Римо, испытывая недовольство собой за эту откровенность. -- О чем? -- О людях, которые обладают способностью воспламенять свое тело и этим огнем поджигать другие предметы. Говоря это, он понимал, насколько невероятно звучат его слова. И Смит подтвердил его мысль. -- Это невероятно, -- сказал Смит. -- А вы поверьте, -- сказал Римо. -- На свете много такого, о чем вы даже не подозреваете... -- ...Гораций, -- дополнил Смит. -- Только Шекспира вы переврали. И вы серьезно об этом говорите? -- Абсолютно, -- подтвердил Римо. -- Видел собственными глазами. Даже сам обгорел. -- Ну, не знаю. -- проговорил Смит. -- Попробую что-нибудь выяснить. Где вас можно найти? И тут Римо почувствовал подозрение. Смит нарочно крутит, чтобы выяснить, где он обитает. -- Я сам позвоню, -- ответил Римо. -- Это неразумно, -- сказал Смит. -- Я понял, вы спешите? -- Да. -- Ну вот. Предположим, у меня есть кое-кто, кому кое-что известно. Так дайте мне возможность выбрать того, кто находится к вам ближе всех. -- Обойдется и так, -- ответил Римо. -- Не зная, где вы находитесь, я не смогу с вами связаться. -- Ориентируйтесь на Средний Запад, -- сказал Римо, довольный своей находчивостью. -- Стало быть, где-то в районе Сент-Луиса? -- спросил Смит. -- Черт подери, Смитти! Как вы узнали? -- Я читаю сводки о пожарах. В Сент-Луисе прошлой ночью был аналогичный пожар. Римо назвал отель, в котором он остановился. -- Как только буду готов, сразу же позвоню, -- пообещал Смит. Ожидая в сент-луисском университете встречи с парапсихологом, Римо чувствовал себя попавшим в несколько глупое положение. Он всегда считал парапсихологию детской забавой для образованных людей. Работающие в американских университетах парапсихологи утверждали, предварительно заверяя, что все это подтвердилось лабораторными испытаниями, будто лошади могут считать и читать мысли, а также что израильские маги способны сгибать ключи и заставлять работать сломанные часы при помощи импульсов, посланных по телевизору, хотя кто угодно может заставить заработать сломанные часы, поднеся их к телевизору. Ведь достаточно всего лишь слегка встряхнуть часы, поднося их к телевизору, поскольку в большинстве своем они оказываются вовсе не сломанными, а просто стоящими без завода. Римо ожидал увидеть пожилую даму, обутую в тяжелые башмаки, с колодой карт, священным жезлом и в наушниках для прослушивания голосов из космоса. А увидал высокую рыжеволосую женщину с гибким станом и таким лицом, узрев которое, все эти космические голоса выстроились бы в очередь, только чтобы с ней поболтать. Приветливо улыбнувшись Римо, она махнула рукой, приглашая его зайти в кабинет. Остановившись у письменного стола, женщина сказала: -- Не угодно ли вам присесть? На ней было фиолетовое вязаное платье, плотно облегавшее фигуру, тем самым как бы подчеркивая доступность ее плоти, что тотчас же навело Римо на мысль о возможности сделать это без особых затруднений. Голос у женщины был мягкий, мелодичный, с такой интонацией, что казалось, будто она все время сдерживает смех. -- Я доктор Ледора, -- представилась она. -- В Нью-Йорке, в научном центре, который финансирует наши исследования, мне сказали, что вам нужна помощь. Мне дано указание не задавать вам никаких вопросов. -- Она улыбнулась. -- Конечно же, я его нарушу. Мне очень интересно знать, кто вы такой. -- Ответ на это вы можете найти в вашей планшетке для спиритических сеансов, -- проговорил Римо и тотчас же по тому, как с ее лица мгновенно сошла улыбка, понял, что сказанное им вовсе не показалось ей оригинальным или остроумным, после чего, запинаясь, добавил: -- Это шутка. -- Понятно, -- сказала она. -- Так что вас интересует? Все, что в данный момент интересовало Римо, это восхитительный бюст доктора Ледоры, и он малость замешкался, прежде чем вспомнил, зачем к ней пришел. -- Меня интересуют люди, которые обладают способностью самовоспламеняться и пользуются этим для того, чтобы поджигать другие предметы, -- проговорил он. -- Вы когда-нибудь слышали об СЧТ? -- спросила она, садясь за стол. -- Да. Применяется в автомобилях, чтобы не выгорало масло, -- ответил Римо. -- Это не совсем то, -- сказала она. -- СЧТ означает самовозгорание человеческого тела. Встав из-за стола, она обошла его кругом и остановилась так близко от Римо, что едва не касалась его. Он ощутил легкий лесной запах духов, и ему показалось, что она решила продемонстрировать способность к самовозгоранию на нем самом. Он посмотрел на ее пышную, туго обтянутую грудь. -- Не отвлекайтесь, -- резко произнесла она, и Римо перевел взгляд на ее лицо. Несмотря на резкий тон, на лице ее была улыбка. -- СЧТ выражает собой совершенно определенное явление, -- пояснила она. -- Тело человека загорается без какого-либо внешнего воздействия и горение поддерживается само собой. Римо покачал головой. -- Это звучит как совершенно определенная ерунда, -- проговорил он. Она подошла к полке с книгами и вытащила толстенный том. -- Это справочник по судебной медицине и токсикологии, -- сказала она. -- Издан в 1973 году, так что это вовсе не нечто, дошедшее к нам из тьмы веков. Полистав книгу, она подала ее Римо. На развороте он увидел три снимка обгоревших человеческих тел. Внизу было написано: "Почти все ткани полностью разрушены, при этом никаких следов на окружающих предметах." Римо кивнул головой и посмотрел на женщину. Она сказала: -- Так что СЧТ -- это не какой-то там миф, мистер... как вас зовут? -- Римо. -- Это не какой-то там миф, Римо. Это научный факт, имевший место быть, но причину которого никто не знает. Лет тридцать назад во Флориде был такой случай. Некто зашел в квартиру к одной женщине. Жара там была необыкновенная, но горел только небольшой участок потолка. Зато прямо под этим местом пожарные обнаружили то, что осталось от человеческого тела. Пепел, несколько костей и обугленный череп. Лежавшая в полуметре от останков газета даже не пожелтела от нагрева, а вот в ванной нашли оплавленную зубную щетку. Расследование этого случая велось два года. Он так и по сей день значится как "смерть в результате пожара, возникшего по неизвестной причине". Взяв у Римо книгу, она поставила ее обратно на полку. Ему очень нравилось смотреть, как она двигается. Ноги у нее были длинные, красивой формы, волосы переливались при свете люминесцентной лампы. -- Это вовсе не ерунда, Римо. Такое случается. И случалось на протяжении веков, но мы и сейчас знаем об этом не больше, чем было известно тогда. Она снова стала на то же место перед ним и оперлась на стол, при этом чуть прогнулась назад, так, что ее грудь оказалась прямо у Римо перед глазами. Ему стоило больших усилий сосредоточиться на деле. -- Это все очень интересно, -- сказал Римо, -- но это не то, что я видел... То есть не то, что я ищу. -- А что же это? -- Некто, кто способен самовоспламеняться, чтобы использовать свое тело как источник возгорания других предметов. А потом остыть и остаться целым и невредимым. -- И вы такое видели? -- Ну, скажем, мне о таком известно, -- ответил Римо. Она покачала головой. -- Я о таком никогда не слышала, -- сказала она, посмотрев на Римо, и на лице ее отразилось волнение. -- Никогда. -- Поверьте мне, -- сказал Римо. -- И такое бывает. О чем-то задумавшись, она поджала губы, и Римо захотелось ее поцеловать. При этом смотрела она куда-то в пространство, а ему очень хотелось, чтобы она посмотрела на него. Затем она подняла палец, словно помогая себе этим что-то припомнить. -- Может быть... -- начала она. -- Ну-ка, посмотрим. -- И быстрым шагом снова направилась к полке с книгами. Пока она шарила среди книг, Римо пожирал ее глазами, обводя взглядом контуры спины, талии, крутой изгиб бедер. -- Вот, нашла! -- сказала она и резко обернулась. Глаза ее сияли. В руках была раскрытая книга. -- Это трактат о псевдонаучной мифологии, -- проговорила она. -- Легенды, необыкновенные истории, не подтвержденные учеными. Вот одна такая. В ней рассказывается о небольшой группе людей, известной под названием "дети огня". Устная легенда, которой несколько тысяч лет. Они обладали способностью использовать свое тело в качестве факела. Очевидно, эта способность передавалась от отца к сыну. Они творили разрушения... -- В Монголии, -- перебил ее Римо. Она резко вскинула голову. -- Да. Правильно. Откуда вам это известно? -- Я слышал эту легенду, -- ответил Римо. -- Тогда вам известно не меньше, чем мне. -- Она захлопнула книгу. -- Вы действительно сделали для меня сегодняшний день интересным, -- прибавила она, кладя книгу на стол. Римо встал и посмотрел на нее в упор. -- Я мог бы сделать его для вас еще более интересным, -- проговорил он. Она встретила его взгляд и улыбнулась. -- Что именно вы имеете в виду? -- Я делаю фокусы, -- сказал Римо. -- Я обладаю экстрасенсорным восприятием. Могу безошибочно определить любую из ваших тестовых карточек. Вы еще в меня не влюбились? -- Нет. Но могла бы. Вы действительно можете проделать это с карточками? -- Запросто, -- ответил Римо, хотя понятия не имел, что представляют собой эти самые карточки. -- Посмотрим, -- сказала она и достала из стола стопку карточек. -- Должен вас предупредить, -- проговорил Римо, -- я игрок азартный, и сделать это могу только в том случае, если на кон будет поставлено что-нибудь стоящее. Чем вы готовы рискнуть? И он позволил себе еще разок бросить взгляд на ее грудь. Доктор Ледора рассмеялась. -- Я думаю вы сможете сделать выбор сами. -- Думаю, что смогу, -- ответил Римо. Она указала Римо на стопку карточек. Их было двадцать пять штук. С одной стороны они были чисто белые, с другой на них были нарисованы круги, крестики, звездочки, квадраты и волнистые линии. -- Посмотрите сюда, -- сказала она. -- Каждые пять карточек имеют одинаковые значки. Всего карточек двадцать пять. -- Правильно, -- подтвердил Римо, -- двадцать пять. -- Так вот, если вы будете просто угадывать, то у вас получится примерно пять карточек из двадцати пяти. Если вы наберете значительно больше, то тогда, возможно, -- возможно -- вы обладаете экстрасенсорным восприятием. Будем проверять? -- Конечно, -- ответил Римо. -- Сдавайте. Она перетасовала карточки и, повернувшись спиной к нему, разложила их в одну линию поперек стола. Затем снова повернулась к Римо. -- Прежде, чем начать, -- сказал Римо, -- один момент. -- Что? -- Заприте дверь. И скажите секретарше: никаких звонков. Доктор Ледора снова рассмеялась. Смеялась она искренне, непринужденно, и могло показаться, будто она нарочно находит смешное там, где ничего смешного нет. Римо всегда считал, что такая способность присуща счастливым людям. Как бы то ни было, она сделала то, что он сказал, и, вернувшись, села за стол. Взяла лист бумаги, карандаш и сказала: -- Хорошо. Начинайте слева и называйте мне, что, по вашему мнению, нарисовано на карточке. -- Я могу к ним прикасаться? -- спросил Римо. -- Вообще можете, -- ответила она, -- но лучше этого не делать. -- Почему? -- Потому что у вас, возможно, очень ловкие руки. И касаясь карточки, вы будете подглядывать. И собьете меня с толку. -- Неужели я похож на такого, кто может сбить вас с толку? -- спросил Римо. -- Да, -- ответила она. -- Хорошо, тогда я не буду их трогать. Это для него было тоже не слишком сложно. Если бы он к ним прикасался, то мог бы кончиками пальцев на ощупь определить значки по контурам, выдавленным с обратной стороны в процессе печати. В противном случае ему придется делать это глазами. Он придвинул стул поближе, так, чтобы хорошо было видно весь ряд. Затем сузил поле зрения до такой степени, что взгляд его фактически как бы направлялся сквозь узкую трубу, конец которой доходил до карточек. Сконцентрировав все внимание на зрении, он отключился от всех остальных внешних воздействий, хотя сосредоточиться ему мешал запах духов доктора Ледоры. Затем он стал одну за другой называть карточки. -- Крест, крест, квадрат, круг, звездочка, линии, квадрат, звездочка, круг, линии, квадрат, квадрат, круг, крест, звездочка, звездочка. Пока он называл карточки, психолог делала пометки в своем длинном желтом блокноте. -- Все? -- спросила она. -- Да. -- Может хотите что-нибудь уточнить? -- Нет. Хотя не совсем уверен в двух последних, -- ответил Римо. -- Ваши духи застилали мне глаза. Она рассмеялась и начала переворачивать карточки, громко называя значки, которые отгадывал Римо. -- Крестик, -- сказала она и перевернула первую карточку. На ней был крестик. -- Крестик, -- сказала она снова. На следующей карточке тоже был крестик. Она начала говорить быстрее. -- Квадрат, круг, звездочка, звездочка... На каждой карточке оказывался тот самый значок, какой она называла. Психолог с изумлением посмотрела на Римо. Двадцать три карточки были названы правильно. Затем не в силах сдержать волнения в голосе, Она проговорила: -- Двадцать четвертая и двадцать пятая -- линии и звездочка. -- Учтите, я не уверен, -- напомнил Римо. Она перевернула последние две карточки. На одной были линии, на другой звездочка. -- И напрасно, -- сказала она. -- Вы были правы. Лицо ее выражало полное смятение. Она покачала головой. -- Двадцать пять из двадцати пяти. Невероятно! Никогда не видела ничего подобного! -- Для вас это будет день сюрпризов, -- сказал Римо, встал со стула и, взяв доктора Ледору за плечи, прижался губами к ее губам. На какое-то мгновение она напряглась, как бы от неожиданности, затем губы ее расслабились и разомкнулись, и кончик языка вышел между ними навстречу Римо. Держа ее в том же положении, Римо двинулся к дивану, стоявшему у противоположной стены кабинета, осторожно опустил ее на диван. Она начала расстегивать платье. -- Двадцать пять из двадцати пяти! -- повторила она. -- Забудьте об этом, -- сказал он. -- Не могу. А это все, что вы умеете? Теперь очередь смеяться была за Римо. -- Нет, -- сказал он. -- Не все. И, сбросив с себя одежду, повернулся к ней. Глава одиннадцатая Римо и Чиун сидели в светлом, продуваемом прохладным ветром сквере у подножья сент-луисской Арки. Рядом текла Миссисипи, которая, хотя и была в какой-то степени очищена в этом месте от особо крупного мусора, тем не менее по-прежнему оставалась истинно американской рекой, представляя собой водную артерию, основными элементами которой являлись токсичные отходы. Римо сидел и размышлял о том, не может ли так случиться, что в один прекрасный день какая-нибудь американская река вдруг возьмет да и самовозгорится по причине того, что содержание в ней химических элементов превысит предельно допустимое значение. И если да, то хорошо было бы, чтобы в тот момент на ней ловил рыбу этот паршивый маленький поджигатель, и чтобы сидел он в лодке, а лодка была ба на самой середине. -- Чего ты вздыхаешь? -- спросил Чиун. Обутой в шелковую сандалию ногой старый кореец отгонял голубей, вразвалку подходивших к нему в надежде получить подачку в виде арахиса или хлеба. -- Потому что я прохлопал это дело, -- ответил Римо. -- Эти психи слиняли, и я теперь понятия не имею, где их искать. А они, зная, что за ними охотятся, залягут где-нибудь. Как я теперь их найду, черт подери?! -- Возможно, ты и прав, -- проговорил Чиун, отгоняя ногой голубя. -- Не могу спорить с твоими глубочайшими познаниями в области психологии преступников. В таком случае тебе просто нужно отказаться от этих поисков. -- Ты забыл о Руби, -- сказал Римо. -- Я делаю это ради нее. -- Не думаю, чтобы Руби пожелала твоей гибели ради нее, -- заметил Чиун. -- Да? -- отозвался Римо. -- Это ты так думаешь. Но эта женщина должна быть отомщена, и я беру это на себя. Разговор окончен. Он плотно сжал губы и устремил взгляд куда-то вдаль. -- Ты просто чувствуешь за собой вину, оттого что позабавился сегодня с женщиной, -- проговорил Чиун. -- Ничего подобного, -- ответил Римо. -- А откуда ты об этом знаешь? -- Ты что ж думаешь, что я после стольких лет не знаю, чем ты занимаешься? -- спросил Чиун. -- Ну, как бы там ни было, а я от этих ребят не отстану. Вопрос лишь в том, как мне их найти. -- Если ты так настаиваешь... -- проговорил Чиун. -- Настаиваю. -- Ты полагаешь, что они от тебя спрятались. Однако совсем не обязательно, что им известно, кто ты такой. Они могут подумать, что ты наткнулся на них совершенно случайно, об этой случайной встрече уже давно позабыли. Чиун пнул ногой голубя, который, воркуя, вертелся возле его ног. -- Возможно, ты и прав, папочка, -- сказал Римо. -- Как всегда, -- отозвался Чиун. -- В таком случае, мы просто должны взять под наблюдение те места, где они, предположительно, могут взяться за свое дело. -- Мы? -- переспросил Римо. Чиун кивнул. -- Да, мы. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что после смерти Руби единственным твоим желанием что-то сделать, было желание отомстить за нее, уничтожив тех, кто ее убил? -- Ну да, об этом я и думаю. -- А тебе это ни о чем не говорит? -- спросил Чиун. -- А что такое? -- А то, что ты продолжаешь выполнять свое предназначение наемного убийцы, и это единственное в твоей жизни дело, которым ты можешь гордиться, если делаешь его хорошо. -- Я уже над этим думал, -- сказал Римо. -- И продолжаю думать. Поэтому я и считаю, что я хороший человек... -- он сделал паузу, ожидая, что Чиун рассмеется, но старый азиат никак не отреагировал. -- А раз я хороший человек, значит, я могу быть одновременно и хорошим человеком, и наемным убийцей. Но вот как к этому отнесутся другие? Как ты думаешь, смогут ли они считать меня хорошим человеком, если узнают, что я наемный убийца? -- Так ты хочешь сказать, что эти самые другие люди, кто бы они там ни были... что для тебя важно знать, какого они о тебе мнения? -- Да, именно так, -- ответил Римо. -- Это детский лепет, -- сказал Чиун. -- Кто-то так или иначе должен быть наемным убийцей. Тебе просто повезло, что выбор пал именно на тебя. Только подумай о всех тех дилетантах, которым хочется стать наемными убийцами и которые только порочат это искусство. А ты -- ты единственный, кому повезло. -- Не все сочтут это везением, -- проговорил Римо. -- Находятся и такие люди, которые считают, что Земля плоская, -- заметил Чиун. -- Как ты относишься к такому мнению? Римо покачал головой. -- Не знаю, отец мой. Этого я не знаю. -- Послушай, Римо, ведь вот и об этих голубях можно по-разному думать. Вот они -- бесполезные, грязные твари, которые не украшают мир ни песнями, ни внешним видом, однако американцы усиленно их откармливают. Еще один голубь коснулся его одеяния. Чиун нашел под скамейкой орех и носком своего шелкового тапочка подтолкнул его вперед. Голубь, увидав орех, поспешил к нему. -- А насчет того, может ли наемный убийца быть хорошим человеком, -- продолжал Чиун, -- то почему бы и нет? Я, например, горжусь тем, что я ассасин. И в то же время, знаешь ли ты человека, который был бы лучше меня? Он встал со скамейки, и его правая нога поднялась над голубем и опустилась. Взметнувшиеся полы кимоно скрыли от глаз птицу, но Римо успел заметить, как та дернулась в предсмертной судороге. Рассмеявшись, Римо встал и обнял Чиуна за плечи. -- Нет, папочка, -- сказал он. -- Ты лучше всех. Помощник управляющего отелем, по-видимому, думал так же, поскольку, едва старик вошел вместе с Римо в вестибюль, он, расплывшись в улыбке, жестом пригласил Чиуна подойти поближе и зашептал ему что-то на ухо. Когда Чиун вернулся, Римо спросил: -- Чего это он? -- Это сугубо личное, -- ответил Чиун. Римо расхохотался. -- Личное?! Это что ж такое личное?! -- Мое личное, -- ответил Чиун. -- Будь добр, поднимись в номер. Я скоро приду. -- Этого я не понимаю, -- сказал Римо. -- Значит, "это" вдобавок ко всему остальному. Ты ведь очень многого не понимаешь, -- сказал Чиун и, положив ладонь Римо между лопаток, толкнул его к лифту. Римо вошел в кабину. Как только двери закрылись, он нажал кнопку "Открывание дверей". Двери открылись, и Римо увидел, что Чиун направляется к телефонным будкам в дальнем углу вестибюля. Поднимаясь наверх, Римо не переставал думать о том, какая же новость заставила Чиуна прибегнуть к услугам телефона. Когда Чиун вошел в номер, Римо лежал на диване. -- Ты чего тут разлегся, лежебока? -- обратился к нему Чиун. -- А где мне, по-твоему, лежать? -- По-моему ты должен сбирать свои вещи, потому что мы уезжаем, -- ответил Чиун. -- И куда же это мы уезжаем? -- В Нью-Йорк. -- Чудесно, -- сказал Римо. -- В Нью-Йорке летом прелесть. На тротуарах от жары поджаривается мусор, окутывая своим ароматом грабителей, которые кишат на каждом углу. -- И тем не менее мы едем, -- сказал Чиун. -- Зачем? -- Потому что там пожарные устраивают... как это называется? -- Не знаю, что ты имеешь в виду. -- Ну как это, когда люди не хотят больше работать? -- Безработица, -- ответил Римо. -- Нет. Как-то по-другому. -- Забастовка? -- сказал Римо. -- Вот-вот. Они забастовывают, -- сказал Чиун. -- Бастуют, -- поправил Римо. -- А ты откуда знаешь? -- Это мой бизнес -- интересоваться такими вещами, -- ответил Чиун. -- Как бы то ни было, но если там забастовывают пожарные, то куда же еще... -- ...могут податься наши поджигатели? -- докончил Римо. -- Правильно, -- подтвердил Чиун. -- В Нью-Йорк! -- воскликнул Римо. Глава двенадцатая Если бы кто-то не переложил специи в соус для спагетти никакой забастовки в Нью-Йорке могло и не быть" В помещении пожарной части, обслуживавшей восточный сектор Верхнего Манхеттена, пожарный первого класса Энтони Зиггата готовился к визиту в городскую ратушу на заключительную церемонию по подписанию трудового договора. Он только что принял душ и собирался облачиться в свою синюю униформу. Пожарным Зиггата работал уже двадцать два года. Непосредственно в качестве бойца пожарной команды он в последний раз заходил в это помещение девятнадцать лет назад, перед тем как его избрали представителем от профсоюза. Затем он пошел в гору и вырос до члена совета по трудовым соглашениям, и в конце концов стал президентом Объединенного консорциума пожарных. В пожарной части он оказался только потому, что подошел срок заключения трудового договора, а в это время -- так уж повелось -- у какой-нибудь из нью-йоркских газет непременно возникала оригинальная мысль прислать фоторепортера с целью запечатлеть президента на рабочем месте, то есть непосредственно во время тушения пожара. В этом году такая оригинальная мысль возникла у "Нью-Йорк-пост". К счастью, в их районе обошлось без пожарной тревоги, так что фоторепортеру пришлось довольствоваться снимком Зиггаты, занятого чисткой пожарных рукавов. Зиггата терпеть не мог пожаров. Они заставляли его нервничать, а когда он нервничал, на коже у него появлялись вызывавшие зуд шелушащиеся вздутия. Трудовое соглашение, которое ему предстояло подписать в городском департаменте пожарной охраны, заключалось сроком на три года. Департаменту это давало гарантию на получение наибольших доходов, что, однако, не давало никакой гарантии того, что департамент будет при этом работать с наибольшей эффективностью. Однако подобные намеки в адрес администрации высказывались довольно робко, и услышать их можно было нечасто, а забывали о них мгновенно, как только выяснялось, что только за эти деньги и можно обрести на длительный срок спокойствие в сфере трудовых отношений. К тому же выходило, что это на руку и городскому совету, в особенности с тех пор, как город фактически обанкротился, и теперь всецело зависел от воли Вашингтона и Олбани, которые ежедневно платили по его счетам. Зиггата тихонько насвистывал. Все шло как по маслу. Оставался последний момент -- пустая формальность -- встреча с мэром и пожатие рук перед фоторепортерами, после чего можно идти домой. Но, когда Зиггата открыл свой шкафчик, то увидел, что его брюки валяются на полу. -- Какой сукин сын это сделал?! -- крикнул он, подняв измятые брюки и держа их двумя пальцами, словно тухлую рыбу. Девять пожарных лежали на своих койках в ожидании сигнала. Как и все пожарники, говорили они мало, каждый предпочитал молча полежать и послушать, что скажут другие. А когда все молчат, такая атмосфера нисколько не способствует укреплению духа товарищества. Но в одном все они проявляли полное единодушие: никто терпеть не мог Зиггату. Несмотря на то, что он появлялся раз в три года во время заключения трудового договора, у них сложилось мнение, будто Зиггата шпион городской администрации и может донести на них за какое-нибудь нарушение распорядка. Тот факт, что за последние девятнадцать лет ничего подобного не случалось, не имел значения. Главное, что это могло случиться. -- Кто это сделал?! -- снова заорал Зиггата. -- Пшел вон, -- донесся голос из дальнего угла комнаты. -- Не нравится -- можешь убираться отсюда. -- Во-во, -- подхватил другой голос. -- Тебя сюда вроде никто не звал, шпион. -- Шпион?! -- взвился Зиггата. -- Это я -- шпион?! Да разве не вы меня выбирали?! Разве не я заключаю для вас эти договора?! -- Это все разговоры. А вот что ты сам от этого имеешь? -- Удовлетворение от хорошо выполненной работы, -- ответил Зиггата. -- Глотку бы перерезал тому, кто бросил на пол мои штаны! -- Катись к себе домой, -- раздался третий голос. -- Там нацепишь еще один из своих шикарных костюмчиков. У тебя их много. -- Во-во, -- подхватил следующий. -- И все за наши денежки, которых у тебя тоже не мало. -- Ох-хо-хо, -- простонал третий, точно от боли. -- И почему все жиреют за наш счет? -- Параноики! -- завопил Зиггата. -- Параноики долбанные! -- Да? Однако это не мешает тебе нас надувать. -- Да пошли вы все... -- огрызнулся Зиггата. -- Очень скоро мне уже не придется вас видеть. Тем временем он облачился в униформу. Куртка его выглядела так, будто ее только что достали из машины для сухой чистки, а брюки -- будто он подобрал их на улице. -- Черт, ну и вид у меня, -- проговорил Зиггата. -- Ты бы лучше не о виде своем беспокоился, а о том, как бы заключить договор получше! -- крикнул один из пожарников. -- Что?! -- взвился Зиггата. -- Да я и так добиваюсь всего, что вам нужно! -- Брехня! -- отозвался еще один и сел на койке. На нем была нижняя рубаха без рукавов. Обе руки от запястья до плеча были покрыты татуировкой. -- У меня есть шурин в Сканитилзе, штат Нью-Йорк, -- прибавил он. -- Ну и что? -- А то. Он тоже пожарник, так у них там в день открытия охоты на оленей выходной. Оплачиваемый! -- А когда он, черт его дери, этот день? -- спросил Зиггата. -- Не знаю, но у них в этот день выходной. -- Ив праздники у них тоже выходные? -- спросил Зиггата. -- На Рождество, например, или Четвертого июля? -- Да какая, к черту, разница? У них это нерабочий день. Оплачиваемый выходной. Видно, профсоюзное руководство у них то, что надо. Зиггата понял, что этим людям совершенно бесполезно объяснять, что профсоюз пожарных уже добился столько оплачиваемых выходных для своих членов, что годовой фонд рабочего времени в их департаменте едва ли больше, чем у школьных учителей. Все без толку. Тут он почувствовал, что у него начинают зудеть руки, и попытался успокоиться. Решив сделать еще одну попытку восстановить дружескую атмосферу в их коллективе, он подошел к пищевому бачку, стоявшему на плите в конце комнаты, и положил себе порцию спагетти с соусом. Затем сел за покрытый бесцветным лаком столик у плиты и зачерпнул ложкой спагетти. Но едва сунул ее в рот, как тут же все выплюнул, обляпав себе при этом всю куртку и брюки. -- Сволочи! -- заорал Зиггата. -- Ну какая же это сука напхала в соус орегано?! -- Затем вытер перепачканные губы грязной скатертью. -- Ты только посмотри! Я же теперь на свинью похож! И он бросился к умывальнику, чтобы хоть как-то смыть пятна. -- Ты и так на свинью похож! -- отозвался один из пожарников. -- И все за наши деньги, -- подхватил другой. -- Я же терпеть не могу орегано! -- простонал Зиггата. -- У меня на него аллергия! -- У тебя на все аллергия. А я бы всю жизнь только орегано и ел, -- хихикая, отозвался голос из угла комнаты. И вот в таком виде, с покрытой зудящими, шелушащимися пузырями кожей, в паршивом настроении, Энтони Зиггата явился в городскую ратушу к мэру; и, когда мэр, всплеснув руками и расплывшись в улыбке, двинулся ему навстречу, чтобы пожать руку, и спросил: "Ну, как наши дела?", -- Зиггата ответил: -- Дерьмо ваши дела! -- Что такое? -- удивился мэр. -- Никакого договора не будет, пока нам не дадут выходной в день открытия оленьей охоты. -- Какой, какой? -- Оленьей. День открытия охоты на оленей. -- А когда это? -- спросил мэр. -- Откуда я знаю?! Я не олень. Спросите у этих долбаных оленей. -- А почему вы хотите сделать его выходным? Зиггата перевел дух. -- А потому что наши герои подняли крик: подавай им в день открытия охоты на оленей оплачиваемый выходной, как у подавляющего большинства пожарных управлений во всех концах Соединенных Штатов Америки. -- Да у вас и так уже шестьдесят три оплачиваемых выходных! -- Ну, так будет шестьдесят четыре. Или олений день, или мы протестуем, -- сказал Зиггата. -- Протестуйте, -- отрезал мэр. Такого за последние двадцать лет еще не бывало: хозяин этого кабинета не спасовал перед угрозой. Мэр огляделся по сторонам и с удивлением увидел, что все осталось на своих местах: часы продолжали идти, солнце продолжало светить, и дом этот продолжал стоять, как и стоял. У него закружилась голова. Видимо, в этой стране все же бывали случаи, когда мэры или другие представители выборных органов власти хотя бы раз -- а то и два или три раза в год -- кому-нибудь отвечали "нет". Он готов был побиться об заклад, что им это было приятно. Это говорило о том, что у них была власть. И он заорал: -- Нет, к черту! Нет, нет, нет и еще тысячу раз нет! Я скорей сдохну, чем скажу "да"! И Энтони Зиггата, вне себя из-за кожного зуда и пятен на своей униформе, вышел к ожидавшим у входа репортерам и назвал городскую администрацию во главе с мэром "бандой фашистов, расистов, угнетателей и притеснителей, которые вознамерились сломить дух истинного профсоюзного движения в Америке". Он сказал, что если пожарные готовы отдать за свой город жизнь, что уже многие из них сделали, то вполне могут пожертвовать ею, отстаивая и свою честь. Когда эта история дошла до других пожарных подразделений города, она приобрела несколько иное звучание. Пожарные "узнали", что городская полиция потребовала, чтобы в их договор включили пункт о том, что каждый полицейский будет получать в три раза больше, чем пожарный, питому как и работы у них в три раза больше. И тогда все пожарные единодушно призвали Зиггату объявить забастовку, дабы осадить не в меру зарвавшихся полицейских жуликов. В это время Зиггата, в чистых брюках, уже почти не ощущавший после ванны зуда, сидел у себя дома в Озоновой роще в Куинсе и даже слышать не хотел ни о какой забастовке. Но уже после первого из множества звонков с обвинением его в предательстве интересов пожарных и предупреждением о том, что он может лишиться 125-ти процентной надбавки к жалованью, которую начисляли каждому пожарнику, более или менее добросовестно проработавшему десять лет, он сделал то, что и должен был сделать всякий уважающий себя профсоюзный деятель. Объявил о забастовке работников управления пожарной охраны. А вскоре после этого в город пожаловали Солли и Спарки. Глава тринадцатая Штаб по ликвидации кризисной обстановки мэр организовал в городской ратуше и, возвращаясь туда из Чайнатауна после обеда в ресторане "Цзе Чуань", обратился к встретившейся у входа женщине: -- Ну, как наши дела? В ответ та огрела его зонтиком по голове. Придя в штаб, он весь трясся и уже с некоторой опаской обратился к своему помощнику: -- Ну, как ваши дела? -- Просто кошмар, -- ответил первый помощник. Это был смуглый, латиноамериканского типа мужчина, в мятом костюме и засаленном галстуке, в намерения которого входило оставаться на этой службе только до тех пор, пока он сможет купить себе ресторан. -- Эта чертова пожарная сигнализация срабатывает по всему городу, и никто на нее не реагирует! -- А что горит? -- Пока ничего. Все это ложная тревога. -- Похоже, мы взяли ситуацию под контроль. Пойду пообщаюсь с народом, -- сказал мэр и вышел на улицу. Буквально через несколько минут начались пожары. Солли Мартин и Спарки Мак-Герл ехали по ночному Нью-Йорку. Путь их лежал в восточную часть города, на 81-ю улицу. -- Этот квартал можно было обработать за несколько минут, -- проговорил Мартин. Мальчик не отвечал, и Солли посмотрел на него. В руках тот держал спичечный коробок и бумажный пакет, в который они положили сандвичи с копченой говядиной. Мальчик отрывал от пакета полоски бумаги, поджигал их и бросал в открытое окошко машины. -- Прекрати, -- проворчал Солли. Мальчик бросил на Солли злобный взгляд, но тут же расплылся в улыбке. -- Я просто тренируюсь, -- сказал он. -- У тебя нет в этом необходимости. Мальчик продолжал улыбаться. -- Да, пожалуй, ты прав. -- К тому же мы ничего не поджигаем без договора, -- добавил Солли. -- Ты не поджигаешь, -- уточнил мальчишка, но все же отложил спички и пакет. Солли снова перевел взгляд на дорогу, как раз вовремя, чтобы успеть отвернуть и объехать здоровенного сеттера, который вознамерился доказать возможность полового акта между собакой и стоящей машиной. Мальчишка переменился. До этого он проявлял к Солли привязанность, точно тот был ему отцом или братом, а теперь все больше казалось, что он вот-вот готов расправить крылья и двинуться своим путем. Эта перемена обнаружилась в нем сразу после пожара в Сент-Луисе. -- Все еще вспоминаешь о том парне? -- спросил Солли. -- Да, -- ответил Спарки. -- Непонятно. Сначала, когда я его увидел, я испугался. Но потом у меня вдруг возникло такое ощущение, будто я его ждал. Как будто я все время его ждал. -- А раньше ты его когда-нибудь видел? -- спросил Мартин. Мальчик посмотрел в окошко и покачал головой. -- Нет. То есть на самом деле вроде бы не видел. Но, понимаешь, такое ощущение, как будто я его знал, то есть вроде видел, но на самом деле не видел, ну, как... ну, ты понимаешь, что я имею в виду. -- Нет. -- Ну, как будто я и он уже жили раньше и как будто должны были встретиться, потому что так договорились. Что-то странное. -- Ничего, теперь мы от него отделались. Больше мы его не увидим, -- сказал Солли. Спарки недоверчиво покачал головой. -- Я так не думаю, -- проговорил он. -- Не думаю. Солли был рад снова оказаться в Нью-Йорке. Мальчишка начал вести себя как-то не так. Но эта забастовка пожарных послужила для них призывом. Один хороший куш -- и Солли покончит с этим занятием, а мальчишка может хоть до конца жизни поджигать в универмагах тележки, Солли до этого уже не будет дела. Пожары начались в Гарлеме, где группа подростков, решив, что лучший способ улучшить жилищные условия -- оказаться на улице, принялась поджигать свои дома. Вскоре дома запылали десятками. Из-за отсутствия пожарной команды полицейские пересели в пожарные машины и попытались сами бороться с огнем, после того, как вынудили мэра пообещать им оплатить сверхурочные в тройном размере. Те же самые юнцы, которые устроили большинство из этих пожаров, принимали самое активное участие в их ликвидации. В машине Солли Мартина сквозь треск прорывались сводки новостей. Солли выругался. Они ехали по Вест-сайдскому шоссе, точнее, по его остаткам. Трудность продвижения по этой скоростной надземной магистрали заключалась в том, что водителю то и дело приходилось с нее съезжать, потому что дорога через каждые шесть-восемь кварталов была заблокирована по причине ее обрушения. Свернув на 11-ю авеню, Солли несколько кварталов проехал по улице, после чего снова выехал на Вест-сайдское шоссе. Они ехали на юг, вдоль Гудзона, направляясь в Даунтаун. Солли, взглянув на радио, выругался. -- Чертовы любители! Если так и дальше пойдет, то нам нечего будет поджигать. Спарки, улыбнувшись, указал вперед. -- Там и для нас кое-что найдется, -- сказал он. Соли посмотрел в направлении, куда указывал палец мальчишки, и, поняв, что тот имел в виду, тоже улыбнулся. Там, словно два поставленных торчком серебристых блока жевательной резинки, упирались в небо башни-близнецы Всемирного торгового центра -- два самых высоких здания в Нью-Йорке. -- Они сделаны из огнеупоров, -- сказал Солли. -- Мне все равно, -- ответил Спарки. -- Я могу поджечь все. -- Тогда они твои, малыш. Когда мэр вернулся в штаб по ликвидации кризисной обстановки, его трясло. Город горел. От Гарлема на севере до Чайнатауна на юге, от реки до реки повсюду вспыхивали пожары. Мэр объявил мобилизацию национальной гвардии; он распорядился привлечь полицейских в качестве пожарных; он призвал горожан организовать самодеятельные бригады для тушения пожаров с помощью подручных средств. Он обратился к работникам санитарной службы. Их лидер спросил мэра, не слишком ли много хочет тот от уборщиков мусора за двадцать девять тысяч в год? Мэр пообещал четырехкратную оплату, и только тогда профсоюзный лидер сказал недовольным тоном, что поговорит со своими людьми и предоставит им самим принимать решение. -- Может, обратиться к учителям? -- спросил мэр. Помощник покачал головой. -- А почему? -- Да они даже молоко в классах раздавать не станут. А вы хотите, чтобы пожары тушили. -- Это могло бы послужить для них приятной возможностью отвлечься от своих занятии, -- сказал мэр. -- Пустая затея, -- ответил помощник. -- Лучше еще раз напомните губернатору о национальной гвардии. Явился полномочный, представитель агентства, ведавшего строительством, а затем и эксплуатацией Всемирного торгового центра. Увидев его, мэр расплылся в улыбке. -- Как наши дела? -- спросил он. -- Плохи наши дела, -- ответил полномочный представитель. -- И наши, и ваши. Надо поговорить. Помощник подождав, когда они отойдут в сторонку, двинулся следом, чтобы принять участие в разговоре. -- Я только что говорил по телефону с каким-то парнем, -- сказал представитель. Это был сильно потеющий, начинающий лысеть человек. -- Он угрожает поджечь Всемирный торговый центр. -- В таких случаях всегда ставят условия, -- заметил мэр. -- Что он хочет? -- Десять миллионов долларов. -- А как вы думаете, это не маньяк? -- спросил мэр. -- Не знаю, что и думать. Но думаю, что нет. -- И вы намерены ему заплатить? -- спросил мэр. -- Да где же мне взять десять миллионов долларов?! Мэр рассмеялся. Из-за резкого снижения доходов от мостов и туннелей, связывавших город с окружающим миром, экономическое положение Всемирного торгового центра оказалось столь же шатким, как и надежды на запасы нефти Саудовской Аравии. -- Так чего вы от меня хотите? Представитель беспрестанно потирал руки, будто пытаясь стереть с них какую-то душевную грязь. -- Защитите наши здания. За