надо было там побывать. - Что это у тебя такое на уме? - спросил Чиун. - Слишком много шутишь в последнее время. Римо плюхнулся на узкую койку возле окна. Тут выбор был за ним, поскольку Чиун все равно спал на полу, на своей старой травяной циновке. Про себя Римо отметил, что Чиун был прав, сделав свое замечание. У него на уме действительно кое-что было. Джози Литтлфизер. И он тут же постарался выбросить ее из головы. - Теперь, когда мы на месте, - сказал он, - надо все внимание обратить на поиски террористов. - Он посмотрел в окно на серое российское небо, которое напомнило ему о Смите. - Интересно, как они собираются попасть на эти игры. - Об этом говорится в истории о Величайшем Мастере Байте, - сказал Чиун. Римо застонал. - Пожалуйста, Чиун, давай без сказок. - Ишь, с какой легкостью ты переименовал историю в сказку, - сказал Чиун. - Разве не ты задал вопрос? - Задал. Мне интересно знать, как террористы собираются попасть на эти игры. Я вовсе не спрашивал тебя, что Великий Ванг кушал на обед две тысячи лет тому назад. - Это было гораздо раньше, - уточнил Чиун. - Ты знаешь, что в таких случаях говорят? - И что же в таких случаях говорят? - В таких случаях говорят, что тот, кто забывает историю, обречен на ее повторение. Величайший Мастер Ванг был еще и великим спортсменом, так же как и все Мастера Синанджу. А поскольку Величайший Мастер Ванг был именно Величайшим Мастером, он был также и величайшим в истории Синанджу спортсменом. Комната их располагалась на третьем этаже. Римо знал, что мог открыть окно, выпрыгнуть наружу и не разбиться. Но это не изменило бы его судьбы, а только лишь отсрочило неизбежное. Он мог бы, изменив имя, сбежать и в течение десятка лет скрываться среди бедуинов Северной Африки. Но если бы потом, вернувшись обратно в Америку, - зимой, в два часа ночи, - он вошел в номер, снятый им в отеле какого-нибудь захолустного штата, то увидел бы там сидящего на полу Чиуна, который сказал бы ему: "Как я уже говорил. Величайший Мастер Ванг был величайшим спортсменом из всех Мастеров Синанджу". И как ни в чем не бывало продолжил бы в мельчайших подробностях свой рассказ. И Римо решил покончить с этим сейчас. Он сделал вид, что слушает. - Это было во времена, когда еще не было этих ваших игр, которые вы называете Олимпийскими. В те времена между многими корейскими городами проводились спортивные состязания. И случалось так, что жители двух из этих городов беспрестанно воевали между собой, хотя и объявляли перемирие на время игр, которые сами по себе являлись величайшим проявлением доброй воли людей друг к другу. Итак, однажды вечером Величайший Мастер Ванг сидел дома и ел свой любимый суп с рыбой, - он готовил этот суп с очень горьким красным перцем, который выращивали тогда в этой части страны. Чудесный суп, он оказывал особое согревающее воздействие. Однако не слишком сильное. Это был... - Чиун, пожалуйста! - взмолился Римо. - Оставь в покое суп и давай по существу! - Ты совершенно равнодушен к прекрасному, - упрекнул его Чиун. - Я совершенно равнодушен к супу. - Как бы то ни было, жители первого города пришли к Мастеру и сказали ему, что хотят, чтобы он вкрался в доверие к правителям другого города, с тем чтобы получить возможность состязаться на играх от имени того города. Пока все понятно? - Да. Город А попросил Ванга выступить от имени города В. - Эти города не назывались городами А и В, - сказал Чиун. - Они назывались... - Давай дальше, - перебил Римо. - Я слушаю. Оставь в покое города вместе с супом. - Итак, Мастер Ванг сделал то, что от него требовалось: выступил от имени второго города и, конечно же, победил во всех состязаниях. И в большинстве из них одержал победу над чемпионом первого города, того самого, который его нанял. - Зачем? Зачем первому городу понадобилось нанимать Ванга? - Величайшего Мастера Ванга, - поправил Чиун. - Зачем первому городу понадобилось нанимать Величайшего Мастера Ванга, чтобы он их победил? Это же противоречит здравому смыслу. - Помолчи и дай мне закончить. - Давай, - сказал Римо. - Когда Величайший Мастер Ванг победил во всех состязаниях, его как героя понесли на руках во второй город. Жители второго города спросили его, чего он желает в качестве награды за свое великое мастерство, которое принесло им такую славу. Он сказал, что хочет, чтобы они оказали ему честь. Он предложил им проделать в стене города проход, в знак того, что, имея такого чемпиона, как Великий Мастер Ванг, город не нуждается ни в каких стенах. Итак, начальники города проделали в стене проход. Когда они показали ему эту стену. Величайший Мастер поднял их на смех. Такая маленькая дыра для такого великого героя была оскорблением. И дыру сделали намного больше. Когда в ту ночь все уснули, Величайший Мастер Ванг вышел из второго города и пошел к себе домой. А чуть позже воины из первого города через дыру в стене проникли во второй город и разделались со своими врагами. - Старина Ванг просто молодец, - сказал Римо. - А мораль этой истории такова: никогда не доверяй Мастеру Синанджу. - В этой истории много моралей, но эта к ней не относится. Во-первых, Величайший Мастер Ванг исполнил то, для чего его наняли. То есть лишил защиты второй город. И сделал это безукоризненно. Между прочим, насколько мне известно, греки как-то позаимствовали этот прием при проведении своих Олимпийских игр. Причем бесплатно. Никто почему-то никогда не платит Синанджу за то, что у нас заимствуют. - Ну, ладно, ладно. И какое же все это имеет отношение к террористам? - Иногда мне кажется, что ты действительно туп как пень. Величайший Мастер Ванг понимал, что лучший способ проникнуть в какое-либо место - это заранее оказаться внутри него. - Не понимаю, что общего это имеет с нашей проблемой. - Пень, - пробормотал Чиун. - Тупее пня. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Через десять минут после того, как Римо и Чиун вошли в свою комнату, под дверь им сунули "Правила поведения для участников Олимпийских игр". Текст, занимавший шесть листов розоватой бумаги, был напечатан крохотным шрифтом "диамант", который в Соединенных Штатах не использовался уже сто лет, за исключением случаев, когда печатали всякие сплетни да клички лошадей, занявших на скачках последние места. - О чем там? - поинтересовался Чиун. - Но знаю, - ответил Римо. - Этого и за год не прочтешь. Но вот, для начала: не покидать территорию олимпийской деревни, ни с кем не разговаривать. Не фотографировать. Доносить обо всех, кто это делает. И даже не пытаться победить славных спортсменов из стран славного коммунистического лагеря. Если хочешь переметнуться к ним, сообщи куда следует. Таких обещают показать по телевидению. Ну, а через двадцать минут состоится автобусная экскурсия, и все могут поехать. - Я не поеду, - сказал Чиун. - Россия действует на меня угнетающе. В стране, где стоят в очередях за сигаретами, мне не на что смотреть. - А я, пожалуй, поеду, - сказал Римо. Он подумал о Джози Литтлфизер. Она наверняка поедет на эту экскурсию. Чиун бросил на него подозрительный взгляд. - Да, поезжай, - сказал он. - Потом расскажешь, что было интересного. - А тебе не будет тут скучно одному? - Римо почему-то почувствовал себя виноватым. - Конечно, нет. Я совсем не против побыть в одиночестве. Если по правде, то я и так один с тех пор, как имел несчастье с тобой встретиться. Я останусь и отдохну. Потом прогуляюсь по деревне. Пустое времяпрепровождение - это для молодых. А я тут все осмотрю - ведь я здесь по заданию моего императора. И я... - Тогда пока, - сказал Римо, направляясь к двери. Существует особый способ преодоления чувства вины, в равной степени свойственный европейским матерям и корейским наемным убийцам, благодаря которому через какое-то время это чувство преобразуется в ощущение веселья. Римо больше не чувствовал себя виноватым. Он стоял на площадке, где длинной чередой выстроились неуклюже-громоздкие красные автобусы без кондиционеров. Секретные агенты, тщетно изображавшие из себя экскурсоводов, упорно пытались затащить Римо в автобус, но он, столь же упорно не обращая на них внимания, продолжал ожидать Джози Литтлфизер. Она появилась через двадцать минут, вместе с группой американских гимнасток, и Римо вновь поразило, насколько более крупной и женственной выглядела она на фоне остальных девушек. Увидев его, она вся просияла, и Римо небрежно махнул ей рукой, делая вид, будто вовсе не ждет ее, а очутился тут по чистой случайности. Она улыбнулась и спросила: - Давно ждешь? - Только подошел, - ответил он. Она смотрела на него не отрываясь, и улыбка продолжала играть в уголках ее рта. - Двадцать минут, - признался он. - Ну вот, - сказала она. - Это уже вызывает у меня чувство уверенности. Ты не забыл, что обещал дать мне кое-какие советы насчет упражнения на бревне? - Можешь не сомневаться. Победа тебе гарантирована, - ответил он. - На экскурсию едешь? - Похоже, эти чиновники не оставили нам выбора, - сказала она и прибавила, копируя русский акцент: - В два часа собраться для поездки на экскурсию по красавице Москве. Не фотографировать. Не взрывать мосты. Римо рассмеялся: - Тогда поехали. Не будем огорчать наших русских хозяев. Они сели на заднее сиденье, безуспешно пытаясь не слышать русского экскурсовода, превозносившего прелести жизни в коммунистическом государстве, пользуясь мегафоном, мощности которого позавидовал бы владелец любого нью-йоркского дискоклуба. - Я не против комиков Карла Маркса, - сказал Римо Джози, - но такая громкость - это уже слишком. - Он потому так орет, чтобы ты не заметил очередей у магазинов и как плохо одеты люди. Римо посмотрел в окно и понял, что Джози права. Городской пейзаж напоминал старую кинохронику времен Великой депрессии в Америке. Одежда на людях была мешковатая и уродливая. - Как в черно-белых фильмах, - сказал Римо. - Ужас. - В Америке тоже хватает ужасов, - заметила Джози. - Мой народ выглядит точно так же. Может быть, люди, которых все время подавляют, которым говорят, чтобы они знали, так сказать, свое место, во всем мире выглядят одинаково. - Давай не будем, - ответил Римо. - Хотя бы потому, что я в это не верю. Но если бы даже так и было, я в этом не виноват. Я не участвовал в событиях возле какой-нибудь там Раненой Лодыжки, или как оно там у вас называется, по поводу чего твои соплеменники так любят жаловаться. Джози хотела было возразить, но тут экскурсовод своим громким баритоном с прекрасным произношением объявил, что они прибыли в Третьяковскую галерею, один из величайших музеев мира, и что все должны выйти из автобуса и в течение двадцати минут совершить осмотр галереи. Когда они поднялись, чтобы выйти из автобуса, Римо сказал: - А теперь мы смоемся. - У нас будут неприятности, - предостерегла Джози. - Не-а, - сказал Римо. - Мы вернемся в деревню раньше них. А если кто-нибудь спросит, просто скажем, что потерялись. - Ну, если так, - согласилась Джози. Выйдя из автобуса, толпа спортсменов повернула вслед за экскурсоводом налево, а Римо и Джози - направо и, перейдя дорогу, направились к магазинам. И тотчас же Римо почувствовал, что за ними следят, но решил не говорить об этом Джози. - Может, нам не следует этого делать? - сказала она. - А нас не арестуют или что-нибудь в этом роде? - За то, что будем просто гулять, вряд ли, - ответил Римо. В витрине он увидал отражение следовавших за ними двух мужчин. На них были яркие цветастые рубахи и провисшие на коленях брюки. Римо втащил Джози в какой-то магазин. Они стали у прилавка, разглядывая значки с изображениями Ленина и героев трактористов, - и уже через несколько секунд в магазин вошли те двое. Римо заставил Джози пригнуться за прилавком. Затем, когда двое протопали мимо с другой стороны, быстро потащил ее к двери, и они выскочили на улицу. - К чему все это? - спросила она. - Просто, чтобы избавиться от хвоста, - ответил Римо. Миновав три магазина, они зашли в четвертый. Там тоже продавали значки: с изображением героев-трактористов и Карла Маркса. Пару минут они дожидались, пока те двое в цветастых рубашках пройдут мимо, и Римо удивился, что за целых две минуты никто из работников магазина не обратил на них никакого внимания и не стал досаждать им, предлагая свои услуги. Возможно, и в коммунизме можно найти нечто положительное, подумал он. Выйдя на улицу, они свернули за угол налево, на Большую Ордынку. Через полквартала они наткнулись на нечто, напоминавшее кафе, и вошли. Официантка в длинном черном платье, которое делало ее похожей на штатную плакальщицу из похоронной конторы, в конце концов поняла, что они хотят кофе, но, даже наливая его из старого фарфорового кофейника, продолжала, вывернув шею, пялиться на этих двух явно иностранных посетителей. - На нас смотрят, - сказала Джози. - Если и смотрят, - ответил Римо, - то только на тебя, потому что не могут оторвать от тебя глаз. Она взяла его руки в свои и проговорила: - Ты прелесть. И Римо подумал, назвала ли бы она его прелестью, узнав о том, чем он занимается последние десять лет своей жизни и сколько на его счету трупов. - А почему ты занимаешься бегом? - неожиданно спросила Джози. - Судя по тому, как ты работал на бревне, ты мог бы победить в любом виде спорта. - Не знаю. Наверное, потому, что в беге есть что-то такое особенное, - ответил Римо. - О тебе ходят разговоры, ты знаешь? - спросила она. - Обо мне? - Да. Говорят, что ты какой-то странный. Странно одеваешься, странно себя ведешь и... - А ты что думаешь? - перебил Римо. - Я уже сказала. Я думаю, что ты прелесть. И странный. - Значит, я и правда странный. Почему нам не несут кофе? Он перевел взгляд на стойку как раз в тот момент, когда в кафе вошли двое военных. Оглядевшись вокруг, они уставились на Римо и Джози. - Вот нам и сопровождающие, - сказал Римо и, почувствовав, как напряглись пальцы Джози, добавил: - Не волнуйся. Просто еще одна бдительная советская официантка выполнила свой долг. Военные подошли к их столику, и один из них сказал: - Извините, пожалуйста. Вы из олимпийской команды? - Да, - ответил Римо. - Вам не положено одним выходить из Олимпийской деревни, - сказал военный. Говоря, он не сводил глаз с груди Джози. Второй столь же откровенно глазел на ее красивое лицо. "Каждому свое", - подумал Римо и вслух сказал: - Мы потерялись. - Мы вас проводим, - сказал военный. - Спасибо, - ответил Римо и помог Джози встать из-за стола. Затем повернулся к официантке, улыбнулся и, помахав ей рукой, крикнул. - Чтоб ты отравилась, сука! Последовав за военными, они вышли на улицу, где их тотчас же затолкали в армейский "газик" на заднее сиденье. У главных ворот Олимпийской деревни их из рук в руки передали агентам службы безопасности. Агенты потребовали у них назвать свои имена, Римо назвался Авраамом Линкольном, а Джози сказала, что ее зовут Сакаджавея Шварц. Агенты старательно записали имена, после чего уточнили правильность написанного. Римо сказал, что написано на "три с плюсом", и они с Джози прошли в ворота. - Пойдем в спортзал, - предложил Римо. - Начнем твою подготовку сегодня же. Джози кивнула, и они направились к небольшому гимнастическому залу, стоявшему чуть поодаль от главного спортивного комплекса. Дверь оказалась запертой, но Римо распахнул ее одним ударом. В помещении было темно, и Римо, отыскав осветительный щиток, включил одну лампу, которой было достаточно, чтобы осветить гимнастическое бревно в дальнем конце зала. Пока Джози выполняла свою комбинацию, Римо пристально за ней наблюдал. Ей не совсем удавались пробежка и выход в стойку на руках. - Черт! - выругалась она, соскочив со снаряда. - Я почти все время делаю ошибки в этих элементах. - А когда-нибудь ты делала их без ошибок? - спросил Римо. - Редко. - Но иногда бывает? - Да. Ну и что? - Если у тебя получилось хотя бы один раз, ты можешь сделать это в любое время, - сказал Римо. - Это неизменно. Меняешься ты. - Как это понять? - спросила она. - Джози, все твое выступление у тебя в голове. Бревно всегда одно и то же. В нем ничего не меняется. Тело твое всегда одно и то же. Изменения происходят только у тебя в голове. Залезай на бревно. Джози вспрыгнула на снаряд и замерла, глядя на Римо. Перед этим она сбросила юбку и теперь оставалась в гимнастическом трико. Римо снова ощутил трепет, глядя на это великолепное тело. - Посмотри на бревно, - сказал он. - Какая у него ширина? - Десять сантиметров, - ответила Джози. - Нет. Его ширина 60 сантиметров. И ты никак не можешь с него упасть И ты ни за что с него не упадешь. А вот посередине этого бревна шириной в 60 сантиметров проходит красная линия - шириной в десять сантиметров Ты видишь? - Она посмотрела вниз. - Нет. Я вижу только десятисантиметровое бревно. - Закрой глаза, - сказал Римо. - Хорошо. Она крепко зажмурилась. - А теперь представь его себе, - сказал Римо. - Видишь? Бревно в шестьдесят сантиметров с десятисантиметровой красной полосой? - Ну, ладно. Она двинулась по бревну к дальнему концу, чтобы начать оттуда выполнение комбинации. Перед этим она взглянула на Римо. Он покачал головой. - Да не с открытыми глазами, глупышка. Закрой. - Я не могу, Римо! - Нет, можешь. Ладно. Слезь-ка на секунду, - сказал он и, когда она легко соскочила на пол, запрыгнул на снаряд. В заготовленных русскими правилах для спортсменов говорилось, что ко всем спортсменам здесь будут относиться одинаково, как к равным, тем не менее среди всех прочих, как у Оруэлла в "Скотном дворе", оказались такие, которые были равны чуть больше других. Поэтому бегуну Гансу Шлихтеру из Восточной Германии, страны - сателлита России, не составило труда раздобыть ключ от запертого спортзала. Он сказал русским, что хочет немного размяться. На самом деле он хотел без посторонних глаз осмотреть инвентарь и, может быть, придумать что-нибудь такое, что помогло бы ему обеспечить себе победу в забеге на 800 метров. Войдя в зал, он увидел свет и прижался к стене, стараясь держаться в тени. Американца он узнал сразу. Всем спортсменам из Восточной Германии были розданы досье и фотографии возможных соперников. Это был тот самый Римо Блэк, которого даже его товарищи по команде сочли ненормальным. Но что он делал тут, на гимнастическом бревне? Шлихтер с изумлением смотрел, как Римо, с закрытыми глазами, без единой ошибки выполнил упражнения на бревне, а когда сделал соскок, наблюдавшая за ним американская гимнастка, похожая на индианку, бросилась к нему в объятия и сказала, что все было великолепно. - Так же будет и у тебя, когда мы закончим, - сказал Римо. Шлихтер видел, как девушка обвила Римо руками и подставила губы для поцелуя. Римо не заставил себя ждать, и Шлихтер, хотя очень хотел остаться и посмотреть, что будет дальше, выскользнул за дверь как раз в тот момент, когда те двое медленно опустились на мат. Тут Шлихтеру предстояло крепко задуматься. Если этот Римо Блэк умел творить такие чудеса на гимнастическом бревне, которое являлось исключительно женским снарядом, то что же тогда он мог сделать на беговой дорожке? И Шлихтер решил, что в отношении этого американца надо будет что-то предпринять. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ На следующее утро полковник Дмитрий Соркофский получил послание непосредственно от организации "Южно-африканцы за равноправие спортсменов". Содержание письма вынудило его немедленно вызвать Бехенбауэра в отдел. За время совместной работы они не стали сколько-нибудь лучше понимать друг друга, однако это не пометало им проникнуться друг к другу глубоким уважением. Каждый видел, что рядом с ним настоящий профессионал. Соркофский с нетерпением ожидал прибытия Бехенбауэра, чтобы вместе обсудить это послание и возможности предотвращения угрозы. Несмотря на невысокое мнение Соркофского о моральном облике Бехенбауэра, немец действительно сильно скучал по своей жене. Случилось так, что, когда Соркофский ему позвонил, Хорек как раз читал полученное от нее письмо. При этом в постели с ним была молодая симпатичная блондинка, которая, уткнувшись носом ему в шею и глядя через плечо, читала письмо вместе с ним. - Она действительно очень по тебе скучает, - заметила блондинка. Немец улыбнулся. - Так же, как и я по ней и детям. Но теперь уже недолго осталось. В этот момент раздался стук в дверь номера. Бехенбауэр накинул халат и открыт дверь, за которой оказался посыльный, прибывший от Соркофского. - Полковник просит вас явиться к нему в отдел. Говорит, это крайне срочно. - Благодарю. Солдат на какую-то секунду задержался, глядя на лежавшую на кровати блондинку, которая закинула руки за голову, отчего из-под соскользнувшей простыни выглянула ее обнаженная грудь. Солдат с усилием отвел глаза и, отдав Бехенбауэру честь, повернулся к двери. - Солдат, - окликнул его Бехенбауэр. - Слушаю. - С вашей стороны будет неразумно сообщать полковнику о присутствующей здесь даме. Ее муж может обидеться. Вы меня понимаете? Солдат ухмыльнулся и кивнул. - Так точно. Можете не беспокоиться. Когда посыльный вышел, Бехенбауэр улыбнулся. Он не сомневался, что через несколько минут полковнику Соркофскому будет известно о том, что в постели у немца была женщина. Нет лучшего способа заставить русского передать сообщение, чем попросить его не делать этого. Все они трясутся от страха, боясь попасть в сети шпионского заговора, если не доложат начальству все, что им известно. А немцу доставляло удовольствие дразнить Носорога. Кто знает, может быть, к тому времени, когда их совместная работа закончится, ему удастся вернуть этого русского верзилу-полковника на землю, к нормальной человеческой жизни. Подойдя к кровати, он поцеловал блондинку и провел пальцами по ее груда, отчего по коже у нее побежали мурашки. - Ты зачем смутила парня? - укоризненно проговорил он. Она запустила руку ему под халат и сказала: - Это его только закалит. Немец отступил назад. - Я уже закалился, насколько это мне необходимо. А теперь меня призывают мои обязанности. Лежа в постели, она наблюдала, как он одевается. Быстро собравшись, он спросил: - Ты меня подождешь? - Конечно. Куда же я денусь? Он еще раз поцеловал ее и сказал: - Я буду скучать по тебе, когда вернусь в Германию, liebchen. Она поцеловала его в ответ и ехидно заметила: - Об этом мы поговорим в следующий раз. Когда его везли к Соркофскому, он все еще думал о ней. Она была действительно приятным развлечением, и оставалось только надеяться, что, когда придет время уезжать, она не станет ему устраивать сцен. Он действительно очень скучал по жене. Соркофский ожидал Бехенбауэра, сидя за столом в своем небольшом кабинете в Олимпийской деревне. - Ваш посыльный сказал, что дело очень срочное. - Прочтите вот это, - сказал русский, протягивая через стол бумагу. Бехенбауэр сел и прочел краткое послание. Соркофский, запомнивший текст наизусть, повторял его про себя: "От имени организации "Южно-африканцы за равноправие спортсменов" мы требуем отменить Олимпийские игры. Если они не будут отменены, все американские спортсмены будут уничтожены. Для убедительности мы продемонстрируем нашу силу в день получения вами этого письма. Да здравствуют свободные Родезия и Южно-африканская Республика". - "Продемонстрируем нашу силу'" - процитировал Бехенбауэр, возвращая письмо. - Но у нас достаточно жесткая система охраны. - Она может оказаться достаточно жесткой только теоретически, - возразил русский. - Почему вы так считаете? Соркофский провел ладонями по лбу, отирая влагу. Он чувствовал себя совершенно измотанным. Минувшим вечером у его младшей дочери подскочила температура, и он всю ночь просидел возле нее. К утру ей стало лучше, но он не спал ни минуты, и теперь это давало о себе знать. - Слишком много людей из разных стран, - сказал он. - Нельзя быть уверенным ни в чем. Люди постоянно бродят по всей территории. - Он махнул рукой, указывая на целую кипу донесений, лежавших на столе, и в сердцах схватил первое попавшееся. - Вот. Двое американцев гуляли по Москве. Обнаружены солдатами в ресторане. - Явно шпионы, - сказал Бехенбауэр. - У нас были все основания это предполагать. Но это не террористы. - Однако его любопытство было задето, и он спросил: - И кто они такие? - Американский бегун Римо Блэк. Вот его фотография. Очень неприятная личность. Фамилия женщины Литтлфизер - прямо как в ковбойском фильме. Гимнастка. Сказали, что потерялись. Назвались вымышленными именами. - Полковник положил донесение на место. - Ничего особенного. Таких, как они, полно. Меня вот что беспокоит. - И он указал на послание Ю.А.Р.С. - Продемонстрируем силу, - повторил Бехенбауэр. - Хотел бы я знать, что это означает. Лицо немца посуровело, и Соркофский понял, что тот вспомнил об ужасах Мюнхена. - Может быть, нам повезет, и мы этого не узнаем, - проговорил Соркофский. x x x Демонстрацией силы оказался взрыв. Он произошел в продовольственном киоске на территории деревни в первой половине дня, когда поблизости не было никого из спортсменов. Джек Муллин, выполнявший в Москве функции руководителя команды Барубы, счел за лучшее, чтобы от этого взрыва никто не пострадал. Страх следовало внушить исподволь, постепенно, шаг за шагом, и слишком ранние жертвы могли только повредить их плану. Муллин послал одного из мнимых барубских спортсменов купить чего-нибудь прохладительного, и тот, уходя, "забыл" возле киоска свою спортивную сумку. Муллин, наблюдавший за этим с безопасного расстояния, подождал, когда возле киоска никого не будет, и нажал кнопку пускового устройства у себя в кармане. После чего убрался восвояси. Римо и Чиун услышали взрыв, находясь на трибуне стадиона, откуда наблюдали за тренировкой бегунов, пробовавших искусственную гаревую дорожку вокруг большого футбольного поля. - Взрыв, - сказал Римо. - Может, сходишь, - отозвался Чиун. - Меня это не интересует. Он все еще дулся после того, как Римо четко объяснил ему, что просто не сможет вывести из строя всех спортсменов, чтобы таким образом получить возможность выиграть все золотые медали. - А не мешало бы поинтересоваться, - заметил Римо. - Меня интересует только твоя золотая медаль, и больше ничего. - Ну да. Потому что тебе захотелось прославиться, попасть на телевидение и заработать на рекламе, правильно? - Приблизительно так. - Так вот что я тебе скажу, Чиун. Если погибнет кто-нибудь из спортсменов, все внимание телевидения и прессы будет обращено только на это убийство. Даже имени моего в газетах не появится. И никто у меня не будет брать интервью. Я буду просто ничто, а это значит, что и ты ничего не получишь. Так что лучше бы тебе поинтересоваться. - Чего ж ты мне сразу не объяснил, - сказал Чиун. - Чего ж мы тут сидим и тратим время на разговоры? - Затем встал и понюхал воздух, точно ищейка. - Туда, - сказал он и бросился бегом в сторону, откуда донесся взрыв. Только Соркофский с Бехенбауэром двинулись к двери, чтоб выяснить, что означает этот звук, как в радиомониторе на столе полковника раздались щелчки. Докладывал один из агентов службы безопасности, установивший, что взрыв произошел в продовольственном киоске. - Убитые или раненые есть? - спросил Соркофский в микрофон. - Пока неизвестно, - ответил голос. Соркофский и Бехенбауэр выбежали из кабинета. Прошмыгнув мимо охраны, которая пыталась восстановить порядок до прибытия на место происшествия офицера, Римо и Чиун получили возможность в течение четырех минут пошарить среди обломков кирпича, оставшихся от киоска, прежде чем их попросили удалиться, Этих четырех минут им было вполне достаточно. Чиун подобрал небольшой кусок плотной ткани, лежавшей под доской, которая до того была прилавком, и передал его Римо. Тот пощупал и сказал: - Похоже, от спортивной сумки. Чиун кивнул. - Вполне резонно. Сумку у прилавка совершенно спокойно мог оставить кто угодно. А что в этой сумке примечательного? Римо снова осмотрел ткань, пока агенты службы безопасности отгоняли их от груды развалин. Когда они с Чиуном оказались за линией милицейского оцепления, Римо сказал: - Домотканая. - Совершенно верно, - сказал Чиун. - А что еще? Тут они остановились, чтобы посмотреть на здоровенного русского офицера, который прибыл в сопровождении худощавого человека с усиками, похожего на хорька, и тотчас же начал отдавать отрывистые команды. На месте взрыва моментально установилось некоторое подобие порядка. Римо про себя отметил, что этот русский верзила толковый малый. Он знал, что надо делать, и умел командовать. Таких было не много, что среди милиционеров, что среди военных. - Ну, - сказал Чиун, - говори. Что еще? Римо повернулся и пошел вслед за Чиуном, не заметив, как русский офицер, оглядевшись, остановил на нем взгляд. Глаза русского вспыхнули, потому что он тотчас же узнал Римо Блэка, фотографию которого незадолго до этого видел в рапорте, лежавшем у него на столе. Соркофский кивком головы подозвал одного из людей в штатском, тот подошел и, выслушав отданные шепотом указания, небрежной походкой двинулся в том же направлении, куда пошли Римо и Чиун. - Не знаю, Чиун, - сказал Римо, разглядывая кусок ткани на вытянутой руке. - Что же еще? - А ты понюхай. Римо понюхал лоскут, но уловил только намек на какой-то специфический запах. Тогда он сжал лоскут в ладонях, чтобы согреть ткань и усилить запах, после чего поднес сложенные ковшиком ладони к носу и глубоко вздохнул. Теперь он узнал специфический запах, свойственный взрывчатке, но было и еще что-то, какой-то горьковато-приторный, щекочущий ноздри запах. Он уже встречал его когда-то, очень давно... но где? Римо покрутил головой и понюхал еще раз. Он мог отделить этот запах от всех остальных, которые издавал лоскут, - от запаха порохового дыма, пота, - но определить его происхождение никак не мог. - Не знаю, Чиун. Что это? - Арника, - сказал Чиун. - Понюхай еще, чтобы знать в следующий раз. Римо понюхал еще раз, закладывая запах в свою память. - А что это такое - арника? - спросил он. - Ее делают из сухих цветов целебной травы. Изготавливаемая из нее мазь используется боксерами для снятия опухолей и заживления ссадин, - сказал Чиун. И Римо вспомнил. Это было давным-давно, еще до КЮРЕ и Чиуна, когда он служил в армии, где ему пришлось участвовать в соревнованиях по боксу. Он очень удачно встретил противника правой и рассек ему бровь, а в следующем раунде, когда они сошлись в клинче, нос Римо оказался прямо рядом с порезом, и он уловил запах этой арники, которой воспользовался секундант противника, чтобы уменьшить опухоль и остановить кровотечение из ссадины. - Боксер, - сказал Римо. - Нам надо искать боксера. - Правильно, - сказал Чиун. - В команде, где есть сумки из домотканой материи. Римо кивнул. - Видимо, в команде какой-то маленькой страны, которая по бедности не смогла обзавестись нормальной экипировкой. - Молодец, - сказал Чиун. - Меня радует твоя сообразительность. А теперь, поскольку я сделал за тебя твою работу, я вернусь на стадион и понаблюдаю за твоими конкурентами. - Прекрасно, - сказал Римо. - А я пойду к боксерам. А заодно и прихвачу с собой "хвоста". Он указал головой через плечо, и Чиун в знак понимания кивнул в ответ. Даже не видя шедшего за ними русского агента, оба знали, что их взяли под наблюдение еще возле взорванного киоска. Чиун не спеша двинулся обратно к стадиону, а Римо быстрым шагом направился к спортзалу, где начинались предварительные поединки боксеров. Ему хотелось побыстрее покончить с этим делом, чтобы вовремя успеть на проходившие в другом зале соревнования гимнасток и посмотреть выступление Джози Литтлфизер на бревне. Войдя в спортзал, Римо двинулся по длинному коридору, заглядывая в каждую раздевалку. Преследователь закурил и побрел по коридору за ним с деланно равнодушным видом. На последней двери висела табличка: "Народно-демократическая Республика Баруба". И как только Римо вошел, то сразу же увидел в углу возле открытого шкафчика домотканую сумку из такой же материи, обрывок которой был у него в руке. - Эй, приятель, - окликнул Римо парня, одиноко сидевшего на столе. - Желаю удачи. Чернокожий спортсмен вздрогнул, поднял глаза, но тут же улыбнутся в ответ. - Желаю тебе выиграть, - прибавил Римо. - Как тебя зовут? Негр на какое-то время замешкался, потом ответил: - Самми Уоненко. - Прекрасно, - сказал Римо. - Ну, еще раз желаю удачи. - И пожал боксеру уже забинтованную руку. Римо помедлил секунду, прикидывая, не тряхнуть ли слегка этого парня, чтобы развязать ему язык, но тут же решил, что если сейчас займется этим делом, то неизбежно поднимется шум, пойдут расспросы, а тем временем можно пропустить выступление Джози. И Римо вспомнил, что в коридоре остался "хвост". Он вполне сгодится для передачи сообщения в службу безопасности. Когда Римо вышел в коридор, "хвост", подпиравший стену, подался вперед и закурил сигарету, следя глазами за Римо. Римо подозвал его кивком головы. - Иди сюда, - сказал он. Русский агент оглянулся назад - в коридоре никого не было. Он подошел к Римо, и тот, схватив его за руку, потащил в неглубокую нишу в конце коридора. - По-английски понимаешь? - спросил Римо. - Да. Человек попытался высвободиться. - Не дергайся, - сказал Римо. - Я просто хочу тебе кое-что сказать. У меня есть сведения для твоего начальника. - Да? - Передай, что террористы в команде боксеров из Барубы. Вот покажи им это. Римо сунул в руку агенту кусок материи. - Я нашел это на месте взрыва. В этом была взрывчатка, - продолжал он. - Из такой ткани сделаны сумки спортсменов из Барубы. Ты понял? Русский сначала молчал, но потом быстро сказал "да", так как что-то невероятно твердое ткнулось ему под ребро через толстый пиджак. Это был палец Римо. - Да, да, - повторил он. - Я понял. - Вот и хорошо. Мне надо бежать, а ты передай, что я тебе сказал. И Римо бросился вон, чтобы успеть на выступление Джози. Агент посмотрел ему вслед, затем на кусок ткани, который держал в руке. "Ай да полковник! Ай да Носорог! - подумал он. - Всегда знает, где что искать". И он представил, как вернется к Соркофскому и передаст полученную от американца информацию. Он двинулся по коридору, не отрывая глаз от тряпки. Он даже не слышал, как позади него открылась дверь раздевалки спортсменов из Барубы, а когда услышал у себя за спиной шаги, было уже слишком поздно: сильная рука крепко обхватила его за шею, его затащили в раздевалку, и он увидел у себя под головой блеснувший нож, а затем его словно обожгло огнем, когда нож вошел в грудь и остановил его сердце. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ - А ты молодцом, - сказал Джек Муллин боксеру, вытиравшему белой тряпкой кровоточащую бровь. - Меня нокаутировали в первом раунде, - отозвался тот. - Да я вовсе не о твоем дурацком боксе, идиот, - проворчал Муллин и указал на труп русского агента, лежавший в углу комнаты. - Я об этом. Трое других негров, исполнявших роль посланцев Барубы, согласно закивали. - Кому-нибудь из вас известно, кто этот американец, что разговаривал с ним? - спросил Муллин. Один из негров сказал: - Судя по описанию, похоже, это Римо Блэк. Когда я бываю на стадионе, все американцы только о нем и говорят. Все считают, что он какой-то ненормальный. - Может, он из ЦРУ? - предположил Муллин. - А тренер у него какой-то азиат, - добавил негр. - Совсем старый и хилый. Одевается в красивые халаты. Все расшиты разными узорами и... - Меня не интересуют его чертовы вышивки, - оборвал его Муллин, и африканец на полуслове захлопнул рот. - Нужно будет за ними присмотреть. За обоими. Как бы то ни было, а Муллин был доволен тем, что в его группе наметилось некоторое оживление. Он был человеком действия, и всякие ухищрения, топтание вокруг да около выводили его из равновесия. Он почувствовал, что у него начинает стучать в висках. Тут и возникла новая идея. - Есть еще двое из службы безопасности. Здоровяк и немец. Если уж этому американцу удалось что-то пронюхать, то, возможно, им тоже удастся. Думаю, уже пора чем-нибудь отметить эти игры, - так что начнем прямо сейчас. - Что вы имеете в виду, лейтенант? - спросил один из негров. - Прикончим этих из службы безопасности. Тогда все сразу поймут, что мы тут не в бирюльки играем. Он окинул взглядом всех четверых, вглядываясь в каждое лицо. Все согласно заулыбались. - Эта бомба - только начало, - сказал Соркофский. - Действовать нужно быстро. - Что вы предлагаете? - спросил Бехенбауэр. - Я думаю, нам следует заняться этим американцем. - Соркофский приподнял донесение с лежавшей на нем фотографией. - Римо Блэк. Он был на месте происшествия, а вчера пытался обмануть охрану. - Уж не думаете ли вы, что он каким-то образом причастен к взрыву? Просто невероятно, чтобы агент ЦРУ действовал заодно с террористами. - Он не агент ЦРУ, - сказал Соркофский. - Я только что получил сообщение из главного управления. У них там свои способы проверки. Он не агент ЦРУ. И не агент ФБР. Он вообще не состоит на службе ни в каком государственном учреждении. - И все же... чтобы американец угрожал взорвать американских же спортсменов?.. Я нахожу это маловероятным, - сказал немец. - Послушайте, - продолжал Соркофский. - Вы же знаете, какие странные эти американцы. Они как будто радуются всякой возможности полить грязью свою собственную страну. Кто знает, что может взбрести в голову этому чудаку. Он посмотрел на Бехенбауэра, и тот после некоторого раздумья кивнул в знак согласия. - Я думаю, его надо взять, - сказал Соркофский. Уже подняв трубку телефона, он вдруг вспомнил, что обещал сегодня повести своих девочек сначала куда-нибудь пообедать, а потом на балет. Они ужасно огорчатся, но раз он возьмет этого Римо Блэка, то придется сразу же допросить его и выяснить, на кого он работает. А с дочками он проведет вечер завтра. Бехенбауэр поймал себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы этот Римо Блэк действительно оказался главарем террористов. Немец очень соскучился по жене и детям и был бы просто счастлив поскорее снова их увидеть. "Теперь уже скоро, - подумал он. - Теперь уже, наверное, скоро". Стоявших у входа в отдел охраны двух часовых Муллин и его люди сняли спокойно и тихо, воспользовавшись ножами. Дверь эта выходила не на ту сторону, где царило наибольшее оживление, так что риск попасть кому-нибудь на глаза был невелик. Выставив одного из террористов для наблюдения, Муллин занялся дверным замком. Почувствовав, что замок поддается, он обернулся к остальным и дал последние указания. - Запомните: быстро и без шума. Никакой стрельбы, кончайте их сразу, пока они не опомнились и не схватились за свои пушки. Ясно? Все согласно кивнули. Послышался щелчок, и дверь открылась. Муллин чувствовал, как стук сердца отдается у него в ушах. Действие - вот ради чего он жил, и, если действовать