ляделся в лицо капитана: не врет ли? Вроде непохоже. - Где он сейчас? - спросил Макклири. - Вон там, под деревом. С места, где стоял Макклири, была видна чья-то широкая грудь, да еще надвинутая на лицо каска. - Оставьте охрану у этих бумаг, - сказал он капитану, неторопливо подошел к спящему и склонился над ним. Ударом ноги, достаточно точным, чтобы не нанести увечья, Макклири сшиб каску с головы спящего. Солдат мигнул и лениво приподнял вот эти самые веки. - Имя! - отрывисто сказал Макклири. - Вы кто? - Я - майор. Чтобы не создавать лишних проблем с субординацией, Макклири носил майорские погоны. Морской пехотинец посмотрел на его плечи. - Римо Уильямс, сэр, - сказал солдат, начиная вставать. - Сиди. Списки ты добыл? - Так точно. Что-нибудь не так? - Нет, все в порядке. Останешься в морской пехоте? - Нет, сэр. Мне осталось служить два месяца. - А потом? - Вернусь в полицейское управление, в Ньюарк, и буду толстеть за столом. - И угробишь себя на эту ерунду? - Да, сэр. - О ЦРУ никогда не думал? - Нет. - Хочешь работать у нас? - Нет. - Может, подумаешь? - Нет, сэр. Макклири явно давали понять, что пересыпанная "сэрами" угрюмая вежливость - не более, чем дань субординации. Этому человеку хотелось, чтобы его оставили в покое. - Ньюарк - это тот, что в Нью-Джерси, а не в Огайо? - Так точно, сэр. - Что ж, поздравляю с успешным выполнением задания. - Благодарю, сэр. Пехотинец снова закрыл глаза, не потрудившись даже потянуться за валявшейся рядом каской, которой он мог бы прикрыться от солнца. Это был предпоследний раз, когда Макклири видел эти веки опущенными. Это было давно, почти так же давно, как Макклири не работал в ЦРУ. Под действием снотворного Уильямс мирно спал, как спал и тогда в джунглях. Макклири кивнул темноволосому: - Ладно, выключай. Внезапная тьма слепила так же, как и яркий свет. - Дороговато нам обошелся этот сукин сын, а? - спросил Макклири. - Ну а ты - молодец. - Спасибо. - Сигарета есть? - У тебя свои когда-нибудь бывают? - Зачем, когда есть твои? Оба рассмеялись. Римо Уильямс тихо застонал. - Парень умеет выигрывать, - опять сказал темноволосый. - Погоди, - сказал Макклири, - его неприятности только начинаются. Они снова засмеялись. Потом Макклири молча курил, поглядывая на вспыхивающий при каждой затяжке оранжевый огонек сигареты. Прошло несколько минут. "Бьюик" свернул на скоростную магистраль Нью-Джерси, шедевр автодорожного строительства, наводящий смертельную скуку на водителя. Еще несколько лет назад эта магистраль была самой безопасной в Соединенных Штатах, но, по мере того как политиканы все чаще стали совать свой нос в дела дорожников и дорожной полиции, трасса становилась все опаснее, превратившись в конце концов в самое опасное скоростное шоссе в мире. Вспарывая темноту, "бьюик" мчался в ночи. Макклири успел выкурить еще пять сигарет, пока водитель наконец не сбросил газ и постучал по стеклянной перегородке. - Что? - спросил Макклири. - Подъезжаем к Фолкрофту. - Давай, жми, - обрадовался Макклири. Начальство ждет не дождется прибытия посылочки, которую он им везет! Наконец после ста минут езды "скорая" свернула с асфальта на боковую дорогу; из-под колес посыпался гравий. Машина остановилась. Человек с крюком вместо руки выпрыгнул через заднюю дверь и быстро огляделся вокруг - никого. Он посмотрел вперед, туда, где над остановившимся "бьюиком" нависли громадные железные ворота в высокой каменной стене. В свете осенней луны над воротами поблескивали буквы - "ФОЛКРОФТ". Из автомобиля снова раздался стон. В это время в тюрьме Харолда Хэйнса осенило: в тот момент, когда Уильямса убивали, лампы над головой не потускнели, вот что было не так! А "труп" Римо Уильямса вкатывали в ворота Фолкрофта, и Конрад Макклири подумал: "Над воротами неплохо бы повесить табличку: "Оставь надежду, всяк сюда входящий." ГЛАВА СЕДЬМАЯ  - Он в приемном отделении? - спросил кислолицый человек, сидевший за письменным столом, покрытым стеклом. На столе царил безупречный порядок. Перед ним стояла клавиатура компьютера, позади, за окном, молчаливо темнел залив Лонг-Айленд. - Нет, я его бросил на газоне у входа. Пусть помрет от холода, и тогда правосудие наконец восторжествует, - проворчал Макклири, опустошенный, выжатый до капли отупляющим перенапряжением нервов. Как будто ему последних четырех месяцев было мало, от убийства в темном проулке Ньюарка до сыгранной сегодня роли монаха-капуцина, чтобы выслушивать от шефа, доктора Харолда Смита, единственного кроме него человека в Фолкрофте, знавшего, на кого на самом деле все здесь работают, этого сукина сына, вечно занятого своими отчетами и компьютерами, опасения, что он, мол, плохо позаботился о Римо Уильямсе. - Не нужно нервничать, Макклири, не вы один утомились, - сказал Смит. - Не забывайте также, что не все еще окончено. Мы не можем даже с уверенностью сказать, сработает ли наш новый гость. А он ведь представляет для нас, так сказать, принципиально новую тактику, и вы это знаете. Смит отличался замечательной способностью подробно разъяснять очевидные вещи, причем делал это с такой невинной искренностью, что Макклири захотелось своим крюком расколотить стоящий перед Смитом компьютер и украсить его костюм обломками. Но вместо этого он только кивнул и спросил Смита: - Ему тоже будем рассказывать сказку про контракт на пять лет? - М-да, у вас, я вижу, сегодня действительно плохое настроение, - произнес Смит своим обычным менторским тоном. Но Макклири почувствовал, что задел его. Пять лет. Таким был уговор поначалу. Контора закроется через пять лет. Через пять лет ты свободен - так по крайней мере, обещал Смит, когда они увольнялись из Центрального разведывательного управления пять лет назад. В тот день Смит был одет в точно такой же серый костюм-тройку, что было, мягко говоря, странным, если учесть, что они находились на борту катера, в десяти милях от берега к востоку от Аннаполиса. - Через пять лет эта проблема будет решена, - сказал тогда Смит. - Страна в опасности. Если все пройдет как запланировано, то никто не узнает о том, что мы когда-либо существовали, а конституционное правительство будет вне опасности. У меня есть один контакт, о котором вам знать не положено. Не уверен даже, от президента ли исходит эта инициатива. Контакт будете поддерживать только со мной и ни с кем больше. Все остальные слепы, глухи и немы. - Ближе к делу, Смитти, - сказал Макклири. Он никогда еще не видел Смита таким взволнованным. - Вас, Макклири, я привлек к этому делу потому, что вас ничего не связывает с обществом. Вы ведь разведены. Семьи нет и не будет. К тому же вы, несмотря на ужасающие странности характера... ну, скажем, достаточно компетентный агент. - Хватит. Чем мы будем заниматься? Смит взглянул на пенящиеся барашки волн: - Наша страна в опасности. - Мы всегда в опасности, - ответил Макклири. Не обращая внимания, Смит продолжал: - Мы не в состоянии справиться с преступностью. Не в состоянии. Если действовать в рамках конституции, бороться с ней на равных невозможно. По крайней мере - с организованной преступностью. Законы уже не срабатывают. Бандиты выигрывают. - А нам-то что? - Наша задача - остановить их. В противном случае страна превратится в полицейское государство или вообще развалится. Мы с вами - третий путь. Действовать будем под кодовым названием КЮРЕ в рамках проекта психологических исследований. Наш легальный спонсор - фонд Фолкрофт. Чтобы совладать с организованной преступностью и коррупцией, действовать придется вне рамок закона. Для решающего перелома мы пойдем на любые меры, кроме физического устранения. Потом самораспускаемся. - Убивать нельзя? - с сомнением спросил Макклири. - Нет. Они и так боятся, что дают нам слишком много. Еще раз повторяю, страна в отчаянном положении. Макклири заметил, что на глаза Смита навернулись слезы. Так вот оно что. Его всегда интересовало, что движет Смитом? Теперь Макклири понял: Смит просто любил свою Родину. - Очень сожалею, Смитти, - сообщил Макклири, - но я в такие игры не играю. - Почему? - Да потому, что я очень четко представляю себе, как однажды всех нас скрутят и переправят на какой-нибудь вонючий островок в Тихом океане. Всех, кто хоть краем уха слышал о этой чепухе с КЮРЕ, перебьют. Вы что думаете, они предоставят нам шанс опубликовать мемуары? Ничего не выйдет! Нет, это не для меня, Смитти. - Отказываться поздно, Макклири. Вы уже осведомлены. - Повторяю, ничего не выйдет. - Вы должны понимать, что я не смогу отпустить вас живым. - А я ведь могу вышвырнуть вас за борт. Макклири помолчал и добавил: - Неужели вы не понимаете, что получается? Я убиваю вас, вы - меня, а ведь только что речь шла о том, что никаких убийств не будет, а? Рука Смита нащупывала что-то в кармане пиджака. - На внутренний штат это не распространяется. Мы должны хранить тайну. - Пять лет? - спросил Макклири. - Пять. - Я все равно уверен, что когда-нибудь на тихоокеанском песочке будут белеть наши с вами кости. - Возможно. Поэтому давайте ограничим потери: только вы и я. Остальные работают и не знают ничего. Устраивает? - А я-то, дурак, всегда смеялся над камикадзе, - сказал Макклири. ГЛАВА ВОСЬМАЯ  Понадобилось больше пяти лет. Вашингтонские аналитики ошиблись в оценках: преступность оказалась мощнее и организованней, чем предполагалось. Под ее контролем оказались целые отрасли промышленности, профсоюзы, управления полиции и даже парламент одного из штатов: избирательные кампании стоят дорого, а у преступных синдикатов денег было много. Тогда и поступил приказ: КЮРЕ действовать и дальше до особого распоряжения. В Фолкрофте обучались сотни агентов, каждый из которых хорошо знал свое дело, не имея ни малейшего представления о конечной цели. Некоторых из них внедряли в правительственные учреждения, разбросанные по всей стране. Под видом агентов ФБР, налоговых или сельскохозяйственных инспекторов они собирали разрозненные крупицы информации. Специальное подразделение контролировало сеть осведомителей, собиравших неосторожно оброненные слова в барах, игорных притонах и борделях. Другие агенты оплачивали работу осведомителей пятью, а иногда и большей суммой "быстрых" долларов. "Феи" из баров, сутенеры, проститутки, клерки, сами того не зная, работали на проект Фолкрофта. Несколько слов за несколько долларов, полученных или от "того парня с угла", или от "того чиновника в конторе", или даже от "той дамы, пишущей книгу". "Жучок" тотализатора из Канзас-сити за тридцать тысяч раскрыл секреты своих боссов, пребывая в уверенности, что получил эти деньги от конкурирующего синдиката. Барыга из Сан-Диего, несмотря на многочисленные неприятности с полицией, каким-то образом всегда оказывался на свободе, чему во многом способствовал его карман, полный мелочи для продолжительных разговоров по телефону-автомату с неизвестным собеседником. Молодой, подающий надежды адвокат, работавший на коррумпированный профсоюз в Нью-Орлеане, выигрывал один процесс за другим до тех пор, пока ФБР не получило таинственный рапорт на трехстах страницах. На основании этого документа Министерство юстиции привлекло к суду руководство профсоюза. На судебном процессе молодой адвокат провел защиту крайне неудачно, однако осужденные профсоюзные рэкетиры не смогли ему отомстить: молодой человек покинул страну и исчез. Высокопоставленный полицейский чиновник в Бостоне с головой залез в долги, играя на скачках. На его счастье какой-то богатый провинциальный графоман одолжил ему сорок тысяч. Все, что было нужно молодому автору, это - знать, кто из полицейских от кого получает "гонорары". Естественно, он не собирался указывать подлинные имена. Его только интересовал местный колорит. За всем этим стоял КЮРЕ. Миллионы слов информации, полезной и бесполезной, поступали в Фолкрофт, предназначаясь для несуществующих людей, для действующих только на бумаге корпораций, для правительственных учреждений, которые почему-то никогда не занимались государственными проблемами. Целая армия служащих Фолкрофта, большая часть которых считала своим настоящим хозяином Налоговую службу, фиксировала сообщения о биржевых сделках, уплате налогов, сельском хозяйстве, азартных играх, наркотиках и о других вещах, связанных или не связанных с преступностью. Затем информация вводилась в память гигантских компьютеров одного из многочисленных филиалов, расположенных на холмистой территории "санатория". Ни один человек не смог бы сделать то, что удавалось компьютерам: они выявляли закономерности на основе внешне не связанных между собой фактов. Пройдя через их электронное нутро, перед глазами руководителя Фолкрофта вырастала панорама жизни американского преступного мира. Из многих мелких деталей постепенно формировалась картина организованного беззакония. ФБР, Министерство финансов и даже ЦРУ действовали, в основном исходя из счастливых, но случайных находок своих агентов и аналитиков. Там, где законоохранительные институты были бессильны или неэффективны, вступал в действие КЮРЕ. Например, до босса крупной криминальной организации в Тускалузе неожиданно дошла документально подтвержденная информация о недобрых намерениях его "коллеги", делящего с ним сферу влияния в преступном мире Аризоны. Коллега этот тоже получил таинственную наводку о том, что его собирается убрать конкурент. В результате разразилась война, в которой оба проиграли... Во влиятельном и не очень честно работающем профсоюзе Нью-Джерси после крупной денежной инъекции и выборов сменилось руководство: неожиданно выяснилось, что победил честный молодой представитель новой волны в профсоюзном движении. А человек, отвечавший за подсчет голосов на выборах, тихо ушел на пенсию и поселился на солнечной Ямайке. Но в целом работа КЮРЕ продвигалась убийственно медленно. Несмотря на чувствительные, но не смертельные удары Фолкрофта, гигантские преступные синдикаты продолжали расти и процветать, охватывая щупальцами все новые и новые сферы жизни Америки. Агенты, внедренные в преступный бизнес, особенно в регионе Нью-Йорка, где мафия действовала наиболее эффективно и безнаказанно, оказались в положении голубей, выпущенных в стаю ястребов. Осведомители исчезали. Был убит начальник одного из отделов по сбору информации. Тело так и не нашли. Макклири мало-помалу привык к тому, что он называл "месячными": через каждые тридцать дней Смит устраивал ему очередную нервотрепку под видом совещания. - Денег у вас достаточно, - говорил Смит, - достаточно и оборудования, и персонала. Только на одни магнитофоны вы тратите больше, чем армия США на стрелковое оружие. Но ваши новые рекруты ничего не могут сделать. Макклири обычно отвечал: - У нас связаны руки. Мы ведь не имеем права использовать силу. Смит ехидно усмехался в ответ. - Если вы припоминаете, во время второй мировой войны мы весьма успешно действовали против немцев в Европе. ЦРУ в работе против русских и сейчас практически не применяет силу и чувствует себя прекрасно. А вам что, против обычных хулиганов артиллерию подавай? - Вы прекрасно понимаете, сэр, что мы имеем дело не с обычными хулиганами, - закипал Макклири. - Во время войны в Европе за спиной спецслужб стояли армии союзников, а за ЦРУ в его противоборстве с русскими стоит огромная военная мощь, в то время как у нас, кроме этих чертовых компьютеров, ни шиша! Смит при этом выпрямлялся в кресле и с царственным видом произносил: - Если вы обеспечите нас компетентным персоналом, то компьютеры еще сослужат добрую службу. Ваше дело - предоставить нам верных и надежных людей. После таких бесед Смит направлял наверх очередной рапорт, основным содержанием которого являлась мысль о том, что для успеха дела одних компьютеров недостаточно. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ  Так продолжалось пять лет. Рутина была нарушена однажды в два часа ночи. Макклири как раз старался уснуть. В роли снотворного выступал очередной стакан виски. Неожиданно в дверь его номера постучали. - Кто бы там ни был, проваливайте! В приоткрывшуюся дверь просунулась рука и нащупала выключатель. Макклири принял сидячее положение, утвердившись на большой пунцовой подушке в шортах и с бутылкой в руках. - А, это вы... Смит был в полосатом галстуке, белоснежной сорочке и, конечно, в сером костюме. Глядя на него, можно было предположить, что сейчас полдень. - Смитти, а сколько у вас серых костюмов? - Семь. Протрезвляйтесь. Есть важное дело. - У вас все дела важные... Скрепки, копирка, объедки от завтрака. Смит скользнул взглядом по комнате. Коллекция отборной порнографии: полотна, наброски, фотографии, плакаты. В углу - солидных размеров буфет, уставленный бутылками. На полу - разбросанные в беспорядке подушки, на одной из которых восседал хозяин в розовых шортах. - Как вы знаете, Макклири, у нас возникли некоторые проблемы в Нью-Йорке. Мы потеряли уже семерых. Ни одного тела так и не найдено. За этим, судя по всему, стоит человек но фамилии Максвелл, о котором нам ничего не известно. - Да-а? Интересно, что же такое приключилось с этими людьми? То-то я все думаю, что это их давно не видно? - Придется сворачивать все операции в Нью-Йорке. Подождем, пока будет готово спецподразделение. - И оно пойдет на обед этому Максвеллу! - На этот раз - нет. - Смит плотно прикрыл за собой дверь. - Мы получили разрешение в особых ситуациях применять силу. Лицензию на убийство. Макклири выпрямился и со стуком поставил бутылку на пол. - Давно пора! Пять человек - это все, что мне нужно. Мы быстренько прикончим вашего Максвелла, а потом и в стране порядок наведем. - Только один человек. Вам предстоит за неделю подыскать подходящего кандидата. На его подготовку даю вам месяц. - Вы спятили, черт бы вас побрал! - Макклири вскочил с подушек и забегал по комнате. - Один человек?! - Один. - Кто вас уговорил влезть в такое дерьмо? - Вы понимаете, почему нам прежде не разрешали иметь такого рода персонал? Наверху просто боялись. Они и сейчас боятся, но считают, что один человек большого вреда причинить не сможет. Да и убрать одного в случае чего проще. - Это вы, мать вашу, правильно заметили насчет вреда. Только вот и проку от него не будет почти никакого, это точно. А что, если его убьют? - Найдете другого. - Вы хотите сказать, что у нас даже не будет запасного? Мы исходим из того, что он неуязвим? - Ни из чего мы не исходим. - Тогда вам нужен не человек. Вам, черт вас побери, нужен Капитан Марвел из детских комиксов! Черт возьми! Макклири со злостью швырнул бутылку в стену, но она попала во что-то мягкое и не разбилась. Макклири обозлился еще больше. - Черт возьми, а что вы, Смит, вообще знаете об убийствах? - Мне приходилось принимать участие в делах такого рода. - А вы знаете, что для такой работы из пятидесяти кандидатов с трудом можно отобрать одного более-менее компетентного? Вы же предлагаете мне выбирать одного из одного! - Значит, нужно найти одного, но толкового, - спокойно ответил Смит. - Толкового? Да это должен быть гений! - У вас будут уникальные возможности для его подготовки: бюджет не ограничен, дадим вам пять... шесть инструкторов. Макклири уселся на диван прямо на пиджак Смита. - Надо двадцать - по меньшей мере. - Восемь. - Одиннадцать. - Десять. - Одиннадцать, - настаивал Макклири. - Рукопашный бой, передвижение, замки и запоры, оружие, физическая подготовка, шифры, языки, психология. Меньше одиннадцати не выйдет. И полгода времени. - Одиннадцать инструкторов и три месяца. - Пять месяцев. - Хорошо, одиннадцать и пять. У вас есть кто-нибудь на примете? Может быть, поискать в ЦРУ? - Откуда там такие супермены? - Сколько потребуется времени на поиски? - Такого можем вообще никогда не найти, - сказал Макклири, роясь в буфете со спиртным. - Убийцами не становятся, ими рождаются. - Ерунда. Я лично наблюдал, как на войне простые клерки, лавочники, да кто угодно становились квалифицированными убийцами. - Нет, они ими не становились, они открывали в себе убийц, Смитти, они родились такими! Причем в обычной жизни такие типы - прирожденные убийцы - часто сторонятся жестокости, стараются избегать критических ситуаций. Это как алкаш, который выпил в первый раз в жизни и понял в глубине души, что он такое. Так и с убийцами. Макклири устроился на диване поудобнее и открыл новую бутылку. - Не знаю, попробую кого-нибудь найти. И он помахал в сторону Смита кончиками пальцев, давая понять, что его присутствие более нежелательно. На следующее утро, сидя в своем офисе, доктор Смит запивал третью таблетку аспирина четвертым стаканом "Алка-зельцера". В кабинет ворвался Макклири и, остановившись у окна, уставился на залив. - Ну, что еще? - простонал Смит. - Я, кажется, знаю, кто нам нужен. - Кто он, чем занимается? - Не знаю. Я видел его только раз во Вьетнаме. - Разыщите его, а сейчас - убирайтесь отсюда! - Смит положил в рот очередную таблетку и, глядя в спину собиравшегося уходить Макклири, буднично добавил: - Еще одна маленькая деталь. Там, наверху, потребовали, чтобы этот наш исполнитель не существовал. У Макклири от изумления отвисла челюсть. - Он не должен существовать, - повторил Смит. - У него не должно быть прошлого. Несуществующий исполнитель несуществующего дела в организации, которая не существует. - Смит наконец поднял голову. - Вопросы есть? Макклири хотел что-то сказать, но передумал и, развернувшись, молча вышел вон. Прошло четыре месяца. Теперь у КЮРЕ был несуществующий агент, официально скончавшийся на электрическом стуле минувшей ночью. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ  Первое, что увидел Римо Уильямс, - склонившееся над ним ухмыляющееся лицо монаха-капуцина. Из-под потолка в глаза Римо бил яркий свет. Римо моргнул. Лицо не исчезло, как не исчезла и ухмылка. - Наша крошка, кажется, проснулась, - сказал монах. Римо застонал. Руки и ноги казались налитыми холодным свинцом, как после тысячелетнего сна. Болели ожоги от электродов на запястьях и лодыжках. Во рту сухо, язык как напильник. Тошнота поднималась из желудка прямо в мозг. Временами ему казалось, что его рвет, но рвоты не было. В воздухе пахло эфиром. Он лежал на чем-то вроде стола. Пытаясь определить, где он находится, Римо повернул голову и с трудом сдержал крик: казалось, что голова приколочена гвоздями к столу, на котором он лежал, и, поворачивая ее, он отламывал кусок черепа. В голове что-то грохотало. Вопили от боли обожженные виски. Бу-бум! Бу-бум! - взрывался череп. Римо закрыл глаза и застонал. Ударила мысль: "Дышу! Слава тебе, Господи, дышу! Жив!" - Надо сделать ему серию болеутоляющих и успокаивающих инъекций, - услышал Римо, - и тогда через пять-шесть дней он будет как новенький. - А если без болеутоляющего - как долго? - раздался голос монаха. - Пять, шесть часов, но он будет страшно мучиться, а если мы... - Обойдемся без уколов, - заключил монах. Голову, как казалось Римо, массировали щеткой из мелких гвоздей и в то же время по вискам били чем-то тяжелым и грохочущим: бу-бум! бу-бум! Прошли годы, хотя медсестра сказала, что он пришел в себя только шесть часов назад. Дыхание стало легким, руки и ноги обрели чувствительность, потеплели. Немного стихла боль в висках и на запястьях. Он лежал на мягкой кровати в светлой комнате. Через большое окно мягко лился свет послеполуденного солнца. За окном легкий бриз волновал осеннюю пестроту деревьев. Через усыпанную гравием дорожку спешил бурундук. Римо захотелось есть. Слава Богу, жив; и есть хочется! Он потер запястья и повернулся с каменным лицом к сидевшей рядом с кроватью медсестре. - Меня собираются кормить или нет? - Через сорок пять минут. Сестре на вид было около сорока пяти, лицо жесткое, с морщинами. Крупные, почти мужские руки без обручального кольца. Но белый халат весьма неплохо наполнен высокой грудью. Сидит, положив ногу на ногу. Такие конечности вполне могли принадлежать шестнадцатилетней. Упругий зад на расстоянии протянутой руки от Римо. Сестра читала журнал мод, который закрывал ее лицо. Скрестила ножки. Поерзала на стуле. Отложила журнал в сторону и уставилась в окно. Римо оправил на себе белую ночную рубашку, сел в кровати, поиграл плечами. Он находился в обычной больничной палате: стены - белые, кровать - одна, стул - один, медсестра - одна, тумбочка - одна, окно - одно. Однако на сестре не было белой папочки, а стекло в оконном переплете было армировано проволокой. Закинув руку за голову, Римо подтянул к плечу воротник больничной рубахи. Ярлыка нет. Он вытянулся на кровати и стал ждать еду. Закрыл глаза. Какая мягкая кровать! Хорошо снова быть живым, дышать, слышать, осязать, обонять. Единственная цель жизни - жить! Его разбудили спорящие голоса. Монах с крюком вместо левой руки ругался с медсестрой и двумя типами, похожими на врачей. - А я снимаю с себя всякую ответственность, если в ближайшие два дня он не будет получать исключительно диетическую пищу! - визжал один из врачей, и его коллега одобряюще кивал в подтверждение его слов. Монах уже сменил сутану на коричневые брюки и свитер. Вопли доктора отскакивали от него, как мячики. Он положил крюк на край кровати: - От вас никакой ответственности не требуется. За все отвечаю я. И повторяю: он будет питаться как нормальное человеческое существо! - И подохнет как собака! - вмешалась в разговор медсестра. Монах ухмыльнулся и крюком приподнял ее подбородок: - До чего же ты мне нравишься, Роки! Сестра резко отдернула голову. - Повторяю, если пациенту дадут что-либо кроме больничной пищи, я вынужден буду пожаловаться директору, доктору Смиту, - заявил первый доктор. - Я тоже пойду с ним, - объявил второй доктор. Медсестра одобряюще кивнула. - Отлично, - произнес, подталкивая троицу к дверям, монах, - идите, жалуйтесь прямо сейчас. Да, и передайте Смитти от меня поцелуй. Заперев за ними дверь, монах выкатил из кухни сервировочный столик с подносом. Подвинул к себе стул медсестры, сел и снял крышку с одного из стоящих на подносе судков. Там лежали четыре огненно-красных омара, источавших растопленное масло из взрезанных животиков. - Меня зовут Конн Макклири. Он положил на тарелку двух лобстеров и протянул Римо. Специальными щипчиками Римо раскусил клешни, маленькой вилкой выгреб нежное белое мясо и, положив в рот, проглотил, даже не разжевывая. Запил неожиданно появившимся перед носом золотистым пивом и принялся за среднюю часть лобстера. - Тебе, наверное, интересно, почему ты оказался тут, - сказал Макклири. Римо занялся вторым лобстером, разломил клешню прямо руками и высосал мясо. Перед ним появился высокий бокал, до половины наполненный виски. Огненный вкус янтарного напитка Римо смягчил пенистым пивом. - Тебе, наверное, интересно, почему ты оказался тут, - повторил Макклири. Римо обмакнул белоснежный кусок мяса лобстера в масло, кивнул в сторону Макклири, а затем, задрав голову, поднял мясо над собой и, ловя языком капли стекающего масла, опустил в рот. Макклири начал рассказ. Он говорил, а обед шел своим чередом: лобстер, пиво, виски. Наполнились пепельницы, ушло за горизонт солнце, пришлось зажечь свет, а Макклири все говорил о Вьетнаме, о молодом морском пехотинце, в одиночку уничтожившем пятерых вьетконговцев, о смерти и о жизни. Потом заговорил о проекте КЮРЕ. - О том, кто стоит во главе, я рассказывать, к сожалению, не могу... - продолжал монолог Макклири. Посмаковав бренди, Римо решил, что все же предпочитает менее сладкие напитки. - Подчиняться будешь мне. Насчет настоящей любви - вряд ли, но женщин обещаю столько, сколько будет угодно. Деньги? Без вопросов. Опасность только в одном: не дай Бог попасть в ситуацию, где тебя могут заставить говорить. Тогда мы вынуждены будем вывести тебя из игры. Сам понимаешь, каким способом. Так что держись начеку и доживешь себе до хорошей пенсии. Макклири откинулся на спинку стула. - В этом нет ничего невозможного, - сказал он, наблюдая, как Римо ищет что-то на подносе. - А кофе? - спросил Римо. Макклири открыл большой термос. - И еще учти: твоя работа страшно грязная, - сказал, разливая кофе по чашечкам, Макклири. - Мне лично кажется, что главная опасность в том, что такая работа убивает изнутри. И когда выдается свободный вечер, надираешься в сиську, чтобы забыть обо всем. Да что я тебе вешаю лапшу на уши: не стоит, пожалуй, и мечтать о пенсии, потому что ни один из нас до нее не доживет. И все разговоры об этом - чушь собачья, болтовня. Макклири пристально посмотрел в холодные серые глаза Римо и добавил: - Могу тебе гарантировать страх на завтрак, вместо ленча - стресс, ужас на обед, и постоянную тревогу вместо сна. Отпуск для тебя - это те две минуты, когда не придется оглядываться через плечо, и ждать, что вот сейчас кто-нибудь в затылок пальнет. Премия для тебя - это те пять-шесть минут, когда не думаешь, как лучше убить кого-то или уцелеть самому. Одно могу сказать тебе точно. - Макклири встал и потер крюк. - Одно могу сказать тебе точно: настанет тот день, когда Америке будет не нужен КЮРЕ, и настанет он благодаря нам. И дети, не наши с тобой, конечно, смогут без страха ходить вечерами по темным переулкам, палата в наркологии перестанет быть для них единственной перспективой. Лексингтон-авеню, наконец, очистится от несчастных сопляков, мечтающих в свои четырнадцать лет только об одном - об очередной дозе, а девчонок не будут больше перегонять из одного бардака в другой, как скотину. И повыведутся продажные судьи, а законодатели перестанут пользоваться деньгами, заработанными на азартных играх. И все члены всех профсоюзов будут, наконец, честно представлены в профсоюзном руководстве. Мы идем принять бой, в который американский народ не ввязывается из-за лени, а может, из-за того, что не хочет его выиграть. Макклири, повернувшись к Римо спиной, подошел к окну. - Если ты проживешь шесть месяцев, замечательно, если год - просто чудо. Вот такую мы предлагаем тебе работенку. Римо налил в кофе сливок, столько, что кофе стал очень светлым. - Ну, так что скажешь? Римо поднял голову и увидел отражение стоявшего у окна Макклири. Лицо Макклири окаменело, глаза покраснели. - Что скажешь? - повторил Макклири. - Да-да, конечно, - ответил Римо, отхлебывая кофе. - Можете на меня рассчитывать. Похоже, ответ удовлетворил тупого полицейского. - Так это вы меня подставили? - спросил Римо. - Мы, - спокойно ответил Макклири. - А этого типа убил ты? - Ага. - Ну что ж. Неплохо проделано, - сказал Римо. Пока он спрашивал, нет ли сигар, ему вдруг ни с того ни с сего подумалось: вот тебя бы самого отправить на электрический стул, всех твоих друзей как ветром бы сдуло - как, интересно, ты тогда бы запел? ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ  - Это невозможно, сэр, - Смит удерживал трубку телефонного аппарата специальной линии повышенной секретности между ухом и плечом, покрытым серой тканью пиджака от "Брукс Бразерс". Освобожденными таким образом руками он поправлял что-то в графике отпусков сотрудников Фолкрофта. За окном жесткие струи дождя вспенивали воду залива Лонг-Айленд, и от этого казалось, что ночь наступила раньше обычного. - Я понимаю ваши трудности, сэр, - проговорил Смит, подсчитывая, сколько дней отпуска просил к Рождеству оператор ЭВМ, - но хочу напомнить о решении не проводить в Нью-Йорке широкомасштабных операций. - Да, я в курсе. Начинает работать сенатская комиссия по преступности. Да. Сначала изучит ситуацию на местах, начиная с Сан-Франциско. Да, я знаю, что они будут переезжать из города в город. Мы предоставим материалы вам, а вы - Сенату. Да, авторитет Сената повысится. Понятно. Сенат нужен для множества другая вещей? Да. Правильно. Хорошо. Нет, я бы с удовольствием вам помог, но поскольку это касается Нью-Йорка... Нам запретили изучать ситуацию перед выборами. Может быть, позже. Нет. Скажите там, наверху: только не в Нью-Йорке. - Смит повесил трубку и пробурчал, глядя в лежащий перед ним список: - Рождество... Все хотят погулять на Рождество. Не в марте, когда и им лучше, и мне удобнее, а на Рождество. Надо же! У Смита было хорошее настроение. Только что удалось отвязаться от одного из начальников из числа тех, что помельче. Он снова с удовольствием мысленно проиграл в голове эту сцену. "К сожалению, сэр, это невозможно". Как он был вежлив. Как тверд. Как артистичен. Как хорош! Хорошо было быть Доктором Харолдом Смитом! Фальшиво насвистывая рождественскую мелодию про красный нос северного оленя Рудольфа, доктор Смит одну за другой вычеркивал из списка фамилии подчиненных, собиравшихся отдохнуть на Рождество... Опять зазвонил телефон повышенной защиты. - Смит, 7-4-4, - почти пропел Смит. Услышав голос в трубке, Смит непроизвольно вскочил на ноги, рефлекторно поправил галстук и проблеял: - Слушаю, сэр! Невозможно было не узнать этот южный акцент в голосе, который в тот момент сообщал ему личный код, который никому не был нужен для того, чтобы узнать, что за человек его называет. - Но, сэр, у нас с этим регионом особые проблемы... Да, я знаю, что вы одобрили новые функции нашего э-э-э... специального агента... Верно, сэр, но он пока не готов... Несколько месяцев, сэр. Исследовать, как расположены голосовать избиратели? Это безумие. Понимаю, сэр. Будет исполнено, сэр. Смит аккуратно положил широкую с белым пятном кодирующего устройства на наушнике трубку на рычаги аппарата и прошипел сквозь зубы: - Чертов ублюдок! ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ  - Что теперь? - спросил Римо, прислонившись к параллельным брусьям в просторном залитом солнечными лучами спортзале. Белый костюм с поясом из белого шелка было велено надеть, так как без этого он будто бы не понял этой самой штуки, которую ему сегодня должны были показать. Выговорить ее название Римо так и не смог. Поигрывая поясом, он взглянул на Макклири, поджидавшего кого-то у дальней стены зала, рядом с открытой дверью. На хрюке, торчащем из рукава, болтался полицейский кольт 38-го калибра. - Еще минуту, - крикнул Макклири. - Ах, сейчас умру от любопытства, - пробормотал Римо, водя носком плетеной сандалии по натертому до блеска полу. Сандалия с шуршанием оставила на полу едва заметный след, от которого, пожалуй, можно будет избавиться полировкой. Римо принюхался: в воздухе возник еле заметный запах увядающих хризантем. В спортзалах так не пахнет. Так пахнет в китайских борделях. Римо это не очень занимало. Он уже успел понять, что здесь куча вещей, о которых сколько ни думай, все равно ничего не поймешь. Тихонько насвистывая, Римо разглядывал железные балки под высокими пролетами потолка. Что на очереди? Опять учебная стрельба? За последние две недели инструкторы обучили его владеть разнообразным оружием; от винтовки Маузера до пневматического пистолета. Сборка, разборка, слабые места различных систем, дальнобойность, точность. Потом началась учебная стрельба из разных положений. Например, лежа на спине. Рука - рядом с пистолетом, который надо схватить и выстрелить. Глаза полузакрыты, так что не понятно, спит человек или нет. Ни один мускул не должен дернуться до того, как пистолет окажется в руке. Было больно. Всякий раз, когда мышцы живота непроизвольно сокращались, как они сокращаются у любого человека, который двигает рукой, лежа на спине, его били по животу толстой палкой. - Так быстрее выработаешь рефлекс, - жизнерадостно объяснял инструктор. - Управлять мышцами - дело сложное, лучше мы их тебе натренируем. Палкой мы вовсе не тебя наказываем, а твои мышцы. Они быстренько усвоят урок, даже если тебе это не под силу. Мышцы усвоили урок. Потом - упражнение под названием "Привет". Сколько часов ушло на то, чтобы научиться говорить инструктору самым обычным тоном "Привет!" и тут же стрелять ему в лицо. Снова и снова все то же и то же. - Ближе подходи. Ближе, идиот! Ты что, телеграмму отправляешь? Протягивай руку для рукопожатия. Нет, не так, пистолет видно за километр. Нужно успеть выстрелить три раза, прежде чем все вокруг сообразят, что происходит. Не так! Улыбайся, чтобы тебе смотрели в глаза, а не на руку. Еще раз. Теперь лучше. А сейчас подойди попружинистей, чтобы отвлечь внимание от руки. Еще раз. Наконец начал вырабатываться автоматизм. Тогда Римо решил попробовать силы на Макклири, который занимался с ним стратегическим обеспечением операций. Не успел Римо, сказав "Привет!", нажать на курок незаряженного пистолета, как что-то вспыхнуло в голове. Он так и не понял, что произошло, даже когда Макклири, смеясь, помог ему подняться и сказал: - Что ж, уже неплохо! - Неплохо-то неплохо, но как ты заметил пистолет? - Это не я, это мои мышцы. Пойми, наконец, что условный рефлекс быстрее сознательного движения. - Ага, - сказал Римо. - А чем это ты меня? - Ногтями. - Чем?! - Ногтями. - Макклири вытянул руку. - Видишь ли, я... - Да черт с тобой, - сказал Римо, и они продолжили занятия по разным системам замков и способам взлома дверей. Когда они закончили, Макклири спросил: - Не скучаешь? - С вами соскучишься! - ответил Римо. - Сплошные развлечения! Сижу, как идиот, нос к носу с инструктором на занятиях. Утром будит охрана. Официантка приносит пожрать. Никто со мной не заговаривает: боятся. Ем один, сплю один, живу один. Иной раз кажется, что на электрическом стуле веселее! - Тебе виднее, Римо, ведь ты у нас специалист по электрической мебели. Что, понравился стульчик? - Не очень. Как, кстати, вы меня вытащили оттуда? - Легко и просто. В таблетке был спецсостав парализующего действия, чтобы ты смотрелся первоклассным трупом. Пришлось к тому же слегка усовершенствовать кое-какие электрические схемы в приборах. В общем; напряжение могло тебя только сильно обжечь, но не убить. Когда мы отбыли оттуда, случился неожиданный для тюремного персонала, но предусмотренный нами небольшой пожарчик. Аппаратура сгорела - все шито-крыто. Никаких сложностей. - Это для вас, а мне... - Хватит. Ты здесь и будь доволен. С лица Макклири на мгновение сошла его извечная улыбка. - Хотя, с другой стороны, может быть, ты и прав. Может, стул действительно лучше. Одинокая у нас работа. - Спасибо, что просветил! Кстати, послушай, ведь раньше или позже вы все равно пошлете меня на задание. Может, я схожу сегодня в город проветриться? - Нет. - Почему? - Потому что ты не вернешься. - Это не объяснение. - Нельзя, чтобы тебя видели в округе. Ты же должен понимать, что произойдет, если мы решим, что ты нам не подходишь. Римо пожалел, что привязанный к его кисти пистолет не заряжен. Хотя вряд ли бы Макклири позволил ему пристрелить себя. Нет, хорошо бы провести хоть один вечер в городе. Один вечер, выпить стакан-другой. А что? Замки крепкие, но и у них, как его учили, есть свои слабые места... Что ему будет за это? Не убьют же, слишком дорого он им уже обошелся. Хотя от этих придурков можно ожидать чего угодно, черт бы их побрал. - Бабу хочешь? - спросил Макклири. - Одна из этих фригидных ледышек, ч