ма в открытое окно на втором этаже. Комната, в которую они попали, была пуста. Они вышли в широкий, слабо освещенный коридор, откуда была видна входная дверь главного подъезда. У входа находилось полдюжины солдат в белой форме армии Бусати, вооруженных американскими автоматическими винтовками. Один из них имел нашивки сержанта. Он взглянул на часы. - Теперь уже скоро, - заверил сержант. - Скоро у нас появится компания, и мы уложим их спать. - Хорошо бы, - сказал один из рядовых. - Надеюсь, они не слишком задержатся, и мы успеем еще попробовать товар. - Без проблем, - успокоил его сержант. - Этот товар нужно пробовать как можно чаще и как можно активнее. Ми каса эст су каса. - Что это значит? - спросил первый солдат. - А это значит: поменьше думай, побольше пользуйся белой задницей, - ответил второй. - Мне уже не терпится, - сказал первый солдат. - Где же эти мерзавцы? - Мы здесь, - откликнулся Римо. Он стоял на балконе, глядя на толпившихся внизу солдат. Рядом с ним стоял маленький Чиун, одетый на этот раз не в свой обычный халат, а в черный костюм ниндзя, который он надевал только ночью. - Я же сказал, мы здесь, ты, безмозглая горилла! - произнес, на этот раз громче, Римо. Чиун осуждающе покачал головой. - Всегда красуется, - огорченно заметил он. - Неужели ты никогда ничему не научишься? - Не знаю, Чиун. Что-то в нем есть такое, что пронимает меня до пяток. - Эй, вы там! - подал голос сержант. - А ну, давайте сюда! - А ты попробуй, сними нас, - предложил Римо. - Поднимайся по лестнице, только не забудь - у нее два конца. - А ну спускайтесь оттуда, не то, клянусь Богом, мы нашпигуем вас свинцом! - Вы все арестованы, - сказал Римо, представляя себя Кери Грантом в логове разбойников. Чиун облокотился о перила и с отвращением затряс головой. Сержант в сопровождении пяти солдат пошел по ступеням вверх. Двигались они медленно, и сначала Римо не мог понять почему. - Ах, вон оно что! - сказал он наконец. - Они бояться, что те парни снаружи услышат стрельбу и побегут сюда, в дом. Я так думаю. - Очень сомневаюсь, чтобы ты думал, - ответил Чиун, - поскольку ты, кажется, вообще не способен думать. Но если это тебя беспокоит, сделай так, чтобы они не стреляли. - Ну конечно, - обрадовался Римо. - И почему я сам до этого не додумался? Сделать так, чтобы эти шестеро не стреляли! - Не шестеро. Десять, - произнес голос позади Римо. Он обернулся. В открытой двери стоял еще один солдат с автоматическим пистолетом. Позади него в полумраке, Римо разглядел еще троих. Теперь он понял, почему сержант так медлил, ведя по лестнице вверх своих солдат; он просто ждал, когда закроется вторая половина западни. - Сдаюсь, - сказал Римо и поднял руки. - Мудрое решение, приятель, - заметил солдат с пистолетом. Он кивнул троим за его спиной, которые вышли из комнаты и присоединились к шестерым, поднимающимся вверх по лестнице. Закинув винтовки за спину, они окружили Римо и маленького корейца. В конце концов, десятерым против двоих не требуется оружия, не так ли? Конечно, нет. Не успел сержант, выполнявший в доме роль привратника, подумать об этом, как маленький азиат оторвал его от пола и, раскрутив, как увесистую дубину, начал сшибать стоявших вокруг солдат, которые, словно кегли, покатились по полу. Стоявший в дверях солдат потянулся было к кобуре. Но кобура оказалась в руках молодого американца. - Не твоя? - спросил он. Солдат тупо кивнул. Римо отдал ему кобуру. Вместе с пистолетом и патронами, которые, не задерживаясь в зубах, проскочили в горло. Глубоко в горло. За своей спиной Римо слышал механически размеренные глухие звуки ударов: что-то вроде "твак, твак, твак". Это работал Чиун. - Оставь одного в живых! - прокричал он Чиуну, и тут же на него кинулись двое. Он нарушил установленное им же ограничение, швырнув этих двоих на того, изо рта которого торчала кобура с пистолетом. В доме снова стало тихо. Римо повернулся к Чиуну, который выпустил наконец ноги сержанта, которого использовал как дубинку. Бесформенной массой сержант плюхнулся на кучу тел. - Чиун, черт тебя возьми, я же просил... Чиун поднял руку. - Вот этот дышит, - сказал он. - Почитай свои лекции тому, кто в них нуждается. Может быть, самому себе. Сержант застонал, Римо нагнулся и резко поставил его на ноги. - Девушки, - спросил Римо, - где они? Пытаясь собраться с мыслями, сержант потряс головой. - И все это из-за женщин? - спросил он. - Где они? - В комнате в конце коридора. - Веди нас. Римо подхватил сержанта, который шатаясь из стороны в сторону, повел их в конец отделанного дубом широкого коридора. Из раны на голове на его белую форму капала кровь. Правая рука висела плетью - перелом плеча, понял Римо. Он схватил сержанта за правую руку и дернул ее вниз. Заглушая вопль, Римо закрыл ему рот рукой. - Чтобы напомнить - мы не из группы ваших друзей-советников и Организации Объединенных Наций, - заметил Римо. - Так что без шуток. Сержант с широко раскрытыми от боли и ужаса глазами энергично, почти исступленно, закивал головой. Он пошел быстрее, и вскоре они остановились у большой дубовой двери в конце коридора. - Здесь, - сказал сержант. - Входи первым. Сержант снял с металлического кольца на портупее ключ, открыл замок, широко распахнул дверь и вошел в комнату. Усилием воли Римо расширил зрачки и в ранних предутренних сумерках увидел четыре койки. Все они были заняты. На койках лежали четыре обнаженные женщины, привязанные веревками. Руки были привязаны к стойкам у изголовья, ноги широко раздвинуты и привязаны за щиколотки к стойкам противоположной спинки. У каждой изо рта торчал кляп. Все они уставились на Римо. В бледном свете, падавшем из окна и коридора, их глаза блестели каким-то странным блеском. "Словно глаза животных, глядящих из темноты на яркое пламя костра", - подумал Римо. В комнате стоял запах пота и экскрементов. Протиснувшись мимо сержанта, Римо вошел. Сержант оглянулся, но, отрезая путь к побегу, в дверях стоял Чиун. Римо вытащил кляп изо рта девушки на ближней к нему койке и нагнулся, чтобы разглядеть ее лицо. Оно было разбито и покрыто шрамами. Один глаз деформирован - он был разбит и не залечен. Зубов во рту не было. От шеи до лодыжек все тело было покрыто шрамами от ударов кнутом. В тех местах, где его использовали вместо пепельницы, чернели язвы. Римо вытащил кляп и сказал: - Не бойся. Мы - ваши друзья. Теперь все будет хорошо. - Все хорошо, - безжизненно повторила девушка. Внезапно на ее лице появилась улыбка, напоминавшая скорее гримасу старой беззубой карги. Глаза ее сверкнули. - Вам будет со мной хорошо, господин. Хотите выпороть меня? Если вы меня выпорете, я буду делать все, что пожелаете. Бить надо сильно. Сильно. Вам нравится сильно бить? Я люблю, когда бьют сильно. Нужно, чтобы текла кровь, и вам будет хорошо, господин. Хотите поцеловать меня? - Она округлила губы, посылая Римо воображаемый поцелуй. Римо тряхнул головой и отшатнулся. - Хи, хи, хи... - захихикала она. - У меня есть деньги. Если вы будете меня бить, вам будет со мной хорошо. Моя семья богата. Я заплачу. Ударь меня, солдатик! Римо отвернулся. Он подошел к другой девушке, потом к третьей. Они были в таком же состоянии. Скрюченные, изувеченные, с померкшим разумом существа, бывшие некогда людьми. Им было немногим больше двадцати, но все они разговаривали с хмурой печалью тех дряхлых старух, которые сидят по углам и чьи глаза неожиданно вспыхивают, когда они вспоминают вдруг что-то хорошее, что когда-то с ними случилось. Но приятное для этих девушек - кнут, цепи и гасимые о них сигареты. Когда Римо вынул кляп изо рта четвертой девушки, она начала рыдать. - Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя! - говорила она сквозь слезы. - Кто вы? - спросил Римо. Дрожа, как в ознобе, и всхлипывая, она сказала: - Я - Хилари Батлер. Они похитили меня. Я здесь уже два дня. - Здорово досталось, малышка, а? - Пожалуйста, - попросила она, показав глазами на веревки. Развязывая, Римо услышал, как сержант начал было говорить: - Я к этому не имею никакого отношения, браток... - но охнул и сразу замолк, почувствовав на спине тяжелую руку Чиуна. - А кто эти другие? - спросил, освобождая девушку от веревок, Римо. - Я их не знаю, - сказала она. - Сержант сказал, тоже американки. Но от них ничего не осталось. Они на героине. - А вы? - Пока только два раза: первый раз вчера ночью и сегодня утром. - Тогда вы, наверное, сможете открутиться, - сказал Римо. - Так быстро это обычно не срабатывает. - Я знаю. - Девушка поднялась на ноги, неожиданно обвила шею Римо руками и снова неудержимо разрыдалась. - Я знаю, - всхлипывала она. - Я знаю. Я все время молилась. Я знала: если я перестану молиться, все будет кончено. Я стану такой же, как они. - Ну, теперь все о'кей, - успокоил ее Римо. - Мы явились вовремя. По крайней мере, для вас. - Он подвел ее к гардеробу, где висела одежда, и протянул ей какое-то платье. - Вы можете ходить? - На ногах синяки, но они не сломаны. - Чиун, - сказал Римо, - отведи мисс Батлер вниз и ждите меня там. А ты, - он повернулся к сержанту, его голос стал жестким и напряженным, - иди сюда! Сержант неохотно двинулся к нему. Проводив взглядом удаляющихся Чиуна и Хилари, Римо закрыл дверь комнаты. - Сколько времени находятся здесь эти девушки? - спросил он. - По-разному - три месяца, семь месяцев. - Это ты давал им наркотики? Сержант посмотрел на закрытую дверь, потом на окно, в котором виднелось светлеющее небо. - Отвечай! - потребовал Римо. - Да, босс. Теперь без героина они умрут. - Здесь был человек по фамилии Липпинкотт. Где он сейчас? - Мертв. Он убил одну из девушек. Она, наверное, узнала его. Так что его тоже убили. - Почему здесь сегодня так много солдат? - Генерал Ободе приказал выставить охрану. Он ждал, что сегодня кто-то сюда проникнет. Должно быть он имел в виду вас. Послушайте, у меня имеются кой-какие сбережения. Отпустите меня - и они ваши. Римо отрицательно тряхнул головой. Глаза сержанта оживились. - Вам нравятся девочки, господин? Они будут очень стараться. Я их хорошо дрессирую. Сделают все, что вы хотите. Он говорил все быстрее. Пока это еще не была откровенная мольба о пощаде, но он уже умолял. Римо отрицательно покачал головой. - Хочешь убить меня, парень? - Да. И в этот момент сержант бросился на Римо. Римо ждал. Он позволил сержанту схватить его за руку, нанести ему резкий и мощный удар кулаком. Он хотел вложить определенный смысл в то, что собирался сделать, а для этого он должен был напомнить себе, что перед ним - мужчина. Он хотел, чтобы сержант дотронулся до него, почувствовал его и понял, что с ним будет. Римо выждал, а потом внезапно вонзил кончики пальцев своей левой руки сержанту в правое плечо. Сержант замер, как будто оцепенев. Римо снова нанес ему несколько ударов кончиками пальцев левой руки, потом правой, потом снова левой, барабаня в одно и то же место. Сержант потерял сознание и рухнул на пол. Римо нагнулся и с силой ущипнул его за шею. Сержант пришел в себя и в ужасе уставился на Римо ярко блестевшими глазами. Такие же глаза, осознал вдруг Римо, следили за этой неожиданной сценой с кроватей. - Проснулся? - спросил Римо. - Вот и хорошо. Он вновь вонзил пальцы в разбитое плечо. Он чувствовал, как когда-то крепкие жилистые мускулы и волокна тканей под его пальцами превращаются в кашу. И все-таки его пальцы продолжали бить. И чем мягче становилось под ними кровавое месиво, тем ожесточеннее становились удары. Сержант был без сознания, в том состоянии, из которого нет пути назад. Но Римо досадовал, что не мог придумать что-нибудь еще более болезненное. Сержантская форма превратилась в клочья и обрывки ниток. Римо продолжал бить. Под его пальцами были теперь только осколки раздробленных костей, кровь и какая-то липкая жидкая масса. Кожи уже давно не было. Римо откинулся назад и потом снова, в последний раз, нагнулся. Пальцы правой руки прошли насквозь сквозь то, что было раньше тканью, кожей, мускулами, мясом и костями, и уткнулись в деревянный пол. Гнев утих. Римо встал. Пинком отбросил прочь правую руку сержанта. Она покатилась неуклюже, как кривое полено, и осталось лежать под пустующей теперь койкой Хилари Батлер. Потом Римо подпрыгнул и обеими ногами обрушился на лицо сержанта, чувствуя, как с хрустом ломаются кости. Он постоял, глядя вниз на сержанта, понимая: то, что он сделал с ним, было платой за то, что Римо еще предстояло сделать. Три женщины, все еще привязанные к койкам, безмолвно смотрели на него. Переходя от одной к другой и присаживаясь на уголок кровати, Римо тихо шептал каждой: - Счастливых тебе снов! - и потом как можно мягче и безболезненее делал то, что должен был сделать. Наконец все было кончено. Он развязал руки и ноги мертвых девушек и накрыл каждую взятым из шкафа платьем. Потом вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь. Согласно инструкции Смита, Ободе должен был остаться живым. Ну, так пусть это Смит возьмет свои инструкции и засунет их... Если Ободе попадется Римо где-нибудь на дороге, если он просто окажется в пределах досягаемости, то познает такую боль, о существовании которой он даже не догадывается. По сравнению с тем, что он сделает с Ободе, сержанту, можно сказать, просто посчастливилось. Чиун ожидал его, стоя у подножия лестницы с Хилари Батлер. Она взглянула на Римо. - А остальные? - спросила она. Римо решительно покачал головой. - Пошли! Конечно, Смит теперь раскипятится, почему Римо не освободил остальных трех девушек. Побывал бы он там и посмотрел бы на них! Неправда, Римо освободил их, но освободил единственным возможным для них путем. Он должен был принять такое решение, и он его принял. И нечего Смиту рассуждать об этом, так же как и о том, что Римо сделает с Ободе, если ему подвернется такая возможность. Тыльную сторону здания, откуда выходили Римо и Чиун, охраняли лишь два солдата. - Беру их на себя, - шепнул Римо. - Нет, сын мой, - ответил Чиун. - Твой гнев опасен для тебя самого. Охраняй девушку. Солнце уже почти встало. Чиун, который только что стоял рядом, вдруг исчез из виду. Одетый в черный костюм ночных дьяволов ниндзя, Чиун скользнул прочь и нырнул в то, что еще оставалось от ночной темноты. Со своего места в темном коридоре перед задней дверью дома Римо было хорошо видно солдат, стоящих поддеревом примерно в двадцати пяти футах от дома. Но Чиуна он не видел. Потом заметил, как фигуры солдат скрючились и осели на землю. Два трупа. Римо напряг глаза. Никаких признаков Чиуна. И вдруг он снова оказался рядом. - Пошли! В двух кварталах от дома у тротуара стоял армейский джип с солдатом за рулем. Римо подошел сзади. - Такси! - сказал он. - Какое это тебе такси! - рявкнул солдат, сердито глядя на Римо. - Плохи твои дела, Чарли, - произнес Римо, протягивая к нему свои окровавленные руки. - Ты сам отказался от своего единственного шанса... Вытащив тело солдата на дорогу, Римо помог Хилари Батлер забраться на заднее сиденье машины, где уже устроился Чиун. Потом он завел мотор, и, взвизгнув покрышками, джип стремительно понесся по грязным в колдобинах улицам к виднеющимся вдали горам, над которыми, исполняя свой ежедневный ритуал утверждения жизни, уже вставало солнце. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ  - Сколько убитых? - вопрос Ободе прозвучал как рев слона. - Тринадцать, - ответил Уйльям Форсайт Батлер. - Но ты же сказал, что тех было только двое! - Да, только двое. - Должно быть, это какие-то особенные люди? - Да, господин президент... Один с Востока, другой - американец. Лони поговаривают, что легенда начинает сбываться. Ободе тяжело опустился в обитое бархатом кресло большого президентского кабинета. - Значит, эти двое явились сюда чтобы вернуть власть лони и стереть в порошок злодея? - ухмыльнулся он. - Так говорится в легенде, - подтвердил Батлер. - Я слишком долго терпел лони и их легенды. Я ошибался, Батлер, когда послушал тебя и ввел лони в правительство. Теперь Дада намерен сделать то, что ему давно нужно было сделать. Я сотру с лица земли это проклятое племя. Батлер опустил глаза, чтобы Ободе не заметил вспыхнувшего в них торжества. Пусть он думает, что Батлер отвернулся, чтобы скрыть свое несогласие. Но теперь, когда этот чертов желтый и этот проклятый американец избежали ловушки, такое решение его вполне устраивало. Пусть Ободе погоняется за ними; пусть Ободе убьет их; вот тогда-то Батлер и займется им самим. Его люди уже занимали многие влиятельные посты в правительстве; они окажут ему полную поддержку. Лони восславят его как человека, который воплотил легенду в жизнь, и, опираясь на всенародное единство, Батлер вернет Бусати ее былые мощь и величие. - Мобилизовать армию? - спросил Батлер. - Армию? Против лони? И еще двоих? - Эти двое только что убили тринадцать человек, - напомнил Батлер. - Да, но им еще не приходилось иметь дело с Большим Папочкой. И с тобой, Батлер. Так что мы вдвоем и взвод солдат. Этого будет вполне достаточно, чтобы раз и навсегда разделаться и с лони, и с их легендой. - Вы же и раньше пытались уничтожить лони. - Да. До того, как ты сюда приехал. Они разбегались и прятались от нас, как жуки перед жарой. Потом я перестал их преследовать, потому что послушался тебя. Но на этот раз я не остановлюсь. Хотя не думаю, что лони теперь побегут: разве спасители из легенды не с ними? - И Ободе, довольный собой, широко осклабился. - Да, они в это верят, - подтвердил Батлер. - Ладно, Батлер, там будет видно. Батлер отдал честь, повернулся и направился к двери. Он уже коснулся ручки двери, когда его остановил голос Ободе. - Генерал, в твоем докладе отсутствует одна деталь. Батлер повернулся. - Да? - Твои женщины. Что случилось с ними? - Они мертвы, - сказал Батлер. - Все до одной. - Это хорошо, - сказал Ободе. - Потому что если бы они были живы, они могли бы говорить. Ну, а если бы они заговорили, мне пришлось бы преподать тебе хороший урок. Пока что мы не можем не считаться с американским правительством. Батлер знал это, и прежде всего поэтому-то и солгал. Скоро сам Ободе будет мертв, и тогда все можно будет свалить на него. - Мертвы, - повторил Батлер. - Все мертвы. - Не переживай так, - сказал Ободе. - Когда мы покончим с этими проклятыми лони, я куплю тебе новый бордель. Ободе засмеялся, затем его мысли снова вернулись к тринадцати солдатам, погибшим от рук американца и азиата, и он сказал: - Да, Батлер, вот еще что: пусть будет не один, а два взвода. Вытирая руки маленьким носовым платком, из хижины вышла принцесса Саффа. - Она заснула, - сообщила она Римо. - Очень хорошо. - С ней плохо обращались. На ее теле много синяков. - Я знаю. - Кто? - Генерал Ободе. Саффа в сердцах плюнула на землю. - Хаусская свинья. Я счастлива, что ты и Старейший с нами, и мы скоро освободимся от тяжкого ярма. - Каким это образом? - спросил Римо. - Мы сидим здесь в горах. Он сидит там, в столице. Когда же две половинки сойдутся вместе? - Спроси лучше Старейшего. Он знает все. - Услышав за своей спиной донесшийся из хижины легкий стон, она молча повернулась и ушла, чтобы помочь своей пациентке, а Римо отправился на поиски Чиуна. Хижина Чиуна, сооруженная под защитой огромной каменной глыбы, была пуста. Римо нашел его на центральной площади. На Чиуне было голубое кимоно, которое, как было известно Римо, он надевал лишь по случаю ритуальных церемоний. Старик наблюдал, как мужчины складывали дрова и сучья в яму, вырытую сегодня утром. Она была двадцати футов в длину и пяти футов в ширину. На всю свою футовую глубину яма была до краев наполнена дровами, но, внимательно приглядевшись, Римо увидел, что дно ее покрыто слоем округлых белых камней величиной с гусиное яйцо. Пока он это рассматривал, один из лони поджег дрова, пламя ярко вспыхнуло, и вскоре вся яма была охвачена огнем. Несколько мгновений Чиун смотрел на костер, потом сказал: - Хорошо. Но не забывайте подкармливать огонь. Следите, чтобы пламя не ослабевало. После этого он повернулся к Римо и вопросительно посмотрел на него. - Чиун, нам надо поговорить. - Я что - пишу мемуары? Или смотрю свои чудесные истории? Говори. - Эта легенда, - сказал Римо. - Может, в ней все-таки говорится, что я должен прикончить эту сволочь? - В легенде говорится, что человек с Запада, который однажды умер, сотрет в пыль человека, который поработит лони. Разве по-английски это звучит неточно? - Хорошо, - сказал Римо. - Я просто хотел внести ясность - прикончить Ободе должен я. - А почему тебя это так волнует? - спросил Чиун. - В конце концов, это долг Дома Синанджу, а не твой. - Для меня очень важно, Чиун, чтобы Ободе достался мне. Ты не видел, что он сделал с теми девушками. Я убью его. - А почему ты думаешь, что твой генерал Ободе имеет отношение к легенде? - сказал Чиун и медленно пошел от костра. Римо знал: догонять его и спрашивать, что он имея в виду, бесполезно - Чиун разговаривал только тогда, когда у него появлялась настоятельная потребность что-нибудь сказать. Римо оглянулся на пылающую яму. Пик горения уже прошел, и огненная шапка костра стала ниже. Лони суетились вокруг костра, подбрасывая в него дрова, и сквозь шум, который они производили, Римо слышал, как от страшного жара трескались и рассыпались камни в яме. Случайное дуновение ветерка в сторону - и раскаленный воздух обжег его легкие. Его наблюдения прервал крик с вершины холма, разнесшийся по всей деревне. Римо повернулся и посмотрел вниз. - Тембо! Тембо! Тембо! Тембо! - кричал часовой. Его вытянутая рука указывала на покрытую редкими деревьями равнину, простирающуюся в направлении к столице Бусати. Римо подошел к краю плато, взобрался на камень повыше и взглянул туда, куда указывал часовой. По равнине, примерно милях в десяти от деревни, медленно перемещался в сторону гор пыльный хвост внушительных размеров. Заставив глаза работать усерднее, Римо смог различить отдельные предметы. Это были джипы, набитые солдатами, а вдоль дороги, не отставая от медленно катящихся машин, важно шествовали три слона с солдатами на спинах. Римо почувствовал, как кто-то подошел к нему. Взглянув вниз, он увидел принцессу Саффу. Протянув руку, он помог ей забраться на камень. Часовой все продолжал кричать: - Тембо! Тембо! - Чего он так всех переполошил? - спросил Римо. - "Тембо" означает "слон". В религии лони слоны считаются творением дьявола. - Эка невидаль! - сказал Римо. - Пара орешков - и они твои; пара мышат - и их как ветром сдуло. - Много-много лет назад лони задумались, что такое добро, и что такое зло, - начала свой рассказ Саффа. - Это было очень давно, тогда еще не было науки, они считали: каждое животное олицетворяет добро или зло. А так как зла было очень много, они решили, что только тембо, слон, может вместить в себя все зло на земле. Поэтому лони очень боятся слонов. Не верю, что Ободе сам догадался захватить слонов. - Ты думаешь, там сам Ободе? - вдруг заинтересовался Римо. - Это не может быть никто другой. Его время подходит. Старейший уже разжег очистительный огонь. - Ну, не слишком-то рассчитывай на Старейшего. Ободе принадлежит мне. - Будет так, как скажет Старейший, - ответила Саффа. Она соскочила с камня и ушла, а Римо, глядя ей вслед, продолжал ворчать: - "Как скажет Старейший", "Да, Старейший. Нет Старейший". Ободе - мой. "После этого, - подумал он, - его задание будет выполнено. Останется только доставить девушку в Америку, доложить Смиту, что случилось, сообщить, что пропавший Липпинкотт мертв, и забыть об этой забытой Богом стране." ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ  Ободе и его солдаты расположились лагерем у подножия гор, на которых обосновались лони, и весь день среди обитателей деревушки чувствовалось нервное напряжение. Римо сидел с Чиуном в его хижине и всячески старался завязать разговор. - Эти люди бесхребетны, как черви, - сказал он. Чиун хмыкнул и продолжал взирать на огненную яму, источавшую жар и дым на другом конце деревенской площади. - У мужиков полные штаны только от того, что Ободе привел с собой парочку слонов. Они готовы разбежаться. Чиун продолжал смотреть на огонь, что-то бормоча про себя, и отмалчивался. - Не понимаю, как это Дом Синанджу вляпался в такую кашу - защищать этих лони. Они того не стоят. Чиун продолжал молчать, и Римо уже с раздражением сказал: - И вот еще что: мне не нравится эта затея с ритуальным костром. И я не намерен позволить тебе так глупо рисковать. Чиун медленно повернулся и посмотрел Римо прямо в лицо. - У лони, - сказал он, - есть пословица: "Джогу ликивика лисивике кутакуча". - Что означает... - Что означает: "Прокричит петух или не прокричит, а утро все равно настанет". - Другими словами, нравится это мне или не нравится, ты все равно поступишь по-своему? - Какой ты сообразительный, - улыбнулся Чиун и снова уставился на огонь. Римо вышел из дома и пошел побродить по деревне. Везде, куда бы он ни пошел, слышалось одно и то же: "Тембо, тембо, тембо". Всего-то пара слонов - и такая паника. Хотя, казалось бы, уж если что и должно было их беспокоить, так это солдаты Ободе и их винтовки. Тьфу! Нет, лони не стоят того, чтобы их спасали. Римо был раздражен и только сейчас понял, что переносит на лони свой гнев на генерала Ободе. Чем больше он думал, тем больше утверждался в этой мысли. И поздно ночью, раздевшись донага, он проскользнул мимо часовых и растворился в темноте. Он вернулся далеко за полночь. Безмолвным невидимкой проскользнул он между постов лони, выставленных на скалах вокруг деревни, вошел в свою хижину и сразу же почувствовал, что там кто-то есть. Его глаза обежали пустое помещение и остановились на травяной циновке, служившей ему постелью. На ней кто-то лежал. Он подошел ближе, и этот кто-то повернулся к нему. В слабых отблесках ритуального огня он разглядел принцессу Саффу. - Ты куда-то уходил, - сказала она. - Мне надоело слышать, как все без конца вопят "тембо, тембо..." Я решил кое-что предпринять. - Очень хорошо, - сказала она. - Ты смелый человек. Она протянула к нему руки, и он ощутил тепло ее улыбки. - Иди ко мне, Римо, - позвала она. Римо лег рядом на циновку, она обвила его руками. - Завтра, когда поднимется солнце, - сказала она, - ты бросишь вызов судьбе. Поэтому я хочу, чтобы сейчас ты был моим. - Но почему сейчас, а не потом? - Потому что, Римо, мы можем не дождаться этого "потом". - Думаешь, проиграю? - спросил Римо. Своим разгоряченным телом он почувствовал прохладу ее гладкой эбонитовой кожи. - Любой может проиграть, - ответила Саффа. - Поэтому надо пользоваться теми победами, которые выпадают на нашу долю сегодня. Сейчас это будет наша победа, а затем, что бы ни случилось, мы всегда будем помнить о ней. - За победу! - сказал Римо. - За нас! - откликнулась Саффа и неожиданно сильными руками притянула Римо к себе. - Я была зачата как лони и рождена как принцесса. А теперь сделай меня женщиной. Она положила его руку себе на грудь. - Женщиной тебя уже сделал Бог, - сказал Римо. - Нет. Бог сделал меня человеком женского пола. Только мужчина может сделать меня женщиной. Только ты, Римо. Только так. И Римо вошел в нее, и познал се, и только теперь можно было сказать, что она стала настоящей женщиной. Когда оба они устали, и первые лучи восходящего солнца позолотили край неба, они заснули рядом, мужчина и женщина, Божья пара, созданная по замыслу Божьему. А пока они спали, генерал Ободе проснулся. Было еще совсем рано, когда он откинул полог своей палатки, вышел, почесывая живот, в утренний туман, и то, что он увидел ему совсем не понравилось. Генерал огляделся по сторонам. Костер погас. Часовых, расставленных накануне по краям лагеря, на постах не было. В лагере было слишком тихо. Такая тишина опасна. Сон на посту - один из видов тишины, но это была тишина иного рода. Это было безмолвие, безмолвие смерти, оно висело в воздухе вместе с туманом. Ободе подошел к костру и носком ботинка ткнул в угли. Ни огонька, ни искорки. Он снова оглядел лагерь. Ближайшей к нему была палатка генерала Батлера, ее полог был еще закрыт. Повсюду на траве лежали спальные мешки солдат, но солдат в них не было. Он услышал какой-то звук и поднял голову. Кусты скрывали от него слонов, прикованных цепями к деревьям. Несмотря на овладевшее им дурное предчувствие. Ободе улыбнулся, подумав о слонах. Хорошая это была идея - взять с собой слонов. Они издавна внушали лони священный ужас. Лони наверняка заметили вчера этих слонов, вышагивавших вместе с солдатами, и, должно быть, это нагнало на них страху. Сегодня Ободе с солдатами возьмут штурмом главный лагерь лони, и лони будут взирать на резню, которая за этим последует, как на неизбежность, с которой нельзя не смириться. Да, это была очень неплохая идея. Великие полководцы прошлого, такие, как Ганнибал и... "Во всяком случае, Ганнибал, - подумал Ободе. - Ганнибал и Ободе - неплохо звучит!" Непобедимый слон - подходящая эмблема для полководца. Он хотел было разбудить Батлера, но потом передумал и решил дать тому возможность получше выспаться. Для военного - как бы он ни был предан или храбр - сон перед сражением еще важнее, чем для футболиста. Ободе начал продираться сквозь кусты. Впереди, ярдах в сорока, он увидел неясные серые очертания слонов, но с ними тоже было что-то не то. Издали их тела казались какими-то безжизненными, странными. А что это там перед ними на земле? Медленно, с опаской Ободе приближался к слонам через редеющий с каждым шагом кустарник. Тридцать шагов, двадцать... И тут он увидел совершенно отчетливого, отчего его пальцы невольно поднялись к губам, как у мусульманина, молящего о пощаде. Очертания слонов казались странными потому, что у них не было бивней. Как мошка, которую вопреки ее желанию притягивает огонь, Ободе подошел поближе. Бивни у всех слонов были обломаны у самого основания. Остались только жалкие, с рваными, зазубренными краями пеньки, напоминающие больные зубы, требующие врачебной помощи. И бугры на земле. Это были солдаты, и ему не надо было вглядываться, чтобы увидеть, что они мертвы. Тела скрючены, конечности неестественно вывернуты, а у шестерых из грудных клеток торчали слоновьи бивни, пригвоздившие их к земле. Движимый инстинктом долга, всплывшим в памяти правилом, согласно которому старшина должен быть абсолютно уверен в фактах прежде чем докладывать о них своему командиру, Ободе, потрясенный, охваченный ужасом, все же подошел ближе. На земле, возле ноги мертвого солдата, он увидел клочок бумаги. Ободе нагнулся и поднял его. Это была записка, написанная карандашом на обороте военного приказа, взятого, видимо, у одного из солдат. В записке говорилось: "Ободе. Жду тебя в деревне лони". И все. Ни фамилии. Ни подписи. Ободе оглянулся вокруг. С ним прибыло два взвода солдат. Кто-то из них должен быть где-то здесь, поскольку общее количество трупов никак на два взвода не тянуло. - Сержант! - рявкнул Ободе. Звук его голоса пронесся по равнине, оставляя позади себя мили предгорий, и постепенно ослабевая, безответный, умер где-то вдали. - Лейтенант! - заорал он. Было похоже, что он кричал в бездонный колодец, в котором звук голоса замирал, не вызывая ответного эха. Никаких признаков его солдат. Целых два взвода! Ободе еще раз посмотрел на записку, которую продолжал держать в руке, целых десять секунд сосредоточенно думал, потом бросил бумажку, повернулся и побежал. - Батлер! - закричал он, подбежав к его палатке. - Батлер! Генерал Уильям Форсайт Батлер появился из своей палатки заспанный, продирая глаза. - Да, господин президент? - Давай, давай быстро! Сматываемся отсюда! Батлер потряс головой, пытаясь сообразить, что, собственно, произошло. Ободе пулей пролетел мимо него в свою палатку. Батлер посмотрел на лагерь. Вроде, ничего необыкновенного. За исключением... за исключением того, что нигде не было видно ни одного солдата. Он последовал за Ободе в его палатку. Ободе с ожесточением натягивал белую гимнастерку. - Что случилось, господин президент? - спросил Батлер. - Потом расскажу. А сейчас уходим отсюда! - А где часовые? - Часовые убиты или сбежали. Все до одного. И слоны. У них вырваны бивни. Уходим. Уходим, потому что я не хочу иметь никакого дела с тем, кто способен без единого звука и без всякого следа, за одну ночь перебить солдат и искалечить слонов. Сматываемся отсюда, приятель. Прежде чем Батлер успел что-либо сказать, Ободе выбежал из палатки. Когда Батлер выскочил вслед за ним, он увидел в первых лучах занимающейся утренней зари генерала Ободе за рулем одного из джипов. Генерал повернул ключ в положение "зажигание", но ничего не произошло. Он попробовал еще раз, потом, выругавшись, тяжело спрыгнул на землю и подбежал к другой машине. Она тоже не заводилась. Батлер подошел к джипу и открыл капот. Под ним было месиво: выдернутые и оборванные провода, разбитая аккумуляторная батарея, превращенный в черный порошок трамблер. Батлер осмотрел остальные четыре джипа, стоявшие на поляне. Они были в таком же состоянии. Он вскинул голову к Ободе, продолжающему горестно возвышаться за рулем первого джипа. - К сожалению, генерал, - доложил Батлер, хотя он вовсе не был уверен, что сожалеет об этом, - если мы куда-нибудь и двинемся, то только пешком. Ободе взглянул на Батлера. - Отсюда нам не выбраться. Здесь даже лони смогут перебить нас как мух. - Так что же нам делать, господин президент? Ободе обрушил свою огромную, как окорок, лапищу на рулевое колесо и погнул его, заставив машину закачаться на рессорах. - Проклятье, - заорал он. - Тогда будем делать то, что всегда должна делать армия. Мы наступаем! ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ  Пока Римо спал, принцесса Саффа выскользнула из его хижины и вернулась в ту, где спала Хиллари Батлер. Смутное беспокойство преследовало Саффу весь этот день. Всю жизнь она ждала, когда же, наконец, сбудется легенда; теперь люди из легенды были здесь; скоро лони снова обретут власть; и все-таки чувство тревоги не проходило. С легендами никогда не бывает просто. Существует много путей их осуществления. Разве они не приняли вначале Батлера за Мастера из легенды? Он отказался от своей прежней жизни в Америке ради того, чтобы стать другом лони, так что его можно назвать умершим. А его возвращение к лони? Разве оно не соответствует утверждению легенды о том, что дети лони вернутся домой? Именно так думала Саффа, но оказалось, что она ошиблась. А разве не может быть других ошибок? Ты глупышка, дитя. А как насчет Ободе? Ты уверена, что это он - злой человек из легенды? И что Римо предстоит встретиться с ним сегодня лицом к лицу? Да, да! Ну, а Старейший? Ты сомневаешься, что он вернет лони их былую храбрость, мудрость и благородство? Нет, нет! Саффа скользнула в хижину, в которой спала молодая американка. Она мягко опустилась на корточки возле ее изголовья. Девушка дышала размеренно и легко, в углах губ играла слабая улыбка. "Она выздоровеет, - подумала Саффа, - потому что тот, кто видит сны, будет жить". Она положила руку на бледную руку Хиллари и задумалась, глядя на контраст. К чему все эти беспокойства насчет цвета кожи? Кожа есть кожа - черная она или белая, или желтая, как у Чиуна. Важно то, что у человека под кожей; его мысли, сердце, душа. Она смотрела на Хиллари Батлер: разве между различными племенами не может быть так, как между ней и Хиллари? Может быть, вражда между лони и хауса прекратится, если только они будут считать друг друга людьми, хорошими ли, плохими, пусть совсем другими, но людьми. Она нежно погладила руку Хиллари Батлер. Чиун поднялся очень рано, и Римо нашел его возле огненной ямы. На ночь костер переворошили и оставили тлеть до утра, когда в него опять набросали сухих веток и сучьев. Теперь по указанию Чиуна четверо лони начали забрасывать костер свежими ветками, с которых капала вода, - она шипела и потрескивала на раскаленных белых камнях. Поднялись клубы пара, из-под веток поползли ленивые кольца дыма, похожие на опьяневших от сытости змей. - Намечается пикничок? - спросил Римо. - Не нужна ли утка? Если хочешь, я сбегаю в магазин за гамбургерами. - Тебе обязательно надо выглядеть дураком, чтобы казаться умником? - в свою очередь спросил Чиун. - В таком деле помощник тебе не требуется: у тебя это получается так же легко, как у утки кряканье. Их беседа была прервана раздавшимся позади них ревом. По дорожке, огибая хижины, шли к деревенской площади Ободе и Батлер. Процессию возглавлял Ободе, ревевший как матерый лось, которого заела мошкара. - Эй вы, трусы и грязнухи племени лони! - орал он. - К вам пришел генерал Ободе. А ну, выходите, жалкие сокрушители мух и москитов! Деревенская площадь опустела - несколько лони, находившихся на ней, мгновенно исчезли. На одной стороне площади, у костра, стояли Римо и Чиун; на другой, в семидесяти футах от них, - Батлер и Ободе. Все четверо молчали, глядя друг на друга. Из хижины, на полпути между двумя парами, вышла принцесса Саффа. Высокая, темнокожая, в своем похожем на греческую тогу белом одеянии, она стояла молча, величественно взирая на Ободе, который снова принялся вызывать на поединок лони - по одному или всех вместе. - Закрой рот, взбесившийся осел, - сказала, наконец, Саффа. - Кто ты такая? - вскричал Ободе после секундного замешательства, вызванного, как заметил Римо, красотой Саффы. - Я - Саффа, первая принцесса Империи Лони, и я приказываю тебе замолчать. - Ты приказываешь? Это ты приказываешь? Я - генерал Дада Ободе, президент Бусати, повелитель этой страны - как раз тот, кто отдает приказания. - Может быть - в своих борделях и в нашей загаженной столице, а здесь тебе лучше помолчать. Мы рады, что ты пришел, генерал. - Когда я уйду отсюда, возможно, вы уже не будете так радоваться. Саффа три раза громко хлопнула в ладоши. Медленно, с явной неохотой лони начали выходить из своих хижин - сначала женщины и дети, потом мужчины. - И все-таки мы действительно рады, что ты пришел, - сказала она, усмехнувшись, пока мужчины лони, подходили ближе к Ободе и Батлеру. - А ты, Батлер, - добавила она, - правильно сделал, что затащил этого зверюгу в наш лагерь. Батлер слегка поклонился, и голова Ободе тут же повернулась к генералу, как будто притянутая к нему резиновым жгутом. Внезапно для него многое стало ясно. Батлер - предатель. Ободе взревел и бросился на Батлера, протянув обе руки к его горлу. Не ожидавший нападения Батлер грохнулся под тяжелой массой Ободе на землю и лежал до тех пор, пока шестеро лони, по сигналу Саффы, не оттащили Ободе. Чиун и Римо медленно приближались к Ободе, который продолжал гневно коситься на Батлера. - Трус, предатель, лонийская собака, - сплюнул Ободе. - Это мой народ, - сказал Батлер. - Добро пожаловать к нам, жирная свинья. - У тебя даже не хватило духу самому убить меня, - откликнулся Ободе. - Ты мог это сделать много раз, потому что я доверял тебе. Вместо этого ты дожидался случая, чтобы выдать меня этому ста