в свою очередь, невольно господина майора. Мольке вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Этот мальчишка напирает все отчаяннее. - А разрешите узнать, на чем основываются ваши подозрения? - спросил он. - Человек, которого я сегодня утром допрашивал, не Ференц Дербиро. Наступила внезапная тишина. Мягкая, зыбкая, как студень. - А кто же? - переспросил Мольке. Деак развел руками. - Этого я не знаю. Только не Дербиро - это точно. А если не он, тогда что-то здесь не так. Шимонфи посмотрел на Мольке, затем перевел взгляд на Деака и осторожно спросил: - Разве ты знаешь Дербиро в лицо? - Нет, я его никогда не видел. - Тогда чем же вы обосновываете свои подозрения? - ястребом кинулся на него Мольке. Деак достал из кармана фотографию и протянул ее майору. - А вот чем, господин майор. Всмотритесь получше: вот это мой брат. Рядом с ним Дербиро. Мольке долго разглядывал фотографию. На ней были изображены два крепких молодых парня, довольных, улыбающихся. За их спинами - лодки на Дунае, какие-то баркасы. - Если вы лично не знали Дербиро, откуда же вам известно, что именно этот, - он ткнул пальцем на фотографию, - должен быть им? - А вы прочитайте текст на обороте! "С Ференцем Дербиро в Геде. Июнь 1938 года". Мольке вынужден был смириться со своим поражением. Не скрывая удивления, он согласился: - Это, господин прапорщик, неожиданное открытие. Поздравляю. Деак поблагодарил за поздравление, затем рассказал, что ему еще утром этот тип показался подозрительным. Очень уж быстро он выдал своего товарища. А это непохоже на коммунистов... Но Мольке все еще продолжал сопротивление. - А скажите-ка, господин прапорщик, где вы нашли эту фотографию? - Дома, на чердаке, - сказал Деак и, поняв, что ему удалось сбить с толку и даже повергнуть в замешательство своего противника, небрежно продолжал: - Когда мой брат опозорил всю нашу семью, мама сказала: "Ласло для меня умер". И все, что напоминало о брате, выбросила из квартиры. Отец же собрал эти вещи и отнес на чердак... А тут я вспомнил, что мой брат был недурным фотолюбителем и сам любил фотографироваться со своими друзьями. Некоторые из его фото я принес сюда и передал в лабораторию. Не помешает, если у нас в руках будет несколько увеличенных репродукций. Мольке покачал головой, взял у Шимонфи фотокарточку и долго ее рассматривал. - Все же у меня эта фотография не вызывает большого доверия. - А вот эта? - скромно полюбопытствовал Деак и положил на стол новый снимок. - Это ведь, так сказать, официальная фотография, сделана в полиции, когда брата объявили в розыск. Шимонфи, явно наслаждаясь, посмотрел с издевкой на майора. Как же он был рад, что не обманулся в друге! - А это ты откуда раздобыл? - спросил он весело Деака. Деак снова едва заметно улыбнулся. - У военного коменданта типографии "Атенеум", - пояснил он. - У него фотографии всех, кто объявлен в государственный розыск, хранятся. В алфавитном порядке. Шимонфи жаждал расплаты с майором и потому с кривой усмешкой на тонких губах заметил: - А что, Деак прав! Тот прощелыга, которого он сегодня допрашивал, в самом деле не Дербиро. Если бы это было возможно, он облобызал бы Деака: ведь тот действительно никакой не изменник. Ну, если и после всего этого Мольке попытается арестовать Деака, тогда майора срочно следует упрятать в сумасшедший дом. Но Мольке не был сумасшедшим. Инстинкт подсказывал ему: будь осторожен, не верь им покамест, все равно не верь, несмотря ни на что! - Вы всегда проявляете такую самостоятельность, господин прапорщик? - Как правило, - был ответ. - Но когда меня считают дураком - в особенности. Господин майор, десять лет назад я поставил свою жизнь на карту ради чего-то. И хотел бы честно работать. Будет обидно, если люди, основываясь на каком-то глупом подозрении, станут мешать мне спокойно трудиться. Вот и сейчас мне стало известно, что брат мой жив. Если это правда, я очень хотел бы с ним встретиться. Мольке встал, прошелся вокруг столика. Затем, усмехнувшись, посмотрел на Деака. - Правильно, брат ваш жив, господин прапорщик. И, надеюсь, вы еще повстречаетесь. - Я тоже, - повторил за ним Деак, - надеюсь! Мольке был истинный игрок. Он умел не только нападать, но и обороняться. И теперь, поняв, что Деак опроверг все его доказательства, сам в душе признал: арестовывать сейчас прапорщика нет никакого смысла. А пока нужно просто обеспечить отступление, чтобы не стать в его глазах посмешищем. - И все же что-то тут не так, господин прапорщик, - заговорил он весело. - Вполне возможно, что малый, которого вы сегодня допрашивали, не Дербиро. Но то, что он был вместе с вашим братцем в Курской партизанской школе, это я уж постараюсь доказать. Деак встал, держа руку наготове, чтобы в случае чего вмиг выхватить пистолет: не исключено, что Мольке все же попытается его арестовать, и тогда остается одно: стрелять. Живым в руки гестапо он не дастся. - Сомневаюсь, господин майор, - сказал он. - Скорее всего это заурядный провокатор. - Вы велели ему вспомнить и записать несколько стихотворений Ласло Деака? - Да. Хотел проверить молодчика, действительно ли он знал моего брата. Мольке негромко рассмеялся. - Так я и подозревал, - сказал он. - Между прочим, отличная идея. - Он помахал бумажкой. - Ну так вот: здесь у нас и доказательства. Не буду читать все стихотворение до конца - типичный коммунистический бред. Да и с точки зрения литературы тоже. После этого он довольно сносно прочитал вслух следующие строчки: Дал ты пахаря морю, Человеку дай волю. Дай ты Венгрию венгру, Чтоб он не был в Германии негром [Аттила Йожеф, "Богу"]. Он посмотрел на Деака, улыбаясь. - Знакомо вам стихотворение? - Слышал, - задумчиво промолвил Деак. - Вашего братца стишок? - Мой брат никогда не писал стихов. Не в силах сдержаться, Шимонфи громко захохотал. 8 Смертельно усталый Деак сидел в комнатушке у "брата" Ковача. Старый металлист, заделавшийся штурмовиком, с аппетитом закусывал свиным салом, сочувственно поглядывая на Габора Деака. Ему-то было понятно, каково жить в логове нацистов, каждый день ходить по лезвию бритвы. Прапорщик углубился в показания Тарпатаки и его напарницы. Чем дальше он читал, тем сильнее становилось его волнение: ясно, что "супруги" лгут, но каждый на свой лад. - Красавица все еще пишет? - спросил он. - Чешет, как из пулемета, - отвечал Ковач, доставая из-под стола бутылку. - Поверили, что мы действительно нилашисты. Выпей-ка, сынок! - Прапорщик отклонил приглашение. Ковач, пожав плечами, сделал несколько больших глотков из бутылки красной "Кадарки". А прапорщик зашагал по комнате. Если его предположение подтвердится, может, даже удастся спасти Дербиро. Только бы Тарноки поскорее пришел. Обычно он никогда не опаздывает. Взяв со стенки висевшую на гвозде гитару, Деак провел пальцами по струнам. - Где это вы гитару достали? Ковач отер губы тыльной стороной ладони. - Фаркаш раздобыл. Это когда мы нилашистский патруль стали изображать, я ему и говорю: "Ребята, а ведь настоящие нилашисты иногда должны и грабить. И по шее дать. Несильно, понятно, но все-таки". Ты со мной согласен? - Но зачем же ты Тарпатаки так по скуле двинул? - Там другое дело, - возразил старик. - Такому дерьму не жалко. Деак сел к столу, уронил голову в ладони. Его мысли были об Аните. Горькие, обидные мысли: не хочу я ее любить, не хочу! - повторял он, как ему казалось, про себя. - Чего не хочешь? Говорить со мной? - услышал он вдруг старого Ковача. - Да нет, устал я, дядя Ковач. - Мы сейчас все устали. - Ковач подошел к чугунке, поворошил кочергой. - Но я совсем по-другому устал, - возразил Деак и закрыл глаза. - Здесь, внутри ноет. Бежать хочется куда глаза глядят. А этот Мольке уставился на меня, будто ему все как есть обо мне известно. Я уж и так и эдак, отшучивался, притворялся. А у самого холодный пот по спине ручьями. Боюсь я. - Не боятся только дураки, сынок. - Ковач пересел поближе к Деаку, обнял его за плечи. - Ты что же думаешь, я не боюсь? Жена там одна, детишки опять же... Деак открыл глаза, благодарно посмотрел на поросшего колючей щетиной старого металлиста, на суровые черты его лица. - Что же вы делаете, чтоб не бояться? - А, разное. Накануне, как идти на задание - молюсь. Ну ты, говорю я, старый бог, если я из этого дельца выскочу живым, тогда поверю, что ты есть. Разумеется, все это я ему говорю по-латыни, чтобы он понял. На лице Деака мелькнула усталая улыбка. Ковач встал, закинул за спину автомат и пошел проверить охрану. - Взгляни там, - крикнул ему вдогонку Деак, - записала свои показания девица Моргош? Псевдогоспожа Шааш на самом деле была не кто иная, как дочь агента по продаже книг Белы Моргоша. Деак и его люди "не поверили" Тарпатаки на слово, что он агент гестапо, потребовали доказательств. И теперь Тарпатаки и девица наперебой доказывали свою связь с нацистами. Деак на несколько коротких минут задремал. Проснулся, когда в комнату в сопровождении Ковача вошел Тарноки, за ним шла слежка, но ему удалось "оторваться". Разговор получился совсем коротким. Деак сидел понуря голову. Ведь в том, что Анита изменница, теперь он убедился сам. - Когда ты намерен выполнить приказ? - спросил его Тарноки. - Сейчас, - отвечал Деак, поднимаясь. - Не спеши. Пока не надо. Мы не можем рисковать возможностью освободить Дербиро. - Именно поэтому и нужно выполнить приказ сейчас, - мрачно возразил прапорщик. - Через час Анита встречается с Мольке. Этой их встрече нужно помешать. - Он прав, - подтвердил Ковач. - С предателями разговор должен быть короткий. Тарноки не возражал. - Только осторожно, Габор. Без лишнего шума. Думай о собственной безопасности. Он пожал Деаку руку. Прапорщик посмотрел на часы. - Дербиро удастся спасти только в том случае, если мы каким-то образом выведем его из здания. - Он перевел разговор на Дербиро, чтобы отогнать от себя мысли об Аните. - Я сейчас спущусь в котельную и поговорю с этой девицей Моргош. Надо кое-что разузнать у нее. И если подтвердится мое предположение, мы выручим Дербиро. - Ну что ж, иди поговори, - согласился Тарноки. - Но не забывай об Аните. Послушай, может, лучше, если мы поручим это дело с девушкой товарищу Ковачу? - Нет, я кашу заварил, мне ее и расхлебывать, - возразил Деак. Если бы они знали, как тяжело было у него сейчас на душе, они наверняка не отпустили его. Одевшись, Деак спустился в котельную. Ева Моргош спокойно спала на куче одеял. Он разбудил девушку. Ева сонными глазами посмотрела на прапорщика и не сразу поняла, где она. Только узнав Деака, улыбнулась ему с надеждой на лице. - Мне бы домой пора, - сказала она, - отец уже наверняка волнуется. - Я думаю, Ева, - негромко промолвил Деак, - что вы уже больше никогда не увидите своего отца. И никого другого. - Девушка с расширенными от страха зрачками уставилась на Деака. А когда он объяснил, что она и доктор Тарпатаки находятся в руках борцов Сопротивления, то разрыдалась, принялась умолять сохранить жизнь, говоря, что готова искупить свою вину и сделать все, что прикажут. - Поверьте, - повторяла она, - я не по своей воле стала шпионкой. Я же ненавижу нацистов! - Рассказывайте все откровенно, и я попытаюсь спасти вам жизнь. Девушка, захлебываясь слезами, принялась рассказывать. Но время торопило, ему нужно было отправляться к Аните. Деак сказал Еве Моргош, что верит ей, и велел записать ее показания. - А сейчас мне нужно от вас одно письмо. Напишите своему отцу. Ева беспрекословно выполнила, просьбу Деака. Несколько минут спустя он уже шагал по улице с письмом Евы Моргош в кармане. Аниты еще не было дома. Никем не замеченный, он проник в квартиру, предварительно тщательно осмотревшись, не прячутся ли где поблизости люди Мольке. Он зажигать свет не стал. Включив карманный фонарик, осмотрел всю комнату. Нелегко ему было думать о том, что через несколько минут он должен увидеть женщину, которую любил, нет, все еще любит. И он решил: он даст ей возможность бежать! А Дербиро, что будет с ним? Деак взвесил все шансы и принялся в уме просчитывать различные варианты его побега. В передней стукнула дверь. К счастью, он сразу же расслышал веселый голос Мольке. У Деака было в распоряжении ровно столько времени, чтобы проскользнуть в спальню и спрятаться там в углу, за шкафом. Дверь осталась открытой. Так что Габор мог отчетливо слышать каждое слово, каждый шорох. Мысленно похвалил себя за то, что не снял плаща и не повесил его в передней. Дышал едва слышно. Рука стискивала пистолет. Вот уж на что не рассчитывал, так это попасть в западню! Кто же знал, что Мольке сам придет на квартиру к Аните?! "Если несчастная выболтает в разговоре с Мольке правду, стреляю немедленно, - решил он. - Но тогда придется прикончить и Мольке. После чего останется один-единственный способ освободить Дербиро - это штурмовать вооруженной группой дяди Ковача здание гестапо. Очень рискованная затея: здание охраняют отчаянные головорезы из эсэсовцев, они-то дешево свою жизнь не продадут". В соседней комнате включили радио. Передавали хорошо знакомую "Лили Марлен". Деаку были отчетливо слышны шаги Аниты по комнате: вот она достает из серванта бутылки с напитками. - Очень мило, что вы слушаете Берлин, но сейчас радио мне мешает. Сейчас я хочу слышать вас, - послышался вкрадчивый голос Мольке. Раздался негромкий смех Аниты, потом наступила тишина. Радио выключили. - Уж не собираетесь ли вы ухаживать за мною, господин майор? Вы же знаете, у меня ведь жених есть. Какой спокойный голос, подумал Деак. Хороша невеста, нечего сказать! - Да садитесь же вы. Кстати, где ваш жених? - Не знаю. Наливайте. Это абрикосовая. Слышала, что водку вы любите абрикосовую. Деак напряженно вслушивался в их разговор. Вот Мольке наливает рюмки. Хорошо бы он потом задремал от выпитого. Снова заговорила Анита: - Я поехала к его матери, но там его нет. "Действительно, чего ее понесло к моей матери? Она же знает, что домой я не поеду". - Между прочим, господин майор, откуда вы-то узнали, что я там? - Интуиция. А может, и так сказать: мы оберегаем жизнь прапорщика Деака, следим за квартирой его мамочки. Абрикосовая... Настоящая кечкеметская! Божественный напиток. Не удалось нам вывезти из Кечкемета все запасы. А жаль. Я бы русским и одной капли не оставил. Пьют - определил по наступившей тишине прапорщик. - Где вы научились так хорошо говорить по-венгерски, господин майор? - У меня мать венгерка. Видите, Анита, какая интересная штука наша германо-венгерская дружба. Будто роковая страсть. Перемешались в ней и любовь и ненависть. И вот так мы, немцы и венгры, и любим друг друга и ненавидим уже много веков! В оперативных сводках читаю: "В стране царит антигерманское настроение. Нас ненавидят!" Да чепуха все это, ерунда! Когда ненавидят - убивают! Народ в ненависти за оружие берется. Возьмите Польшу, Францию, Югославию. Там нас действительно ненавидели и ненавидят. А венгры в чем-то даже восхищаются нами. И потому у нас и нет проблем с ними. - Вы же оккупировали нашу страну. - А Европу мы разве не оккупировали? Человек, Анита, который не умеет страстно и искренне ненавидеть, и любить не способен по-настоящему. "Что ж, он прав, - думал Деак, - к сожалению, прав. Только не пойму, зачем он завел эту дискуссию с Анитой?" - Господин майор, я с удовольствием послушаю ваши историко-философские рассуждения, но только как-нибудь в другой раз. Я знаю, вы не затем посетили меня. Но я устала, уже поздно... - Ну а что с теми двумя жидами? - Не знаю, о чем вы. - Я говорю о профессоре Шааше и его жене. Деак вздрогнул. Он прижался головой к стене. Значит, Анита не провокатор? У нее и в мыслях не было обмануть меня? - Не знаю я никаких Шаашей, - послышался голос девушки. - Шааши во всем признались. Его и жену арестовали в семь часов, а прапорщика Деака - за полчаса до этого! Есть у вас что-нибудь сообщить мне в связи с этим? - Голос Мольке был теперь резким, грубым. Деак весь похолодел. Он вдруг отчетливо увидел взаимосвязь событий. Значит, Мольке перехитрил и Аниту? Какое счастье, что все так обернулось и он может слышать их разговор. Конечно, положение от этого не стало проще, но сейчас для него нет ничего важнее, чем знать, что Анита не предательница! И он вновь почувствовал себя сильным, вновь поверил в свое умение и ловкость. Снова послышался голос Мольке: - Если вы не станете мне отвечать, через две минуты я отдам приказ расстрелять вашего отца. - Девушка молчала. Словно окаменев, стоял за шкафом Деак. Он слышал, как Мольке подошел к телефону, снял трубку. - Господин майор, вы не можете быть таким бессердечным. Ведь у вас тоже есть родители. - Лирика! Вы обманули меня. Врали, водили за нос. Деак мне давно признался, что он коммунист, советский разведчик. И вы тоже знали об этом. Скрывали подлую измену вашего жениха. Ну, чего же вы молчите? Он принялся стучать по телефонному аппарату. - Вы перерезали шнур?! - Да! Еще днем! Потому что не хотела говорить с вами. Ни говорить, ни встречаться. Я вас всех ненавижу! Ненавижу! Теперь могу вам в глаза сказать: убивайте! - Анита не плакала. В голосе ее звенела страсть, ненависть, негодование, ярость. Волнение Деака все нарастало, и вдруг им овладело трезвое спокойствие. Нужно действовать. Сейчас речь уже идет о спасении не только Дербиро, но и Аниты. - Анита, - слышал он голос майора. - Я готов простить вам и этих жидов, и все остальное... - Что вы хотите? - Сказать более прямо? Я хочу вас. Вы не глупая девушка, я полагаю. И буду я у вас не первым. - Не смейте ко мне прикасаться!.. Оставьте... Теперь до Габора донесся страстный шепот Мольке. Анита в ужасе вскрикнула, принялась звать на помощь, потом опрокинула какой-то стул. Послышался шум неравной борьбы. Дальше выжидать не имело смысла. Но действовал он с ледяным спокойствием. Молча вышел из засады и встал на пороге соседней комнаты. На тахте девушка отчаянно боролась с гестаповцем. - Добрый вечер, - громко сказал он, не вынимая руку из кармана. Мольке испуганно выпустил из рук свою жертву, поднялся и изумленно уставился на Деака. Он хорошо видел, что прапорщик держит руку в кармане на пистолете. - Господин прапорщик, что все это значит? - глупо, в явном замешательстве спросил он. - Успокойся, Анита, - сказал Деак, бросив взгляд на девушку. - Господин майор только пошутил. Он очень любит шутить. Анита в слезах спрятала лицо в подушку. - Господин прапорщик... - Извините, я только хотел вам что-то сказать, - перебил его Деак и шагнул вперед. Он знал, что мог спасти положение только хорошо обдуманной и разыгранной откровенностью. - Господин майор, я знаю, что в течение нескольких недель по вашему приказу за мной ведется слежка. Провокация следует за провокацией. Но вы гонитесь не за преступником, а за своей идефикс. Господин майор, я не тот, за кого вы меня принимаете и кого хотели бы поймать. Вы намереваетесь меня уничтожить, но я не дамся. Я вручил одному человеку на хранение один запечатанный конверт. Если меня случайно пристрелят, или собьет машина, или арестуют - через несколько часов мой рапорт будет в Берлине. Там есть несколько человек, которые знают меня лучше, чем вы или полковник Герман. А невесту свою я очень люблю и прошу вас: оставьте ее в покое. Деак врал отчаянно, и ложь его звучала убедительно. Голос звенел, а поведение повергло в замешательство даже майора Мольке. Мольке знал, что у Гиммлера есть специальные эмиссары... Такая мысль совершенно выбила его из колеи. Он мог только что-то жалко лепетать, готовый от стыда провалиться сквозь землю. - Завтра я вам все объясню... Завтра... Спокойной ночи. Деак слышал, как хлопнула дверь. По спине текли струйки холодного пота. Шатаясь, он дошел до кушетки и, обессиленный, рухнул рядом с рыдающей девушкой. - О, какой же я сумасшедший! - прошептал он, обнимая ее. - Анита, любимая... Крепко сжав его в объятиях, она прошептала: - Что же с нами будет, Габор? - Не знаю, Анита. 9 Была уже полночь. За два последних часа произошло многое. Во-первых, майору Мольке доложили, что одна из групп капитана Шимонфи, сделав внезапный налет, разгромила в двадцать два ноль-ноль ячейку Сопротивления, на улице Кирай. Один убитый, трое арестованных. Майор Мольке приказал следователю допросить задержанных, а капитану Шимонфи - установить личность убитого. В 23:30 лейтенант Таубе доложил, что нашли тело Эгона Тарпатаки. Агента гестапо неизвестные повесили на дереве у Вацского шоссе. Несколькими минутами позже позвонил полковник Герман и поинтересовался, как дела с Ландышем. Мольке неохотно отвечал, что все в порядке, и уже завтра в полночь он положит на стол полковнику показания Ференца Дербиро и Габора Деака. Доложив так, он, надо сказать, теперь не настолько, как еще утром, был уверен в этом. Тем временем Бела Моргош, агент по торговле книгами, волнуясь, ожидал возвращения дочери, и только этим волнением можно объяснить, что ему сегодня не везло в шахматы. Его партнер Лайош Бобиташ, старый оценщик из ломбарда, атаковал все яростнее и в надежде на скорую победу весело посмеивался. И вдруг старик помрачнел, сказал, что ему, мол, не хотелось вмешиваться в дела господина Моргоша, но он не может скрыть свой страх за него. Однажды вечером один из жильцов своими глазами видел, как Ева раздавала коммунистические листовки. Ну к чему эта бравада? Ни к чему! Русские выиграют войну и без помощи господина Моргоша. Господин Моргош один раз уже поиграл в политику, и, как говорится, результат на лице: вернулся с Донского фронта без одного глаза. Моргош терпеливо слушал поучения старика, затем объяснил ему: - Я не мещанин, у меня принципы, убеждения. Неожиданно раздался резкий звонок в дверь. Моргош, уже намеренный по-отечески пожурить, Еву, пошел открывать дверь. Каково же было его удивление, когда в проеме распахнутой двери вместо Евы он увидел незнакомца. Это был Габор Деак. Впрочем, на сей раз прапорщик представился Палом Кезди и сказал, что пришел с письмом от Евы. Предчувствуя недоброе, Моргош все же провел гостя в комнату, а дядюшку Лайоша вежливо выпроводил домой. - Меня ищут, господин Моргош, - окинув оценивающим взглядом крепкую фигуру одноглазого Моргоша, сказал Деак, когда они остались одни. - Ева сказала, что я мог бы переночевать у вас. Впрочем, она обо всем написала в письме. Он протянул Моргошу конверт. Тот разорвал его. - Цепочка золотая там еще должна быть. - Да, я вижу, - подтвердил Моргош, внимательно читая письмо. - Консьержка вас не спросила: к кому вы? - Ее о чем-то расспрашивал нилашистский патруль. А я тем временем в подъезд. Незаметненько. Моргош смущенно переступал с ноги на ногу, не зная, что же делать. В конце концов он предложил гостю рюмку коньяку и сказал, что тот может переночевать в меньшей комнате. Деак разыгрывал из себя перепуганного, преследуемого человека. - Откуда вы? - Встреча у меня была назначена с одним человеком, а его застрелили. Поджидали-то меня. Кто-то выдал нацистам место явки. К сожалению, в городе так и кишат шпики. Моргош выпил рюмку залпом. - Чего ж тут удивляться? - сказал он. - У немцев вековые традиции агентурной работы... Мерзкая жизнь, товарищ. Нацисты проникли уже и в само движение Сопротивления. - Моргош потрогал черную повязку на месте левого глаза. - После войны нам долго придется ломать голову, выясняя, кто же был шпиком. - Ничего, рано или поздно мы их всех выловим. По ту сторону фронта уже некоторых прихлопнули. Моргош посмотрел на Деака. В его глазах поблескивал странный огонек. - А вы оттуда пришли? С той стороны? - Прапорщик кивнул головой. - И что же, просто так взяли и прихлопнули? Без всякого суда-следствия? - Эх, когда там с ними цацкаться, - махнул Деак рукой. - Но это же глупо, товарищ Кезди. - Моргош наклонился вперед, схватил прапорщика за руку. - Может быть, ни в чем не повинных людей застрелили? А настоящие предатели притихли, попрятались. - Надолго ли? Рано или поздно их предательство ведь тоже вскроют. Моргош уставился в пространство, долго молчал, затем, словно самому себе, пробормотал: - Есть такие предательства, которые вовек не всплывут. Взять, к примеру, вашего напарника. Кто его предал? - Лицо Моргоша было бледным, руки дрожали. Деак пригубил коньяк. - Этого я еще не знаю, - сказал он и осторожно поставил рюмку на стол. - А кто меня предал? - Вас тоже? - Деак с интересом глянул в лицо Моргошу. - В сорок втором, под Коротояком. В штрафной роте служил как политически неблагонадежный. Нацисты внедрили к нам своего агента. А мы как раз бежать собирались. Кто-то донес. И погнали нас всех на минное поле. Только втроем мы и остались в живых. Двое моих товарищей умерли потом в госпитале в Киеве. А я вот без глаза остался. Так кто же был предателем? Как узнать? Деак, не отвечая, покрутил в руке пешку. - Ну так кто же? - громко повторил одноглазый. Прапорщик пронзительно взглянул на него. - Вы, Бела Моргош! Это вы предали своих товарищей. В наступившей тишине слышалось лишь негромкое тиканье стенных часов. Моргош судорожно вцепился пальцами в крышку стола. Из горла у него вырвался хрипящий голос: - Что, что вы сказали? - Он хотел подняться, но строгий голос прапорщика остановил его: - Не двигаться, буду стрелять. Хватит ломать комедию, Бела Моргош. Не один вы уцелели после вашего предательства. Остались в живых еще и Ференц Дербиро и Ласло Деак. Только вы об этом не знали, потому что вас загодя ловко вывел из игры Мольке: когда штрафная рота должна была погибнуть на минном поле, Бела Моргош вдруг "захворал сыпным тифом". - Кто вы такой? - пролепетал Моргош, и лицо его исказила гримаса страха. - Я Габор Деак. А из Белы Моргоша тогда, - продолжал прапорщик, - получился нацистский шпик по кличке Лоза. Скольких людей продали вы нацистам с того дня? Моргош взвыл протестуя. - Ни одного, клянусь, ни одного! Мольке дал о себе знать весной этого года. Но я никого не выдал. - А Ференца Дербиро? - Прошу вас, умоляю, выслушайте меня! - Моргош уже не говорил, а шептал: - На прошлой неделе ко мне пришел неизвестный. Сказал: Лаци и Фери живы. Явятся ко мне по паролю "Будапешт". Я подумал, что это очередная провокация Мольке. И спокойно рассказал ему все. Ведь я-то знал, что Лаци и Фери погибли. Точно. От Дербиро с того самого дня нет ни слуху ни духу. - Нет, потому что три дня назад Мольке арестовал его. А брата моего старшего не успел, потому что он к вам не заходил. А вы негодяй! Вы предали своих товарищей, заставили стать полицейской овчаркой собственную дочь. - Нет, это не я, это Мольке. Это он заставил мою дочь пойти в шпики. Где моя дочь? - Она в руках бойцов Сопротивления. - Деак вынул из кармана пистолет. Дослал патрон в патронник. Моргош, скованный ужасом, не шевелясь смотрел на оружие, на хладнокровно действующего Деака. - Чего вы хотите от меня? Деак встал. - Привести в исполнение приговор. Моргош истерически зарыдал. - Нет, нет, я хочу жить! Жить!.. В этот миг взвыла сирена воздушной тревоги. 10 Этой ночью майор Мольке почти не спал, если вообще можно назвать сном те несколько часов, которые он провел в беспокойной дремоте. В ту же ночь он вызвал к себе лейтенанта Таубе. - У нас осталось 23 часа, господин лейтенант, - сказал он. - И я хотел бы знать, что вы об этом думаете. Усталый Таубе, не очень соображая, о чем речь, сонно смотрел на майора. - Дело становится все более запутанным, - пояснил майор. Изменяя привычке, Мольке закурил сигару, попыхтел, будто старенький барин, зябко кутаясь в домашний халат. - Этот Деак или преданнейший наш друг, или гениальнейший вражина, какого я когда-либо встречал. Он, оказывается, обнаружил наше подслушивающее устройство! Так-то вот, господин лейтенант! Ну, что бы вы сделали на моем месте? Таубе сонно зевнул и улыбнулся. - Понятия не имею. Меня смущает, что все поведение Деака, каждое его слово - все искренне. Я сейчас попытаюсь поразмышлять вслух, господин майор. - Мускулы его лица напряглись. - Если мы арестуем Деака без всяких доказательств, у нас останется одна-единственная возможность - физическое принуждение. А где гарантия, что под пытками он даст показания? Я что-то в это мало верю. А если мы его до смерти забьем, чего мы достигнем? Унесет свою тайну в могилу. Я лично подождал бы с арестом, попробовал бы собрать хоть малость доказательств. - Но как? Наружное наблюдение не дало ничего. И вообще все наши акции до сих пор терпели крах. - Мольке зябко передернул плечами. - Господин майор, - задумчиво проговорил Таубе, - Ландыш и его группа, насколько мне известно, получили задание: не считаясь с жертвами, высвободить Дербиро. Если Деак то же самое, что Ландыш, то ему должно быть известно, что завтра после полуночи Дербиро расстреляют. Значит, им нужно действовать немедленно. Я бы спокойно подготовился и ждал. И не к чему больше выбивать силой показания из Дербиро... - Но почему вы поступили бы так? - По многим причинам. Если Дербиро погибнет во время пыток, Ландыш узнает об этом, и они отменят запланированную операцию по его освобождению. Мы же потеряем возможность собрать доказательства. Я перестал бы пока избивать Дербиро еще и потому, что вдруг понадобится способный действовать Дербиро... А Деака убедил бы в нашем доверии к нему, искренне рассказал бы, почему мы его подозревали, а сам тем временем усилил бы наблюдение за ним. Кроме того, я удвоил бы охрану здания. Мольке посмотрел вслед ползшей от его сигары змейке дыма. Что ж, пожалуй, Таубе прав. Умный парень, убедительно аргументирует. - Хорошо, - согласился майор. - Давайте подождем. И знаете что, Таубе? Завтра я приглашу Деака в ресторан "Семь князей". Вместе с Шимонфи. За банкетным столом мы помиримся. Мольке попрощался с Таубе и снова лег, но его мучили глупые кошмары, и он то и дело просыпался. Утром его разбудил Курт, отчаянно тряся за плечи. Инстинктивно Мольке взглянул на часы. Было уже около десяти. Он чувствовал себя усталым, невыспавшимся. Прежде чем выслушать донесение Курта, он, позевывая, подошел к телефону и позвонил капитану Шимонфи. Приятным дружеским тоном он пригласил его на обед и попросил передать такое же приглашение прапорщику Деаку. Шимонфи обрадованно поблагодарил за приглашение, затем доложил, что отправляет Деака в Андялфельд - расследовать дело об убийстве Тарпатаки. Он нашел кое-какие следы и, возможно, с их помощью обнаружит убийц. - Очень хорошо, - одобрил его действия Мольке. - Но условьтесь с прапорщиком, что в два часа ровно он должен прибыть в отдельный кабинет в ресторане "Семь князей". А сами вы, дорогой Шимонфи, продолжайте разработку группы Сопротивления с улицы Кирай. Алло! А снимки с убитого сделаны? - Разумеется. Я перешлю их вам, господин майор. - Спасибо. Значит, встречаемся на обеде. Желаю успеха. - Он положил трубку и, еще раз сонно зевнув, повернулся к Курту. - Ну? Есть какие-то новости? Размеренным голосом Курт доложил, что с минуты на минуту должен приехать полковник Герман, а потому было бы хорошо, если господин майор поторопится с одеванием. Ванну он уже приготовил. А десять минут назад пришел и попросил принять его господин по фамилии Лоза. Он ожидает в зеленой комнате. Провели его сюда незаметно. Так что никто не знает, что он здесь. Мольке одобрительно покивал головой. Вскоре они уже беседовали с Белой Моргошем. А еще несколько минут спустя майору доложили, что полковник Герман прибыл и ожидает его. Еще под впечатлением разговора с агентом Мольке поспешил в кабинет. Полковник Герман принял его сдержанно-вежливо. Терпеливо выслушав доклад, подал руку, что само по себе уже было необычным. Мольке сразу же сделал вывод, что со вчерашнего дня произошли какие-то значительные изменения. Закурив сигарету, полковник твердым голосом сказал: - Мы смещаем капитана Шимонфи немедленно и переводим его в 52-й отдельный противотанковый истребительный батальон. - На фронт? - На фронт, Мольке, на фронт, - подтвердил Герман. - Приказ об откомандировании я уже ему объявил. - Бегло взглянув на изумленное лицо Мольке, он продолжал: - А ликвидацию группы "Ландыш" я беру на себя. Возьмите с собой своего адъютанта, поезжайте и арестуйте прапорщика Деака. И знаете что? Еще лучше - вызовите Деака сюда, мы арестуем его здесь! Хочу я посмотреть на этот цветочек. - Он снял телефонную трубку и протянул Мольке. Майор взял ее, колеблясь, подержал в руке и положил обратно. - Докладываю, господин полковник: пока ваш приказ выполнить не смогу. Прапорщик Деак находится вне расположения. На задании. А вообще разрешите высказать свое мнение: с арестом Деака в данный момент я не согласен. Дело "Ландыша" получило такое новое развитие, что... - Какое еще новое развитие, Мольке? - Если разрешите, господин полковник. - Он позвонил Курту и приказал ввести Белу Моргоша. - Моргош, - пояснил он полковнику, - это наш агент, проходящий по учетам под кличкой Лоза. Вошел перепуганный, почтительно согнувшийся Моргош и остановился посреди комнаты. - Господин Моргош, - обратился к нему Мольке. - Будьте добры, повторите ваше сообщение, которое вы только что сделали мне. Моргош негромко откашлялся, вытер губы платком, а затем все так же негромко, но внятно сказал: - Сегодня утром около семи часов ко мне на квартиру явился находящийся нелегально в Будапеште Ласло Деак. Он назвал мне пароль "Будапешт" и сказал, что сегодня вечером в десять часов десять минут ему нужно встретиться с Ференцем Дербиро. Далее Деак рассказал, что за несколько дней пребывания в Будапеште он установил контакт с руководством "Венгерского фронта" и они согласовали план совместных действий во время намечающегося вооруженного восстания в Будапеште. Этот план сегодня ночью Дербиро передаст русским, перенеся его через линию фронта. - Вы уверены, что это был Ласло Деак? - спросил взволнованно Герман. - Мы же старые приятели, господин полковник, - сказал Моргош. - Великолепно. А о своем младшем брате, Габоре Деаке, Ласло Деак ничего не говорил? - Нет. Сказал только, что во встрече примет участие еще один коммунист. Деак, прежде чем прийти ко мне, будет разговаривать по телефону с Дербиро. - А это зачем? - спросил полковник. - По соображениям безопасности, - сказал Мольке. - Ласло Деак не новичок. Прежде чем подняться наверх, он наверняка захочет убедиться в том, что на явочной квартире все в порядке. - Вы снова строите всякие комбинации, Мольке? Сегодня утром он же без всяких мер предосторожности пришел к Моргошу. - Да, но пришел неожиданно, господин полковник. А вечерняя встреча, она же заранее намечена, - заметил Мольке. - И Деак захочет проверить, нет ли засады. - Ясно, - согласился Герман. - В любом случае это великолепно. После Дербиро мы сцапаем еще и Ласло Деака. Вы проделали великолепную работу, господин Моргош. Награда не заставит себя ждать. Благодарю за службу. Он кивнул в знак того, что разговор окончен. Мольке позвонил и велел вошедшему Курту проводить, не привлекая внимания посторонних, господина Моргоша из здания. Тот откланялся, негромко пробормотал "хайль Гитлер" и направился к выходу. - Минуточку, - крикнул Мольке вслед. Моргош остановился. Майор подошел к нему. - Дайте-ка мне ваш ключ от квартиры. - Мой ключ от квартиры? - переспросил удивленный агент. - Да, мой дорогой Моргош, - повторил Мольке и с улыбкой посмотрел в глаза шпиону. - Вы до завтрашнего утра останетесь здесь нашим гостем. Лицо Моргоша передернулось. Он достал из кармана ключи и, ни слова не-говоря, передал их майору. Руки его едва заметно дрожали. Оставшись наедине с полковником, Мольке спросил: - Господин полковник, вы и после этого будете настаивать на аресте прапорщика Деака? - Разумеется. Когда вы встречаетесь с прапорщиком? - В два часа дня в ресторане "Семь князей", - недовольно сказал Мольке. - Тогда арестуйте его там и в наручниках препроводите сюда. Майор глотнул воздуха. Он был раздражен, предчувствуя, что этот тупица Герман испортит ему все. - Господин полковник, давайте действовать по старому плану. Прошу вас пока не арестовывать Деака. По-моему, "третий коммунист", который примет участие во встрече, будет не кто иной, как сам Ландыш. - Надоели мне эти ваши вечные комбинации, - разъяренно вскричал Герман. - Я не могу рисковать, Мольке. Неожиданно зазвонил телефон. Полковника Германа вызывали к генералу. - Итак, мы поняли друг друга, Мольке? Скрывая ярость, майор нехотя кивнул полковнику. После ухода Германа в комнату вошел Таубе и поставил на стол майору какую-то коробку. Мольке сразу же узнал ее: в ней хранились катушки со стальной проволокой для магнитофона. - Что это, господин лейтенант? - На ваше дальнейшее усмотрение, господин майор. А пока я на всякий случай записал разговор с полковником. Мольке был поражен. На это он не давал указаний. Устав запрещал записывать разговоры с начальством. - Таубе... - Я знаю, что это противоречит уставу, господин майор, - сказал спокойно лейтенант. - И все же я записал разговор. Прошу вас прослушать его. Упрямство господина полковника Германа приведет нас к полному провалу. Между тем делом Ландыша интересуется и Берлин. Так вот, в случае провала мы тщетно будем ссылаться на то, что выполняли устный приказ полковника Германа. И я советую вам, господин майор, эту запись вместе с письмом отослать в Берлин. Вашему отцу, господин майор. В нужный момент генерал-лейтенант Мольке сможет тогда с помощью этих документов хотя бы защитить честь своего сына и доказать его профессиональное мастерство. Но если вы считаете, господин майор, что я действовал неправильно, разрешите - я сейчас же сотру эту запись. - Благодарю, Таубе. Думаю, вы правы. - Он с подчеркнутой теплотой во взгляде посмотрел на лейтенанта. Поднялся, пожал ему руку. - Спасибо, - повторил еще раз. - Вы замечательный человек. Я всегда высоко ценил работу абвера, но только сейчас понимаю, почему ваши ребята работают с таким успехом. Судя по всему, лейтенанту пришлась по душе похвала. Он почтительно наклонил голову и ответил: - Если позволите, господин майор, я пойду. Мне еще нужно успеть подготовить встречу в ресторане. Если мы все же собираемся во время обеда арестовать Деака, к операции надо как следует подготовиться. - Можете идти, Таубе. До встречи в "Семи князьях". Мольке посмотрел утренние донесения, ориентировку о положении дел, отдал распоряжения и указания. В десять тридцать вошел Курт и передал ему увеличенные фотографии человека, которого нашли убитым на улице Кирай. Убитый лежал на спине, лицо его было спокойно, казалось, он просто глубоко спал. Мольке внимательно присмотрелся к худощавому лицу мужчины на фотографии. Откуда-то он знает этого человека: может, где-то встречал его раньше. Но где? Курт стоял рядом, ожидая указаний. Он знал, что в такие минуты нельзя ни шевелиться, ни говорить: майор думает. Но вот рот у майора растянулся в улыбке, взгляд оживился. Мольке подмигнул адъютанту, поманил к себе указательным пальцем, весело, игриво, словно мудрый дядюшка, догадавшийся о проделках шутника-племянника. Курт с некоторым удивлением отметил про себя эту неожиданную перемену настроения у майора и даже подумал, не свихнулся ли он. - Лейтенант, знаете, что такое трагедия? Ладно, можете не отвечать, а то еще скажете какую-нибудь глупость и огорчите меня. Я вам объясню. Сегодня в полночь. А сейчас идите и ждите в своей комнате, потому что вы мне понадобитесь.