаешь, сразу возвращайся на пост. Рикша кивнул. Он знал, что Лаврентий Павлович установил посты на расстоянии километра. Постовые были снабжены хорошими велосипедами и если получали донесение, то могли понестись стрелой, и Берия получал сообщение куда быстрее, чем другие консулы и даже Верховный вождь. Которого уже не было на свете. Берия позволил себе легко улыбнуться. Улыбка у него была жуткая, узкогубая, губы разъезжались в стороны и становились нитью. Рикша вышел. Берия задумался. 9. ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ Берия не сомневался в том, что рикша видел именно ту девицу, которую надо поймать. И ее спутника, который представляет большую опасность, чем девица. Это он забирался под потолок зала и слушал, о чем говорят консулы. И мог наслушаться ненужных для мелких людей подробностей. Крошка, конечно же, опоздает со своими сообщениями - ей надо встретиться с генералом, разговорить его... А тут судьба подарила адрес опасной девицы. Время поджимало. Надо было серьезно поговорить с доктором и понять, случайно он вляпался в эту историю, или он давнишний предатель. Надо было послать экспедицию на поимку девицы и ее спутника. Что сделать сначала? Берия вызвал к себе сержанта и приказал ему отправиться в Шахматный клуб на Елагин остров, взять там двух человек и привезти в Смольный. И собрать свободных людей внизу, ждать приказаний. Сам спустился в лабораторию. Если вызвать доктора к себе в кабинет, тот будет готов к разговору, соберется, придумает ложь. Нет, брать его надо тепленьким, сонным, из постельки. Недаром столько лет чекисты работали без ошибок - надо арестовать врага на рассвете, и он поплывет. В лаборатории все было тихо. Доктор сидел за рабочим длинным столом, уткнувши длинный нос в микроскоп. Тварь проклятая! Остальные - оба ассистента и санитары - тоже занимались какими-то делами... - А ну, все долой! - закричал Лаврентий Павлович. - Долой из комнаты! Катитесь! Белые халаты побежали, кто как мог, к двери. А Берия смотрел на Леонида Моисеевича. Доктор сразу уменьшился, съежился, он не был отважным человеком и ждал этого визита. Не знал, как Берия расправится с ним, но не смел надеяться на то, что его отсутствие прошло незамеченным. Берия медленно подошел к доктору, изображая статую командора, хотя оценить медленную поступь было некому. - Ты знаешь, что пришел твой последний час? - спросил Берия, точно как командор. - Лаврентий Павлович! - Молчать! На колени! - Что вы сказали? - Приказ Берии не дошел до испуганного сознания Леонида Моисеевича. Берия толкнул доктора, сильно, расчетливо, так, чтобы тот, падая, не задел стол с препаратами и приборами - стол был нужен. Доктор грохнулся на пол, сел и постарался сразу подняться. - Где они? - зарычал Берия. - Кто они? - Где твоя подружка Люся Тихонова и ее хахаль? Немедленно отвечай! Не ответишь - убью. И ты знаешь мою биографию, я умею убивать, а такую мразь, как ты, я давлю походя! Слова были банальными, как из дурного фильма, но в этом мире не было фильмов, и Леониду Моисеевичу, человеку всю жизнь страшно боявшемуся драк, физического насилия, не пришло в голову, что у него есть иммунитет от бериевских угроз. Пока доктор - единственный носитель тайны вакцины, которая позволяет хотя бы на несколько дней остаться там, наверху, Берия не посмеет ничего с ним сделать. Где-то Леонид Моисеевич читал формулу Солженицына: "Не верь, не бойся, не проси". Формула касалась поведения на допросе. Потому что все следователи устроены совершенно одинаково. Они пугают, обманывают и ждут, когда ты попросишь милости. Хорошо пользоваться этой формулой в разговоре на кухне или хотя бы в комнате участкового. Но когда тебе угрожает смертью сам главный чекист Советского Союза, то лучше ничего не слышать, умереть, провалиться сквозь мраморный пол... Берия подцепил доктора за рукав халата и стал тянуть наверх, чтобы тот встал. Поднять доктора отвыкшему от физических упражнений Лаврентию Павловичу было нелегко. Тем более что доктор не хотел ему помогать и, как маленький капризный ребенок, которого бабушка хочет посадить за стол есть манную кашу, сопротивлялся пассивно, но эффективно. Берия отпустил доктора и стал шарить по столу в поисках тяжелого предмета, отыскал ступку и поднял ее, чтобы раздробить доктору голову, и тот закрылся руками. И тут вошел охранник из старых и сказал: - Люди ждут приказаний. - Знаешь рикшу? - спросил Берия, кладя на стол ступку и сразу сбрасывая с себя личину страшного палача. - Так точно. - Он ждет у выхода. Он покажет вам, как доехать до Большой Подьяческой. Задерживайте там всех подозрительных. Но главная добыча и моя личная благодарность: молодая девушка по имени Людмила Тихонова. Ты запомнишь, или мне самому для них повторить? - Обижаете, Лаврентий Павлович, - сказал охранник. - Слава богу, хоть один нашелся. С этой девкой должен быть парень. Он мне нужен еще больше. Запомнил? - Запомнил. - Все дома осмотреть. Они могут сменить квартиру: подозрительные, черти! Берия обернулся к сидящему на полу доктору: - Они сменили квартиру? И вопрос оказался столь неожиданным, что доктор, не желая того, ответил: - Конечно, сменили! - И далеко переехали? Доктор замолчал. И даже удары ногой, носком ботинка, вполне болезненные, не смогли заставить его заговорить. - Больше мне от тебя и не нужно, - сказал Берия. - Ты обречен. Вставай и работай. - Я не буду работать. Охранник от дверей спросил: - Нам можно идти? - Так чего волыните? Идите, и поскорее! Летите, молодцы! Берия вновь занялся доктором. - Подумай, Фрейд, - сказал он. - Ты мне нужен, пока полезен. Только попробуй устроить забастовочку! У меня уже есть доктор, подобрал его в Москве. Он тоже вакциной занимается. Может, еще не всего достиг, но завтра достигнет. Главное - желание. И лишь тут доктора посетило озарение: нет у Берии никакого другого доктора, не может он без Леонида Моисеевича обойтись! Потому-то он так гневен. - Ты теперь ходишь по ниточке, - сказал Берия. - Никаких ошибочек, никакого вредительства. Твои ассистенты - мои люди, над твой головой - видишь дырку? - сидит наблюдатель. Так что делай выводы. Доктор медленно поднялся на ноги. Куда медленней, чем мог. - Мне трудно, - сказал он с трудом, - мне трудно работать... мне надо отдохнуть. После ваших избиений мне нужно отдохнуть. - Сначала ты мне все расскажешь: откуда знаешь Людмилу Тихонову, почему побежал к ней, кто за ней стоит... Я из тебя вышибу сведения. А потом отдохнешь на своем рабочем месте. Берия был все еще уверен в своей силе, не замечая, что доктор уже меньше боится его, что доктор догадался: Берия его не убьет. - Ну! - крикнул Берия. Доктор смотрел куда-то за его плечо. Берия резко обернулся. Там стоял один из велосипедистов, в левой руке держал арбалет, правый рукав был распорот, и по нему струилась кровь. Жидкая кровь Чистилища. - Что? - спросил Берия, отступая. Он терял смелость, когда видел кровь и оружие. - На нас напали, - сказал велосипедист. - Кто? Кто посмел? - На нас напали люди Клюкина, - сказал велосипедист. - С ними монахи. А у нас мало людей... - Где люди, где? - Вы послали людей в город, искать преступников. - Эх, черт! - Берия сообразил, что ошибся, забыл об опасности, о возмездии за Ларису. Он вышел в коридор, велосипедист отстранился, чтобы не испачкать кровью Лаврентия Павловича. Главное, как понимал Лаврентий Павлович, быстро провести в Смольный Майоранского и Лядова, чтобы они не попали в руки напавших. Остальное уладится... В коридоре у дверей стояли тесной группой ассистенты и санитары. И два охранника. - Оружие есть? - спросил Берия у Гоглидзе, старшего из ассистентов. - В шкафу. Тесаки и два арбалета, - сказал Гоглидзе. - Вооружи людей, запри дверь, чтобы до ваших приборов и до доктора никто не добрался. Все ляжете, а доктора мне сохраните, ясно? - Мы постараемся, Лаврентий Павлович, - сказал Гоглидзе, который считал себя дальним родственником Берии. Он получил образование и раньше в Госбезопасности не служил. Только здесь вступил в ряды, по необходимости. - Ты за мной! - велел Берия раненому велосипедисту. Пока они шли по коридору к лестнице, Берия допрашивал велосипедиста: - Что произошло? Сколько их? Сколько наших? Какие потерн? Велосипедист отвечал неуверенно, да и понятно - он был в парке, на обходе, когда к Смольному побежали монахи. Он выстрелил раз, вроде бы кого-то убил и тут же получил стрелу. Еле смог добраться до Смольного. Эх, сержант повезет шахматистов через главный вход! Он же не подозревает, что на Смольный напали. В бою у Смольного произошел перерыв, пауза, в которой нападающие искали новые пути к овладению цитаделью большевиков, а защитники зализывали раны и решали проблему - убежать или сражаться. Появление Берии несколько изменило настроение его войска. Он даже кричать не стал. Он прошел к тем велосипедистам, что охраняли входные двери и дежурили у окна первого этажа. Он говорил так: - Ребята, они пришли, чтобы всех убить. Жестоко и безжалостно. Убегать нам некуда. Они выследят нас поодиночке и затравят как зайцев. Мы можем остаться в живых и существовать дальше, если не пустим их внутрь. Ясно вам? - Ясно, - ответил за всех сержант. - Но что делать? Поглядите, сколько их. Берия посмотрел в окно. Нападающие не скрывались. Справа стояли толпой черные монахи владыки Никифора, человек тридцать. Слева - ополченцы Клюкина. Их было меньше, но Клюкин снабдил их бронежилетами и кольчугами - что удалось добыть по музеям - и даже шлемами. Они и вооружены были посерьезнее. Вожди стояли сзади своих армий. Клюкин с Грацким, Никифор с Победоносцевым. На земле между ними и зданием лежали два тела - оба велосипедисты Берии. Если кто-то погиб или был ранен у монахов или ополченцев, их оттащили за боевые порядки. Как раз между армиями тянулась дорожка, что вела к Смольному. На ней вот-вот могли показаться шахматисты - и это будет катастрофой - вряд ли сейчас Клюкин и его союзники помнят о договоренностях недавних часов или дней. Их не так волнует поход в Верхний мир, как желание разделаться с Берией. Наверное, не стоило там, у Биржи, убивать Ларису и Чаянова, из тактических соображений не стоило, - но момент был слишком удобным, чтобы им не воспользоваться. Не удержался он. Как тот скорпион. Да-да, именно как тот скорпион. Но ведь сделал он это в надежде на то, что вину свалят на сумасшедшего солдата. Почему же так не подумали? Почему решили, что виноват Берия? Он же ушел оттуда сразу, и никто его не видел. Можно попытаться переговорить врагов, не доверяя им, разумеется, и не ожидая доверия с их стороны. - Тащите пушку, - приказал Берия. - Ах, боже мой! - откликнулся сержант. - Ну как же мы... ну прямо головы садовые! И он принялся кричать на велосипедистов, заставил троих побежать за ним на склад. А Берия тем временем велел принести рупор. Рупор часто использовался в Смольном. Берия любил кричать или приказывать в него, чтобы голос грохотом пустых бочек катился по коридору. Берия подошел к окну, в нем давно не было стекол. Он крикнул в рупор: - Клюкин, ты чего сюда пришел? - Сдавайся, Лаврентий! - откликнулся Клюкин. - Тебе все равно не жить. Ты зачем убил наших товарищей? - Каких товарищей? - Не крути, Лаврентий. Ты головы в Невку кинул, тебя видели. - Клянусь, что я не имею никакого отношения к этим событиям. Я даже не знаю, умерла ли Лариса, или ты шутишь. - Дай сюда! - Клюкин выцарапал арбалет из рук своего солдата и выстрелил в Берию. Стрела не долетела до здания и косо вонзилась в голую землю. Тут же по ступенькам лестницы сбежал один из велосипедистов Берии и поднял стрелу. - Не смей! - закричали солдаты Клюкина. - Брось вещь! - кричали монахи. Некоторые даже побежали к велосипедисту, но тот успел вернуться в Смольный, а когда другой солдат приблизился к ступенькам, он получил стрелу в грудь - велосипедисты были наготове. - Молодец! - крикнул в рупор Берия. Он видел, что его армия подготовлена к бою куда лучше. И понятно - он учил велосипедистов воевать, и им приходилось и стрелять, и убивать людей... а солдаты Клюкина были декоративными. В коридоре послышался грохот. Катили сооружение, созданное еще в давние времена, когда в городе воевали банды. Это была катапульта. Ее называли пушкой. Если оттянуть ложку, то она, освободившись, метала вперед горсть металлических шариков или гравия. - Клюкин, уходи! - крикнул Берия. - Сдавайся, убийца! - крикнул Клюкин. - А вам что здесь делать, братья? - спросил Берия монахов. - Шли бы молиться. - Эй! - завопил Клюкин. - Войско, к бою готовьсь! Вперед на штурм преступника и убийцы Лаврентия Берии, объявленного вне закона в обоих мирах, шагом марш! И тут забил настоящий барабан. Берия даже не знал, что у Клюкина есть барабанщик, и это ему не понравилось. Организуются, сволочи! Войска союзников направились в бой. Берия велел своим велосипедистам держать наготове холодное оружие. - Подпускай их поближе, - сказал он, бросив рупор на пол. - Подпускай, но без моего приказа не стрелять. Пушку-катапульту подтащили к дверям, но не открывали их. Велосипедист, который знал, как из нее стрелять, насыпал в ковш гравия и гвоздей. Берии было трудно поверить, что такая большая, но серьезная на вид игрушка может причинить какой-то ущерб. Притом он понимал, что выстрелить из пушки можно единожды, так что следует подождать, когда нападающие собьются в кучу на лестнице. Берия стоял рядом с пушкой, затем подошел к дверям, но высовываться не стал. У нападающих были в основном луки и пращи, а также всякого рода копья и топоры - это была армия каменного века. Ее оружие было примитивным. А войны, если и случались, не могли зваться войнами - это были стычки между бандами. Настоящее оружие сюда не попадало. А если и попадал пистолет, он отказывался работать. Потому солдат у Биржи мог расстрелять патроны, что были в автомате, но, перезарядивши автомат, он ничего бы не добился. Оставалось использовать оружие как дубинку. Несколько стрел влетело внутрь Смольного. Они добрались до цели на излете, так что вреда не причинили. Нападающие шумели зловеще и громко. Особенно монахи, которые пели какой-то гимн или псалом, слов не разберешь, но понятно, что пощады ждать не приходится. Монахи шли подобием римского легиона, сплоченными рядами, локоть к локтю. Они были похожи друг на друга, только бороды у одних отросли немного, а у других так и не выросли. Солдаты Клюкина подтягивались с боков, они-то и стреляли из луков и кричали разрозненно, но боевито. Берия уже видел рожи, разверстые в криках рты, бешеные, но тусклые глаза... Вот они начали подниматься по лестнице. Берия мысленно торопил их. Он ждал, что вот-вот вдали, от ворот, появятся его шахматисты, его главное сокровище. От волнения и ожидания в глазах Берии все начало двигаться замедленно. И чем более он торопил нападавших, тем медленнее они передвигались. Но вот они уже в опасной близости от дверей. Еще несколько шагов, и они ворвутся внутрь. Тогда не устоять. Уже начали отступать оробевшие велосипедисты. И тогда Берия закричал: - Огонь! Он вообразил себя героем Бородина, офицером, поднявшим руку в белой перчатке. Сейчас рванут огнем сотни пушек его батарей. - Огонь же! И велосипедисты отпустили ковш, он рванулся кверху, ударился с размаху о железную балку и метнул металл и камни в толпу. Берия и сам не ожидал такого эффекта. Ревущая толпа словно наткнулась на стеклянную стену. И если передние начали падать назад, так как каждого из них поразило несколько пуль, задние не понимали, что случилось, и еще несколько шагов они пронесли погибших и раненых товарищей вперед. - Заряжай снова! - закричал Берия. Он был в восторге. Ему хотелось прыгать, только ноги не слушались. Пораженных было больше, чем тех, кто уцелел, но не все из упавших умерли, большей частью они были ранены или контужены. - Ну что вы? - Берия понимал, что время - его враг. Нужно выстрелить еще раз, через три минуты враги опомнятся. - Стреляй же! - крикнул Берия. - Пли! Но пушка не выстрелила. Канониры оттягивали обратно ложку. Сзади стоял мужик, прижимавший к груди тяжелый мешочек с пулями. - Вперед! - закричал тогда Берия. - Молодцы! Вечность смотрит на нас от стен Москвы! Враг не пройдет! Да здравствует товарищ Сталин! И тут он увидел, что вдали от ворот идут трое - шахматисты и велосипедист, которого он посылал за ними. Все! Ваше время истекло. И Лаврентий Павлович совершил то, чего не совершал никогда в жизни. Он повел за собой армию в бой. Всегда он благоразумно следовал совету Чапаева из одноименного фильма: командир должен оставаться позади своих войск, чтобы видеть весь бой и руководить им, стреляя, если надо, в спину припозднившихся соратников. Но никогда еще у него, да и у Чапаева, не возникало такой критической ситуации. Видя, как шеф побежал по ступенькам, перепрыгивая через копошащиеся тела врагов, как развевается его длинное пальто, как твердо и прямо возвышается на его голове непримятая шляпа, велосипедисты и охранники почувствовали невиданный прилив сил, словно красноармейцы, увидевшие, что в бой их ведет лично Иосиф Виссарионович. Они обгоняли его, размахивая саблями, стреляли из арбалетов и были столь неудержимы, что толпа монахов и клюкинских необученных пехотинцев кинулась назад, смела Клюкина, завертела и понесла с собой владыку Никифора и покатились по асфальтовой дорожке. Завидев эту лавину, шахматисты благоразумно отступили в сторону и спрятались за толстым стволом мертвой липы. Берия остановился первым и крикнул велосипедистам, чтобы не гонялись за врагами, а вернулись к лестнице и прикончили раненых и убитых. Шахматисты были в недоумении. - Что у вас происходит, Лаврентий Павлович? - спросил Майоранский. Эдакий отвлеченный академик, мухи не обидит. - Беспорядки, - ответил Берия. - У нас развелось самозванство. - Ах, опять смутное время, - сказал Майоранский сочувственно. - Лаврентий Павлович, - позвал велосипедист. - Смотрите, кого пулей задело. Лаврентий Павлович сразу повернулся к лестнице. На лестнице лежал консул Грацкий. На лбу ссадина, на щеке кровь, консул тяжело дышал. Он был ранен. - Что делать? - спросил велосипедист. Вокруг происходило страшное действо, схожее с тем, как промысловики добивают котиков на Командорских островах. Велосипедисты проламывали черепа, а то и рубали головы павшим на лестнице. - Спокойно! - велел Берия велосипедисту. - Что делать? - спросил промысловик. Берия вытащил из-за пояса острый длинный нож, которым обезглавил Чаянова и Ларису. Он протянул его рукоятью к сотруднику. - Голову, - шепотом сказал он. - И быстро! Велосипедист был из старых чекистов, все понимая с полуслова. Он опустился на колени, прикрыл спиной Грацкого и в два сильных удара отсек ему голову. Грацкий только подтянул колени к животу и вытянул их, будто засыпал. Потом чекист поднялся, вытер лезвие ножа о плащ и протянул нож Берии. - Молодец, - произнес тот. Потом посмотрел на шахматистов. Майоранский жадно глядел на умерщвление, а Лядов отошел повыше и читал памятную доску возле входа. Ну что ж, сказал себе Берия, неплохой выдался день. Совет консулов уменьшился вдвое. Нет - Верховного, Чаянова. Нет Ларисы Рейснер, а вот теперь к ним присоединился и Грацкий, человек пустой и никому не нужный. К сожалению, Клюкин и владыка Никифор успели сбежать с поля боя. Еще остается Победоносцев. И конечно же, Берия Лаврентий Павлович. Нет никакого смысла дополнять или переизбирать консулов, потому что в любом случае тогда у врагов будет большинство. Они уверены, что Берия убил Чаянова. И не простят, потому что боятся. Трепещут. Обойдемся без них. Будем ликвидировать поодиночке. Это совсем не так сложно в этом пустом мире. Только надо внимательнее относиться к собственной безопасности. Никому не доверяй. Предатели водятся в любой норе. Даже в самом сердце империи. Моей империи. Империя - неправильное слово. Мы будем создавать великую мировую державу. Советский Союз, ту самую, за которую выхаркивал легкие Дзержинский и погиб Владимир Ильич. Советский Союз. Единственный, неповторимый, преданный и разбазаренный ничтожествами. Которые понесут Кару. - Пройдемте внутрь, - сказал Берия. Он посмотрел на чекиста. Тот приподнял брови и расправил плечи, как бы прося шефа отдать приказ. - Возьмешь мешок, - сказал Берия, - и отнесешь голову Грацкого ко мне в кабинет. - Слушаюсь. - Поставь несколько человек с арбалетами у входа. Пускай смотрят. Чтобы снова к дверям не подпускать... И еще, как только уберут трупы, пускай собирают пули и снова зарядят пушку. Это не последнее нападение. - Скоро они не сунутся, - ответил велосипедист. - Пушку держать заряженной и возле нее - человека, так сказать, держи порох сухим. Так нас учил Суворов. - Так точно, товарищ министр! Берия оглядел подходы к Смольному: окровавленные ступени, трупы, вестибюль, в котором, запрокинув ложку, стояла нелепая пушка. Все вроде в порядке. Все охвачено внимательным взглядом вождя. 10. ДОКТОР ФРЕЙД В подвале диспозиция не изменилась. Так как время в Чистилище идет лишь индивидуально, люди, пожившие там, привыкли к пассивности перед его лицом. Привыкли ждать, пока что-нибудь не случится. И хоть лаборатория доктора Фрейда была одним из немногих живых уголков того мира, санитары, ассистенты и охранники, которых Берия оставил перед дверьми, впали как бы в кататонию и замерли, но не заснули, а проводили время в ожидании того, о чем не имели представления. Появление Берии в сопровождении двух незнакомых мужчин вернуло всех к жизни, как обитателей заколдованной пещеры после того, как принц поцеловал спящую царевну. - Все в порядке, - сказал Берия. - Всем оставаться на местах. Гоглидзе, доложи, беспорядков не было? - Не было, Лаврентий Павлович, - ответил самозваный родственник консула. - Леонид Моисеевич молчит. - Его счастье, - заметил Берия и открыл дверь. Доктор сидел за столом, что-то писал. - Встать! - крикнул Берия. Доктор послушно поднялся. Это успокоило Лаврентия Павловича, который боялся бунта на корабле. - Закройте за собой дверь, - приказал Берия шедшему последним Лядову. Тот осторожно, чтобы не хлопнуть, прикрыл дверь. Берия прошел к центру зала. Остановился возле рабочего стола, не доходя нескольких метров до доктора. - Познакомьтесь, - сказал он. - Доктор Фрейд. Наш медицинский гений. Леонид Моисеевич. Уже давно не покладая рук трудится над тем, как нормальный человек может оказаться в Верхнем мире, то есть там, откуда мы родом, и не погибнуть в первые же часы. В этом смысле он ваш коллега. Леонид Моисеевич поклонился. Люди, которых привел Берия, были ему незнакомы. - Профессор Майоранский, - представился первый. - Лев Яковлевич, - уточнил Берия. Доктор увидел солидного, хоть и небольшого размерами профессора. На нем было написано слово "профессор". Бородка клинышком, длинные, но в меру, волосы в проседь, щечки, сохранившие пухлость. Глазки прозрачные, но неуловимые из-за постоянного мелкого движения зрачков. Костюмчик поношенный, сшитый на другого, стройного мужчину, а у этого было брюшко. Это не его костюм, Майоранскому не удалось бы растолстеть в этом Чистилище. Второй человек, которого Берия представил как Лядова, но имени не называл, был невысок, худ и подтянут, лицом похож на Суворова средних лет, даже с хохолком. - Вот этим вашим коллегам, - сказал Берия, - вы и сделаете вакцину, которая позволит им без всякого вреда для жизни провести неделю наверху, выполнить свое задание и вернуться не только живыми, но и здоровыми. - Но только не неделю! - возразил Леонид Моисеевич. - Три дня я гарантирую. Но не неделю. Это опасно. - А вот если будет опасно, Леонид Моисеевич, - предупредил Берия, - то спросим с вас. - Но нам-то тогда уже будет все равно, - заметил с улыбкой Лядов. Улыбка у Лядова была язвительная, под стать хохолку. Может, он и знал, что похож на Суворова, вот и носит в себе язвительность. - Придется вам управиться с делом за три дня, - сказал доктор. - Пять дней, и ни минуты меньше! - заявил Берия. - Постараешься, бандит долбаный! - Как? - удивился Леонид Моисеевич. Даже в том жестоком мире никто его еще так не называл. - Почему я кажусь вам бандитом, Лаврентий Павлович? - Потому что ты и есть бандит. Мой любимый, дорогой бандит. Прошу любить и жаловать - мой друг. - Берия засмеялся. Этого он делать не умел. В дверь просунулась толстая белая морда велосипедиста в ржавом немецком шлеме. - Там снова лезут, шеф. Вы не посмотрите? - Иди, сейчас буду. Из пушки без меня не стрелять. Берия обернулся к своим шахматистам. - Доктор Фрейд для вас - старший товарищ и коллега. Слушайтесь его, потому что он не сделает вам дурного. - А если сделает? - спросил Лядов. - Во-первых, вы сами во всем разбираетесь, - сказал Берия. - Во-вторых, у вас нет выбора. Я ему доверяю, и вы будете доверять. Вы же из одной компании. - Разве? - взвился Майоранский. - Я никогда не был в компании с Леонидом Моисеевичем. И не стремился к этому. - Хватит разговорчиков! - рявкнул Берия, который почувствовал, что зашел слишком далеко в своем либерализме. - Фрейд, начинайте свои опыты. Гоглидзе! Где Гоглидзе? Помогай доктору и смотри, чтобы шахматисты не мешали работать. И Берия поспешил к выходу, чтобы пересечь очередную попытку конкурентов оспорить его власть. Майоранский пошел по лаборатории. Он трогал приборы, поднимал пробирки, ему доставляло удовольствие вновь оказаться в привычной атмосфере. - А где центрифуга? - вдруг спросил он. - На кой ляд центрифуга алхимикам и колдунам? - ответил за доктора Лядов. - Вы не правы, - сказал Гоглидзе. - Центрифуга есть в том помещении, только она приводится в движение человеческой силой. - А какой же еще! - сказал Лядов. Доктор выпрямился и вздохнул. Он начинал работу. - Я не имею чести быть с вами знаком, - сказал он. - Но полагаю, что мы с вами коллеги. - До некоторой степени, - ответил Людов. - Это не совсем так, - сказал Майоранский. - Вряд ли вы можете на это претендовать. Должен сказать вам, что в прошлой жизни я занимал достаточно важное место в биологической науке. Моя лаборатория была снабжена лучшим отечественным и импортным оборудованием и аппаратурой. Его казенный язык не вязался с бородкой и брюшком. Казалось бы, он должен быть изысканно интеллигентен, а он говорил, как недавно приехавший с юга партийный выдвиженец. Лядов этого не замечал, но Леониду Моисеевичу воляпюк Майоранского резал слух. - Сначала Гоглидзе возьмет у вас кровь на биохимию, - сказал доктор. - Надеюсь, вам известна эта процедура. - С какой целью? - Кровь индивидуальна. Даже здесь. Вам приходилось видеть, что она собой представляет? - Что меня может удивить? - спросил Майоранский. - Вы видели кровь без лейкоцитов? - спросил Леонид Моисеевич. - А вы знаете, что происходит с вашим гемоглобином? - Это любопытно, - сказал Лядов. - Давайте же займемся, не будем тянуть время. - Твой поезд без тебя не уедет, - заметил Майоранский. - Чем скорее я покину этот мир, тем лучше, - сказал Лядов. - Чтобы вернуться сюда? - Может быть, я хочу умереть там. - Хватит этих разговорчиков при посторонних, - оборвал его Майоранский. - У нас с тобой задание, важность которого трудно переоценить. Я полагаю, что за последние сотни лет судьба никому еще не давала такого преимущества. - Ты считаешь это подарком судьбы? Ты - злобный гордец! Доктор подумал, что слушает отрепетированный и многократно повторяющийся спор. Здесь, в мире без времени, можно было спорить бесконечно. Но слова Майоранского доктора насторожили, может быть, потому, что он готов был услышать что-то необычное и опасное для человечества. Ведь в любом случае все это - интрига Берии, причем задуманная давно и на несколько шагов вперед. В первое время доктор думал, что Берии нужно добыть что-то из человеческого мира - может, пушку или какой-нибудь яд, - что-то недоступное здесь и могущее способствовать росту его могущества. Но что? Если говорить поменьше и слушать побольше, они обязательно проговорятся. Доктор был прав. Ошибка Берии, который думал, что все предугадал, заключалась в том, что он не предупредил шахматистов: доктор - чужой и даже опасный человек. И они восприняли его как союзника Берии. И не считали нужным перед ним таиться. - Вам придется передвигаться? - спросил доктор. Лядов лег на накрытую белой простыней койку, Гоглидзе принес иглу и пробирку для крови. Майоранский следил за тем, как Гоглидзе берет кровь на биохимию. Он чуть вздрогнул, когда игла вошла в сгиб руки и капелька жидкой крови образовалась у места укола. - Вы куда-то поедете? - спросил доктор. - Конечно, поедем, если бы это была просто прогулка, вашей помощи бы не потребовалось, - сказал Майоранский. - Я спрашиваю, - произнес доктор, глядя, как Гоглидзе отошел от Лядова, - потому что должен понять, как составлен ваш график. Сколько вам находиться в пути и когда вы сможете возвратиться. Лядов сел на койке, зажал согнутой рукой клоч