и черной красоты" и уставилась на обложку. Римо обнаружил, что рядом с ним сидит черный подросток, внимательно разглядывающий книжку-раскраску у себя на коленях. На раскрытой странице был изображен Поросенок Порки, нюхающий цветок на фоне сарая. Мальчишка достал из кармана рубашки цветной мелок, раскрасил одну из толстых ляжек Порки в розовый цвет и убрал мелок. Потом достал зеленый и раскрасил крышу сарая. Убрал зеленый, снова достал розовый и принялся раскрашивать другую ляжку поросенка. Римо через плечо парня следил за его работой. - У тебя здорово получается,- похвалил он его. - Ага, я лучший в классе по искусству-ведению. - Это заметно. Ты почти не вылезаешь за контуры рисунка. - Иногда трудно, когда линии близко, а кончик у мелка толстый и не влезает. - Ну и что ты тогда делаешь?- поинтересовался Римо. - Беру мелок, у кого он острый, и он влезает между черточками. - А ему ты отдаешь свой старый мелок? Мальчишка посмотрел на Римо - на лице его было написано явное недоуме- ние, словно Римо говорил на языке, которого мальчишка никогда не слышал. - Это еще зачем? Старый выбрасываю. Вы кто общественник или что? - Нет, но иногда мне хотелось бы им стать. - Смешно как-то говорите. "Мне хотелось бы" - как это? - Это называется английский язык. - А. Вот что Вас как? - Бвана Сахиб,- сказал Римо. - Вы тоже сын великого арабского короля? - Я прямой потомок великого арабского короля Покахонтаса. - Великие арабские короли, они черные,- хмыкнул парень. Он-то знает его не одурачить. - А я по материнской линии,- объяснил Римо Возвращайся к своей раскра- ске. - Ничего. Мне ее к завтра. Римо покачал головой. Сидящая за столом черная женщина по-прежнему глядела на обложку "Журнала черного совершенства и черной красоты" Дверь кабинета Шокли слегка приоткрылась, и Римо услышал голоса. - Ублюдок! Крыса!- кричала женщина.- Дискриминация! Несправедливость! Дверь распахнулась, и в проеме, спиной к Римо, показалась кричавшая. Она размахивала кулаком, адресуя свой гнев внутрь кабинета. У женщины были огромные толстые ляжки, сотрясавшиеся под цветастым хлопчатобумаж- ным платьем. Ягодицы ее напоминали небольшой холм с седловиной. Движения рук поднимали волны в океане жира, свисавшего с ее мощных бицепсов. Голос в глубине комнаты что-то негромко произнес. - Все равно крысиный ублюдок!- отозвалась женщина.- Если бы не эта штука, я бы тебе показала! Она развернулась и сделала шаг в сторону Римо Если бы ненависть имела электрический заряд, глаза женщины извергали бы потоки искр. Губы у нее были плотно сжаты, а ноздри яростно раздувались. Римо собрался было бежать, пока этот мастодонт его не раздавил. Но же- нщина остановилась рядом с мальчишкой, раскрашивавшим поросенка. - Пошли, Шабазз. Пошли домой. Мальчишка как раз спешил закончить раскрашивание правой передней ноги Порки. Римо слышал, как скрипят его сжатые от старания зубы. Женщина не стала ждать - со всего размаху она врезала мальчишке кулаком по уху. Ме- лок полетел в одну сторону, книжка-раскраска - в другую. - Ну, ма, чего ты? - Пошли прочь отсюда! Этот ублюдок не хочет передумать о твоем аттес- тате. - Вы хотите сказать, что ваш сын не получит аттестат?- спросил Римо.- Его что, оставляют на второй год?- Неужели в этом мире еще осталось хоть немного здравого смысла? Женщина посмотрела на Римо как на жареную свинину, провалявшуюся целую ночь на платформе подземки. - Вы что несете? Шабазз - он говорил речь от имя класса в начале года. У него награды. - Тогда в чем проблема?- поинтересовался Римо. - Проблема? Проблема - Шабаззу время до пятнадцатого мая. А ублюдок Шокли не хочет изменить дату выпуска и перенести на пораньше, чтоб Ша- базз успел получить аттестат раньше, чем сядет в тюрьму. Ему трубить пять лет за грабеж. - Это, должно быть, страшно обидно, после того как Шабазз столько тру- дился, раскрашивая такие сложные рисунки. - Точно,- ответила мамаша.- Пошли, Шабазз, из этого ублюдского места. Шабазз вскочил на ноги. Шестнадцатилетний парень ростом был выше Римо. Рядом с матерью он выглядел как карандаш, прислонившийся к точилке. Он последовал за матерью прочь. Мелок и книжка остались лежать на по- лу. Римо поднял их и положил на маленький столик, рядом с лампой, прик- репленной к столу огромными стальными болтами. Римо глянул через стойку на женщину, все еще рассматривавшую обложку "Журнала черного совершенства и черной красоты". Ее толстые губы медлен- но шевелились, как будто она пыталась раздавить ими крохотную рыбку. На- конец она тяжело вздохнула и раскрыла журнал на первой странице. - Извините,- обратился к ней Римо.- Можно мне теперь войти? Женщина с шумом захлопнула журнал. - Ч-черт!- выругалась она.- Всегда мешают. Придется опять все сначала. - Я вас больше не побеспокою,- пообещал Римо.- Я буду вести себя тихо. - Да уж, слышь? Идите, если охота. Кабинет доктора Шокли состоял из двух частей. Одна, в которой находил- ся Римо, представляла собой комнату с голыми стенами и тремя стульями, намертво привинченными к покрытому пластиком полу. К полу же был прикле- пан и торшер с прочной металлической решеткой вокруг лампочки. В другой части кабинета за столом восседал сам Шокли. За его спиной возвышались стеллажи с книгами, магнитофонами и африканскими статуэтка- ми, сработанными в штате Иллинойс. А между двумя частями была перегород- ка - прочная стальная сетка с мелкими ячейками. Она простиралась от сте- ны до стены, от пола до потолка, надежно защищая Шокли от любого посети- теля. Рядом с его столом в перегородке была металлическая дверь. С внут- ренней стороны он была заперта на огромный пуленепробиваемый замок. Сам Шокли оказался элегантным негром с прической "афро" умеренных раз- меров и пронзительными глазами. На нем был серый костюм в тонкую полос- ку, розовая рубашка и галстук с черным узором. Узкое запястье украшали небольшие золотые часы "Омега". Римо также отметил про себя тщательно ухоженные ногти Шокли. Руки Шокли лежали на столе ладонями вниз. Рядом с правой рукой находи- лся "магнум" 357-го калибра. Римо пришлось взглянуть на оружие дважды, прежде чем он поверил своим глазам. На резной деревянной рукоятке писто- лета были зарубки! Шокли приветливо улыбнулся, когда Римо подошел к перегородке. - Прошу вас, садитесь. Говорил он слегка в нос, словно утомленно, но абсолютно чисто. Такими вроде бы слегка простуженными голосами говорят выпускники старых универ- ситетов Повой Англии - как бы сокращая слова, будто они недостойны долго оставаться во рту говорящего. - Благодарю вас,- сказал Римо. - Чем могу быть вам полезен? - Я друг семьи. Пришел навести справки об одном из ваших учеников. Его имя - Тайрон Уокер. - Тайрон Уокер? Тайрон Уокер? Одну минутку... Шокли нажал встроенную в стол панель, и слева на столе вырос телемони- тор. Главный методист перебрал несколько кнопок на клавиатуре компьюте- ра, и Римо заметил, как в глазах его отразилось мерцание экрана. - А, ну да. Тайрон Уокер.- Шокли посмотрел на Римо с улыбкой любви и благоволения.- Вам будет приятно узнать, мистер... э-э... мистер? - Сахиб,- представился Римо.- Бвана Сахиб. - Так вот, мистер Сахиб, вам будет приятно узнать, что у Тайрона прек- расная успеваемость. - Прошу прошения?- не поверил своим ушам Римо. - У Тайрона Уокера прекрасная успеваемость. - Тайрон Уокер - это живая бомба замедленного действия,- сказал Римо.- Вопрос только в том - когда именно он взорвется и причинит вред окру- жающим. Он абсолютно безграмотен и вряд ли умеет пользоваться даже уни- тазом. Какие у него могут быть успехи? Говоря это, Римо приподнялся со стула, и рука Шокли медленно потяну- лась к "магнуму". Римо сел, и Шокли снова успокоился. - В школе у него все в порядке, мистер Сахиб. Компьютеры никогда не лгут. Тайрон - лучший ученик в языковых искусствах, один из лучших - в графическом изображении слова, и в числе двадцати процентов лучших в ба- зовом вычислительном мастерстве. - Дайте-ка я попробую догадаться,- сказал Римо. Это чтение, письмо и арифметика? Шокли слегка улыбнулся: - Ну что ж, в былые времена это называлось так. До того, как мы приня- ли на вооружение новые, передовые методы обучения. - Назовите хоть один,- сказал Римо - Все это изложено в одной из моих книг - Шокли повел рукой в сторону стеллажа с книгами у себя за спиной.- "Приключения в стране образования. Ответ на проблему расизма в школе" - Это вы написали?- сносил Римо - Я написал все эти книги, мистер Сахиб,- скромно ответил Шокли.- "Ра- сизм под судом", "Неравенство в классе", "Черное культурное наследие и его роль в обучении", "Уличный английский - веление времени". - А вы написали что-нибудь о том, как учить детей читать и писать? - Да. Моей лучшей работой считается "Уличный английский - веление вре- мени". В ней говорится о том, что настоящий английский - это язык черно- го человека, и о том, как белые властные структуры превратили его в неч- то, чем он никогда не должен был стать, и тем самым дети черных гетто оказались в крайне невыгод ном положении. - Это идиотизм! - Да неужто? Известно ли вам, что слово "алгебра" - арабского происхо- ждения? А арабы, разумеется, черные. - Им будет очень интересно это узнать,- заметил Римо.- Ну, и как вы предлагаете изменить это невыгодное положение детей черных гетто в плане английского языка? - Следует вернуться к изначальному, истинному английскому языку. Улич- ному английскому. Черному английскому, если хотите. - Другими словами, раз эти неучи не умеют говорить правильно, давайте превратим их глупость в стандарт, на который должны равняться все ос- тальные, так? - Это расизм, мистер Сахиб!- гневно возразил Шокли. - Насколько я смог заметить, сами вы не говорите на уличном англий- ском. Почему же, если он такой уж святой и чистый? - Я получил докторскую степень в области образования в Гарварде,- заявил Шокли, и ноздри его при этом сжались, а нос стал уже. - Это не ответ. Получается, что вы не говорите на уличном английском, так как сами вы для этого слишком образованны. - Уличный английский - прекрасный язык для общения на улице. - А что, если они захотят уйти с улицы? Что, если им понадобится уз- нать что-то еще, кроме ста двадцати семи способов рукопожатия с похлопы- ванием в ладоши и притопыванием? Что будет, если они окажутся в реальном мире, где большинство говорит на нормальном английском? Они будут выгля- деть тупыми и отсталыми, как ваша секретарша. Римо махнул рукой в сторону двери, и перед его мысленным взором пред- стала женщина, все еще мучительно сражающаяся с шестью словами на облож- ке "Журнала черного совершенства и черной красоты". - Секретарша?- переспросил Шокли. Брови его изогнулись, как два вопро- сительных знака. - Да. Та женщина, в приемной. Шокли усмехнулся. - А, вы, наверное, имеете в виду доктора Бенгази. - Нет, я не имею в виду никакого доктора. Женщина в приемной, которая не умеет читать. - Высокая женщина? Римо кивнул. - Густые курчавые волосы?- Шокли округлил руки над головой. Римо кивнул. Шокли кивнул в ответ. - Конечно, Доктор Бенгази. Наш директор. - Храни нас Боже! Долгие несколько секунд Римо и Шокли молча смотрели друг на друга. На- конец Римо сказал: - Раз никто не хочет научить этих ребят читать и писать, то почему бы их не научить каким-нибудь ремеслам? Пусть станут сантехниками, или пло- тниками, или шоферами грузовиков, или еще кем-то. - Как быстро вы решили обречь этих детей на прозябание в мусорной ку- че! Почему они не должны получить свою долю всех богатств Америки? - Тогда почему, черт побери, вы не готовите их к этому?- спросил Ри- мо.- Научите их читать, ради Христа! Вы когда-нибудь оставляли ребенка на второй год? - Оставить на второй год? Что это означает? - Ну, не перевести его в следующий класс, потому что он плохо учится. - Мы полностью избавились от этих рудиментов расизма в процессе обуче- ния. Тесты, интеллектуальные коэффициенты, экзамены, табели, переводы из класса в класс. Каждый ребенок учится в своей группе, где он чувствует себя в родном коллективе и где ему прививается вкус к общению ради пос- тижения высшего смысла его собственного предначертания и в соответствии с опытом его народа. - Но они не умеют читать,- напомнил Римо. - По-моему, вы несколько преувеличиваете значение этого факта,- сказал Шокли с самодовольной улыбкой человека, пытающегося произвести впечатле- ние на пьяного незнакомца, сидящего рядом за стойкой бара. - Я только что видел парня, который в начале года выступал с при- ветственной речью. Он не умеет даже раскрашивать. - Шабазз - очень способный мальчик. У него врожденная нацеленность на успех. - Он вооруженный грабитель! - Человеку свойственно ошибаться. Богу свойственно прощать,- заметил Шокли. - Так почему бы вам его не простить и не изменить дату выпуска?- спро- сил Римо. - Не могу. Я на днях уже перенес дату выпуска, и теперь никакие изме- нения недопустимы. - А почему вы перенесли дату? - Иначе некому было бы выступить с прощальной речью. - Так, а этого парня за что сажают?- поинтересовался Римо. - Это не парень, а девушка, мистер Сахиб. Нет-нет, ее не отправляют в тюрьму. Напротив, ей предстоит испытать великое счастье материнства. - И вы перенесли дату выпуска, чтобы она но разродилась прямо на сце- не? - Как грубо!- сказал Шокли. - А вам никогда не приходило в голову, мистер Шокли... - Доктор Шокли. Доктор. - Так вот, доктор Шокли, вам никогда не приходило в голову, что именно ваши действия довели вас до этого? - До чего? - До того, что вы сидите, забаррикадировавшись в своем кабинете за ме- таллической решеткой, с пистолетом в руках. Вам никогда не приходило в голову, что если бы вы обращались с этими детьми, как с людьми, имеющими свои права и обязанности, то они бы и вели себя, как люди? - И вы полагаете, что лучшее средство - это "оставить их на второй год", как вы изволили выразиться? - Для начала - да. Может быть, если остальные увидят, что надо рабо- тать, они начнут работать. Потребуйте от них хоть чего-нибудь. - Оставив их на второй год? Хорошо, попробуем себе это представить. Каждый год, в сентябре, мы набираем в первый класс сто детей. Теперь до- пустим, я должен оставить на второй год их всех, потому что они учатся неудовлетворительно и показали плохие результаты на каком-нибудь там экзамене... - Например, по умению пользоваться туалетом,- прервал его Римо. - Если бы я оставил на второй год все сто человек, тогда в следующем сентябре у меня было бы двести человек в первом классе, а на следующий год - триста. Это никогда бы не кончилось, и спустя несколько лет у меня была бы школа, в которой все дети учатся в первом классе. Римо покачал головой. - Вы исходите из того, что все они останутся на второй год. Вы на са- мом деле не верите, что этих детей можно научить читать и писать, не так ли? - Они могут постичь красоту черной культуры, они могут узнать все бо- гатство своего бытия в Америке, они могут узнать, как они сумели проти- востоять деградации и вырваться из белого рабства, они могут научиться... - Вы не верите, что их можно чему бы то ни было научить,- повторил Ри- мо и встал.- Шокли, вы расист, вы знаете это? Вы самый убежденный ра- сист, какого мне когда-либо доводилось встречать. Вас устраивает все что угодно, любая чушь, которую несут эти дети, поскольку вы уверены, что на лучшее они не способны. - Я? Расист?- Шокли рассмеялся и показал на стену.- Вот награда за претворение в жизнь идеалов братства, равенства, за пропаганду совер- шенства черной расы, врученная мне от благодарного сообщества Советом чернокожих священников. Так что не надо о расизме. - Что говорит компьютер, где сейчас Тайрон? Шокли посмотрел на экран, потом нажал еще какую-то клавишу. - Комната сто двадцать семь. Класс новейших методов общения. - Хорошо,- сказал Римо.- Пойду на звуки хрюканья. - Мне кажется, вы не вполне понимаете цели современной системы образо- вания, мистер Сахиб. - Давайте лучше кончим разговор, приятель,- сказал Римо. - Но вы... И вдруг Римо прорвало. Эта мучительная беседа с Шокли, глупость чело- века, во власть которому отданы сотни молодых жизней, явное лицемерие человека, который считал, что раз дети живут в сточной канаве, то единственное, что надо сделать,- это освятить канаву благочестивыми ре- чами,- все это переполнило Римо, как чересчур сытная пища, и он по- чувствовал, как желчь подступает к горлу. Во второй раз меньше чем за двадцать четыре часа он потерял контроль над собой. Прежде чем Шокли успел среагировать, Римо выбросил вперед руку и прор- вал дыру шириной в фут в стальной сетке. Шокли лихорадочно пытался нащу- пать свой "Магнум-357", но его на месте не оказалось. Он был в руках этого сумасшедшего белого, и Шокли с ужасом увидел, как Римо переломил пистолет пополам, посмотрел на ставшие бесполезными обломки и швырнул их на стол перед Шокли. - Получай,- сказал он. Лицо Шокли исказила гримаса страдания, словно кто-то впрыснул ему в ноздри нашатырный спирт. - Зачем вы так? - Вставьте этот эпизод в свою новую книгу об этнических корнях белого расизма в Америке,- посоветовал Римо.- Это название книги. Дарю. Шокли взял в руки обе половинки пистолета и тупо уставился на них. Ри- мо показалось, что он сейчас заплачет. - Не надо было так делать,- произнес Шокли, мгновенно потеряв аристок- ратический выговор, и перевел злобный взгляд на Римо. Римо пожал плечами. - Чего мне теперь делать?- возопил Шокли. - Напишите еще одну книгу. Назовите ее "Разгул расизма". - У меня родительское собрание сегодня днем, а что я теперь без "пуш- ки"? - Перестаньте прятаться за этой перегородкой, как полено в камине, вы- йдите и поговорите с родителями. Может быть, они скажут вам, что они хо- тели бы, чтобы их дети научились читать и писать. Пока! Римо направился к двери, но, услышав бормотание Шокли, остановился. - Они меня прикончат. Прикончат. О, Господи, они меня кокнут, а я без "пушки". - Да, плохи твои дела, дорогой,- сказал Римо на прощанье. Когда Римо разыскал Тайрона Уокера, он не сразу понял, попал ли он в комнату номер сто двадцать семь или на празднование шестой годовщины во- ссоединения Семейства Мэнсона. Так называла себя банда последователей Чарльза Мэнсона. Под его руководством банда совершила ряд убийств, пот- рясших весь мир жестокостью и абсолютной бессмысленностью. В классе было двадцать семь черных подростков - предельное число, ус- тановленное законодательством штата, потому что большее число учеников неблагоприятно сказалось бы на результатах обучения. Полдюжины из них сгрудились у подоконника в дальнем углу класса и передавали из рук в ру- ки самодельную сигаретку. В комнате витал сильный горьковатый запах ма- рихуаны. Трое подростков забавлялись тем, что метали нож в портрет Мар- тина Лютера Кинга, прикрепленный клейкой лентой к отделанной под орех стене класса. Большинство учеников развалилось за столами и на столах, закинув ноги на соседние парты. Транзистор на предельной громкости выда- вал четыре самых популярных шлягера недели: "Любовь - это камень", "Ка- мень любви", "Любовь меня обратила в камень" и "Не обращай в камень мою любовь". Шум а классе стоял такой, словно полдюжины симфонических оркес- тров настраивали свои инструменты одновременно. В тесном автобусе. У стены стояли три сильно беременные девицы. Они болтали, хихикали и распивали пинту муската прямо из бутылки. Римо поискал глазами Тайрона и нашел - парень сладко спал, распластавшись на двух столах. Появление Римо вызвало несколько любопытных взглядов, но школьники не сочли его достойным особого внимания и с презрением отвернулись. Во главе класса, за столом, склонявшись над кипой бумаг, восседала же- нщина с отливающими стальным блеском волосами, мужскими часами на запяс- тье и в строгом черном платье. К учительскому столу была прикручена таб- личка: "Мисс Фельдман". Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая за ее действиями. Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху на каждом листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она просматривала, были девственно-чистыми, если не считать имени вверху страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккурат- но выводила оценку "4". На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули. На этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для пущей выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду ввер- ху страницы. Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо, вздохнула с облегче- нием. - Что вы делаете?- спросил он. Она улыбнулась, но ничего не ответила. - Что вы делаете?- повторил Римо. Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего странного, подумал Римо. Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме. Потом он понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты. Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев класса ударили по ее барабанным перепонкам. - Я спросил, что вы делаете? - Проверяю контрольную работу. - Чистый лист - четверка, каракули - пятерка?! - Надо поощрять усердие,- пояснила мисс Фельдман. Ей пришлось приг- нуться - мимо ее головы просвистела книга, брошенная из дальнего конца класса. - А что за контрольная?- полюбопытствовал Римо. - Основы языкового искусства,- ответила мисс Фельдман. - Что это означает? - Алфавит. - Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сда- ли чистые листы. И получили четыре балла. Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад через плечо, как бы опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три дюйма между ее спиной и стеной. - И сколько лет вы этим занимаетесь?- спросил Римо. - Я работаю учителем тридцать лет. - Вы никогда не были учителем,- сказал Римо. Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай - добрыми делами, тяже- лым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого ученика. Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз, когда он вспоминал о ней, он почти физически ощущал боль в костяшках пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда счита- ла, что он проявляет недостаточно усердия. - И сколько вы тут получаете?- спросил Римо. - Двадцать одну тысячу триста двенадцать долларов,- ответила мисс Фельдман. Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто долла- ров сразу. - Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей?- спросил Римо. - Вы из местного совета по школьному образованию?- с подозрением спро- сила мисс Фельдман. - Нет. - Из городского совета? - Нет. - Из налогового управления? - Нет. - Из службы суперинтенданта штата? - Нет. - Из федерального министерства образования? - Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему не учите этих детей. - Сам по себе? - Да. - Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе восемь лет. В первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три ра- за. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные оценки двум третям класса, и у моего автомобиля прокололи шины. За вторую кон- трольную я поставила шесть "неудов", и мою машину сожгли. Следующая кон- трольная, новые "двойки", и, пока я спала, моей собаке перерезали горло прямо в квартире. Потом родители выставили пикеты у школы, протестуя против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми. Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупнос- ти, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова приступила к работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор у меня не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне остава- лось делать, как вы полагаете? - Вы могли бы учить их,- сказал Римо. - Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот класс и карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует,- сказала мисс Фельдман.- Камни не таскают в карманах ножи. Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно вы- писаны пять рядов - по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила выс- шую оценку - пять с плюсом - и приклеила четыре золотые звезды. - Это она будет выступать с прощальной речью?- догадался Римо. - Да. Она всегда забывает о букве "W". - А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они бы научились?- спросил Римо. - Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне,- ответила мисс Фельдман.- Это - старший класс. Если они неграмотны, когда попадают сю- да, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно бы- ло бы чему-то научить. Если бы все просто поняли, что неудовлетвори- тельная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных в рабство. Но это надо делать в младших классах. Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезин- ка. - И этого не делают,- сказал он. - Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, ко- торые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика - неважно, черного или белого. До чего мы докатились! - Я друг Тайрона. Как он? - По сравнению с кем? - С остальными. - Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится во- семнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит. - Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых? Ос- тавили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых? - Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с малышами и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их ду- мать. - Вы говорите, почти как учительница. Мисс Фельдман грустно посмотрела на него. - Почти,- согласилась она. Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу Парень пробудился ото сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы. - Пошли, дурачина,- сказал Римо.- Пора домой. - Звонок звонить?- спросил Тайрон. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Столь редкое событие, как визит Тайрона Уокера в школу, не прошло мимо внимания некоего Джеми Рикется, он же - Али Мухаммед, он же - Ибн-Фару- ди, он же Ага Акбар, он же - Джимми-Бритва. Джеми перекинулся парой фраз с Тайроном, затем покинул школу имени Малькольма, Кинга и Лумумбы, угнал первую попавшуюся ему незапертую ма- шину, проехал двенадцать кварталов и оказался на Уолтон-авеню. В бильярдном зале он отыскал вице-канцлера Саксонских Лордов и сообщил ему о том, что Тайрон, по его собственным словам, провел ночь в отеле "Плаза" на Манхэттене. Вице-канцлер Саксонских Лордов направился в бар на углу и передал эту информацию заместителю помощника регента Саксон- ских Лордов, а тот в свою очередь заместителю министра войны. Вообще-то у Саксонских Лордов имелся только министр войны, без заместителя. Но ти- тул "заместитель министра войны", по единодушному решению, звучал длин- нее и внушительнее, чем просто "министр войны". Заместитель министра войны передал сообщение помощнику канцлера Сак- сонских Лордов, которого он нашел спящим в выгоревшем здании прачечной самообслуживания. Двадцать пять минут спустя помощник канцлера отыскал Пожизненного Ру- ководителя Саксонских Лордов, который спал на голом матрасе в пустующем доме. Пожизненный Руководитель, вступивший в должность меньше двенадцати ча- сов назад, сразу после неожиданной кончины на школьном дворе предыдущего Пожизненного Руководителя, знал, что делать. Он встал с матраса, стрях- нул с одежды все, что по ней ползало, и вышел на улицу На Уолтон-авеню, он добыл десять центов у первого встречного - пожилого негра, тридцать семь лет прослужившего ночным сторожем и в данный момент возвращавшегося домой с работы. Монетка была нужна Пожизненному Руководителю для того, чтобы позвонить в Гарлем. - Да пребудет с вами милость Господня,- ответила трубка. - Ага,- согласился Пожизненный Руководитель.- Я узнал где. - А!- обрадовался преподобный Джосайя Уодсон.- И где? - В отеле "Плаза", в центре. - Отлично,- сказал Уодсон.- Ты знаешь, что делать. - Знаю. - Хорошо. Возьми с собой лучших людей. - Все мои люди - лучшие люди. Нет только Бо-Бо Пикенса. Он все еще в Ньюарке. - Не перепутай ничего,- напутствовал его Уодсон. - Не-а. Не перепутаю. Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов повесил трубку телефона-ав- томата в маленькой кондитерской. А потом - поскольку был Пожизненным Ру- ководителем, а руководители должны показывать свою власть - вырвал труб- ку вместе со шнуром из корпуса телефона. Посмеиваясь, он вышел из лавки и направился собирать команду из своих самых-самых лучших людей. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - Мы куда?- спросил Тайрон. - Назад в гостиницу. - Чо-ррт! Чего ты меня не отпустишь? - Я решаю, убить тебя или нет. - Это нечестно. Я тебе ничего не делать. - Тайрон, само твое существование на этой земле меня оскорбляет. А те- перь заткнись. Я хочу кое-что обдумать. - Черт, это глупо. - Что глупо? - Хотеть думать. Никто не хочет. Просто думают - и все. Сами собой. - Закройся, пока я тебя не закрыл. Тайрон закрылся и забился подальше в угол заднего сиденья такси. В то время, когда такси направлялось в сторону Манхэттена, четверо че- рнокожих молодых людей шли по коридору шестнадцатого этажа отеля "Пла- за", к номеру, где, как сообщил им брат по крови - мальчик-рассыльный,- остановились белый и старик-азиат. Тайрон сидел спокойно целую минуту, потом не выдержал. - Мне там не нравится,- сообщил он. - Почему? - Кровать, она жесткая. - Какая кровать? - Большая белая кровать без матраса. Жесткая, и спина болит, и вообще. - Кровать?- удивился Римо. - Ага. Ой, черт. - Большая жесткая белая кровать? - Ага. - Большая жесткая белая кровать, которая загибается вверх по краям?- уточнил Римо. - Ага. Она. - Это ванна, губошлеп. Закройся. В то время как Римо и Тайрон обсуждали новейшие достижения в области оборудования ванных помещений, Пожизненный Руководитель Саксонских Лор- дов взялся за ручку двери номера 1621 в "Плазе", легонько повернул ее и обнаружил, что дверь не заперта. Торжествуя, он улыбнулся жемчужной улы- бкой трем своим спутникам, которые ответили ему ухмылками и поглажива- нием своих медных кастетов и налитых свинцом дубинок. Такси проскакало по ухабистому мосту на Виллис-авеню и въехало в севе- рную часть Манхэттена. Трясясь в такт толчкам и прыжкам машины по разби- той мостовой, Римо размышлял о том, осталось ли в Америке хоть что-то, что функционирует нормально. Дорогу, по которой они ехали, казалось, не ремонтировали со дня пос- тройки. Мост выглядел так, словно его никогда не красили. Шкалы никого ничему не учили, а полиция не обеспечивала соблюдения законов. Он выглянул в окно - по обеим сторонам дороги стояли ровные вереницы зданий - дома-трущобы без лифтов, фабрики, мастерские. Все обращалось в прах и тлен. Ничто в Америке больше не функционировало нормально. Тем временем Пожизненный Руководитель широко распахнул дверь номера 1621. Прямо перед ним на полу сидел пожилой азиат и яростно царапал по пергаменту гусиным пером. Жидкие пряди волос обрамляли его голову. Под подбородком болталось некое подобие редкой бороденки. Шея его со спины выглядела тонкой и костлявой, свернуть ее - плевое дело. Выступающие из- -под желтой хламиды запястья азиата были тонки и хрупки, как у хилой старушонки. Наверное, тогда, ночью, во дворе школы у старикана была пал- ка, ею он и толкнул одного из Лордов, подумал новый Пожизненный Руково- дитель. Но то были малые дети. А теперь он познакомится с настоящими Са- ксонскими Лордами. - Войдите и закройте дверь,- произнес Чиун, не оборачиваясь.- Добро пожаловать в нашу обитель.- Голос его звучал мягко и приветливо. Пожизненный Руководитель знаком велел сподвижникам войти внутрь, зак- рыл дверь и с улыбкой указал глазами на старика. Это будет несложно. Ла- комый кусочек, этот косоглазый придурок. Просто конфетка. В такси, повернувшем к югу на ист-сайдский проспект Франклина Делано Рузвельта, Тайрон начал шевелить губами - он пытался сформулировать ка- кое-то предложение Но мозг Римо напряженно работал. Он почти пришел к важной мысли и не хотел, чтобы Тайрон ему мешал. Поэтому он прикрыл ла- донью рот Тайрона и не стал убирать руку. Всего несколько лет тому назад мэр-либерал, которого так любила город- ская пресса, покинул свой пост, и вскоре после этого одна из самых глав- ных эстакад города рухнула. И хотя этот мэр, как утверждалось, истратил на ремонт автострады миллионы, никому не было предъявлено обвинение, ни- кто не сел в тюрьму, никому, казалось, не было до этого никакого дела. Спустя еще некоторое время выяснилось, что та же администрация урезала выплаты в пенсионный фонд, поскольку при расчете суммы средств, необхо- димых на социальные нужды, пользовалась данными начала века, когда сред- няя продолжительность жизни была на двенадцать лет меньше. И до этого никому не было дела. В любом другом городе немедленно собралось бы Большое жюри, губернатор назначил бы расследование, мэрия создала бы специальную комиссию. Нью- Йорк просто зевнул и продолжал жить по-прежнему, а политические деятели даже попытались выдвинуть кандидатуру бывшего мэра, самого бездарного в длинной веренице бездарных мэров, на пост президента Соединенных Штатов. Кого в Нью-Йорке могло оскорбить или расстроить чье-то там недостойное поведение? Ведь изо дня в день кругом совершалось столько неблаговидных поступков. - Почему так?- спросил себя Римо, и тут его осенило. Разве вся Америка так плоха? Разве Америка разваливается на части? Там, на просторах страны, раскинувшейся на три тысячи миль, есть полити- ки и государственные чиновники, которые пытаются добросовестно исполнять свои обязанности. Есть полицейские, которых больше интересует поимка преступников, чем организация специальных курсов для обучения населения тому, как самым удачным способом стать жертвой ограбления. Есть дороги, которые содержатся в хорошем состоянии, чтобы люди имели шанс добраться до места назначения вместе с коробкой передач своего автомобиля Учителя, которые пытаются чему-то научить своих учеников. И очень часто им это удается Фиаско потерпела не Америка. Не Америка разваливается на части. Это Нью-Йорк - город, где жизненные запросы людей постоянно снижаются, го- род, жители которого добровольно согласились принять уровень жизни, худ- ший, чем где бы то ни было в стране. Где люди добровольно отказываются от права покупать товары по низким ценам в супермаркете и вместо этого поддерживают лавочников своего квартала - тех самых лавочников, у кото- рых цены такие, что рядом с ними страны-экспортеры нефти выглядят благо- детелями человечества. Где люди спокойно смирились с тем, что езда на расстояние в пять кварталов у них отнимает не меньше сорока пяти минут. Где люди отказались от права иметь автомобиль, потому что его негде при- парковать, и нет дорог, по которым можно ехать без ущерба для машины, и, кроме того, даже автомобиль не гарантирует безопасности на улицах. Где люди полагают, что для борьбы с преступностью необходима служба самообо- роны в каждом квартале, забывая о том, что в большинстве городов с прес- тупностью борется полиция. И нью-йоркцы примирились с этим и улыбаются друг другу на коктейлях, а обувь их при этом воняет собачьим пометом, который покрывает город слоем толщиной в семь дюймов, и чокаются бокалами с белым вином, и говорят, что просто не могли бы жить ни в каком другом месте на земле. Когда каждые восемнадцать месяцев Нью-Йорк оказывается банкротом после очередного приступа безумного расточительства, политические деятели го- рода любят твердить всей стране - одновременно с этим протягивая руку за милостыней,- что Нью-Йорк - это душа и сердце Америки. Но это не так, думал Римо. Это лишь пасть Америки, пасть, ни на минуту не умолкающая, постоянно треплющаяся по телевидению, по радио, в журна- лах и газетах, так что даже люди, живущие где-нибудь на Среднем Западе, приходят к выводу, что раз уж Нью-Йорк так плох, то значит - о Господи!- и вся страна такова же. Но это не так, подумал Римо. Америка функционирует. Не функционирует только город Нью-Йорк. Но Нью-Йорк и Америка - не одно и то же. И это помогло ему несколько более снисходительно взглянуть на свою ра- боту. - Можешь говорить,- сказал Римо, убирая руку со рта Тайрона. - Я забыл, что хотел сказать. - Прибереги эту мысль,- посоветовал Римо. В тот момент, когда такси съехало с проспекта имени Рузвельта на Трид- цать четвертую улицу, направляясь на запад, а потом свернуло снова на север - шофер решил сделать крюк, чтобы содрать с пассажиров лишние семьдесят центов,- Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов положил тяжелую лапу на плечо старику-азиату в номере 1621 в отеле "Плаза" - Так, хиляк косоглазый,- сказал он.- Пойдешь с нами. Ты и эта белая вонючка, твой напарник. Для пущей выразительности он потряс сидящего на полу старика за плечо. Точнее - хотел потрясти. Ему показалось немного странным, что хрупкое - меньше сотни фунтов весом - тело не шелохнулось. Старик-азиат посмотрел на Пожизненного Руководителя, потом на руку у себя на плече, потом снова на Руководителя и улыбнулся. - Теперь ты покинешь этот мир счастливым человеком,- милостиво произ- нес он.- Ты коснулся самого Мастера Синанджу. Пожизненный Руководитель захихикал. Этот желтомордый старик говорит смешно. Как эти вонючие педики-профессора по телевизору, всегда треплют- ся, треплются, а чего треплются - черт их знает! Он снова захихикал. Он покажет этому косоглазому старику пару штучек, вот здорово-то будет. Сильно здорово! Он выхватил из заднего кармана брюк дубинку со свинцовым набалдашни- ком, как раз когда шестнадцатью этажами ниже такси подъехало к парадному подъезду отеля "Плаза" на Шестидесятой улице. Римо расплатился с шофером и повел Тайрона Уокера по широкой каменной лестнице в вестибюль шикарного отеля. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Коридоры отеля всегда полны разнообразных звуков. Кто-то смотрит теле- визор, кто-то, одеваясь, поет. Льется вода в ваннах и унитазах, гудят кондиционеры. В отеле "Плаза" ко всем этим звукам добавлялся шум улично- го движения. Чтобы различить каждый отдельный звук, надо было сфокусиро- вать слух - так, как большинство людей фокусирует взгляд. Когда Римо с Тайроном поднялись в лифте на шестнадцатый этаж, Римо сразу же услышал звуки в номере 1621. Он различил голос Чиуна, различил и другие голоса. Три, возможно - четыре. Римо втолкнул Тайрона в комнату. Чиун стоял у окна, спиной к улице. Его силуэт выделялся черным пятном на фоне яркого солнечного света, про- никавшего сквозь тонкие занавески. На полу лицом к Чиуну, чинно сложив руки на коленях, сидели три моло- дых человека в синих джинсовых куртках Саксонских Лордов. В углу лежал еще один молодой человек, и по тому, как неуклюже вывер- нулись его конечности, Римо понял, что этому уже поздно беспокоиться о том, где держать руки. Вокруг него в беспорядке была разбросана целая коллекция дубинок и медных кастетов. Чиун кивнул Римо и продолжал свою речь. - Продолжим,- сказал он.- Повторите: "Я буду соблюдать закон". Трое черных юнцов хором произнесли нечто вроде: "Иабутсублидадьдза- кон". - Нет, нет, нет,- сказал Чиун.- Давайте вместе со мной. Я, а не "иа". - Я,- медленно, с трудом произнесли трое. - Очень хорошо,- похвалил их Чиун.- А теперь: буду соблюдать. Не суб- лидать. Соблюдать. - Я буду соблюдать. - Верно. А теперь: закон. Не дзакон. З-з-з. Кончик языка находится ря- дом с краем верхних зубов, но не надо его прикусывать. Вот так,- проде- монстрировал он,- за-за-за. За-кон. - За-кон,- медленно сказали трое юнцов. - Отлично. А теперь все целиком. Я буду соблюдать закон. - Иабутсублидадьдзакон. - Что?!- завопил Чиун. Римо расхохотался - Черт побери! По-моему, у наших Элиз Дулитл все получается превосход- но. Пора выводить в свет. - Тихо... вонючка.- Чиун сплюнул и устремил на молодых людей взгляд карих глаз.- Так, снова. Но на этот раз правильно. - Я. Буду. Соблюдать. Закон,- медленно и тщательно выговорили трое па- рней - Еще раз. - Я буду соблюдать закон.- На этот раз получилось быстрее. - Очень хорошо,- сказал Чиун. - Мы пойдем, масса? - Не масса. Мастер. Мастер Синанджу - Братья,- произнес Тайрон. Трое черных юношей развернулись и уставились на него. В глазах их был написан ужас, и даже радость встречи с другом Тайроном этот ужас не раз- веял