. И Товарищ капитан сказал жителям Синанджу: - Давайте возьмем его имущество, так как нас много, а он один. И они бросились вперед с криками радости, но остановились перед сундуками, с которыми прибыл Мастер. Ни одна рука не дерзнула прикоснуться к ним, ибо никто не хотел быть первым. Все замерли. Тогда капитан сказал: - Я буду первым. И если я погибну, бросайтесь на него. И когда он коснулся сундуков, Чиун, Мастер Синанджу, сказал остальным, что тот, кто первым поднимет руку на Мастера, погибнет. И с этими словами он убил капитана, и остался лежать Товарищ капитан подле сундуков, но никто не сдвинулся с места. Тогда одна старуха, жившая на севере деревни среди торговцев, сказала, что они сильнее Чиуна, Мастера Синанджу, ибо у них есть танк. И бросились к танку все, кроме осыпанной бранью внучки плотника, Только она одна осталась с Мастером Синанджу. Но когда танк приблизился к Мастеру Синанджу, он совершил могущественными руками столь искусное движение, что сначала лопнула одна, затем другая гусеница, и танк увяз в прибрежном песке под собственной тяжестью, словно пьяный, который не может сдвинуться с места, отягощенный выпитым вином. И Чиун взобрался на беспомощный танк и заклинил верхний люк. Затем непостижимым для простого смертного образом остановил вращение башни и могущественными руками перерубил смертоносное орудие, могущее убить многих. В днище танка тоже были люки, но они не открывались, так как танк глубоко увяз в мокром песке. - С теми, кто внутри, покончит прилив, - сказал Мастер Синанджу, и раздались из танка стоны и рыданья. Ибо солдаты, сидевшие там, хотя и были из Пхеньяна, но понимали, что настанет время прилива и он поглотит их, и просили они о снисхождении. Но Чиун и слышать не хотел об этом, и он собрал людей вокруг себя и так говорил: - Кроме этой девушки, никто из вас не увидит завтрашнего дня. Вы хотели отобрать силой мои дары и опозорили имя Дома Синанджу. Но девушка умоляла Чиуна пощадить людей, которые боялись злых правителей в Пхеньяне, рассылавших приказы на бумаге, чтобы народ их исполнял. Она просила его разделить дары среди всех, и Мастер Синанджу отвечал, что, хотя никто из них не достоин этого, они получат свою долю, потому что она просит за них. И те, что сидели в танке, тоже просили пожалеть их. Чиун не желал их слышать. Старуха из северной части деревни, где жили торговцы, сказала, что если бы не эти злые люди из Пхеньяна, жители деревни встретили бы Мастера Синанджу как полагается. И было решено оставить их в танке. Внучка плотника сказала, что люди в танке выполняли приказы, так как боялись, и их надо тоже пощадить. Но Чиун сказал: - Пхеньян - это Пхеньян, а Синанджу - Синанджу. Все поняли, что жизнь тех, кто в танке, ничего не значит, и, подумав, внучка плотника согласилась, что Мастер Синанджу был прав. В самом деле, ведь эти люди были из Пхеньяна. И тогда с криками радости жители деревни посадили девушку на сундуки и понесли в Синанджу. Многие говорили, что всегда любили ее, но боялись людей из Пхеньяна, а многие предлагали ей выйти замуж и оказывали ей почести. Так продолжалось до восхода солнца. В деревне царило большое веселье, только Мастер Синанджу не был весел. Ибо он помнил того белого человека, над которым надругались и оставили умирать, переломав конечности, и он знал, что в Синанджу еще произойдет страшный бой и что его выиграет другой белый человек. ГЛАВА СЕДЬМАЯ - Нет, нет, нет! Два человека застыли друг против друга на матах. - Вы, засранцы, ни на что не годитесь! - заорал подошедший к ним человек. У него была мощная мускулатура и короткие усики английского сержанта. На нем было белое кимоно с черным поясом, завязанным узлом внизу живота. Он поднял руку к лицу, и в свете ламп на пальцах блеснули отполированные ногти. - Это вам не танцы! - вновь заорал он. - У тебя, Нидхэм, должна быть потребность убить этого человека, задушить его. А твоих усилий недостаточно даже для того, чтобы раздавить виноградину. Он повернулся. - А ты, Фостер, должен обезвредить убийцу, и быстро. Да поможет людям Бог, когда вы выйдете на дежурство! Вряд ли от вас будет толк. Нидхэм, высокий, худой, с коротко стриженными, торчащими во все стороны волосами, скорчил гримасу за спиной лейтенанта Фреда Уэтерби. Он считал, что сдавил горло соперника достаточно сильно. Фостер, атлетически сложенный мускулистый негр, ничего не сказал, но с презрением посмотрел на усатого лейтенанта. Человек десять полицейских новобранцев, сидевших вокруг матов в ожидании своей очереди, видели этот взгляд. Видел и лейтенант, который повернулся к Нидхэму. - Нидхэм. Шаг вперед. Худой парень выступил вперед, медленные движения выдавали его неуверенность. - Попробуй на мне, - сказал Уэтерби. Нидхэм положил обе руки на его толстую шею. В этот момент он думал, что, видимо, не создан быть полицейским. В драке один на один он чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог обхватить шею Уэтерби, но сжимал ее изо всех сил, напрягшись в ожидании броска. - Души меня, черт побери! - рычал Уэтерби. - В тебе силы не больше, чем в девчонке или гомике. Нидхэм еще сильнее сжал горло. Большими пальцами он нащупал адамово яблоко и, вспыхнув гневом, нажал изо всех сил, но в этот момент почувствовал мощнейший удар в правое предплечье. Пальцы больше не слушались его. Правая рука соскальзывала с шеи. Затем последовал такой же удар в левое предплечье. Собрав всю силу воли, он заставлял себя сжимать пальцы на горле этого ублюдка. Надо разорвать ему глотку! Но левая рука тоже ослабевала, а потом он ощутил острую боль внизу живота От злости он забыл напрячь брюшные мускулы, чтобы смягчить удар, затем почувствовал, что летит через спину Уэтерби, и шлепнулся на мат. Над собой он увидел лицо Уэтерби, тонкие губы были плотно сжаты от ненависти. Он увидел, как Уэтерби занес ногу над его лицом, грозя сломать нос. Он был уверен, что так и произойдет, что его лицо превратится в желе, брызнет кровь, носовой хрящ будет раздавлен. Нидхэм закричал. Мозолистая пятка коснулась его носа. И замерла. Прямо перед своими глазами Нидхэм мог видеть просветы между пальцами ног Уэтерби, твердые жесткие мозоли на пятке лейтенанта. Минуту Уэтерби стоял спокойно, касаясь пяткой носа Нидхэма. Затем его тонкие губы расплылись в улыбке, обнажив широко поставленные зубы. Он сделал глубокий вдох. - О'кей, Нидхэм, - произнес он. - На этот раз ты делал все хорошо, но забыл, как правильно падать. Помни - надо откатиться назад и, раскинув руки, хлопнуть ими по матам, чтобы ослабить удар. Он кивнул. - Ладно. Вставай. Нидхэм, который только сейчас сообразил, что никто не стал бы его убивать на глазах всего личного состава полицейского участка, встал и, все еще толком не придя в себя, отошел в сторону. Уэтерби повернулся к Фостеру, наблюдавшему эту сцену с застывшей на лице усмешкой. - Вот так и надо действовать, - сказал Уэтерби. - Это вам не детская игра "в ладушки". Сбить захват, бросить противника на землю и припечатать ногой. Как мне вдолбить это в ваши железобетонные черепушки? Встретившись взглядом с Фостером, он понял, что негр злится. Уэтерби скрывал свои эмоции. Ему не нравились черные, он считал, что они просто дезорганизуют работу полиции. Он особенно не любил таких... э... обидчивых, как Фостер. - Ну как, теперь у тебя получится? - спросил Уэтерби. - Получится, получится, лейтенант, - ответил Фостер. - Уж вы не волнуйтесь. - А я никогда не волнуюсь. Фостер шагнул на середину мата. - Готов? - спросил Уэтерби. Черный новобранец слегка подпрыгнул на месте, точно легкоатлет, старающийся равномерно распределить свой вес и найти самое устойчивое положение. - О'кей, - произнес он, - Начнем... сэр, - добавил он с плохо скрытой угрозой. Уэтерби медленно поднял толстые волосатые руки и обхватил ими коричневую шею Фостера. - Давай! - крикнул он и нажал. Фостер почувствовал неожиданный шок, острую боль от нажатия больших пальцев на адамово яблоко. И он сделал так, как его учили. Согнув левую руку и направив локоть между руками Уэтерби, он затем выбросил ее вверх и в сторону. Вся сила удара, как предполагалось, была направлена на то, чтобы ослабить хватку правой руки нападавшего. Но вместо удара кости о кость он почувствовал, как правая рука Уэтерби гасит силу удара, уходя от него; в то же время железные пальцы лейтенанта продолжали держать мертвой хваткой шею Фостера. Фостер попытался нанести такой же удар правой рукой, но с тем же успехом. Уэтерби погасил силу удара, слегка убрав руку назад, но не настолько, чтобы ослабить хватку. Фостер взглянул в глаза Уэтерби. В них играла улыбка. "Вот дьявол, - подумал Фостер, - этот тип спятил, он задушит меня". Зрачки Фостера расширились от страха. Он почувствовал, как защемило в груди от недостатка воздуха, попытался вдохнуть, но не мог. Он повторил прием, ударив обеими руками сразу, однако Уэтерби слегка притянул его вперед, и кулаки Фостера попали ему же в лоб. Негр попытался ударить Уэтерби коленом в пах, но удар пришелся в пустоту. Он хотел крикнуть: "Отпусти меня, сукин ты сын", но ничего не вышло. В глазах у него потемнело. Сил больше не было. Он вновь попробовал вдохнуть, но не смог и ощутил слабость во всем теле, глаза закрывались, как он ни старался открыть их. И тут все увидели, что он, словно кукла, повис в руках лейтенанта. Уэтерби подержал его еще несколько секунд, потом отпустил, и Фостер, потеряв сознание, тяжело рухнул на мат. Поднялся слабый ропот. - Не волнуйтесь, с ним все будет в порядке, - сказал Уэтерби. - Это еще один урок. Не воображайте себя суперменами, иначе тут же нарветесь на кого-нибудь сильнее и опытнее вас. Делайте все возможное для нейтрализации противника, и быстро, без жалости. Иначе будет, как с ним. - Он с презрением посмотрел на Фостера, который со стоном начал приходить в себя. - Или хуже, - сказал Уэтерби. - Если вы можете себе это представить. Он слегка пнул Фостера носком ноги. - Ладно, вставай, Мохаммед Али, и иди к остальным. Застонав, Фостер медленно перевернулся со спины на живот, встал на колени, а затем сел на корточки. Никто не сдвинулся с места, чтобы помочь ему, до тех пор, пока Уэтерби не кивнул головой. - Дайте ему руку, - сказал он. Взглянув через головы новобранцев, он увидел двух мужчин, направлявшихся к нему. Руки его похолодели, и он глубоко вздохнул. Ну вот. Наконец. Сейчас! - Ладно, ребята, - сказал он. - На сегодня хватит. До завтра. Он подошел к двери, где его встретил заместитель начальника полиции, отвечавший за физическую подготовку. - Фред, - сказал он, - это мистер Слоут. Он готовит для журнала материал о подготовке полицейских. - Рад познакомиться, - сказал Уэтерби, протягивая руку. "Ничего особенного, - подумал он. - Широкие запястья, но ростом невелик и худой. Дюйма на четыре ниже меня и весит немного. Но какие бы у него там ни были запястья, силен он для своего роста или нет, этого не достаточно, так как тот, кто сильнее и выше ростом, всегда одолеет того, кто слабее и ниже. Или почти всегда", - поправил себя мысленно Уэтерби. Был один невысокий человек, с которым Уэтерби ничего бы не смог сделать. Только подумать: он, полицейский, стоявший на страже порядка, втянут в незаконное дело. Сначала он убеждал себя, что пошел на это, поскольку хотел узнать секреты искусства боя, которыми владел тот маленький человек. Но теперь он понял, что сделал это по иной, более важной причине. Лейтенант Фред Уэтерби делал то, что хотел от него маленький человек, потому что боялся. Все очень просто. А раз так, то у Уэтерби не должно было быть никаких сомнений: придется выполнять то, что прикажут. Например, убить этого хиляка, мистера Слоута, стоявшего перед ним. - Я с удовольствием все вам покажу, - сказал Уэтерби. - Мы первыми начали уделять много внимания рукопашному бою при подготовке полицейских. Вы разбираетесь в боевых искусствах, мистер Слоут? - Можете называть меня Римо. Нет, не разбираюсь. - Ну, я пошел, - сказал заместитель начальника полиции. - Если вам что-нибудь понадобится перед уходом, - сказал он Римо, - зайдите ко мне в кабинет. - Конечно, шеф, спасибо. И он проводил начальника полиции взглядом. - Что у вас с рукой? - спросил Уэтерби. Римо осторожно поднес руку к левому плечу. - Вы не поверите, но ее защемило дверью гаража. Сам виноват. - Неужели? - усмехнулся Уэтерби. Римо огорчился, так как полагал, что сегодня двигается достаточно свободно, несмотря на то, что левой рукой пошевельнуть не мог, и продолжил беседу: - Я много слышал о вас. - Да? - От одного парня из Тенафлай. Холи Бардвел. Он сказал, что тренировался вместе с вами. - Бардвел, Бардвел... Я не знал никакого Бардвела, - сказал Уэтерби. Римо виду не подал, но решил, что лейтенант Фред Уэтерби лжец. Линетт Бардвел назвала имя, звание и его служебный номер. Она не могла ошибиться. Он промолчал и, слушая лейтенанта, стал осматривать зал для занятий. Его новая жизнь начиналась в таком же зале. В санатории Фолкрофт. Тогда он только что пришел в себя после казни на электрическом стуле, проведенной не на должном уровне, и некто дал ему в руки пистолет и пообещал отпустить его на свободу, если он застрелит престарелого азиата, буквально порхавшего по полу гимнастического зала. И потому что Римо был молод, нагл и самоуверен, он согласился, а в результате кончил тем, что пахал носом грязь на полу. Уэтерби показывал Римо тренажеры для рукопашного боя, когда тот спросил: - Вашим подопечным когда-нибудь приходится пользоваться приемами, которым их здесь учат? - Конечно, - сказал Уэтерби. - Подумайте, как часто приходится вступать в рукопашную, чтобы защитить себя. Насколько полицейскому удобнее использовать нечто более эффективное. - А вас не смущает, что отсюда выходят люди, владеющие смертоносными приемами? Уэтерби улыбнулся словам жалостливого слюнтяя-репортера и удивился, чем этот жалкий тип мог насолить мистеру Уинчу? Пройдя мимо тренажеров, он запер дверь зала. Показывая Римо тренировочные маты, он сказал: - Отработка рукопашного боя занимает сорок часов. - Сорок часов, - сказал Римо. - Это много. - Чтобы добиться хорошего результата - не так уж и много, - сказал Уэтерби. - Между прочим, - сказал Римо, ткнув в мат носком ботинка, - вы не сказали, где тренировались вместе с Бардвелом. Уэтерби стоял на мате лицом к Римо. Их разделяло пять футов. - Я же сказал, что не знаю никакого Бардвела. Это, наверное, какой-нибудь любитель. - А вы профессионал? - спросил Римо. - Естественно. Только что Уэтерби стоял и говорил. В следующий миг он в прыжке летел на Римо, подогнув одну ногу под себя. Римо узнал этот прием. Удар правой ноги Уэтерби придется в верхнюю часть его тела. Когда Римо упадет, то Уэтерби приземлится и нанесет смертельный удар рукой в голову. Так и произошло бы, не будь он Римо. Уэтерби ударил. Нога лейтенанта поразила правое плечо Римо. Но техника исполнения, которой был обучен Уэтерби, подвела его. Он мог нанести следующий удар в висок, только если его соперник падал и не мог ответить. Но Римо не упал, а нанес ответный удар. Отступив на шаг, он увидел, что живот Уэтерби ничем не защищен, открыт, словно церковный поднос для сбора пожертвований, и он ударил полицейского ногой в солнечное сплетение. Все произошло быстро. Удар Уэтерби. Ответный удар Римо. Нокаут. Испепеляющая ненависть на лице Уэтерби мгновенно сменилась выражением безграничного удивления. Глаза его округлились. Он упал на спину. И так и остался лежать с открытыми глазами. - Вот паскудство, - сказал Римо. - И еще раз паскудство. Еще один камикадзе мертв, а Римо все еще ничего не узнал. Но прибавилась и еще одна причина для беспокойства. Жжение в правом плече после удара Уэтерби постепенно распространялось по верхней половине тела. Он попытался поднять руку. Она еле-еле бессильно шевельнулась. Хорошо, что хоть немного движется, Римо опасался, что назавтра и этого не получится. Однако пока рука действует, не следует зря терять время. Нельзя так просто оставлять мертвое тело офицера полиции посереди спортзала. Превозмогая боль в онемевшей правой руке, он медленно втащил тяжеленное тело лейтенанта в подсобку. С каждым движением боль в плече усиливалась, он с трудом сдерживал крик. Еще одно нападение самоубийцы. Но почему? Укладывая тело лейтенанта Уэтерби на дно ящика с баскетбольными мячами, он, наконец, понял, в чем дело. Спортивный зал он покинул с чувством отвращения к самому себе. Он ничего не выяснил и тем не менее выяснил все. Он стал жертвой традиционного в Синанджу нападения с целью опозорить и унизить соперника. Его ожидали еще два удара. Но он не знал сообщников Бардвела и Уэтерби, не знал, где и когда произойдет третье нападение. Придется еще раз повидаться с Линетт Бардвел и попытаться узнать еще какое-нибудь имя. Однако теперь он знал имя того, кто нанесет четвертый удар. Нуич. Племянник Чиуна, который поклялся убить Римо и его учителя-корейца. ГЛАВА ВОСЬМАЯ В Пхеньяне о выведенном из строя танке было доложено Ким Ир Сену, президенту Корейской Народно-Демократической Республики. Он не был родом из Синанджу и в старину не верил. Это был вождь, прокладывавший новые пути. Крестьяне и солдаты называли его "товарищ", поскольку он утверждал, что все равны. Он всегда носил военную форму с погонами маршала и тугой черный кожаный ремень. Ким Ир Сен понимающе кивал головой, когда ему в первый раз доложили о случившемся. Да, он слышал о Мастере Синанджу. "Все это сказки, покрывающие действия банды разбойников и головорезов", - заметил вождь и велел своему помощнику Пак Ми Чонгу разобраться в этом деле. Он считал, что Мастера Синанджу ушли вместе с прошлым и не могли причинить вред Корейской Народно-Демократической Республике. Пак Ми Чонг прежде всего обратился к губернатору провинции, где находилась деревня Синанджу. Тот предвидел и боялся расследования, потому что именно он приказывал солдатам отбирать то, что Мастер Синанджу каждый год присылал в свою деревню. - Почему вы задаете мне подобные вопросы? - спросил губернатор. - Вы сомневаетесь в том, что я могу управлять этой провинцией? - Если бы президент сомневался, то вас бы здесь не было, - ответил Ми Чонг. - Нет, я просто интересуюсь, что за люди голыми руками вывели из строя народный танк. - Я этого не говорил, - сказал губернатор. Ми Чонг спросил: - Если не Мастер Синанджу, то кто же? - Американцы, - ответил губернатор. И напомнил о корабле, который был замечен вблизи Синанджу. Разве они не капиталисты? И разве они не ненавидят Корейскую Народно-Демократическую Республику? И не занимаются подрывной деятельностью? Ми Чонг ничего на это не ответил. Он был мудр и понимал, что лучше направлять ненависть народа на внешнего врага. И все же каждый раз, когда слышал слово "американцы", он начинал подозревать, что кто-то пытается оправдать свою некомпетентность. Затем Ми Чонг направился в Синанджу, где царило веселье, и спросил там у встречного ребенка: - Кто такой Мастер Синанджу? Я хочу встретиться с ним. Ребенок подвел его к большому дому в конце главной улицы. Дом старый, деревянный, но отделанный слоновой костью и камнями из заморских стран. Да и само дерево отличалось от жиденькой корейской древесины. - Давно ли здесь стоит этот дом? - Он был здесь всегда, - ответил ребенок, что для Ми Чонга, хорошо знавшего детей, вовсе не означало, что дом старый. Но его внешний вид, в котором чувствовалось влияние многих стран и культур, навел Ми Чонга на мысль, что это очень и очень древний дом. Хотя Ми Чонг и был приверженцем нового режима с юношеских лет, при входе в дом он поклонился и снял башмаки, как полагалось в старые времена, - этот обычай его народ перенял от японцев. Он поклонился старику с белой бородой и длинными, как и у его предков, ногтями. Старик спросил: - Кто ты? Я не встречал тебя в деревне. Ми Чонг ответил, что он из Пхеньяна и служит Ким Ир Сену, и поинтересовался, не является ли старик действительно Мастером Синанджу, "о котором рассказывают много удивительного". - Я тот, о ком ты говоришь, - сказал Чиун. - Я слышал, что твои руки обладают большей силой, чем народный танк. - Это так. - Как это может быть? Сталь тверже плоти. - Человеческий ум - вот самое сильное оружие. Танк - лишь инструмент, он ничуть не сильнее человеческого ума, который его использует. - Но с его помощью глупцы могут уничтожить даже мудрых. - Знай, молодой человек, что есть мудрые и есть мудрейшие. Но даже мудрейший из них знает только, что он не познал истинную силу своего ума. Даже глупец, использующий свой ум, сильнее мудреца, его не использующего. Ми Чонг был озадачен, а Чиун продолжал: - Ты ищешь человека, творящего чудеса. Но величайшее чудо есть сам человек. Я это понимаю, а ты - нет, как и твои люди из Пхеньяна в народном танке. Вот почему песок поглотил их, будто пустые раковины. - Я так ничего и не понял, - произнес Ми Чонг. - Но возможно, поймет президент. Я доставлю тебя к нему. Чиун сделал отрицательный жест рукой. - Синанджу нечего делать в Пхеньяне. Возвращайся к своим развратным женщинам и вину. Но Ми Чонг не собирался уходить. - Но если ты обладаешь такой мудростью, почему же ты не поделишься ею со своим народом? Почему ты сидишь в одиночестве в этом пустом доме с одной лишь девушкойслужанкой? - Можно ли океан вместить в чайную чашку? Можно ли небо вылить в вазу? Так и Синанджу нельзя дать каждому. - Но оно отдано многим. - Немногим, - сказал Чиун. - Мне говорили, что ты не единственный Мастер Синанджу - Есть претендент по имени Нуич, называющий себя также Уинч или Чуни. Все это имена одного человека, сына моего брата. - Значит, вы оба носите это звание? - Скоро этому придет конец, - сказал Чиун, - раз и навсегда, и это звание достанется белому человеку. Это говорю я. Сердце - вот главное обиталище Дома Синанджу, и когда я не нахожу среди нас достойных, я отдаю его белому человеку. - Американцу? - спросил Ми Чонг, подтверждая свои худшие опасения. - Тому, кто ел гамбургеры, пил вино и другую отраву. Слабому телом и разумом, но чистому сердцем. Ему я отдал все. Он был куском свиного уха - я сделал его плотью Синанджу. Ми Чонг осмотрел комнату и увидел в золотой раме фотографию белого человека с бледным лицом, на которой было что-то написано по-западному, и спросил Чиуна, не тот ли это белый, о ком он говорил. - Нет, - ответил Чиун. - Это замечательный актер, Ред Рекс, который гениально играет в американских дневных телепостановках, таких, как величайшая драма "Пока Земля вертится". На фотографии его автограф. В Америке у меня много важных друзей. Ми Чонг подумал немного, а потом опять спросил Чиуна, не захочет ли тот отправиться в Пхеньян, чтобы встретиться с самим председателем Ким Ир Сеном и получить его фото с автографом? Это оценит вся деревня, а фото поместят на почетное место. Но Чиун ответил: - Разве Ким Ир Сен когда-нибудь переживал из-за операции, которую должен был сделать Мэри Лэмберт незаконный сын падчерицы Блейка Уинфилда, обнаруживший, что мэр Карсон Магнум употребляет героин и берет взятки от самого Уинфилда, чтобы молчать о существовании банды врачей, делающей аборты, которая чуть было не загубила Мэри, когда она была беременна неизвестно от кого? - Это не его вина, - ответил Ми Чонг. - Если бы Ким Ир Сен знал обо всем этом, то также бы волновался. - Правитель должен знать о многом, - ответил Чиун, сделав рукой прощальный жест Ми Чонгу и обратив лицо к окну, за которым расстилалось море. Ми Чонг всю ночь ломал голову, а потом вызвал к себе семь самых сильных воинов. - Тот, кто убьет Мастера Синанджу, будет произведен в полковники, если он майор, и в генералы, если он полковник. Воины кивнули и усмехнулись, а затем, вооружившись ножами и ружьями, отправились к дому Чиуна, так как каждый хотел получить повышение. Но утром никто из них не явился к Ми Чонгу, и он сам пошел к дому Чиуна посмотреть, что эти семеро сделали. Войдя в дом, он увидел, что все циновки и статуэтки на месте. Чиун, сидевший на своей подушке безоружный, обратился к Ми Чонгу с такими словами: - Те, кого ты послал, возвратились в землю. Теперь иди и скажи своему хозяину в продажном городе Пхеньяне, что Мастер Синанджу встретится с ним, если тот выполнит его условия. - Какие условия? - спросил Ми Чонг. - Во-первых, удалить всех пхеньянцев из этой провинции. Во-вторых, наказать злонамеренного губернатора, который захватил дары, предназначенные деревне. В-третьих, отправить сообщение в Америку о том, что их замечательные телепостановки здесь получат с радостью. Как это можно сделать, американцы знают. Для этого ваш председатель должен пригласить нужных людей в Корею. Он должен хорошо с ними обойтись, потому что тогда, возможно, приедет и сам Ред Рекс. Все это осуществимо. И Ми Чонг покинул деревню с тяжелым сердцем, ибо знал, что Ким Ир Сен не пригласит американцев в свою страну. Когда Ми Чонг предстал перед председателем, то рассказал о том, что видел, и о гибели семи воинов. Председатель разгневался и хотел послать целую армию против Синанджу, но Ми Чонг умолил отложить это дело, потому что слышал рассказы о том, будто ни стена, ни сталь, ни человек не могут остановить Мастеров Синанджу и что веками их необыкновенный талант служил делу устранения тех, кто стоял во главе государств. Или же, добавил Ми Чонг, тех, кто собирается занять этот пост. И Ким Ир Сен ничего не сказал, но стал обдумывать услышанное. Потом он поинтересовался, где слышал Ми Чонг подобные вещи. На что Ми Чонг ответил, что читал о них в старинных книгах, где говорится о Синанджу. - Это реакционные феодальные сказки, предназначенные для того, чтобы подавить стремление народных масс к свободе. Синанджу всегда был логовом бандитов, убийц и воров, - сказал Ким Ир Сен. Но Ми Чонг напомнил ему о семи воинах и народном танке, а также рассказал о нечестном губернаторе. Председатель стоял на своем. Но когда Ми Чонг сказал, что Мастер Синанджу обучил своим секретам белого человека, американца, и может обучить других американцев, то председатель выслал всех, кроме Ми Чонга, из своего кабинета. И очень тихо, чтобы даже и стены не услыхали, он сказал Ми Чонгу: - Я встречусь с этим бандитом. Отправимся вместе. Но предупреждаю: если он окажется просто лакеем-прислужником империализма, то ты будешь отвечать перед президиумом и политбюро. - Этот не лакей. - Хорошо. По дороге ты расскажешь, что он хочет от нас. И поскольку Ми Чонг был не дурак, то каждый раз, когда председатель спрашивал о том, чего хочет Мастер, он очень умело отвечал, или восхваляя мощь народной армии, или упоминая японцев, которых все ненавидели. И вновь Ми Чонг вернулся в дом Мастера Синанджу и спросил разрешения войти. И когда Ким Ир Сен увидел, что тот поклонился по старому обычаю, то плюнул на пол. - Логово феодализма, - сказал он. - Свиньи и лошади гадят и пускают слюни на пол. Поэтому их держат в хлеву, - сказал Мастер Синанджу. - Знаешь ли ты, старик, кто я? Я Ким Ир Сен. - А я Чиун. - Следи за своим языком, Чиун. - Я не плюю на пол. Ты, вероятно, научился этому от русских. - Ты бандит и прислужник империалистов, - сказал неосторожно председатель, будучи очень рассержен. - Если бы ты не был вождем нашего народа на Севере, - сказал Чиун, - я бы умертвил тебя, как свинью к обеду. Однако я сдержусь и поспорю с тобой. - Разве может лакей спорить и рассуждать? - сказал председатель. - Все твои рассуждения льют воду на мельницу твоих белых хозяев. Я служу Корее. - Еще до того, как ты появился на свет, молодой человек, - сказал Чиун, - Синанджу существовала. Синанджу пережила вторжение монголов, китайских правителей, японских завоевателей, русских. Все они сгинули, а мы остались и будем здесь после Ким Ир Сена. Но я говорю с тобой, ибо после стольких лет у Кореи есть свой вождь. Это ты, хотя ты и из Пхеньяна. Услышав это, Сен сел. Но он не поклонился, не снял ботинки, как того требовал обычай. И Ми Чонг слушал с большим вниманием. Когда заговорил Чиун, он понял, что все уладится, ибо Мастер был мудр. - Ты пришел сюда искать мудрости у Синанджу, иначе зачем же председателю приезжать в эту бедную деревню? - спросил Чиун. И Сен согласился. - Ты назвал меня лакеем, - сказал Чиун. И Сен согласился. - Но кто лакей? Разве это я отдал Корею русским? Разве это я вступил в союз с китайцами? Разве это я поддерживаю арабов, негров или даже белых, лишь потому, что они признают одну и ту же форму правления? - Это наши союзники, - сказал Сен. - Русские дают нам оружие. Китайцы дрались за нас с американцами. Чиун улыбнулся. - Русские дали оружие, потому что они ненавидят американцев. Китайцы дрались, потому что они ненавидят американцев. Нам повезло, что те и другие ненавидят друг друга, в противном случае они бы сидели в Пхеньяне, а не ты. Что же до арабов, негров и белых, то они очень далеко и не принадлежат к желтой расе. Японцы алчны, китайцы вороваты, русские - просто свиньи, а что касается корейцев, живущих на Юге, то они готовы совокупляться с утками, будь у тех отверстия пошире. При этих словах Сен захохотал. - У этого человека трезвый взгляд на вещи, - сказал он Ми Чонгу. - Кто виноват в том, что я назвал его лакеем? Кто меня дезинформировал? А Чиун опять заговорил: - Но мы должны с сочувствием относиться к нашим братьям на Юге, так как они не виноваты. Такова их натура. Ми Чонг ахнул, ибо никто никогда не осмеливался говорить что-либо хорошее о тех, кто жил за тридцать восьмой параллелью. - Я тоже так думаю. Они не могут не быть тем, что они есть, - сказал Сен. - И Пхеньян не самое лучшее из мест. Там портятся хорошие люди, - сказал Чиун. - Я родился не там, а в Мангендэ, - сказал Сен. - Красивая деревня, - сказал Чиун. - Синанджу тоже красивая деревня, - сказал Сен. - А я из Пекома, - сказал Ми Чонг. - Но он поднялся над своим происхождением, - сказал Сен. - Некоторые из наших лучших друзей родились в Пекоме. Они далеко пошли, - сказал Чиун. Теперь Ким Ир Сен был доволен, что нашел здесь человека с добрым сердцем и здравым умом. Но он был обеспокоен. - Я слышал, ты учишь искусству Синанджу белого. Американца. Чиун знал, что это больная тема, так что он тщательно подбирал слова и говорил медленно и осторожно: - В моей деревне, в моей семье я не нашел достойных. Только праздность, лень и ложь. Мы должны это признать. Сен кивнул, ибо ему тоже были знакомы проблемы власти. - За свои труды я не получил никакой благодарности. Как знакомо было Сену и это! - Я столкнулся с вероотступничеством и отсутствием дисциплины. И Сен признал, что Мастер Синанджу это верно подметил. - Сын моего брата использовал данное ему бесценное искусство в корыстных целях. Как знакомо Сену такое предательство! Он мрачно посмотрел на Ми Чонга. - Он поступил, как житель Юга, - сказал Чиун. Сен плюнул, и на этот раз Чиун кивнул с одобрением. Момент соответствовал. - И я искал другого ученика, чтобы искусство нашего рода не умерло. - Это мудро, - сказал Сен. - Я бы выбрал кого-нибудь из нас. Но во всей деревне, на всем Севере я не нашел никого с сердцем корейца. Тебя я тогда еще не знал. - Мне не повезло, - сказал Сен. - Я искал такое сердце, как у тебя. Или у меня. - Рад за тебя, - сказал Сен, кладя сильную руку на плечо Мастера Синанджу, поздравляя его. - У одного человека с именно таким сердцем случилось несчастье. При рождении. Произошла катастрофа. Лицо Сена опечалилось. - Какое несчастье? - Он родился белым и американцем. Сен ужаснулся. - Каждое утро ему приходилось видеть в зеркале свои круглые глаза. Есть только гамбургеры. Каждый день искать утешение в компании таких же. - И ты?.. - Я нашел его и спас от американцев, от их образа мыслей, дурных манер и пагубных привычек. - Ты хорошо сделал, - сказал Сен. Но подозрительный Ми Чонг спросил, как Чиун узнал, что в этом американском теле было корейское, а не американское сердце? - Потому что он хорошо усвоил мои уроки и докажет это, продемонстрировав свое искусство, когда приедет в Синанджу поклониться своим истокам. - Как мы узнаем, что он не просто американец, которого ты научил секретам Синанджу? - Американец? - засмеялся Чиун. - Ты же видел американцев во время великой войны с Югом, ты видел их, когда они были тут со своим кораблем? Американец! - Некоторые американцы далеко не трусы, - сказал Ми Чонг. Но Ким Ир Сену так понравились слова Мастера, что он недовольно посмотрел на Ми Чонга. - Конечно, у этого белого было сердце корейца, - сказал он. - Его зовут Римо, - сказал Чиун. Так случилось, что в тот же вечер это имя было вновь упомянуто в большом Доме Народа в Пхеньяне, и председатель вспомнил его. Ему доложили: получено послание, что американец по имени Римо будет предан позорной смерти в деревне Синанджу и что сделает это человек по имени Нуич. Послание и было от Нуича. Он выражал преданность Ким Ир Сену и народу Корейской Народно-Демократической Республики. Письмо было подписано так: "Нуич, Мастер Синанджу". ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - Леди, я хочу снять со счета миллион долларов. Не пересчитывайте, давайте просто на вес. Линетт Бардвел подняла голову и улыбнулась Римо. - Привет, - сказала она. - Вспоминала о вас прошлой ночью. - Вас-то как раз мне и не хватало прошлой ночью, - сказал Римо. - Но ведь всегда есть следующая ночь... Ваш рабочий день уже кончился? Линетт взглянула на часы, висевшие прямо над головой Римо. - Осталось десять минут. - Пообедаем? Ваш муж не будет против? - Думаю, что нет, - ответила Линетт. - От него нет ни ответа, ни привета. Наверное, уехал куда-то. Римо ждал у входа в банк. Линетт вышла из здания ровно через десять минут. - Поедем на моей машине? - спросила она. Римо не возражал. В машине на автостоянке она коснулась губами его щеки, случайно облокотившись на больное правое плечо. Лицо Римо исказила гримаса боли. - Что случилось? Вы ушибли плечо? Римо кивнул. - Хотите - верьте, хотите - нет, я споткнулся об ящик с баскетбольными мячами. - Не верю. - Ну и ладно. Линетт вела машину, и на этот раз Римо сам выбрал ресторан - еще более невзрачный, чем накануне вечером, но в нем, судя по внешнему виду, вроде бы подавали настоящий рис. Ожидания оправдались, и Римо вместе с Линетт принялся за еду. - Вы видели Уэтерби? - спросила она. - Да. Но он ничем не смог помочь. - Помочь в чем? Мне ведь, между прочим, так и неизвестно, что вас интересует. - Я пишу книгу о восточных единоборствах. Ваш муж, Уэтерби - все они прошли специальный курс обучения, нечто особенное. Я достаточно знаю о боевых единоборствах, чтобы в этом разобраться. Но все помалкивают. Кажется, я натолкнулся на какой-то секрет, новшество в системе подготовки, и я добьюсь своего. - Хотела бы помочь вам, - сказала она, поддевая на вилку кусочек мяса лангуста, - но это не мое дело. - А ваше какое? Лангуст бесследно исчез у нее во рту. - Мое дело любовь, а не борьба. За бренди Линетт призналась, что ее муж никогда раньше не проводил ночей вне дома. - Не вы ли его так напугали, а? - Разве я такой страшный? Римо медленно ел рис, сначала правой рукой, а потом и левой. Боль в плечах все росла, и каждый раз, поднося вилку с рисом ко рту, он чувствовал такое жжение, что почти терял сознание. Если бы только Чиун был в Штатах, а не в Синанджу, то сумел бы ему помочь. Он бы обязательно придумал, как заставить руки Римо снова действовать, снял бы боль и помог справиться со слабостью. А ведь это лишь два первых удара. Теперь Римо был уверен, что его преследует Нуич, племянник Чиуна, домогающийся титула Мастера Синанджу, который поклялся убить Римо. Руки Римо уже были бесполезны. Что же дальше? В конце концов еда не стоила таких страданий, и Римо уронил вилку на стол. Он заметил, что машинально кивает головой в ответ на слова Линетт, не вслушиваясь в то, что она говорит. Вскоре они ехали к ней домой, и он услышал, как она предлагает ему отдохнуть в комнате для гостей наверху. Он чувствовал себя так плохо, что больше не спрашивал, не будет ли ее муж возражать. Муж, дьявол его забери, был мертв, он повредил Римо руку, и чем скорее он сгниет, тем лучше. Линетт помогла ему подняться наверх в большую спальню, и он позволил ей раздеть его. Она делала это медленно, проводя пальцами по телу, и уложила его в постель голым. Она действовала умело и осторожно, и Римо удивился: сегодня, даже после выпивки, она контролировала себя куда лучше, чем накануне вечером. "Забавно, забавно, забавно, - думал Римо. - А посмотрите, какой забавный, забавный, забавный Римо". Острая боль парализовала верхнюю часть его тела: она распространялась волнами от плеч по рукам до самых кончиков пальцев, пронизывала ребра, а малейший поворот головы приносил невыносимые страдания. "Искалеченный, изуродованный Римо. Все смотрите на искалеченного Римо". У него начались галлюцинации. Ему давно не приходилось испытывать боль, настоящую боль. Для обычного человека боль является предупреждением: происходит что-то неладное и потому следует принять какие-то меры. Но Римо и его тело были одним целым, единой сущностью, и ему не нужно было напоминать, что с телом что-то не в порядке, то есть и боль была не нужна. Он уже почти не помнил, что такое боль. Да, он испытал настоящую боль на электрическом стуле. Им не удалось зажарить его, только чуть подрумянить. И это было больно. Как и сейчас. А за последние десять лет он почти не вспоминал о боли. "Посмотрите, посмотрите, посмотрите, какой забавный Римо". Он терял контроль над собой. "Смотри, смотри, Римо, на прекрасную леди в дверях. Смотри на ее прозрачный нейлоновый пеньюар. Посмотри на высокую колышащуюся белую грудь, на округлые очертания тела в свете, падающем из холла. Посмотри на длинные загорелые ноги. Посмотри, как она улыбается тебе, Римо. Ты нравишься прелестной леди, Римо. Она поможет тебе. Римо нужна помощь". Он улыбнулся. Линетт склонилась над ним. - Я помогу вам, - сказала она. Римо все улыбался, боль мешала ему остановиться. - Помогите мне. Болят руки. - Где они болят, Римо? - спросила Линетт. - Здесь? - Она дотронулась до размозженных мышц левого плеча. Римо застонал. - Или здесь? Она коснулась его правого плеча и тоже нажала. Римо вскрикнул. - Больно! Больно, - прохрипел он. - Тихо, тихо. Линетт поможет вам. Римо приоткрыл глаза. Высокая белокурая женщина, которую он сделал вдовой, стояла возле него, она плавным привычным движением сняла через голову прозрачный пеньюар. Держа его кончиками пальцев на вытянутых руках и не сводя с Римо глаз, она уронила легкий, словно облако, нейлон на пол. Она придвинулась ближе к Римо, коснулась пальцами его щеки и шеи, а затем стянула одеяло с его голого тела. "Нет, - хотел сказать он. - Н