первая по-настоящему агрессивная эмоция! - обрадовалась доктор Форрестер. - Когда вы рассказывали байки об уничтожении людей, эмоций не было. Никаких! То, что мы должны сделать, - это уничтожить убийцу внутри вас, ваше второе "Я", мужчину и самца, которого вы придумали, чтобы компенсировать его реальное отсутствие в вашем детстве. Мы поможем вам, - продолжала доктор Форрестер, - сформировать совершенно новое представление о себе, как некой позитивной силе. В процессе лечения мы разрушим ту враждебную силу, которая обосновалась внутри вас и живет своей жизнью, сделав вас своим рабом. У этой силы есть какое-нибудь имя? Обычно бывает. - А как же! Разрушитель. Или Дестроер. - Вот и отлично! Нам придется уничтожить этого Разрушителя. Нам вместе с вами. - Она помолчала, а потом заговорила вновь: - На сегодня, пожалуй, хватит. Время уже позднее. Римо стоял прямо и неподвижно, не отводя пламенного взгляда от лучистых голубых кристаллов ее глаз. Спокойная и чуть ироничная улыбка Литии возбуждала его и злила одновременно. - Многие замышляли убить Дестроера, - усмехнулся Римо, - но погибли сами в неравной борьбе. - Посмотрим, что удастся сделать нам, - улыбнулась доктор Лития Форрестер. Именно тогда Римо почувствовал сильное желание не только вонзиться и проникнуть внутрь, но и воспроизвестись. Будь, что будет, - решил Римо, прекрасно понимая, что может погибнуть. Он снова пристально вглядывался через прозрачный купол в вечернее небо, пытаясь отыскать того ястреба. Но его нигде не было. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ  После ухода Римо Лития Форрестер долго сидела за своим рабочим столом и обдумывала сложившуюся ситуацию. Затем она на что-то решилась и набрала три короткие цифры, соединившись с одной из комнат Центра по изучению подсознания. - Слушаю... - ответил скучный мужской голос. - Он только что ушел, - сказала Лития. - Никаких сомнений. Его прислали сорвать наши планы. - Тогда убей его, - посоветовала трубка. - Ты прав. Но не здесь. Зачем привлекать лишнее внимание? Это может нам помешать. - Тогда в любом другом месте. Выбор за тобой. Но сделай это обязательно. И не откладывай. - Да-да, конечно, - поспешно согласилась Лития Форрестер, а потом тихим просительным голосом добавила: - Можно мне прийти сегодня? Мы так давно не виделись. - Только не сегодня. Я зверски устал. - Ну пожалуйста. Пожалуйста. На другом конце провода возникла долгая пауза, потом послышался вздох. - Хорошо, если тебе так хочется. - Спасибо, милый, - сказала она с нежностью. - Да-а, раз уж ты собралась зайти, принеси картофельных чипсов с соусом. Соус луковый. И большой пакет чипсов. - Принесу все, что пожелаешь! После того, как раздался щелчок и послышались звуки отбоя, Лития Форрестер еще долго прижимала к груди телефонную трубку, как школьница - первую любовную записку. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ  Было раннее утро. Чиун и Римо готовились участвовать в первом групповом занятии. - Не будем волноваться, Чиун! - говорил Римо. - Обещай мне, что не позволишь словам затронуть себя независимо от того, кто и что будет говорить. Помни, это всего лишь слова. Чиун снисходительно взглянул на Римо, будто привык спокойно реагировать на слова, и отвернулся к окну, продолжая разглядывать зеленые волны холмов. Они вышли из комнаты, расположенной на шестом этаже, в центральную часть холла, где было предусмотрено влияние "успокаивающей среды". Холл именовался "районом физического перемещения". Подойдя к лифтам, Римо поинтересовался, как их здесь называют. - Лифты, - ответил лифтер. - А я, приятель, думал, как-нибудь по-научному, вроде "ячейки двустороннего перемещения". Групповые занятия проходили в просторной комнате на третьем этаже. Пол и стены были обтянуты ковровыми покрытиями. Потолок был обит серой шерстяной тканью, которую прорезали длинные узкие отверстия, пропускавшие яркий свет мощных флюоресцентных ламп. Посередине гигантскими подушками был выложен круг. Возле каждой стояла керамическая пепельница. Римо и Чиун вошли в комнату, когда занятия уже начались. Доктор Лития Форрестер сидела на одной из подушек и молча наблюдала. Шарообразная женщина с лицом, заставляющим вспомнить недоваренную овсяную кашу, и крошечным младенческим ротиком, извергающим потоки яда, потребовала, чтобы ей объяснили, кто такие Римо и Чиун и почему они позволяют себе опаздывать на занятия? Она заявила, что возмущена поведением обоих, но к Римо это относится в большей степени. - Почему поведение мистера Дональдсона вас возмутило больше? - спросила доктор Форрестер. - Потому что он вошел в комнату так, будто я хочу его. Он вышагивает, как король. Но он не король, и я не позволю ему даже дотронуться до себя, - громко кричала женщина в ответ, хватаясь пухлыми руками за свои тяжеленные груди. Прямые, когда-то белокурые, а сейчас цвета грязней соломы волосы падали на рыхлое лицо. Живот, похожий на раздутую резиновую камеру, выпирал над шортами. Ее звали Флорисса, и была она специалистом по компьютерам в Пентагоне. - Как вы себя чувствуете в нашем обществе, Римо? - спросила доктор Форрестер. - А я должен что-то чувствовать? - пожал он плечами. - Я ненавижу тебя! - продолжала надрываться Флорисса. - Я ненавижу этого самодовольного самца! Ты думаешь, что если уродился таким симпатичным, каждая женщина только и мечтает завалиться с тобой в постель? - Что вы чувствуете, Римо? - вновь спросила доктор Форрестер. - По-моему, чушь какая-то! - сказал он усаживаясь. Флорисса в голос зарыдала, будто обилие краски на ее щеках и ресницах требовало полива. Теперь ее лицо напоминало плакат ведомства здравоохранения, осуждающий тех, кто игнорирует лечение. Она заявила, что чувствует себя отверженной. Другие участники этой встречи, кроме доктора Форрестер и еще одного пациента, придвинулись к ней, стали легонько похлопывать ее по спине и лицу. При этом они нараспев уверяли, что нуждаются в ее обществе. Они убеждали себя и Флориссу, что все ее любят и всем она желанна. - А он так не думает! - капризно топнула она туфелькой тридцать девятого размера. - Он считает меня безобразной и не хочет меня! Римо взглянул на пациента, который не пожелал участвовать в массовом утешении Флориссы. Это был громадный мужчина, но не по росту и ширине плеч, а по массе тела, весившего не менее четырехсот пятидесяти фунтов. Он был черен, как последняя ночь перед концом света. На лице, совершенно заплывшем жиром, сохранялось выражение, которое свидетельствовало о твердом характере. Мужчина напомнил Римо великого черного короля. Вес мешал ему двигаться, дышать, даже шевелиться. Римо видел, как он, пользуясь карманным ингалятором, впрыскивал в рот какое-то лекарство, очевидно от астмы. Темные глаза, выглядывая поверх ингалятора, пылали огнем. Внушителен, внушителен, - подумал Римо с уважением. Не видя Чиуна рядом, Римо обеспокоенно обвел глазами комнату. И с удивлением обнаружил, что Мастер Синанджу присоединился к массовке вокруг Флориссы. Движением руки он попросил всех отодвинуться, а затем, проводя тонкими, длинными, чувствительными пальцами по позвоночнику женщины, начал нараспев внушать: - Ты - цветок страстных желаний всех мужчин. Ты - само единение, текущее, словно шепот любви, от мужчины к женщине и от женщины к мужчине. Ты - совершенство сред, себе подобных, драгоценный камень редкого благородства и блеска. Ты - красива. Ты - женщина... Римо увидел, как бесформенная квашня заколыхалась, ожила и засветилась. Она подняла свое испачканное расплывшейся тушью лицо и просветленно сказала: - Я чувствую себя любимой. - Ты любима, потому что достойна любви, - продолжал внушать Чиун. - Ты - драгоценный любимый цветок... - Заставь его полюбить меня. - Кого? - Римо. - Я не в состоянии победить его невежество. Глянув на Литию Форрестер, Римо понял, в чем суть и секрет групповой терапии. Те, кто ею руководил, ни во что не вмешивались. В этом был смысл. Но в ней было и что-то толковое. Разве Чиун не заставлял Римо во время тренировок анализировать свои эмоции, чтобы потом использовать в работе то, что могло пригодиться? Чиун мелкими шлепающими шажками вернулся к Римо и с легкостью пера вспорхнул на соседнюю подушку. Римо научился этому виртуозному движению лишь через несколько лет упорные тренировок. Он оглядел присутствовавших, желая убедиться, какая будет реакция на поведение Мастера. И вновь встретился с пристальным взглядом чернокожего, внимательно наблюдавшего за Чиуном. Лития Форрестер ничего не заметила. Она предложила группе представиться друг другу и высказать отношение к новичкам. Попробовать определить, чем каждый из них занимается. Первым вызвался мужчина лет сорока пяти, который заявил, что не имеет права рассказывать о своей непосредственной работе, но до недавнего времени тоже чувствовал себя отверженным. По его мнению, Римо и Чиун работают в правительственных учреждениях, ибо только проверенные люди могут попасть в Центр по изучению подсознания. - Римо скорее всего инструктор по физическому воспитанию в каком-нибудь заведении военного типа, а Чиун - переводчик в японском секторе госдепа, - заключил он. - Вы думаете, что я японец, вероятно, потому, что сами трудитесь в системе ЦРУ, - оживился Чиун. - Вы говорите, как белый человек, который в течение многих лет пытался освоить язык китайских мандаринов. Вы работаете в отделе Азии, не так ли? - Поразительно! - воскликнул мужчина восхищенно. - Вы только что доказали и весьма успешно, что коммунизм потерпел поражение, ибо неумение добиться успеха против вас, шмуков, есть лучшее доказательство провала коммунизма, - заявил Чиун. - Я не японец, хотите вы этого или нет. - Китаец? - спросил цэрэушник с надеждой. - Шмук! - сказал Чиун, еще раз употребив слово, услышанное как-то от еврейки в пуэрториканской гостинице. Чиуну оно очень нравилось. Человек из ЦРУ сконфуженно опустил голову и поведал свою историю. Он работал экспертом по надзору над зерновой продукцией, был одним из лучших в своем деле, отлично справлялся, и поэтому его перевели с повышением в отдел жаркой Азии, назначив заместителем руководителя сектора по оперативным вопросам. Однако на этой должности он оказался так слаб, что... - Типичный случай! - прервал рассказчика черный мужчина. - Очень типичный. О себе, своих делах и переживаниях он говорить не хотел. Но доктор Форрестер настаивала. Чернокожий рассказал свою историю, получше бы этого не делал: теперь все сидели, опустив головы, и старались не смотреть друг на друга. Ларри Гарранд родился в штате Коннектикут и рос, как все дети: был бойскаутом, в начальной школе - старостой класса, капитаном футбольной и бейсбольной команд. В те годы никому в голову не могло прийти, что он превратится в огромную бесформенную тушу. Ларри Гарранд хорошо учился и получал высокие оценки. Он благополучно избежал соблазна попробовать наркотики, хотя этим баловались тогда многие мальчишки. Девочки в удовольствиях не отставали от ребят: две его одноклассницы забеременели в одиннадцать лет. Но чего ждать от негров? Семья Ларри стояла ступенькой выше и считала себя принадлежащей другому классу. Это не значит, конечно, что их кожа была намного светлее; просто отец Ларри преподавал в Букер-колледже в Вашингтоне. Ларри не пошел в этот колледж, а поступил в другой - Джеймс Медисон, где учились в основном белые. Он знал, что и там есть расисты, но Ларри объяснял это тем, что они не знакомы с настоящими чернокожими, просто не встречались с ними. Ларри решил доказать собственным примером, что не все негры плохие. Тем более, что в колледже считали, что из Ларри получится классный полузащитник. - Полузащитник? - не поверил Римо. - Да, полузащитник, - улыбнулся Ларри Гарранд. - Тогда я был стройным, как кипарис, и быстроногим, как олень. Однако не этим решил он укреплять свой авторитет. Ларри вознамерился доказать, что негры не менее способны к наукам, чем белые парни. Приличные негры, о них речь! Для этого в Медисон-колледже ему открылись новые возможности. Несмотря на блистательные успехи в начальной школе, здесь он тянул еле-еле, заняв место среди последней трети учеников. Посмотрев его табель, отец ничего не сказал, но, вероятно, подумал: с белыми тягаться трудно, поэтому лучше и не пытаться. Но Ларри Гарранд решил не уступать. На подготовку к занятиям он стал тратить времени в два, а то и в три раза больше, но перед белыми делал вид, что дома почти не берется за книги. Десять часов непрерывных занятий ежедневно - такой он установил для себя режим. Во время каникул Ларри начинал изучать материалы следующего семестра. Он даже изобрел собственный метод скорочтения. То было благословенное время Малколма Десятого и Мартина Лютера Кинга. Ларри считал, что оба они не правы. Когда белые увидят, каких выдающихся успехов добиваются негры, они изменят свое отношение к нам, - размышлял Ларри. - Но ни секундой раньше! Труды не пропали даром. Ларри Гарранд стал стипендиатом Гарвардского университета, который окончил с отличием, несмотря на дикие головные боли, повторявшиеся каждые две недели. Ларри обращался за помощью ко многим врачам, но безрезультатно. В то время у него не было отбоя от белых женщин, которые готовы были соединить с ним свою судьбу, но он сохранял независимость, желая показать, что чернокожие мужчины (он перестал употреблять слово "негры") интересуются не только развлечениями с беленькими кошечками. Однажды вечером полиция проводила облаву в его родном районе Роксбери, где живут в основном негры. Был задержан и Ларри Гарранд, но его быстро отпустили: белые начали, наконец, понимать, что не все чернокожие ниггеры. Так ему казалось, по крайней мере. Когда впервые объявились прически "афро". Ларри Гарранд упал духом. Они так глупо, так по-ниггерски выглядят, - думал он с раздражением. Ларри Гарранду сначала присудили ученую степень магистра, а потом - доктора и не социологии или другой модной, но сравнительно легкой науки, привлекающей чернокожих соискателей, а доктора физико-математических наук. Головные боли все усиливались. Но Ларри ожидала блестящая карьера. Доктор Лоуренс Гарранд был приглашен на работу в Коммисию по атомной энергетике при правительстве Соединенных Штатов Америки, где все называли его не иначе как "сэр". Ларри приглашали на приемы в Белый дом. В связи с одним открытием толстый журнал посвятил ему большую статью. Его мнением интересовались сенаторы. С ним советовались специалисты-практики. В его офисе только и слышалось: Доктор Гарранд занят... доктор Гарранд на приеме... доктор Гарранд будет позже... доктор Гарранд не сможет с вами встретиться, конгрессмен. Может быть, на следующей неделе... Когда Гарранд понял, что стал признанным не только в Америке, но во всем мире авторитетом по вопросам захоронения отходов атомной промышленности, он впервые почувствовал удовлетворение от воплощения в жизнь мечты детства. Он купил золотистый "кадиллак" с откидывающимся верхом и теперь мог изредка слышать восторженный шепот: - Вам известно, что этот выдающийся ученый и признанный авторитет сам водит свой золотой "кадиллак"? Теперь Ларри Гарранд мог позволить себе слегка эпатировать публику: он стал коротко стричься а-ля африканец и носить дашики. В сочетании с золотым "кадиллаком" все это выглядело эффектно. Доктор Гарранд всегда практически помогал развитию афро-американских деловых контактов в отличие от тех, кто громко горланил на эту тему. Однажды вечером, когда он ехал в деловую часть Нью-Йорка, машину остановил полицейский патруль. Выдающегося авторитета по вопросам захоронения атомных отходов остановили не в Мобиле, Билоксе или Литл-Роке, а в центре Нью-Йорка, и не за превышение скорости, проезд на красный свет или неправильный поворот. - Всего лишь проверка, дружок! Выкладывай-ка водительские права и техпаспорт да побыстрее!.. Ну, конечно. Ты выдающийся авторитет по всем вопросам. Тебе все и обо всем известно... - Я только пытаюсь объяснить, кто я такой. - Послушай, ты, мистер Великолепие! Держи руки на руле, чтобы я их видел. - Я запишу ваш личный номер, офицер. Вы получите неприятности. - Я получу то, что мне нужно, - сказал патрульный, направляя луч ручного фонаря в лицо доктору Гарранду. - Заткнись и открой капот! Ларри Гарранд нажал на кнопку для поднятия капота и мысленно представил себе, как этому наглецу в форме всыпет нагоняй его начальник, которого приструнят из Вашингтона. Сладость предстоящей мести заглушила обиду и гнев. - О'кей, поезжай за мной! - приказал патрульный, возвращая документы. - Что-нибудь не так? - Следуй за мной! Нас будет сопровождать патрульная машина. В тот памятный вечер всемирно известного специалиста по вопросам захоронения атомных отходов арестовали в Гринвиллском полицейском участке за неправильно оформленные документы на машину. В регистрационной карточке оказались другие номера. Доктору Гарранду разрешили позвонить по телефону. Поскольку из крупных политиков он знал только президента и нескольких сенаторов, то позвонил руководителю Комиссии по атомной энергетике. К телефону подошла его жена. - О, прости, Ларри, но его нет дома. За что они тебя задержали? - За неправильную регистрацию или что-то в этом роде. Я толком не понял... - Это невероятно, Ларри! Скажи, чтобы они прислали тебе письмо. Я сообщу мужу сразу, как только он появится. Затем его отвели в тюремную камеру, где уже находилось несколько человек: сутенер, не заплативший полицейскому, вечно пьяный мелкий хулиган, а также домушник. Все чернокожие. Ларри Гарранд провел ночь в обществе этих жутких негров. Едва забрезжил рассвет, сумрачное холодное небо подернулось красноватой дымкой, что было видно через небольшое зарешеченное окно. И тут до него вдруг дошла одна простая азбучная истина, прогнавшая прочь и головную боль, и гнев, и обиду. В тюремной камере находились не три негра и доктор Лоуренс Гарранд, а четыре негра, один из которых считал себя ведущим специалистом в области захоронения атомных отходов. По какой-то труднообъяснимой причине он не мог думать больше ни о чем, кроме тех беленьких кошечек, которых сам когда-то отверг. Конечно, Комиссия по атомной энергетике направила жалобу в полицейское управление Нью-Джерси, но Ларри это больше не волновало. Его по-прежнему почтительно называли "сэр", сенаторы просили у него совета, но Ларри Гарранд больше не заблуждался. Он уяснил, что в повседневной жизни, когда ночью едешь на автомобиле, ты просто негр. Ниггер. Такая вот произошла история. В комнате установилась неловкая тишина. Флорисса заметила, что доктор Гарранд слишком доверился белым. Цэрэушник предложил эмигрировать в Африку. Кое-кто попытался убедить доктора Гарранда, что переедание не может стать компенсацией за нанесенные оскорбления - слишком дорогая цена. Но Ларри Гарранд заявил, что нашел способ свести счеты, однако распространяться об этом не собирается. Доктор Форрестер не настаивала, чтобы он объяснился до конца. И тут пожелал сказать свое слово Чиун. - В мире сотни растений, которые расцветают каждое по-своему красиво, - начал он. - И все же ни одно из них не надеется, что другие признают это. Красота - это красота для всех, но каждый должен предпочесть ту, которая принадлежит лично ему и никому другому. Все нашли выступление Чиуна весьма изысканным. - Почему бы тебе не рассказать этому толстяку о глине, которую Бог слишком долго обжигал в печи? - шепнул Римо Чиуну. - Ему это понравится. Многим захотелось узнать, о чем новички перешептываются, но Римо в ответ бросил довольно странную фразу: - Сморкайтесь через уши! Такой ответ был расценен как недружелюбный, а Флорисса нашла его особенно недружелюбным, хотя почти простила Римо за невнимание к своей персоне. Дальше по программе присутствующие должны были касаться друг друга, прислоняться друг к другу и купаться в бассейне в чем мать родила. Доктор Форрестер при сем не присутствовала. Чиун объявил, что купание нагишом противно его религии, и поэтому одетым сидел у бортика бассейна. Римо тоже попытался отговориться, заявив, что раздевание на глазах у незнакомых людей противоречит традициям американской культуры, но все дружно закричали, что он сам создает себе проблемы и американская культура тут ни при чем. Римо разделся и плюхнулся в воду, проявив чудеса героизма, ибо на глазах у потрясенной публики вытащил начавшего тонуть мужчину, который особенно возражал против целомудрия американских традиций. Никто не заметил, как рука Римо совершенно случайно въехала в лицо мужчине, после чего он и пошел ко дну. Уже на поверхности Римо помог ему прийти в себя, применив особые приемы искусственного дыхания. - Это только со стороны кажется, что я бью его по животу, - объяснил Римо. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ  Первым сигналом о том, что Франция намерена участвовать в аукционе, стало просочившееся из коридоров власти сообщение, что Париж начал активно скупать золото. Только от Южной Африки Франция получила золота на сумму в семьдесят три миллиона долларов. Совершив эту грандиозную сделку, Франция уведомила Министерство финансов США, что предпринимает эти меры для укрепления покупательной способности франка. Из Парижа были получены заверения, что меры эти временные и никакого вреда американскому доллару не принесут. Секретность продиктована высшими интересами государственной политики. Францию заботит стабильность франка и ничего больше. Делая это заявление, глава финансового ведомства Франции не грешил перед собственной совестью, он знал именно это и не больше. Ему поручили увеличить золотой запас страны, и он выполнял это задание со свойственной ему добросовестностью. Вскоре еще двести миллионов долларов золотом поступили в хранилища Французского национального банка. Американский министр финансов был озадачен. Обычно действия правительств, осуществляющих подобные операции, напоминают действия букмекеров на скачках. Игра делается по телефону, с помощью записей и только в редких случаях - за наличные деньги. Франция - наш союзник, и это нельзя забывать, - подумал министр. Действия Франции были понятны господину Амадеусу Рентцелю из Дома Рапфенбергов, и нельзя сказать, что они его полностью удовлетворяли. На международной арене Франция занимала особое место, приходилось считаться с тем, что коротко выразил Шарль де Голль, где-то обронив: "Как можно управлять страной, которая производит сто семнадцать сортов сыра?" Но еще более господина Рентцеля беспокоили Великобритания и Россия, которые пока не определились. Нельзя допустить, - думал он, - чтобы какая-либо из приглашенных к участию в аукционе стран отказалась. В самый последний момент эта страна может по злому умыслу или случайно насторожить Штаты, и тогда пиши пропало - катастрофа неизбежна. В тот день Рентцель начал наводить справки. Ответы не заставили себя ждать. Англия и Россия не сказали твердого "нет", но и с "да" не спешили. Случай с ядерным бомбардировщиком и откровения сотрудника ЦРУ сыграли свою роль, но все это кабинетные штучки, - рассуждал Рентцель. - Необходимо что-нибудь из ряда вон выходящее... Ну, а как насчет господства на море? Нужна гарантия, что в пакет предложений, выставляемых на торги, будет включен и контроль над военно-морскими силами США. Верная традициям морской державы, Англия заглотит эту приманку. Россию тоже интересуют морские просторы, оборудованные порты и контроль над американским флотом. Вечером того же дня господин Амадеус Рентцель, швейцарский банкир, связался с Соединенными Штатами и имел непродолжительный телефонный разговор с частным лицом. - Только Джон Буль и Иван продолжают колебаться, - говорил он почтительно. - Надо бы показать им что-нибудь, связанное с флотом. - Каких еще демонстраций они ожидают с нашей стороны? - спросил скучающий томный голос. - Мы прошлись по ВВС и ЦРУ. Какого черта им еще надо? - Вы правы, сэр! Но они хотят дополнительных гарантий. - Ну, хорошо, попробуем что-нибудь сотворить, - согласился после долгой паузы скучающий человек. Он тяжко вздохнул, как это делают люди, которые всем верят, а их постоянно обманывают, и спросил: - А как другие страны? Они согласны? - Да, сэр! Буквально рвутся в бой. Я уверен, вы обратили внимание, что газеты сообщают о движении огромных денежных масс. - Да-да, конечно. Мы дадим им что-нибудь этакое... Морское... Чтобы запомнилось... Доктор Лития Форрестер сидела в своем роскошном кабинете с прозрачным потолком на десятом этаже и обдумывала трудную задачу: "Римо Дональдсон должен исчезнуть... Но как?.." Замигала лампочка на телефоне, разбрасывая тонкие лучи по рабочему столу. Лития Форрестер быстро сняла трубку. - Да? - Сделай что-нибудь с военно-морским флотом. - Что, например? - Например все, что только взбредет в твою хорошенькую головку, стерва. Но чтобы быстро и масштабно. Это важно. Ты поняла? - Да, дорогой, - Лития выдержала паузу. - Я тебя увижу вечером? - Мне кажется, мы быстрее реализовали бы все наши планы, если бы ты меньше думала о сексе и больше - о нашем проекте. - Но это несправедливо, милый. Я сделала все, что было в моих силах. Все, что ты поручал. - Тогда пусть понимание достигнутого станет для тебя сексуальным удовлетворением. Скорее начинай! Думай о флоте. Услышав короткие гудки, Лития Форрестер медленно положила трубку. Откинувшись на мягкую, из тонкой кожи, спинку кресла, она уставилась в ночное небо... в свободное небо Америки, которое, благодаря ее усилиям, может навеки потерять свою свободу. До аукциона осталось три дня... - отметила она автоматически. - Последние три дня... Дело, связанное с военным флотом, вероятно, важное, если все так спешно. "Что-нибудь сделай, Масштабно и быстро". Но что?.. А как с другой неотложной проблемой? Римо Дональдсон... Может, стоит попытаться сбить двух птиц одним камнем? ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ  Утром следующего дня доктор Лития Форрестер отсутствовала на групповом занятии. Игнорируя злобные взгляды черного борова, доктора Лоуренса Гарранда, и не вслушиваясь в любовно-агрессивный бред сексуально озабоченной Флориссы, Римо все обдумал и принял важное решение. Они с Чиуном находились в Центре по изучению подсознания уже тридцать шесть часов, но пока ни до чего не докопались. Во время первой встречи с Литией Форрестер Римо откровенно рассказал о своей цели, рассчитывая на ответную реакцию, но ее не последовало. Ждать дольше он не мог - время работало против него. Сегодня необходимо добраться до Литии Форрестер и сломить ее, а если потребуется, то и убить. Убить... Такая перспектива взволновала Римо. Сначала узнать о планах, а потом убить... Ситуацию следует оценивать только с профессиональных позиций. Из головы не выходил ее чарующий образ. Красивая, высокая, элегантная, светловолосая... Убью!.. Но сначала пересплю с ней! - решил он. С профессиональной точки зрения достижения Римо в Центре по изучению подсознания равнялись нулю: он ничего не выяснил, ничего не заметил подозрительного, не нашел ни единой нити, которая могла бы привести к Беннону, к полковнику войск специального назначения, к пилоту, сбросившему бомбу на Сан-Луис, или к Баррету. Римо был зол не столько на себя, сколько на Смита, который направил сюда его, Дестроера, с миссией сыщика. Если ему нужна информация, нужно было послать Грэя, нового парня из ФБР, или Генри Киссинджера, или нанять, наконец, для этого дела Джека Андерсена... но никак не Римо. Почему Римо? Все остальные под подозрением? Вполне возможно... Римо так ушел в свои мысли, что упустил момент конца занятия и понял это, когда все повскакивали со своих подушек и заспешили к выходу. Чиун продолжал жестикулировать на тему, зачем надо хоронить чью-то агрессивность. По его мнению, необходимо учиться принимать мир таким, каков он есть. Вся группа сгрудилась у дверей зала, Римо пристроился в самом хвосте, продолжая анализировать ситуацию. Вдруг он услышал знакомую мелодию: ее напевал перед смертью Беннон, с нею на губах ушел из жизни полковник войск специального назначения, которого Римо прикончил на поле для игры в гольф. Римо не успел найти ее исполнителя: мелодия оборвалась так же неожиданно, как и возникла, не оставив никакого следа. Лития Форрестер не могла присутствовать на групповом занятии, потому что ее не было в Центре по изучению подсознания. Все это время она провела в одной из фешенебельных гостиниц Вашингтона в приятном общении с адмиралом Джеймсом Бентоном Крастом. Старый адмирал не забыл молодую красавицу, с которой случайно познакомился у французского посла. А если быть точным, то четыре дня, прошедшие с тех пор, он думал только о ней. Эти воспоминания будоражили фантазию, вызывали дрожь и давно забытые шевеления в паху. Лития Форрестер позвонила рано утром в его кабинет в Пентагоне. Адмирал был удивлен и обрадован, но вел себя суховато, сдержанно сказав, что часто вспоминал ее и надеется увидеть. Лития охотно предложила встретиться. Для особой "природы" их свидания, как она выразилась, более всего подошла бы одна из гостиниц подальше от центра. Адмирал выразил свое согласие довольно официально, но положив трубку, издал не характерный для этого кабинета боевой клич. По дороге в гостиницу он совершил еще один странный поступок: попросил шофера остановиться у винного магазина и купил бутылку самого лучшего "бурбона". Укладывая ее в объемистый кейс, адмирал чувствовал себя шаловливым сорванцом. Лития ждала Краста в номере. Когда адмирал вошел, она стояла у окна и наблюдала за жизнью оживленных вашингтонских улиц. Платье из тонкого пестрого шелка, облегавшее ее тело, легко пропускало лившийся из окна дневной свет, который как бы раздевал ее. Краст отметил, что под платьем нижнего белья не было. Лития повернулась, чтобы приветствовать Краста. Ее упругие с острыми налитыми сосками груди слегка подпрыгнули под тонкой тканью, воскрешая в нем давно забытые ощущения и неясные предчувствия, которые он похоронил в себе несколько лет назад. В комнате было светло: солнечный свет, соперничая с улыбкой Литии, явно проигрывал. Улыбаясь ртом, глазами, телом, она шагнула навстречу. - Джим, я так рада, что у тебя все в порядке! - воскликнула она. Адмирал с ужасом подумал, что со своим "бурбоном" он мог оказаться в наиглупейшем положении. Стараясь не вспоминать о грешных мыслях, с которыми он ехал сюда, и не встречаясь с Литией глазами, адмирал вернулся в прихожую и поставил кейс у двери. - Как ты поживаешь, дорогая? - спросил он охрипшим вдруг голосом. Она взяла его под руку, нежно чмокнула в щеку и усадила на диван, а сама села в зачехленное кресло напротив. Их разделял низкий кофейный столик. - Джим, я знаю, что ты жутко занят, и прошу заранее извинить за беспокойство, - начала Лития. Адмирал слушал вполуха, продолжая наблюдать, как при малейшем движении Литии солнечные лучи просвечивают ее платье и как червонным золотом отливают ее волосы. Он ощущал исходивший от нее аромат жасмина. - Мне кажется, Джим, - продолжала Лития, - что твоя жизнь под угрозой. - Моя жизнь под угрозой?! - рассмеялся адмирал Краст. - Со стороны кого или чего? - Со стороны кого, - сказала она обеспокоенно. - Опасность исходит от одного из моих пациентов. Некоего Римо Дональдсона. Он намерен убить тебя, Джим. - Впервые слышу это имя. Зачем ему убивать меня? - удивился адмирал. - Не знаю. Это-то меня и ужасает. - По мере того, как Лития наклонялась вперед, ее платье поднималось все выше, обнажая стройные ноги, покрытые золотистым пухом, искрящимся в лучах солнца. - Мне кажется, что он на службе у какой-то враждебной нам державы. Краст улыбнулся, не допуская даже мысли об угрозе своей персоне со стороны какого-то Римо Дональдсона, но Лития не успокаивалась: - Джим, я не шучу! Я нарушила врачебную тайну, потому что боюсь за тебя. Она поднялась с кресла и пересела к нему на диван. Через габардин синих форменных брюк Краст почувствовал теплоту ее бедра, по его ноге пробежала легкая дрожь. - Я ценю твой поступок, Лития, - произнес он сдавленным голосом, - но не лучше ли рассказать все по порядку. - Он появился у нас несколько дней назад, - сказала Лития задумчиво, вспоминая всю историю с самого начала. - Заполняя, как мы требуем, анкеты, он не сказал ни слова правды. Поначалу меня это не удивило, но немного насторожило. Хотя многие правительственные чиновники, приезжая к нам подлечиться, поступают аналогичным образом. Никто не хочет лишней огласки. Однако под воздействием гипноза он раскололся и рассказал мне... - Лития взглянула на адмирала. Она совсем рядом, на расстоянии одного поцелуя - подумал он. - Джим, его имя Римо Дональдсон, и он профессиональный убийца, работающий на политиков. Очередная его цель - ты, адмирал Джеймс Бентон Краст. Он проговорился. - А не сказал почему? Почему именно я? - спросил Краст. - Нет. Потом он начал приходить в себя, и я не решилась акцентировать внимание на этом факте. Не знаю почему, где и когда это должно случиться. Но в одном я уверена, Джим. Он собирается убить тебя. - Что ж, есть только один верный способ разрешить все сомнения, - сказал адмирал Краст. - Я позвоню в ФБР. Пусть его арестуют и потрясут как следует, черт возьми! Надо же знать, что у него на уме. Адмирал решил не откладывать дело в дальний ящик, но Лития остановила его. Она немного повернулась, чтобы сидеть лицом к собеседнику, и его левое колено оказалось как бы случайно в плену ее коленей. - Тебе не следует так поступать, Джим, - сказала она тихо. - Он профессионал, и его арест мало что даст в смысле доказательств. Кроме того, это скомпрометирует и меня, и мою работу. Я хочу предложить другой вариант. - Она придвинулась еще на несколько сантиметров. - Я продолжу работу над ним и его сознанием. Одновременно ты должен предпринять все возможное, чтобы обеспечу свою личную безопасность. Обещай мне! - Тебе удастся узнать, чего он добивается? - спросил Краст с сомнением. - Сегодня вечером мы проводим очередное занятие. Если повезет, я смогу узнать, что они замышляют, - улыбнулась Лития. - Я умею добывать нужную информацию, особенно у мужчин. - Не сомневаюсь, - рассмеялся Краст. - Особенно у мужчин с проблемами, которые удается решать только мне. Лития улыбнулась одной из своих завораживающих улыбок, и взгляд ее мерцающих голубых глаз, слился с его взглядом. Она положила руку на его колено. Теперь Краст мог полной грудью вдыхать аромат ее духов, густой и сильный запах жасмина, который расслаблял и будоражил одновременно. Они поговорили еще какое-то время, решив, что сегодня же адмирал Джеймс Бентон Краст добьется приказа о назначении его командиром линкора "Алабама", стоящего на якоре в Чесапикском заливе. Его знания, опыт и звание позволяли это. Согласно выработанному ими плану, адмирал перебирается на несколько дней на корабль, который будут охранять преданные ему морские десантники. Они сумеют помешать Римо Дональдсону пробраться на судно, если он попробует это сделать, противопоставив ему свою смертоносную силу. Адмирал пошел на все это, потому что ни в чем не мог отказать сказочной золотистой красавице, которая сидела рядом с ним на диване, хотя считал ее хитроумные предостережения абсолютно надуманными. - И все-таки я не понимаю, кому понадобилась такая старая калоша, как я? - улыбнулся адмирал Краст. - О-о, Джим! - воскликнула Лития. - Ты вовсе не старый и уж, конечно, не калоша. Ты полный жизни и тепла человек. Однако тебя гнетет какая-то проблема. Я это чувствую, чувствую как профессиональный психолог. Я ошибаюсь? - Проблема? - Краст не хотел слышать о проблемах, он хотел утонуть в голубых озерах ее глаз. В то же время каким-то первобытным чутьем, данным человеку природой, он понимал, что проницательные голубые глаза знают его постыдную тайну. - Почему бы тебе не расслабиться на несколько минут, Джим, и не рассказать мне о своей проблеме, - прошептала Лития Форрестер. - Я умею слушать и понимать. А еще я умею хранить чужие тайны. Она бережно взяла его голову и медленно приклонила к своим коленям. Краст вытянулся вдоль дивана и уставился, не мигая, в потолок, чтобы не встречаться взглядом с Литией. - Мне так неловко, - сказал он смущенно. - Но я ведь врач, Джим, - попыталась успокоить его Лития. - Меня трудно чем-либо удивить или смутить. Да и есть ли на свете что-нибудь такое, чего я не слышала или не знаю? Лития положила правую ладонь на голову Краста так, что подушечка среднего пальца оказалась в центре его уха. Теперь он чувствовал, как тепло и энергия ее молодого тела проникают в него, наполняя желанием. - Я не был мужчиной последние пять лет, - признался он наконец. - Почему? - Я импотент. Когда я говорил о старой калоше, то имел в виду именно это. - А ты пробовал? - Да, в не раз, но потом перестал. Нет ни желаний, ни возможностей. Зачем лишний раз убеждаться в своей несостоятельности? - А может, в этом виновата женщина? - Женщины, - поправил ее Краст. - Неважно, которая из них. Так было с каждой, со всеми... У меня не было к ним влечения все пять лет... пока... - Пока? - переспросила Лития с дразнящим оттенком в голосе. - Пока... - Он немного помолчал, решаясь на очередную откровенность. - Пока не встретил тебя на том приеме. - Краст закрыл глаза, чтобы не страдать, видя смеющееся женское личико. - Пока не понял, что люблю тебя. Лития! - вымучил он наконец главное признание. Его глаза все еще оставались закрытыми, когда Лития прижалась щекой к его лицу. - Я не слышала, чтобы ты говорил об этом на приеме у посла. Но уловила другую твою фразу. Если мне не изменяет память, ты рассуждал о женских грудях... что-то вроде того, что грудь есть грудь... Вдруг он услышал характерный звук раскрывающейся "молнии" и... почувствовал над собой ее дыхание. - Грудь есть грудь... Это ты произнес тогда? - прошептала Лития. Краст был смущен и чувствовал себя виноватым: как может судить о женских грудях мужчина, не испытывающий к ним никакого влечения? Он открыл глаза и хотел сказать ей об этом. Но она уже раскрыла "молнию", обнажив дивные плечи и золотистые груди, которые нависли над ним, а их твердые соски обещали нечто бесподобное. - Ты настаиваешь на своем, Джим? - спросила Лития. - Ты уверен, что у всех женщин груди одинаковые? Адмирала Джеймса Бентона Краста словно пружиной подбросило с дивана, он с силой обнял Литию, и их губы слились в долгом, захватывающем дух поцелуе. Томительное ожидание чего-то сменилось бурной, все нарастающей страстью. Она целовала его жарко и нежно. - Свершилось еще одно медицинское чудо! - выдохнула Лития, проводя рукой по оттопырившейся брючине адмирала, и улыбнулась. Адмирал Джеймс Бентон Краст почувствовал возвращение молодости. Он жаждал обладать ею. Он хотел эту трепетную золотистую женщину, и силы его неутоленного желания было достаточно, чтобы восполнить с лихвой все потери пяти лет. - Ты хочешь меня, Джим? - спросила она с хрипотцой. - Ты... ты нужна мне... Я... я хочу тебя! - Так и будет, милый! - улыбнулась Лития и поцеловала его долгим, жарким, мучительным поцелуем. Потом она поднял