числившейся в умерших. И два других могучих и злобных волшебника, вставших на нашем пути, оказались давно умершими Ревуном и безумной сестрицей Госпожи, Душеловом. Появлялся и Оборотень, но с ним мы управились. То, что Масло с Ведьмаком удалось уцелеть в столь невероятном путешествии, кажется мне великим чудом. Но их, похоже, сами боги хранят... - Наверняка привезут целую коллекцию новых шрамов, будет что порассказать. Костоправ кивнул. Теперь настроение его сделалось мрачным, однако пора было продолжать обучение. Воображением моим завладела одна необъяснимая трагедия из прошлого. Странная, ужасная и бессмысленная резня в деревушке под названием Узы, так, по моим сведениям, и оставшаяся загадкой. Я был уверен, что здесь кроется нечто важное; то, что и вплоть до наших дней тайна осталась неразгаданной, меня просто ошарашило. Крепко сжав руку Копченого, я старательно очистил сознание, нашептывая ему подробные указания. И - унесся в неведомые дали, оторвавшись от собственного тела, отчего меня охватил внезапный страх. На миг почудилось, что все это уже я пережил ранее, однако, что будет дальше, не помнил. Старик был прав. Это оказалось совсем не похожим на прежние мои провалы в прошлое. В этом кошмаре я был в полном сознании и сам управлял событиями. Я был бестелесным призраком, несущимся к Узам, но цель не покидала моего сознания. Разница была огромна. Уносясь в Дежагор, я утрачивал личность и контроль над событиями, пока не вторгнусь в прошлое своего "я". А после этого - забывал о будущем. Узы - небольшая деревушка на южном берегу Майна, прямо напротив Ведна-Вотского брода. В течение столетий Майн был традиционной границей таглианских земель. Жившие за рекою говорили по-таглиански и верили в таглианских божеств, однако таглианцы считали их не более чем данниками. В Узах была небольшая военно-курьерская ремонтная станция (то есть станция со сменными лошадьми). Ею управлял мизерный гарнизон шадаритских кавалеристов, охранявший в основном переправу. Подобный пост - мечта любого солдата: ни начальства, ни хлопот, ни забот. Вода в реке спадала настолько, что переправою можно было пользоваться лишь месяца три в году, однако гарнизон получал жалованье круглый год. Душа Копченого неслась в прошлое, к той давней катастрофе, и я, согбенный, с тяжкою ношей страха, невзирая на все заверения Ворчуна, следовал за ней. Ночь, в продолжение которой было вырезано все население Уз, была непроглядно темной. Из ночи той, а также из кошмаров, в коих человек куда чаще - жертва, чем хищник, и явился ужас. Чудовище прошло по деревне, направляясь к армейским конюшням. Я видел все, но не мог никого предостеречь. Вахту нес один-единственный часовой, да и тот клевал носом. Ни он, ни лошади не почувствовали приближения опасности. В конюшне со слабым стуком поднялась дверная щеколда. Никакому животному недостанет ума дернуть шнур... Солдат проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть метнувшийся к нему сгусток тьмы с горящими багровым огнем глазами. Пожрав добычу, чудовище скрылось во тьме. Оно продолжало убивать. Крики ужаса подняли гарнизон. Солдаты схватились за оружие. Чудовище, похожее на громадную черную пантеру, прыгнуло в реку и поплыло к северному берегу. Теперь я понимал, в чем дело. Убийцей был оборотень, ученица волшебника по имени Оборотень, убитого нами в ночь взятия Дежагора. А она скрылась, навеки обреченная носить облик зверя... Отчего же именно это происшествие, более чем четырехлетней давности? Мне захотелось последовать за пантерой и посмотреть, что сталось с нею дальше, однако Копченого не удалось заставить двигаться следом. Коматозный колдун не был личностью и не обладал сколь-нибудь заметной волей, но, вероятно, имел свои пределы и ограничения. Однако ж забавно: до возвращения во Дворец во мне не возникало никаких эмоций. Зато после - накрыло с головой, да так, что дух перехватило. - Это - правда? - спросил я. - То, что я видел там? - Никаких видимых свидетельств противного не наблюдается, - отвечал Ворчун, ни за что, на всякий случай, не ручаясь. Подозрителен наш капитан, как всегда... - Неважно выглядишь. Поганое было зрелище? - Более чем. Используя Копченого, можно видеть все? - Почти. Кое-куда он не хочет - или не может - проникнуть. Не может и возвращаться в то время, когда еще не был в коме. Теперь, если хочешь, можешь писать Летопись, являясь всему излагаемому истинным свидетелем. Только не забывай, что Копченого надо верно направлять. - Вот так да... - Скрытый смысл открытия капитана только-только начал доходить до меня. - Да это же стоит больше, чем легион ветеранов! Теперь я понимал, как мы в последнее время сумели совершить несколько изумительнейших ходов. Сидя на плече врага, ничего не стоит предугадать его действия. - Гораздо больше. Вот почему ты должен держать язык за зубами даже со своей любимой наедине. - Радиша знает? - Нет. Только ты, я и Одноглазый. Может, еще Гоблин, если Одноглазый просто не мог не поделиться с кем-нибудь. И - все. Одноглазый случайно наткнулся на это, стараясь вывести Копченого из комы. Копченый был в Вершине, бродил по ее залам и действительно встречался с Грозотенью, поэтому нам хотелось его кой о чем порасспрашивать. Но это подождет. Так что не говори никому. Понимаешь? - Ты еще снова мою родню заподозри... - Башку снесу. - Да я понял, командир. Собутыльникам из Обманников этим хвастать не стоит. Ч-черт, с этим мы можем победить! - Во всяком случае, оно не повредит. Пока остается тайной. Ладно, у меня еще дела с Радишей; а ты продолжай с ним практиковаться. И не бойся его перенапрячь. Не выйдет. Он крепко сжал мне плечо и, с решимостью целенаправленной и вместе - фаталистской, ушел. Наверное, на очередное бюджетное совещание. Если ты Освободитель, то на военные нужды никогда не хватает, а если Радиша - военные всегда желают прихватить лишку. Итак, в комнате остались лишь я, полудохлый ведун да вонючий Душила под льняной простыней. Я вознамерился было при помощи Копченого выяснить, что затевают в Таглиосе дружки этого вонючки, но подумал, что капитан не стал бы его допрашивать, будь Копченый способен дать нам нужные сведения. Наверное, дело не только в точности указаний. Наверное, нужно еще иметь хоть какое-то представление о том, что ищешь. Не зная направления, не найдешь даже собственного локтя. Стало быть, что? Старина Копченый - чудо из чудес, однако ограничения - будь здоров... И большая их часть наверняка заключается в наших собственных головах. От нас зависит, снимем ли мы сливки со своего воображения, или же сделаемся его жертвами. Так. Что бы такого посмотреть? Я пришел в крайнее возбуждение. Приключения звали вперед. Так - , какого дьявола? Стоит ли мелочиться? Не заглянуть ли к Длиннотени, что значится первым номером в списке Черного Отряда? Глава 35 Длиннотень, должно быть, вышел прямиком из моих фантазий. Он был убийственно уродлив, высок, тощ, да к тому ж подвержен порывам гнева и внезапным приступам, наподобие малярийной лихорадки. Одевался он в нечто вроде черной, свободной и длинной, до полу, женской рубахи, рукава коей скрывали под собою тонкие, точно у мумии, руки. Ел он нечасто, да и то не ел, а так, поклевывал. Должно быть, его постоянно мучил голод. Рубаха его сверкала и переливалась золотыми, серебристыми, глянцево-черными нитями многих дюжин вплетенных в ткань статических защитных заклятий. С первого взгляда он казался еще параной-дальнее Ворчуна, однако на то у него имелась веская причина. Весь мир просто жаждал как следует поджарить его, а друзей ближе Могабы с Ножом у него не было. Ревуна нельзя было считать за друга. Ревун - всего-навсего союзник. Одним из навязчивых страхов Длиннотени был Черный Отряд. Этого я просто не понимал. Враги такого низкого разбора не должны бы вовсе тревожить его. Нам, знаете, до губителей миров далеко. Лицо его, скрываемое под маской даже тогда, когда он оставался один, было очень похоже на череп. Восково-бледные черты его застыли в постоянной гримасе страха. О том, какой народ его породил, не стоило и гадать. Глаза его были водянисто-серыми, с розовыми бликами по краям, однако мне кажется, альбиносом он все же не был. Используя способности Копченого, я сновал по времени, дабы поскорее вызнать все достойное внимания. И ни разу не застал Длиннотень полностью без одежды. Он никогда не мылся, не менял одежды. И даже никогда не снимал перчаток. Последний - то есть теперь единственный - Хозяин Теней, он являлся непререкаемым самодержцем города Тенелова, а в стенах своей крепости, под названием Вершина, был полубогом. Едва уловимый стон его мог вызвать ужас у десяти тысяч человек, заставив оных драться за честь успокоить его. И тем не менее он был пленником течения жизни, без малейшей надежды на освобождение. Вершина - самое, за исключением лишь одного, южное творение рук человеческих. Я пытался пробиться дальше на юг. Где-то там, за туманами позади Вершины, скрывается Хатовар, к коему мы шли долгие годы. Глянуть бы хоть глазком на его чудеса! Но Копченый наотрез отказался двигаться дальше на тог. Он и в добром-то здравии безумно боялся Хатовара. Именно этот город заставил его изменить Радише с Прабриндрах Драхом несколько лет назад. Наверное, страх перед ним довлел как над его телом, так и над душой. По сравнению с Вершиной любая человеческая постройка, которую я когда-либо видел, кажется карликовой. Не исключая даже чудовищной башни Госпожи, что в Чарах; Строительство Вершины; длившееся больше двух десятилетий, превратилось в главную отрасль индустрии Тенелова - города, что до появления Хозяев Теней назывался Кьяулунем. Что на местном диалекте означает - Врата Теней. Строители работали день и ночь. Ни выходных, ни праздников не ведали. Длиннотень решил, что крепость должна быть завершена прежде, чем враги его возьмут над ним верх. Он был уверен, что, выиграв в этой гонке, станет властелином мира. Никакие силы небесные, земные либо адские, как полагал он, не достигнут его в стенах завершенной Вершины. Ни даже тьма, еженощно осеняющая его ужасом... Внешние стены Вершины вздымались ввысь по меньшей мере на сотню футов. Не знаете, где бы такую лесенку взять? Бронзовые, серебряные, золотые письмена свергали со стальных плит, укрывавших грубый, камень стен. Батальоны рабочих день и ночь, других дел не зная, следили за тем, чтобы письмена не тускнели. Прочесть их я не мог, но знал, что содержат они защитные заклятья великой силы. Длиннотень, слой за слоем, покрыл своими заклятьями все, что было частью Вершины. Имей он достаточно времени - вся внешняя поверхность крепости скрылась бы под непроницаемой броней волшбы. На закате Вершина полыхала ярче любого лесного пожара. Сверкающие хрустальные купола, завершавшие каждую башню, превращали Вершину в подобие густого леса маяков. Они были сооружены везде, откуда бы Длиннотень ни желал наблюдать окрестности, вне досягаемости своих ужасов. Сиянье необоримой яркости не оставляло ни единого уголка, где могла бы спрятаться Тень. Того, над чем он был хозяином, Длиннотень боялся более всего на свете. Даже Черный Отряд был для него лишь раздражающе жужжащим москитом... Вершина, даже неоконченная, крепко ошеломила меня. Да мы - ослепленные гордыней безумцы, раз наметили маршрут, пролегающий через - и за - эту твердыню! Однако не всех врагов Длиннотени можно так же легко запугать. Кой для кого из них и земные крепости, и само время не очень-то многое значат. Рано или поздно его оборона падет, и в тот же самый миг они пожрут его. Он решился играть по высшим ставкам, и проигрыш в игре сей столь же ужасен, сколь велик возможный выигрыш. И бросать игру поздно. Теперь либо - венец победителя, либо - венец же, но мученический. Жил Длиннотень в хрустальной палате, венчавшей высочайшую, центральную башню Вершины. Спал он редко - слишком силен был страх перед ночью. Долгие часы проводил он, недвижно взирая на равнину из сияющего камня. *** Душераздирающий вопль разорвал атмосферу мрачного города. Жители Тенелова не обратили на него внимания. Если они вообще думали о странном союзнике своего властителя, то наверняка только надеялись, что судьба как-нибудь вырвет из рук Длиннотени такое мощное орудие. Кьяулун был населен людьми сломленными, без надежды и веры, дошедшими до той точки, до коей не пали и джайкури в худшие дни осады Дежагора. Почти все они были слишком молоды, чтобы помнить времена, когда не было никаких Длиннотеней, властных над их жизнями куда более, чем забытые боги... Но истребить слухи не под силу было и Длиннотени. Даже в самом сердце его империи кое-кому приходилось путешествовать, а путешествующие всегда развозят новости. Кое-что из этих новостей даже бывает правдой. И народ Тенелова знал, что с севера грядет рок. Душою каждого слуха служило название: Черный Отряд. И это не радовало никого. Длиннотень был дьяволом из дьяволов, однако многие из его подданных боялись, что падение его лишь явится предвестием куда более суровых времен. Мужчины, женщины, дети - весь народ Тенелова посвящен был в одну из истинных тайн бытия: за Тенью, чей лик маячит перед глазами, прячется Тень, неизмеримо более темная. *** Длиннотень сеял страх и боль окрест лишь оттого, что сам являлся жертвой тысячи ужасов. Словом, там было жутко. Так жутко, что мне отчаянно захотелось вернуться туда, где тепло, где кто-нибудь поддержит и скажет, что тьма не всегда несет в себе ужас. Мне захотелось к Сари, тому свету в ночи, что правит миром. - Отнеси меня домой, Копченый. Глава 36 Капитан меня предупреждал. "Будь точен", говорил... И не раз. Меня понесло и увлекло туда, к крови и пламени, к корчащимся, темнеющим и обугливающимся бумагам. Я лежал в луже крови, скопившейся вокруг. Топот бегущих отдавался в ушах, словно мерная, оглушающая поступь гигантов. Слышал я и крики, коим не было конца. Костоправ меня предупреждал. А я забылся. Он ведь не сказал - а может, и не понимал, - что понятие "дома" чье-нибудь сознание может определить как страшную эмоциональную боль... Рвущую. Терзающую. Копченый отнес меня в Таглиос, только - в тот момент, что казался концом самого времени. Дрогнув от отвращения, я понесся назад, и отвращение было столь сильно, что я завлек самого себя, и ненавистные обрывки прошлого, и сбитого с толку Копченого в самую Преисподнюю. Не имея ни личности, ни воли, он не мог и не стал смеяться над тем, как я тонул в океане боли. У Преисподней есть название. Дежагор - имя ей. И все же Дежагор - лишь меньший из ликов Ада. Из величайшего же мне удалось бежать. Еще раз. Ни воли, ни личности... Ветер метет, равнину сияющего камня, но ничто не колыхнется на ней. Опускается ночь, и ветер умирает. Равнина стряхивает с себя тепло, и пробуждаются Тени. Лунный свет озаряет безмолвие камня. Равнина простирается на все четыре стороны света, не имея границ, различимых изнутри, однако центр ее определен вполне. То - эпическое, строение из того же камня, что и равнина, и столпы ее. Ничто не шелохнется в бездвижности той, лишь дрогнет порою дымка в лучах света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных уголках. И так, в едва уловимых биениях сердца тьмы, протекает их жизнь. Глава 37 Воли - нет. Личности - нет. И Копченого - нет. Только боль. Такая, что и Копченый покинул меня. Теперь я - лишь раб воспоминаний. Теперь я - дома. В обители боли. Глава 38 А-а, вот и ты! Вот мы и снова встретились. Ты опять куда-то пропал... ...существо, хоть и безлико, однако ж довольно улыбается... Ночь была полна приключений, верно? И забавы еще не кончены. Вон, гляди. Черный Отряд со вспомогательными подразделениями начали атаковать тенеземцев. А то - прут на рожон, словно до смерти желают пожить в стенах Дежагора... Гляди, вон двойники и иллюзорные солдаты, чтоб заманивать южан в засады или же заставлять выдать себя. А, ладно. Идем назад, на стену. Мелочь, а ведь о ней саги сложить могут... Бой переместился на восточный конец города. Вряд ли кто-то еще здесь торчит. Несколько человек несут вахту на стене, и все. Да еще несколько нерасторопных тенеземских пластунов отсиживаются там, в темноте, и на все им плевать. Иначе не пропустили бы того малыша, что, наподобие паука, спускается со стены по веревке. И с чего бы это двухсотлетнему волшебнику четвертого разбора лазать по веревкам, да еще туда, где поджидают его отнюдь недружелюбные смуглые карлики? А ежели им захочется поплясать на его животе? Раненый жеребец загадочной колдовской породы перестал визжать. Наконец-то... Подох. Но зеленоватый пар до сих пор поднимается из раны, а края ее все еще мерцают. Там? Ну да. Взгляни. Просто дьявольски выглядят в этой багровой дымке. Хотя идут сюда вроде бы не за тем, чтобы пожрать весь город, как думаешь? Что это? Тенеземцы за стеной заметались, словно лиса в курятнике. И в криках их - неподдельный ужас: что-то темное мечется среди них. Гляди, человека утащило. Света теперь мало, центр битвы сместился. Старикан наш черен, словно сердце самой ночи. Думаешь, зоркости смертного хватит, чтобы заметить, как он снует меж мертвецов? Куда это он? К дохлому коню Тенекрута? Кто бы мог подумать... Да он с ума сошел! И эта ползучая тьма тоже направляется туда. Видал? Как глаза вспыхнули красным в зареве городских пожаров... Нет, каков дурень, ему бы прочь бежать, а он... Плохо может обернуться такое упрямство. Вот черный человечек пропал. Остановился. Значит, услыхал-таки... И снова побежал к мертвому жеребцу. Копье свое хочет забрать! Может, такое безумство и имеет смысл. Он над этим копьем здорово потрудился. Вот снова встал, и глаза небось выпучил, принюхавшись к ночи и ощутив почти забытый запах. И в тот же миг убийственная тьма почуяла его. Победный рев пантеры заставил замереть все сердца на равнине. И тьма помчалась - быстрее, быстрее... Черный человечек схватил свое копье и побежал к стене. Успеет ли? Унесут ли старые, кривые ноги от нагоняющей смерти? Она огромна. И похоже, довольна ходом событий. Вот человечек ухватился за веревку. Однако до безопасного места ему еще восемьдесят футов... А он стар и запыхался. Вот закрутило его, но координация у старикана отличная. Навершье копья выставилось вперед одновременно с прыжком чудовища. Тварь извернулась в воздухе, пытаясь избежать убийственного острия, однако копье, пронзив ее морду, вышло за левым ухом. Чудовище взревело. Зеленый пар повалил из раны. Тварь утратила всякий интерес к старику, и тот начал свой долгий подъем на стену, закинув причудливо украшенное копье за спину. Никто не заметил этого. Бой продолжался повсюду. Глава 39 Похоже, южане просто-напросто зажмурились и сунули голову в улей. Что? - Почему это "неохота"? Идем поглядим. Забавно. Всюду, куда хватает глаз, южане отступают. Где - бегом, где - просто ускользая в тень, пока смерть не настигла. Глянь! Вражий царь, Тенекрут, в полном здравии, только охромевший, ни на что не обращает внимания, кроме этих сияющих багрянцем образин, пришедших с холмов пожрать его! А Могаба... Глядите на него, гения тактики! Взирайте на совершенного воина, воспользовавшегося всеми до единого слабыми местами противника - после того, как не осталось шансов воплотить дьявольский замысел, определявший его деяния с вечера! Видишь? Ни единый южанин, сколь великим ни числился бы, не решается приблизиться к нему. Величайшие из тенеземских героев становятся зелеными юнцами, стоит лишь самому Могабе выступить вперед! Да он - больше самой жизни, этот Могаба... Он - средоточие общего триумфа в самим собою придуманной саге! *** Что-то такое покинуло южан. Они жаждали победы. Они понимали, что другого выбора нет, так как меньшего их повелитель, Тенекрут, не потерпит. Он отличается завидным отсутствием понимания в случае неудач. Его подданные натвердо закрепились в городе. Чего еще надо, кроме малой толики упорства? Однако они бегут. Что-то такое нашло на них и мигом убедило, что оставшиеся в Дежагоре не смогут спасти даже душ своих. Глава 40 - Мурген, ты в порядке? Я встряхнул головой. Чувствовал себя, точно мальчишка, раз двадцать крутанувшийся на пятке - специально, чтобы закружилась голова перед тем, как влезть в какое-нибудь дурацкое состязание. Я стоял в переулке. На меня с весьма озабоченным видом взирал коротыш Гоблин. - В полном, - отвечал я. И тут же опустился на колени, упершись руками в стены, чтобы те не кружились больше. И повторил: - В полном порядке. - Ну да, еще бы. Шандал, присмотри за этим уродом. Будет рваться в бой - оглуши. А то что-то он сострадателен к ближним стал... Я старался не давать воли своему "я". Может, я и вправду был слишком мягок. А мир весьма неласков к задумчивым и вежливым... Мир тем часом замедлял кружение, и вскоре мне уже не нужно было удерживать стены. Позади вспыхнула потасовка. Кто-то гнусаво и тягуче выругался. Другой зарычал: - Ш-шустрый, однако... - Эй-эй-эй! - закричал я. - Оставьте его! Пусть подойдет сюда! Шандал не стал бить меня по голове или возражать. Ко мне, потирая правую щеку, подошел низкорослый, плотный нюень бао, что провожал меня в укрытие к Кы Даму. Казалось, он был крайне изумлен тем, что кто-то посмел тронуть его. И его "я" тут же было уязвлено еще раз: он заговорил со мной на нюень бао, а я отвечал: - Прости, старина, моя твоя не понимай. Говори уж по-таглиански или по-грогорски. - И, по-грогорски же, спросил: - Что стряслось? Грогорский - родной язык моей бабки по матери. Именно в Грогоре дед ее украл. Я на нем знал слов двадцать; ровно на двадцать больше кого угодно на семь тысяч миль вокруг. - Глашатай прислал меня отвести тебя туда, где напавшие более уязвимы. Мы внимательно следим и знаем. - Спасибо. Воспользуемся. Веди. Сменив язык, я заметил: - Надо же, как эти ребята обучаются языкам, когда им чего-нибудь надо! Шандал хрюкнул. Гоблин, ушедший вперед, дабы оглядеться, вернулся как раз вовремя, чтоб предложить направиться к тому же слабому месту, что уже указали нюень бао. Коренастый, похоже, слегка удивился тому, что мы и своими руками собственный зад нащупаем. Может, даже был малость этим раздосадован. - Эй, широкий и низкий, у тебя имя-то есть? - спросил я. - Если нет, могу ручаться: эти ребята тебе вмиг обеспечат. И, обещаю, тебе оно не по, нравится. - Уж это - точно, - хихикнул Гоблин. - Меня зовут Дой. Все нюень бао называют меня: дядюшка Дой. - Ладно уж, дядюшка. Ты с нами пойдешь? Или ко всем присоединишься? Гоблин уже шепотом раздавал указания ребятам; собравшимся позади нас. Без сомнения, он во время разведки оставил южанам на память несколько сонных либо отвлекающих заклятий. Без небольшой беседы было не обойтись. Сейчас мы подойдем туда, убьем всех, кто шевелится, а затем отступим, пока Могаба не исполнился излишней самоуверенности. - Я буду сопровождать вас, хотя это предельно исчерпывает указания Глашатая. Вы, Каменные Воины не устаете удивлять нас. Я желаю видеть вас за вашим промыслом. Никогда не считал убийство людей своим промыслом, однако мне было не до споров. - Ты, дядюшка, неплохо говоришь по-таглиански. Он улыбнулся: - Однако я забывчив. Каменный Солдат. Завтра я могу не вспомнить ни слова. Может. Если только Глашатай не подбодрит его память. Дядюшка Дой не ограничился наблюдениями за тем, как мы колем и рубим южан. Он и сам внес в это дело немалый вклад, обратившись в человека-вихрь, разящий вокруг молнией меча, причем быстрота молнии сочеталась в нем с грацией танцовщика. Всякое его движение повергало наземь очередного тенеземца. - Черт подери, - сказал я Гоблину через некоторое время, - напомни потом, что с этим парнем ссориться не стоит. - Напомню, чтоб ты не забыл прихватить арбалет и пустить ему стрелу в спину, футов с тридцати. После того как я наколдую на него глухоту и тупость, чтобы хоть малость уравнять шансы. - Ну, если я когда-нибудь отведу глаза, пока Одноглазый тебе же вставляет свечу из кактуса... Ты уж не удивляйся. - К слову об этом недомерке. Скажи-ка, кто тут у нас недавно втихаря бегал в самоволку? *** Я разослал по своим подразделениям весть, что мы достаточно облегчили работу силам Могабы. Теперь же всем следует отойти в наш конец города, заняться ранеными, малость вздремнуть и так далее. Затем обратился к старейшине нюень бао: - Дядюшка Дой, ты уж, пожалуйста, сообщи Глашатаю, что Черный Отряд безмерно благодарен. Скажи, что он может обратиться к нам в любое время, и мы сделаем все, что сможем. Коренастый человек поклонился - ровно настолько, чтоб жест сей что-либо значил. Я отвечал точно таким же поклоном. И, пожалуй, поступил верно: он слегка улыбнулся, слегка поклонился - уже от себя - и заспешил прочь. - Бежит, как утка, - заметил Шандал. - Я лично рад, что эта утка на нашей стороне. - Повтори-ка. - Я лично рад... Аргх! Шандал взял меня за глотку. - Кто-нибудь, помогите заткнуть ему рот. Это было лишь началом того, что превратилось в настоящую оргию. Сам не участвовал, но слышал, что для джайкурийских шлюх то была самая выгодная ночь в жизни. Глава 41 - Где черти носили? - зарычал я на Одноглазого. - Отряд, понимаешь, ведет самый распрепакостнейший бой за последние.., хм-м-м.., несколько дней, а он где-то шляется! Хотя... Его присутствие вряд ли чем-нибудь помогло бы. Одноглазый ухмыльнулся. На мое неудовольствие ему было плевать. Должен же я был забрать мой тенекрутокол назад! Столько труда в него вложено... А что такое? - А? На миг я увидел маленькую черную точку, быстро двигающуюся через серый ландшафт небес на высоте, недостижимой из Дежагора - даже с верхушки цитадели, где ребят из Старой Команды более не жалуют... - Ничего, коротышка. Дать бы тебе как следует, да все равно толку не выйдет. Значит, ты спускался на равнину. Что было дальше с Вдоводелом и Жизнедавом? Пока я обеспечивал нашему предводителю спокойную жизнь, эта парочка сгинула без следа. Интересно, как Могаба опишет все происшедшее, если продолжит вести Летопись? - Одноглазый! - Чего тебе? - уже раздраженно спросил он, - Ты ответишь, наконец? Что было дальше с Вдоводелом и Жизнедавом? - А ты что-то знаешь? Я - ни малейшего понятия не имею. И не желаю иметь. У меня одно было в голове: надо забрать копье, потому как для следующего раза может пригодиться. А потом мне пришлось позаботиться о шайке тенеземцев, которые хотели меня взять, а потом куда-то делись. Все понятно? Исчезновения их не понимал никто - всадники пропали как раз тогда, когда самоуверенность тенеземцев сделалась наиболее шаткой. Тенекрут поджал хвост, и его люди сломались. - Будь это Старик с Госпожой, - проворчал я, - они шли бы вперед, пока со всем этим балаганом не было бы покончено. Верно? Я устремил взгляд на белую ворону, устроившуюся менее чем в двадцати футах от нас. Взгляд ее был разумен и зол. В ту ночь ворон вокруг было множество. Они наверняка преследовали какие-то другие цели, а я был просто пешкой, запутавшейся в сети интриги. Однако, пока мы не мешаем, нет нужды нас трогать... *** Могаба с нарами, а также их таглианские части были по горло заняты еще несколько дней. Может, Хозяин Теней решил, что Могаба должен заплатить за невыполнение своей части молчаливого уговора. Что являлось только еще одним доказательством, что с Черным Отрядом связываться - себе дороже. Занервничаешь тут, если из головы не идет, будто все на тысячу миль вокруг желали б, чтобы ты никогда не рождался на свет. Мои ребята вовсю наслаждались положением, в которое влип Могаба. А он по поводу их отношения и вякнуть не мог. Мы ему обеспечили в точности то, о чем он просил. Я почти каждый день встречался с ним на заседаниях штаба. А еще приходилось показываться солдатам - так, словно мы - братья, плечом к плечу идущие на злобного врага. И ни разу это никого не обмануло - кроме, может быть, самого Могабы. Я никогда не подходил к этому с личной точки зрения. Занял положение, которое, скорее всего, одобрили бы все летописцы прошлого: просто изображал Могабу, как не принадлежащего к нам. Мы - Черный Отряд. Друзей у Мае нет. Все прочие - враги или просто недостойны доверия. Подобные отношения с миром не требуют ненависти или еще каких-нибудь чувств. Необходима лишь бдительность. Возможно, наш отказ протестовать против предательства Могабы и даже допускать возможность оного, послужил тем последним перышком, а может, хребет ему переломило то, что даже его сотоварищи-нары теперь были уверены, что настоящий капитан вполне мог остаться в живых... Словом, как бы то ни было, наш величайший и совершеннейший воин пересек рубеж, из-за коего нет возврата. А мы не раскрывали тайны, пока не пришлось платить золотом боли... Возвращение к обыденной жизни заняло десять дней - если только положение перед тем большим штурмом можно назвать обыденным. Обе стороны ужасно пострадали. Я был уверен, что Тенекрут займется зализыванием ран, а нас просто оставит малость проголодаться. Глава 42 Мурген, тут кое-что для тебя. Я начал пробуждаться. - Что...? Что стряслось? Вроде бы я не сбивался с пути... Одноглазый сиял широчайшей улыбкой, однако она улетучилась, едва он взглянул на меня пристальнее. - Что, опять припадок? - Припадок? - Ты отлично знаешь, о чем я. Не совсем. Я лишь с их слов знаю, что порой со мною творится странное. - Ты пережил нечто вроде психического потрясения. Пожалуй, я вовремя подошел. Они с Гоблином говорили, что неплохо бы провести кое-какие эксперименты и выяснить, в чем дело, но, видимо, на большее у них времени не нашлось. - Ну, с чем пришел? - Сегодня утром рабочие проникли в катакомбы. - Лонго говорил мне. - И все в восторге туда повалили. - Воображаю. Сокровищ пока не нашли? Одноглазый принял оскорбленный вид. Для такой черносердечной жабы, как он, это у него неплохо получается. - Значит, нет. - Книги нашли. Целую кучу. Тщательно упакованные, и все такое. Похоже, лежали там с самого появления Хозяев Теней. - Конечно, если вспомнить, что книги жрецов они имели обыкновение жечь. Кстати, жрецов вы там, случаем, не обнаружили? - Вроде нет. Слышь, мне надо возвращаться. - Несомненно, пока кто-нибудь не захапал сокровища прежде него. - Я подошлю парочку ребят, чтобы приволокли тебе эти книги. - Упаси тебя боги самому хоть что-нибудь поднять. - Не забывайся, Мурген. Я человек пожилой. Одноглазый слинял. Он это здорово умеет, когда ему нечего сказать. *** Города редко бывают так наглухо закрыты, чтобы снаружи не поступало никаких новостей. Просачиваются, и порой - совершенно непостижимым образом. В Дежагоре же слухи очень редко бывали такими, какие хотел бы слышать Могаба. Я изучал найденные книги и так заинтересовался, что пренебрег служебными обязанностями. Написаны они были на джайкури, однако его письменный вариант почти не отличается от таглианского. Вошел Гоблин, - Ну, как ты? Головка больше не кружится? - Нет. Что-то вы, ребята, уж слишком всполошились. - Да нет. Слышь, тут какие-то новые байки ходят. Будто бы к нам направляется армия на подмогу. И возглавляет ее не кто иной, как Нож. - Нож? Он же... Он же никогда не командовал более чем ротой в минимальном составе! И то - еще до нашего появления. Вел партизанскую войну против плохо обученных... - Не я его назначал, я только докладываю. Да и управлялся он неплохо. - И Лозан Лебедь с Корди Махером - тоже. Однако случай, везенье, да еще недомыслие Хозяев Теней сделали не больше, чем эта троица. Какого же черта ему теперь доверили армию? - Он, предположительно, заместитель Госпожи. Сомнений больше нет, она жива. И здорово зла. И собрала новую армию. - Спорим: Могаба сейчас скачет от радости и орет: "Спасены! Спасены!" - Скачет, это уж точно. В течение следующих дней до нас дошли тысячи самых невероятных слухов. Если хоть десятая часть была правдой, во внешнем мире назрели серьезные перемены. - Последние новости слышал? - спросил Гоблин как-то вечером, когда я на время оторвался от книг, чтобы взглянуть, как там, за стеной. - Леди - это вовсе не Госпожа, а воплощение какой-то богини по имени Кина. Наверное, тоже не подарок. - Наверное. Тай Дэй! Ты знаешь о Кине? Вход в наши убежища для Тай Дэя был закрыт, однако, стоило мне выйти наружу, он тут же возникал поблизости. Он напрочь забыл все четыре таглианских слова, в знании которых как-то признался. Имя богини начисто выскребло его память. - И вот так - всегда, стоит с кем-нибудь заговорить о Кине, - сказал я. - Даже из пленных ничего о ней не смог вытянуть. Можно подумать, она принадлежит к Черному Отряду. - Наверное, та еще очаровашка, - предположил Бадья. - Это точно. Вон, гляди. Последние слова относились к упавшей звезде. Им мы вели счет, как и кострам противника. Южане рассыпались по равнине маленькими отрядами. Наверное, боялись, что мы улизнем. - Выходит, ты что-то знаешь о ней? - спросил Гоблин. - Из книг, которые вы отыскали. Катакомбы здорово разочаровали ребят: все выкопанные ими сокровища, помимо книг, состояли из нескольких запечатанных кувшинов с зерном. Гунниты, коих в Джайкури было большинство, своих мертвых не хоронят, а сжигают. Веднаиты, коих было чуть меньше, мертвых хоронят, но ничего ценного в могилы не кладут - там, куда попадет умерший, ему ни в чем не будет нужды: как в раю - так и в аду. - Одна - сборник гуннитских мифов. Написавший ее парень был каким-то учеником богословия, и книга писалась для своих, чтоб простой народ не смущать. - Гуннитская вера здесь самая распространенная... - Сдается мне, мы это и без тебя знаем, - заметил Гоблин. - Я просто напоминаю. И большинство здешних веруют в Кину. Даже те, кто не гунниты. А история - вот в чем. Есть у гуннитов Князь Света и Князь Тьмы. И княжествуют они с начала времен. - Это уж - как водится... - Кина же - нечто вроде самовозвысившейся сторонней силы разложения и разрушения, борющейся и со светом, и с тьмой. Ее создал Князь Света, дабы одолеть орду демонов, с которыми никак иначе было не справиться. Она и одолела, сожрав всех этих демонов. И естественно, растолстела. И видать, захотела чего-нибудь на сладкое, потому как принялась пробовать и всех остальных. - Что ж она - была сильней богов, ее же создавших? - Ребята, не я эту ерунду сочинял, и не требуйте, чтобы я ее пытался объяснить. Гоблин, ты у нас везде побывал - но видел ли хоть раз веру, от коей любой маловер, если у него есть хоть немного ума, не мог бы камня на камне не оставить? Гоблин пожал плечами: - Циник ты. Такой же, как Костоправ. - Правда? Это здорово. В общем, там еще груда обыкновенной мифологической чернухи о мамашах, папашах, разных злобных, одиозных и инцестуозных выходках прочих богов, имевших место, пока Кина набиралась сил. Она была здорово подлой. Обман - один из, ее непременных атрибутов. Но главный ее создатель, или отец, обхитрил дочурку и наложил на нее сонное заклятье. Так она до сих пор и храпит себе где-то, однако может влиять на наш мир посредством снов. Есть у нее и почитатели. Все гуннитские божества - большие, малые, злые, добрые и те, которым на все плевать, - имеют свои храмы и жрецов. О последователях Кины мне удалось узнать лишь самую малость. Они называются Обманниками. Солдаты о них говорить отказываются, причем наотрез, словно одно упоминание имени Кины может пробудить ее от спячки. - По мне, дичь какая-то, - пробурчал Бадья. - Это, - заговорил Гоблин, - объясняет, почему все так боятся Госпожи, когда она в ее наряде. Если только они вправду думают, что она превращается в эту богиню... - Словом, я считаю, мы должны выяснить об этой Кине все, что сможем. - Хлипковат твой план, Мурген. А как? Ведь никто не желает говорить? Да, Самые дерзкие из таглианцев покрывались холодным потом, если я уж слишком нажимал. Очевидно, они боялись не только своей богини, но и меня тоже. *** Затем ко мне явился Одноглазый с душу согревающими новостями: - Тенекрут каждую ночь украдкой выводит силы за холмы, точно думает, что в темноте мы перемещений не заметим! - Может быть, он и вправду снимает осаду? - Все войска его идут на север. То есть не домой. Возможно, так оно и есть. Не будучи уверен, Одноглазый не пошел бы ко мне. Хотя уверенность его не подразумевает его правоты. Это же Одноглазый. Посему я поблагодарил его, отослал по какой-то мелкой надобности, а сам разыскал Гоблина и спросил, что тот обо всем этом думает. Коротыш вроде как удивился моим сомнениям: - Одноглазый - что, заикался? - Нет. Но это ж Одноглазый... Гоблин не смог сдержать самодовольной лягушачьей улыбки. Могабе этих новостей не понес никто. Я полагал, что для всех будет легче, если он останется в неведении. Но Могаба тоже знал об этих слухах. Дежагор был городом, полным фракций, которые связывала только необходимость обороняться. Сильнейшую возглавлял Могаба. К наибольшей относились джайкури. Самой слабой и малочисленной являлись мы, Старая Команда. Сила наша заключалась в нашей правоте. Были еще нюень бао. Так и оставшиеся загадкой для всех. Глава 43 Вечерами Кы Дам приглашал меня - побеседовать о делах мирских. Мы садились друг против друга за чай, подаваемый его прекрасной внучкой, а детишки быстро избавлялись от нагнанного мной благоговейного страха и продолжали резвиться. Мы обменивались сведениями о друзьях и врагах, а мучимый лихорадкой человек все стонал в своем темном углу. Мне это не нравилось. Он, очевидно, умирал, однако дело затянулось надолго. После каждого вскрика красавица отправлялась к нему. У меня сердце болело от сострадания - так измучена она была. Наконец не выдержав, я что-то сказал ради выражения сочувствия - фразы такого рода бросаешь без размышлений. Жена Кы Дама, которую, как я теперь знал, звали Хонь Тэй, подняла от своей чашки изумленный взгляд и что-то шепнула мужу. Старик кивнул. - Благодарю тебя за участие, Каменный Солдат, однако оно обращено не в нужную сторону. Дан пригласил дьявола в душу свою, и ныне платит за это. Из темного угла послышалась быстрая, текучая трескотня на нюень бао, и к свету проковыляла толстая, низенькая старуха. Была она кривонога и уродлива, как кабан-бородавочник, хоть шутить над подобным и жестоко. Она затявкала на меня. То была Кы Гота, дочь Глашатая и мать моего неотлучного спутника, Тай Дэя. Среди нюень бао она слыла темной легендой. Я понятия не имел, о чем это она, однако чувствовал, что на мою бедную голову вываливают все хвори и немочи мира. Кы Дам мягко заговорил с ней. Затем Хонь Тэй шепотом, еще мягче, повторила ей слова мужа. Мгновенно воцарилась тишина. Кы Гота поспешила убраться в темноту. - Всю жизнь, - заговорил Глашатай, - нам суждено наслаждаться успехами своими и неудачами. Величайшая печаль моя - дочь Гота. Она носит в себе изъязвляющие муки, коих не может одолеть. Она упорствует в желании поделиться с нами своими болями. - Губы его дрогнули в легкой улыбке, означавшей