первый вице-президент банка "Тенафлай траст энд сейвинг". Его толстые руки лежали поверх карт, холодные серые глаза метались с Бардвела на партнера слева, который от удивления выложил свои карты на стол. - Кто? - спросил человек с отвислыми щеками и седой шевелюрой, в ком Бардвел узнал президента банка. Свои карты он убрал под стол. - Это муж Линетт Бардвел, - сказал вице-президент. - Чей муж? - спросил президент, надевая очки в тонкой роговой оправе. - Помощника старшего кассира, победительницы конкурса на лучшего служащего года, - сказал вице-президент, а президент попытался придать своему лицу осмысленное выражение. Вице-президент наклонился через стол и шепнул: - Ну та блондинка с аппетитным задом, сэр. - А! Вы тот самый тренер по гимнастике, которого уволили за грубость, Бардвел. - Я был футбольным тренером. - Понятно. Что вам нужно? У нас деловая встреча, как видите. Объясните, что вам нужно и как вы сюда попали. - Это не деловая встреча, а игра в карты, - сказал Бардвел. - По четвергам мы регулярно проводим вечерние совещания и иногда после этого перебрасываемся в карты, - сказал президент. - И это не ваше дело, мистер Бардвел. Так что вы хотите? На лице Бардвела появилась довольная улыбка от предвкушения предстоящего. Он не мог больше сдерживаться. Бардвел выбрал ближайшего, который сидел, развернувшись к нему лицом, и нанес удар прямо в лоб ребром ладони правой руки. Голова резко откинулась назад, будто ее обвязали крепкой лентой и дернули назад с невероятной силой, и шея переломилась со звуком лопающегося целлофана. Голова упала на стол. Лежащие посередине фишки подпрыгнули от удара. Никто еще не успел сообразить, что произошло убийство, а не просто драка, а Бардвел направился к президенту банка, который от негодования вскочил. Бардвел усадил его на место ударом в лицо пальцами вытянутой руки. Лицевые кости лопнули, как оболочка переваренной сардельки. Глаза закатились, голова упала на грудь, и Бардвел, отбросив бесчувственное тело в другой конец комнаты, бросился на человека, который пятился назад, дрожа и прикрывая лицо картами. Смешно, но карты мешали нанести хороший удар: об их острые пластиковые края можно легко повредить руку. Управляющий, крупный мужчина, став коленями на стол, попытался ударить, но нарвался на встречный удар, выбивший плечо из сустава. Управляющий завопил от боли. Вице-президент, который упомянул об аппетитной заднице Линетт, сделал большую глупость, приняв стойку "санчин-дачи", так как поставленный им блок только помог Бардвелу выбить ему плечевой сустав, уже второй за этот вечер. Вице-президент завертелся волчком, а Бардвел опять повернулся к мужчине, который скрючился в углу, закрывшись картами. Бардвел слегка ударил его в пах, карты упали на пол, и тогда он с близкого расстояния нанес прямой удар кончикам и пальцев в центр лба. Возможно, от того, что голова была зажата, как в тисках, в углу, шея не сломалась, а Бардвел ощутил, что его пальцы, покрывшиеся кровью до третьей фаланги, погрузились в теплую жижу, и понял, что это мозг. Он вытащил руку из этой каши и был удивлен возникшими у него ассоциациями с влажным влагалищем Линетт. Он вытер руку о белую рубашку управляющего. Потом, действуя в свое удовольствие то ногой, то ножкой стула, он прикончил управляющего, вице-президента и президента банка "Тенафлай траст энд сейвинг", забрав у них четырнадцать тысяч триста семьдесят пять долларов. "Не хватает шестисот двадцати пяти долларов", - подумал Бардвел, но решил не задерживаться. Как и любое начальство, банкиры были уверены, что их секреты никому не известны, поскольку никто не решался им даже намекнуть на это. Как говорил мистер Уинч, слуга - это тот, кто больше всех знает о своем хозяине и меньше всех ему рассказывает. Вот почему их тайная встреча за картами по четвергам была секретом только для них. Об этом было известно многим, а уж такие люди, как мистер Уинч, тем более знали все о банкирах, лучше других понимавших, что никакой чек, особенно в азартной игре, не заменит наличных. О банкирах, каждый четверг вечером собиравшихся за карточным столом, имея при себе по три тысячи долларов и при этом лишь мысленно отгородившись от остального мира, даже не опустив шторы. О банкирах, которые считали, что нет места более безопасного, чем банк. О ныне покойных банкирах. Ночью, когда Линетт стала ласкаться к нему. Холи Бардвел отвернулся к стене. Разве мог он объяснить ей, что уже полностью удовлетворен на сегодня и что обычный секс сейчас показался бы бледным подобием удовольствия, как мастурбация после уикенда с сексапильной кинозвездой. Он не только получил, что хотел, но, как сказал мистер Уинч, получит больше. Главное - тот самый человек, его мишень. Когда этой мишени сообщили о событии, которое пресса позднее окрестила "Кошмар в банке", он подумал, что теперь Чиун либо вернется из Синанджу, либо откажется туда ехать. - Нет, Римо, - сказал Смит. - Подлодка отбыла вовремя. Он уехал. Но я рекомендую вам внимательно прочитать о том, что произошло в городе Тенафлай в штате Нью-Джерси. Кажется, для вас появилась работа. - А в чем дело? - Вы не слышали, что случилось в Тенафлай? Все только об этом и говорят. Пресса обожает ужасающие преступления. Но и по нашей части там тоже кое-что есть. Странно, как это вы не читали об этом в газетах? - Я сегодня никуда не выходил. - Это было и во вчерашних газетах. Я думал, что вы уже выехали в Тенафлай. - Я и вчера не выходил, - сказал Римо. - И позавчера. - Тогда, я полагаю, вам все-таки придется выйти и узнать обо всем. Обратите внимание на то, каким способом были убиты эти люди. - Да, конечно, прямо сейчас, - сказал Римо. Он повесил трубку и посмотрел на индикатор видеомагнитофона, который показывал, что идет запись программ для Чиуна Аппарат автоматически должен был отключиться в три тридцать дня, но Римо все равно продолжал следить за записью. К четырем часам он был в одном носке, к семи - надел оба, к десяти - брюки, а когда облачился в водолазку и коричневые мокасины, пробило уже половина двенадцатого, так что Римо отложил поход до утра. Проспав ночь в одежде, он вышел из мотеля в четыре тридцать утра, так как спать уже больше не мог. Служащий мотеля, расположенного неподалеку от аэропорта Роли-Дюрхем, спросил Римо, куда подевался его приятель, пожилой азиат успел очаровать буквально всех, несмотря на то, что редко выходил из номера. Римо ответил. - Он мне не нужен, и я даже не скучаю по нему. - О, конечно, конечно, - сказал клерк. - Я просто хотел узнать, может быть, он еще вернется? - Меня это совершенно не волнует, - ответил Римо. - Понятно, - сказал клерк. - Вы получаете газеты? - Есть только вчерашние. - Отлично, - сказал Римо. - Когда вы вернетесь? - Дня через два. И не трогайте мой телевизор. - Конечно. Что мне делать, если в ваше отсутствие приедет старикан? - Не приедет, - сказал Римо и услышал, как дрогнул его голос. Во время полета до Ньюарка он читал о "Кошмаре в банке". Он взял такси до Тенафлай, ехать пришлось долго, и стоило это недешево. Когда он добрался до банка, то не обнаружил там полиции. - Все стоят с другой стороны, - пояснил ему прохожий. - Это случилось на втором этаже, но все столпились у задней двери. В переулке позади банка Римо увидел полицейский кордон и небольшую толпу зевак. Римо достал бумажник и проверил документы удостоверение сотрудника ФБР, служащего Казначейства, представителя инспекции продовольственных товаров и внештатного корреспондента. Все удостоверения были подлинными. В штате каждого из этих учреждений числился Римо Пэлхем, или Римо Бедник, или Римо Далтон, или Римо Слоут. Его там никогда не видели, поскольку он постоянно выполнял особое задание, но его имя всегда было в списках, на случай какой-либо проверки. - "Пиннэкл мэгэзин", - сказал Римо, махнув журналистским удостоверением перед носом полисмена. - Кто здесь главный? Двадцать пять минут занудных объяснений заместителя начальника полиции, при этом трижды повторившего по буквам свою фамилию и рассказ о страшном убийстве пяти человек, показались Римо бесконечно длинными. Заместитель начальника не был уверен, что мотивом убийства было ограбление, потому что на столе под грудой фишек было найдено шестьсот двадцать пять долларов наличными. Но с другой стороны, это вполне могло быть и ограбление: ведь все знали, что во время игры в покер каждый из пяти банкиров имел при себе три тысячи долларов. Но об этом предпочитали помалкивать. По мнению полицейского, орудием убийства послужили, по крайней мере, три предмета. Од ним из них было что-то вроде затупленного копья, другим - ножка стула, на котором до сих пор не нашли отпечатков пальцев, но писать об этом пока не следует. - Меня всегда поражает, откуда берутся такие звери, - сказал полицейский и поинтересовался, не пригодится ли Римо его, заместителя начальника полиции, фото, снятое недавно, перед его повышением. - Так вы говорите, что удары были нанесены в голову, плечо и грудь? - Ну, да. Одному проломили череп. Потому я и подумал о тупом копье. Этот случай можно назвать "убийца-копьеметатель". Вы запомнили мою фамилию? Вы ведь ничего не записывали. Заместитель начальника полиции посмотрел в сторону толпы и помахал рукой. - Привет, Холи, иди сюда, - крикнул он и, понизив голос, пояснил Римо: - Это наш футбольный тренер, мировой парень. Его уволили за то, что он хотел из наших слабаков сделать настоящих чемпионов. Сюда понаехали эти нью-йоркцы... Все, знаете, боятся, что малютке Сэмми сломают носик. Только не цитируйте меня. Здорово, Холи. И заместитель начальника полиции представил Римо человека, который был на четыре дюйма выше его ростом, с широкими плечами и железными мускулами. Его походка показалась Римо примечательной. Чувствовалось какое-то знакомое чувство равновесия. Не то, что у Римо или Чиуна, но что-то очень похожее. - Это Холи Бардвел. Его жена работает в банке, и он беспокоится за ее жизнь. Приходит сюда каждый день после этого случая. Холи, это мистер Римо Слоут, журналист Бардвел протянул Римо огромную ручищу и впился взглядом в его запястье. У Бардвела была стальная хватка, но Римо так расслабил мышцы своей кисти, что она выскользнула из этих тисков. - Не беспокойся за супругу, Холи. Кто бы это ни сделал, он уже далеко отсюда, - сказал заместитель начальника полиции. - Думаю, вы правы, - заметил Бардвел, улыбаясь. - Могу я увидеть тела? - спросил Римо. - Двоих уже похоронили, согласно их религиозным обычаям. Остальные все еще в ритуальном салоне. Похороны завтра. - Хотелось бы взглянуть на них. - Ну, это дело довольно деликатное. Их собираются хоронить в закрытых гробах. Но у нас в полиции есть фотографии. - Это совсем не то же самое, что тела в натуре. - Я близкий друг семьи одного из убитых, - сказал Бардвел. - Может быть, я смогу помочь. - А я не знал, - заметил полицейский. - Да, - сказал Бардвел. - Это было до моего увольнения, до того, как все перестали знаться со мной. - Я - за тебя. Холи. Ты ведь просто творил чудеса. Я всегда был на твоей стороне. - Что-то я не замечал. - Ну, конечно, не при всех. Я же на работе. - Да, - сказал Бардвел, - Пойдемте, мистер Слоут, - обратился он к Римо. - Я покажу вам тела тех, кого еще не похоронили. - Не принимай близко к сердцу, Холи. Найдешь другую работу, - сказал заместитель начальника полиции. - Надеюсь, - ответил Бардвел. По дороге в ритуальный салон Макалпина он объяснял Римо, что нападавших была, должно быть, целая дюжина, так как тела банкиров страшно изуродованы. - Ага, - кивал Римо. Ритуальный салон представлял собой обычный частный дом, умело перестроенный и внутри устланный черными коврами. - Ночью они работают, а днем здесь никого нет, и нам не помешают осмотреть тела, - сказал Бардвел. - Я думал, что вы знаете семью кого-то из убитых. - Это я так сказал заместителю начальника полиции. Он всего боится. Пепельно-белый гроб был отполирован до блеска, и Римо подумал, что вся эта роскошь предназначается тому, кого уже ничто не волнует. В комнате стоял запах свежих сосновых досок. Они прошли мимо рядов черных складных кресел, и Бардвел открыл гроб. Лоб покойника был умело загримирован подкрашенным воском и присыпан пудрой. Римо надавил пальцем на воск, чтобы проверить, насколько глубоко проломлен череп. На пальце осталась пудра, и он стер ее. - Я слышал, пришлось вынуть часть мозга, чтобы заделать череп, - сказал Бардвел. Римо заметил у него на лбу капли пота, в уголках рта скопилась слюна. - Говорят, у некоторых были повреждены плечевые суставы, - сказал Римо. - Об этом писали в газетах. Сначала их лишили возможности действовать руками, а потом убили. - Да-а, - ответил Бардвел, его дыхание участилось. - А что вы думаете об этой голове? Видели когда-либо что-нибудь подобное? - Нет, - сказал Римо. - Лучше бы этому типу стрелять из ружья, а не пользоваться руками. Если он и дальше собирается работать руками таким образом, то с тем же успехом можно использовать что-нибудь столь же неточное, как ружье. - Неточное?! - Проломить лоб - дело нехитрое. Ведь рука, судя по всему, вошла по самые костяшки. Для мгновенной смерти достаточно проломить кость и надавить на мозг. А здесь - грязная работа. Орудовал, наверное, какой-нибудь подвыпивший идиот-каратист. - Но разве не фантастика, что кто-то голой рукой смог сотворить такое? А? - спросил Бардвел. - Ничуть, - ответил Римо, заметив, что Бардвел улыбнулся и слегка изменил позу. И тут, будучи натренирован до автоматизма, Римо допустил оплошность. Бардвел правой рукой нанес Римо удар. И он среагировал на него, но тут же почувствовал, как что-то врезалось в его левое плечо. Это Бардвел нанес второй удар - достигший цели, но самоубийственный по сути. Удар отточенный, но Римо не слышал, чтобы кто-то тренировался таким образом. Применять такой удар при встрече с хорошо подготовленным соперником - чистое самоубийство. Удар повредил Римо плечо, но в то же время лицо, голова и шея Бардвела были открыты для ответного удара справа. Это была лишенная защиты, самоубийственная атака, так как рука Римо находилась всего в полуфуте от Бардвела и молниеносно пробила его трахею и переломила шейные позвонки. Бардвел подставил себя под смертельный удар ради дешевого эффекта. Римо чувствовал боль в левом плече и пошевелил пальцами. Пока работают, но рука почти не поднималась. У Бардвела уже ничего не поднималось. Он лежал у постамента, на котором стоял гроб, с вывалившимся изо рта языком. - Дерьмо! - выругался Римо. Он нашел человека, который мог рассказать о смерти Уильяма Эшли, и убил его, благодаря своей молниеносной реакции. Казалось, что этот тип нарочно подставил себя под удар. С его гибелью Римо не только лишился возможности что-либо узнать, но должен теперь избавиться от трупа. А действовать придется одной правой рукой, чтобы не тревожить болевшее левое плечо. Под телом управляющего, под белым шелком покрывала и пахучими розами был матрас, в котором покойный меньше всего нуждался. Римо быстро снял пепельно-белую крышку гроба, правой рукой схватил тело за пояс и переложил внутрь крышки. Затем остановился и прислушался. Стояла тишина, поблизости никого не было. Он принялся насвистывать трогательную мелодию песни Ареты Франклин, из которой помнил только слова: "Ты мне нужна, крошка, нужна, нужна". Он вытащил расшитую белую шелковую погребальную пелену со дна гроба и обнаружил под ней дешевые картонные подпорки. Он отдирал их до тех пор, пока не показались грубые доски основания гроба. Римо впился пальцами в мускулистый живот Бардвела, поднял тело и уложил его на голое дно гроба. Чтобы не выпирали грудь и голова, Римо пришлось сделать их более плоскими, не повредив при этом кожу. Заполнив пустоты вокруг тела Бардвела обрывками картона, он накрыл его белым шелком, тщательно подоткнув края. - Сойдет, - пробормотал Римо. - "Ты мне нужна, крошка, нужна, нужна". Он поднял тело управляющего банка "Тенафлай траст" с крышки гроба и осторожно уложил на место его последнего успокоения. Потом отступил на шаг, чтобы оценить свою работу. - Хреново. Тело управляющего было дюйма на три выше, чем требовалось. Пришлось сломать покойнику позвоночник и посильнее надавить на живот, так как нижняя часть тела управляющего была довольно объемистой. В тех местах, где Бардвел был худой, управляющий был толстый, и наоборот. Так что все получилось, как надо. Римо снова отошел на шаг. - Годится. Конечно, к тому времени, когда начнется траурная церемония и придут желающие отдать последний долг покойному, манипуляции с телами дадут о себе знать, обязательно появится запашок. Но это будет позже. А сейчас Римо услышал чьи-то шаги и быстро поправил грим на лице ушедшего в мир иной управляющего банка. - "Ты мне нужна, крошка, нужна, нужна", - напевал Римо, когда голос позади произнес: - Эй, что это ты тут делаешь с покойником?! Римо обернулся и увидел человека в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке, с очень бледным лицом, потому что он пользовался той же пудрой, какой покрывал и покойников. - Я друг усопшего. - Траурная церемония начнется вечером. Я знаю, кто ты. Видал таких. Если ты забавлялся с половыми органами покойника... - Что? - спросил Римо. - Псих, - сказал человек. - Все вы больные!.. - Я прощался с покойным другом. - Извращенец! Я видал таких. Слоняются вокруг ритуальных салонов, надеясь поразвлечься. Но здесь у меня ничего не выйдет. Знаешь почему? Потому что ты псих. Вот почему. - Ну, если вы так считаете... - сказал Римо. - Хорошо, что застукал тебя, пока ты еще ничего не натворил. - Благодарю, - отозвался Римо, воспринимая это как похвалу своей работе. В банке он опять встретил заместителя начальника полиции, который представил его старшему кассиру, а тот указал на Линетт Бардвел. У нее было энергичное красивое лицо с серыми миндалевидными глазами и пышные светлые волосы с темноватым отливом. Полные губы казались влажными, а фигура была исполнена спокойствия. Под форменной белой блузкой и твидовой юбкой угадывались красивые формы. "И что она нашла в Бардвеле?" - подумал Римо. Он подождал, пока банк закроется для посетителей, и с разрешения старшего кассира попросил ее пройти вместе с ним в один из кабинетов, где находились персональные сейфы клиентов. - Почему вы решили поговорить именно со мной? - спросила Линетт. Ей было немногим более двадцати, и тем не менее она выглядела спокойно для человека, дающего интервью. - Потому, что ваш муж и есть тот человек, который убил этих банкиров. Линетт Бардвел зажгла сигарету, затянулась и выдохнула дым. - Я знаю, - ответила она. - Что вы хотите? - Меня интересуют его друзья, которые научили его приемам рукопашного боя. - А вы сами-то кто? - Человек, которому ваш супруг во всем признался. - Вот придурок, - сказала Линетт. Все ее самообладание как рукой сняло. Она зарыдала, не переставая повторять: - Вот придурок! ГЛАВА ПЯТАЯ Гладя, как она рыдает, Римо подумал, что переоценил "железную" выдержку Линетт Бардвел. Слыша ее резкий носовой голос, который женщины штата Нью-Джерси называют человеческой речью, он просто обманулся. Линетт Бардвел была обыкновенной женщиной, слабой и ранимой, Он решил не сообщать ей о смерти мужа. Линетт приложила к глазам носовой платок и подняла глаза на Римо. - Если вы собираетесь беседовать со мной весь вечер, угостите меня хотя бы сандвичами. - А вы не думаете, что Холи будет возражать? - спросил Римо, которого на самом деле это вовсе не заботило. Потому что тогда Холи Бардвелу пришлось бы, восстав из мертвых, сбросить с себя тело покойника и взломать крышку заколоченного гроба. Так что Римо не тревожился. - Предположим, он будет возражать. Что тогда? - Он, должно быть, мастер орудовать своими ручищами. Может взгреть вас как следует. - Неужели? Вот будет здорово! - сказала Линетт. - Ну так как же, знаменитый журналист, вы при деньгах или кет? - Да. - Тогда никаких сандвичей. Обед! Настоящий обед. Предложение Линетт Бардвел насчет настоящего обеда подразумевало посещение некоего строения серого цвета, стоявшего на краю города и бывшего ранее обыкновенной забегаловкой. Теперь его обшили изнутри деревянными панелями, вместо стоек поставили столы и устроили полумрак. Но никто, видимо, не побеспокоился сообщить шеф-повару об изменении статуса заведения, поскольку меню до сих пор строилось на основе одного дежурного блюда, состоявшего преимущественно из рубленого мяса. Линетт заказала зеленый салат - "он здесь всегда свежий и зеленый". Римо промолчал, не желая вслух высказывать мысль о том, что это определение в равной степени относится и к сосновым иголкам. Она заказала соус "Тысяча островов", недожаренный бифштекс, печеный картофель с сыром, спаржу под голландским соусом, а для начала - бокал джина с лимонным соком и содовой. Римо попросил для начала стакан воды, а потом - рис без всяких специй и соли, если только на кухне имеется "дикий рис" с длинными зернышками. А если такого нет, он довольствуется стаканом воды. Так и вышло, поскольку шеф-повар никогда не слышал о подобном рисе, хотя если бы его производила компания "Моментальный рис", то он бы наверняка его знал. Сообщив об этом, официантка поставила перед ним воду. Римо отхлебнул немного. Как здорово снова очутиться дома в Нью-Джерси, где в воде есть примеси всех известных химических соединений, включая цианистый калий. Линетт потягивала свой "Том Коллинз", аккуратно поставила бокал на бумажную салфетку и неожиданно спросила: - Что у вас с плечом? - Почему вы спрашиваете? - Вы как-то странно его держите. Точно оно у вас болит, - сказала Линетт. - Артрит замучил, - ответил Римо, которому казалось, что он ничем вроде не выдавал повреждение руки. - Где Холи изучал каратэ? - О, он занимался несколько лет. Посещал разные школы в Джерси-Сити. - Вы знаете их названия? - спросил Римо, отставив в сторону стакан с водой на случай, ежели ему вдруг очень захочется. Чего с ним в принципе не могло случиться даже после пешего перехода через Сахару. - Нет, меня это не интересует. Почему мужчинам нравится скакать друг перед другом в каких-то пижамах? - Вы предпочитаете мужчин, прыгающих без них? Линетт хихикнула. - Ну, можно и не прыгать. - Она подняла бокал и, глядя поверх него, спросила. - Почему вы считаете, что это Холи убил банкиров? - Он сам сказал мне. - Так просто? Взял и сказал: "Я убил банкиров и украл деньги"? - Почти, - ответил Римо - Он чуть ли не хвастался своими ударами и вообще слишком много говорил об этом для человека, не причастного к убийству. - Вы сказали ему, что догадались? - Да. - А он? - Он сказал, что куда-то уезжает. - Что-то не очень верится, - произнесла она. - Если бы Холи знал, что вы догадались, он бы и вас прикончил. - А может быть, он меня испугался? Может, я похож на тех, что скачут в пижамах. Линетт покачала головой. - Нет, нет уж. Вы не из таких. - А как вы-то узнали, что это он убил? - спросил Римо. - Он сам рассказал. Римо ждал подробностей, но она замолчала. - Выпейте еще коктейль, - предложил Римо. Линетт выпила. Потом еще и еще. Потом был подан бифштекс (неплохо приготовленный, но жилистый), печеный картофель (подгоревший), а также спаржа (не верхушки побегов, а стрелки). Она, казалось, ничего этого не заметила и все съела, внимая дребезжащему магнитофону. Потом еще выпила, так что, выйдя из ресторана, по дороге к автомобилю, ей пришлось опереться на Римо. - Наверное, Холи уже дома? - спросил Римо. - Может, мне лучше выйти, не доезжая до вашего дома, а вы доберетесь одна? - Его нет, - уверенно произнесла она. - Домой, Джеймс. По дороге она немного всхрапнула и проснулась уже рядом с домом, выпрямилась и щелкнула пальцами. - Я только что вспомнила, - произнесла она заплетающимся языком. - Что? - Есть один парень, который вместе с Холи занимается каратэ. Такой же помешанный. - Как его зовут? - Фред Уэтерби. - Где я могу его найти? Хотелось бы побольше узнать о каратистах. - Он полицейский. Теперь припоминаю, точно, полицейский. Лейтенант или что-то в этом роде. Кажется, он работает в спортивной школе. Холи что-то говорил о нем. Да, в Джерси-Сити. Он тренирует полицейских. - Фред Уэтерби, так? - Да-а, так, - произнесла Линетт и снова уронила голову на плечо Римо. Выйдя из машины, она всем весом оперлась на левое плечо Римо, заставив его стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли, ударившей из плеча в голову. Закусив губу и ничего не видя перед собой, словно во сне, он довел ее до спальни в небольшом особняке на самой окраине. Она не сопротивлялась, когда Римо раздел ее и укрыл одеялом. Перед уходом он кое-что проделал с нервным узлом у нее подмышкой и шепнул на ухо: - Думай обо мне. Я еще вернусь. Она улыбнулась во сне. Покидая дом, Римо заметил, как в ванной комнате на втором этаже зажегся свет. ГЛАВА ШЕСТАЯ Капитан американской подводной лодки "Дартер" Ли Энрайт Лихи уже плавал по этому маршруту пять раз за последние пять лет и с каждым разом все меньше понимал, зачем это нужно. В силу особых обстоятельств, он не мог заходить в порты Японии. Россия и Северная Корея вели наблюдение за всеми судами в Японском море, особенно подлодками. Это относилось и к тем, кто заходил в порты Тайваня и островов Рюкю, а также и Китая. Так что и в обычных рейсах требовалось соблюдать секретность. Для этого рейса секретность обеспечивалась, уже начиная с Сан-Диего, когда распускался слух, что подлодка идет в Австралию, и женам моряков сообщали, что местом следующей стоянки будет порт Дарвин. Пройдя Тихий океан, подлодка в погруженном состоянии заходила в Восточно-китайское море между Миако и островами Наха. Затем направлялась на север вдоль побережья Китая, проходя с большим риском в ста милях от Шанхая, пока не достигала Желтого моря. Так было удобнее: если бы китайцы засекли ее, им нужно было время для того, чтобы связаться с Северной Кореей. На 38 градусах широты и 124 долготы лодка поворачивала на северо-восток в Западно-Корейский залив, и там, в том дьявольском месте, где граничили Северная Корея с коммунистическим Китаем, с борта высаживалась группа морского десанта, сформированная на основе различных спецподразделений, использовавшихся в армии для выполнения таких операций, которые обычные части выполнить не могли. И все это для того, чтобы передать кошелечек с золотом старухе, каждый год ждавшей на берегу около деревни Синанджу ровно в три часа ночи двенадцатого ноября. Капитана Лихи очень удивляло, почему для доставки золота на сумму менее десяти тысяч долларов тратились сотни тысяч, не говоря уже о международном инциденте, случись он, обошедшемся бы в миллионы. Он не мог взять в толк, почему ЦРУ (а он был уверен, что это ЦРУ) не сумело найти более безопасный и дешевый путь или же сразу вручить все золото, накопившееся за три года, избегнув двух рискованных операций. Поэтому, когда лодка "Дартер" повернула на север в Восточно-Китайское море, чтобы позднее вечером всплыть на поверхность, капитан Лихи решил, что должен поговорить с пассажиром. На этот раз пассажир вез с собой не только золото, но и тюки с одеждой, коробки с драгоценностями, портрет с автографом какого-то второразрядного актера, снимавшегося в "мыльных операх", а также три больших лакированных сундука. Капитан Лихи не представлял, как все это разместить на надувных резиновых лодках. Но он был благодарен судьбе хотя бы за то, что ему удалось отбиться от электронного устройства для приема телепередач, которые какой-то идиот из Пентагона собирался передавать через весь Тихий океан специально для "Дартера". Когда ему об этом сказали, он чуть не лопнул от возмущения. - Черт побери, существуют более надежные и безопасные способы передачи информации, чем телевидение! - Это в сущности не информация, - ответил адмирал, координировавший связи между ЦРУ и ВМФ. - А что же? - Телепередачи. - Последние известия?! - Не совсем. Телевизионные сериалы без рекламных объявлений: "Пока Земля вертится" - двадцать одна минута и пятнадцать секунд, "Молодой и дерзновенный" - тридцать минут и десять секунд, "На пороге жизни" - двадцать четыре минуты и сорок пять секунд. Общее время трансляции составит около часа. - Значит, всплыв между Китаем и Северной Кореей под носом у русских я буду принимать "мыльные оперы"? Вы что, все заболели? - Мы исключили рекламные ролики, - сказал адмирал. - Иначе потребовалось бы час пятнадцать минут. - Но к чему все это? - Как правило, мы не посвящаем всех в детали. - А кто-нибудь в них посвящен? - Откровенно говоря, капитан, я этого не знаю. Все настолько засекречено, что я даже не уверен, ЦРУ ли руководит операцией. Вы хотите, чтобы я категорически отказался от затеи принимать телепередачи? - Категорически настаиваю, - ответил капитан Лихи. - То есть вы откажетесь выполнять задание, если вам придется периодически всплывать на поверхность для приема телепередач? - Откажусь. - Я вас понимаю. Попробуем отказаться от телепередач. К моменту отплытия адмирал с торжествующим видом сообщил: - Мы победили. - Одетый в штатское, он стоял у боевой рубки "Дартера". - Примете на борт только три сундука. - А вы никогда не пробовали возить здоровенные сундуки на резиновой лодочке в Западно-Корейском заливе, да еще во время осенних штормов? - Ваше дело попытаться. Не выйдет - не беда, - сказал адмирал, широко улыбаясь. - Удачи, Ли. - Благодарю вас, сэр, - ответил капитан Лихи. Он вспомнил, как адмирал подмигнул ему, когда проходил мимо этих сундуков, принайтованных у шпангоута, и постучал в дверь каюты своего пассажира. - Это капитан Лихи. - Да, - послышался скрипучий голос. - Хочу сообщить вам, что мы входим в Желтое море, - сказал капитан Лихи. - Значит, мы не заблудились - это вы хотели мне сообщить? - Не совсем. Я хотел бы поговорить с вами насчет высадки. - Мы уже в Синанджу? - Нет. В Желтом море, я же сказал. - Тогда и говорить не о чем. - Но ваши сундуки слишком тяжелы, и я не уверен, что мои ребята смогут переправить их на берег. - О, как это похоже на белых людей, - послышался голос из каюты. - Они дали мне единственное судно, которое не в состоянии перевезти имущество. - Если надо, мы можем перевезти и целый город, но не в кимирсеновскую Северную Корею. Он не принадлежит к числу наших горячих поклонников. - А почему он им должен быть, если вы не цените подлинное искусство? Не отпирайтесь. Это вы лишили старого человека его последнего удовольствия, помешав ему смотреть дневные телесериалы. - Сэр, нас бы разбомбили к чертовой матери, если бы мы всплывали для приема передач. Я отказался от них ради вашего же блага. Вы ведь не хотите попасть в плен к китайцам? - В плен? - Да, под арест и в тюрьму. - Еще не рождены те, кто способен пленить Мастера Синанджу. Уходите, вы, жалкое подобие моряка. - Сэр, сэр... Но ответа не последовало, пассажир не поднимался на палубу и не откликался на стук в дверь, пока американская подлодка "Дартер" не всплыла, наконец, вблизи Синанджу. Команда была экипирована по погоде, лица матросов скрывали маски с прорезями для глаз. Палуба обледенела, в спину дул колючий холодный ветер. - А вот и он, - сказал один из матросов, и все с любопытством уставилась на тщедушного старика-азиата, взбиравшегося на палубу. Ветер с китайского побережья раздувал серое кимоно, жидкие пряди бороды развевались. - Сэр, сэр, мои люди не смогут погрузить ваши сундуки на резиновую лодку. Если даже это и получится, то в море лодка обязательно опрокинется. - Вы думаете. Мастер Синанджу доверит свои сокровища жалкому подобию моряка из беспомощного морского флота? Поднимите сундуки на палубу и привяжите один к другому, как вагоны поезда. Вы когда-нибудь видели поезд? И белые люди с круглыми глазами исполнили приказ, и три сундука Мастера Синанджу были связаны вместе и могли плыть по воде. Прозорливый Мастер мудро обзавелся такими сундуками, которые могут держаться на поверхности воды, ибо моряку, который не может доставить по морю груз и не понимает, где заключена правда и красота искусства, нельзя доверять благосостояние деревни. И одетые в одежду из меха и нейлона, с нежными лицами, защищенными от местных ветров, к которым они не привыкли, белые моряки спустили на воду сделанные из дерева плотником Парк Йи сундуки, которые продолжали служить хозяину и в новых землях, открытых дедом Чиуна в год Собаки. Как раз перед тем, как добрый русский царь продал перешеек северного полуострова под названием Аляска тем же американцам, с которыми потом встретился дед Чиуна. И сундуки, попав в родные воды, поплыли за легкими желтыми лодками белых людей. Но теперь уже было известно, что не все белые люди имеют белую кожу. Некоторые были черными, некоторые коричневыми и даже желтыми. Но их умы были поражены белизной, так что души их все равно были белыми. Чиун, Мастер Синанджу, находился в последней лодке рядом со своими сундуками, которые были данью его народу. И вот на темнеющем берегу он увидел прекрасную молодую девушку. Она стояла на скале, возвышавшейся над небольшой бухтой. Но, увы, она была одна. - Видали когда-нибудь такую уродину? - спросил помощник боцмана, кивком головы указывая на толстолицую кореянку, сидевшую на корточках на мрачных голых камнях. - Да-а. В зоопарке, - ответил один из гребцов. - Она, по крайней мере, тепло одета. А у старикашки, должно быть, антифриз вместо крови. Такой ветер и быка превратит в сосульку. С подлодки, всплывшей в шестистах ярдах от берега, сообщили по рации, что со стороны Синанджу двигается колонна тяжелой техники с зажженными фарами. Возможно, танки. Командир взвода известил пассажира о приближающейся опасности. - Вы можете вернуться с нами назад. Мы должны уходить. Немедленно. - Я дома, - сказал Чиун. - Значит, вы остаетесь? - Мне нечего бояться. - О'кей, приятель. Это ваше дело. Чиун с улыбкой смотрел, как перепуганные матросы быстро погрузились в лодки и поплыли к своему кораблю, качавшемуся на волнах. Девушка спустилась со скалы, подошла ближе и низко поклонилась. Ее слова показались Чиуну музыкой. Это были слова его детства и тех игр, в которых он постиг тайны ума и тела, а также сил вселенной. Язык родины был сладостен. - Приветствую тебя, Мастер Синанджу, который спасает от голода деревню и хранит верность законам, глава Дома Синанджу! Наши сердца переполнены любовью и восхищением. Мы радуемся возвращению того, кто покоряет вселенную. - Милосердно покоряет вселенную, - поправил ее Чиун. - Милосердно покоряет вселенную, - повторила девушка, которая готовилась целую неделю и беспокоилась лишь из-за слова "восхищение", потому что забывала его чаще остальных. - Милосердно покоряет вселенную. - Почему ты одна, дитя мое? - Теперь запрещено соблюдать старые обычаи. - Кто же это запретил? - Народно-демократическая республика. - Эти продажные твари в Пхеньяне? - Нам запрещено так называть правительство. - Как же ты отважилась прийти сюда, дитя мое? - Я внучка плотника, который живет у залива. Наша семья последняя, которая верна старым обычаям. - Как живут мои братья и братья моей жены? Что с ними? - Они теперь живут по-новому. А ваша жена давно умерла. Она, очевидно, хотела скрыть что-то тягостное. И Чиун понял. - Я знал, что моя жена умерла, - сказал он. - Но ты скрываешь еще что-то. Что же? - Она предала Дом Синанджу, Мастер. Чиун улыбнулся. - Такое в обычаях ее семьи. Это всегда было ее сутью. Не плачь, дитя мое. Во всей вселенной нет более жестокого сердца и более подлой семьи. - Правительство заставило ее сделать это, - произнесла девушка. - Нет, - возразил Чиун. - Они не могут заставить сделать то, что не свойственно натуре. Ее семья всегда относилась с завистью к Дому Синанджу, и она входила в наш дом с горечью в сердце. Из-за нее я совершил величайшую ошибку. При последних словах голос Чиуна задрожал. Он вспомнил, как, уступая настойчивым просьбам жены, дал приют сыну своего брата и как тот, покинув деревню, воспользовался секретами Синанджу для достижения богатства и власти. И этот позор был так велик, что Чиун, чье настоящее имя было Нуич, переставил в нем буквы и стал называться Чиуном, отказавшись от опозоренного имени. Этот позор заставил Чиуна покинуть деревню, чтобы оказывать ей поддержку своим трудом и талантом, И это тогда, когда он мог бы радоваться лучшим годам своей жизни, пребывая в довольстве и уважении окружающих. - Она сказала, о Мастер, что вы взяли в ученики белого. Но мой дед говорит, что такую унизительную мысль могут позволить себе только ваш племянник и семья вашей жены. За грядой темных гор Чиун увидел приближающуюся цепочку огней. - Очень смело со стороны твоего деда говорить так. Надеюсь, что мои дары смягчают сердца жителей деревни. - Мы ни разу не получали золота, о Мастер. Оно шло Трудовой партии. Они и в этом году были здесь, чтобы забрать его, но когда увидели, что вы вернулись, то бросились за помощью. Я осталась одна, потому что весь год учила речь на случай вашего возвращения. - Так вы соблюдали обычаи и не получали денег? - спросил Чиун. - Да, Мастер. Ибо без вас мы просто бедная деревня. Но с вами мы - родина Мастера Синанджу, и, что бы ни творилось в мире, Синанджу не исчезнет благодаря вам и вашим предкам. Так меня учили. Простите, что я забыла слово "милосердно". Услышав это, Чиун заплакал, прижав девушку к груди. - Знай же, дитя мое: теперь ты и твоя семья забудете о невзгодах. Вы будете счастливы. Клянусь жизнью! Пока вы не возрадуетесь, не зайдет солнце. Вас больше не будут презирать в деревне. Так как среди прочих только вы остались верны и чисты. И чтобы утешить девушку, Чиун пошутил, что обычно те, кто его приветствовал, забывали слово "восхищение". И тут жители деревни окружили их, и человек, которого называли "Товарищ капитан", бывший рыбак, обратился к Чиуну, Мастеру Синанджу, стоявшему возле своих сундуков. Окруженный вооруженными людьми, Товарищ капитан держался храбро. - От имени жителей Синанджу я конфискую это имущество в пользу Корейской Народно-Демократической Республики. И стоявшие вокруг стали кричать, радоваться, хлопать в ладоши, потрясать ружьями и стучать по броне большого танка, на котором они приехали, дабы показать свою силу. - Если так, - сказал Чиун, - то кто первый наложит руку на имущество Мастера? Кто? - Мы сделаем это все разом. И Мастер Синанджу улыбнулся и сказал: - Да, вы сейчас вместе, но чья-то рука окажется первой, и этой руке больше не суждено будет ни к чему прикоснуться. - Нас много, а ты один, - сказал Товарищ капитан. - Слушайте! Коров мало, а навоза много, и всякий с презрением топчет навоз. Вот что я о вас думаю. Если бы вы заполнили весь берег, я бы все равно прошел сквозь вас, ибо здесь есть только один достойный человек - вот это дитя. И они смеялись над Мастером Синанджу и проклинали внучку плотника, обзывая ее нехорошими словами