шения к происходящему. Например, на дыхании. Римо сосредоточился на дыхании, предоставив своему телу выполнять остальную работу, Перекинув ногу через выступ, он осторожно пополз вниз - от карниза к карнизу, стараясь, чтобы его дыхание полностью совпадало с ритмическими колебаниями легких. Как раз у окна комнаты Чиуна он столкнулся с теми двумя, что карабкались по веревочной лестнице. - Ох, - только и успел вымолвить один, полетев вниз на грязную улицу. Другому не пригодился и "вальтер" - пистолет глубоко вдавили ему в грудину рукояткой вперед - сердце затрепетало, найдя рукоятку еще более вредной для себя, чем холестерин. Через дорогу Генералиссимус Сакристо Корасон наблюдал за этой сценой сквозь жалюзи. Он видел, как худощавый белый спускался с крыши, и сразу же понял, что кузина Хуанита не солгала: этот человек - сильнее его. Никогда Корасон не видел, чтобы люди таким образом спускались с большой высоты. На его глазах некоторые падали с крыши. Однажды он присутствовал на соревнованиях, когда ныряльщики в Мексике прыгали с высоких скал в море. Как-то видел, как в воздухе взорвался самолет. Но этот белый... Спуск его был быстрее падения. Быстрее прыжка в воду. Казалось, ему подвластен сам закон тяготения, который изменялся по желанию этого необыкновенного человека. Двух мужчин он стряхнул с лестницы легко, будто вытряхнул горошины из лопнувшего стручка. - Кто? Кто этот человек? - требовал ответа Корасон, указывая на Римо через щелку в жалюзи. - Какой-то белый, - констатировал очевидное майор, у которого, как и у самого Корасона, в кобуре лежал пистолет 44-го калибра. Его отец скрывался в горах вместе с отцом Корасона. Когда старший Корасон стал президентом, отец майора отказался от генеральского чина и дожил до преклонных лет. Сын, которого звали Мануэль Эстрада, усвоил урок отца. Когда президентом стал молодой Корасон, Мануэль Эстрада в свою очередь отказался от генеральского чина. Он тоже надеялся прожить долгую жизнь, но, в отличие от своего отца, решил со временем получить все. Семейный девиз сеньора Эстрады звучал так: "Если воруешь понемногу, тебя не пристрелят". Эмануэль Эстрада добавил к нему: "Жди своего часа". Майор Эстрада был, пожалуй, единственным человеком из окружения президента, который не покрывался испариной при приближении Корасона. Широкие скулы выдавали его индейские корни, а темно-коричневая кожа - африканские. Изысканной формы нос говорил о том, что когда-то к рабыне, работавшей на плантации сахарного тростника, приходил ночью уроженец Кастильи. Корасон завопил на него: - Каждый дурак видит, что это белый, но из какой страны? - Из той, где живут белые, - невозмутимо отвечал Эстрада. - Из какой? Выясни. И побыстрей, Эстрада. Корасон следил за тем, как Римо передвигается по фасаду гостиницы "Астарз". Казалось, тог медленно крадется по стене, но если приглядеться, то становитесь ясно, что передвигается он, напротив, очень быстро, а вот движения отдельных членов кажутся замедленными. От этого и фигура его расплывалась - на ней трудно было сфокусировать взгляд. Столкнувшись с ним, оба англичанина полетели вниз как спелые груши. Римо скользил абсолютно бесшумно. Корасон пробормотал что-то про себя. Ясно: Хуанита, говоря о другой силе, имела в виду этого человека. Диктатор взмолился: - Боже, сделай так, чтобы злой человек убрался с нашего благословенного острова. Заклинаю Тебя именем Твоего сына, окажи мне эту небольшую услугу. Произнеся эти слова, он снова взглянул в окно. Римо все еще был на стене. Ну, что ж, если христианский Бог не отзывается на его мольбу, существуют другие пути. "О адские силы тьмы, взываю к вам, погубите этого человека!" На глазах у Корасона белый расправился еще с двумя англичанами. Похоже, он умел уклоняться от пуль. Корасон в сердцах сплюнул на дворцовый пол. - Да провалитесь вы все! Ни одна из сверхъестественных сил не вступилась за диктатора. А какая польза от богов, если они не помогают? Но тут человек на стене. - Благодарю тебя, Вельзевул, - сказал с чувством Корасон, но, как выяснилось, поторопился с благодарностями. Римо съехал вниз по стене и скрылся в глубине улицы. Корасон снова принялся яростно ругать богов. А ведь большинство людей боятся высказать богам свое неудовольствие, подумал Корасон. Нет, он всегда готов напомнить богам, что не станет ползать на коленках, хныча: "Я все равно вас люблю", если они вздумают крутить. Разве он какой-нибудь ирландец, чтобы так унижаться? Не забывай, Бог, ты имеешь дело с Корасоном, так что лучше веди себя хорошо. И на многое не рассчитывай. Но все это относится к христианским богам. А ведь существует еще один Бог, к которому Корасон не осмеливается обратиться. Бог ветра, мрака и холода, он живет в горах, и в его честь двадцать четыре часа в сутки бьют барабаны. Корасон боится этого Бога. Боится даже больше, чем эту силу... этого белого из гостиницы. Впрочем, Корасон тоже силен. Он обладает мощным оружием, хотя, как всякий командир, знает предел своих возможностей. Даже с этим грозным аппаратом он не может считать себя полностью неуязвимым. После битвы всякий скажет, что ты победил только благодаря своему оружию. Но перед битвой надо прикинуть, что случится, если аппарат не сработает. Что может быть хуже, чем, хорошо прицелившись в голову врага и нажав курок, вдруг услышать щелчок и понять, что в обойме нет патронов? А что, если машина не справится с этой новой силой? Хуанита говорила, что именно эта сила восторжествует и возведет на трон святого человека с гор. А тут еще умибийский депутат, который только со второго раза растекся лужицей. Неужели аппарат теряет силу? - волновался диктатор. Но с Хуанитой он справился на удивление быстро. В порядке ли чудесный аппарат? Надо хорошо подумать, прежде чем пускать его в ход. Ведь если враг останется цел, то вряд ли сам Корасон уцелеет, а если даже ему удастся выкрутиться, то денежки-то уж точно уплывут. В посольствах снова будет сидеть по одному полусонному клерку. Корабли покинут гавань, и Бахья станет почти такой же, как до испанского завоевания. К этому оружию не стоит прибегать всуе. Но когда и как часто использовать его? Когда Корасон думал, ему требовалась женщина. Когда задумывался глубоко - две. Очень глубоко - три. И так далее. Когда пятая женщина покинула его личные апартаменты, которые напоминали крепость внутри крепости - президентского дворца, Корасон знал, что ему делать. У майора Эстрады сидел потрясенный доктор Джеймсон. Он все еще находился в состоянии шока. - Не могу этому поверить. Не могу, - повторял он, судорожно глотая воздух. - Кто этот человек, сотворивший такие жуткие вещи с вашими людьми? - Не могу поверить, - твердил Джеймсон, почти задыхаясь. Он машинально посасывал трубку, от которой отломилась чашечка. Потерять всю команду! Невозможно! Ни одному человеку не под силу справиться с ней. И что скажет начальство о загубленном снаряжении? - Кто этот человек? - Американец. Корасон немного подумал. К любой другой стране, располагающей такой силой, следовало бы проявить уважение. Но он знал по опыту, что американцев можно заставить стыдится своей силы и сделать совсем ручными. Им нравится, когда их ругают. Увеличьте цены на сырье в четыре раза, и американцы соберут на свои деньги конференции, где станут доказывать, что вы имели полное право устанавливать те цены, которые считаете нужными. Американцы забыли всем известную вещь: уважение дает только сила. Эта нация совсем свихнулась. Если подобную силу продемонстрировали бы русские, Корасон мигом побежал бы в их посольство, прикрепил к бакийским флагштокам серп и молот и клялся бы русским в вечной дружбе. Но с американцами можно и нужно вести себя по-другому. Когда Америка или ее союзники применяли в конфликте силу, срочно собиралась сессия ООН. Люди со всех концов света призывали к ответу американских поджигателей войны. Как раз сегодня советский представитель указал на это Корасону: - Станьте полноправным членом содружества стран Третьего мира, поддерживайте нас во всем, и вас никогда не уличат в преступлении. Это удел американцев и их союзников. Даже если вы развяжете кровавую бойню, мы найдем сотни две американских профессоров, которые поклянутся, что с вами обошлись несправедливо и вы ни в чем не виноваты. От нас все стерпят - не пикнут даже. Советский представитель подчеркнул, что правительство, которое хочет чувствовать себя в безопасности, должно идти по пути репрессий. Только так можно поддержать уважение к себе. Коммунизм не терпит никакой критики. И еще - никаких свободных выборов. Корасону не очень нравились русские, но как президент страны он не должен был считаться со своими чувствами. Надо идти на жертвы. - Порвите все отношения с Америкой! - приказал Корасон. - Что? - не понял майор Эстрада. - Я говорю, прекратите все отношения с Америкой и пригласите ко мне советского посла. - Я не знаю, как разрываются дипломатические отношения с другой страной. - Мне что, все делать самому? - Хорошо. Когда будем разрывать? - Немедленно. - Что-нибудь еще? Корасон покачал головой. - Разорвать отношения со страной - дело нелегкое. Мне про это читали. - Кто читал? - спросил Эстрада. - Министр образования. Он читал. - Это у него хорошо получается, - признал Эстрада. Как-то он видел, как министр образования читал перед аудиторией. Огромную книгу без картинок он прочитал за несколько часов. Эстрада однажды поинтересовался у одного образованного американца, за какое время тот прочитал бы такую книгу, и американец сказал, что за неделю. Да, что и говорить, Бакье повезло с министром образования. - И вот еще что, - сказал Корасон. - Позаботься об этом человеке. - И он кивнул в сторону потрясенного доктора Джеймсона. - Отвезти его к британскому консулу? - спросил Эстрада. - Нет, - ответил Корасон. - Понял, - сказал Эстрада и выпустил две пули из пистолета 44-го калибра прямо в синий блейзер. - Не здесь, идиот! - заорал Корасон. - Если бы я хотел убить его здесь, то сделал бы это сам. - Но вы попросили позаботиться о нем. И еще сказали - прекратить отношения с Америкой. И привезти сюда посла. Ничего себе. Мне что, разорваться? - Любого другого, будь он так же глуп, как ты, Эстрада, я пристрелил бы уже давно. - А меня не пристрелите, - спокойно заявил Эстрада, убирая в кобуру дымящийся пистолет. - А почему, хотел бы я знать? - потребовал ответа Корасон. Ему было неприятно слышать такое. - Потому что только я один не выстрелю вам в спину при случае. Советский посол покрылся испариной. Он нервно потирал руки. Костюм на нем болтался, как на вешалке. Это был пожилой человек; раньше он работал консулом в Чили, Эквадоре, Перу и вот теперь служил на Бакье. Страны он оценивал по десятибалльной шкале. Десятка означала наибольшую вероятность быть убитым. Он не возражал жить во имя социализма, но не хотел за него умирать. Бакья находилась в районе двенадцати. В Свердловске у него остались жена и трое детей. Здесь, на Бакье, ложе с ним делила темноглазая шестнадцатилетняя красотка. Домой ему не хотелось. Посол терялся в догадках: зачем его приглашают к Генералиссимусу? То ли собираются продемонстрировать чужую казнь, а может, будут просить помочь еще одной стране Третьего мира сбросить цепи колониализма, то есть заниматься неприкрытым вымогательством. Советского посла звали Анастас Багребян, его предки были армяне. Он был послан на остров, чтобы узнавать обо всех попытках чужеземных разведок завладеть аппаратом, превращающим человека в кисель, и всячески препятствовать им. Теперь все чаще на такие ответственные задания, связанные к тому же с научными проблемами, посылали армян, отказавшись от евреев, которые, попав за границу, сразу же исчезали. - Я очень люблю Россию, коммунизм, социализм и все такое прочее, - заливался соловьем Корасон. - И все думаю, что бы такое сделать для моих русских друзей? Одновременно Корасон похлопывал по синему бархату, который накрывал аппарат. Багребян и раньше имел дела с островитянами и знал, что так просто оружия не получить. Надо поторговаться. - Есть ли что-нибудь такое, что хотели бы иметь мои русские друзья? Багребян пожал плечами. Неужели Корасон собирается передать аппарат Советскому Союзу? Нет, невозможно. Несмотря на все сладкие речи, Корасон не тот человек, что быстро сдается, тем более что с этим оружием в Бакью ручьем потекли денежки. И еще - президент, который всю жизнь только и делал, что крал и убивал, вряд ли поддастся панике и расстанется с вещью, благодаря которой может оказывать давление на конкурентов. Рука диктатора по-хозяйски расположилась на аппарате. Корасон объявил, что разрывает дипломатические отношения с Америкой, но испытывает при этом страх. - Страх перед чем? - спросил Багребян. - Чем ответит на это Америка? Вы защитите меня? - Ну конечно. Мы любим ваш остров, - ответил Багребян, чувствуя, что разговор на этом не кончится. - На священной земле Бакьи бродят наемные убийцы ЦРУ. - Шпионов всюду хватает, товарищ. Стоит им пронюхать, что где-нибудь завелось нечто стоящее - и они тут как тут, - трезво заметил Багребян. На кончике его крупного носа росло несколько волосков, они увлажнились от пота. Но при всем напряжении Багребян не терял головы. Корасон расплылся в улыбке. Его круглое лицо напоминало перезревшую темную дыню. - Вы заступитесь за нас? - А чего вы хотите? - Смерти американцев. Вон тех. Они живут в гостинице. Идет? - В принципе это возможно, - сказал Багребян. - Но и нам хотелось бы получить кое-что взамен. Мы могли бы помочь вам с толком применить ваше оружие. На благо всего человечества. В мирных целях. Одним словом, в наших целях. Корасон понимал, что его переиграли, но не сдавался. - Я могу, конечно, отправиться к этим убийцам в гостиницу. Сдаться на их милость. Есть и такой вариант. Багребян не понимал, почему Корасон сам не разделается с этими американцами. Он осторожно произнес: - Мы подумаем. На острове полно шпионов. Почему же вы, товарищ, так боитесь именно этих двух? - Товарищ, - сказал Корасон, дружески облапив посла. - Разделайтесь с ними, и я отдам вам свой волшебный аппарат. - Но сердце президента по-прежнему сковывал страх. А что, если русским этот орешек не по зубам? - Только обязательно сцапайте их, - добавил Корасон. - Возьмите побольше людей и уничтожьте шпионов. Президент стоял у окна и ждал появления русских. Скоро подойдут - Багребян неглупый человек. Заходящее солнце окрасило багровым светом главную улицу Бакьи. И тогда он увидел русских: они шли по улице, словно на прогулку. Двадцать пять человек - с винтовками, веревками и минометами. Русские не скрывали своих намерений - они шли убивать. Сердце Корасона радостно забилось. А дело, пожалуй, выгорит. Все еще может кончиться хорошо, подумал он. Этим утром ему донесли, среди прочих вещей, что один из младших офицеров, работавших в аэропорту, советовал не связываться со стариком-азиатом, еще одним членом американской команды. Но старикам надо помогать поскорее отправиться на тот свет. На противоположном конце улицы, к великой радости подсматривавшего в щелку Корасона, появился другой столь же основательный отряд русских. Русские шли не останавливаясь. Дынеобразная физиономия расплылась от уха до уха в белозубой улыбке. Знай Корасон советский гимн, он пропел бы его. Из окон гостиницы стали выглядывать любопытные. Головы, поторчав секунды две, быстро исчезали. Корасон видел, как люди выпрыгивали из окон и, хромая, бежали в переулки. Гостиница мигом освободилась от людей, словно кухонная раковина от тараканов при внезапной вспышке света. Кое-кто даже бросил оружие. Русские запели, предвкушая победу, - смелый и сильный ход. Корасон и раньше знал: если имеешь дело с русскими, жди решительных действий. Но на такое даже он не рассчитывал. Тщедушный старичок в халате стоял у окна своего номера на втором этаже. Присмотревшись, Корасон заметил, что волосы на голове старика растут клоками. Руки он сложил на груди. Нет, все же на нем не халат, а какое-то легкое восточное одеяние синего цвета, решил Корасон, припомнив, что и раньше видел эту странную одежду. В быстро сгущающихся сумерках Корасону все же удалось рассмотреть лицо старика. Явно азиат. Старик, улыбаясь, поглядывал то направо, то налево. Зрелище его явно развлекало. У него было выражение лица человека, ожидающего на десерт чего-то необычного. Корасон вдруг с ужасом осознал, что скрывалось под этой улыбкой. Для азиата атака русских была просто забавой, возможностью занятно провести время. Его спокойствие порождалось вовсе не наивностью, а полным удовлетворением, уверенностью человека, рубившего весь день дрова и не возражающего расколоть еще пару поленьев. Азиат устремил взор на президентский дворец и встретился взглядом с Корасоном. И все та же безмятежная улыбка раздвинула его губы. Корасон сжался за шторой. Ему стало страшно, хотя он находился в собственном дворце, в своей стране. Он знал, что сейчас случится. - Хуанита, - взмолился он душе умершей. - Если ты слышишь меня, знай, я признаю твою правоту! ГЛАВА ПЯТАЯ Майор Мануэль Эстрада сделал все, что в его представлении означало разорвать отношения с Америкой. Ни прежде ему пришлось заняться мертвым англичанином. Он приказал убрать труп из приемной Генералиссимуса, смыть кровь и похоронить тело и после этого отправился облегчить душу в баре с друзьями. "Облегчение души" несколько затянулось, и, когда Эстрада вышел из бара, уже стемнело. На главной улице, прямо на мостовой, валялся пьяный. Эстрада пнул его ногой. - Вставай, пьяница! - рявкнул Эстрада. - Идиот несчастный. У тебя что, других дел нет? Пьяный осел. Склонившись над пьяным. Эстрада коснулся его лица - оно было холодно, как лед. Человек был мертв. Эстрада поторопился извиниться перед покойником за то, что назвал его пьяницей. Только тут он обратил внимание на синий блейзер и на дырку в голове. Англичанин, небезызвестный доктор Джеймсон, нашел здесь, на мостовой, свой последний приют. Эстрада с силой рассек рукой воздух. Посторонний человек не понял бы, что означает этот жест. А он означал, что Эстраде некогда возиться с телом - у него есть дела и поважнее. Один умный человек сказал: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Эстрада помнил, кто был этот мудрец. Иисус из Библии. А ведь Иисус - Бог. Значит, если майор Мануэль Эстрада, живой с головы до пят, станет хоронить мертвеца, то совершит большой грех. Против Иисуса. А быть грешником плохо. Пусть этот доктор Джеймсон лежит себе на мостовой и дальше. Американское посольство располагалось в современном, вытянутой формы здании из алюминия и бетона. Кто-то говорил майору Эстраде, что это здание - воплощенная в материальной форме индейская молитва. Оно как бы символизировало общее индейское прошлое Америки и Бакьи. Два народа - одно будущее. Мануэль Эстрада, возможно, не был самым большим умником на острове, и все же он понимал: если тебе кто-то говорит, что у него с тобой много общего, значит, этому человеку что-то от тебя нужно. Эстрада все время ждал, что американцы начнут качать права. Он не верил, что такая щедрость может быть искренней. Никогда не верил. Но они ничего не просили, и от этого Эстрада ненавидел их еще сильнее. Он давно затаил на них злобу, поэтому выполнить приказ президента ему было нетрудно. Подойдя к парадному подъезду посольства, Эстрада забарабанил в дверь. Ему открыл морской пехотинец, подтянутый, в форменных синих брюках и рубашке цвета хаки с позвякивающими на ней медалями. Эстрада потребовал аудиенции у посла, сказав, что у него срочное поручение от президента, Генералиссимуса Сакристо Корасона. Посол поспешил выйти. Не новичок в политике, посол давно знал о наращивании русскими военной мощи в регионе. И слышал о договоре. - Вот что... - начал Эстрада. - Да? - вежливо отозвался посол, стоя в халате и шлепанцах. - Убирайтесь-ка вы из нашей страны, да поскорее. Валите отсюда. Мы вас терпеть не можем. Кончаем крутить любовь! - Что вы имеете в виду под "кончаем крутить любовь"? - спросил пораженный посол. - Хотите прервать дипломатические отношения между нашими странами? - Да. Именно так! Вот и убирайтесь. Прямо сейчас. Отлично. Спасибо. Большое спасибо. Точно сказали - никаких дипломатических отношений. Кончаем. Прерываем. Навечно. Чтобы нога ваша больше не ступала на наш остров. Да не расстраивайся ты так, гринго. Все когда-нибудь кончается. Давай-ка выпьем за наш разрыв. И не увозите ваши запасы спиртного. Мы их посторожим. В Америке получили официальное уведомление о случившемся. Никаких сомнений не оставалось - русские захватили секретное оружие и теперь могут одержать победу в войне. Комментатор национального телевидения, считавший ранее, что нерешительность руководства Бакьи вызвана нечеткой моральной позицией США, заявил, что все происходящее - еще одно доказательство того, что "одними кораблями и снарядами ничего не добьешься". Этот комментатор появлялся на экране несколько вечеров в неделю и длинно разглагольствовал о вещах, в которых плохо разбирался, - он не представлял себе толком, что такое армия и как реально обстоят дела; он попрежнему верил, что Америка может удерживать иностранное государство от военных действий, предоставляя его лидеру ежегодно миллион долларов. С таким же успехом можно остановить мафию, послав кому-нибудь из мафиози молока и печенья. В другой стране и в другое время комментатора публично высмеяли бы, а в Америке ему смотрели в рот миллионы зрителей. Президент США тоже внимательно выслушал все, что сказал комментатор. Подобно всем, кто понимал, как на самом деле обстоят дела, он не мог уважать этого человека. Однако, видя его никчемность как журналиста, президент отдавал ему должное как сильному пропагандисту. В Бакье все пошло шиворот-навыворот. Улучив подходящий момент, президент уединился в своей комнате и подошел к специальному красному телефону - для связи с КЮРЕ. - Что происходит на Бакье? - спросил президент. - Понятия не имею, сэр, - ответил кислым тоном доктор Харолд В.Смит. - У нас там провал за провалом. Не сомневаюсь, что ваши люди - хорошие исполнители, и все же они ничего не добились. Отзовите их. - Вы сами попросили их о помощи, - возразил Смит. - Не нуждаюсь в ваших напоминаниях. - Я не хотел быть невежливым, сэр, но вы заключили договор с Синанджу. А они очень отличаются от обычных подчиненных. Рим еще не был построен, а Синанджу уже четко разработали ритуал прекращения службы у императора. - Что это значит? - Я сам не в курсе, - сказал Смит. - Вы хотите сказать, что, наняв такого убийцу, его невозможно остановить? Потому что не знаешь тонкостей ритуала? - Что-то вроде этого. По сути - невозможно. У нас с Синанджу заключен контракт - нам подготовили по их системе одного человека. Самого Мастера Синанджу мы никогда не использовали. Вы - первый, кто дал ему особое задание. - И что же теперь делать? - Советовал бы вам не вмешиваться. Пусть работает. По существу, в международной политике мало что изменилось со времени династии Мин. Возможно, это ничего не даст. Но, мне кажется, и я даже готов спорить, что его вмешательство принесет свои плоды. - Я никогда не спорю. Мне нужны гарантии. - У меня их нет, - сказал Смит. - Вы меня порадовали! Ну что ж, спасибо! - заключил президент и задвинул красный телефон в глубь ящика бюро. Из спальни он поспешно направился прямо в свой рабочий кабинет и потребовал на ковер представителей ЦРУ. Немедленно. А пока он приостановит все их распоряжения. Президент требовал решительных действий ЦРУ на Бакье. Тоже немедленно. Как можно деликатнее шеф ЦРУ объяснил, что может предъявить четырнадцать папок, хранящихся в его офисе, из которых станет ясно, что приказ президента невозможно выполнить. Вкратце его ответ означал: "и не просите". Может, мы плохо представляем себе ситуацию в мире, часто ставим вас в трудное положение и редко добиваемся успеха в международных предприятиях, но уж здесь-то, дружок, в Вашингтоне, мы чувствуем себя достаточно надежно и знаем, как действовать, так что, пожалуйста, не мешайте. Но реакция президента была не менее определенной: - Выполняйте приказ или получите коленом под зад. - А как же наш престиж, господин президент? - К черту престиж! Надо думать о безопасности страны. - Какой страны? - На которую вы работаете, идиот. Идите и выполняйте приказ. - Я хотел бы получить его в письменной форме. Теперь, когда приказ был отдан в недвусмысленной и к тому же письменной форме, работники ЦРУ могли объяснить конгрессменам и обозревателям прессы, что их вынудили перейти к действиям, и, следовательно, они полностью обезопасили себя. Наступили опасные времена. Во-первых, нельзя допустить, чтобы ЦРУ обвинили в использовании нелегальных сил, даже если обвинение исходит от врагов Америки. И во-вторых, что не менее важно, ЦРУ боялось быть обвиненным в расовой дискриминации. После тщательного анализа ситуации решили послать на остров только одного агента, лишь он мог спасти лицо ЦРУ в эти сложные времена. - Эй, Руби! Тебя к телефону. Звонит какой-то парень из Вашингтона. Руби Джексон Гонсалес подняла голову от накладной. Она открыла небольшое предприятие по изготовлению париков в Норфолке, штат Вирджиния, потому что здесь дешевле всего можно было закупить волосы. Моряки привозили их в неограниченном количестве со всех концов света. Ее бизнес процветал. Кроме того, ежемесячно она неукоснительно получала от правительства две тысячи двести восемьдесят три доллара пятьдесят три цента, что давало ей дополнительно более двадцати пяти тысяч долларов в год практически ни за что - ей приходилось только подписывать чеки. В свои двадцать два года Руби была достаточно умна, чтобы понять: вечно за красивые глаза денег платить не будут. Даже регулярное посещение нью-йоркской государственной школы не смогло погубить ее природный ум. Во время занятий, посвященных борьбе с расовой дискриминацией, она тайно изучала подаренную бабушкой хрестоматию Макгаффи, на которую надела суперобложку от рекомендованного учащимся сочинения по расовым проблемам. Писать она тоже училась самостоятельно, копируя лучшие прописи, которые смогла достать. Когда же в школе отказались от традиционных учебников математики, заменив их новыми невразумительными пособиями, где основное место занимало сопоставление понятий "много" и "не столь много", она, порывшись на свалке, нашла несколько книг, составивших вместе полный курс математической премудрости. По ним она научилась сложению, вычитанию, умножению, делению, а за пять долларов в неделю мальчик из частной школы в Ривердейле обучил ее решению уравнений, логарифмам и дифференциальному исчислению. По окончании школы лишь она смогла прочитать одноклассникам то, что написали в их аттестатах. - Какие умные слова, - сказал один выпускник. - Надеюсь, никто не думает, что мы понимаем все эти умные слова. В шестнадцать лет Руби впервые убила человека. Для девушек, за которых некому заступиться, гетто - ад. Мужчины, собравшись компанией, заталкивали их куда-нибудь в уединенное место и там насиловали. Они называли это "тянуть паровозик". Руби, чья гладкая светло-коричневая кожа отливала золотом, а улыбка могла свести с ума любого, вызывала у тамошних мужчин вполне определенные желания. Она была красива, а со временем, когда тело ее округлилось и обрело восхитительные женские формы, мужчины прямо пожирали ее глазами. Где-нибудь в другом месте это могло польстить ее тщеславию. Но не в гетто Бедфорд-Стьюзант. Здесь тебя могли похитить и держать взаперти день или два, причем оставалось только Бога молить, чтобы, надругавшись по полной программе, тебя оставили в живых. Руби всегда носила с собой маленький пистолет. А прихватили ее прямо в школе. Она была очень осторожна, но ее предала подруга. Та была по уши влюблена в парня, который вздыхал по Руби и по ее светлой коже. Однажды подруга попросила Руби позаниматься с ней в пустой школе. Ничего не подозревая, та прошла в большие двери, закрыв их за собой и перестав слышать шум веселой детворы и пыхтение ребят, гоняющих мяч во дворе. Громадная черная лапа закрыла ей рот, и чей-то голос посоветовал расслабиться и постараться получить удовольствие, иначе будет только хуже. Прежде чем с нее сорвали брюки, она быстро сунула руку в карман и выхватила пистолет, который ей дал брат. Сначала Руби выстрелила прямо перед собой, но мужчина только сильнее сдавил ей шею - в глазах у нее потемнело, голова закружилась. Второй раз она выстрелила назад, через плечо, и почувствовала, что падает. Руки нападавшего разжались. Это был рослый парень; согнувшись пополам, он прижимал руку к левой щеке. По руке струилась кровь. Пуля оцарапала ему кожу. Потеряв голову, парень бросился на нее. Руби, тоже мало что соображая, разрядила в него всю обойму. Хотя пистолет был малокалиберный, но пять выстрелов издырявили ему весь живот, и он скончался в больнице от потери крови. После этого случая Руби Гонсалес ходила в школу, ничего не боясь. Смерть юноши была одной из восьми насильственных смертей в школе в этом году, что было ровно вполовину меньше, чем в прошлом. В связи со столь резким снижением преступности директор школы получил грант на теоретическое изыскание: каким образом школе удалось достичь столь высоких результатов? Создали специальную группу во главе с доктором психологии, получившим ученую степень за изучение динамических механизмов внутри отдельного коллектива. В результате исследований доктор пришел к высоконаучному выводу, что внутри данного коллектива, то есть школы, в этом году сложились особенно удачные динамические механизмы. А Руби тем временем закончила школу и, когда ей предложили государственную службу на столь заманчивое жалованье, согласилась не раздумывая. Она знала, что ЦРУ - единственная в стране организация, которая платит так много, требуя в ответ так мало, за исключением мафии, но Руби не была итальянкой. Она не сомневалась, что ЦРУ заинтересуется ею. Женщина, цветная, с испанской фамилией - что могло быть лучше? Она здорово улучшила их статистические показатели. В течение трех восхитительных лет Руби только и делала, что получала чеки, понимая, однако, что вечно так продолжаться не может. За все в жизни приходится платить, не понимают этого только круглые дураки. Конец безмятежному счастью наступил с приходом офицера в морской форме; он был прекрасно осведомлен о ее жалованье и должностной инструкции и, следовательно, являлся старшим по званию. Ему хотелось поговорить с ней обстоятельно, но на ее фабрике по производству париков, располагавшейся на Грэнби-стрит в Норфолке, штат Вирджиния, это не представлялось возможным. Не могла бы она заглянуть сегодня на военно-морскую базу? Да, могла бы. Назад она не вернулась. Как раньше в школе, ее опять заманили в ловушку. На сей раз бюрократы. Руби могла отказаться от задания - никто ее не заставлял. Но ведь никто не заставлял ее и принимать ежемесячно ни за что чеки, напомнил морской офицер. А когда он прибавил, что задание не очень опаснее, что-то внутри подсказало Руби, что шансы у нее "пятьдесят на пятьдесят". Не более того. И еще он сказал, что "американское присутствие в регионе сведено к минимуму", а это означало, как она пинала, что действовать придется в одиночку. Попадешься - рассчитывать не на кого. Впрочем, это ее не волновало. Всю жизнь она сама заботилась о себе, и, если бы этот красавчик-офицер предложил ей помощь, она бы и ломаного гроша за нее не дала. О Бакье Руби раньше не слышала. Теперь она летела в качестве "ограниченного американского контингента" на неизвестный ей остров. У человека, сидевшего в соседнем кресле, она поинтересовалась, что из себя представляет Бакья. - Ужасное место, - был ответ. Самолет приземлился, и она сама смогла убедиться, что Бакья - сущий ад на земле. В стране была только одна гостиница под названием "Астарз". - Если вы шпионка, - невозмутимо приветствовал ее клерк в гостинице, - то будете чувствовать себя здесь как дома. А еще он сказал, что теперь в гостинице есть места, так как в последней перестрелке погибло много людей. Действительно, повсюду валялись непогребенные трупы - побольше, чем в морге крупного города. Горничных в гостинице не было, а в номере на кровати громоздилось под одеялом нечто объемистое. Там умирал человек, он бредил по-русски. - Я не могу спать на этой кровати, - сердито проговорила Руби. - На ней - умирающий. - Он скоро отправится к праотцам, - успокоил ее клерк. - Подождите немного. Мы здесь насмотрелись легочных ранений. Они всегда смертельны. Так что не напрягайте зря свою хорошенькую головку. Руби подошла к окну и выглянула на улицу. По другую сторону грязной улицы высился президентский дворец. У окна точно напротив стоял жирный чернокожий, разряженный, как индюк, - такие часто работают швейцарами в ресторанах для белых. Грудь - вся в орденах. Он расплылся в улыбке и помахал ей рукой. - Примите мои поздравления, чикита. Вас избрал в любовницы наш благословенный вождь. Генералиссимус Сакристо Корасон, да продлятся его дни, а он - величайший любовник всех времен. - Вылитый индюк, - сказала Руби. - А ты закрой глаза и представь себе, что у тебя там внизу работает бормашина. Он долго не задержит - раз-два - и готово. А потом приходи ко мне - тут уж все будет по высшему разряду. Руби понимала; чтобы выжить, надо подчиниться. Одного мужчину она, пожалуй, вытерпит, каков бы он ни был, только бы он был один. А может, ей повезет, и она улизнет с аппаратом из-под самого носа Корасона и ближайшим рейсом вернется домой. Когда Руби вошла в спальню президента, он не счел нужным с ней поздороваться. Одежды на Корасоне не было - только пояс с пистолетом. Рядом с кроватью стоял накрытый бархатом ящик. Президент предупредил ее, что сегодня он может быть не на высоте. У него серьезные проблемы: в международном конфликте поддержал не ту сторону, какую надо. Прекрасной леди придется смириться с тем, что ей достанется только второй величайший любовник мира, ведь именно таков он, когда не бывает первым. А первый он всегда, когда его не удручает международное положение. - Конечно. О чем речь? Приступай. И кончим побыстрее, - сказала Руби. - Я уже кончил, - объявил Корасон, надевая сапоги для верховой езды. - Это было чудесно, - обрадованно произнесла Руби. - Ты действительно величайший любовник мира. Ты - моя любовь. Вот это, я понимаю, класс. Таких днем с огнем не сыщешь. - Ты, правда, так думаешь? - спросил Корасон. - Клянусь, - ответила Руби, подумав про себя, что после него даже мыться не надо. - Тебе понравилась наша гостиница? - поинтересовался Корасон. - Нет, - призналась Руби. - Но ничего - сойдет. - А ты познакомилась там с кем-нибудь? Может, с желтолицым стариком? Руби покачала головой. - Или с белым, который необычно ведет себя? Руби вновь покачала головой. Она заметила, что президент все время держится рядом с накрытым бархатом ящиком, похожим на старомодный столик под телевизор. Под загнувшимся краем синей бархатной накидки Руби разглядела несколько циферблатов. Корасон решительно встал между ней и ящиком, и тогда Руби окончательно убедилась, что под бархатом скрывается то секретное оружие, которое ей нужно похитить. - Дорогуша, ты хотела бы разбогатеть? - задал вопрос Корасон. - Нет. - Руби покачала головой. Такое начало показалось ей дурным предзнаменованием, хуже стаи ворон, кружащейся над камерой пыток. - С самого детства я думала, что от больших денег одни неприятности. И зачем мне вообще нужны деньги? Ведь у меня есть такой большой и красивый мужчина, как Генералиссимус. И Руби улыбнулась. Она знала, что ее улыбка покоряет мужчин, но на этого она не подействовала. - Если ты мне сейчас не поможешь, то я и знать тебя не хочу, - заявил Корасон. - Да я в лепешку ради тебя расшибусь. Руби застегнула пояс и послала диктатору воздушный поцелуй. - Дело несложное. Найди желтолицего старика и белого мужчину и подбрось им в питье таблетки, которые я тебе дам. А потом возвращайся к своему любимому. То есть ко мне. Ну как? По-моему, прекрасный план. Но Руби Джексон Гонсалес отрицательно покачала головой. Корасон пожал плечами. - Тогда я обвиняю тебя в измене и обвинение считаю доказанным. Все! Отправляйся в тюрьму. После такого скоропалительного судебного процесса Руби препроводили в тюрьму, находившуюся в семнадцати милях от столицы, если ехать по главному шоссе Бакьи. Корасон сознавал, что с этими двумя американцами надо срочно что-то сделать. Он разорвал дипломатические отношения с Соединенными Штатами, положившись на русских, а те теперь заявляли, что потеряли сорок пять своих граждан ради защиты интересов Бакьи. Сорок пять русских не смогли справиться с двумя американцами. А теперь еще эта американка отказалась и куда-то запропастились генералы и министры, видимо опасавшиеся, что их заставят сражаться с двумя демонами, засевшими в гостинице. Только майор Эстрада все время крутился рядом, но его-то Корасон как раз и не хотел трогать. Во-первых, у того не хватит смекалки сделать все как следует, а во-вторых, Корасону совсем не улыбалось лишиться единственного человека, который не пристрелит его при первом удобном случае. Корасон было подумал отправиться в горы, разыскать там святого человека и сдаться на его милость. Может, тогда не сбудется пророчество Хуаниты? И американцы не вступят в союз с этим человеком и не свергнут Корасона? Нет, невозможно. Этот шаг пошатнет его влияние, и уже к утру его убьют. Стоит диктатору показать свою слабость - с том покончено. Оставался только один выход, опять подружиться с американцами. Но тогда неминуемо все международные организации запоют свою песню о нарушении прав человека, - так они поступают со всеми странами союзниками США. У трех его посольств - в Париже, Вашингтоне и Тихуане - появятся пикеты, и вообще начнется тот базар, который всегда в таких случаях устраивают прихлебатели Москвы. Плевать. Нужно выиграть время. Наладить отношения с Америкой, и тогда, возможно, ЦРУ попридержит двух своих агентов. А освободившееся время Корасон с толком потратит на поход в горы, где постарается покончить со святым человеком. Если тот умрет, пророчество Хуаниты не сможет сбыться. Корасон вздохнут. Так он и сделает. И еще раз вздохнул. Нелегкое это дело - управлять страной. ГЛАВА ШЕСТАЯ Когда государственному секретарю положили на стол тонкий голубоватый листок, сложенный вдвое, - телеграмму с пометкой: "Совершенно секретно, просьба не совать нос кому не положено", - он сразу понял, что это депеша из Бакьи. Телеграмму подписал сам Генералиссимус Корасон, и она была исключительно короткой: "Начнем отношения по новой, о'кей?" Государственный секретарь в этот момент жевал для улучшения пищеварения "Миланту", и она запузырилась у него на губах, словно яд из фильма ужасов. Полного курса наук, кот