песнопение являлось лишь уродливой шуткой. Загадочной и, возможно, наихудшего сорта издевкой, созданной, может быть, самим Гарле, мрачным шутом богов. Да и существовало ли зло вне стен Валарии? Или внутри них? Впервые он услыхал этот псалом почти два года назад. И в тот день, как и сейчас, так же он смотрел на садящееся солнце... Маленький и жалкий караван вез лишь всякие отбросы с лотков далеких рынков. Самым лучшим был верблюд, на котором сидел Сафар. Это грязное, с дурным характером животное он нанял для своего путешествия. Бросок из Кирании - а вернее, переползание - он совершил в три приема. Первый - до речного порта у подножия Божественного Раздела - с группой паломников. Второй - с погонщиками, ведущими стада крупного рогатого скота с высохших равнин к новым пастбищам. Там-то он и наткнулся на этот караван, идущий прямиком в Валерию, и примкнул к нему, экономя многие дни и мили путешествия. Солнце быстро садилось, когда он подъехал к городу, раскачиваясь на верблюде, как рыбак на неспокойной воде. Огромные стены Валарии окрасились в розовый цвет, становясь похожими на запретные кряжи мрачных гор. Поверх стен поблескивали купола домов и башни храмов. Между ними вставали конические крыши прочих строений. Вечерний ветерок доносил экзотические звуки и запахи Валарии: плотное гудение многоликой толпы, лязганье и клацанье работающих мастерских, запах дыма от очагов и требухи, где к плохому мясу добавляли много доброго чеснока. Атмосфера одновременно была и чувственной и опасной, многообещающей и угрожающей. Главные ворота охранял взвод солдат под королевским стягом Дидима - позолоченные листья фигового дерева, напоминающие о том, что несколько сот лет назад Валария представляла собой лишь небольшой оазис для кочевников. Ворота выглядели грозно - как разверстая пасть. Только вместо зубов сверху торчали черные железные поднятые брусья, толщиной с талию человека и грубо заостренные. Хозяин каравана, пустой маленький человечек с бегающими глазками, принялся торговаться с солдатами за вход в город. Но, не сумев или не пожелав сойтись в цене, получил приказ разбивать лагерь на ночь за стенами, сразу же за огромным рвом, окружающим город. Впрочем, ров уже давно не рассматривался никем как средство защиты города, и в него сваливали мусор и даже трупы слишком бедных граждан, не имеющих средств на приличные похороны. По яме бродили закопченные от дыма фигуры, факелами поджигая то, что может гореть, и приводя ров в подобие порядка. Это были городские сборщики мусора, считавшиеся стоящими на столь низкой ступени общества, что даже взгляд на них сулил несчастье смотревшему, не говоря уж о том, чтобы их коснуться. Сафар, не желая себе прелестей такой ночевки, робко приблизился к сержанту, командующему охраной, и протянул рекомендательное письмо Коралина, написанное изящным почерком и скрепленное толстой золотой печатью. Оно произвело столь сильное впечатление на сержанта, что тот взмахом руки разрешил Сафару пройти через ворота. Сафар замешкался, вглядываясь в огромный туннель, тянущийся в стене. На другую сторону, видимую лишь тусклым пятном размером с тарелку, вел длинный и темный проход. Тогда-то он впервые и услыхал этот псалом, завывающий голос издалека и в то же время близко: Мы, жители Валарии, люди добрые и благочестивые. - Благословенны, благословенны... Эти слова так напугали его, что он решил было повернуть назад. Но сержант подтолкнул его. - Двигай задницей, малый, - с грубоватым юмором сказал сержант. - Сегодня был тяжелый день, и меня давно в одной городской таверне поджидает хорошенькая шлюха. Сафар послушался и двинулся в темноте туннеля к все увеличивающемуся пятну света. Псалом звенел в его ушах: ...Здесь найдешь только верных. Благословенны, благословенны... С огромным облегчением он вышел с другой стороны стены. Песнопение стихло, дух его воспрял. Он огляделся, не зная, куда идти, а ночь приближалась, и со всех сторон на него глядели лишь темнеющие улицы. Тут и там через плотно захлопнутые ставни пробивались полоски света. В сгущающейся тьме лишь твердый булыжник под ногами подсказывал, что здесь дорога. Вспыхнули факелы, и он разглядел недалеко вывеску трактира. У входа во всеуслышанье трактирный зазывала выкрикивал: - Похлебка и ночлежка за шесть медяков. Похлебка и ночлежка за шесть медяков... Сафар поспешил на крик зазывалы, не отпуская рукояти кинжала. Ночь он провел с удобствами, какие только мог предоставить дешевый трактир. На следующий день он оказался у дома лорда Музина, сжимая в ладони рекомендательное письмо. На мажордома лорда Музина каллиграфия и золотая печать письма не произвели столь глубокого впечатления, как на сержанта. С каменным лицом он взял письмо и лениво оглядел печать Коралина. - Жди здесь, - повелительно произнес он. Сафар ждал, и ждал долго, протоптав тропку в пыли у ворот дома Музина. Коротая время, он разглядывал толпу и уличную суету. Ему хоть и доводилось ранее бывать в Валарии, но вместе с отцом, и впечатления у него сохранились лишь детские. Теперь же он впервые оказался здесь один и уже в серьезном возрасте. Он нетерпеливо оглядывал толпу, выискивая следы разврата, о котором предупреждал Губадан. Но если и было в этом городе нечто подобное, то оно скрывалось за стенами домов, выстроившихся вдоль улицы. Он устал и проголодался, но не отваживался покинуть свой пост, дабы не пропустить возвращения мажордома. Наконец, когда день почти закончился и приближалась пора вечерней молитвы, человек вернулся. Он сморщился, словно от Сафара дурно пахло. - Держи, - сказал он, небрежно подавая Сафару свернутый свиток, скрепленный еще мягкой на ощупь печатью Музина. Буквы казались неряшливыми по сравнению с каллиграфией рекомендательного письма Коралина. - Господин распорядился, чтобы ты завтра явился в главный храм. Отдашь письмо одному из помощников лорда Умурхана. Мажордом отряхнул руки, словно избавившись от чего-то недостойного, повернулся и ушел. Сафар был сбит с толку. - Извините меня, друг, - окликнул он его в спину. Мажордом застыл на ходу. Повернувшись, он осмотрел Сафара снизу доверху, скривившись от отвращения. Сафар, не обращая на это внимания, сказал: - Я надеялся на встречу с вашим господином. У меня для него подарки от моего отца и матери и пожелания здоровья и процветания. Мажордом фыркнул: - Мой господин не нуждается в таких подарках. Что же касается встречи... Я не стану оскорблять достоинства господина требованием от персоны такого положения. Сафар ощутил, как кровь бросилась в лицо, но совладал с собой. - Но он, по крайней мере, согласился финансировать мое обучение в университете? - спросил он, показывая письмо. - Мой господин высказался о таком намерении, - ответил мажордом. - На твое обучение будет выделена определенная сумма. Поскольку лорд Коралин обещал возместить все необходимые издержки. - Мажордом сделал подчеркнутую паузу, затем сказал: - Он велел предупредить тебя, чтобы ты не злоупотреблял его добротой и дружбой с лордом Коралином. Благотворительность лорда Музина на этом заканчивается. Так что не возвращайся сюда больше. Тебе все понятно? Сафару захотелось швырнуть письмо в эту ухмыляющуюся физиономию. Но он дал себе обещание не срываться и, проглотив гордые слова, ушел, ничего не говоря. На следующий день, проведя ночь в злобном зубовном скрежетании, он добрался до главного храма Валарии. Путь его пролегал через центр великого города, стоящего на пересечении торговых путей. Сцены, запахи, виды и звуки зачаровывали. Толпа продвигалась настолько плотно, что кучерам тяжело груженных фургонов лишь руганью удавалось пробивать себе дорогу. Люди не обращали на Сафара никакого внимания, но, случайно задев его, сердито бранились. При этом каждый держал голову низко опущенной, дабы не встретиться взглядом с другим. Толпа увлекала его мимо попрошаек, выкрикивающих: "Милостыни, милостыни, ради богов"; мимо широко открытых окон, из которых едва одетые женщины окликали "робкого юношу" задержаться в их объятиях. Магазины по продаже роскошных ковров и изобилие ювелирных украшений соседствовали с кофейнями и опиумными лавками. Воры всех возрастов и обоих полов шныряли в толпе, добывая желаемое по мере способностей. И над всем этим завораживающей песней, с бубнами, барабанами и колокольчиками уличных увеселителей, стоял неумолчный хор: - Арахисы! Арахисы! Солнечные, горячие! Или: - Розовый пудинг! Розовый пудинг! Сладкий как девушка! Или: - Шербет! Шербет ледяной! Огромная площадь, занятая главным храмом и университетом, составляла свой город за стенами внутри города. Каменные монстры стояли по бокам арочного входа без ворот. Охрана отсутствовала, и лишь люди в жреческих тогах и грубых студенческих мантиях сновали туда и сюда, как пчелы в лесном улье. Сафар спросил дорогу и вскоре оказался, миновав лабиринт храмовых строений, у конторы главного чиновника. Там он представил рекомендательное письмо и вновь получил указание ждать. На этот раз он подготовился. Дабы скоротать время, он прихватил с собой еду, питье и старую книжку по астрономии. Запасы его, как и день, подходили к концу, и он обратился к книге как раз в тот момент, когда худой жрец с красными глазами и торопливыми движениями вернулся с ответом. - Пойдем, пойдем со мной, - сказал он. Тут же повернулся и засеменил вперед, даже не оглядываясь на Сафара. Сафару пришлось поспешить, чтобы не отстать. - Меня приняли, господин? - спросил он. - Не зови меня господином. Не зови меня господином, - зачастил жрец. - Просто праведником. Просто праведником... - Простите мое невежество, праведник, - перебил его Сафар. - Меня приняли на учебу? - Да, да. Теперь вот сюда. Теперь вот сюда. Сафар оказался в огромной пустой столовой, с каменным полом, покрытым коркой засохшей пищи. Жрец сказал: - Отскреби это. Отскреби это. Он указал на ведро с грязной водой, в которой плавала щетка. Когда Сафар поднял голову, жрец уже спешил прочь. - Подождите, праведник! - закричал он ему вслед. Но маленький жрец уже скрылся за дверью, захлопнув ее за собой. Сафар взялся за ведро и щетку, встал на колени и принялся отскребать грязь. Деревенский парень никакую работу не считал зазорной. Так он скреб несколько часов, но без особого успеха, поскольку вода в ведре была не чище пола. Ко времени вечерней молитвы за ним пришел прислужник постарше и отвел в огромную спальню, битком набитую студентами-первогодками. Ему выдали одеяло, указали место для спанья на полу и снабдили ржавой металлической чашкой с холодной жареной картошкой, черствым пшеничным рогаликом и яйцом, сваренным вкрутую. Пока он с волчьим аппетитом уничтожал снедь, прислужник вкратце сообщил ему об обязанностях, в основном сводившихся к отскребыванию грязных полов. - Когда же начнутся занятия? - спросил Сафар. Прислужник рассмеялся. - Они уже начались, - сказал он и удалился без дальнейших объяснений. Сафар уже давно узнал от Губадана, что учителя любят присматриваться. "Что ж, - подумал он, - если отскребывание полов - первый урок, так тому и быть". Тем он и занимался целый месяц, задерживаясь во время переноски ведра с водой у дурно пахнущих мастерских и лекционных залов, откуда эхом доносились красноречивые голоса жрецов. Затем его вызвал к себе Умурхан, и больше ему не приходилось заниматься уборкой. Сафар вернулся к реальности. Он протер глаза, отметив, что за окном уже засверкали звезды. Увидев хвост кометы над Домом Шута, он задумался об астральном значении видения. Тут он услыхал некий звук - кто-то скребся в дверь. Сквозь сумятицу мыслей и воспоминаний до него дошло, что звук этот он уже слышал минуту назад. "Ну да, - подумал он, - я размышлял об Умурхане, и что-то прервало меня. Этот самый шум у двери". Послышался чей-то голос: - Сафар, ты не спишь? Совсем юношеский голос. Сафар задумался, но тут же улыбнулся, сообразив, кто это может быть. - Заходи, - сказал он. 10. НЕРИСА За грубой дверью из досок Нериса торопливо приглаживала волосы и поправляла наряд. Она надела короткую свободную тунику, открывающую ее длинные ноги, и туго затянула пояс, дабы фигура не выглядела совсем уж мальчишеской. Весь ее наряд - серая туника и светлые рейтузы - давно поизносился, но на ткани добротного качества заплатки были почти незаметны. - Наверное, это Нериса, да? - донесся до нее голос Сафара. Она услыхала, как он рассмеялся. - Ну а если это какой-нибудь бродяга, то ты напрасно тратишь время, о друг ночи. Все свои деньги я потратил на выпивку и другие низменные цели. Нериса захихикала и толчком открыла дверь. Сафар усмехнулся ей приветственно с подоконника, где он сидел. Белая студенческая мантия обтягивала его сильные ноги горца. Нериса подумала, что еще никогда не видела такого красивого юноши, высокого и стройного, с широкими плечами и узкой талией, перетянутой красным поясом прислужника. У него была оливкового цвета кожа, а над полными губами изящно изгибался нос. Темные, коротко подстриженные волосы прямыми прядями нависали над глазами столь голубыми, что сердце Нерисы растаяло, едва она впервые заглянула в них. Он подозвал ее к окну. - Я наблюдал за кометой, - сказал он, указывая на звездное небо. Она подошла и перегнулась через его ноги, чтобы видеть лучше. - Вон там, - показывая, сказал Сафар. - В направлении Харле - Дома Шута, Арлекина. Она увидела длинное узкое созвездие Арлекина, отличимое по остроконечному колпаку и физиономии с крючковатым носом. Линию подбородка пересекала бледная полоса хвоста кометы. - Я вижу ее, - сказала Нериса голосом, задрожавшим от близости к Сафару. Она взволнованно отвернулась, чтобы он не заметил, как она вспыхнула. - Надеюсь, я не помешала тебе? - А, ерунда, - ответил Сафар. - Я все равно скучаю без сестер. Но если ты с ними когда-нибудь познакомишься, не рассказывай то, что я тебе доверил. - Он засмеялся. - Но я действительно скучаю без них. Я ведь вырос вместе с ними, и теперь мне их не хватает. Не будешь возражать, если я буду представлять тебя одной из них? Нериса весьма и весьма возразила бы. Она еще не знала толком, что ей нужно от Сафара, но наверняка не братские чувства. Уперев руку в бедро, она постаралась придать себе вид по возможности взрослой женщины. - Но если ты так томишься без женщин, Сафар Тимур, - сказала она, отчаянно набираясь мужества, - почему я не видела тебя ни с одной? Кроме меня, разумеется. - Она машинально поправила волосы. - Другие студенты из борделей не вылезают. К восторженному восхищению Нерисы, Сафар вспыхнул и, запинаясь, забормотал в ответ: - Я... хм... не занимаюсь... такими делами. - Он совладал с собой. - Однажды я уже свалял дурака, - сказал он. - И думаю, с тех пор поумнел. Нериса кивнула, про себя подумав: понятно, это была женщина! Ясно, что он получил горький урок. Она тут же возненавидела ту женщину, которая заставила страдать Сафара. Но одновременно ее порадовало и то, что в этой области у предмета ее воздыханий, такого красавца и, вероятно, настоящего мужчины, дела обстоят неважно. - И что же с ней случилось? - спросила она. - С кем? - С той женщиной, которая тебя огорчила. Сафар скис. - Вот уж не думал, что ты сразу все поймешь. - Затем он пожал плечами и сказал: - Ее звали Астария. У меня хватило глупости влюбиться в эту куртизанку. Но она достаточно ясно дала понять, что не собирается связывать свою судьбу с сыном горшечника. Ясно было, что в ее грандиозные планы я не вписывался. Пока Нериса размышляла над услышанным, Сафар усадил ее на гору старых подушек и ковриков, заменявших мебель. Сам он уселся рядом. Она с трудом отвела глаза от его длинных ног. - Надо полагать, тебе досталось от Катала, - сказал Сафар, уходя от предыдущей темы. - Что? - несколько ошарашенно спросила Нериса. Сафар, улыбаясь, сказал: - После того, как тот, хм, толстый джентльмен и его... друзья удалились, я думаю, ты сложившуюся ситуацию назвала обычным "недоразумением"? - Но ведь так оно и было! - сказала Нериса. С облегчением и некоторым разочарованием она увидела, что он подоткнул полы мантии аккуратно под ноги. - Я же собиралась расплатиться. А он решил, что я воровка. Наверное, потому, что не увидел денег у меня в руке. - Но ты должна признать, Нериса, - сказал Сафар, - что за тобой уже давно водится эта привычка, как бы это назвать, брать взаймы. Нериса пожала плечами. - Ну у меня просто образ жизни такой, - ответила она. - И я знаю, что старику Каталу меня не понять. Он, может быть, вообще думает, что у меня где-то есть семья. И в один прекрасный день они вернутся, и я перестану ночевать в "Трясине для дураков", и снова заживу в семье. Но этого никогда не произойдет. Вот я и краду. Я бы не делала этого, если бы у меня все было. - Это я понимаю, - сказал Сафар. - Я, разумеется, вырос не так, но видел в Валарии, как по-разному складывается у людей жизнь. Я хотел бы тебе чем-нибудь помочь. Но у меня и на себя-то времени почти нет. - Ты и так мне помогаешь, - вдруг страстно сказала Нериса, но тут же глубоко вздохнула и успокоилась. - Я хочу сказать, что ты показываешь мне свои книги. И учишь меня. И я сама ощущаю себя студенткой. Единственной девой... я имею в виду женщиной, в университете. Катал давал ей уроки письма и чтения, но она относилась к урокам без особого рвения, пока Сафар не принял ее под свое интеллектуальное крыло. Обладая смышленым умом, Нериса на лету схватывала все, что он рассказывал, и даже с нетерпением стремилась узнавать все больше у столь юного и красивого наставника. Сафар вздохнул. - А ведь я пытался обучать тебя логике, - сказал он. - Давай обратимся к основному пункту твоей защиты, который состоит в том, что бедный беспризорный ребенок вынужден воровать и что это - в порядке вещей. - И это правда, - решительно отозвалась Нериса. - Очень хорошо, - сказал Сафар. - Допустим. Но тогда прошу тебя ответить: что же такое жизненно необходимое ты обнаружила на лотке этого толстого мошенника? - Вот это, - сказала Нериса, робко выставляя на обозрение маленький бумажный сверток. - Это для тебя... Подарок. Брови Сафара прыгнули вверх. - Подарок? Ты украла подарок? - Тон голоса звучал укоряюще, но при этом он развертывал упаковку, говоря: - Так нельзя, Нериса. Нельзя красть подарок. Черт, да вообще нельзя воровать. При этом я же еще и виноват... Он смолк, когда развернул украденный предмет. Это была маленькая каменная, почерневшая от времени черепаха, с дугообразно торчащими из панциря лапами. На складчатой шее сидела голова с разинутой клювообразной пастью, словно в преследовании рыбешки. Очаровательная игрушка для ребенка из далекого прошлого. Первое потрясение для Сафара наступило тут же, когда он понял, что никакая это не игрушка, а древний идол, представляющий одну из божественных черепах. В каждой малейшей детали просматривалось огромное старание, так что черепашка выглядела почти живой. Второе, еще более могучее потрясение ожидало его, когда он рассмотрел рисунок на ее панцире. Большой зеленый остров был окружен омывающим берега морем. Над островом возвышалась огромная красная гора с чудовищным ликом, изо рта которого вырывались языки пламени. - Хадин, - выдохнул Сафар. - Ты же всегда упоминал о ней, - сказала Нериса, с радостью наблюдая за выражением благоговения на его лице. Вид его лица уменьшал те страдания, которые испытала девушка, наблюдая за казнью женщины. - И потом, ты же показывал мне эту картинку в твоих книгах. Когда увидела черепашку, я сразу поняла, что это именно то, что ты хочешь. - Она пожала плечами. - Вот я и взяла ее. Сафар улыбался и кивал, но по отсутствующему выражению она поняла, что вряд ли он слышит ее. Нериса замолчала, зачарованно наблюдая, как рука Сафара тянется к черепашке, словно к волшебному магниту. Он вздрогнул, когда пальцы коснулись камня, и глаза его удивленно расширились. - Магическая черепашка, - прошептал он. Он поднял фигурку и принялся поворачивать, рассматривая под разными углами. - Интересно, откуда она взялась? - спросил он. - Как оказалась здесь? Нериса ничего не говорила, понимая, что Сафар просто высказывает вслух свои мысли. Он так увлекся черепашкой-божком, что у Нерисы появилось ощущение, будто она через окно подглядывает за чьей-то личной жизнью. Лицо Сафара прояснилось, а от улыбки в комнате стало светлее. - Спасибо тебе, Нериса, - сказал он просто. - За такой подарок мне никогда с тобой не расплатиться. Затем, к ее огромному удовольствию, он обнял ее рукой за плечи и прижал к себе. От легкого поцелуя в губы она затрепетала, одновременно и взволнованная и испуганная. А когда он отпустил ее, в ней проснулась ненависть к братской нежности в его глазах. Мстя за себя, она указала на черепашку и сказала: - А ведь я украла ее, забыл? Ты уверен, что хочешь испачкать об нее свои руки? - Это не важно, - ответил Сафар, и так нежно, что она сразу простила его. - А для чего она? - спросила Нериса. Сафар покачал головой. - Не знаю. Но для чего бы она ни предназначалась, она определенно наделена магией. Я чувствую это... - Он задумчиво помолчал и затем продолжил: - У меня такое ощущение, словно музыкант тронул струну, и звук отозвался резонансом во всем моем теле. - Но мы же не узнаем, как ею пользоваться, - сказала Нериса, просто чтобы поддержать разговор. Но Сафар ухватился за эту мысль. Он нахмурился, затем сказал: - Чтобы выяснить, я должен сотворить заклинание, но, пока ты здесь, я этого делать не буду. Лорд Умурхан не одобряет, когда прислужники занимаются магией в присутствии публики. Вообще-то наказанием за такой проступок являлось немедленное исключение, но Сафар не стал упоминать об этом. - Ну, пожалуйста! Прощу тебя! - сказала Нериса. - Я еще не видела магии. Сафар в нерешительности замешкался, и Нериса тут же воспользовалась этим обстоятельством. - Если ты действительно хочешь отблагодарить меня, - сказала она, - разреши мне понаблюдать за тем, что ты будешь делать. Прошу тебя, для меня это очень важно. Ведь ты же показывал мне в книгах заклинания и прочее. Иногда объяснял. Но если бы я увидела все своими глазами, то лучше бы поняла. Она усмехнулась: - И потом, ты же уверен, что я никому не скажу. Лучше меня никто в мире не хранит секретов. Все то время, пока она говорила, Сафар внимательно смотрел на подружку. Увидев ее в первый раз почти два года назад в "Трясине для дураков", он сразу же испытал к ней теплое чувство. Ей тогда было десять лет, как ему показалось, не больше. Он узнал, что эта маленькая девочка живет на улице. Ничего подобного не могло произойти с ребенком в Кирании. Сафар, нежно любивший своих сестер, особенно остро ощутил ее бедственное положение, и не раз с болью представлял на месте Нерисы одну из своих сестер. Нериса оказалась и удивительно смышленым человечком. Достаточно ей было раз взглянуть на страницу, и она уже могла процитировать содержание с точностью до слова. Катал рассказал, что она выучилась читать и писать менее чем за две недели. И если кто-то поправлял неправильно произнесенное ею слово, впредь она такой ошибки уже никогда не совершала. Сафар обнаружил, что с ней не только легко разговаривать, но можно даже обсуждать и новые идеи. Вскоре он понял: как бы ни был сложен предмет разговора, Нериса только тогда не понимала, о чем идет речь, когда он сам не до конца понимал суть или просто плохо объяснял. "Ну его в преисподнюю, этого Умурхана, - подумал он. - Все равно собираются исключать. Терять нечего". И поэтому он официальным тоном произнес: - Ваше желание, леди, для меня закон. Нериса всплеснула руками и воскликнула: - Спасибо тебе, Сафар! Ты не пожалеешь. Я обещаю. В восторге она отбросила все предосторожности и, обхватив его руками, отважилась поцеловать в губы. Затем откинулась назад, отчаянно покраснев. Низко опустив голову, она принялась теребить веревку обертки с такой сосредоточенностью, словно перед ней стояла гигантская задача. Только тут Сафар заметил, что на ней надеты не ее обычные мальчишеские обноски. И в том, как Нериса сидела рядом с ним, не было ничего мальчишеского. Она представляла собой настоящую девушку, начиная с изящной линии подбородка и кончая той грацией, с которой она потянулась за веревкой. Заметил он и то, что наряд ее подчеркивает именно женские достоинства, например длинные ноги, несмотря на худобу, начинающие приобретать форму. Мягкие тапочки подчеркивали маленький размер стопы. Над едва намечающимися бедрами широкий кушак стягивал узкую талию. Из опыта жизни в большой семье Сафар помнил, как начинают развиваться ягодицы под свободным пологом туники. Он вспомнил смущение сестер, находившихся в возрасте Нерисы. И как это смущение переросло в нечто иное, когда они начали поглядывать на деревенских пареньков, оказавшись в возрасте романтических воздыханий. Нериса успокоилась и подняла голову, чтобы взглянуть на него. Она улыбнулась, но нижняя губа дрожала. Глаза глядели открыто, и он разглядел, как под их темной поверхностью бурлят эмоции. Он внезапно понял, что, если сейчас скажет что-то не то, она разрыдается. Вуаль перед его мысленным взором раздвинулась, и он понял причину слез. Нериса влюбилась в него. Он видел, как сестры влюблялись в парней, гораздо старше их, и потому страдали из-за этого. Он знал, что эти заболевания быстро проходят. Но в случае с Нерисой все может оказаться тяжелее - ведь она столь одинока, лишена любви и ласки. Сафар, еще не исцелившийся до конца от столкновения с Астарией, понимал, что, если чем-то обидит Нерису, рана окажется глубокой. Он задумался, что же ему делать. И тут же понял, что вообще ничего не надо делать. Пусть переживет свое увлечение, как это делали его сестры. От него же требуется лишь бережное к ней отношение. Нериса внезапно почувствовала неладное. "Он догадался, - подумала она. - Я с ума сошла! Не надо было так одеваться! И теперь он знает! Что же мне делать? Что он скажет? Посмеется надо мной? Или вышвырнет? Какая же я дура, дура, дура! О боги, сделайте так, чтобы все было как прежде". Сафар кашлянул и взялся за черепашку. Нериса приготовилась услыхать слова презрения. - Если ты поможешь мне, я легче справлюсь с заклинанием, - спокойно сказал он. Боль в сердце Нерисы временно успокоилась. Она вскочила на ноги. - Что я должна делать? - с готовностью спросила она. Сафар указал на потрепанный чемодан, стоящий в углу. - Там найдешь деревянный ящичек практически со всем, что мне нужно. Затем, если тебе не сложно, начинай разводить огонь под жаровней. - Совсем не сложно, - сказала Нериса, перенимая спокойный тон Сафара. Она принесла ящик, и, пока разводила огонь, он наливал разноцветные ароматные масла в широкогорлый кувшин. Высыпав туда же таинственные порошки и крепко пахнущие травы, он принялся размешивать содержимое кувшина каменным пестиком. Нериса услыхала, как при этом он что-то приговаривает, но так тихо, что она не разобрала ни слова. Решив, что огня достаточно, Сафар понес к жаровне большой кувшин и черепашку. Установив кувшин на решетку, в ожидании, пока тот нагреется, Сафар принялся цветными мелками рисовать на полу, окружающем жаровню, искусный и сложный узор. Закончив рисунок, он сказал: - Ну а теперь, ты сядешь вон там... - и указал на место подальше от рисунка. Она села там, где сказано, не сводя глаз с жаровни. Сафар сел с другой стороны от очага. - Тебе удобно? - спросил он. Она кивнула. - Тогда начнем. Но обещай, что не будешь смеяться, если у меня ничего не получится. Ты же знаешь, что я всего лишь студент. Нериса хихикнула в ответ на это замечание. Уж она-то не сомневалась, что хотя Сафар и студент, но наверняка самый великий маг во всем Эсмире. И только тут поняла, насколько легче ей стало, когда он попросил помочь. Она задумалась, уж не нарочно ли он так поступил, жалея ее. Пусть так, но тогда она еще сильнее любит его за это. Сафар принюхался. - Готово, - сказал он. - Мне надо что-то делать? - спросила Нериса. Сафар протянул ей щетку с длинной рукоятью, сделанную из медвежьей щетины. - Окуни щетку в кувшин, - сказал он. - Хорошенько помешай, чтобы щетина хорошо пропиталась. Она помешала щеткой в густой, булькающей смеси. От запаха она-сморщилась, хотя позже не смогла бы сказать, плох был запах или хорош, сладкий или кислый. Сафар кивком подал сигнал, и она вытащила щетку. Он взял каменную черепашку, поместил ее на середину правой ладони и вытянул руку над жаровней. - Крась черепашке спину, - сказал Сафар. Нериса осторожно провела щеткой по зеленому изображению острова. Хотя смесь из кувшина обладала густым черным цветом, на зеленом остались лишь серые полосы. - Клади гуще, - сказал Сафар. - Не робей. Нахмурившись, Нериса сосредоточенно взялась за дело, пока липкая смесь не покрыла весь камень и не стала стекать на руку Сафара. - Именно так, - сказал Сафар. - Теперь обмакни еще раз и покрой сверху вторым слоем. Гуще, чем в прошлый раз. Но теперь с приговором. Поэтому слушай внимательно, что я скажу, и в точности повторяй. Нериса кивнула, обмакнула щетку, и, пока красила спину черепашке заново, они вместе принялись приговаривать: Свет разгоняет ночь. Что за жемчуга таятся под камнем? Все темное, проявись, Дай плоть камню и мозг костям. Сердце Нерисы застучало быстрее, когда она увидела, как из каменного идола проступило слабое свечение. Она могла поклясться, что ноги черепашки двинулись, и раскрыв рот увидела, что идол ожил и потрусил на ладони Сафара. Он шепотом приказал ей сидеть неподвижно, а сам поставил черепашку на пол. Свечение тут же погасло, а фигурка застыла в прежней, безжизненной позе. Сафар выругался, но тут же поднял голову и ободряюще улыбнулся Нерисе. - Дело оказалось сложнее, чем я думал, - сказал он. - Так мы можем приговаривать всю ночь, но не обнаружим нужное заклинание. Из рукава он извлек небольшой серебряный нож, обоюдоострый и изукрашенный сложным орнаментом. Это был тот самый колдовской нож, который Коралин подарил ему для разрешения трудных проблем. - К счастью, - сказал Сафар, указывая на нож, - у меня есть хитрое средство. Вновь подав сигнал Нерисе сидеть тихо, он приложил нож к каменному панцирю черепахи. Кончик коснулся красной горы с ликом монстра. Сафар забормотал: Покажи ключ, Подходящий к замку. Распутай следы И разрежь узел... Голос Сафара становился все тише, и последних слов заклинания Нериса не расслышала. Но она была столь поражена его собранностью, что не разобрала бы слов, если бы он и кричал. Ей еще не приходилось видеть такой сосредоточенности. Глаза Сафара обратились внутрь, покрывшись плавающим голубоватым дымком, сквозь который пробивалось синее пламя. Легкое свечение охватило все его тело - розовая окантовка с разноцветными искрами. Лицо заблестело от пота, тени углубились, черты обострились. Ощутив слабый запах мускуса от его тела, Нериса почувствовала, как мягчайшим из покрывал на нее опускается успокоение. Глаза ее помимо воли остановились на лице монстра, не имея силы оторваться. Сафар окончательно и резко стукнул ножом по камню, и внезапно лицо монстра высвободилось из камня, стало взмывать все выше и выше, нарисованные глаза заморгали, а рот задвигался, выговаривая слова. - Заткнись! Заткнись! Заткнись! - услыхала Нериса. Затем под лицом сформировалось тело, и Нериса от удивления откинулась назад, увидев, как маленькое существо, ростом не более трех ладоней, соскочило на пол с черепашьей спины. Существо походило на лягушку огромными зелеными глазами и широким ртом, из которого торчали четыре острых, как иголки, зуба. Но тело принадлежало небольшому элегантному человечку, в богатом наряде, прикрывающем его с ног до шеи. Существо выглядело рассерженным. Уперев ручки в узенькие бедра, оно обернулось к каменной черепахе. - Если ты не заткнешься, - обратилось оно к идолу, - я тебя заставлю! Вот увидишь! - Затем существо посмотрело на Сафара и пожаловалось: - У меня от нее голова болит! Болтает не прекращая. И никогда не слушает. Иногда я даже не слышу собственных мыслей! - Я сожалею, что тебе приходится жить в столь шумной компании, - совершенно спокойно сказал Сафар. - Но на тот случай, если ты не заметил, подскажу, что я только что вызвал тебя. И если ты простишь мне мою бесцеремонность, ваша ссора с компаньоном не представляет для нас интереса. Существо сверкнуло глазами на Сафара, затем на Нерису. - Вот тем люди и отличаются, - сказал он. - Их чужие заботы не волнуют. - Оно наклонило голову к идолу, словно прислушиваясь, затем сказало: - Придется признать, Гундари, как ни странно, ты говоришь мудрые вещи. - Сафару же оно проговорило: - Гундари говорит, что все люди эгоисты. И вы пока еще не опровергли это утверждение. - А кто это - Гундари? - спросил Сафар. Существо фыркнуло, выпустив из ноздрей крошечные языки пламени. - Мой близнец! Кто же еще! - Он произнес это так, словно Сафар выказал себя самым невежественным из смертных. - А ты кто? Последовало очередное свирепое фырканье. - Гундара, вот кто! - А почему бы твоему близнецу тоже не показаться? - спросил Сафар. - Скажи ему, пусть появится, чтобы мы могли посмотреть на него. Гундара пожал плечами, изящно, как танцор. - Он никогда не показывается людям. Так не заведено. С вашей разновидностью дело имею я. А он общается с демонами. - Тогда ты должен понять, что тебя вызвали, - сказал Сафар. - И что ты должен внять моей просьбе. Гундара вскочил на трехногий табурет, встав так, чтобы посмотреть Сафару прямо в глаза. - Еще бы. Еще бы. Я понял. Повинуюсь, о Мастер Невоспитанности. Но учти вот что. Я еще не обедал. - Он указал на идола. - А этот проклятый прожорливый близнец слопает все, если я скоро не вернусь. Он обратился к Нерисе, очевидно надеясь на большее сочувствие: - Ты не поверишь, как тяжело добывать приличное пропитание, обитая в этом каменном истукане. - Представляю себе, - сказала Нериса. Она сунула руку в карман и извлекла кусочек сахара. Глаза Гундара загорелись. - Тысячу лет не ел сахара, - сказал он. И протянул крошечную ладошку. Нериса в нерешительности посмотрела на Сафара. Тот кивнул, она протянула сахар, который мгновенно сграбастал Гундара и запихал в рот. Он причмокивал, закрыв глаза, словно пребывая в раю. Затем деликатно облизнулся длинным красным языком, собирая крошки, налипшие на губах. Покончив с этим делом, он обратился к Сафару: - И что же ты хочешь, человек? Только не слишком сложное. Видишь ли, за кусок сахара целый мир тебе не удастся заполучить. - Прежде всего я хотел бы узнать кое-что о тебе, - сказал Сафар. - Откуда ты? И для чего предназначен? Гундара вздохнул. - И почему мне всегда попадаются одни тупицы? - пожаловался он. - Три раза меня вызывали за последние пятьсот лет. И каждый последующий человек оказывался глупее предыдущего. - Ну хватит болтовни, - сказал Сафар. - Я тут приказываю. - Но только не надо так волноваться, - ответил Гундара. - Отвечай на вопросы, - потребовал Сафар. - Я из Хадин, откуда же еще? - сказал Гундара. - Мой близнец и я были сделаны давным-давно. Так давно, что и сказать не могу. По крайней мере, несколько тысяч лет назад. Мы были подарком одной колдунье в день ее коронации. - А для чего вы нужны? - спросил Сафар. - Мы - фавориты, - ответил Гундара. - Мы помогаем магам и колдуньям творить заклинания. - Ты сказал, что вы с близнецом разделили обязанности по общению с людьми и демонами, - сказал Сафар. - А почему? - Откуда мне знать? - ответил Гундара с едва скрываемым отвращением. - Такими нас сделали. Таковы правила. Я общаюсь с людьми. Гундари - с демонами. И все. - Твой близнец действительно в точности похож на тебя? - спросил Сафар. Гундара рассмеялся, издавая звуки, которые слышны при битье стекла. - Ни капельки, - сказал он. - Я прекрасен, как вы видите. У Гундари же лицо человека. - Существо содрогнулось. - А что может быть уродливее? Впрочем, я не собираюсь никого обижать. - А как вы оказались в Эсмире? - спросил Сафар. - Вот это-то и есть самая печальная история среди всех прочих трагедий. Нас перевозили в сундуке сокровищницы королевы, и на корабль напали пираты. С того времени мы стали собственностью созданий настолько уродливых, что вы и представить себе не можете. Нас передавали из одних грязных рук в другие. Затем, лет пятьдесят назад, мы попали в груду бросовых товаров и затерялись. С тех пор обитали на рыночных лотках. И на нас никто не обращал внимания. Он с любовью посмотрел на Нерису. - Это чудо, что ты появилась на рынке, - сказал он. - Я всегда считал женщин самыми смышлеными из человеческих особей. Нериса вспыхнула, но ничего не сказала. Гундара обратился к Сафару: - Я полагаю, что мой близнец и я побудем у тебя недолго. Пока кто-нибудь не убьет тебя, или пока ты нас кому-нибудь не продашь. - Если ты в ближайшее же время не изменишь своего поведения, - ответил Сафар, - я подарю тебя и твоего братца самой старой, самой грязной, самой бородавчатой колдунье во всем Эсмире. - Хорошо, хорошо, - сказал Гундара. - Не надо так расстраиваться. Я просто вел с вами беседу. - Что ты еще можешь делать, - спросил Сафар, - кроме, как выступать в качестве Фаворита? - Будто этого недостаточно, - проворчал Гундара. - Я так думаю, никто в нынешнее время не откажется от добротной, усиленной магии. То ли дело в старину... - Он смолк, увидев угрожающее выражение на лице Сафара. - Не обращай внимания. Забудь, если я сказал что-то не то. Видимо, здесь бедный Фаворит лишен дарованного богами права поворчать. Итак, если вам нужно от меня нечто большее, то можно получить. Например, я могу брать и переносить вещи, которые для обычного смертного являются фатальными, даже при прикосновении. Могу по твоему желанию шпионить за врагами. Хотя тут мои возможности ограничены, поскольку я не могу удаляться от черепахи на расстояние далее двадцати футов. Следовательно, тебе придется прятать меня где-то в жилище твоего врага или изобретать что-то еще своим немощным человеческим воображением. Хорош я особенно в умении чувствовать приближающуюся опасность. Гундара хмыкнул, веселясь над какой-то ему одному известной шуткой. - Кстати, - сказал он, - на твоем месте я бы распорядился заняться этим делом прямо сейчас. - Что ты имеешь в виду? - поинтересовался Сафар. Последовало очередное хмыканье. - Да так, не обращай внимания, - сказал Гундара. - Просто я демонстрирую свою преданность. Но если намек тебе непонятен, о мудрец, так пропади ты пропадом! - Фаворит! - рявкнул Сафар. - Выступить на охрану! Немедленно! Существо рассмеялось и вскочило на ноги. - Слушаюсь, повелитель! - сказал он. - Не бойся, Гундара с тобой! Затем он обратился к Нерисе: - Я только потому немного разговорился, что ты, моя милая, была добра ко мне. Ты дала бедному Гундара заморить червячка куском сахара. Если бы те люди, что сейчас находятся снаружи, пришли по лишенную чувства юмора душу повелителя, я бы вообще ничего не сказал. Но они пришли за тобой, Нериса. И если ты та самая ловкая маленькая пройдоха, которой я тебя считаю, то тебе надо побыстрее смываться отсюда! С этими словами и резким хлопком Гундара исчез. Нериса сразу вскочила на ноги и без слов бросилась в окно. И скрылась в нем в тот самый момент, когда дверь распахнулась и четверо очень рослых, бледных мужчин ворвались в комнату. Сафар подхватил идол