в расцвете сил и могущества. Правда, тогда он стоял обеими ногами на твердой земле. Негромким уверенным голосом он начал бормотать мантры сосредоточения, перемежая их циклами релаксации. Это позволило ему отделить свой дух от плоти. Спустя мгновение он оказался в чреве кита, проплыл сквозь пламя и увидел черного пожирателя огня. Тварь купалась в пламени. Она была ненасытна. Только одно это и спасало пока воздушного левиафана от неминуемой огненной погибели. Боманц присовокупил все свое искусство к усилиям пытавшегося защититься кита и к утихомиривающей пламя прожорливости черной твари. Языки пламени начали понемногу опадать. Колдун старался, чтобы его действия оставались неуловимыми, незаметными для хищника. Но у бестии на уме было лишь одно: насыщаться огнем. Еще немного, и воздушный кит сумеет в одиночку управиться с пожаром. Когда пожиратель огня вознамерился пробить следующий газовый пузырь, Боманц отшвырнул его прочь. Тварь пыталась прорваться снова и снова, пока не впала во временный паралич. Воспользовавшись моментом, Боманц исподволь пустил в дело тончайшие щупальца своей магии. С ювелирной точностью он заблокировал все команды Плетеного, заменив их одним категорическим императивом: уничтожь его! Истреби его тьмой, истреби его огнем! Ни на что невзирая, избавь мир от его пагубного присутствия! Наконец Боманц вернулся в свою плоть. Он снова увидел громадные, окаймленные огнем крылья, заслонившие половину звезд на небе. Но вот крылья сложились. Тварь начала падать по направлению к тому месту, которое Праотец-Дерево хотел защитить любой ценой. Боманц взглянул на Молчуна и Душечку. Смуглый угрюмый колдун улыбнулся краешком рта, кивнул и сделал легкий жест в подтверждение того, что работа была сделана добротно. Может быть, его наконец вычеркнут из черного списка? Он посмотрел вниз, чтобы увидеть, как пожиратель огня наносит удар. Змей резко нырнул и скрылся за оградой монастыря. Значит, Хромой сумел все-таки туда пробиться. Воздушный кит тоже продолжал свое медленное падение. Сейчас он находился в пределах досягаемости Плетеного. Туша небесного гиганта покоробилась, напоминая перетянутую посередине сардельку. В ней не осталось балласта. Кит не мог управлять своим движением. Он оказался во власти ветров и дрейфовал на юг, продолжая терять высоту. Молчун и Душечка приблизились к Боманцу. - Зачем вы остались? - спросил он. - Почему не убрались отсюда к чертовой матери? Молчун стал передавать Душечке вопрос старика на языке знаков. - Да прекрати ты мельтешить пальцами! - взорвался колдун. - Ты прекрасно можешь говорить. Молчун не ответил, лишь одарил его тяжелым взглядом. Воздушный кит накренился и провалился вниз. Боманца отшвырнуло к самому краю, но он успел схватиться за ножку какого-то органа, за которую и держался, едва избежав падения с высоты в три тысячи футов. Мимо прокатился клубок опаляющего пламени. Старик ругался, но цеплялся изо всех сил. Левиафан продолжал раскачиваться и содрогаться, издавая глухие бухающие звуки, крики боли. Случайная искра вызвала взрыв еще одного газового пузыря. На этот раз ничего нельзя было сделать. Игра почти закончилась. Боманц приготовился умереть через несколько минут. Против собственных ожиданий, он был не слишком этим расстроен. Скорее, разозлен. Разве достойно великого Боманца уйти в мир иной вот так, простой пешкой в чужой игре, без рукоплесканий публики, без великой битвы, погибнуть в которой не зазорно? Сгинуть, не превратившись в легенду? Оставалось только изрыгать проклятия. Что он и делал. *** Его мысль, более подвижная, чем когда-либо, отчаянно металась, пытаясь отыскать способ наверняка убедиться, что Плетеный не минует той же участи. Такого способа не было. Боманц не имел никакого оружия, кроме пожирателя огня, который превратился в летящее копье и больше не зависел от его воли. Воздушный кит опускался все быстрее. Огонь расползся, охватив всю заднюю часть его тела. Перетяжка посередине туши почти сомкнулась. Чертова громадина вот-вот должна была переломиться пополам. - Надо спешить, - сказал Боманц. - Эта половина сейчас отвалится. Он начал карабкаться по крутому скату, перебираясь на переднюю часть кита. Молчун и Душечка ползли вслед за ним. Раздался очередной взрыв. Молчун потерял равновесие и сорвался вниз. Душечка ухватилась одной рукой за орган, напоминавший дерево, а другой поймала пролетавшего мимо нее Молчуна и одним рывком поставила его на ноги. - Это не женщина, - пробормотал Боманц. - Будь я проклят. Задняя половина воздушного кита теперь опускалась чуть быстрее, чем передняя. Повторные взрывы разбрасывали во все стороны куски китовой плоти. Пылающие кометы во мраке ночи. Продолжая непрерывно ругаться, Боманц карабкался все дальше, с каждой секундой все больше удивляясь, зачем это ему нужно. Затем к нему стал возвращаться страх, дитя беспомощности. Все его выдающиеся способности сейчас были ни к чему. Оставалось только ползти, спасаясь от наступающего огня. Ползти до тех пор, пока не придет момент учиться летать. Новый сильный взрыв разорвал тушу кита. Боманц упал. Задняя часть чудища наконец отвалилась и отлетела в сторону, объятая пламенем. Остаток туши резко подпрыгнул в воздухе, пытаясь вернуться в горизонтальное положение. При этом его мотало из стороны в сторону, раскачивая с боку на бок. Старый колдун цеплялся за что попало и сыпал проклятиями, как тот канюк. Вдруг его ухо уловило тонкий хнычущий звук. Футах в пяти он увидел светящиеся глаза маленькой манты. Когда передняя часть кита выровнялась, он пополз в ту сторону. - Ну что, тебя забыли, малыш? Иди-ка сюда. Детеныш зашипел, зафыркал и даже попытался пустить молнию. Получилась крошечная голубая искорка. Боманц выудил его из зарослей. - Смотри-ка, совсем крошечный. Не мудрено, что они тебя не заметили, а? Детеныш оказался размером с некрупную кошку. Вряд ли ему было больше месяца от роду. Боманц осторожно пристроил его на левом плече. Детеныш почти сразу перестал сопротивляться. Казалось, он даже был доволен, что его одиночество кончилось. Старый колдун возобновил свое путешествие. Воздушный кит восстановил устойчивость насколько мог. Боманц осторожно пристроился поближе к краю. Он взглянул вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как падающая часть тела кита ударилась об землю. Молчун и Душечка присоединились к старику. Их лица, как обычно, казались бесстрастными масками. Одна темная, другая - светлая. Молчун пристально смотрел на землю. Душечку, похоже, больше интересовала маленькая манта. - Под нами две тысячи футов, - сказал Боманц. - Время еще есть. Падать будем долго. Нас должно беспокоить другое. Этим другим были язычки пламени, окаймлявшие место, откуда оторвалась задняя часть кита. Любой из них в любую минуту мог добраться до следующего газового пузыря. - Нам остается пробраться вперед так далеко, как мы сможем, и надеяться на лучшее, - добавил колдун, постаравшись вложить в голос как можно больше надежды. А ее-то он почти не испытывал. Молчун кивнул. Боманц огляделся. Монастырь, подожженный пожирателем огня, горел вовсю. Значит, его план сработал. Отчасти. Но, прислушавшись повнимательней, он почувствовал, как среди пожарища катается бурлящий клубок ярости и боли. Хромой снова уцелел. И его план сработал. Отчасти. Глава27 Я не верил своим глазам. Ворон сломался. Бедро мучило его куда сильнее, чем он хотел показать. Как сдался, так перестал двигаться и не произнес ни единого слова с того момента, как его воля спасовала перед телом. Думаю, он стыдился самого себя. Может, надеялся я, этот сукин сын наконец сообразит, что ему совсем не обязательно корчить из себя супермена. Я вовсе не собирался вычеркивать из своей жизни друга только потому, что ему вдруг оказались не чужды человеческие слабости. Я был так же выжат, как он, но не мог позволить себе лечь умирать. Светопреставление около монастыря разгоралось все ярче. Отдельные языки пламени выплескивались в нашу сторону. Я слишком сильно нервничал, чтобы вырубиться, хотя от усталости ныли даже кончики моих ногтей. Еще одна вспышка. В небе расцвела огромная огненная роза. Какая-то здоровенная штука падала вниз, крутясь и разбрасывая во все стороны сгустки огня. И тут я понял, что это такое. - Ворон, - позвал я, - приподними-ка свою задницу да посмотри на эту маму. Он проворчал что-то, но не обернулся. - Это воздушный кит, понял? С Равнины Страха. Что ты теперь скажешь? Мне довелось видеть парочку таких китов, вот так же продырявленных во время кровавой бойни в Курганье. - Похоже на то. - Ворон все-таки повернулся и посмотрел. Его голос оставался спокойным, но лицо вдруг сделалось пепельно-серым, будто он увидел прямо перед собой саму Смерть. - А как он здесь оказался? - Тут я заткнулся. Догадался, как. - Не по мою душу, парень. Кто на Равнине может знать, где меня искать? И кому там есть до меня дело? - Но тогда... - Да. Та старая битва, начавшаяся в Курганье, все длится. Это дерево-бог сражается один на один с тем злом, что вновь вырвалось наружу. Я учуял его сразу, еще в Весле. Ослепительная вспышка. Огонь вырвался из той части кита, которая еще держалась в воздухе. - Эта штука продержится в воздухе недолго, - сказал я. - Может, попробуем им как-нибудь помочь? Он молчал не меньше минуты. Все смотрел на горбатые холмы, будто прикидывал, остались ли у него силы, чтобы наконец догнать Костоправа. Ведь тот был где-то совсем рядом, миль пять или десять, не больше. Потом с трудом поднялся на ноги. Поморщился. Из-за ноги, конечно. Я не стал спрашивать. Он все равно сослался бы на студеный воздух и холодную землю. - Лучше займись лошадьми, - сказал он. - А я пока сгребу барахло в кучу. Крупное дело ты для себя придумал, старина. Ведь мы где шли, там и свалились, когда уже просто не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой. Что там сгребать? Поскольку делать ему было нечего, он стоял, наблюдая за летящим по небу обломком недавнего крушения. С таким видом, будто его любезно попросили сколотить виселицу и накинуть петлю на собственную шею. *** - Я много размышлял, Кейс, - сообщил мне Ворон, когда мы уже спустились к подножию самого северного из этих дурацких горбатых холмов. Мы двигались на северо-восток, следуя за снижавшимся обрубком воздушного кита. - Высиживать, вот подходящее слово, старина. Ты, словно клуша, высиживал какую-то идею с того самого дня, как прикончили Властелина. Похоже, тот взрыв, что мы недавно слышали, был последним. Обрубок сносило в сторону, пересекавшую наш путь. На куске туловища мерцало несколько язычков пламени. Кит переваливался с боку на бок, но перестал падать. - Может быть. Но стоит высказаться определенно, и судьба тут же тебя накажет. Давай лучше понадеемся, что обрубок благополучно минует лес. Будет скверно, если он грохнется именно там. - Так о чем ты размышлял? - О нас обоих, о Костоправе и его ватаге, о Госпоже, Молчуне, Душечке. О том, что у нас очень много общего, а мы все никак не можем поладить друг с другом. - Не замечал, что у вас много общего. Если не считать общих врагов. - И я долго не замечал. И никто из них до сих пор этого не заметил. Хотя это нетрудно, если слегка пошевелить мозгами. Я напустил на себя такой вид, будто меня в три утра пробрал понос. - По сути, Кейс, все мы - одинокие, несчастные люди, отчаянно ищущие свое место в жизни. Одиночки, которые не хотят одиночества, да не знают, как его преодолеть. А когда перед нами дверь, через которую можно войти или выйти, - мы не можем догадаться, каким способом открыть щеколду. Я был потрясен! Пожалуй, это было самое откровенное высказывание из всех, что мне когда-либо доводилось от него слышать. Убежденное, страстное. Или побрейте мне голову и зовите меня Плешивым. А ведь я провел с ним бок о бок целых два года. Невозможно заметить, как меняются люди, когда все время находишься с ними рядом. Открой коробочку, малыш, и посмотри что там внутри. Это был вовсе не тот Ворон, которого я встретил еще до того, как личные неурядицы привели его "я" в туманное зло Курганья, где его душа блуждала, пока не очистилась. Сломав стены тюрьмы чувств, он вышел оттуда совсем другим человеком. Черт возьми! Он уже не был и тем парнем, который валялся на полу, в стельку пьяный, всю дорогу, пока мы были в Весле. Я испытывал смешанные чувства. Ведь я прекрасно ладил с тем, прежним Вороном, он мне нравился, я даже восхищался им. Иногда. Может, когда-нибудь мне придется так же восхищаться и этим, совсем другим, прошедшим обновление, человеком. Я не знал, что сказать, хотя знал: он ждет ответа. Он не утратил своей способности действовать на меня завораживающе. - Значит, ты понял, как открыть ту дверь? - Пока у меня есть только смутное предчувствие, Кейс. Но оно не дает мне покоя, почти парализует меня. Кажется, еще чуть-чуть, и я узнаю нечто такое, что поможет мне прозреть. - Он уже снова смотрел на обрубок туши воздушного кита. Я тоже взглянул туда. Обрубок теперь был примерно в двух милях от нас, на высоте около пятисот футов; легкий ветерок гнал его в нашу сторону. - Мы что, повернем за ним назад, в холмы, если ветер понесет его в ту сторону? - Решать тебе, Кейс. Ведь это была твоя идея. - Он прошептал что-то успокаивающее своей лошади. Животные были не в восторге от ночной прогулки. Хотя бы даже и не под седлом. Из воздушного кита вырвался громадный столб огня. - Теперь нет нужды беспокоиться насчет лазанья по холмам, - успел сказать я, прежде чем до нас донесся оглушительный грохот взрыва. *** Воздушный кит, кувыркаясь, быстро падал вниз. Когда до земли оставалось около двухсот футов, от его туши оторвалось несколько кусков, после чего падение слегка замедлилось. Я прикинул, куда он должен упасть, и мы заторопились к этому месту. То, что оставалось от туши, клюнуло носом, ударилось об землю примерно в миле от нас, снова подскочило в воздух, двигаясь теперь прямо в нашу сторону. Опять послышался взрыв. Остаток туши ударялся и подскакивал вверх еще дважды, потом со скрежетом заскользил по земле и остановился. *** - Осторожней, - сказал Ворон. - Там еще есть чему взрываться. Туша воздушного кита местами горела. Откуда-то изнутри нее доносились звуки, будто некто изо всех сил колотил в громадный медный барабан. - Оно еще не подписывается на смерть, - отозвался я. - Ты только взгляни. В какой-нибудь паре ярдов от меня лежало щупальце. Его конец подпрыгивал и метался, словно змея, страдающая от зубной боли. - Н-да. Давай-ка пока стреножим лошадей. Нет, такого парня ничем не проймешь. Будто он всю жизнь провел, вдыхая гнилостные ароматы воздушных китов. А от этого разило особенно гадко. В отблесках огня я уловил какие-то тени. - Слушай! Там, наверху, люди. - Должны быть. Где именно? - Вон там. Сразу за выжженной проплешиной. - Я указал пальцем. - Похоже, кто-то кого-то пытается откуда-то вытащить, - мудро заметил Ворон. - Давай влезем туда и поможем им, - сказал я. Свою лошадь стреноживать я не стал. - Куда стремишься ты, о юности безумная пора! - оскалился в ухмылке Ворон. Еще издевается, зараза. Я начал карабкаться по скользкой, вонючей и крутой боковине туши. Ворон тоже передумал стреноживать лошадей. Не захотел возиться. Вместо этого он привязал их к одному из ближайших кустов. Пока он все это проделал, я уже был на полдороге наверх. Плоть воздушного кита походила на губку и издавала резкий неприятный запах, к которому примешивалась вонь паленого мяса. Эту плоть то и дело сотрясала предсмертная судорога. Мне вдруг до слез стало жалко величавого гиганта. - Ворон! - закричал я. - Поторапливайся! Тут их трое, а позади них все горит! Рядом со мной раздался хлопок. Небольшой взрыв, но он сбил меня с ног. Внизу по земле расплескались лужицы пламени. Сразу занялась сухая трава. Если так пойдет дальше, быть беде. К тому времени, как Ворон кое-как втащил наверх свое бренное тело, старик, единственный из троих, кто держался на ногах, уже привязывал к моим плечам женщину, чтобы та не свалилась, когда я буду спускаться. Завязав последний узел, он тут же вернулся к прежнему занятию: начал приподнимать нечто, напоминавшее громадную ветку папоротника, придавившее кого-то еще. Тяжело пыхтя. Ворон посмотрел на меня, посмотрел на женщину, потом проворчал: - Чего и следовало ожидать. - Послушай, - сказал я. - Эта девка сделана целиком из камня. Либо у нее свинцовая задница. Она будет потяжелей меня. - Может, все-таки спустишь ее вниз? А то я стал уже староват для таких упражнений, - пробормотал он и повернулся к старику. - Опять ты. Ты-то какого черта здесь делаешь? А разглядев парня, придавленного веткой папоротника, он опять ничуть не удивился. Будто Молчун, свалившийся с неба, был именно той милой шуткой судьбы, на которую Ворон рассчитывал.. У него ноги ходуном ходили, когда он помогал старику отодвинуть дурацкий папоротник. Старикан сразу принялся суетиться вокруг Молчуна. Черный бугор, прилепившийся к его плечу, вдруг издал звук, похожий на мяуканье котенка. - Подними его, - приказал старый колдун Ворону, - и тащи вниз. У нас слишком мало времени, чтобы я мог привести его в чувство здесь. Я уже начал спускаться. Что они еще там говорили, я не слышал. Но они тоже начали спускаться почти сразу вслед за мной. Над головой что-то прошелестело. Бугор на плече колдуна опять мяукнул. Из темноты ему ответили скрипучие крики. То вернувшиеся манты описывали круги над своим умирающим хозяином. Что происходит с мантами, когда погибает воздушный кит? - О черт! - завопил Ворон. - Смотри, куда наступаешь! Почти одновременно заговорил старик. - Из вас так и прет самонадеянность, молодой человек, - гремел он. - Убийственная, несносная, самодовольная самонадеянность! Вы, без всякого на то права, требуете - требуете! - объяснений. И от кого? От меня! Ваше высокомерное самомнение далеко выходит за пределы моего понимания. Это я должен спросить у вас, отчего вы постоянно мельтешите где-то поблизости, на один ход опережая Хромого! Может, вы его лазутчик? Его черный лидер? Ну! Вы собираетесь идти дальше? Или намерены ждать, пока мы поджаримся тут, как бекон на сковороде? Я уже спустился на землю и теперь наблюдал за ними. Ворон писал кипятком. Он даже представить себе не мог, что не так уж велик и могуч, чтобы весь мир подпрыгивал, стоит ему разок гавкнуть погромче. Может, у него просто не хватало воображения? Чтобы остерегаться тех, кого следовало бы остерегаться. Таких людей, как старый Боманц, к примеру. Ведь старикан, разозлись он хорошенько, мог запросто превратить его в лягушку. Ворон набрал воздуху, но ответить не успел. Очередной взрыв чуть не сбросил вниз их обоих. Конвульсивная дрожь волной прокатилась по телу воздушного гиганта. Стих непрерывный грохот медных барабанов. Чудище испустило дух, издав последний стон, которым было сказано о смерти и отчаянии все, чего нельзя сказать словами. Сверху доносились пронзительные рыдающие крики мант. Похоронный плач. Я спрашивал себя, что они будут теперь делать. Дрожь, сотрясавшая воздушного кита, стихла. - Марш отсюда! - закричал колдун. - Сейчас здесь все взлетит на воздух! *** Когда это произошло. Ворон, пошатываясь, брел к лошадям. Все предыдущие взрывы не шли с последним ни в какое сравнение. Волна горячего воздуха отшвырнула меня в сторону. Ворона бросило вперед. Он ударился лицом о землю. Боманц, хоть и находился ближе других к взрыву, сумел устоять, выделывая ногами кренделя, напомнившие мне танцы моей матушки. На лице колдуна застыло страдальческое выражение. Когда стих звон в ушах, я снова услышал печальную песню мант. Воздушный кит превратился в свой собственный погребальный костер. Разлетавшиеся далеко в стороны куски пылающей плоти подожгли всю траву вокруг. Лошади волновались. Нам все еще грозила опасность. Ворон ползал в пыли, все никак не мог подняться. Я стоял, ничего не делая, чтобы помочь ему, и чувствовал себя полным дерьмом, но меня просто не слушались ноги. Колдун догнал Ворона, поднял его. Они тут же снова принялись поливать друг друга бранью, словно пара пьянчуг. Я наконец заставил свои ноги сдвинуться с места и вклинился в их свару. - Кончайте, ребята. Хватит. Лучше помогите погрузить эту курицу на лошадь. Надо убираться отсюда, пока мы еще не превратились в свиные шкварки. Женщина, словно мешок с рисом, уже свисала поперек седла. Мне пришлось так долго бежать, перебросив ее через плечо, что ее лицо превратилось в сплошной синяк. - Пошевеливайтесь! - закричал я. - Поднимается ветер! Я метнулся к лошадям, успев придержать их прежде, чем те решили, что они умнее нас, и надумали самостоятельно удрать повыше, в холмы. Пока мы с Боманцем поднимали Молчуна, Ворон первый раз взглянул на Душечку. На той живого места не было. Изо рта, носа, ушей сочилась кровь. Вся она была покрыта синяками и запекшейся кровью. Молчун выглядел почти так же, да и колдун немногим лучше. Но на последних Ворону было наплевать. - Их можно подлечить, - быстро вставил Боманц, прежде чем Ворон успел затеять новую свару. - Но только если мы выберемся отсюда раньше, чем до нас доберется степной пожар. Эти слова да еще то, что я тронулся в путь, не дожидаясь его, наконец заставили Ворона сдвинуться с места. Он побрел за мной, ведя в поводу лошадь, на которой лежала Душечка. Боманц тем более не собирался никого ждать. Старик уже обогнул ближайшую полосу степного пожара. Ветер гнал языки пламени по направлению к сонным горбатым холмам. Ворон снова принялся ворчать и бормотать себе под нос ругательства. Боманц шел на север, баюкая на ходу детеныша манты, который радостно пищал, приветствуя своих невидимых родичей, скользивших в темноте над нашими головами. Ворону по-прежнему не терпелось догнать своего бывшего друга, но мне показалось, что он слегка поумнел и решил не злить лишний раз колдуна, который и без того был в самом скверном расположении духа. Я то и дело оглядывался через плечо на горящие останки воздушного кита. Пока мы не углубились в лес настолько, что огонь пропал из виду. Мне все казалось, что нам был дан некий урок. Но дан в виде символа, смысл которого я все никак не мог разгадать. Глава28 Смед шагнул в полутемный зал "Скелета" прямо из яркого солнечного утра. Когда глаза попривыкли, он заприметил Тимми Локана. В самом темном углу, за столиком на двоих. Сперва ему показалось, что Тимму рассматривает свою обмотанную повязкой руку. Подойдя поближе, Смед разглядел плотно закрытые глаза Тимми и бисеринки пота на его щеках. Смед уселся напротив. - Ты сходил к доктору, как я велел? - спросил он. - Сходил. - Ну, так что? - Он содрал с меня два обола. Только затем, чтобы сообщить, что не знает такой болезни и ничего не может предложить, кроме как вовсе оттяпать руку. Он не смог даже снять боль. - Значит, придется идти к колдуну. - Только скажи мне, кто из них в городе самый лучший, и позволь действовать самому. Я заплачу, сколько он скажет. - Сейчас самые лучшие не колдуны, Тимми. А колдуньи. Две колдуньи, главные ведьмы из Чар. Паутинка и Шелкопряд. Только что объявились в городе. Тимми, похоже, отключился. - Ты слышишь, Тимми? Эти две суки появились прямиком из Башни. Прошлой ночью. Собираются выяснять, что стряслось в Курганье. Хотят отправиться туда завтра или послезавтра, прихватив с собой батальон Ночных Пластунов. Весь город только об этом и говорит. Казалось, Тимми не слышит. - Ты усек? Они собираются в Равнину, выяснять, что стряслось с деревом. Когда выяснят, захотят нашей крови. - Выйдет неплохая реклама, - сказал Тимми, слегка оживившись. - Ты о чем? - Рыбак говорил, что вряд ли они сумеют выследить нас, если мы притаимся и будем держать рты на замке. Тем временем новость дойдет до всех колдунов. Те из них, кто заинтересуется, нагрянут в город в поисках Клина. Тут-то и настанет время поторговаться. Самому Смеду эта идея нравилась все меньше. Чертовски опасная затея. Но остальные, включая Рыбака, были уверены, что риск при продаже невелик. Они не верили, что все колдуны - получокнутые, которым нравится издеваться над людьми и обманывать их просто так, для забавы. - Это самая обычная сделка, - не уставал повторять Талли. - Мы продаем. Они покупают. Платят наличные и получают Клин. Все довольны. Тупица проклятый. Так не бывает, чтобы все остались довольны. На свете чертова прорва колдунов и только один Клин. И каждый проклятый колдун не только попытается заполучить его лично для себя, но из кожи вон вылезет, чтобы подставить ножку остальным. А тот, кому Клин достанется, наверняка захочет замести следы, чтобы никто не смог его выследить и отнять чертову штуковину. Всякий раз, когда Смед высказывал свои опасения, Талли начинал в ответ нести чушь. Только злился, когда Смед пытался втолковать ему, что никто не припомнит случая, чтобы колдуны вели себя иначе. - Мне кажется, я знаю, где найти парня, который сможет починить тебе руку, Тимми, - сказал Смед. Он вспомнил, как его тетка говорила про одного колдуна с Южной Окраины, самого честного и порядочного среди остальных. Когда ему платили как следует и не тянули с долгами. Дверь на улицу распахнулась, внутрь ворвался яркий свет. Оглянувшись, Смед увидел капрала Ночных Пластунов с парой его приятелей. Капрал дружески махнул ему рукой. Смеду пришлось ответить на приветствие. А заодно пришлось задержаться и поболтать немного, чтобы дело не выглядело так, что он вышел вон, не желая находиться в одном помещении с ребятами в сером. Попутно он рассказал Тимми про колдуна, о котором говорила тетка. - Хочешь к нему сходить? - Я готов пойти к кому угодно. - Тогда идем прямо сейчас. *** Колдун оказался эдаким коротконогим, толстеньким, маленьким улыбающимся петушком, с хохолком тонких седых волос, торчавших во все стороны. Он встретил их так радостно, словно всю жизнь ожидал именно этих дорогих гостей. Смеду сразу стало ясно, отчего тот понравился его тетке. Тетка была такая занудливая и противная, что от нее сбежала бы даже слепая собака. В основном, переговоры вел Смед, потому что боялся, как бы Тимми, желая любой ценой избавиться от боли, не сболтнул чего лишнего. - У парня вся рука почернела от какой-то заразы, - кратко пояснил он. - И страшно болит, - добавил Тимми. В его голосе слышались жалобные нотки. А ведь Тимми Локан никогда не был нытиком. - Что ж, давайте взглянем на нее, - сказал колдун. Он пристроил руку Тимми на своем хирургическом столе и принялся разрезать повязку тонким острым ножом. Орудуя ножом, колдун не переставал улыбаться и болтать. - Выглядит довольно скверно, а? - спросил он, когда повязка свалилась. Чересчур скверно, подумал Смед. Он не видел руку Тимми без бинтов уже неделю. Черное пятно увеличилось втрое. Теперь оно закрывало всю ладонь и начало заползать на ее тыльную сторону. Почерневшие места сильно вздулись. Наклонившись, колдун потянул носом. - Странно, - сказал он. - Зараженная плоть обычно дурно пахнет. Закрой-ка глаза покрепче, сынок. Тимми закрыл; толстяк принялся втыкать в его руку иглу. - Чувствуешь что-нибудь? - Только легкие нажатия. Ox! - Иголка вонзилась в место, не затронутое чернотой. - Странно. Очень странно. Никогда не видел ничего похожего, сынок. Теперь попробуй расслабиться. Он подошел к полке и снял с нее причудливую медную колдовскую снасть, похожую на пустую полусферу около фута в поперечнике, опирающуюся на шесть восьмидюймовых изогнутых ножек. Установив эту штуку над ладонью Тимми, он накапал туда какого-то снадобья и бросил щепотку колдовского зелья. Полыхнула вспышка, повалили клубы зловонного дыма. А потом воздух над полусферой задрожал и замерцал, как над нагретой мостовой. Колдун стал пристально вглядываться в это мерцание. Смед не видел в происходящем особого смысла, но улыбку колдуна словно ветром сдуло. Старик сильно побледнел. - Во что это такое вы вляпались, ребята? - спросил он охрипшим голосом. - А? Ты о чем? - переспросил Смед. - Удивительно, как я сразу не заметил. Не почувствовал мистических миазмов. Но кто же мог подумать! Парень дотронулся до какой-то вещи, заключающей в себе экстракт чистого зла. Может быть, до могущественного амулета, несущего в себе семя тьмы. До амулета, утерянного в древние времена и теперь вновь всплывшего из глубины веков. Это должна быть очень необычная вещь, до сих пор неизвестная в наших краях. Вы грабили старые могилы, парни? Тимми уставился на свою руку. Смед твердо встретил взгляд колдуна, но ничего не ответил. - Не думаю, чтобы вы нарушили какие-нибудь законы, копаясь там, где наткнулись на ту штуку. - сказал старик. - Но если вы не доложите обо всем имперским легатам, можете крупно влипнуть. - Ты можешь что-нибудь для него сделать? - спросил Смед. - Они вам хорошо заплатят. - Ты можешь что-нибудь сделать? - упрямо повторил Смед. - Нет. Не могу. Творец вещи, повредившей руку твоему другу, был куда более могуч, чем я. Если речь идет об амулете, вылечить ожог сможет лишь тот, кто окажется сильнее его создателя. Но даже такому сильному магу будет необходимо сперва изучить амулет, иначе лечение не принесет пользы. Вот черт, подумал Смед. Где прикажешь искать мага, способного одолеть душу Властелина? Нигде. - Значит, починить моего приятеля ты не можешь. А что ты тогда можешь? - Я могу удалить плоть, оскверненную злом. Это все. - Ты умеешь говорить нормальным языком? - Умею. Я могу ампутировать ему руку. Сегодня - по запястье. Если вы на это согласны, решайтесь быстрее. Когда силы тьмы доберутся до костей предплечья, никто не возьмется предсказать, чем кончится дело. - Ну как, Тимми? - Это же моя рука! - Ты слышал, что он сказал. - Да. Послушай, колдун, ты можешь хоть ненадолго снять боль? Чтобы я мог спокойно все обдумать? - Я могу наложить заклинание, которое должно немного помочь, - сказал толстяк. - Но как только его действие кончится, боль станет сильнее, чем прежде. И постарайся усвоить еще одну вещь, сынок. Чем дольше ты будешь тянуть, тем сильнее будет тебя мучить рука. Через каких-нибудь десять дней ты будешь непрерывно вопить от боли. - Ладно, - нахмурившись, сказал Смед. - Хотя благодарить особенно не за что, спасибо и на этом. Теперь сними ему боль. Мы должны пойти хорошенько все обсудить. Колдун побрызгал на руку каким-то зельем, пробормотал несколько заклинаний, проделал магические пассы. Смед заметил, как Тимми немного расслабился, затем на его губах даже появилось слабое подобие улыбки. - Полегчало? - спросил Смед. - Пошли, Тимми. Нам надо искать какой-то выход. - Погодите, - сказал колдун. - Сперва необходимо опять наложить повязку. Я действительно не знаю, что это такое, но оно может передаваться при касании и другим людям. Если изначальное зло было достаточно сильным. У Смеда чуть живот к спине не присох, пока он вспоминал, не дотрагивался ли он до руки Тимми. Нет, похоже, не дотрагивался. С трудом дождавшись, пока за ними закроется дверь, он спросил: - Старый Рыбак трогал тебя за руку, когда пытался ее лечить? - Нет. Никто не трогал. Кроме того дока, к которому я ходил. Он пару раз ткнул туда пальцем. - Черт! Смеду все это сильно не нравилось. Опять начинались осложнения, а он ненавидел сложности. Попытки распутать такой вот клубок обычно только ухудшали положение дел. Теперь им придется советоваться с Рыбаком и Талли. Мысли двоюродного братца предугадать нетрудно: выманить Тимми из города, перерезать ему глотку, а тело сжечь. И вся недолга. У Талли была душа змеи. Пожалуй, Смеду пора сматываться. Чем раньше, тем лучше. А лучше всего - прямо сейчас. Но как тогда получить свою долю, если им удастся сбыть с рук Клин? Вот черт. - Тимми, тебе теперь надо напиться хорошенько, отвести душу. Но я хочу, чтобы ты подумал как следует и сделал выбор. Что бы ты ни решил, я на твоей стороне. Но ты должен помнить, это затрагивает нас всех. И поглядывай на Талли. Талли не тот парень, к которому можно поворачиваться спиной, если уж он начал нервничать. - Не держи меня за болвана, Смед. Талли не тот парень, к которому можно поворачиваться спиной, даже когда он не нервничает. Пусть только попробует выкинуть какой-нибудь грязный фокус. Сразу останется с карманами, полными дерьма. Интересные дела. Наверно, пришло время самому на что-то решаться. Город выше крыши набит ребятами в сером. Их хозяева вот-вот обнаружат, что Серебряный Клин исчез из Долины Курганов. Может, пришла пора удариться в бега, затеряться в таких местах, где никому в голову не придет их искать? Может, настал момент найти для Клина место ненадежнее, чем мешок с тряпками, валяющийся в их конуре в "Скелете"? Вообще-то, у Смеда была одна хитроумная идея на этот счет. Идея, которая заодно могла застраховать его жизнь. Если он опередит события и проделает все прежде, чем об этом узнают остальные. *** До чего же ему осточертели всякие осложнения! Когда они собрались, Талли с ходу поднял страшный шум. Похоже, он терял здравый смысл с каждым дНем. - Ты что, вообразил себя бессмертным? - спросил Смед. - Или неприкосновенным? В городе полно проклятых серых, Талли. Стоит им только тобой заинтересоваться, как они сразу же разберут тебя на кусочки. А потом снесут эти кусочки к Паутинке и Шелкопряду, чтобы те снова собрали их вместе и заставили тебя ответить на пару вопросов. Как бы ты ни выкручивался, они будут продолжать спрашивать дальше. Думаешь, ты такой герой, что сумеешь продержаться? Против людей из Башни, которых там специально учили задавать вопросы? - Прежде чем начать задавать вопросы, им придется меня найти, Смед. - Думаю, в конце концов мы на чем-нибудь засветимся. Я твержу это уже минут девять. - Ничего подобного. Ты весь слюной изошел, пока щелкал клювом, предлагая нам удрать и забиться в какое-нибудь дерьмовое местечко вроде Лордов. - А ты действительно считаешь, что можешь притаиться, оставаясь здесь? Когда они будут знать, кого искать? - А как они... - Да почем я знаю? Зато я знаю наверняка, что это тебе не полоумные придурки с Северной Окраины. Это люди из Чар. Парни вроде нас для них - так, легкая закуска. Лучший способ не привлечь к себе их внимания - это не путаться у них под ногами. - Мы останемся в городе, Смед. - Талли уперся рогом. Упрямый черт. - Хочешь торчать здесь, пока тебе не врежут дубиной промеж глаз, оставайся. Дело твое. А я не собираюсь подыхать только из-за того, что тебе вожжа под хвост попала. Продать Клин и стать богачом? Отличная идея. Но не настолько она хороша, чтобы отдать за нее жизнь или пойти на дыбу. Мы еще не успеем начать искать покупателя, как эти волкодавы уже вернутся обратно. Меня так и подмывает загнать эту штуку первому же, кто согласится ее купить. Просто чтобы от нее избавиться. Снова разгорелся яростный спор, который только накалил атмосферу, несмотря на попытки Рыбака и Тимми примирить противников. Смед злился на себя почти так же сильно, как на Талли. У него было мерзкое ощущение, что он только попусту пинает воздух, а когда дело дойдет до того, чтобы принимать решение, у него не хватит духу пойти против братца. Не бог весть какой, а все же - родственник. Глава29 Пес-Жабодав лежал в тени акации и глодал берцовую кость, бывшую когда-то ногой одного из солдат Плетеного. Не больше дюжины из них пережили ту жуткую ночь, когда пал монастырь. С тех пор умерли еще шестеро. Когда ветер дул с севера, запах тлена становился непереносимым. Из всех лесных шаманов в живых остались только двое, да и те едва дышали. До тех пор пока старики не пришли в себя, Жабодав и Плетеный чувствовали себя немногим лучше того, что было в начале похода, в Курганье. Пес-Жабодав краем глаза следил за мантами, скользившими над храмом и его окрестностями. Они непрерывно пытались найти слабые места в прикрывавших монастырь магических плазмах, а обнаружив, метали туда свои молнии. Лишь одна из целой сотни молнии наносила реальные повреждения, но этого было достаточно, чтобы окончательное разрушение защиты стало лишь вопросом времени. Победа Плетеного над воздушным китом принесла ему всего два часа передышки. Затем появился другой воздушный гигант и сражение возобновилось. Теперь китов стало четверо; они атаковали со всех сторон света сразу и были полны решимости отомстить за гибель своего собрата. Пес-Жабодав поднялся и, огибая особо опасные места, двинулся зигзагами к стене, окружавшей руины монастыря. Суставы похрустывали, кости ныли. Он сильно хромал. Его деревянная нога сгорела дотла в пламени страшного пожара, разразившегося, когда огненный Змей Хромого вернулся, чтобы пожрать собственного хозяина. Пес утешался тем, что Хромому пришлось куда хуже. Тот вовсе лишился тела. Пожалуй, он того заслужил. Как им теперь выбираться из этого переплета? Встав на задние лапы, Жабодав пристроил морду и переднюю лапу на верхнем краю стены. Представившееся ему зрелище оказалось даже хуже, чем он ожидал. Говорящих камней было так много, что они окружали монастырь второй стеной. Всюду, где в земле была влага, стояли, жадно впитывая ее, рощицы ходячих деревьев. Привыкшие стойко переносить вечную засуху Равнины Страха, они наслаждались. Сколько это еще продлится, прежде чем они двинутся вперед и начнут взламывать монастырскую стену своими стремительно растущими корнями? Целые эскадроны кентавров неслись галопом, репетируя атаку и бросая тяжелые копья. Над их головами парило множество мант. В один прекрасный день вся эта причудливая орда ринется на приступ. Пока у Плетеного нет тела, остановить их будет некому. Они уже пошли бы в атаку, если б только знали, насколько беспомощны осажденные. Пожалуй, то был единственный разумный поступок Плетеного - исчезнуть, затаиться так, чтобы странные создания за стеной не знали, где он находится. Белая Роза решит, рассчитывал. Плетеный, что он завлекает ее в ловушку, притворяясь бессильным. Хромому было нужно время. Он пожертвовал бы чем угодно и кем угодно, лишь бы выиграть это драгоценное время. Жабодав повернулся и захромал по направлению к полуразрушенным монастырским строениям. Перепуганные часовые посторонились, пропуская его. Они знали, что обречены. Все были неслыханно богаты, но уплатили за это страшную цену, продав и свои души. Им уже не придется насладиться своими сокровищами. Все награбленное ими теперь гроша ломаного не стоило. Слишком поздно было искать выход даже в дезертирстве. Один из них попытался. Те, снаружи, схватили его. Иногда из-за стены доносились его жуткие вопли, напоминавшие оставшимся, что осаждающие разозлены до предела и не собираются никого держать в плену. Протиснувшись сквозь тесные помещения, Жабодав спустился по крутым, узким ступенькам в глубокий подвал, где находилась берлога Хромого. Здесь, внизу, тот был надежно укрыт от чудовищных валунов и прочих мерзостей, которые воздушные киты начинали сбрасывать, когда им становилось невтерпеж. Большое помещение, где устроился Хромой, как и следовало ожидать, было сырым и заплесневелым. Но освещалось оно настолько ярко, насколько п