не видел. Они оказались в ботинках. Колени вдруг съехали вниз внутри брюк и уперлись в ботинки. А сам носильщик стал на восемнадцать дюймов короче. Затем что-то хрустнуло у него в пояснице, а старик с восточным лицом кружил вокруг него как овощечистка вокруг картофелины. Лицо носильщика исказила гримаса ужаса, он широко раскрыл рот, силясь закричать, однако его легкие, поднявшиеся уже к подбородку, превратились в кровавое месиво. Сундук покачнулся было на его голове, но тут подбородок коснулся взлетно-посадочной полосы, руки безжизненно раскинулись. Своим длинным пальцем кореец продолжал манипуляции теперь уже с головой носильщика, пока она не осела полностью, и лакированный сундук не опустился плавно на этот кроваво-красный пьедестал. Кассеты были спасены. А от носильщика осталось одно мокрое пятно. - Боже, храни Америку! - резво запел капитан, надеясь, что воспроизводимый мотив хоть немного напоминает песню гринго. Лицо его прямо таки расплылось в улыбке любви к американским друзьям. - Мы все зовемся американцами, - радостно сообщил он. - Это не те слова. Не из великой песни нации, проявившей большую мудрость, прибегнув к услугам Дома Синанджу. Римо научит тебя правильным словам. Он хорошо знает американские песни. - Некоторые знаю, - сказал Римо. - Какие там слова? - молил его капитан. - Почем я знаю, - отмахнулся Римо. - Пой что хочешь. Выяснилось, что капитан любит Соединенные Штаты всем сердцем, и его родная сестра, живущая в Штатах, тоже любит Америку почти так же сильно, как он, и поэтому он строго-настрого наказал подчиненным, чтобы они позаботились о сундуках старика. Если кто уронит хоть один, он того пристрелит, сам, лично! Капрал из провинции Хосания, известной непобедимой ленью своих уроженцев, брезгливо пожаловался, что зеленый сундук плавает в какой-то гадости. Капитан в назидание другим тут же всадил ему пулю в лоб - люби соседей, люби, как он, - для него, капитана, дороже Америки ничего нет. Особенно по душе ему желтолицые американцы. Восемьдесят пять солдат прошли строевым шагом от аэропорта до гостиницы "Астарз", не переставая стучать в барабаны-"конга" и петь "Боже, храни Америку!". Четырнадцать сундуков плыли поверх их голов. Процессия напоминала откормленную змею с блестящими лакированными чешуйками. Миновав дворец президента, караван остановился у парадного подъезда гостиницы. - Нам лучший номер! - приказал капитан. - Простите, капитан, но все лучшие комнаты заняты. - В "Астарзе" всегда есть свободные комнаты. У страны трудности с туризмом. - А теперь все заняты, вот так, - сказал клерк. - Они там все наверху с оружием. Некоторые с большим, - и клерк широко развел руки. - А некоторые с маленьким, вот с таким. - И он свел близко два пальца. - Но обращаться они с ним умеют. Только вчера мы потеряли трех солдат. Такие вот дела. - Сам я работаю на аэродроме. Слышал краем уха, что у вас неладно, но подробностей не знаю. - Еще бы. Те солдаты уже ничего не расскажут, капитан. А такие вот подневольные, вроде вас, получат приказ идти сюда, а здесь раз - и пуля в лоб. Вот так-то, приятель. - Сукины дети, - пробормотал капитан. Он имел в виду старших офицеров. Они-то, конечно, все знали. И предлагали за небольшое вознаграждение следить за туристами. Капитаны армии Бакьи, подобно всем испаноязычным офицерам повсеместно, независимо от политического устройства стран, делали свой маленький бизнес на капиталистический лад. Эти офицеры настолько страстно верили в превосходство рыночной экономики, что заткнули бы за пояс любого банкира. Надо сказать, что на Бакье, как и на остальных островах Карибского моря, существовала старая добрая традиция. За чин офицера в армии полагалось платить. Это было своего рода капиталовложением. Став офицером, вы возвращали деньги, и часто с прибылью. Те, кто победнее, расплачивались разными услугами. За хорошее место надо было платить больше. Аэропорт считался неплохим местом. Отель же, в котором останавливались туристы, с процветающей проституцией и возможностью спекулировать был в глазах генералитета особо лакомым кусочком. Однако капитан догадывался, что сейчас в отеле дела обстоят не очень хорошо: сумма, которую надо заплатить, чтобы попасть туда, резко снизилась. Все же капитан хотел рискнуть и купить себе должность в отеле. И вот теперь клерк бескорыстно предупредил его о том, что здесь творится. Бескорыстно ли? Капитан заподозрил неладное. - А почему вы мне говорите все это? - спросил капитан. Быстрым движением он подтянул живот, нависавший над ремнем. - Не хочу находиться здесь: все командуют - кому где селиться. Капитан потер подбородок. Да, дела. Оглянулся на хрупкого старика-азиата с клоками седых волос. Широко улыбнулся. Он еще не забыл про беднягу носильщика, от которого всего и осталось - мокрое пятно на взлетно-посадочной полосе. И все же если клерк предоставляет кому попало бесплатную информацию, значит, там, наверху, действительно творится что-то ужасное. - Я тоже дам тебе бесплатную информацию, - доверительно проговорил капитан. - Будем квиты. Советую найти комнату этому благородному желтолицему пожилому человеку. - Обязательно, сеньор капитан. Сейчас же займусь. Но сначала изгоните прежних жильцов. Может, начнете с болгар на втором этаже? У них при себе пулемет, он простреливает весь коридор, а стены комнаты они обложили мешками с песком. Сегодня утром, когда я выразил недовольство тем, что они непозволительно долго держат у себя коридорного, в то время как у нас рук не хватает, они прислали мне вот это. Клерк вытащил откуда-то снизу шляпную коробку и снял крышку, отвернувшись при этом в сторону. Капитан глянул внутрь. Там, завернутые в папиросную бумагу, лежали отрезанные человеческие руки. - Вот все, что осталось от коридорного. - А коридорный-то и впрямь был необыкновенный. - Почему вы так думаете? - спросил клерк. - С тремя руками он, наверное, был незаменим. Клерк бросил взгляд в коробку. - Ну, вот, значит, они и кухарку прикончили. Я и не знал. А болгары еще самые миролюбивые. Клерк зачитал список постояльцев. Среди них были русские и китайцы, англичане, кубинцы, сирийцы, израильтяне, южноафриканцы, нигерийцы и шведы. И все они намеревались отнять у Бакьи ее новое оружие. - Я уж не говорю о повстанцах, они тоже ждут номеров. - А может, кого-нибудь сейчас нет в гостинице? - Боюсь проверять, но, мне кажется, я слышал, как сегодня утром англичане пальнули пару раз из миномета. Обычно они так делают перед тем, как идти пить чай. Капитан щелкнул каблуками и отдал честь. - Сеньор американец, у нас есть для вас замечательная комната. Сгибаясь в три погибели, первая группа солдат втащила два сундука по парадной лестнице. Один сундук заклинило - тут же приоткрылась дверь чужого номера. Оттуда стали палить засевшие там южноафриканцы, им ответили русские, которые решили, что это опять резвятся болгары. Два капрала скатились по лестнице вниз, один - прижимая к себе беспомощно болтавшуюся раненую руку. Мало-помалу солдаты перетащили на второй этаж в номер, расположенный на восточной стороне, все четырнадцать сундуков. О присутствии британцев в нем ничего не говорило, разве что мина-ловушка - сюрприз, оставленный ими на пороге. Клерк был прав. Номер 2-Е на втором этаже временно пустовал. Все сундуки удалось втащить в комнату. Происшествий больше не было, кроме одного несчастного случая. Молодой солдат, отец которого дал большую взятку, чтобы определить сына на безопасную службу в аэропорт, где легче добиться повышения, получил пулю в лоб. Его накрыли простыней - по ее виду можно было догадаться, что изначально она была белой, но не была в стирке много лет. Наконец, уже ничто не мешало желтолицему американцу с ногтями потрясающее длины пройти в комнату, и Чиун вступил в номер 2-Е, перешагнув через лежащий на пороге и накрытый простыней труп юноши. Капитан извелся от напряженного ожидания. Больше всего на свете ему хотелось распрощаться с этим опасным американцем и убраться подальше от гостиницы, пока у него не перестреляли всех подчиненных. - Куда это вы торопитесь? - спросил его Чиун. - Мы ведь проводили вас до самого номера. Он вам нравится? - Полотенца несвежие. Простыни - тоже. - Чиун посмотрел в окно. - А где залив? Из этой комнаты не виден залив. В постелях явно кто-то спал. Где горничные? А лед? Лед обязательно должен быть. Лично мне он не нужен, но так полагается. Чиун заглянул в ванную. - Другие номера не лучше, сеньор, - сказал капитан. - Но некоторые все же выходят окнами на залив, - возразил Чиун. - И, думаю, там должны быть чистые полотенца и простыни. - Сеньор, нам очень жаль, но больше мы ничего не можем сделать. Может, вы, с вашей великой мудростью и необыкновенными личными достоинствами, преуспеете там, где мы потерпели поражение. Договоритесь, чтобы вам предоставили другую комнату, и мои люди перенесут сундуки. Я преклоняюсь перед вашим могуществом. Чиун улыбнулся. Римо тихо пробормотал, что вот теперь-то Чиун может быть доволен: его оценили по заслугам. Чиун расцветал, когда ему отдавали такие почести, как сейчас капитан. Пятясь, капитан выбрался из комнаты. Чиун нацелил длинный ноготь на Римо. - Будучи ассасином, ты должен в исполнении воли своего хозяина стремиться к совершенству. Твой президент хочет, чтобы ему доставили без хлопот эту машину, но он требует также и уважения от народа Бакьи и всего мира. - Папочка, - сказал Римо. - Президент хочет все; о лишь получить оружие Корасона, и чтобы все было проделано быстро и чисто. Ничего другого ему не нужно. - В таком варианте недостает изящества, - сказал Чиун. - Это повадка вора. - Я стоял рядом с тобой в Овальном зале и слышал все, что говорил президент. Чиун улыбнулся. - Если бы его устраивала примитивная работа, он выбрал бы в исполнители американца. Он мог бы дать задание тебе. Но нет, он избрал Мастера Синанджу, и поэтому его имя, как бы его ни звали, навсегда останется в истории. - Ты что, не знаешь имени президента? - недоверчиво спросил Римо. - Вы часто меняете своих президентов, - сказал Чиун. - Одного я запомнил. У него было очень забавное имя. Потом появился еще один. И еще. А одного убили какие-то дилетанты. Чиун неодобрительно покачал годовой. Ему не нравилась склонность американцев к импровизированным убийствам, порожденным ненавистью. В этих убийствах не было стиля, чувствовалось, что их совершают варвары. Им не хватало того, что он, Чиун, им теперь продемонстрирует, - изящества, того, что привносит Синанджу - солнечный источник боевых искусств. А находящийся по другую сторону главной улицы, в президентском дворце доктор Биссел Хантинг Джеймсончетвертый, вице-президент Британской Королевской Академии наук, даже не подозревал, что в его номер вселился новый постоялец. На нем и его приближенных были безукоризненной свежести летние брюки, синие блейзеры с эмблемой академии, белоснежные рубашки, галстуки выпускников привилегированных учебных заведений и пистолеты "вальтер Р-38" под пиджаками. Они держали в руках соломенные шляпы и одни во всей Бакье могли перейти в полуденный зной в подобной одежде главную улицу, не покрывшись испариной. Казалось, люди этой породы получают при рождении встроенную систему охлаждения. Доктор Джеймсон сделал заявление на изысканном английском языке, рождающемся как бы в глубине его существа и только звучащем через рот, на языке, в котором каждая гласная открыто заявляла о безусловном превосходстве говорящего над прочими людьми. Итак, Британии не безразлична судьба Бакьи. Британия так же, как и Бакья, - остров. У Британии, как и у Бакьи, есть свои национальные интересы, а также проблемы с валютой. Объединившись, Британия и Бакья с помощью нового изобретения, хранящегося у президента, и английского опыта по производству секретного оружия могли бы вместе, рука об руку, шагать вперед, к светлому будущему. Если бы на встрече присутствовал некто, не знающий, что Бахья - захудалый островок, на котором нет ничего, кроме трущоб и заброшенных плантаций сахарного тростника, а Англия - крупная индустриальная держава, переживающая трудные времена, то он решил бы, что у правительства Ее Величества и у теперешнего диктатора острова в Карибском море - общая история и общее будущее. Корасон внимательно выслушал белого. Они полностью заплатили сумму, которую с них потребовали за демонстрацию аппарата в действии. Заплатили золотом. Корасон любил золото. Оно вызывало у него доверие. Особенную нежность он испытывал к южноафриканскому крюгерранду. Пересчитав деньги, казначей положил себе в карман две монеты. Корасону это понравилось. У него честный казначей. Вор прикарманил бы пятнадцать монет. Люди плетут небылицы о каких-то неподкупных, но Корасон в это не верил - все это сказки. Гринго тоже воровали, правда, они умели обстряпывать свои делишки более ловко: вы не успевали заметить, как исчезали монеты, пока они заверяли вас, что собираются вам помочь. - Ради вас, - начал Корасон, - мы прямо сейчас уничтожим с помощью моего грозного оружия гнусного насильника. - Ждем демонстрации с большим нетерпением, - отозвался доктор Джеймсон. - Мы немного знакомы с магией вуду, хотя, конечно, не столь сведущи, как вы, ваше превосходительство, но никогда раньше не слышали о таком "духе-хранителе", как тот, что находится в вашем ящике. - У белых людей одно оружие, у черных и коричневых - другое. Вам никогда не понять наше. Я никогда не пойму, что такое - ваша атомная бомба, а вы - что такое мой дух-хранитель, - произнес важно Корасон, который сочинил эту фразу еще до прихода англичан, демонстрируя оружие русским. - Введите гнусного насильника, и пусть он почувствует силу гнева своего народа! Члены английской делегации мигом повытаскивали из карманов мини-камеры и прочую аппаратуру. Ведь подчас даже общий вид может подсказать принцип действия оружия. Особенно у народа с не слишком высоким уровнем развития. Таинственный аппарат Корасона, укрытый синим бархатом, стоял слева от диктатора, рядом с позолоченным троном, водруженным на невысокую платформу. Вместо гнусного насильника перед собравшимися предстала пожилая негритянка в оранжевом платье и красной шали. - Извините, насильника мы казнили рано утром, - смущенно объявил Корасон. - Женщина эта обвиняется в измене, заговоре с целью взорвать Сьюдад Нативидадо и других ужасных преступлениях. Женщина сплюнула. - Сэр, - шепнул на ухо Джеймсону его помощник. - Это хозяйка борделя. Троюродная сестра Корасона. Зачем ему убивать ее, да еще по высосанному из пальца обвинению? Корасон видел, как помощник главного гринго что-то шептал на ухо своему начальнику. Он, со своей стороны, тоже кое-что хотел выяснить. Одно дело - преступники, и совсем другое - троюродная сестра, которая умеет вызывать духов и иногда присылает президенту из своего борделя красоток. - Зачем нам казнить Хуаниту? - поинтересовался Корасон. - Она использовала против вас колдовство, - заявил министр юстиции. - Какое еще колдовство? - Колдовство гор. И утверждала, что вы мертвец. - Ложь! - возмутился Корасон. - Конечно. Откровенная ложь, - поторопился поддакнуть министр юстиции. - Вы самый могущественный человек на земле. Вне всякого сомнения. Корасон покосился на Хуаниту. Та знала женщин и знала мужчин. И колдовать умела. Что за странную игру она ведет? Говорила ли она эти страшные вещи на самом деле? Может, спросить самому? Но не соврет ли она? По зрелом размышлении Корасон решил-таки переговорить с кузиной. Два солдата подвели к нему женщину, крепко держа ее скованные цепью руки. Подавшись вперед, Корасон прошептал на ухо троюродной сестре: - Послушай, Хуанита, что такое они говорят? Ты что, и вправду пыталась причинить мне вред с помощью колдовства? Стоящий за доктором Джеймсоном англичанин незаметно повернул в кармане регулятор и развернул плечо в направлении Корасона и женщины. Теперь их шепот заносился на миниатюрный магнитофон, вшитый в накладное левое плечо пиджака. Даже если Корасон будет упорствовать и не выдаст англичанам тайну аппарата, они, по крайней мере; будут знать содержание этой беседы и смогут тем самым продемонстрировать Генералиссимусу силу Великобритании, что им все известно. Хуанита что-то прошептала в ответ. Корасон вновь спросил ее, почему она применяла против него колдовство. И тогда Хуанита шепнула на ухо кузену нечто такое, от чего он резко выпрямился. Движения его не напоминали больше медленное скольжение змеи перед броском - он подпрыгнул на месте как ошпаренный. Потом сорвал с черного ящика синий бархат и швырнул накидку в лицо новому министру юстиции. Плюнул на мраморный пол. Потом на ящик. И наконец в лицо троюродной сестре Хуаните. - Шлюха! - прорычал он. - Я превращу тебя в ничто. - Какая разница, - спокойно проговорила женщина. - Ничто - это тоже что-то. Хотя Корасон и обезумел от ярости, он все же помнил, что самые заклятые враги - это ближайшие сподвижники, и начал обычное представление с вращением ручек. Скрытые камеры и прочая тайная аппаратура англичан тут же заработали. - Даю тебе последний шанс. Последний. Чье колдовство сильнее? - Не твое. Не твое! - Тогда прощай, - в сердцах сказал Корасон. - И посмотрим, чье колдовство победит. Корасон слегка волновался. Он помнил, как долго не распадался делегат Умибии. Наконец Корасон нажал на нужную кнопку. Генератор заурчал, обеспечивая электричество и тем самим приводя в действие катодную трубку. Ее излучение, пронизав субстанцию, которую местные жители называли мунгом, обрели чудовищную силу. Эта сила заявила о себе треском и зеленым сиянием. Ярко-оранжевое платье, издав звук, подобный вздоху, опустилось на темную лужицу, которая еще совсем недавно была хозяйкой лучшего борделя Бакьи. - Впечатляюще, - произнес доктор Джеймсон. - Мы хотим идти с вами рука об руку. Британия и Бакья - острова-побратимы. Заключим военный союз. - Лгунья, - бубнил Корасон. - Лгунья, лгунья, лгунья. Она все наврала. Лгунья. - Конечно, ваше превосходительство, но вернемся к главному... - твердил свое доктор Джеймсон. - Главное - то, что лгунья понесла кару, разве не так? - Так, конечно, - согласился доктор Джеймсон и откланялся. За ним отвесили поклон и остальные англичане и один за другим покинули дворец. Но в гостиницу они направились не сразу. Обнаружив, что за ними следят южноафриканцы, англичане заманили их агентов, изображавших бизнесменов, на боковую дорогу, и там выпускники Итона хладнокровно расправились с бурами, жителями их бывшей колонии. По мнению доктора Джеймсона, дело это было нехитрое. Вы как бы не замечали, что автомобиль конкурентов преследует вашу машину, прямиком направляясь туда, где уже ждала ваша засада, и когда преследователи собирались перекрыть вам дорогу, ловкие парни из засады, прицелившись из "вальтеров Р-38", всаживали пули в их недалекие лбы. Джеймсон со своими ребятами проделывал этот фокус множество раз - и не только с агентами враждебных держав, но и с союзниками - американцами, израильтянами, французами, канадцами. Но все это были мелочи. В шпионаже допустимо все - только не попадайся. - Хорошая работа, - похвалил доктор Джеймсон своих людей. Южноафриканец, обливающийся кровью после неточного выстрела, оторвавшего ему ухо, поднял руку, прося пощады. Другой рукой он вцепился в руль автомобиля, словно это могло спасти ему жизнь. - Сожалею, старик, - сказал доктор Джеймсон, - Картрайт, исправьте свою ошибку. - Сейчас, - отозвался человек с худым лицом. Ему было стыдно за неудачный выстрел. Он всадил южноафриканцу пулю 38-го калибра в правый глаз, лопнувший, как спелая виноградина. Голова африканца завалилась назад, тело обмякло. Чистая работа. Доктор Джеймсон подбирал себе сотрудников с умом. Простая засада была для них делом обычным. Они работали с чисто английскими четкостью и мужеством, их деловитость разительно отличалась от островного политического и журналистского разгильдяйства, и еще они обладали редким здесь качеством - компетентностью. Картрайт заглушил мотор машины южноафриканца. - Ну, так что ж, расшифруем показания прямо здесь? - спросил подчиненных доктор Джеймсон. - Не стоит тянуть и посылать данные на родину. Прождем месяц и в конце концов выясним, что у дамочки, заправлявшей на острове неким веселым заведением, был туберкулез или еще что-нибудь в этом роде. Ну, как? Вопрос был чисто риторическим. Доктор Джеймсон давно уразумел, что небрежно-равнодушный вид производит на окружающих большее впечатление и скорее приводит к успеху, чем героизм, и что лучше ставить вопросы, как бы советуясь, чем отдавать приказания. Никто из его команды ни разу не ответил "нет" или даже "может быть" на его вопросы. Сначала занялись подслушивающим устройством. - Хорошо бы знать, отчего так взбеленился этот черномазый бандит, - сказал доктор Джеймсон. Корасон говорил с кузиной по-испански, а она отвечала ему на островном диалекте, весьма далеком от кастильского выговора, с большим количеством индейских слов. Как ни странно, Корасон давал своей родственнице шанс на жизнь. Ей надо было всего лишь признать, что он могущественней всех на острове. И что еще удивительней: она отказалась это сделать на том основании, что они с Корасоном - уже мертвецы, так что нечего волноваться. Доктор Джеймсон покачал головой. Он сомневался в точности перевода. Один из команды, специалист по местной культуре, заметил, что жители Бакьи по своей природе фаталисты, особенно те, что разделяют верования вуду. - Переведите мне разговор дословно, - попросил доктор Джеймсон, набивая небольшую трубку табаком "Данхилл". Помощник перемотал ленту на портативном магнитофоне, соединенном с подслушивающим устройством. И начал заново переводить с островного испанского на английский. - Хуанита говорит: "Ты мертвец и скоро умрешь. Никакой особенной силы у тебя нет. Ты - мальчишка, Мимадо". - Так на острове говорят про испорченного шалуна. - "Ты просто хвастун. И ничего из себя не представляешь. Уселся силой в президентское кресло. Но когда ты встретишься с настоящей силой, ты проиграешь". Корасон: "Не смей так говорить". А она продолжает: "На острове победит сила гор. Религия нашего народа. Вуду. Победят живые. Святой человек с гор - он станет большой силой. Он должен быть королем. Но есть еще другая большая сила, она поможет святому человеку стать королем. А ты проиграешь". Что-то вроде этого. Не очень ясно. А Корасон опять: "У тебя еще есть шанс", - на что она ответила: "А у тебя - нет" - и вот тогда он и уничтожил бедняжку. - Любопытно, - сказал доктор Джеймсон, - кто этот человек с гор? И кто - другой, посторонняя сила, которая возведет на трон человека с гор? И почему женщина не стала поддакивать важному родственнику? - Наверное, это выглядело бы для нее как отречение от своей веры, - предположил помощник. - Все очень странно, - продолжал доктор Джеймсон. - Ее вера исчезла с ее смертью. Надо было сказать этому маньяку все, что ему хотелось услышать. - Такое поведение шло бы вразрез с их культурой. Ни забывайте, это вуду. Это духи. Низший дух признает превосходство духа более высокой ступени, и самое худшее, что может произойти, это когда низший дух не хочет признать свою относительную слабость. Корасон поступил именно так, отказавшись склонить голову перед могуществом святого человека с гор. А кузина не захотела последовать его примеру. - И все же странно, - отозвался доктор Джеймсон. - Лично я предпочел бы скорее стать отступником, чем лужицей. - Вы уверены? - возразил помощник. - Думаете, мы все предпочли бы отступничество? А зачем тогда мы ежечасно рискуем жизнью, не проще было бы открыть магазинчик где-нибудь в Суррее? Почему бы не перебежать к врагу и не получить награду? - Ну... - замялся доктор Джеймсон. - Мы не можем так поступить. - Вот именно. Для нас это - табу. А для них табу отречься от вуду. Вот так. - Вы, культурологи, все софисты. Самые нелепые вещи выглядят у вас логично, - сказал доктор Джеймсон. - То, что для одного человека - героизм, для другого - безумие, - прибавил помощник. - Все зависит от культурной традиции. Доктор Джеймсон жестом попросил помощника замолчать. Все эти мифы и легенды тревожили его. Они сбивали с толку, все запутывали, а вот разные приборы, аппаратура, напротив, помогали разрешить много загадок. Когда Корасон включил свою машину, многочисленные приборы и датчики, спрятанные под их одеждой, зафиксировали ее мощность, ее звук, ее волны. Заключение экспертов - "конечно, предварительное, сэр", - гласило: импульс, посылаемый аппаратом, действует на клетки разрушающе. Другими словами, клетки тела перестраиваются. - Другими словами? - переспросил доктор Джеймсон. - Если бы эти были понятнее! - Аппарат посылает импульс, который побуждает материю видоизменяться. Органическую материю. Живой организм. - Хорошо. В таком случае, выходит, зафиксировав этот импульс, мы можем сами создать эту чертову машину? - Не совсем, сэр. В мире существует бесконечное многообразие типов излучения и волн. Решающую роль в аппарате Корасона, возможно, играет некая неизвестная нам субстанция. - А как эта обезьяна в орденах до такого додумалась? - Скорее всего, ему просто подвезло, - заметил один из входивших в команду ученых. - Хотя мы не можем с полной достоверностью ничего утверждать, пока не получим результаты лабораторных исследований, но, мне кажется, аппарат реагирует на наличие нервной системы. Платье несчастной женщины сшито из хлопчатобумажной ткани. Это органический материал. Однако он не пострадал. - У меня закружилась голова, сэр, - признался самый юный член группы. - Когда аппарат включился, я сразу почувствовал головокружение. - А остальные? - спросил доктор Джеймсон. У остальных по коже побежали мурашки. Только один человек ничего не почувствовал - сам доктор Джеймсон. - А ведь вы перед встречей хлебнули глоток бренди, сэр, - припомнил помощник. - Да. Правда, - признался Джеймсон. - Умибиец тоже пил. Говорили, что Корасону пришлось дважды включать свою машину, прежде чем тот распался. Негр был пьян в стельку. - Нервная система... Алкоголь... Может быть, - согласился доктор Джеймсон. - Значит, стоит штурмовать президентский дворец мертвецки пьяными? И тогда аппарат нам нипочем. Мужчины загоготали. Но, к сожалению, все было не так просто. Остров, особенно столица Сьюдад Нативидадо, кишели иностранными лазутчиками. Можно, потеряв часть людей, захватить аппарат, но вывезти его из страны во сто крат труднее. Другие разведки разом объединятся, чтобы помешать победителю. Тому, кто захватит оружие, придется вести мировую войну в миниатюре. Одному. Доктор Джеймсон успел привязаться к своим подчиненным - ловким и проворным исполнителям. Они могли с успехом выполнить эту грязную работу, превзойдя агентов любой страны. Любой - но не всех сразу. Шансы были слишком неравные. Да, этот остров был необычным. И ситуация тоже. Единственно правильное решение в этой ситуации со множеством мистических неизвестных - выжидать, не пытаться переколдовать колдунов и перешаманить шаманов, а оставаться самим собой. Сохранять британское спокойствие и не спешить с выводами. Пусть ошибаются другие. Вот именно. Доктор Джеймсон попыхивал своей трубочкой, провожая взглядом из окна машины пальмы и колючие кустарники, тянувшиеся вдоль пыльной дороги. Неужели Корасон случайно наткнулся на чудесное открытие? Циферблаты на аппарате никакого отношения к делу не имели. В Сьюдад Нативидадо оставленный англичанами у отеля наблюдатель сообщил, что их номер заняли пожилой азиат и худощавый европеец, который, когда ему пригрозили "вальтером Р-38", заявил, что ему чертовски не по душе этот остров, а также его собственное правительство, да и все прочие правительства тоже, и погода, и гостиница, и тот, кто наставил на него пистолет, и "мыльная опера", которая шла по телевизору. Из-за нее-то и пришлось тащить телевизор за тридевять земель, а "оперу" эту он видел двадцать два раза, и она ему опротивела в самый первый. Однако если англичанин не хочет неприятностей, он не советует мешать его приятелю смотреть ее. Особенно в такую жару. И ему это облегчило бы жизнь - ужасно не хочется убирать трупы, а о том, чтобы оставить их неубранными в такой жаркий день, и говорить нечего. Да, этот странный белый понимал, что на него наставлен пистолет, но не разобрал, что это "вальтер". Какой там у него калибр? Ну, да не все ли равно, это не имеет значения, даже если англичанин решится выстрелить. - Говорил он еще что-нибудь? - спросил доктор Джеймсон. - Да. Сказал, что его раздражает стук барабанов. - Ничтожество какое-то, - изрек свой приговор доктор Джеймсон по рации. - Да, сэр. - Выкиньте его из комнаты. - Силой? - А почему бы и нет? - Хорошо, сэр. Прикончить? - Если будет необходимо, - проговорил в микрофон доктор Джеймсон. - Из-за комнаты? Всего лишь из-за гостиничного номера? - На Бакье это достаточно веская причина. - Они выглядят такими беспомощными, сэр. У них даже нет оружия. А белый - американец, сэр. - У нас был очень тяжелый день. Пожалуйста, закончите все поскорее, - сказал доктор Джеймсон. Он и остальные члены группы остались в машинах, ожидая известия, что комната освободилась. Через двадцать минут доктор Джеймсон послал вдогонку еще одного агента, дав ему рацию и приказав срочно доложить, свободна ли комната. Если у первого агента сломалась рация, хозяйственному отделу в Лондоне не поздоровится. И второй гонец не вернулся. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Римо посмотрел на пистолет. По тому, как его держат, всегда можно понять, когда спустят курок. Большинство людей этого не замечает. Если на них направлено оружие, они уже не вглядываются, как у нападающего лежат пальцы на курке и в каком месте руки больше натянута кожа. Этому нужно учиться. Ведь и точно попасть битой по мячу - вещь невозможная для того, кто никогда не видел раньше бейсбольного мяча, но для игрока высшей лиги - пустяковое дело. Итак, Римо понял, что человек пока не готов спустить курок. Об этом ему сказали недостаточно напряженные пальцы. - О'кей, спасибо за предупреждение, и приходи, когда созреешь, - сказал Римо и закрыл дверь. Чиун сидел перед телевизором в позе лотоса. Старые актеры вновь помолодели на экране телевизора, привезенного на Бакью из Штатов вместе с видеокассетами. Чиун не любил новомодные "мыльные оперы", те, где "много секса и насилия", - он называл их богохульными и наотрез отказывался смотреть. Поэтому он был обречен постоянно пересматривать старые записи - "единственно стоящее в вашей культуре, по-настоящему великое искусство". Одно время Чиун носился с идеей написать "мыльную оперу", но сочинение ее названия, посвящения и текста речи, которую он должен будет произнести по случаю присуждения ему премии, отняло у него столько времени, что писать уже было некогда. Римо из благородства никогда ему об этом не напоминал. - Что случилось с любовью, добрыми отношениями и браком? - спросил Чиун. И сам ответил: - Ничего. Он произнес слова одного из персонажей, доктора Чаннинга Мердока, который сообщил Ребекке Уэнтворт, что ее мать умирает от неизлечимой болезни и что он не может ее оперировать, потому что знает, кто является настоящим отцом Ребекки. Органная музыка подчеркивала драматизм действия. Губы Чиуна перестали шевелиться - началась реклама. Рекламировался очиститель, в котором чего-то было больше, чем в других. Даже по этой рекламе можно было понять, насколько стар фильм: ведь сегодня в рекламе очистителя упор делался на том, что "этого" в нем совсем нет. - Кто приходил? - спросил Чиун, пока шла реклама. - Да никто. Какой-то англичанин. - Никогда не говори плохо об англичанах. Генрих Восьмой всегда расплачивался сразу и делал заказы регулярно. Добрый и благородный Генрих был благословением для своего народа и гордостью расы. Своим примером он доказал, что мужественное сердце корейца может биться и в груди человека с совершенно противоестественным разрезом глаз. - Ты представляешь, чем тебе придется здесь заниматься? - спросил Римо. - Да, - ответил Чиун. - Чем? - Смотреть, что еще случится с Ребеккой. - С Ребеккой? - переспросил Римо, не веря своим ушам. - Господи, Ребекка проживет еще семь лет, ее четырнадцать раз прооперируют, она сделает три аборта, станет астронавтом, проведет политическое расследование, будет работать в конгрессе, ей удалят матку, изнасилуют, на нее совершат покушение, еще до того, как закончится ее контракт со студией, она получит в наследство универсальный магазин, после чего попадет под грузовик, направляющийся в Детройт. Чиун беспомощно шарил глазами по сторонам, как бы силясь отыскать кого-нибудь, с кем можно поделиться потрясением от такого чудовищного злодеяния. Вот так взять - и все рассказать! Скольких часов блаженства лишилась его бедная, мягкая, нежная душа! Но в комнате не было никого, кроме неблагодарного ученика. - Вот уж спасибо так спасибо, - проговорил Чиун голосом, полным муки. В дверь снова постучали. На пороге стоял все тот же англичанин в синем блейзере и легких брюках. Он держал в руке "вальтер Р-38". На этот раз его палец четко лежал на спусковом крючке. Владелец оружия принял положение, при котором рука меньше дрожит. Он пришел убивать. - Боюсь, старина, тебе придется выкатываться из этого номера. - Нет уж, - сказал Римо. - Мы только что въехали. - Хотелось бы обойтись без крови. - Не волнуйтесь. Мы не собираемся никого убивать. - Зато у меня в руке пистолет, и я уже прицелился тебе в голову. - Вижу, - отозвался Римо, облокотившись одной рукой на дверной косяк. Чиун бросил взгляд на незваного гостя. Мало того, что Римо испортил все удовольствие, рассказав содержание последующих шестисот серий, из которых по крайней мере четыреста были само совершенство, - теперь он собирается убить назойливого посетителя во время демонстрации фильма. Римо явно не собирается ждать начала рекламы. Но почему? Зачем убивать человека во время фильма, если можно дождаться рекламной паузы? Чиун знал ответ. - Ты враг прекрасного, - буркнул он. Английский агент сделал проверочный шаг назад. - Кажется, вы не понимаете, с кем имеете дело, - сказал он. - Это ваши проблемы, - отозвался Римо. - Считай, что ты - мертвец, - сказал агент. Дуло пистолета было направлено прямо в лоб дурашливого американца. Пуля разнесет лобную кость, да еще и в затылке будет огромная дыра. - Папочка, он будет стрелять. Разве ты не слышишь? Тут нет моей вины. - Враг прекрасного, - злобно повторил Чиун. - Если ты соизволишь обернуться, то увидишь, что его рука дрожит. В любой момент он может нажать на спуск. - "В любой момент, - передразнил его Чиун с жалостливой интонацией, - он может нажать на спуск". Значит, если он может нажать на спуск, то пропади все пропадом? Агент ждал достаточно долго. Он не понимал, почему эти двое так спокойны перед лицом смертельной опасности. Не то, чтобы его это очень смущало. Но на своем веку он убивал не один раз, и бывало, жертва не верила, что умрет. Иногда, напротив, теряла от страха голову. Но чтобы вот так препираться друг с другом - такого еще не случалось. Впрочем, все когда-то бывает в первый раз. Он нажал на спуск. "Вальтер Р-38" дернулся в его руке, но он этого не почувствовал. Лоб белого человека не пострадал. Зато "вальтера Р-38" больше в руке англичанина не было, а саму кисть руки со страшной силой оторвали у запястья, будто выдернули громадный зуб. Он не почувствовал боли, только рывок. Он также не видел, как двигались руки сто противника, уловил только мелькнувший перед глазами палец и мог поклясться, что палец этот беспрепятственно погрузился в его мозг до первого сустава - ощущение было такое, что огромная дверь навсегда захлопнулась перед ним. Впрочем, он уже ни в чем не мог поклясться. Просто эта картина механически запечатлелась в его сознании, а к тому времени, как он рухнул на пол, он уже ничего не чувствовал. Нервные окончания еще посылали сигналы в мозг, но та его часть, которая расшифровывает их, превратилась в кровавое месиво. Римо вытер палец о рубашку незадачливого агента и осторожно перетащил того к двери болгарского номера. Оттуда застрекотал "Калашников". Из-за двери его о чем-то спросили сначала по-русски, затем по-французски. Наконец, вопрос прозвучал по-английски: - Кто ты? - Я - это я, - отвечал Римо, прикрывая изуродованный лоб англичанина соломенной шляпой. - Кто "я"? - снова спросили из-за слегка приоткрывшейся двери. - Ты - это ты, - сказал Римо. - Я говорю о тебе. - Обо мне? - спросил Римо. - Да. Кто ты? - Я - это я. Ты - это ты, - ответил Римо. - Что ты здесь делаешь? - Вытаскивал труп в коридор - кондиционер не работает, и он непременно скоро завоняет. - А почему к нашей двери? - А почему нет? Римо посчитал свой ответ удачным, но за дверью, по-видимому, так не думали, потому что тут же последовала очередь "Калашникова". Вернувшись в номер, он получил нагоняй от Чиуна, заявившего, что стрельба мешала ему следить за развитием действия. - Прости, - коротко произнес Римо. Чиун важно кивнул, но Римо чувствовал, что полностью не прощен. Этот кивок как бы говорил, что Римо всегда найдет способ испортить старому человеку удовольствие. И Римо доказал это, расправившись вскоре со вторым англичанином; на этот раз в комнате прозвучало два выстрела, и одна ручная граната разорвалась в коридоре. Но испытания Чиуна на этом не кончились. Вскоре Римо объявил, что к гостинице направляется группа захвата. Все ее члены, как один, в блейзерах и соломенных шляпах. У главного во рту трубка. - Интересно, почему на нас нападают именно тогда, когда Ребекка произносит свои прекрасные монологи? - поморщился Чиун. - На нас нападают, когда придется, папочка. - Это точно, - согласился Чиун. - Они уже близко. Группа образовывала так называемый "резервный треугольник". Часть команды шла по мостовой, часть - по тротуару, впереди каждого подразделения как бы треугольник: двое впереди, двое немного сзади и по двое с каждой стороны. Да, неплохая команда. Римо сразу ее оценил. Они двигались согласованно - видно, и раньше работали вместе: люди в новых командах обычно перекликаются, подают друг другу знаки, бегут вразброд. Эти понимали друг друга без слов. Забравшись на крышу, Римо попытался оценить обстановку - оттуда были видны все участники готовящегося нападения. Темнокожий охранник, стоя рядом и держа в каждой руке по пистолету 44-го калибра, нервно оглядывался по сторонам, не зная, от кого прежде защищаться. Он ругался по-русски и потихоньку отступал в угол. Римо сверху видел, как две соломенные шляпы вплыли в подъезд, другие две закинули на подоконник их номера веревочную лестницу, повисшую на крюке, а еще две направились к пожарной лестнице. - Не теряй головы, - ободрил Римо охранника. - Оставайся здесь. Чиун учил: когда надо действовать в нескольких направлениях лучше всего сконцентрироваться на чем-то, что не имеет прямого отно