е ничто не может оторвать от поисков - разве только резкое приказание, да и то не всегда. Я это говорю на основании опыта. Я не верю, что Нокс вылез на берег, потому что у него переменилось настроение. - Но ведь он все-таки вернулся на берег, и притом без палки! - Он вернулся на берег без палки по весьма уважительной причине, - ответил священник. - Он вернулся без палки, потому что он не нашел ее. И он завыл, потому что не мог найти ее. Именно по такому поводу собака способна завыть. Собаки - отчаяннейшие приверженцы ритуала. Собаки, как дети, чрезвычайно чувствительны к малейшему нарушению рутины в игре. И вот что-то было неладно в игре. Собака вылезла на берег и пожаловалась на поведение палки. С ней никогда ничего подобного не случалось. Ни разу в жизни почтенная, всеми уважаемая собака не подвергалась столь унизительному обращению со стороны ничтожной старой палки. - Что же она сделала такого, эта палка? - спросил Фьенн. - Она утонула, - ответил патер Браун. Фьенн ничего не нашелся сказать. Священник продолжал: - Она утонула потому, что она в действительности была не палкой, а стальным стилетом с острым лезвием в деревянном футляре. Я думаю, еще ни одному убийце не удавалось развязаться с орудием преступления столь странным и вместе с тем столь естественным образом. - Я вас начинаю понимать, - промолвил Фьенн. - Но, если даже орудием преступления и был стилет, спрятанный в палке, то все же каким образом было совершено это преступление? - У меня явилось предположение, как только вы произнесли слово "беседка", - сказал патер Браун. - Оно укрепилось, когда вы сказали, что на Дрюсе был белый костюм. Пока все искали короткий кинжал, это никому не могло прийти в голову; но если мы допустим, что полковник был заколот длинным стилетом вроде рапиры, то мое предположение становится правдоподобным. Он откинулся на спинку кресла, поглядел на потолок и продолжал говорить, как бы возвращаясь к своим первым мыслям и предпосылкам: - Все эти детективные истории вроде "Тайны Желтой Комнаты" и рассказы о людях, найденных убитыми в комнатах, не имевших ни входа, ни выхода, неприменимы к данному убийству, потому что оно было совершено в беседке. Когда мы говорим о Желтой Комнате или вообще о комнате, мы подразумеваем компактные, непроницаемые стены. Но беседка строится по иному принципу: в большинстве случаев, как и в данном, ее стенки - просто плетенка из ветвей, прилегающих одна к другой весьма тесно, но тем не менее не составляющих компактную массу; кое-где неминуемо должны остаться щели. И такая щель находилась как раз за спиной Дрюса, сидевшего в кресле у самой стенки. А кресло тоже было не просто креслом, но креслом плетеным, усеянным дырочками, как сито. И, наконец, беседка стояла у самой изгороди. А вы говорили мне, что изгородь была очень тонкая. Человек, стоявший по ту сторону ее, мог без труда различить сквозь ветви, сучья и палки белое пятно - куртку полковника. Ваши географические данные страдали некоторой неточностью. Но мне было нетрудно помножить два на два. Вы говорили, что Скала Судьбы не особенно высока, но что из сада она прекрасно видна и как бы доминирует над всем пейзажем. Иными словами, она расположена очень близко к концу сада, хотя вам понадобилось много времени, чтобы добраться до нее кружным путем. Джэнет Дрюс едва ли могла издать вопль, слышный на полмили. Она издала самый обыкновенный невольный крик - и все же вы услышали его с берега. Далее, среди прочих интересных деталей, сообщенных вами, мне запомнилось, что Гарри Дрюс, по вашим словам, отстал от вас, чтобы зажечь трубку у изгороди. Фьенн слегка содрогнулся. - Вы хотите сказать, что, стоя там, он вынул из своей палки стилет и вонзил его сквозь изгородь в белое пятно? Но подумайте: какой странный выбор места и времени, какой риск! И, кроме того, как он мог быть уверенным, что состояние старика завещано именно ему? Лицо Брауна оживилось. - Вы неправильно оцениваете характер этого человека, - сказал он таким тоном, словно сам он был знаком с Гарри Дрюсом всю свою жизнь. - Занятный, но не такой уж исключительный тип. Если бы он твердо знал, что деньги перейдут к нему, он - я в этом почти уверен - не убил бы старика. Он счел бы это гнусностью. - Парадокс, - сказал Фьенн. - Этот человек был игроком, - продолжал священник. - В отставку он ушел из-за того, что неоднократно поступал вопреки приказу начальства и пускался в самые рискованные дела. Надо вам сказать, что человек его типа особенно легко поддается искушению и совершает какой-нибудь сумасбродный поступок именно потому, что связанный с этим поступком риск когда-нибудь покажется ему великолепным. Он хотел иметь возможность похвастаться потом: "Никто, кроме меня, не мог воспользоваться этим шансом и сказать себе: теперь или никогда. Как это я тогда замечательно учел все обстоятельства! Дональд в опале; вызван стряпчий, одновременно вызваны Герберт и я. И, в сущности, больше ничего, разве только, что старик улыбнулся и долго жал мне руку. Всякий другой сказал бы, что это сумасшедший риск. Но ведь только так и приобретаются состояния - людьми достаточно безумными, чтобы заглянуть вперед". Мания величия игрока! Чем нелепее совпадение, тем молниеноснее он решает и тем более он уверен, что его час пришел. Глупейшая, тривиальнейшая случайность - белое пятно и щель в изгороди - отравила его, точно видение всех соблазнов мира. Но найдется ли человек, достаточно умный, чтобы учесть это совпадение случайностей, и в то же время достаточно трусливый, чтобы не использовать его? Вот почему голос дьявола внятен душе игрока. Но сам дьявол едва ли стал бы склонять этого несчастного человека пойти, детально все обсудить и пошло, рассчитанно убить старика дядю, на наследство которого он уже мог рассчитывать. Это было бы слишком респектабельно! Он замолк на мгновение, потом продолжал негромко и взволнованно: - А теперь попробуйте восстановить эту сцену так, как если бы вы присутствовали при ней. Стоя у изгороди и хмелея от чудовищной возможности, представившейся ему, он случайно поднял голову, увидел странные очертания скалы - символ его собственной колеблющейся души - и вспомнил, что скалу эту зовут Скалой Судьбы. Знаете ли вы, как воспринимает такой человек в такой момент подобное предзнаменование? Я уверен, что вид этой скалы заставил его действовать и в то же время разбудил в нем осмотрительность и осторожность. Он - тот, кто хочет стать башней, возвышающейся над людьми, - не должен, не смеет быть падающей башней! И он действует, а потом начинает думать, как замести следы. Если его найдут со стилетом, спрятанным в палке да еще обагренным кровью, все погибло! А искать орудие убийства, конечно, будут. Если он положит палку куда-нибудь, то ее найдут и пойдут по следам. Даже если он забросит ее в воду, то это покажется подозрительным. И вот он наконец придумал более естественный способ запрятать концы в воду. Способ блестящий, как вам известно. Из вас троих у него одного были при себе часы. Он сказал вам, что домой возвращаться еще рано, вышел на берег и затеял игру с собакой - стал бросать камни и палки в воду. Но с каким отчаянием блуждали, должно быть, его глаза по этому пустынному берегу, прежде чем они остановились на собаке! Фьенн кивнул, задумчиво глядя в пространство. - Как это удивительно, - сказал он, - что собака в конце концов все-таки оказалась замешанной в этом деле! - Собака могла бы, пожалуй, рассказать вам почти всю эту историю, если бы она умела говорить, - промолвил священник. - Об одном я жалею: из-за того, что она не умеет говорить, вы придумали за нее ее повествование и заставили ее говорить на языке людей. Все это часть того явления, которое я все чаще наблюдаю в современном мире. Это явление затопляет весь ваш былой рационализм и скептицизм; оно надвигается, как море. И имя ему - суеверие. - Он резко встал и, озабоченно хмурясь, продолжил свою речь, словно он был один в комнате. - Вы перестаете видеть вещи такими, какие они есть. Обсуждая то или иное событие, вы говорите: "тут что-то нечисто", и все становится смутным, растяжимым, бесконечным, как перспектива аллеи в ночном кошмаре. Собака - предзнаменование, и кошка - тайна, и поросенок - маскотта, и майский жук - скарабей. Вы воскрешаете весь зверинец египетского и древнеиндусского многобожия: собаку Анубиса, и зеленоглазую Пашт, и священных быков Башана. Вы убегаете к богам-животным доисторических времен, вы ищете защиты у слонов, змей и крокодилов! И это все потому, что вы боитесь простого слова: Человек. Фьенн встал с кресла несколько смущенный, словно он подслушал чей-то монолог. Он окликнул собаку и вышел из комнаты, нерешительно и в то же время облегченно попрощавшись со священником. Но ему пришлось окликнуть собаку вторично, потому что она, несмотря на его зов, неподвижно сидела в комнате и пристально глядела на патера Брауна, как некогда волк глядел на Франциска Ассизского.