веренность Римо. Грузовик наступал, толкая перед собой баки для мусора. Когда стальная стена встретится с кирпичной, баки сомнутся в лепешку, а Римо будет размазан по кирпичу. Движущаяся стальная панель срезала неровность бетона, и мимо уха Римо просвистел отколотый кусок. Оставалось меньше трех метров. Подметки Римо были скользкими от пятен машинного масла на мостовой. Два метра. Стальная стена загородила свет, и в оставшемся пространстве стало сумеречно. Римо сбросил скользящие ботинки и ринулся на стальную плиту с нарисованными деталями автомобиля-тягача. Ускорение, прыжок, руки пошли вверх, пальцы уцепились за верхнюю кромку стальной панели. Римо, словно кошка, одним движением перелетел на капот грузовика и оказался нос к носу с двумя потрясенными его появлением людьми, сидящими в кабине. Обоим крайне не повезло. С глухим ударом грузовик врезался в стену, заставив содрогнуться строения по бокам. В момент удара Римо подпрыгнул и находился в воздухе на высоте не более трех сантиметров. Водители стукнулись лбами о стекло, хотя старались удержаться на месте. Римо аккуратно приземлился. Двое в кабине попытались выбраться наружу, но двери не открывались, блокированные стенами. Человек, сидевший рядом с водителем, опустил стекло и попытался выбраться через окно, но застрял. - Ты проиграл, - сказал Римо. Изо рта, носа и даже глаз застрявшего неожиданно хлынула кровь. В этом не было ничего удивительного: череп был расплющен между кирпичной стеной и рукой, твердой как сталь и быстрой как пуля. Водитель тоже не мог пролезть в окно кабины. Пухлое красное лицо исказила гримаса ужаса. Он перебрался к другому окну, но в нем висело застрявшее тело. - Ну ты и влип, приятель, - сказал Римо и подобрался поближе к водителю. Ожидая удар, тот закрыл лицо руками. Удара не последовало, и он отважился глянуть между пальцами. Римо по-прежнему внимательно наблюдал за ним, словно обдумывая шахматный ход. Без ненависти, без злобы, просто с интересом. - Ты собираешься выбираться или мне за тобой лезть? - поинтересовался Римо. Водитель сунул руку под панель приборов и вытащил пистолет сорок пятого калибра. Но стрелять было не в кого. Куда делся этот чертов псих? Тут водитель ощутил на шее прикосновение руки и больше уже не чувствовал ничего. Римо выбрался на плоскую металлическую крышу трейлера. Тремя этажами выше из окна высунулась любопытная голова. - Водители-стажеры! Не туда свернули! - крикнул Римо и спрыгнул вниз, отвесно вниз, чтобы сила инерции не потянула его вперед. Коснувшись земли, он как ни в чем ни бывало пошел прочь, оглядываясь, как и остальные прохожие, на застрявший в переулке грузовик. - Что творится в Чикаго с уличным движением! - вслух возмутился Римо и вдруг заметил невдалеке знакомую походку своего "друга" Борова, которому теперь уже точно понадобится полуторный гроб. Пигарелло подождал, пока грузовик не уперся в стену тупика, и, не оглядываясь, в отличие от всех прохожих, пошел прочь. Римо быстро нагнал Пигарелло и пошел позади шаг в шаг. Пигарелло украдкой, насколько позволяла похожая на репу фигура, юркнул в четырехдверный седан. Когда он открывал переднюю дверь, Римо синхронно открыл заднюю, чтобы совпал звук, и, так же как и Боров, оказался в машине. И Пигарелло, и водитель сидели, уставившись прямо перед собой. На шее водителя выступили капельки пота. Римо прилег, чтобы его не было заметно в зеркале заднего вида. - Все, Зигги. Парню капут. - Хорошо, - ответил водитель, тронул машину с места и влился в поток автомобилей. Навстречу промчались с включенными сиренами две полицейские машины. - Знаешь, - сказал водитель, - я никогда раньше такими вещами не занимался, и никто из наших в такие дела не лез. Мне это не по душе. Не нравится, и все тут. Я не думал, что дело зайдет так далеко. А теперь пойдет: один, потом - другой, третий... Не профсоюзное это дело. - У тебя жратвы хватает? - спросил Боров. - Хватает. Ну и что? И раньше хватало. - Никто не заставлял тебя и не совал пистолет под нос. Ты ведь давно занимаешься темными делишками. Мы ими занимаемся, крупные компании занимаются, ростовщики, букмекеры. Все. - Раньше я ничего подобного не делал. И большая часть моих коллег - тоже. - Ну и что? - Ничего. Мне это не по душе. - Ай-ай-ай! - сказал Боров. - Подумаешь, чистюля нашелся! Автомобиль с двумя подручными Джетро и с человеком, с которым им было поручено расправиться, въехал в подземный гараж гостиницы. Джетро уже ожидал их и одарил фирменной улыбкой. - Ну, как дела? - Нормально. Все получилось, как и было задумано, - ответил Боров. - Отлично. Я не переношу жестокости. Она нарушает естественный ход жизни, - сказал Джетро. Боров озадаченно глянул на руку, которую Джетро протягивал в окно автомобиля, и собрался было ее пожать, но рука потянулась куда-то на заднее сиденье. Рокко-Боров Пигарелло обернулся и... потерял сознание. - О, Боже милосердный! - вырвалось у побледневшего Зигмунда Негронски, который только теперь заметил, что на заднем сиденье кто-то есть, и неожиданно понял, что это тот самый человек, по поводу смерти которого он так переживал. - Господи! Римо пожал руку Джетро. - Хм, - буркнул Римо. - Ты. Я так и думал. - Здорово, приятель! - изобразил радость Джетро. Он был в светлой мадрасской рубаке, на шее болтались бусы. - Я пошел, - сказал Римо. - Спешу! - Эй, малыш, не торопись, я хочу ввести тебя в нашу семью. - Мне надо бежать, - отозвался Римо. - Я предлагаю тебе работу. - У меня важное дело, - сказал Римо. - Нет ничего важнее, чем дела нашего профсоюза, - сказал Джетро. Римо выскользнул из машины и направился к выходу. Джетро пошел следом. - Стой! Подожди, - позвал Джетро. - Куда ты так спешишь? - Покупать утку в семьдесят две унции, - ответил Римо. На улице он остановил женщину и поинтересовался, не знает ли она, где поблизости есть магазин, торгующий птицей. Супермаркет, что ли? Нет, магазин, торгующий птицей. В двух кварталах отсюда, женщина ткнула пальцем на восток. Римо пошел по указанному направлению, а новый президент Международного братства водителей последовал за Римо. - Два квартала на восток, - повторял Римо. - Два квартала на восток. - Перед нашим союзом блестящее будущее. Перед тобой откроются грандиозные перспективы. Будем разъезжать по всему миру. Что ты на это скажешь? - Вот он, - Римо показал пальцем на витрину, где висели гирлянды желтоватых птичьих тушек. - Скажу по правде, о тебе ходит много разных слухов, и я тебя слегка подозревал. Решай: войти в мою команду или распроститься с профсоюзом. Я играю в открытую, будь и ты со мной откровенен. - Мне нужна утка на килограмм, - сказал Римо продавцу. - Потроха будете брать? - Да, пожалуй. - Послушай, - прошептал Джетро. - Я готов пойти дальше. Открою тебе секрет: если бы ты не согласился прийти ко мне вместе с Пигарелло и Негронски, то сейчас был бы трупом. Видишь, я ничего не скрываю. Римо потянул себя за мочку уха. - Что-то эта утка с виду маловата для килограмма. - В ней точно килограмм веса, - сказал продавец, вытирая руки о заляпанный птичьими внутренностями белый передник. - Если так - ладно, - сказал Римо продавцу. - Ну, хватит. Ты выводишь меня из терпения. Последний раз предлагаю: или иди ко мне в помощники, или... Римо внимательно посмотрел на Джетро, в раздумье прикусив губу. - Как по-твоему, в этой утке есть килограмм? - спросил Римо. - Господи-Иисусе, - простонал Джетро. - Да что с тобой?! Таких, как ты, я еще не встречал! - Так есть в ней килограмм или нет? Джетро пожал плечами. - Ладно. Дай взглянуть. Он привстал на цыпочки и заглянул за прилавок, где продавец в это время заворачивал тушку в толстую белую бумагу. - Да, точно килограмм. Теперь решай: работа у меня или смерть. - Да ты же ничего толком не видел, глянул только краем глаза! - сказал Римо. - Можно ли вообще тебе доверять? Ты знаешь толк в дичи? В утках ты разбираешься? В чем ты вообще разбираешься? - Ладно, - ответил Джетро. - Это, в конце концов, твоя жизнь, а не моя. - Он еще раз недоуменно пожал плечами и пошел к выходу. - Эй, милашка, а грузовик-то не сработал! Джетро остановился как вкопанный, словно налетев на невидимую стену, и, разинув рот, уставился на Римо. - Смешной грузовик в несмешном переулке. Не сработало! А с Пигарелло я приехал, чтобы выяснить, кто его послал, хотя и догадывался заранее. Римо взял у продавца сверток и оценивающе покачал на ладони. - И все-таки маловато весит! - сказал он и, пройдя мимо остолбеневшего Джетро, оказался на улице. Джетро догнал его, когда Римо с риском для жизни пересекал наводненную автомобилями проезжую часть. Лицо Джетро - обычно спокойное - являло сейчас красную маску ярости. - Ну хорошо, сукин сын! Твоя цена! - Я подумаю, ладно? - Вот что. Если хочешь вновь встретиться со своим диетологом-китаезой, думай быстрее. Да. Я послал к нему своих ребят, Так что, если он тебе нужен вместе с его диетами, без которых тебе, судя по всему, не обойтись, иначе ты бы не таскал его за собой, быстренько называй свою цену. - И сколько народу ты к нему послал? - Троих. Один его попридержит, второй на всякий случай будет смотреть по сторонам, а третий поведет машину. - Хм-м-м, - задумался Римо, потом остановил прохожего и спросил, где поблизости есть галантерейный магазин. - В четырех кварталах отсюда, - последовал ответ. Римо и Джетро отправились в указанном направлении. - Что желаете, сэр? - поинтересовался продавец магазина, торгующего галантереей, чемоданами и сумками. - Минуточку, - ответил Римо и, обернувшись к Джетро, спросил: - Не помнишь, какого роста парни, которых ты послал к Чиуну? - А зачем тебе? Ну, да ладно. Один - сто семьдесят пять сантиметров, другой - сто восемьдесят три, и третий - сто девяносто пять. Римо выбрал три чемодана, один из них - очень большой. Чиун всегда мечтал быть писателем. Пока в перерыве телесериала шла реклама, он снова задумался над такой возможностью. Он поведал бы миру о человеке, желавшем остаться наедине с прекрасным. О человеке, который с течением времени пришел к пониманию подлинной красоты. О человеке, который отдавал себя целиком, не требуя взамен ничего. О человеке, который в этой дикой и неспокойной стране сумел отыскать подлинное проявление истинного искусства, и питал им свою чуткую душу. Этот старый несчастный мудрец, любимый всеми, не требовал для себя ничего, кроме нескольких мгновений покоя, дабы усладить те немногие годы, что ему остались, лицезрением чудесных историй: "В предрассветный час", "Пока Земля вертится" и " Доктор Лоуренс Уолтерc, психиатр". И на этого тихого и безобиднейшего человека напали три грубых и жестоких варвара. Им безразлична была прелесть подлинной драмы. Им наплевать было на краткие минуты счастья старого, доброго, мудрого человека. Они не думали ни о чем, кроме своих жестоких, презренных планов. Они похитили свет из волшебного ящика, дарящего подлинное искусство. Они надменно и с презрением одним нажатием кнопки остановили красоту. С жестоким бессердечием они лишили любимого всеми мудреца его последнего удовольствия. Что оставалось этому несчастному, кроме как постараться, чтобы его оставили в покое и дали посмотреть телевизор? Но на этом история не кончалась. Поймет ли это неблагодарный и ленивый ученик? Поймет ли тот, которому Мастер Синанджу дал знание, недоступное другим людям, что Мастера лишили последнего удовольствия в недолгой оставшейся жизни? Нет. Не поймет. Он примется рассуждать о том, кто и что должен носить. Или, кто и что должен убирать. Вот чем займет себя неблагодарность. Это его естество. Это его характер. Ах, если бы только Чиун мог поведать миру свою сагу в говорящих картинах! Тогда и другие смогли бы оценить всю горесть положения доброго, любимого всеми старика. Дверь гостиничного номера отворилась. Нет, Мастер Синанджу не опустится до мелких пререканий. Дверь захлопнулась. - Чиун! Я уже говорил тебе и еще сто раз повторю: ты убиваешь, ты и убирай трупы! - сказал Римо. Мастер Синанджу не желал пререкаться по пустякам. - Можно подумать, что по решению Верховного суда только одно преступление в Америке карается смертью. Всякий, кто выключит твой несчастный телевизор должен быть убит на месте. Мастер Синанджу не поддается на провокацию. - Что ты молчишь? Ты прикончил их за то, что они выключили "мыльную оперу"? Мастер Синанджу не желал заниматься обвинительством. - Ты поможешь мне уложить их в чемоданы? Мастер Синанджу не желал заниматься женским делом - уборкой, особенно после того, как его оскорбили. - Чиун, иногда я тебя ненавижу. Мастер Синанджу знал это всегда, иначе как объяснить, что неблагодарного ученика ничуть не волнуют маленькие радости учителя. Ах, как хорошо было бы стать писателем! ГЛАВА ДЕСЯТАЯ  Чикаго. Полдень. В одно и то же время двое докладывали начальству. Римо позвонил Смиту по обычному, "открытому" телефону и сказал, что нашел альтернативу крайним мерам. - Можно добраться до сердцевины яблока и перетасовать семечки, не превращая яблоко в джем, - сказал Римо. - Действуйте, - ответил Смит. Пигарелло и Негронски объяснялись с Джетро. - Я и не видел, как он сел в автомобиль, - оправдывался Негронски. - В грузовике было двое наших. Опытные парни. Они сделали все как надо, мы потом проверили. Бутылки, мусорные баки, все, что было в тупике, расплющено в лепешку, Все, кроме этого Римо Джоунса, - сказал Пигарелло. - Ты хочешь этим что-то сказать? - Что не хочу больше иметь с ним дела. - И я, - сказал Негронски. Джетро перебирал свои бусы, словно четки. Он потерял троих, послав их к старику-диетологу, но не собирался сообщать об этом подчиненным. Происходило что-то непонятное. В действие, похоже, вступили силы, с которыми ему несовладать. Он поблагодарил Пигарелло и Негронски, пообещав связаться с ними позднее, затем сел в машину и помчался в новое здание на окраине города. Назвал пароль у входа. Набрал в кабине лифта комбинацию цифр и очутился на одном из подземных этажей. Надпись под гигантской картой на стене была освещена прожекторами. Если раздвинуть дальнюю стену, что станет возможно после окончания последних электромонтажных работ, то окажешься в конференц-зале, чуть меньшем по размеру, чем зал заседаний. Джетро не понимал для чего нужен потайной зал, тем более - за такие деньги. Однако обсуждать планировку было уже поздно. Новый линолеум пощелкивал под ногами Джетро. Он прошел мимо специальной комнаты, даже не оглянувшись. Рядом с раздвижной стеной была дверь. Джетро трижды постучал. Тишина. Он снова постучал. Ответа не было. Джетро отворил дверь, вошел и оказался в небольшом оазисе. Мелодично тикали часы на стене, запах благовоний холодил воздух. В маленьком бассейне среди искусно подобранных камней тихо побулькивал фонтанчик. Джетро притворил за собой дверь и внимательно осмотрел зимний сад. Никого. Негреющее искусственное солнце заливало помещение голубоватым светом. Джетро моргнул. - Ты смотришь, но не видишь, - раздался голос. Джетро всмотрелся в заросли у фонтана. - Ты слушаешь, но не слышишь. Джетро попытался определить, откуда исходит голос. - Рядом с бассейном. Как он его сразу не увидел? Скрестив ноги, на большом камне сидел человек с книгой на коленях, одетый в строгий серый костюм с белой рубашкой и галстуком в полоску. Джетро должен был заметить его сразу же. Восточное лицо, плоское, с округлыми чертами. - Я пришел, чтобы сообщить: мы ничего не можем поделать с этим Римо Джоунсом. Придется оставить его в покое. - Он согласился на твое предложение? - Нет. - Тогда зачем ты явился сюда? - Чтобы рассказать вам. - Тебе было приказано или взять его на службу, или убрать. Нанять его тебе не удалось, следовательно, оставался только один вариант. - Ничего не вышло. - Попытайся снова. Редкая победа достигается без поражения. Если бы все пасовали перед превратностями судьбы, мы до сих пор жили бы в пещерах, так как первые дома, случалось, обваливались. - Я боюсь этого человека. - Хорошо. Значит, у тебя все-таки есть разум. - Я не хочу опять посылать к нему своих людей. - Тебе это неприятно? - Да. - Рождение человека тоже доставляет мало удовольствия. То же относится к некоторым стадиям и формам плотской любви. На пути к цели всегда лежат испытания души. Вперед, закончи начатое. Заслужи власть, которую ты скоро получишь. - Хорошо, Нуич, - сказал Джетро. Слова Нуича, хотя и звучали логично, не убедили его до конца. - Слушаюсь. Как всегда, постараюсь выполнить твой приказ. Зигмунд Негронски рассеянно вертел в руках бокал шербета со льдом, а Джетро в это время рассказывал собравшимся супругам нового руководства профсоюза о том, что за спиной человека, ведущего грузовик, всегда стоит его жена. - Жена профсоюзного функционера - его главное богатство и капитал. Именно для нее мы и хотим сделать наше Братство самым преуспевающим объединением в истории профсоюзного движения. Раздались дружные аплодисменты. Джин Джетро, задрапированный в бежевые одежды в крапинку, рассылал женщинам воздушные поцелуи. Они слали ему воздушные поцелуи в ответ. Не переставая улыбаться, Джетро сел рядом с Негронски за стол президиума. - Неплохо, а, Зигги? - спросил Джетро, продолжая посылать поцелуи. Его подружка молча улыбалась, сидя рядом. Сегодня на ней было нечто вроде довольно скромной блузки, достаточно, впрочем, прозрачной, чтобы заметить отсутствие бюстгальтера. - Меня беспокоит этот Римо. Зачем он нам? У наших парней, которых вытащили из кабины грузовика, были расплющены головы. - Я знаю, знаю. Ты прав. - Тогда забудем о нем. - Нельзя. - Что, снова попытаемся его убрать? - Придется. - Но почему? Ему от нас ничего не нужно! Не будем его трогать, и он нас не тронет. - Ты прав на все сто. Я тоже так считаю. - Значит, плюнем на него? - Нет, нельзя. Мы должны сделать то, что сделать необходимо. И не думай, пожалуйста, что я вовсе не боюсь. Джетро снова встал и начал посылать воздушные поцелуи. К столу президиума из-за сцены пробрался клерк и передал Джетро записку. - Телефонограмма, сэр. Джетро быстро развернул листок, прочел, и искусственная улыбка на его устах потеплела и оживилась. - Зигги, нам не придется его убирать! Он согласен работать с нами. Доктора Смита вырвало. Тем, что он съел за обедом, и, насколько он понял, остатками завтрака. Пошатываясь, он вернулся к телевизору и нажал кнопку перемотки видеомагнитофона, чтобы еще раз просмотреть выпуск новостей. Потом он проглядел новости по другим основным каналам и вновь бросился в туалетную комнату, примыкавшую к его кабинету. Прополоскав рот едким дезинфектантом, он еще раз перемотал назад кассету с вечерними новостями, чтобы окончательно убедиться, что не галлюцинирует. К сожалению, он оказался в здравом уме. На мерцающем экране перед микрофоном в зале съезда профсоюза водителей стоял человек, которого, дабы он перестал официально существовать, казнили когда-то на электрическом стуле. Человек, имеющий приказ ликвидировать на месте всякого, кто узнает его, несмотря на неоднократные пластические операции. Человек, являющийся единственным исполнителем-убийцей организации, для которой, как и для правительства США, обнародование факта о ее существования означало бы конец. У микрофона стоял, как сказал комментатор, ближайший соратник нового президента профсоюза. Новый тип профсоюзного функционера. Римо Джоунс. И не просто стоял, а выступал с прочувственной речью. Римо Джоунс считал, что старому профсоюзному движению пришел конец. - Кончилось время наемных бандитов и шантажа. Отошли в прошлое дни, когда водителя считали тупым здоровяком, слугой индустрии. Кончилось время, когда нация воспринимала верных ей работяг как нечто само собой разумеющееся. Теперешний водитель - это профессионал. Члены профсоюза уже не те, что были раньше, и не желают больше довольствоваться объедками со стола экономики. А ведь еще их отцы были полностью под пятой нанимаемых корпорациями громил! И я говорю вам, коллеги-водители, коллеги-функционеры, братья американцы, что к нам пришло новое мышление. Мы обрели его вместе с Джином Джетро, рожденным для борьбы, вскормленным истиной, выращенным на вере в то, что мы, водители, - всего лишь часто гигантского транспортного комплекса всей страны, который должен быть единым, или его составляющие сгинут поодиночке. Не спрашивайте, что ваш профсоюз может сделать для вас, задайтесь лучше вопросом, что вы можете сделать на благо профсоюза. Все присутствующие, как один, встали и устроили овацию. Джин Джетро обнял Римо. Римо обнял Джина Джетро. Они позировали перед камерами слева. Они повернулись к камерам справа. Они подняли над головой сомкнутые руки, обратившись к телекамерам в центре. В зале мигали огоньки фотовспышек. Вспышки сопровождались щелканьем бесчисленных фотоаппаратов, готовых разнести изображение Римо по всему свету. Смит застонал. А ведь можно было обойтись без крайних мер. Римо должен был внедриться в руководство и саботировать создание нового суперпрофсоюза. Он должен был взорвать его изнутри, а не заниматься гибельной саморекламой. Такой вариант был более предпочтительным, нежели физическое устранение четырех лидеров ведущих профсоюзов транспортников. Смит пошел на это, Смит поддержал Римо. Но он никогда не санкционировал бы такой приступ эксгибиционизма. Смит остановил на экране один из кадров. Перед ним была физиономия секретного человека-супероружия. Таким счастливым Смит его никогда не видел. Он опьянен общением с публикой. И это человек, которого не существует! Смит обязан был предусмотреть нечто подобное. Человека не существует, он ежегодно меняет даже лицо. И вполне естественно, что контакт с публикой сделал его счастливым. Он ведь и раньше жаловался на бесконечные изменения лица, требовал, чтобы ему вернули первоначальное обличье. Это был сигнал. Это было самовыражение враждебного подсознания. Да, сигнал. А теперь... Доктор Смит снова посмотрел на сияющее на экране лицо, и на мгновение в нем шевельнулось сочувствие к Римо, желание, чтобы этот человек, славно послуживший организации КЮРЕ, смог когда-нибудь осуществить свои простые человеческие мечты. Чувство было мимолетным. Римо всех их погубит. Гласность для них означает только смерть, на этом основывался сам принцип существования КЮРЕ. Не должно остаться живых свидетелей. Кроме президента США. Еще раз взглянув на улыбающееся лицо Римо, доктор Смит вместе с креслом отвернулся от телевизора. Потом вспомнил, что его надо бы выключить, и тут же сделал в блокноте пометку на память: не забыть заказать устройство для автоматического отключения телевизора. В кабинет может кто-то войти, а на экране - лицо Римо, которому, чтобы не засветиться, не разрешали и близко подходить к Фолкрофту. Воспоминание об этих, как теперь выяснялось, напрасных предосторожностях еще больше испортило настроение Смиту. Зазвонил телефон повышенной секретности. - Да, сэр, - сказал Смит. - То, чего мы опасаемся, может все же произойти? - послышался в трубке голос, знакомый миллионам американцев, голос, часто обращающийся к ним, голос, говорящий о том, что у нации есть лидер. - Нет. - Я не ожидал, что дело зайдет так далеко, все должно было быть кончено еще вчера. - Сэр, вы хотите сообщить мне еще что-либо? - Нет, это все. - Если вам от этого станет легче, могу сообщить что угроза будет устранена до планируемого на завтра заявления. - Значит, они все-таки намерены создать этот союз? - Всего доброго, сэр. Смит повесил трубку и взглянул на часы. Еще две минуты. Он включил компьютер. На экране появились данные котировки акций крупнейших компаний. За годы работы шефом КЮРЕ Смит пришел к выводу, что большой бизнес крадет у государства почти в семнадцать раз больше, чем организованная преступность. Но с бизнесменами иметь дело просто. Утечка информации через прессу может уничтожить любую самую богатую и влиятельную компанию. Заниматься такими делами было даже интересно. Однажды к КЮРЕ попал нереализованный план возвращения на заводы большой партии выпущенных автомобилей, в которых обнаружились дефекты. Производитель, естественно, старался избежать громадных расходов. Материал на эту тему был адресован одному из популярнейших и авторитетных журналистов, но оказался почему-то на столе директора автоконцерна, выпустившего дефектные машины. Едва распечатав конверт, тот приказал срочно объявить о возвращении на заводы всех дефектных автомобилей. Для КЮРЕ ненадежный автомобиль являлся синонимом массового убийства. Зазвонил телефон. - Привет, старина! - раздался довольный голос Римо. - Видели вечерние новости? - Да, - сухо ответил Смит. - Я должен был это сказать. Я был хорош, да? Могу крутить ими, как захочу. Вам понравилась моя речь? - Ничего необычного, - ответил Смит. - Черта с два! Овация на семь минут! Главе Американского легиона аплодировали всего три минуты, и даже сам Джетро вчера на торжественной церемонии получил чуть больше восьми минут оваций. Вы видели, как он обнимал меня прямо на трибуне? Ему пришлось это сделать, а то я ушел бы и увел весь зал за собой. - Если мне будет позволено на минуту прервать вашу блестящую политическую карьеру, нельзя ли поинтересоваться, как обстоят дела с вопросом выживания страны? - А, это... Не волнуйтесь. Всему свое время. Им не поставить проблемы, которую мы не смогли бы разрешить. Им не выстроить баррикад, которые мы не смогли бы взять штурмом, не создать оружия, с которым мы бы не совладали. Мы, новое поколение, рожденное в... - Срок - к завтрашнему дню, - сказал доктор Смит и бросил трубку. Римо из убийц скакнул прямо в политики, не задержавшись на роли просто человека. Услышав отбой, Римо повесил трубку и посмотрел на Чиуна. Чиун чрезвычайно высоко оценил "песню" Римо по телевидению и признался, что еще в молодости, когда он жил в родной деревне, мечтал стать великим политическим лидером. Чиун взобрался на кровать, выпрямился во весь рост и, размахивая руками, произнес речь, смысл которой сводился к следующему: "Изгоним захватчиков из священной Кореи!". - Неплохо, - оценил выступление Римо. - И часто ты выступал? - Ни разу. Понимаешь, мы, ассасины Дома Синанджу, работаем как раз на захватчиков и угнетателей. Однажды мой отец услышал, как я произносил эту речь в пустынном поле, и объяснил, что именно угнетатели дают нам пищу и крышу над головой. Без притеснений и насилия не выживет Синанджу, а мир состоит из множества маленьких Синанджу. - Величайший убийца-ассасин изо всех живущих и когда-либо живших - Мастер Синанджу, - сказал Римо. Чиун с поклоном принял комплимент, естественный в устах того, кому Чиун передал часть своей мудрости. - У меня сегодня вечером дела. Принести тебе что-нибудь? - Возвращайся с победой в зубах! - сказал Чиун, рассмешив Римо. Иногда они вместе смотрели телевизор, и самыми забавными были фильмы с жестокостью и насилием. В одном из фильмов о войне встречалась эта фраза: "Возвращайся с победой в зубах!". Чиун не мог ее забыть, настолько она была по-любительски глупой. - Я принесу немного дикого риса и трески, - сказал Римо. - Треска жирная, - ответил Чиун. - Сегодня вечером тебе бы неплохо поработать локтями. - Разве что-нибудь не так? - Все в порядке, просто иногда нужно включать в работу локти. Купи лучше пикши. Камбалу мы уже ели в понедельник. - Хорошо, папочка. Римо оставил Чиуна, продолжавшего стоять на кровати и ораторствовать о том, как бедняки сбросят оковы угнетения и все заживут свободно, в мире и согласии. Найти этот дом было просто. Он был окружен проволочным ограждением высотой почти четыре метра, находившимся под напряжением. Здание было залито желтоватым светом прожекторов, пробивавших душную тьму ночи. Пахло свежевскопанной землей и только что посаженными деревьями. Римо оставил под кустиком двойной пакетик с рыбой, вытянув вверх руку, прыгнул на верхушку одного из столбов, поддерживающих проволоку, и встал на "шпагат", рукой опираясь на верхушку столба, стараясь, чтобы ноги не попали на проволоку. Во всех электрических оградах, опорные столбы непременно служили изоляторами, так что такое заграждение представляло собой препятствие только для тех, кто никогда не учился, как его преодолевать. Римо пришло в голову, что такие загородки - это фильтр, задерживающий самых безвредных визитеров. Он окинул землю сверху опытным взглядом. Вроде бы там не было никаких ловушек, но на всякий случай, оттолкнувшись одной рукой, он спрыгнул на землю подальше от ограды, приземлившись, словно кошка - в движении - мягко и плавно. За невысокой стеной виднелся дом, вздымающийся вверх в лунном свете, напоминавший четыре гигантских, расположенных вертикально алюминиевых гроба с медной паутиной между ними. Основание здания было залито лучами прожекторов. Плавно и бесшумно Римо пересек полоску вскопанной земли, не задумываясь над своими движениями, отточенными годами тренировок, полагаясь на автоматизм мышц. Он шел по подъездной дорожке, а ноги сами избегали камешков - источника шума. Оказавшись у стены, он остановился в темноте, вне досягаемости прожекторов. Над ним было десять этажей. Ни выступов, ни зацепок. Окна - вровень со стеной, словно соструганные гигантским рубанком заподлицо. Что ж, недурно. Римо боком продвинулся до угла здания, наступив на оставленный кем-то шланг. В воздухе стоял запах свежей краски и кислоты для полировки металлических стен. Если невозможно проникнуть в здание снизу, попробуем сверху. Никто не станет охранять верхний этаж стоящего отдельно здания. Римо прильнул к углу дома, прижавшись ладонями к холодному металлу. Колени обхватили угол, их усилие было направлено перпендикулярно стене, а не вниз. Руки пошли вверх, ноги пока оставались на месте. Одновременно пришло в движение тело: одно сокращение соответствующих мышц за другим. Захват - вверх - захват - вверх. Он поднимался мощно и равномерно, с методичностью вгрызающейся в дерево пилы. Быстрее, до точки, где лишняя энергия лишь уменьшала скорость продвижения, а потом - медленнее, до максимального подъема, поддерживая единый ритм, не прерывая момент движения. Вжаться в стену. Отпустить. Вжаться. Отпустить. Руки идут вверх, ноги держат, руки - вверх, ноги - держат. У щеки - запах стены, прохладный металл скользит по животу, все ближе верхние этажи. Вот под руками желоб водостока, подтянуться, рывок - ноги взметнулись вверх, через парапет. Он стоял на крыше. "Ай да я"! - подумал Римо. Жаль, Чиун не видел. Он бы, конечно, не стал хвалить Римо, но даже критика со стороны Чиуна - уже комплимент. Римо отряхнул руки. Ладони оказались слегка обожжены. Вот черт! Не хватало только спускаться вниз с обожженными ладонями, ведь спуск всегда труднее подъема. Держась руками за край крыши, Римо повис над десятиэтажной пропастью и ощупал ногой окно верхнего этажа. Все гладко, никаких выступов. Ничего не выйдет. Перехватывая руки, Римо двинулся по периметру здания, словно паук, ногами пытаясь нащупать выступ или углубление, или хоть что-нибудь. Безрезультатно. Так он проверил все четыре стороны. Доступа внутрь не было. Придется вламываться сквозь оконное стекло. Римо легонько постучал носком ноги по центру стекла одного из окон. Звук подозрительно глухой. Это опасно: может быть, это стекло, а может быть, и нет. Римо не радовала перспектива удариться с размаху о стекло и, отскочив, как мячик, полететь вниз. Слишком рискованно. Чиун говорил, что бывают старые убийцы-ассасины и бывают дерзкие ассасины, но не бывает старых и в то же время дерзких. Дерзкие до старости не доживают. Рисковать жизнью понапрасну - черта, присущая любителю, но не профессионалу. Подтянувшись на руках, Римо снова оказался на крыше. Ощупал металл под ногами, исследовал конек - ничего. Придется спускаться вниз той же дорогой, но с обожженными ладонями - основным инструментом спуска и подъема по стенам. Или, подумал Римо, можно подождать до утра, пока кто-нибудь не скажет: - Что этот идиот там делает, и как он туда попал? Римо подул на ладони и полез вниз. Поехали, подумал он, и тут же перестарался, слишком сильно прижав ладони к стенам. Тело заскользило вниз. Лишь в последнюю долю секунды ему удалось восстановить контакт с поверхностью из стекла и металла. Падение можно замедлить только постепенным увеличением трения ладоней, а если попытаться прекратить его немедленно, как поступил бы нормальный человек, - свободный полет. На уровне третьего этажа он все же потерял сцепление со стенами и сорвался. Римо приземлился на ноги на свежевскопанную клумбу, но от удара ощутил резкую боль в груди. Ноги по щиколотки ушли в землю. Прихрамывая, Римо выбрался из ямы. "Что ж, рискнем и попробуем дверь. Там меня могут увидеть, - думал Римо, - но делать нечего". Дверь, естественно, была заперта. Римо попробовал ее на прочность, и оказалось, что это не металл, а какая-то поверхность из сверхтвердых переплетенных между собой волокон, прогибающаяся под ударом, а потом отталкивающая руку. Даже руку Римо. Он проделал такой же эксперимент с окнами первого этажа - то же самое. Слава Богу, что он не попробовал вломиться в окно на десятом этаже... Итак, в дом не попасть. У ограды его поджидал охранник, держащий в руках спрятанный Римо пакет с рыбой. - Ну, как погулял? - спросил охранник. - Что вы делаете с моей рыбой? - А что ты делаешь на закрытой территории? - Рыбу свою ищу! - ответил Римо и вырвал пакет из рук охранника, который мог поклясться, что держал его крепко-накрепко. - Так, парень, пойдем-ка со мной. - Не приставайте, - сказал Римо. - Я расстроен. Сегодня мне предстоит признать свое поражение. Признаться тому, кому бы мне меньше всего хотелось. - У тебя, сынок, на данный момент другие проблемы: незаконный проход на охраняемую территорию и нападение на охрану. - Что? - переспросил Римо, пытаясь придумать, что сказать Чиуну. - Нападение на меня, - повторил охранник. - Если вы настаиваете... - сказал Римо, размозжил охраннику лицо и поспешил домой. Услышав о неудаче, Чиун сперва заулыбался и принялся объяснять этот факт вредными привычками Римо, его неразборчивостью в пище, неуважением к учителю и неспособностью распознать подлинное искусство. Римо продолжил рассказ, детально описывая свои действия, и, согласно кивая в знак одобрения принятых мер, Чиун в то же время все больше и больше мрачнел. Римо закончил и посмотрел на Чиуна - на лицо старика легла тень озабоченности. - Что я сделал не так? - спросил Римо. Чиун помолчал и медленно произнес: - Сын мой. С тяжелым сердцем, великой скорбью и стыдом должен я сообщить тебе, что все было сделано правильно. Того, чему я тебя научил, недостаточно. Позор мне и моему Дому. - Но это всего лишь здание, а мы тренировались даже на атомных комплексах! - Эти атомные комплексы спроектированы так, чтобы воспрепятствовать проникновению людей, вооруженных ружьями, автомобилями, танками и другими порождениями западной техники. А это здание построено так, чтобы туда не смогли проникнуть именно мы с тобой. - Что за черт! Кто в Америке может быть знаком с методами Синанджу?! - Ну, некоторые знают ниндзя, - ответил Чиун, подразумевая древнее искусство передвигаться в темноте и захватывать замки. - Но ведь школа ниндзя - всего лишь частица Синанджу! Чиун помедлил. - Я должен сам убедиться. - Вот и хорошо. А я займусь этим делом с другого конца, через Джетро, - сказал Римо. - И вот еще что, папочка... - Что? - спросил Мастер Синанджу, черня лицо и облачаясь в темные одежды, дабы стать частью ночной тьмы. - Возвращайся с победой в зубах! ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ  Все магазины, торгующие инструментами, были уже закрыты, а Римо было крайне необходимо кое-что купить. Пришлось грабить лавочку, расположенную за углом, неподалеку от отеля. Магазинчик подходил Римо по всем статьям: и идти было недалеко, и охранная сигнализация была подходящей. Если входную дверь открыть и закрыть достаточно быстро, сигнализация просто отключалась и не срабатывала. Римо выбрал ломик-монтировку длиной сантиметров девяносто, по цене четыре восемьдесят пять. Не зная, какой в Чикаго налог на покупку и есть ли он вообще, он на всякий случай оставил хозяину пять долларов. Стараясь не прикасаться к монтировке пальцами, он тщательно обернул ее коричневой упаковочной бумагой, выскользнул из магазинчика и направился к Бладнеру. Бладнер жил в том же отеле, что и Римо с Чиуном. Римо постучал в дверь. - Кто? - послышался голос Станциани. - Римо. - Чего тебе надо? - Мне нужен Бладнер. - Его нет. - Открой. - Я же сказал, его нет. - Либо ты мне откроешь, либо я открою сам, но эта дверь не останется закрытой. - Хочешь получить стол в морду? - Да, если для этого тебе придется открыть дверь. Дверь отворилась, и из нее вылетел небольшой полированный кофейный столик. Римо слегка рубанул свободной левой рукой в середину крышки. Крак! В дверях появился Станциани в серых брюках и спортивной рубашке. Он посмотрел сначала на правую половину столика, лежащую у стены, потом - на левую, валяющуюся около двери, потом - на Римо и вяло улыбнулся. На серых брюках появилось и начало расползаться темное пятно. - Привет! - сказал Станциани. - Привет! - ответил Римо. - Не хотите ли войти? - Хочу, - ответил Римо. - Давно хочу. Из глубины помещения загрохотал голос Бладнера: - Ты его впустил? Тебе же было велено не пускать сюда этого парня! Римо пошел на голос и оказался в спальне. Бладнер играл и карты. Дверь в соседнюю гостиную была открыта, Три матроны среднего возраста тоже были заняты карточной игрой. - Вы, наверное, Римо? - воскликнула одни из них. - А я - миссис Бладнер. Вы ужинали? Эйб не говорил, что вы такой симпатичный. Эйб, он просто милашка! Все остальные твои парни похожи на гангстеров. Эйб, слышишь? Бладнер мрачно глянул на Римо. - Что тебе, Дон? - Я говорю, какой он симпатичный. И на гомика совсем не похож. Но вам не помешало бы немного пополнеть, Римо. Так вы ужинали? - Спасибо, мэм, я сыт. Эйб, а почему ты не говорил мне, что у тебя такая привлекательная супруга? Из гостиной донеслось хихиканье. - Что тебе нужно, парень? - Поговорить. - Не желаю с тобой разговаривать. - В чем дело? - Как в чем?! Я ввел тебя в профсоюз, а теперь без моего ведома ты становишься правой рукой Джетро. Понял, в чем дело? - Эйб, ты же знаешь, что я патриот нашей региональной организации. - Патриот... Ты о ней понятия не имеешь! - Зато теперь она представлена наверху. - Сперва надо было меня спросить! Джетро обязан был поговорить со мной. Что подумают люди, когда кого-то из нашей организации без моего ведома выдвигают наверх? - Джетро - сукин сын, и я ему не доверяю. Но мне ты можешь верить. Я и там останусь твоим человеком, - сказал Римо-политик. - Верить тебе? Парень, да я тебя совсем не знаю. - Ты обиделся, что ли? - спросил Римо