ом вашем Нью-Йорке? - Подумал бы, что это весьма странно, господин президент. - Вот и мне так кажется. Сейчас я преподам тебе еще один урок правления, который ты не получишь даже от вашего ЦРУ. - Сочту для себя честью, господин президент. Генерал Ободе хлопнул в ладоши, и в кабинет дружно вошли восемь мужчин в изящных западных костюмах, изящных рубашках и изящных галстуках. Они говорили с изящным английским акцентом. Это был созданный Ободе Государственный гражданский совет, который состоял при нем, но не имел решительно никаких полномочий, поскольку президент предпочитал окружать себя военными. Шестеро членов гражданского совета были из племени хауса, а два - лони. Последних Ободе назначил туда неохотно, уступив настойчивым рекомендациям Батлера. Батлер утверждал, что включение в состав правительства представителей когда-то ненавидимого и преследовавшегося враждебного племени будет расценено западным миром как акт его величия. - Сегодня ночью три раза выл шакал, - объявил Ободе. - Для вас - оксфордцев и кембриджцев - это ничего не значит. Я уверен также, что это ничего не значит в каком-нибудь шикарном здании Организации объединенных наций, где единственная их забота - это, чтобы работала система кондиционирования воздуха. А вот этот американец, вот этот Батлер, который вернулся домой, на свою настоящую родину, думает, что это что-то означает, а ведь он в свое время работал в ЦРУ. Все вы, конечно, слышали о Центральном Разведывательном управлении. Это вам не Оксфорд. И не Кембридж. И не Организация объединенных наций. - Это - злобная, опасная организация, господин президент, - сказал председатель Государственного совета, который был из племени хауса. - Чтобы добиться своего, она ни перед чем не остановится. - Правильно, - согласился генерал Ободе. - Поэтому нам следует относиться к ней с уважением. Так вот, этот бывший агент ЦРУ сказал мне: вой шакала по ночам - это что-то странное. А что вы думаете об этом? Пока Ободе говорил, Батлер стоял, склонив голову и глядя в пол. Левой рукой он крутил на пальце правой руки кольцо, выполненное в виде миниатюрной золотой цепи. Совет единодушно решил, что этот шакалий вой был явно странным. Более того, самым странным из того, о чем они когда-либо слышали. - Ну, не то, чтобы самое странное, - раздраженно подвел итог дискуссии генерал Ободе, - но странное. Мы проведем расследование в стиле ЦРУ. Махнув рукой, он отпустил членов Совета. Уходя, семеро из них обменялись с Батлером взглядом конспираторов, хорошо понимающих друг друга и доверяющих друг другу, когда нет нужды что-либо говорить. Ободе вызвал капитана дворцовой охраны, который был хауса, и чья ненависть к Батлеру проявилась довольно заметно на его лице, когда войдя в президентские апартаменты, он увидел там американца. Да, капитан тоже слышал ночью вой шакала, и он уже арестовал одного лейтенанта за имитацию шакальего воя, которым он хотел напугать президента. - Он из лони, - сказал капитан, глядя на Батлера. - Этот лейтенант - лони. Он и есть шакал. - Давайте взглянем на этого шакала, - сказал генерал Ободе. Когда капитан охраны вышел, Ободе поделился с Батлером своими логическими выкладками. Шакалов во дворце не было. Там были солдаты. Значит, шакалом был солдат. - Не думаю, что это так, - сказал полковник Батлер. - Батлер, какое у тебя звание? - Полковник, господин президент. - А у меня? - Генерал, господин президент. - В вашем ЦРУ вас учили дисциплине? - Да, учили. - Тогда ты должен знать, что когда полковник не согласен с генералом, то прав генерал. Большой Папочка удовлетворенно улыбнулся и хлопнул в ладоши. - Нет, господин президент. Меня учили тому, что, конечно, генерал поступит по-своему. Однако прав может оказаться любой из них. Ободе нахмурился, на щеках выступили желваки. Поманив Батлера пальцем, он показал, что хочет ему что-то сказать по секрету. Батлер подставил ухо. - Когда мне будет нужна логика, Батлер, - сказал генерал, - я дам тебе знать. - И все же лейтенант невиновен, - прошептал Батлер, заслышав шаги возвращающегося капитана. - Может - да, а может - и нет. Но все же он мог быть шакалом. - Нет, - сказал Батлер, - это я - шакал. Ободе отпрянул и уставился на Батлера. - Ты хочешь умереть, полковник? - Нет, господин президент. Я хочу спасти вам жизнь. Это я вчера ночью привез шакала во дворец, чтобы выявить ваших врагов. Если во дворце действительно находится шакал, значит любой, кто скажет, что вместо шакала выл человек - лжец. Капитан вашей дворцовой охраны - лжец. Он знает, что вы хотите ввести лони в правительство и пытается сорвать ваши планы, обвинив лейтенанта лони в преступлении, которого тот не совершал. Теперь вы видите, кто ваш враг? Его не надо далеко искать. Это - капитан. Ободе не смотрел на приближающегося капитана. "Да, тут что-то не так", - думал он. Батлер взглянул на капитана, который ответил ему злобным взглядом. Батлер подмигнул ему. Капитан был одним из немногих близких к Ободе людей, которые не разделяли мнение Батлера, что Ободе - сумасшедший, и, если он и дальше будет править страной, то Бусати станет вскоре всемирным посмешищем. Поскольку капитан думал иначе, он был опасен для Батлера. Но сегодня Батлер его переиграл. Капитан стоял перед Ободе, положив руку на плечо худощавого человека в изодранной в клочья лейтенантской форме. Руки и ноги его были закованы в тяжелые железные цепи. Рот - сплошное кровавое месиво. Из нижней губы торчал прорвавший ее зуб. - Он признался, что он - шакал, генерал, - сказал капитан. - Признание есть признание, - сказал Ободе, - это логично, в стиле расследования ЦРУ есть логика. Получается, что этот человек виновен. Но я расспрошу его сам. Ободе посмотрел на лейтенанта, которого капитану приходилось все время поддерживать, чтобы он не упал. - Ты - шакал? Капли темно-красной крови падали на чистый мраморный пол у ног лейтенанта, образуя лужицу и разбрызгивая вокруг нее тонкие красные лучики. Человек с разбитым лицом, у которого глаза затекли так, что их почти не было видно, кивнул, и лужица сразу увеличилась в размерах. Батлер сжал золотое кольцо на правой руке. - Виновен, - сказал Ободе. Капитан ухмыльнулся. - Вызовите дежурное отделение, - приказал Ободе. - Я лично буду командовать исполнением приговора. - Он хлопнул в ладоши, человека увели, и слуги быстро смыли кровь с дворцового пола. Разговор с послом Ливни занял у Большого Папочки всего три минуты. Он доверительно сообщил послу, что Израиль планирует очередной рейд в долину Бусати, и ему требуется более восьмидесяти пяти миллионов долларов, чтобы отбить это нападение. Когда ливийский посол несколько засомневался. Большой Папочка принялся задумчиво вспоминать, какую отличную подготовку получил он у израильских инструкторов-десантников, и как ему хотелось бы снова нацепить на свой мундир крылышки - эмблему израильских парашютных частей. Он также напомнил послу, что был единственным руководителем страны, который открыто заявил в иностранной печати, что Гитлер был прав. Одно это стоило, по меньшей мере, восьмидесяти пяти миллионов. Ливийский посол скромно заметил, что Большому Папочке за это уже платили, но, в конце концов, согласился попросить еще денег у славного лидера революции полковника Каддафи. - Нечего просить, просто скажи ему и все, - закончил разговор Ободе, и с этим ливийский посол вышел. - Мы получим еще двадцать пять миллионов долларов, - сказал Батлеру Ободе, когда посол удалился. - Все-таки лучше, чем ничего. Надо действовать, пока у них там еще не высохла нефть. Кто следующий? - Журналист Римо Мюллер, из Америки. Тот самый, который написал о вас хвалебную статью, - сказал Батлер. - Приму его завтра. - Вы говорите это уже третий день. - И буду говорить еще три дня. Мне предстоит привести в исполнение приговор. Но сначала я хочу взглянуть на шакала, которого, как ты сказал, ты привез сюда. - И вы все равно расстреляете этого лейтенанта? - Я сказал, что будет казнь. Не могу же я отказываться от своего слова? Солдаты, мимо которых они проходили, приветствовали их четко и строго, проявляя отличную военную выучку, которой может добиться только лучший из английских старшин. Спускаясь вниз по ступеням в небольшое подвальное помещение дворца, Ободе поинтересовался у Батлера, как идут дела в белом доме с железными воротами. - Просто прекрасно, господин президент. Солдаты, которые им пользовались, неустанно благословляют ваше имя. Вы сами должны побывать там. Ободе усмехнулся и покачал головой. - Вам не нравятся белые женщины, генерал? - Зря вы их там заковываете в цепи и избиваете. Скажу тебе, полковник, белые женщины были у меня еще до того, как ты здесь появился. У меня были желтые женщины. У меня были женщины хауса и женщины лони. У меня были старые и молодые, толстые и худые, женщины, пахнущие духами, и женщины, пахнувшие навозом, - сказал Ободе, останавливаясь перед дверью, ключ от которой был у Батлера. - Полковник Батлер, между ними нет никакой, даже пустяковой, разницы. А твои авантюры с молодыми богатыми американками стоят слишком дорого и могут еще доставить неприятности со стороны американского правительства. - Но, генерал, разве это плохо, если лучшие солдаты великого вождя великой страны получают самое лучшее? - Лучшее из чего? Возьмем, скажем, королеву Елизавету и самую завалящую проститутку из какого-нибудь племени в джунглях. Никакой разницы. - Вы имели королеву Елизавету? - Нет. Но если человек съел сто поросят, разве ему требуется съесть еще и сто первого, чтобы узнать, каков поросенок на вкус? - Мне жаль, генерал: я думал, вы одобряете то, что я делаю для ваших людей. - Батлер покрутил кольцо на правой руке. Ободе пожал массивными плечами. - Ты хотел получить этот дом и заниматься всякими штучками, и я тебе разрешил. Ты мне нравишься, Батлер. Ты - единственный из моего окружения, кто равнодушен к интересам того или иного племени и предан только мне. Хотя ты и миндальничаешь с этими лони. Так что пользуйся своим домом. Ну, а теперь посмотрим твоего шакала. Батлер повернул ключ и открыл дверь подвала. Он был пуст. Ободе шагнул внутрь и потянул носом. Прежде чем ошарашенный Батлер смог шевельнуться, Ободе выхватил револьвер из кобуры полковника, как это делается при разоружении взбунтовавшихся военных. - Послушайте, генерал! Я сам лично втащил сюда шакала. Я сам привязал его к той стене. Я хотел доказать вам, что в вашей охране есть лжецы. Шакал был здесь, генерал. Какой мне смысл лгать вам? - Выходи, Батлер, - сказал Ободе. Во дворе дворца нестерпимо жгло утреннее африканское солнце, корни трав будто поджаривались в пыли. Капитан дворцовой стрижи широко осклабился, увидев лонилюбивого американского полковника, шагающего перед генералом с поднятыми вверх руками и пустой кобурой. Он демонстративно подмигнул Батлеру и приказал наряду опуститься на одно колено. - К стене, - распорядился Ободе. Батлер обошел офицера лони, который был прикован к стене цепями и тяжело обвис на наручниках, и повернулся лицом к Ободе: - Ты - чертов идиот, генерал! - закричал он. - Если ты меня пристрелишь, то лишишься лучшего из своих офицеров. Я хочу, чтобы ты это знал, ты, тупоумный ублюдок! - Ты меня называешь тупоумным ублюдком! - прокричал в ответ Ободе. - Но не я, а ты стоишь сейчас у стены с поднятыми руками! Батлер рассмеялся. - Ты прав, жирный мерзавец, и все же ты расстреливаешь лучшего из офицеров, которые у тебя когда-либо были! - А вот здесь ты неправ, худосочный коротышка. Я собираюсь застрелить офицера, который наврал мне о шакале. Капитан дворцовой охраны улыбнулся. Стоявший за ним наряд ждал сигнала. Но так его и не получил. Раздался треск пистолетного выстрела, и капитан дворцовой охраны перестал улыбаться. На его лице застыло недоуменное выражение, а между глаз появилось широкое темно-красное отверстие, которое мало кто успел заметить, так как от удара пули голова капитана откинулась назад. За ней последовало все тело. Оно глухо ударилось о выжженную солнцем траву и уже не шелохнулось. - Вот так будет с теми, кто мне врет о шакалах. Ну, а теперь разберемся с тем, кто называет меня жирным ублюдком. Вытянув вперед руку с пистолетом, он подошел к Батлеру. - Никогда больше этого не делай, - сказал он и, крутанув пистолет на пальце, как это делается в вестернах, протянул его Батлеру рукояткой вперед. - А откуда вы знаете, что я не застрелю вас... - начал было Батлер и остановился, потому что в этот момент пистолет в руке Ободе крутанулся снова, и теперь перед глазами Батлера опять было темное отверстие его ствола. - ...Славный вождь, - закончил Батлер улыбаясь. - Эй вы, двое! - крикнул Ободе солдатам, все еще стоявшим на одном колене в ожидании приказа открыть огонь. - Снимите того человека со стены. Да поосторожнее. Это новый капитан дворцовой охраны. - Он же лони, - сказал Батлер, получая от Ободе свой пистолет и засовывая его в кобуру. - Тот, другой, был хауса, но он лгал мне. Чем хуже лони? Когда они уходили со двора, Ободе сказал: - Ты глупо выглядел, когда увидел, что подвал пуст. Очень глупо! Ты что, действительно думаешь, что от меня можно спрятать запах шакала? К тому же, согласно старинным повериям хауса, вождь должен принять меры предосторожности, если услышит ночью вой этого зверя. - Генерал, у меня ведь тоже есть нос. Я не почувствовал там ничего кроме запаха дезодоранта. - Правильно. А кто, по-твоему, будет опрыскивать стены подвала дезодорантом, кроме того, кому нужно спрятать какой-нибудь запах? Очевидно, капитан обнаружил твоего шакала и поспешил от него отделаться. Если бы большинство генералов были в прошлом старшинами, мир был бы значительно лучше. Запомни это. - Помолчав немного, Ободе сказал: - Интересно, не он ли убил министра общественной безопасности. - Возможно, - пожал плечами Батлер. - Как возможно и то, что мы никогда этого не узнаем. Во всяком случае, генерал, поскольку теперь выяснилось, что шакал был настоящим, может быть, мы перейдем к другим делам? Ободе неторопливо кивнул головой, повернулся и повел за собой Батлера по покрытой гравием дорожке, спускающейся в тенистый придворцовый парк. - Ты думаешь, если я однажды обманулся в том, во что верю, то уже не должен доверять ничему, что я считаю верным? Нет. Разве Америка прекращает производство ракет, когда одна из них не срабатывает? Нет. Потому что они знают, что большинство других ракет вполне добротные. Мы здесь, в Бусати, переживаем удивительные времена. Конечно, мы не так богаты и развиты, как Кения или Заир. Но есть вещи, которым невозможно научиться в университетах. Я эти вещи знаю. - Не понимаю, - сказал Батлер. Батлер заметил юркнувшую под куст ящерицу. Если ящерица рискнула показаться под лучами африканского полуденного солнца, для этого у нее должны быть очень веские причины: по-видимому, где-то поблизости объявился хищник - вероятно, какой-нибудь грызун. Батлер узнал об этом от Ободе. - Почему, как ты думаешь, я выслал из страны всех азиатов? - спросил Ободе. - Почему, как ты думаешь, я выслал всех белых? Во всем мире сразу завопили, что Большой Папочка жесток по отношению к белым и азиатам, которые так нужны для его экономики. О, какой он сумасшедший, этот Дада Ободе! Вот что они думают. Я знаю это. Но я не дурак. Так почему же я это сделал? - Я не знаю, генерал. Большой Папочка остановился у высокого широкоствольного дерева манго, похожего на то, к которому полковник Батлер пригвоздил министра общественной безопасности, и под которым Батлер убил Джеймса Форсайта Липпинкотта, а также и на те деревья, что растут в предгорьях, где скрываются лони. Батлер рассеянно поискал взглядом хищника, который должен был последовать за ящерицей в кусты. Но никакого хищника не было видно. - Все взаимосвязано, Батлер. Все. И всему тому, что я делаю, тоже есть определенные причины. Батлер кивнул, продолжая удивляться - куда подевался хищник? Он увидел торчащий из-под куста, застывший в неподвижности хвост ящерицы. - Ты не знаешь лони, - продолжал Ободе. - Сегодня - это кучка безвольных людишек, сбившихся в банды там в горах, но когда-то это было могущественное племя. Они властвовали над хауса так же, как мы сегодня властвуем над ними. Есть, правда, легенда, что лони снова воспрянут. В легенде говорится, что когда Восток и Запад встретятся как отец и сын у реки Бусати, то сила, которую никто не сможет остановить, зальет кровью и реки, и горы. Батлер кивнул. - Вот ты киваешь, полковник, но, по-моему, не понимаешь. В легенде говорится, что дети лони вернутся домой. Что человек с Востока очистит души лони и сделает их снова достойными властвовать. В ней также говорится, что человек с Запада, побывавший в руках смерти, избавит лони от того, кто поработил их. - Как я понимаю, под поработителем лони подразумеваетесь вы, генерал? Ободе пожал плечами: - А кого же еще может иметь в виду легенда, если не хауса, вождя этой страны? Почему, ты думаешь, я послушался твоего совета и ввел лони в мое правительство? Чтобы на мне не висел ярлык: "Человек поработивший лони". И все-таки я боюсь. Не думаю, что кто-либо может перехитрить легенду. - Понятно, - пробормотал Батлер, глядя на торчащий из-под куста хвост ящерицы. Когда генерал Ободе начинал пророчествовать, самое лучшее - кивать и помалкивать. - Возможно, теперь ты кое-что понял, - сказал Ободе. - Да и что тут не понять? В легенде говорится о человеке с Востока и человеке с Запада. Желтом и белом. Которые выступят на стороне лони. И если это действительно случится, то хауса конец, и я - покойник. Вот почему я избавился от наших азиатов. Вот почему я избавился от наших белых. Я не хочу, чтобы белые и желтые, соединившись, стали силой, которая освободит лони. Ясно? Батлер, у которого был собственный взгляд на эту легенду и на время ее осуществления, отреагировал на разъяснения Ободе очередным кивком головы. Где же этот чертов хищник? Почему хвост ящерицы все еще торчит из-под куста? - Батлер, - сказал Ободе, - мне кажется, временами ты не только не понимаешь, о чем идет речь, но, даже и не стараешься понять. - Я - всего лишь полковник, - заметил Батлер. - Ну, хорошо. Теперь ты - генерал! Значит, теперь ты должен все понимать. Пойми же это, генерал! Я верю, что с этой легендой шутки плохи. И не хочу в Бусати людей с Запада. Не хочу этого Римо Мюллера. И не хочу больше твоих белых женщин из Америки. - Как генерал генералу, должен вам сказать, что мне необходима еще одна, последняя. - Привези ее из Китая. - Нет, она должна быть из Америки. И совершенно определенная женщина. - Нет, - сказал Ободе, - больше ни одной. - Эта - самая важная для меня. Я просто должен ее получить. Если вы скажете "нет", я уйду в отставку. - Из-за белой женщины? - Из-за особенной женщины. Ободе задумался, обхватив подбородок широченной, глубокой, как пещера, ладонью. - Ладно. Но это будет последняя. - После нее, генерал, мне уже никто не будет нужен. Она - мастер своего дела, - заверил Батлер. - А ты говоришь, что со мной трудно договориться, - заметил Ободе. - И последнее, генерал Батлер: не думай, что легенды врут, или, что генерал Ободе дурак. Он положил тяжелую руку на плечо Батлера. - Пойдем, я покажу тебе кое-что, что, ты думаешь, я не заметил. Ты все это время наблюдал за тем хвостиком под кустом и думал, что нет здесь никакого хищника, коли ты его не видишь. И удивляешься, что ящерица выскочила на солнце неизвестно почему, так ведь? - Да, пожалуй, это то, о чем я думал, - сознался Батлер, удивленный тем, что Ободе заметил его интерес к кусту. - Очень хорошо. Рад, что могу объяснить тебе суть дела. Если ты не можешь что-то увидеть, это не означает, что этого не существует. Так вот, хищник все-таки есть. - Я не видел ни крыс, ни птиц, но все еще вижу тот хвост. Ободе улыбнулся: - Да, ты видишь этот хвост, но иди сюда быстрее, не то ты его не увидишь. Когда они подошли к кусту. Ободе развел зеленую листву. - Смотри, - сказал он, улыбаясь. Батлер взглянул. Да, хвост был, но это было все, что осталось от ящерицы, торчавшей из пасти толстой лягушки. - Спасаясь от опасности, можно иногда напороться на нее, - наставительно произнес Ободе, однако сам он очень быстро, буквально в тот же день забыл этот урок, не только отказавшись принять Римо Мюллера, но и приказав выслать его из страны. Немедленно. ГЛАВА ШЕСТАЯ  В гостинице "Бусати" имелась система кондиционирования воздуха, но она не работала; в душевых были краны, но в них не было воды; красивые ковры на полу были заляпаны и изрядно потерты. В комнатах было жарко как в топке паровоза, в коридорах воняло канализацией. Единственное, что осталось от ее прежнего великолепия, была чистенькая брошюрка с выписанными на ней словами "Отель "Виктория" и нацарапанными поверх них карандашом словами "Отель "Бусати". "Просторный, элегантный, оборудованный системой кондиционирования воздуха отель "Бусати" предлагает вам такие удобства, которых вы не встретите больше нигде в Восточной Африке", - прочитал Римо. Чиун неподвижно сидел на полу, его кимоно ниспадало с плеч. Римо расположился на краю широкой кровати с высокой бронзовой спинкой. - Я слышал, конечно, что реклама привирает, - сказал Римо, - но это уж чересчур. Чиун не ответил. - Я сказал, что это слишком. Чиун продолжал сохранять вид статуи. - Папочка, ведь перед тобой нет телевизора. И ты не смотришь свой сериал. Так почему же ты не отвечаешь? - Я смотрю свой сериал, - отозвался Чиун. - Я его вспоминаю. Римо удивило, что он, в какой-то мере, разделяет чувства Чиуна по поводу утраты дневного показа мыльных опер. В течение многих лет они служили для Римо постоянным раздражителем, но теперь, когда их не стало, ему было жалко Мастера Синанджу. - Это дело о Уотергейте продлится недолго, Чиун. Твои сериалы скоро возобновятся. - Я знаю. - Так нечего сидеть, уставившись в стену. - Я не в стену уставился. Я вспоминаю. Тот, кто может вспоминать хорошее в своей жизни так, будто оно настоящее, может быть счастлив всю жизнь. - Ну ладно, дай мне знать, когда ты кончишь вспоминать, и тогда мы поговорим. Римо взглянул на часы. Оперы Чиуна заканчивались всегда в 3 часа 30 минут пополудни. Он засечет время и посмотрит, как точно Чиун чувствует время. Когда на часах было 3 часа 27 минут, Чиун повернулся к нему. - Ты ошибся, Чиун. - Ошибся? Какую глупость ты еще придумал? - Глупость? Сериал заканчивался в 3 часа 30 минут. Сейчас только 3 часа 27 минут, а ты уже закруглился, - торжествующе сказал Римо. - Не досмотрел целых три минуты. Любой ребенок обладает, наверное, лучшим чувством времени. Три минуты - это много. - Три минуты - не так уж много для того, кто всю свою жизнь посвятил глупостям, - сказал Чиун. - Что ты имеешь в виду? - Я имею в виду, что ты забыл об этих торговцах-зазывалах. Это я не смотрю. Я не пользуюсь стиральным порошком. Раздосадованный тем, что он действительно забыл про три минуты рекламы после каждой серии, Римо изменил тему: - Ну, хорошо. Мы говорили о брошюре. - Может быть, она и не врет, - сказал Чиун. - Не врет? Да посмотри вокруг. - Я смотрю вокруг и вижу, что в свое время это было правдой. Я вижу великолепие в запустении. Так что, если там написано про то, что было тогда, значит, в рекламе все верно. - Не хочешь ли ты сказать, что я совру, если назову это место не гостиницей, а вонючей дырой? - Я говорю тебе, что правда - понятие относительное. Это только вопрос времени. - Даже в этой стране есть люди, которые были когда-то великими, а сегодня прячутся в горах, как перепуганные дети. - Ладно, Чиун, мне сейчас не до болтовни. Мне нужен совет. Я должен увидеться с самым важным человеком этой страны, чтобы разузнать о том белом доме, да так, чтобы он не понял, что я об этом доме уже знаю. Но он не хочет меня принять. Чиун кивнул. - Тогда советую тебе забыть все, чему тебя учили, и, как ошалевшая собака, кинуться туда, где, как ты считаешь, по своему недомыслию, находится пуп земли. Там, как изрядно подпивший белый, ты будешь метаться туда-сюда, а потом, в момент крайней опасности, вспомнишь что-нибудь подходящее из изумительного искусства Синанджу, которому тебя учили, и спасешь свою бесценную жизнь. После этого позорища, если тебе повезет, ты, может быть, убьешь того, кого надо. Вот каков совет Мастера Синанджу. Римо заморгал глазами и встал с кровати. - Что за околесицу ты несешь? - Просто на этот раз я хотел дать тебе тот совет, которому, я уверен, ты последуешь. Но, поскольку я вложил в тебя огромное богатство знаний, так и быть, внесу еще небольшую лепту. Ты думаешь, раз император кажется центром всего, то он и есть центр всего? - Он не император, а президент. - Можешь называть его как хочешь, сын мой, сущность императоров от этого не меняется. Я стараюсь втолковать тебе одну простую вещь: прежде, чем что-либо атаковать, узнай, где находится центр этого "что-либо". Ты же не армия, которая вслепую бродит по горам и равнинам, и благодаря своему огромному численному перевесу, может случайно совершить то, что требуется. У тебя - мастерство, настоящее искусство. Оно предназначено для того, чтобы обрушить его на одну-единственную точку. Следовательно, ты должен знать эту точку. И тогда поразишь цель. - Как же я найду эту точку, сидя в этом дерьмовом отеле? - Сидящий человек видит вокруг себя все. Бегущий - только то, что перед ним. - Я хорошо вижу все вокруг и когда бегу. Ты научил меня этому. - Когда ты бежишь ногами, - сказал Чиун и замолчал. Римо вышел из комнаты в надежде найти что-нибудь почитать или кого-нибудь, чтобы поговорить, или хотя бы понежиться на каком-нибудь случайно залетевшем ветерке. Ему не повезло: ничего этого не было. Направляясь к входной двери гостиницы, он заметил, как мимо него стремглав пробежал бой с глазами, полными страха. Администратор спрятал книгу. Швейцар вытянулся по стойке "смирно". И тут он их увидел. По улице столицы Бусати двигался армейский конвой. Из джипов торчали сверкающие на солнце пулеметы. Конвой возглавлял человек, который пригласил журналиста Римо Мюллера в Бусати на встречу с генералом Ободе. Достигнув дверей гостиницы, возглавлявший конвой джип с визгом затормозил, подняв облако пыли с немощеной мостовой. Но еще прежде, чем джипы остановились, с них посыпались солдаты. - А, Римо, рад вас видеть, - сказал новоиспеченный генерал Уильям Форсайт Батлер, быстро взбегая по когда-то белым ступеням парадного входа. - У меня для вас не очень хорошие новости. Сегодня днем вы возвращаетесь в Америку. Но есть у меня и хорошая новость. Римо презрительно улыбнулся. - Хорошая новость состоит в том, что я полечу вместе с вами и буду счастлив ответить на любые ваши вопросы. Само собой разумеется, Бусати в долгу перед вами, но надеется когда-нибудь отблагодарить вас. - Вышвырнув из страны? - У президента Ободе крайне неприятный опыт общения с белыми журналистами. - Тогда почему вы уверяли меня, что я смогу с ним встретиться? - Я полагал, что мне удастся уговорить его, но я ошибся. - Батлер пожал плечами, скорее мощными буграми мускулов на плечах. - Мы еще поговорим об этом по дороге в аэропорт, - сказал он. Откровенно говоря, Батлер был рад, что Римо Мюллер покидает Бусати: чем меньше американцев будет шнырять вокруг, тем больше шансов, что никто не пронюхает о белом доме. Это чувство еще более окрепло, когда он взглянул на спутника Римо Мюллера - старого азиата, который тихонько выскользнул за спиной Римо из отеля "Бусати" в ответ на вялое приветствие Батлера одарил его молчаливым взглядом и как будто окаменел на заднем сиденье джипа. Как говорил Ободе? "Когда Восток и Запад встретятся, как отец и сын, у реки Бусати, то сила, которую никто не сможет остановить, зальет кровью и реки, и горы". Восток и Запад. Старый азиат и молодой белый американец. Батлер обойдется и без Римо, и без азиата. У него есть собственное толкование легенды. Толкование, которое сделает его хозяином президентского дворца и даст ему власть над всеми племенами этой страны. Сидя в армейском джипе, шустро бегущем по дороге в аэропорт, и размышляя об этом, Батлер спохватился, что забыл о своих обязанностях хозяина. Дорога как раз пошла вдоль реки Бусати. Он обернулся назад, чтобы поинтересоваться, как чувствуют себя его пассажиры. Они исчезли. - Какого дьявола? - удивился Батлер. - Да остановите же этот проклятый конвой! Он посмотрел на водителя, потом снова на заднее сиденье. Оно было пусто. - Ты видел, как они выпрыгнули из машины? - с угрозой в голосе спросил он водителя. - Нет, генерал, - ответил шофер. - Я и не заметил, что их нет. Мы ведь ехали со скоростью сорок пять миль в час. Длинный конвой, состоявший из плотно набитых солдатами джипов, остановился и сбился в кучу на шоссе номер один. Шоссе не только так называлось - оно и в самом деле было единственным, соединяющим столицу Бусати с аэропортом. Стоя на джипе, Батлер мог видеть почти на километр в каждую сторону. Его пассажиров нигде не было. - Генерал, их тела должны быть, где-то у дороги, в сотне метров отсюда, не больше. - Ты не видел наших пассажиров? - обратился Батлер к сержанту в соседнем джипе. - Что вы сказали, сэр? - встрепенулся сержант. - Белый и азиат. Ты не видел, как они выпрыгивали из джипа? Сержант вскинул руку в щегольском английском приветствии, которое Батлер так ненавидел. Чтобы подчеркнуть свой ответ, сержант как можно чаще употреблял слово "сэр". - Сэр, нет, сэр. Не было замечено никаких пассажиров, покидающих вашу машину, сэр. - Сформировать поисковые группы и прочесать дорогу! Развернуться веером. Найти их. Они не знакомы с этой местностью. - Очень хорошо, сэр, будет сделано, сэр! - рявкнул сержант. Римо и Чиуна так, однако, и не нашлись, хотя по крайней мере пятеро солдат по-видимому натолкнулись не то на них, не то на что-то еще, потому что шеи их были свернуты, и они мирно лежали, все еще образуя поисковую группу, - оружие снято с предохранителей, пальцы рук на спусковых крючках, как будто их убаюкал легкий ветерок смерти. Исчезли еще трое, один из них капитан, но генерал Батлер не стал больше ждать. Он не стал бы ждать, даже если бы перед ним открылись врата ада. Он торопился на самолет, вылетавший в Америку, чтобы получить последнюю плату по долгу трехсотлетней давности, и тогда мир станет свидетелем такого величия, какого еще не доводилось видеть. Прибыв в аэропорт, Батлер приказал, чтобы его личная армейская часть продолжала поиски азиата и американца, а отыскав, держала под стражей до его возвращения. - Я буду через два дня, - сказал он и быстро пошел к трапу "боинга-707" авиакомпании "Эйр Бусати", обслуживаемого английскими пилотами и штурманами. Три года назад двое хауса в форме пилотов позировали на фоне самолетов для рекламного плаката "Эйр Бусати". Для чего самолеты в течение двух минут - а может быть и меньше - были очищены от пассажиров, большинство которых тоже были хауса. Батлер вспомнил этот эпизод, входя в самолет, в котором ему предстояло быть единственным пассажиром, и направился в задний салон, чтобы сменить военную форму на гражданский костюм. Батлер хорошо помнил тот рекламный плакат. Из опасения лишиться тех немногих пассажиров, которые еще пользовались услугами "Эйр Бусати", он не появился ни в одной африканской газете, зато произвел сенсацию в "Нью-Йорк Таймс", через которую несколько дней спустя воинствующий активист обратился к "Эйр Бусати" с призывом немедленно нанести бомбовый удар по Южной Африке. Держа перед собой рекламный плакат "Эйр Бусати", этот активист вопрошал: "Почему эти черные летчики не обрушат свои удары на расистскую Южную Африку? Я вам скажу почему: потому что капитализм заставляет их пилотировать коммерческие самолеты". Батлер чуть ни плакал, читая эту статью и раздумывая над тем, что черные все-таки пилотируют военные самолеты, но... в Америке. 707-й резко взмыл в быстро сгущающуюся темень бусатийского неба и лег на курс, направляясь к первому промежуточному пункту на своем долгом пути к аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке. Уильям Форсайт Батлер полулежал в откинутом кресле, зная, что это его последнее путешествие на запад - в страну, в которую несколько веков назад скованными в кандалы в трюмах кораблей, предназначенных для перевозки скота, привезли его предков. Те путешествия длились месяцами. Многие умирали, многие, когда им представлялась возможность, бросались за борт. Там были люди самых разных племен - лони, хауса, ашанти, дагомеи, - и всем им предстояло лишиться своего происхождения и стать новыми людьми, называемыми "ниггерами". Мало кому потом удавалось найти дорогу домой. Уильяму Форсайту Батлеру это удалось. Ожесточившись до предела, нашел он свой дом, свое племя и свой народ, а также любопытную легенду, которая подсказала ему, что он должен делать. Хотя, по правде говоря, он всегда был парнем - а потом мужчиной, - который хорошо знал, что ему нужно делать и как надо эго делать. Когда ему стукнуло одиннадцать, - это было в Паттерсоне, штат Нью-Джерси - он вдруг осознал, что может очень быстро бегать, быстро как ветер. Он что-то читал, когда его это осенило. Он поделился своим открытием с сестрой. - Да катись ты, Билли! Полюбуйся на себя, жирный поросенок, - сказала она. - Знаю, сестренка, знаю. Но я очень быстрый. Я хочу сказать, эта скорость сидит во мне. - Я обгоню тебя, толстячок, - заверила его сестра. - Сегодня - да. Но не в следующем месяце. А еще через месяц ты сразу отстанешь так, что меня и не увидишь. - Еще не родился тот, кто заставит тебя быстро двигаться, толстячок, - ответила старшая сестра. Но Билли Батлер знал, что так будет. Все, что ему нужно сделать - найти эту скорость в себе. И он ее нашел. Он добился того, что играл в составе национальной сборной студентов колледжей США, а потом в команде "Морган Стейт". Он продемонстрировал такие способности, что его пригласили в "Филадельфия Браунз", где в то время был свой, довольно своеобразный метод оценки футбольных талантов. Для этого хозяевам, видимо, было достаточно иметь индикатор цвета. Если ты был черным и быстрым, но не учился ни в одной из школ Большой Десятки, то тебя определяли в защитники задней линии. Если тебя звали при этом Уильямом Форсайтом Батлером, то ты становился Вилли Батлером. Не Биллом и не Билли, а Вилли. "Я не хочу быть защитником, - сказал им Батлер. - Я хочу играть в нападении. Я знаю, что смогу быть хорошим нападающим". Но у "Браунз" уже был один черный среди полусредних, и Батлер стал защитником. Он смирил свою гордыню и попробовал заглянуть в будущее. Он читал о возрождении черного движения, которое, казалось, сосредотачивалось в основном вокруг ребят, созывающих пресс-конференции и объявляющих на них о грядущих восстаниях. Любого черного выскочку и трепача белая пресса возводила в ранг черного лидера и очень мало писала о своих собственных людях, о тех, кому приходилось проливать пот, кровь и слезы лишь для того, чтобы вырвать у этой враждебной страны хоть самую малость - крышу над головой. Так же, как в свое время, еще мальчишкой, он знал, что в нем живет скорость, он предвидел теперь, что произойдет в этой все еще враждебной Америке. Свои мысли он попытался объяснить одному из активистов, с которым он оказался рядом в самолете. - Послушайте, - сказал он тогда, - уж коли вы собираетесь заварить эту чертову революцию, может быть, не стоит объявлять о своих планах в "Нью-Йорк Таймс"? - Революция, - ответил активист, - это связь с массами. Самое главное - они должны осознать, что власть дает только винтовка. - А вам никогда не приходило в голову, что большинство винтовок у белых? - Беленький человек изнежен. С ним кончено. Он мертв, приятель. - Да поможет вам Бог, если вы когда-нибудь загоните его в угол, - сказал Батлер юноше, который на это ответил, что Батлер - это дядя Том вымершего поколения. Месяц спустя Батлер наткнулся на имя этого активиста в газете: сообщалось, что юнец был арестован за вооруженное ограбление аптеки. Некоторые из друзей Батлера говорили, что судя по стандартному характеру обвинения, парня на самом деле арестовали за его политические убеждения. - Чепуха, - сказал Батлер. - Просто вы не знаете, как делаются такие дела: этот парень - самая подходящая кандидатура на образ врага. Он не представлял для правительства никакой опасности. Более того - он ему помогал. - Он поднимал уровень самосознания своего народа, - сказала сестра Батлера. - Каждый раз, когда этот мальчишка открывал рот, десять тысяч белых сдвигались вправо. - Это искаженный образ мыслей, - сказала сестра. - Не знаю, как ты, а я устала валять дурака. - А я устал от неудач. Мы отталкиваем тех, кто поддерживает нас на севере, да и на юге. - За нами Третий мир. Нас больше, чем этих белесых. - Количество уже не играет прежней роли, - возразил Батлер. - Любая армия состоит из людей, которые могут действовать вместе и, что самое важное, быть в нужное время в нужном месте. Если бы я возглавлял революцию в этой стране, я бы дал каждому парню не ружье, а часы. - А это крепко застряло у тебя в голове, мистер "вам разрешается быть только защитником". И не повторяй мне разговоры белесых о том, что мы будем стерты с лица земли. Нас стирают с лица земли каждые сто лет, а мы - вот они! - Нет, - печально сказал Батлер, - я не считаю, что нас сотрут с лица земли, потому что не думаю, что мы сможем сейчас заварить настолько крутую революцию, что нас сотрут в порошок. Мы задохнемся в нашей собственной глупости. Его сестра ответила, что Батлер слишком высокого мнения о белокожих. Ответ Батлера сводился к тому, что хотя белокожий не так уж хорош, и даже изрядно глуп, но по сравнению с его сестрой самый последний белый босяк выглядит интеллектуальным гигантом. Отчаяние Батлера становилось все глубже с появлением все новых газетных статей с невыполнимыми требованиями черных активистов: о единстве Третьего мира и языке пуль. Когда Уильям Форсайт Батлер узнал о создании по всей стране сети департаментов африканских исследований, он чуть не заплакал от чувства бессильной досады: "Вы, проклятые ублюдки, нам нужны школы профессиональной подготовки! - кричал он в тишине своей комнаты. - Не эти идиотские департаменты, а школы профессиональной подготовки, слышите? В этом наше спасение". Естественно, большинство друзей перестали с ним разговаривать - он был трусливым дядей Томом. Он был тогда затаившим месть защитником, и у него был план. В один прекрасный день этот план сработал: Батлер перешел в другую команду, "Нью-Йорк Джайнтс", и получил обещание, что ему дадут возможность продвинуться в следующую линию. В день открытия нового сезона он занимал место защитника в последней линии обороны. В конце сезона он занимал то же место. Вот тогда-то Уильям Форсайт Батлер и подумал, что, может быть, его сестренка права. Движение за укрепление этнического самосознания набирало