тне нельзя обижать святых людей. Вот увидишь. Подмасливаем мы их только для того, чтобы все прошло гладко. Они ведь и в самом деле верят этой вонючей легенде. "Бип! Бип! Бип!!!" -- запищал вдруг автомат, хотя никто не дергал за ручки. Светящаяся точка бешено запрыгала по экрану, стекло экрана треснуло, а вмонтированные в стены и в потолок светильники выскочили из своих гнезд. Внезапно наступила темнота, посыпались осколки стекла, и жрец вместе со Шрилой Гуптой Махешем Дором, как яблоки под уклон, откатились к противоположной стене, где и пролежали долгие часы, пока чьи-то руки не подняли их. Как выяснилось, Шриле Дору сильно повезло. Не всем в Патне удалось пережить это ужасное землетрясение, и на следующий день в город нагрянули правительственные чиновники, чтобы осмотреть тела всех погибших святых. Но все они были жертвами землетрясения, а стало быть, их смерть не могла стать его причиной. Но ни один чиновник, ни один полицейский или солдат, или представитель самой госпожи премьер-министра не удосужился проверить влекомые волами телеги, вывозившие мертвые тела прочь из города по направлению к общим могилам. И, следовательно, никто не заметил одно тело -- гораздо более темное, чем все остальные, -- лежавшее на самом дне телеги под грудой тел неприкасаемых, тело с проколотыми насквозь ладонями и ступнями и страшной раной в боку. Землетрясение было ужасно. Так ужасно, что поначалу все решили, что умерли самые святые из всех местных святых. Но очевидно, это было не так, ибо граница с Китаем оставалась спокойной. Никакого ужаса с Востока не предвиделось. Но именно на Востоке, восточнее Китая, в прибрежной деревушке в Северной Корее в это время было получено некое известие. Оно гласило, что Великий Мастер Синанджу скоро прибудет домой, поскольку дела службы призывают его в Индию -- там, в городе Патна, случилось нечто, затрагивающее интересы того, кто платил за услуги Мастера. И по дороге туда, в награду за его неоценимые услуги, Великое Мастеру будет даровано право во всем блеске славы посетить родную деревню, жившую за счет его трудов вот уже многие годы. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и ему до смерти надоели тарелки, летящие ему в голову, -- красивые, покрытые лаком тарелки с инкрустированным изображением клыкастой собачьей пасти на фоне белых лилий. Одна за другой они со свистом летели ему в голову, иногда -- по замысловатой траектории, то словно ныряя, то взмывая ввысь, а иногда -- прямо и с такой скоростью, что случись им достичь своей цели -- от черепа мало что осталось бы. Левая рука Римо как бы плавала в воздухе, легонько касаясь тарелок. Некоторые из тарелок он не удосуживался отбивать, а просто пропускал мимо -- и в этом было высочайшее мастерство, глубоко въевшееся в его плоть и кровь. Мастерство заключалось не в силе мускулов, а в точной координации во времени и пространстве. Такой координации можно было достичь только через состояние гармонии, умение найти и постоянно сохранять единство твоего восприятия мира с объективной реальностью. Отражая смертоносные тарелки, Римо вспомнил простейший урок, преподанный ему Мастером Синанджу много лет назад. Тогда Великий Мастер воспользовался бамбуковыми дротиками, летевшими очень медленно, но Римо казалось, что летят они с бешеной скоростью, и он с ужасом наблюдал за их приближением. А тарелки летели впятеро быстрее, чуть медленнее" чем револьверная пуля. Они врезались в подушки за спиной у Римо, вспарывая красный плюш и с треском ломая диванные пружины. Но Римо хорошо помнил тот урок, который преподал ему Мастер много лет назад: не выставляй защиту там, где тебя нет, умей выделить то, что может тебя коснуться. Летящие странными зигзагами тарелки причинят тебе вред только в том случае, если ты будешь ориентироваться на них, а не ощущать пределы своего тела и защищать их от постороннего вторжения. Последняя тарелка летела ему прямо в переносицу, потом словно бы зависла на мгновение, круто взмыла вверх, просвистев у него над правым ухом, и воткнулась в стену. И тотчас в оштукатуренной стене мотеля "Рода" в городе Росуэлл, штат Нью-Мексико, образовалась трещина длиной в три фута. За окном текла Рио-Ондо, узкий ручеек, прокладывающий себе путь среди огромных камней, -- назвать его рекой можно было разве что в такое, как сейчас, жаркое иссушающее лето. -- Я выиграл, -- заявил человек, швырявший тарелки. Его восторг, явный и все возрастающий, превращал жизнь Римо в сущий ад. "Ну уж если мне суждено оказаться в аду, -- подумал Римо, -- почему это обязательно должно случиться в Нью-Мексико?" Но здесь ему велено было находиться, и потому он был здесь. Чиуну, тому, что бросал тарелки, было все равно -- Нью-Мексико или что другое. Он собирался домой в свою родную деревню Синанджу, что в Корее, -- деревню, жителям которой он давал средства к существованию своими трудами точно так же, как это делали его отец, и отец его отца, и все его предки с самых незапамятных времен. Чиун был не кто иной, как последний Великий Мастер Синанджу, а на услуги Мастера Синанджу всегда существовал устойчивый спрос при дворе то одного, то другого правителя. Цари и императоры, короли и фараоны, президенты и наместники всегда нуждались в профессиональных убийцах, а древний Дом Синанджу, солнечный источник всех боевых искусств, являлся просто старейшим, наиболее уважаемым и самым надежным в мире хранилищем этого товара. Наемных профессиональных убийц. В Америке, однако, задача, поставленная перед Мастером Синанджу, немного выходила за рамки его обычных фикций. Ему было поручено обучить одного человека, белого, который был мертв в глазах остального мира -- казнен на электрическом стуле. Тогда его звали Римо Уильямс. И за последующие годы тренировок изменилось не только тело, но и вся внутренняя организация личности Римо, и теперь его тело и сознание могли отчетливо видеть молнией летящие в воздухе тарелки и моментально определять, на какие надо реагировать, а на какие можно наплевать. -- Никаких побед, папочка. В бейсболе очко зарабатывает тот, кто отбивает мячи, а не тот, кто бросает. -- Ты меняешь правила на ходу, потому что я кореец и, по-твоему, могу всего этого не знать. Я заработал очко, а ты меня хочешь надуть, -- заявил Чиун и, приняв горделивую позу, сложил руки перед собой, переплетя длинные изящные пальцы. Его золотистое кимоно с белыми бабочками струилось складками. Весь он -- даже всклокоченная седая борода -- излучал чувство торжества: Великий Мастер Синанджу чувствовал удовлетворение оттого, что ему удалось уличить своего ученика в нечестности. Подобные сцены стали повторяться регулярно с того самого дня, когда Чиуну сообщили, что Римо отправляется в Индию, в город Патна, и поскольку путь туда пролегает через Тихий океан, мимо Японии и Кореи, Чиуну будет позволено посетить родную деревню Синанджу, даже несмотря на то, что она расположена в северной части Кореи, с которой у США далеко не дружественные отношения. С того самого дня, как "наверху" стали проявлять беспокойство по поводу чего-то случившегося в Индии -- при чем тут Индия, Римо не знал, поскольку Индия, на его взгляд, имела такое же отношение к делам его шефов, как картофельное пюре -- к гипотенузе треугольника, -- так вот, с того самого дня Чиун принялся коллекционировать все нечестные и несправедливые поступки по отношению к нему -- терпеливому и угнетенному корейцу, заброшенному судьбой в страну белых расистов. Он вернется в свою деревню и расскажет жителям о том, сколько ему пришлось пережить ради них за время службы, на которую он пошел, чтобы помочь прокормиться старикам и детям, и калекам, и всем беднякам деревни Синанджу. -- Если бы я был белым, то заработают бы очко, -- заявил Чиун. -- Во-первых, папочка, это была всего лишь тренировка. По крайней мере, для меня. И мы вовсе не играли в бейсбол. -- Конечно, ты не станешь играть с корейцем. Как и ваша бейсбольная лига. Я понимаю. Все вы белые одинаковы. Нетерпимые. Но я считаю себя выше ваших мелких пакостей. Сквозь щель в стене мотеля показалось лицо. Когда оно чуть отодвинулось, Римо и Чиун увидели над лицом огромную -- ведра на три -- широкополую ковбойскую шляпу, а под лицом -- голую волосатую грудь, голый живот и голое все прочее. Человек отошел еще дальше от стены. Что-то виднелось и на кровати. Светловолосое и задастое, и голое, как выскочившая из стручка фасолина. -- Эй, привет, ребята! -- закричало это что-то. -- Заткнись, женщина! -- рявкнул человек под шляпой и снова повернулся к дырке в стене: -- Эй, ты! Ты и косоглазый. -- Ага, -- сказал Чиун. -- Косоглазый. -- Черт, -- прорычал Римо. -- Ты слышал, что я сказал. Ко-со-гла-зый. -- Ага! Ага! Ага! -- закивал Чиун. -- Я тихо-мирно стою здесь и выслушиваю оскорбления. И все же я терплю, поскольку я человек, исполненный мира и спокойствия. Исполненный любви. Исполненный чувства всепрощения. -- Ну, поехали, -- сказал Римо. -- Это вы проделали дырку в стене? -- спросил человек из-под шляпы. Длинный худой палец отделился от своих товарищей, с которыми вместе отдыхал, и уставился в сторону Римо, как бы пригвождая его к стене. -- Ты, парень, да? -- обратилась шляпа к Римо. -- Моя жизнь полна скорби, -- вздохнул Римо. -- Скорби? Ты хочешь скорби? Ты сейчас очень поскорбишь, -- сказал человек под шляпой, и Римо увидел, как он надел кожаные ковбойские сапоги на высоких каблуках, взял с груды одежды блестящий шестизарядный револьвер и скрылся из виду. Потом Римо услышал, как открылась и закрылась дверь, а вскоре раздался стук в дверь его, Римо, номера. -- Не заперто, -- отозвался Римо. Человек вошел. Росту в нем было босиком -- шесть футов четыре дюйма, в сапогах -- все шесть футов восемь дюймов. Револьвер в его руке смотрел прямо в лицо Римо. -- Ты, сукин сын, какого хрена ты помешал мне и моей женщине? Щас я тебе голову разнесу. -- Давай, Клит! -- завизжала девица через дырку в стене. -- Вперед! Подстрели кого-нибудь для меня. Если ты меня любишь, то должен кого-нибудь для меня подстрелить. Она соскочила с кровати, и груди ее запрыгали вверх-вниз. Она заглянула в дырку, и Римо почуял, что от нее несет перегаром. -- С кого из них начать, Лоретта? -- спросил человек с револьвером. -- Готовность американцев прибегнуть к насилию просто поражает, -- заметил Чиун. -- Начни с коротышки-косоглазого, милый. Он слишком много болтает, -- пропела Лоретта. -- Насилие по отношению к национальным меньшинствам, -- все тем же унылым тоном продолжал Чиун. -- Гонимым, унижаемым и оскорбляемым. -- Когда это тебя унижали, оскорбляли или гнали? -- удивился Римо. -- Ни один Мастер Синанджу никогда не становился ничьей жертвой. Клит навел на Чиуна револьвер. Чиун возвел глаза к небу с самым невинным и блаженным видом. Мученик, жертва насилия со стороны белых расистов. Но что-то помешало ему сполна насладиться собственным страданием. Когда револьвер уже готов был выстрелить, а палец -- нажать на курок, маленькая белая тарелочка взвилась вверх с такой скоростью, что ее очертания просто размазались в воздухе, и влетела под шляпу, туда, где раньше находился рот Клита, где раньше была щека Клита, а теперь осталась только шляпа и пол-лица, судорожно кусающие белую тарелку, которая вдруг стала красной от крови, а остатки нижней челюсти белыми и красными пятнами рассыпались по волосатой груди. Револьвер упал, так и не выстрелив. -- Черт раздери, -- выругалась Лоретта. -- Никогда я не получаю того, что прошу. Клит! Клит? Клит сделал шаг вперед и грохнулся на ковер. Вокруг его головы серый ковер начал темнеть, и это пятно расплывалось все шире и шире. -- Ладно, все равно он был слабак, -- заметила Лоретта. -- Ну что, ребята, хотите немного полакомиться? -- Полакомиться чем? -- поинтересовался Чиун. Он с недоверием относился к кулинарным вкусам и пристрастиям белых. Совсем недавно он обещал Римо, что накормит его по-настоящему, когда они вернутся в Синанджу, славное сердце Востока, жемчужину всего корейского побережья. -- Мной полакомиться, парниша. -- Я не людоед, -- отказался Чиун, и Римо понял, что Чиун включит этот случай в серию своих рассказов об Америке, где люди не только становятся людоедами, но многие из них готовы предложить себя на обед. Мастер Синанджу включал в свои воспоминания все подобные странные случаи. -- Да нет, не в том смысле, -- сказала Лоретта, сделала колечко из указательного и большого пальцев левой руки и проткнула его указательным пальцем правой. -- Вот чего! -- Ты ничем не заслужила честь иметь дело со мной, -- заявил Чиун. -- А ты, красавчик? -- обратилась девица к Римо, стоявшему в полный рост -- шесть футов. Его стройное мускулистое тело возбуждало многих женщин, стоило Римо только войти в комнату. У него были темные, глубоко посаженные глаза, высокие скулы. Тонкие губы слегка кривились в улыбке. Крепкие запястья выдавали силу. -- Надо избавиться от тела, -- сказал Римо, глядя на голого мертвеца. -- Нет, не надо. За его голову объявлена награда. Клита разыскивают в трех штатах. Ты из-за него прославишься. Представляешь? -- Понял, что ты наделал? -- спросил Римо, и Чиун отвернулся -- он был выше всего этого. Хорошо еще, подумал Римо, что номер в мотеле -- просто явочная квартира, и ничего из чиуновского объемистого багажа тут нет. -- Куда вы? -- закричала Лоретта, увидев, как два странных человека вдруг сорвались с места. -- Сейчас сюда приедет телевидение. И журналисты. Вы станете знаменитыми. -- Да, здорово, -- отозвался Римо, и они с Чиуном быстро прошли по коридору мотеля, а голая блондинка все что-то кричала им вслед. Чтобы сбить ее со следа, они сначала взяли направление в сторону дороги на Техас, но потом спустились к почти пересохшему руслу Рио-Ондо, прошли по белой гальке вверх по течению ярдов двести и остановились там, к западу от мотеля. Вскоре к мотелю подъехала полиция, потом скорая помощь, потом репортеры. На следующий день, когда на дороге показался некий конкретный серый "Шевроле-Нова", Римо выбежал из укрытия и остановил машину. -- Небольшой несчастный случай, Смитти, -- сказал он пожилому -- за пятьдесят человеку с кислым, нездорового оттенка лицом. Таким образом Римо отметал все вопросы относительно того, почему он находится не в номере мотеля, как они условились. Римо помахал Чиуну, чтобы тот тоже подошел к машине, по Мастер Синанджу не шелохнулся. -- Подойди сюда, будь добр. Мы и так уже из-за тебя провели в этой канаве целую ночь. -- Я буду разговаривать только с императором Смитом, -- ответил Чиун. -- Ладно, -- вздохнул Римо. -- Он хочет говорить с вами, Смитти. Седая голова Смита скрылась в бурых кустах, росших вдоль русла реки. Римо проводил его взглядом и вдруг вспомнил свою первую встречу со Смитом. Тогда, много лет назад, Римо впервые оказался в санатории Фолкрофт, что на берегу залива Лонг-Айленд. Как было объяснено, его взяли на службу -- после инсценированной казни на электрическом стуле за убийство, которого он не совершал, -- для работы на секретную организацию, деятельность которой будет проходить тихо и незаметно и абсолютно вне закона -- но ради того, чтобы закон получил возможность работать более эффективно. Смит был руководителем этой организации и единственным человеком -- кроме Римо и президента Соединенных Штатов, -- который знал о ее существовании. Римо нес в себе эту тайну уже многие годы. Для всего остального мира он был мертв, да и работал на организацию, которой не существовало. Он был профессиональным убийцей-одиночкой, а Чиун -- его наставником. Тут Римо снова заметил Смита -- он с трудом поднимался вверх по склону. -- Он требует извинений, -- сообщил Смит, одетый в серый костюм и белую рубашку даже здесь, в Росуэлле, штат Нью-Мексико. -- От меня? -- Он требует, чтобы вы взяли назад все свои расистские высказывания. И мне кажется, вы должны знать, как высоко мы ценим его мастерство. Он оказал нам неоценимую услугу, сделав из вас то, чем вы являетесь на сегодняшний день. -- А я что при этом делал? Стоял в сторонке и наблюдал за всем происходящим? -- Извинитесь, Римо. -- Да катитесь вы! -- огрызнулся Римо. -- Мы отсюда не тронемся, пока вы не принесете извинений. Честно говоря, меня очень удивило, что вы, оказывается, расист. Мне казалось, вы с Чиуном очень подружились... -- Стоп, стоп! -- прервал его Римо. -- Это наше дело. Вас это не касается, да вы и не сможете ничего понять. Римо подобрал с земли булыжник и разнес в мелкие брызги кактус, росший ярдах в двадцати. -- Как бы то ни было, если вы не извинитесь, мы все останемся тут, -- повторил Смит. -- Значит, мы останемся тут, -- отозвался Римо. -- В отличие от вас обоих, мне, как это ни странно, требуется вода, крыша над головой и пища через определенные промежутки времени. И кроме того, я не располагаю свободной неделей для отдыха на берегу реки в штате Нью-Мексико. -- Вам и вашим компьютерам в Фолкрофте вовсе не обязательно знать, почему мы тут очутились. -- Насколько я понял, со слов Чиуна, вы оказались здесь, потому что жульничали при игре в бейсбол, а потом позвали на помощь еще какого-то белого. Он согласен забыть об этом, если вы должным образом извинитесь. Еще он что-то говорил о компенсации. -- Занесите это в компьютер. В последний раз, когда Чиун потребовал компенсацию, ею должна была стать Барбра Стрейзанд. Вы готовы пойти на это? Смит откашлялся. -- Пойдите и скажите ему, что вы сожалеете о случившемся. И перейдем к делу. Для вас есть работа. Очень важное задание. Римо пожал плечами. Он нашел Чиуна там, где оставил его несколькими минутами раньше. Мастер Синанджу сидел, скрестив ноги, сложив руки на коленях, и жаркий ветер пустыни играл его жидкой бороденкой. Римо перекинулся с ним несколькими фразами и вернулся к Смиту. -- Получайте. Вот какую он требует компенсацию за нанесенную обиду: четырнадцать откормленных коров, племенного быка-рекордсмена, уток, гусей и кур -- несколько сотен, шелковой ткани столько, чтоб ею можно было опоясать замок -- Фолкрофт. Он продолжает считать санаторий замком. Плюс к этому еще десять служанок и сто телег с нашим самым лучшим рисом. -- Что все это значит? -- Смит не верил своим ушам. -- Он хочет все это привезти с собой в Синанджу. Вы допустили ошибку на прошлой неделе, когда пообещали ему поездку в родные места. Вот он и хочет привезти с собой домой нечто грандиозное, чтобы доказать, что не терял на Западе времени даром. -- Я уже говорил ему, что вы отправляетесь туда на подводной лодке. Именно таким путем в Синанджу доставляют золото. По-моему, этого достаточно. Вы ведь понимаете, что мы -- секретная организация, а не цирк. Скажите ему, что обеспечение его транспортом для поездки домой -- само по себе уже достаточная компенсация. Римо снова пожал плечами, снова пошел к Чиуну и снова вернулся с ответом: -- Он говорит, что вы тоже расист. -- Передайте ему, что мы просто не в состоянии доставить все это, по крайней мере пока не установим дипломатические отношения с Северной Кореей. Скажите также, что мы дадим рубин размером с голубиное яйцо. Ответ Чиуна, переданный через Римо, гласил, что каждый Великий Мастер Сининджу, когда-либо отправлявшийся за моря, возвращался домой во всем блеске славы и величия. Каждый, кроме одного -- того, которому не повезло и пришлось работать на расистов. -- Два рубина, -- сказал Смит. И наконец, когда под жарким солнцем Нью-Мексико было достигнуто соглашение о размере компенсации -- два рубина, бриллиант размером в половину рубина и цветной телевизор, -- Смиту сообщили, что большое достоинство американцев заключается в их способности разглядеть свои недостатки и предпринять попытки по их устранению. В машине Смит в общих чертах обрисовал задание. КЮРЕ -- организация, которую он возглавлял и на которую работали Римо и Чиун, -- потеряла четырех агентов, пытавшихся навести справки о Миссии Небесного Блаженства. И хотя криминальный потенциал МНБ был минимален -- денежные аферы и тому подобное, -- деятельность Миссии беспокоила Смита. Тысячи религиозных фанатиков, мечущихся по стране и направляемых ловким вымогателем, мошенником, играющим роль пророка. Чиун, сидевший на заднем сиденье, заметил, что это ужасно. -- Нет ничего хуже, чем лжепророк, -- заявил он. -- Горе той стране, куда он явится, ибо в полях не будет родиться зерно, и юные девушки забудут о своих повседневных обязанностях, поддавшись соблазнам, изрекаемым его лживыми устами. -- Мы решили, что вы, принимая во внимание ваше глубокое знание Востока, могли бы оказать нам неоценимую помощь сверх того, что вы уже сделали, передав свой опыт Римо, -- сказал Смит, время от времени поглядывая в зеркальце заднего вида. Римо давно обратил внимание на то, как Смит ведет машину. Каждые десять секунд он смотрел в зеркальце заднего вида, а на каждые пять таких взглядов приходился один в боковое зеркальце. Он вел машину так независимо от того, ехал ли он по скоростной магистрали или по тихому переулку, -- это была привычка, за которой стояла самодисциплина и самоконтроль, никогда не изменявшие Смиту. Покойный президент, создавший КЮРЕ, выбрал подходящего человека на роль ее главы -- человека, никогда не терявшего контроль над собой; человека, чье честолюбие никогда не заставит его воспользоваться имеющейся у него силой и властью для того, чтобы подчинить себе всю страну; человека, не имевшего честолюбия, потому что для честолюбия требуется воображение, а Римо был абсолютно уверен, что последняя фантазия, посетившая этого типичного твердолобого жителя Новой Англии, касалась привидений в платяном шкафу, которые убегут, "пусть только мамочка зажжет свет". -- Дом Синанджу к вашим услугам, готовый служить верой и правдой, -- смиренно сказал Чиун; Римо стало тошно, и он отвернулся к окну -- Вот почему я сказал Римо, что мы награждаем вас поездкой домой в качестве премии за ту великолепную работу, которую вы проделали над ним. -- Это было нелегко, учитывая качество исходного материала, -- ответил Чиун. -- Мы знаем это, Мастер Синанджу. -- Кстати о вымогателях, -- вставил свое слово Римо.-- Какого размера рубины ты затребовал? -- Есть разница между вознаграждением за труды и вымогательством, но я не думаю, что расист сумеет это понять. Император Смит, который не является расистом, все прекрасно понимает. Он настолько хорошо понимает значение вознаграждения, что ради возвеличения своей славы среди благодарных жителей Синанджу, надеюсь, даст мне три рубина и бриллиант вместо двух рубинов и бриллианта -- той минимальной награды, которую можно ожидать разве что от китайцев. Таково благородство души почтеннейшего из почтенных Харолда В. Смита, директора санатория Фолкрофт, -- человека, более достойного быть верховным правителем, чем ваш президент. Впрочем, ему достаточно сказать одно слово, и эта несправедливость будет тотчас же исправлена. Смит откашлялся, а Римо коротко хохотнул. -- Вернемся к делу, -- сказал Смит. -- Нам повезло. Один из последователей Небесного Блаженства решил порвать со своими хозяевами. Он был в Патне, а потом его послали сюда для участия в подготовке того, что последователи Всеблагого Владыки именуют "грандиозным событием". Этот человек был возведен в ранг, если я не ошибаюсь, гуру или духовного учителя. Мы не знаем точно. Как вам известно, наша организация действует так, что те, кто нам помогают, не знают, кому служат. -- Начиная с самого верха, Смитти. -- Я как раз хотел сказать, за исключением вас и меня. Чиун, как вы знаете, считает меня императором. -- Или дойной коровой, -- заметил Римо. -- Прекрасный, великий император, -- пропел Чиун. -- Щедрость его не знает границ и обеспечит ему вечную славу. -- Один из наших осведомителей, который, сам того не зная, снабжает нас информацией, работает на одну из газет на побережье. И вот кто-то сообщил ему, что в скором времени в Америке должно произойти нечто грандиозное и, поскольку дело очень сложное, провернуть его сможет только сам Всеблагой Владыка. Самое грандиозное в истории, так было сказано. -- Самое грандиозное что? -- спросил Римо. -- Вот этого-то мы и не знаем. Но мы знаем, что целая армия религиозных фанатиков может натворить многое. Вот почему мы и назначили вам встречу в мотеле "Рода". Вокруг этого Небесного Блаженства крутится столько народу, что я не могу доверять нашим обычным каналам связи. Поэтому я назначил встречу здесь. Честно говоря, меня немного обеспокоило то, что я вас застал в придорожной канаве. У этого Всеблагого Владыки здесь есть один последователь -- это местный шериф, и он назначил награду за поимку перебежчика. Розыск ведется в трех штатах. Бедняге приходится скрываться. Нам удалось устроить его рядом с вами, чтобы вы могли его допросить. Я уверен, что ваши методы допроса могут дать нужный результат. -- Предатель? Его зовут Клит? -- спросил Римо. -- Да, под этим именем он скрывается. -- А его подружку зовут Лоретта? -- Да, да. Верно. -- Здоровенный такой парень? Шесть футов четыре дюйма, когда без сапог? -- Да. Вы с ним знакомы? -- И он носит ковбойскую шляпу? -- Да. Это он. -- А была у него глубоко в глотке, где-то в районе шейных позвонков, тарелка? -- Нет. Разумеется, нет. -- А теперь есть, -- невозмутимо заметил Римо. Чиун поглядел в безоблачное небо над штатом Нью-Мексико и на расстилающуюся вокруг равнину. В этой стране белых расистов кто знает, в чем еще могут обвинить бедного корейца? ГЛАВА ТРЕТЬЯ -- Так вот, значит, почему вы оказались у "реки, -- сказал Смит, узнав о происшествии с тарелкой. -- Пожалуй, нам лучше съехать с дороги. Вероятно, они напичкали весь мотель своими людьми. Возможно, вас заметили. -- Не исключено, что за нами следят, -- поддакнул Римо. -- Все возможно в расистской стране, -- вставил свое слово Чиун. -- В стране, где голые люди врываются и нарушают ваш покой. Сзади на дороге показался "форд" цвета кофе со сливками с красной мигалкой на крыше и черной надписью "Шериф" на капоте. Когда Римо обернулся, машина шерифа включила сирену, прибавила скорости и стала быстро нагонять серый "шевроле-Нова". -- Это вполне может быть тот самый шериф, который работает на Всеблагого Владыку, -- предположил Смит. -- Хорошо, -- отозвался Римо. -- Хорошо? Боже мой, они увидят нас вместе. Вы умеете уходить от преследования. Я нет. Великолепно! Единственное, чего мне не хватало, так это быть арестованным в Нью-Мексико. -- Как вы любите волноваться, а, Смитти? -- съязвил Римо. -- Ладно, обрисуйте в общих чертах задание и перестаньте беспокоиться. -- Выясните, что этот индийский мошенник делает с американцами. Выясните, что это за "грандиозное событие", и предотвратите его, если оно представляет опасность. -- Ну вот, так бы сразу и сказали, -- удовлетворенно произнес Римо. -- А то посылаете нас в Патну, затеваете какую-то возню с подводной лодкой да еще организуете экскурсию в эту дыру Синанджу. -- Потому что наш император в его безграничной мудрости, -- подал голос Чиун, -- оказал нам великое благодеяние. Если нам приказывают ехать в Синанджу, значит, в Синанджу мы и поедем. -- Подводная лодка "Арлекин" будет ждать вас на военно-морской базе в Сан-Диего. Капитан считает, что вы -- сотрудники Госдепартамента, исполняющие секретное задание. Он думает, что это -- прелюдия к установлению контактов с Северной Кореей для последующего дипломатического признания. -- И все-таки я не понимаю, с какой стати нам ехать в Синанджу, -- стоял на своем Римо. -- Разве что оттуда ближе до Индии, чем до Канзас-Сити. Или мы там что-то потеряли? Машина шерифа поравнялась с ними, и человек с лицом, словно высеченным из камня, и в светло-коричневой ковбойской шляпе жестом приказал им съехать на обочину. Свой жест он для пущей убедительности подкрепил пистолетом 44-го калибра, чей ствол смахивал на железнодорожный тоннель. -- Не скромничайте, Римо. Чиун уже предупредил меня, что вы собираетесь сбежать со службы и своим ходом отправиться в Синанджу, родину всех боевых искусств. А вы представляете для нас определенную ценность, так что мы не могли позволить себе потерять вас. И вот, когда возникла эта заварушка в Индии, я решил, так сказать, одним выстрелом убить двух зайцев. Римо злобно обернулся назад и посмотрел на Чиуна, на худом иссушенном лице которого застыло выражение невинного спокойствия. Смит остановил машину. -- Вытащите меня из этой передряги, -- попросил он. Машина шерифа тоже съехала на обочину, перегородив путь машине Смита. -- Человек, который может поверить, будто я брошу работу у вас ради того, чтобы посетить рыбацкую деревушку в Северной Корее, деревушку, жители которой такие плохие рыбаки, что им приходится сдавать в аренду наемных убийц, чтобы прокормиться, -- такой человек вряд ли способен даже улицу перейти без посторонней помощи. -- Нельзя допустить, чтобы меня арестовали, -- сказал Смит. -- Если это наш шериф, то это -- дар Божий, -- отозвался Римо. -- Это, -- произнес Смит, глядя на вылезающего из машины человека в ковбойской шляпе, со значком шерифа на груди и пистолетом в руке, -- тот самый. По крайней мере, так мне кажется. -- Эй, вы там! Выходите по одному и держите руки так, чтобы я их видел. Пошли! -- скомандовал шериф. -- Хотите посмотреть на мои руки? -- вежливо спросил Римо, положил руки на баранку руля прямо перед Смитом, а потом легко проскользнул мимо Смита через окно, мгновенно подтянув ноги. В полете он лишь слегка коснулся рукой дверцы машины -- и вот он уже стоит перед шерифом на земле. -- Как это у тебя получилось? Ч-черт -- взял да и вылетел в окошко. -- Шериф сделал шаг назад, чтобы не упустить из виду никого из троицы. -- Вы хотели посмотреть на мои руки, -- напомнил ему Римо. -- Я хочу видеть все руки. Смит положил руки на баранку, растопырив пальцы. Изящные руки Чиуна с длинными ногтями и тонкими пальцами поднялись к окошку и медленно начали раскрываться наподобие цветка, а потом словно бы слились друг с другом, и пальцы сцепились с пальцами, как бы превратившись в один кулак. Шериф смотрел на это как зачарованный, но всего долю секунды -- так ему показалось. Он был крепким профессионалом и умел не упускать из виду тех, кого держал под прицелом. Прошло всего одно мгновение -- он был твердо в этом уверен. Но видимо, все-таки времени прошло больше. Молодой белый уже держал его руку с пистолетом, а потом пальцы перестали слушаться шерифа, и он даже не мог как следует лягнуть этого типа, потому что его не было видно. Но он чувствовал, что тот где-то сзади, и позвоночник его вдруг пронзили две вспышки боли, и вот уже ноги перестали его слушаться, и они сами несли его к машине, а косоглазый старик предусмотрительно открыл дверь. Ноги сами ступили в машину, а спина почувствовала прикосновение чего-то вроде мягкой теплой подушки, а потом он понял, что сидит на заднем сиденье и смотрит вперед, как если бы оказался в машине по собственной воле. -- Вы все арестованы, -- услышал он собственный голос. -- Чудесно, -- отозвался Римо. -- Ну-ка, Чиун, подержи это. И на какое-то мгновение шериф почувствовал, что мягкая подушка куда-то исчезла, а боль в позвоночнике отпустила, и он чуть было не рухнул на пол, но потом вернулись прежние ощущения, и он снова стал глядеть прямо перед собой, не владея собственным телом. Римо выбрался из автомобиля, велел Смиту следовать за ним и сел за руль машины шерифа, мотор которой все еще работал. Он съехал с дороги и поехал по плоской, поросшей чахлым кустарником равнине. Воздух там был чище, а далеко впереди виднелся невысокий пологий холм. Езды до него было добрых полчаса, и когда Римо затормозил, и машина Смита нагнала его, он увидел, что его пожилой босс сильно вспотел и едва дышит. Смит, наверное, заметил выражение лица Римо, потому что сразу же сказал: -- Со мной все в порядке. -- Нет, не все, -- возразил Римо. -- Откиньте голову назад и выдохните весь воздух из легких. Ну же, давайте. Лимонно-желтое лицо запрокинулось назад, губы скривились, щеки задрожали. Римо нагнулся и надавил ладонью на грудь Смита, выталкивая последний воздух из легких. Смит выкатил глаза, его голова дернулась вперед, лицо выразило крайнее изумление, а затем он откинулся на спинку сиденья с сияющей улыбкой на лице. Римо не помнил, чтобы он когда-нибудь так улыбался. Вероятно, внезапное облегчение вызвало у него шок. -- У-у-ф-ф-ф! -- произнес Смит, полной грудью вдыхая свежий воздух. Когда он пришел в себя, улыбка исчезла. -- Ну, хорошо, приступайте к делу. Мне нужно выбраться отсюда как можно скорее. Я не имею права быть публично замешанным в подобные истории, -- сказал Смит. -- В глазах общества? -- Разумеется, в глазах общества, -- ответил Смит. -- Глаза императора никогда не должны видеть то, что делается по его приказу, -- вставил свое веское слово Чиун. Он по-прежнему держал шерифа за позвоночник, как чревовещатель, работающий с куклой, которая по размерам больше него самого. -- Вообще-то я не отказался бы посмотреть на ваши методы ведения допроса, -- сказал Смит. -- К сожалению, это секрет Синанджу, и он не продается, а только сдастся в аренду, -- ответил Чиун. Когда они отошли подальше, так, что Смит не мог их видеть, Чиун положил шерифа на землю, где он и лежал -- все еще не в силах шелохнуться -- и слушал странный разговор. Тощий белый парень хотел знать, с какой стати этот азиат сказал комуто, будто он, этот парень, хочет поехать в какое-то место под названием Синий кто-то там, а косоглазый старик ответил, что белому парню следовало бы хотеть туда поехать, а белый заявил, что никогда не говорил, что хочет туда поехать, потому что этого Синего Жука ему хватает прямо тут, в Америке, а косоглазый старик на это сказал, что он и есть Синий Жук и что он собирается домой, а если Римо еще не дорос до того, чтобы захотеть поехать туда, куда он должен ехать, то это не его, косоглазого, проблемы, и вообще императоров никогда не интересует истинное положение вещей. Так что, этот пожилой человек за рулем -- какой-то император? Потом началась боль. Но шериф обнаружил, каким способом можно от нее избавиться. Для этого надо было лишь немного напрячь голосовые связки и кое о чем этим ребятам рассказать. Например, о том, как он обрел счастье. Да, он преданный последователь Великого Всеблагого Владыки, но он не стал об этом рассказывать своим друзьям, потому что они бы подняли его на смех. Кроме того, старший жрец, гуру в ашраме Всеблагого Владыки, сказал, что будет лучше, если об этом будет знать как можно меньше народу. Да, да. Всеблагой Владыка дарует истинное блаженство и счастье, то самое счастье, которое он искал всю свою жизнь. О, Харе, Харе, Харе! Да, да, конечно, он готов убивать ради Всеблагого Владыки, потому что Всеблагой Владыка -- это воплощенная Истина, это центр Вселенной в одном человеке. Да, шериф приехал сюда, чтобы убить парня, который называл себя Клит, но за него это уже сделал кто-то другой. И внезапно шериф почувствовал сильное жжение по всему телу, и избавиться от этого ощущения уже не помогали даже слова. Нет, он не знает, что за грандиозные планы строит Всеблагой Владыка, но что-то поистине грандиозное должно случиться и тогда все преданные будут счастливы отныне и во веки веков. Нет, он не знает имени этого старшего жреца. Но с ним можно связаться в Сан-Диего, в отделении Миссии Небесного Блаженства. Да, он уверен, что не знает его имени. Тот ему просто однажды позвонил. -- Можешь вспомнить еще что-нибудь? -- донесся голос сверху. -- Нет, ничего, -- ответил шериф и отправился в свое последнее путешествие к блаженству. Полное расслабление -- свет погас. Римо отошел от тела. -- Он не упоминал Синанджу, -- сказал Чиун. -- Но Смиту об этом знать совсем не обязательно. -- А теперь к чему ты клонишь? -- спросил Римо. -- Что ты наболтал Смиту? -- Там, в машине, император потребовал у меня информацию о древних хрониках и пророчествах Синанджу, и я, преисполненный верноподданических чувств к нему, точно так же, как и ты... -- Ты никогда не был ничьим верным подданным. -- И я, точно так же, как и ты, исполненный верноподданических чувств, был принужден открыть ему информацию о старинных преданиях под давлением, заметь. -- Да уж, принужден -- как младенцев принуждают мочиться, -- заметил Римо. -- И я сказал императору Смиту, что в хрониках Синанджу рассказывается о родословной этого -- как его -- Всеблагого Владыки. -- На тот случай, если одной лжи окажется недостаточно для бесплатной поездки домой, ты придумал еще одну. -- И император Смит спросил меня, не помню ли я, что там говорится. -- И ты сказал, что не помнишь, но стоит тебе лишь раз взглянуть, как сразу вспомнишь все? -- Да, кажется, так все и было. Иногда память подводит меня. Ты ведь понимаешь. -- Я понимаю, что сначала мы поедем в Сан-Диего и посетим отделение Миссии. Чиун начал бормотать по-корейски что-то о людской неблагодарности и о том, что только самый бессердечный человек может отказать умирающему в его просьбе о поездке на родину. -- Ты умираешь, папочка? -- спросил Римо, в изумлении выгнув бровь. -- Мы все умираем, -- ответил Чиун. -- Смерть -- это всего лишь служанка жизни. -- Я так и думал, -- сказал Римо. Они вернулись к машине. Смит дремал -- его усталое лицо выглядело совершенно умиротворенным. -- Это был наш клиент, -- сообщил ему Римо. -- Вы нашли какую-нибудь ниточку? -- Она ведет в Синанджу, -- быстро сказал Чиун. -- С остановкой в Сан-Диего, -- добавил Римо. -- Хорошо, -- удовлетворенно произнес Смит. -- Самое неприятное -- неизвестность, и это дело меня пугает, так как я совершенно не представляю себе, что именно должно случиться. Вам удалось получить хоть какой-то намек? -- Просто -- что-то грандиозное. -- Мне кажется, я читал пророчества Всеблагих Владык древности, -- начал Чиун. -- Я не очень точно помню, но там говорилось, что настанет время и произойдет бедственное... дайте-ка вспомнить... бедственное бедствие, и начнется оно вскоре после того, как будет решено, что оно должно случиться. Вот все, что я помню. Остальное -- в Синанджу. -- Знаете, мы могли бы забросить вас самолетом прямо в Синанджу хоть завтра, -- задумчиво произнес Смит. -- Достаточно подлодки, -- отказался Римо. -- Но сначала -- визит в СанДиего. -- Чиун лучше разбирается в подобных вещах. Вы должны его слушаться, -- наставительно изрек Смит. -- А я лучше разбираюсь в Чиуне. Вы должны слушаться меня, -- парировал Римо. -- Мастер Синанджу знает то, что он предпочитает знать. Но то, чего он предпочитает не знать, иногда имеет куда большее значение. -- Не понял, -- сказал Смит. -- Римо просто троекратно выразил свои верноподданические чувства, -- объяснил Чиун. Он был страшно зол на своего ученика. Императорам нельзя рассказывать об истинном положении дел. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Великий Всеблагой Владыка, Шрила Гулта Махеш Дор, избранник Вселенной, рожденный от того, что было рождено раньше и будет рождено в будущем, сидел и выслушивал предостережения своих жрецов и гуру -- старших жрецов. Он сидел на золотых подушках трона и склонял свое ухо то к тому, то к этому рассказу о том, что беспокоит его преданных. Выслушивал сообщения женщин и мужчин о том, что тот преданный потерялся, а этот был убит. Выслушал предостережения, пришедшие с Востока. Он выслушал и просьбы отложить -- хотя бы на один год -- свой грандиозный план, о котором он иногда говорил и который, как все знали, должен был скоро осуществиться. Женщины с бритыми головами, и женщины, на головах у которых осталась всего одна косичка, и женщины с рассыпавшимися по плечам пышными волосами прижались лбами к мозаичному полу. Чарующие благовония поднимались из серебряных чаш, украшенных рубинами. Мозаичный потолок был покрыт новыми цветочными узорами. И тогда заговорил сам Всеблагой Владыка: -- Честно говоря, вся эта брехня меня не интересует. Хотите з