видел, как на глазах его умерло много достойных людей. Вот что самое замечательное. -- Замечательное? -- недоуменно переспросил Римо. Усевшись на землю, он в упор взглянул на Чиуна. -- Что же в этом замечательного, хотел бы я знать? -- А то, что если бы Пак не был свидетелем смерти своих братьев, своего дяди и своего отца. Дом Синанджу не достиг бы таких высот, и мы с тобой сейчас бы здесь не сидели. Слава Паку, который смог вынести боль от многих душевных ран в безымянном лесу близ города, что зовется сейчас Шанхаем! И Римо услышал продолжение жутковатой истории Чиуна. Пак сам отправился в лес и вскоре понял, отчего так горько рыдал отец пропавшей дочери: голову девушки Мастер Пак обнаружил у подножия срубленного дерева, внутри его пустого ствола -- лишенные мяса кости, а в ямке у корней -- засыпанные землей внутренности. -- Лицо убитой девушки было совершенно белым; "отвратительно белым, как сама смерть", -- добавил Чиун. Римо поежился. -- И тут Пак заметил дым, струящийся из-за гребня горы, и подумал, что же могло там гореть, и пошел туда, и подойдя ближе, услышал радостные крики, и узнал язык, на котором говорили в этих местах. А те, кто собрался там, видели за день до этого, как покидали их края слуги Пака, и подумали, что вместе с ним ушел и он, отступив, и это спасло ему жизнь, они не видели, как он подошел к их лагерю, ведь всем известно -- не видишь того, за кем не следишь. Пак же к тому времени превзошел искусство оставаться недвижимым, и замер меж деревьев, а дым плыл мимо него, и Пак пошел на дым, не зная, с чем ему предстоит там встретиться, но понимая, что там, где дым, могут быть и люди. -- Нам, значит, предстоит сражаться с этими самыми дымными ребятами? -- снова перебил его Римо. -- Они что же, всегда прячутся за дымовой завесой? -- Нет, они сами часто превращаются в дым, -- тихо ответил Чиун. -- На Западе многие люди верят, что вампиры сосут кровь из горла жертвы, но это вовсе не так. Белые люди исказили древние легенды, которые принесли в Европу воины Чингисхана; а он, как знаешь ты, дошел только до Восточной Европы, и именно там распространились сказания о вурдалаках, сосущих кровь. Ибо поглощение крови есть не что иное, как религиозный ритуал. И те, кто совершает его, никогда не едят мяса, но лишь пьют кровь, а для этого вскрывают сердце жертвы и подвешивают тело над огромным медным сосудом, пока оно не становится отвратительно белым, белым, как сама смерть. -- Про "отвратительно белых" предлагаю закончить, -- нахмурился Римо. -- Но ведь не я избрал белый цвет цветом смерти -- это сделала сама природа, -- безучастно отозвался Чиун. Римо решил не замечать этой фразы, а Чиун принялся рассказывать, как все собравшиеся -- сначала мужчины, потом мальчики, затем девочки, женщины -- по очереди пили кровь из сосуда. После чего тело вываривали, пока мясо и жилы не отделялись от костей, и бросали мясо на съедение диким псам, жившим в этом лесу близ Шанхая. -- И Пак увидел, что кости лежали внутри выдолбленного ствола дерева -- и понял, что это жертва, дар предкам. И Пак понял, что эти... эти звери считали, что их предки, живущие в загробном мире, нуждаются в таких подношениях, и вскоре понадобится еще больше жертв, ведь умерших предков тоже с каждым годом становится больше. -- И Пак продолжал за ними следить -- а тем временем в лагере его дядя, обеспокоенный тем, что племянника долго нет, решил отправиться на его поиски. И Пак увидел, как его почтенный родственник вышел из-за деревьев, -- и в ту же минуту плечи его окутал дым, и Пак хотел предупредить дядю, но тут дым заговорил человеческим голосом, и голос спросил: "Могу ли войти?", и дядя, пораженный, лишь сказал "да", и тут дым превратился в человека, который нанес удар -- у этих людей были уже тогда эти их длинные смертоносные ногти. -- Но удар был не так силен и лишь ранил почтенного родственника Мастера, и тот, ибо он тоже владел Синанджу, возобладал над противником и немедленно уничтожил этого пожирателя крови. Но новое облако дыма возникло перед ним, и он пал жертвой множества смертельных ударов, разделивших его шейные позвонки. -- На следующий день у леса разбили свой лагерь еще двое храбрецов -- и это были брат и отец Пака. Пак, встретившись с ними, рассказал об увиденном и предложил всем троим атаковать врага. Но отец его, Ванг, -- конечно, не тот, великий -- настаивал на том, чтобы Пак лишь наблюдал за их борьбой с людьми дыма, ибо, даже если они проиграют, Пак будет знать все способы, которыми те могут убивать. Врага, известного тебе, победить вдвое легче. Атака же противника с флангов именуется окружением, а в центр расположения его -- прорывом. -- Бог мой, Чиун, ты до сих пор уверен, что я не знаю этого? -- вспылил Римо. -- Никогда и никому еще не могло повредить повторение основ мудрости. -- Да сколько же можно! -- И потому Пак вернулся в лес, и на следующий день отец и брат его пришли к тому месту и увидели дым, и осторожно приблизились, и отец его небрежно, словно отрабатывая удар, рассек мечом облако дыма. И тут воины Синанджу поняли, что пьющие кровь неуязвимы для оружия, когда превращаются в дым. -- И тогда они пошли дальше и увидели огромное дымное облако; и в один миг оно превратилось в вооруженных людей, числом семнадцать, и они приблизились к воинам Синанджу и спросили: "Можем ли войти?". И оба Мастера лишь кивнули, и враги напали на них, и каждый действовал мечом и смертоносным ногтем, и воины Синанджу поразили десятерых, но пали сами; а мы ассасины, а не солдаты, Римо, и смерть для нас -- не почет, и смертью не накормишь голодных детей Синанджу. И Пак теперь знал многое о том, как убивают пожиратели крови, но понимал, что еще больше ему предстоит узнать. Но на следующий день той же дорогой пришел к лесу его единственный сын, и хотя с невыносимой болью в сердце Пак заставил себя смотреть, как умирают его дядя, его брат и отец, он не смог бы вынести смерть на его глазах единственного сына. И тогда Пак вышел в самый центр сборища пожирателей крови, и рассмеялся им в лицо, и объявил, что он Мастер Синанджу, и настал их черед встретить смерть. Те же сказали, что им приходилось уже убивать мастеров Синанджу, но Пак возразил: то были лишь их слуги, и ваших убили они вдесятеро. И Пак сказал, что воины Синанджу знают давно все их хитрости с дымом и мерзкий обычай пить кровь, и потребовал, чтобы они тотчас же оставили лес и искали пристанища среди белых варваров на Западе или черных дикарей в жарких землях. Но они оспорили то, что он им сказал, и напали на него, и он убил многих, они же смогли лишь ранить его. И Пак не давал, невзирая на великую боль, жизни уйти из его тела -- и те поняли, что побеждены, и, взяв с собой свой медный сосуд и оружие, навсегда оставили лес, и, проходя мимо сына Мастера, низко кланялись ему, ибо Пак сказал им, что юноша, идущий по его следам -- наследник великих Мастеров Синанджу. И так в том лесу около города, который ныне именуют Шанхай, воины Синанджу получили знание о пожирателях крови -- как те движутся, как убивают, как справляют свой культ и как превращаются в дым, и еще о том, что ни один из них не может убить, пока не получит приглашения войти от своей жертвы. И тогда установилось перемирие. Такую вот историю рассказал Чиун Римо, и добавил, что с давних времен повелось считать, будто вскоре после того пожиратели крови вымерли. Но, продолжал он, смертельно раненый Пак успел рассказать своему сыну все, что Чиун передал сейчас Римо, -- но еще и предупредил юношу, что пожиратели крови не ведают страха смерти. -- Мы бы им могли устроить хорошую взбучку, -- хмыкнул Римо. -- Что?! -- возопил Чиун. -- Значит ли это, что я потерял полжизни, воспитывая футболиста, жонглера, клоуна?! Ты ассасин, а не шут, ты, комок белой грязи со свиными мозгами! -- Прости, -- Римо не на шутку пожалел о сказанном. -- Тебе нет прощения... Вот, теперь мы встретились с этими кровососами вновь. И сейчас у них наверняка есть такие новые способы, о которых мы еще ничего не знаем. -- Сделаем все от нас зависящее. И приглашать их войти уж точно не будем. Кстати, а что случилось с наместником императора? Ну, с тем, которого должен был освободить Пак? Чиун пожал плечами. -- Кто может уследить за всеми этими китайцами? Их так много. Виктория Вирджиния Энгус сидела на высоком табурете, напряженно вглядываясь в рабочую панель высившейся перед ней башни, состоявшей из миниатюрной телефонной станции. "Рай, штат Нью-Йорк". Цифры 914 были просто-напросто кодом этого региона. Наклонившись, Вики перевела переключатель в нижнее положение. Стерла записанное на дисках "Ханивелла". Встала и отправилась в столовую. Сев за столик, она заказала холодный сэндвич с ростбифом и горчицей; подумав, попросила полить его еще и кетчупом. И в ожидании заказа не переставая думала о том загадочном человеке, которого Чиун называл "императором". Он ведь был из города Рай, Нью-Йорк. Смерть отца... Чиун и Римо... Оказавшись дома. Вики начала поспешно укладывать рюкзак. Дверь открыл Римо, поскольку Чиун, сидевший прямо посреди их номера в мотеле на окраине города Фэйрфилд, штат Коннектикут, был занят сочинением очередной части своей великолепнейшей драмы, с невозмутимостью, мало напоминавшей о событиях минувшего вечера. Римо как раз ждал официанта, который должен был принести из ресторана заказанный рис, и, когда постучали в дверь, причин сомневаться в том, что это именно упомянутый официант, у него не было -- заказ Римо сделал уже минут сорок назад, а на кухне вечно уродуют его, как Бог черепаху. Либо они готовят рис с консервированным мясом, либо заливают его соусом, на девяносто процентов состоящим из двуокиси соды или какой-нибудь другой отравой, которую организм Римо просто не сможет вынести. Но запаха пищи или скрипа колес ресторанной тележки по ту сторону двери не было, и Римо открыл дверь левой рукой, пряча за спиной порезанную правую. Ворвавшись, словно вихрь, в комнату. Вики Энгус с разбега кинулась ему на шею. -- Римо, слава тебе, Господи, Римо, -- всхлипывала она, плотно прижимая к нему свою пышную грудь, которую с трудом прикрывала -- при отсутствии лифчика -- сатиновая рубашка. Уронив голову ему на плечо. Вики разрыдалась. -- Ну, ну, давай-ка успокоимся, -- приговаривал Римо, помогая Вик присесть на диван. -- Что случилось? Прикрыв лицо руками, Вики еще немножко поплакала, а затем, подняв голову, поглядела на дверь. -- Я... я была одна дома. И мне было так страшно одной, а потом я выглянула в окно и увидела... по-моему, я увидела... о, это было ужасно! -- Вскочив, она вновь вцепилась в Римо. -- Мне страшно даже подумать об этом! -- Успокойся же, -- повторил Римо, в то время как Вики уже распласталась по его телу и терлась бедрами о перед его штанов. -- Что там было такое? Тебе придется вспомнить, если хочешь, чтобы мы помогли тебе. -- Не оставляй меня, -- Вики всхлипнула. -- Не оставляй меня одну больше. -- Ее груди снова, как бомбы, обрушились на грудную клетку Римо. -- Не волнуйся. Теперь все будет в порядке. Присядь, я принесу тебе воды. Всхлипывания Вики начали понемногу стихать. -- Ну... ладно. -- Она следила, как в ванной Римо наливает из-под крана воду в стакан. А потом Вики заметила рядом с собой Чиуна -- и ей потребовалось ровно две секунды, чтобы придать лицу скорбное выражение и опять начать всхлипывать. -- Когда ты вошла, -- спросил Чиун, -- ты сказала "Римо, Римо, хвала небесам" или "Римо, Римо, слава тебе, Господи"? Вики беспомощно посмотрела на него. -- "Слава тебе, Господи", по-моему. -- Благодарю тебя, юная дева, -- снова сев на ковер, Чиун что-то вычеркнул в разостланном пергаменте и затем зацарапал по нему с удвоенной силой. Римо вышел из ванной со стаканом воды в руке и сел на кровать рядом с Вики. Взяв у него стакан. Вики пила воду маленькими глотками. -- Так что ты видела во дворе? -- спросил Римо. -- Или кого? Это были люди? -- Да, Римо. Люди. В нашем дворе. -- Их было много? Вида какого -- восточного? Сколько их было там? Трое? Четверо? -- По-моему, четверо. Было уже темно. И они были именно восточного вида, я в этом совершенно уверена. Ой, это было так страшно! Римо взглянул на Чиуна. -- Похоже, они теперь и за Вики охотятся. Чиун пожал плечами. -- Придется взять ее с нами в Хьюстон. Чиун повторил свой жест. В дверь постучали. Вики вскрикнула. Римо посмотрел на дверь. Чиун по-прежнему скреб пером по пергаменту. -- Ваш заказ, -- послышался из-за двери нерешительный голос. -- Скажи, чтобы они унесли его, -- не поднимая головы, заявил Чиун. -- Опять залили рис мясной подливкой. Глава седьмая Ровным, спокойным голосом главарь объяснял своим подчиненным, что им еще предстоит и что уже сделано. Нападение, сказал он, не провалилось, отнюдь -- оно было весьма успешным. Трижды кашлянув, главарь, повернув голову, сплюнул в пепельницу, стоявшую на окне номера на восемнадцатом этаже отеля "Шератон" -- Техас, город Хьюстон. -- Но мы потеряли троих наших лучших людей, -- сказал один из сидевших перед ним. Он говорил по-китайски. -- Но приобрели знание, -- возразил главный. -- Теперь мы лучше понимаем врага. Утраты жаль, -- добавил он, -- но она была необходимой. Скажите же, что удалось нам узнать? Молодой голос так же по-китайски доложил главному о нападении в "Митамейшн", и как тот белый по очереди вывел из строя троих лучших бойцов Веры. На улице в машине его ожидал, продолжал тот же молодой голос, человек с желтой кожей. -- С желтой кожей, -- прошептал главарь, поднося к лицу правую руку. Фаланга правого мизинца оказалась на уровне его груди, в то время как конец ногтя на указательном пальце -- в восемь дюймов длиной -- почти касался левой щеки говорившего. -- С желтой кожей и глазами стального цвета? -- Именно так, -- ответил голос. -- Я боялся этого, -- главарь опустил голову. -- Он пришел. Он все же пришел. -- Он опустил руку, и губы его зашевелились в беззвучной молитве. В такой позе он оставался несколько секунд -- затем резко вскинул седую голову. -- Вы заплатили остальным? -- Пикетчикам? Да, заплатили. -- Кто-нибудь из них знает о нас? -- Нет. -- Наши потери восполнены? -- То есть, наняли ли мы новых? Да, наняли. -- Зови остальных, -- приказал главарь. -- Час приближается. Откладывать больше нельзя. Мы должны сделать это. Молодой китаец вышел из комнаты, и главарь поднялся с кресла. Движения были медленными, как и его речь. Выпрямившись во весь рост -- чуть больше четырех футов -- он зашаркал по цветастому нейлоновому ковру, устилавшему пол номера, к окну; худая, покрытая пергаментной кожей рука отдернула тяжелые зеленые шторы. Комнату заполнил яркий солнечный свет. Хьюстон за окном словно висел в воздухе всей своей светло-серой громадой, невыносимо сверкавшей, как будто невидимая рука натерла сияющие квадраты небоскребов вазелином. Огромные машины, словно только что сошедшие с конвейера, подмигивали выстроившимся вдоль тротуаров угрюмым пыльным грузовикам; рабочие убирали с улиц разноцветные украшения -- праздник только что прошел, и в магазинах заканчивалась новогодняя распродажа. И жарко. В Техасе всегда жарко. Поэтому главарю это место нравилось больше, чем Коннектикут. Жара -- и ночью, и днем. Именно жара и нравилась ему, он мог ощущать ее. Почти видеть. Светло-голубой цвет оболочки его глаз резко контрастировал со зрачками -- большими, темными и совершенно неподвижными. Главарь был абсолютно слеп. Он услышал, как отворилась дверь. Значит, все уже собрались. -- Садитесь, -- главарь медленно произносил китайские слова. -- Садитесь, -- повторил по-английски один из пришедших. Главарь подождал, пока слух его не уловил звук движений двух тел, устраивавшихся в глубоких креслах. Задернув штору, он вернулся к месту, на котором сидел, отлично зная, что пути его не помешает ни неубранная вовремя чья-то нога, ни замешкавшееся в проходе тело. Опершись о резные подлокотники кресла, главарь откинулся на спинку, обтянутую ярко-алой материей с изображением танцующих зеленых драконов. -- Итак, Синанджу все-таки здесь, -- промолвил он. -- После многих веков снова пересеклись наши с ними дороги. -- Придется убить еще нескольких человек, -- английский вариант несколько отличался от сказанного. -- Мы не станем нападать первыми, -- продолжал главарь. -- Наша история говорит о множестве жертв, которые Вера понесла при попытке противостоять этим корейцам со стальными глазами. Этот же воин Синанджу опасен вдвойне -- с ним белый человек, в жилах которого течет кровь тигра. -- Нападать не будем, -- последовал перевод. -- Их можно уничтожить лишь поодиночке, -- кивнул головой главарь. -- Уничтожим по одному, -- повторил переводчик. Один из сидевших в креслах пошевелился и произнес: -- Без разницы. Перевод этой реплики, выданный молодым китайцем по знаку главаря, гласил: -- Тысяча извинений, мудрейший. Не говорите ли вы об одновременной атаке? -- Дурак, -- недовольно произнес главарь. -- Ты можешь биться головой о стену хоть целый день -- и она не дрогнет. Но вынь снизу один кирпич -- и через миг стена будет лежать в развалинах. -- Дурак, -- последовал перевод. -- Есть разница. Главарь услышал, как один из сидевших перед ним нетерпеливо заерзал в кресле. Затем раздался голос: -- Кончим их тем же способом? Новички вообще-то не понимают, для чего сдирать с каждого шкуру и вешать на дерево. Переводчик приложил все усилия. -- О, невежды, невежды, невежды, -- воздел руки главарь. -- Не вам и не мне менять наши обычаи. В них -- легенды. В них -- наша сила и мощь. Ибо с их помощью несем мы не только смерть жертвам, но и смертельный страх тем, кто еще остался в живых. Правая рука главаря мелко постукивала по подлокотнику. -- Мы -- последние из великих, и деяния наши воистину велики. Черная смерть, разившая Европу -- дело наших рук. Голод 1904 -- также дело рук бойцов Веры. Но сейчас, -- главарь откашлялся, -- сейчас нам надлежит вступить на путь, о котором говорится в нашем древнем пророчестве, и мы должны расчистить его для тех, кто идет следом. -- Старик говорит -- валяйте в том же духе, -- кратко пояснил переводчик. -- Достаточно. -- Главарь махнул рукой. -- Теперь обратитесь в слух и не полагайтесь только на свою память. Переводчик извлек ручку и блокнот, в который последующие десять минут переносил бисерным почерком каждое слово, срывавшееся с губ главного. -- И пусть люди будут готовы, -- закончил главарь. -- Пошли, -- кивнул переводчик. Главарь слышал, как двое встали с кресел; дверь распахнулась, затем снова захлопнулась. Он снова откинулся на спинку. Годы и колоссальное напряжение иссушили и ослабили его; он не мог позволить, разумеется, чтобы те трое это заметили, но это было так. Времена безвозвратно изменились. Новые последователи Веры соглашались теперь лишь за деньги исполнять вековой обряд. Не говорили на родном языке. Утратили способность изменяться и обращаться в иные предметы. Все это умел только он. Он один. Силы его на исходе. И это -- последний шанс. А он в том, чтобы следовать легенде, имя коей -- Последний порог. Медленными шагами главарь направился в противоположный угол комнаты, где стояла кровать, и в изнеможении опустил на матрац свое усталое тело. Несколько минут изучал оштукатуренный потолок. Сознание его затуманилось; он снова был там. Там, в деревне Тай-Пин, где прошли его лучшие годы. Он вспомнил золотые чертоги, построенные в знак признания могущества Веры и бога ее -- единственного истинного бога, властителя загробного мира, владыки перевоплощения. Он вспомнил своего наставника, духовного отца, который передал ему тайное знание о Последнем пороге. И, лежа на голубом с золотом покрывале кровати в номере отеля "Шератон", он вновь шептал те слова, что с того дня остались в его памяти. Средоточие всего есть желудок. В нем -- жизнь, и в нем -- смерть. Жизнь здесь начинается и кончается; здесь же живет душа. Вскрой его -- и ты уничтожишь жизнь. Жертва перешагнет тогда Последний порог. За которым не будет больше перевоплощений. И закрытый окажется путь к трону господа. Мы, люди Веры -- лишь хранители наших желудков, но мы шагаем по земле как бессмертные, с. нами -- покорность господу, в руках наших -- жизни смертных. Главарь вспомнил, как они умирали. Как ручьем вытекала кровь через перерезанные артерии. Как уходила из них сила жизни -- через продольный разрез в желудке. Затем, когда вместилище жизни разрушено -- снять кожу с тела... И последнее посвящение господу -- тело высоко в древесных ветвях, символ нашей мощи и нашей преданности. Наконец -- захоронение внутренностей. Последний порог. И так продолжалось тысячелетия. Еще до того, как Вера распространилась за пределы Китая -- в Румынию, Россию, Литву, Трансильванию -- легенды о них ходили по всей стране. Жуткие рассказы об их небывалой силе, об их способности превращаться в деревья и бестелесные существа, как чума, бродили между деревнями. Но затем, когда Вера покинула пределы родины... Жертвы множились, вера росла, но они потеряли легенду. Для белых они были не более чем маньяки-кровососы, красноглазые люди-карлики. Их запомнили как слуг дьявола, которые ночами прокрадывались в спальни и запускали клыки в трепещущую плоть юных дев. Жертвы множились, но была утеряна цель. Ряды их таяли -- один за другим соратники главаря освобождались от суеты мира. Бог вознаграждал их за труд, впереди их ждала вечная жизнь. До тех пор, пока не остался лишь последний из них -- он сам. И он ездил, выискивал, убивал и намечал новые жертвы, но этого было мало. Богу нужна была кровь. И в конце концов он оказался в Америке, самом чреве обезумевших мясоедов, убивавших свои желудки. И, призвав на помощь тысячелетние тайны Веры, он задумал последнюю, великую жертву, и ей должны были стать многие и многие тысячи. Но времена изменились, и он был немощен и стар, и бог поразил его слепотой в наказание. Украшениями золотых чертогов ему приходилось платить за кровь, и передавать секреты веры в руки непосвященных -- бог требовал жертв, а ряды преданных все таяли. И вот золота почти нет, но замысел близок к осуществлению. Скоро, скоро господь сможет оценить его труд. Он получит прощение, и воссоединится с ушедшими в вечной жизни. Но сначала нужно покончить с Синанджу. Заставить белого и корейца со стальным взглядом перешагнуть Последний порог. Многие века длилось между ними перемирие, чтобы закончиться именно сегодня. Глава восьмая -- Для чего ты носишь этот дурацкий костюм? Вики Энгус посмотрела на свое голубое мини-платье с золотой нашивкой на рукаве, затем -- с обидой -- на Римо. -- Почему это дурацкий? Это форма лейтенанта Звездной экспедиции. Я всегда ношу ее, когда летаю. -- Ты, значит, тоже из этих, -- кивнул Римо. -- Из этих? -- Ну... звезданутых. -- Звездных! -- сердито поправила его Вики. -- Но я не люблю, когда меня называют так. А теперь тихо, я буду выводить корабль на околопланетную орбиту. Вики несколько раз нажала на пустой пластиковый поднос от завтрака, издавая бибикающие звуки. Владелец фабрики унитазных сидений, занимавший кресло через проход от Вики, привлеченный необычным шумом, поднял голову. -- Координаты посадки введены! -- произнесла Вики. В динамике над ее головой раздалось гудение, а затем послышался голос стюардессы: -- Прошу всех пристегнуть ремни. Через несколько минут наш самолет совершит посадку в Хьюстоне. Расцепив скрещенные ноги, Вики застегнула ремень, при этом юбка ее поднялась еще на сантиметр. Владелец фабрики унитазных сидений опустил журнал, чтобы не упустить редкостное зрелище. Несколько минут спустя самолет, коснувшись колесами посадочной полосы, заскользил к зданию аэропорта. Голос в динамике выразил надежду, что пассажирам полет понравился. Подпрыгивая на сиденье. Вики громким голосом отдавала приказания штурману космического корабля. Владелец фабрики сидений, слегка привстав, страдальчески поднял брови. -- И почему это у самых клевых телок всегда не в порядке мозги? -- вполголоса пожаловался он, ни к кому, впрочем, не обращаясь. Привстав с сиденья. Вики потянулась за лежавшей на верхней полке багажной сумке с серебристой эмблемой Межпланетной федерации -- созвездие в окружении двух туманных силуэтов. Головы всей мужской части салона, как по команде, повернулись в ее сторону. Из глоток вырвался общий разочарованный вздох, когда обзор загородил внезапно появившийся рядом маленький азиат в желтом кимоно. Римо, Чиун и Вики пошли по салону к выходу; улыбающаяся стюардесса пригласила их снова воспользоваться услугами их компании. -- Спасибо, -- кивнула ей Вики. -- Экипаж! Приготовиться к высадке! Худенькая плоскогрудая стюардесса с недоумением наблюдала, как Вики медленно спускается вниз по трапу, сопровождая каждый шаг хлюпающими звуками. За ней мелкими шажками спускался Чиун. -- Эти двое что, вместе? -- спросила она у чуть отставшего от них темноволосого молодого человека. -- Да, -- кивнул Римо. -- Это капитан Джерки и мистер Шмук. -- Похоже на то, -- согласилась стюардесса. Сев на рейсовый автобус, Римо, Чиун и Вики отправились в центр города. Пассажирами, сидевшими напротив них в салоне, оказались толстая белая матрона, изо всех сил прижимавшая ребенка к обширной груди, и некто Делавар Торрингтон-младший, известный его современникам как ДТ-2. Как раз в этот момент ДТ-2, прижимая к уху приемник, наслаждался очередным поп-шлягером на такой громкости, что рев двигателей "Конкорда" показался бы рядом с ней чем-то вроде шума воды в ванной. В процессе этого Делавар Торрингтон-младший сползал все ниже и ниже по сиденью, стараясь проникнуть взглядом под юбку Вики. -- У-ух, мамочка! -- присвистнул он. Поймав его взгляд. Вики плотно сжала колени и ближе придвинулась к Римо. Римо же в данный момент всецело был занят мыслями о сиденье, находящемся под ним. Он плотно уперся подошвами в пол и, когда водитель запустил мотор, слегка приподнялся над сиденьем. Задержав дыхание, Римо оторвал от пола обе ноги. Тело его зависло в трех дюймах над сиденьем. Автобус тронулся; Чиун, сидевший рядом с Римо, кивнул. Медленно выдохнув, Римо опустился обратно. Кроме Чиуна, его странных упражнений не видел никто; для Чиуна же это была обычная утренняя гимнастика. Вики сжала предплечье Римо. -- Вон тот тип глазеет на меня! -- Рассей его своим бластером, -- посоветовал Римо. Засунув кепку под мышку, Делавар Торрингтон одарил Вики сальной улыбкой; в это время вой приемника разбудил ребенка, спавшего на руках у толстой матроны. Еще не проснувшись, дитя начало всхлипывать. Снова оскалившись, ДТ-2 подвинулся к Вики. Привстав, Римо наклонился к нему. -- Тебе чего надо? -- Да не тебя! -- проорал ему в ухо ДТ, стараясь перекрыть барабанную дробь из динамика. -- А вот ее! -- Простите, сэр, -- Римо покачал головой. -- Но ее сердце уже отдано Звездной команде. -- Никогда не слыхал о такой, -- замотал головой ДТ. -- Че играют? -- Ничего особенно интересного для вас, -- ответил Римо. -- В основном музыку. -- Не гони фуфло, мурло, -- рифма привела ДТ-младшего в такой восторг, что, громко топнув подошвами по полу автобуса, он, откинувшись назад, визгливо закудахтал. Ребенок на руках женщины, окончательно проснувшись, заорал громче, чем саксофоны в приемнике, которые, надрываясь, выдували концовку. Толстая соседка спросила у ДТ, нельзя ли немного приглушить музыку. -- И так ни фига не слышно, толстуха! -- презрительно бросил ей Торрингтон. -- Тогда сделаем погромче, -- предложил Римо. -- Чтобы ты наконец услышал ее как следует. Рука Римо, протянувшись вперед, с треском прижала магнитолу к голове любителя музыки. Динамик ДТ выдавил ухом -- но вот кассетный отсек ему пришлось вышибать уже челюстью. Посыпавшиеся из задней стенки лампы и транзисторы освободили место для косматой головы; в задней части автобуса внезапно воцарилась тишина, которую нарушало лишь редкое позвякивание стекол. Римо потянул за шнурок звонка -- и водитель остановился, чтобы выпустить из дверей странного человека с магнитолой, которую он держал почему-то между ушей. Позже в кругу друзей Делавар Торрингтон не раз изумлялся, как пластмассовый корпус приемника смог сохранить четкие очертания его головы. Происшедшее немало потрясло его, и новую магнитолу он отважился спереть только через неделю. Успокаивая плачущего младенца, толстая женщина кинула на Римо благодарный взгляд и, как бы извиняясь, пробормотала: -- Хьюстон уже не тот, что в прежние времена. -- Ничто не вечно, -- согласился с ней Римо. -- А как ты это сделал? -- спросила Вики, когда Римо сел наконец рядом с ней на свое место. Этот вопрос не сходил у нее с языка все то время, пока, сойдя с автобуса, они регистрировались в хьюстонском "Хилтоне", поднимались наверх и Римо вел Вики к ее комнате. "Как ты сделал это?" -- Достань какое-нибудь радио -- и я тебе покажу, -- пообещал Римо. -- Не зайдешь ко мне? -- многозначительным тоном спросила Вики. Римо взглянул на нее, поскреб рукой подбородок, и, подумав несколько секунд, решительно мотнул головой: -- Нет. -- Римо, -- послышался из открытой двери соседней комнаты голос Чиуна. -- Иди сюда. Настало время поговорить о душе после долгой дороги. -- Иду к тебе, -- Римо протянул руки к Вики. Слушать в пятнадцатый раз рассказы Чиуна о том, как после пореза его внутреннее "я" вышло из его тела -- пообедать, наверное -- было выше его сил. -- Я знала, что в конце концов моя возьмет! -- торжествующе улыбнулась Вики. -- Как скажешь, -- приложил руки к груди Римо. Отойдя от двери. Вики вошла в комнату и улеглась на узкую одноместную кровать. Подняв юбку, она медленным движением от подъема к бедру расправила колготки -- сначала на правой, потом на левой ноге. Сняла кожаные сапоги -- тоже медленно, лаская черную кожу, сладострастно поскрипывавшую под ее пальцами. Снова разгладила колготки -- от носка до самого пояса. Римо, прислонившийся к бюро, стоявшему в комнате, смотрел не нее так, словно перед ним был механик на автозаправке, менявший шину. -- Ой, как хорошо, -- промурлыкала Вики, потягиваясь и поднимая над головой руки, отчего юбка ее вообще утратила всякий смысл. -- Ну, иди сюда. Садись и расскажи мне все-все о себе. -- Да рассказывать особенно нечего, -- состроил гримасу Римо. Он сделал шаг в сторону кровати, и тут Вики, молниеносным движением схватив его за запястье, притянула его к себе. -- Мы будем ждать здесь твоего друга? -- томно спросила она, глядя ему в глаза. -- Какого друга? -- не понял Римо. -- Ну, того, которого Чиун зовет императором. -- Нет, -- ответил Римо. -- Он не любит выходить из дому. -- Жаль. Он вроде бы симпатичный. -- Разумеется, -- согласился Римо. -- Сочетает обаяние точилки для карандашей с отзывчивостью канцелярской скрепки. -- Оторвавшись наконец от Вики, он присел на краешек кровати рядом с ней. -- Как ты думаешь, кто убил твоего отца? -- спросил он. Лицо Вики словно закрылось -- так опускается занавес после неудачного представления. Но лишь на секунду; глаза ее сузились, и она нервно облизала губы. -- Мм-х, -- промычав таким образом, она встала на колени. -- Это не ответ, -- попенял ей Римо. -- Интересный вопрос, -- выдавила Вики, потирая обеими руками грудь. -- Думаешь, я знаю? Тело Римо не двигалось, но кисть его проворно скользнула между ее колен. -- Должна же быть какая-то причина. -- Откуда мне знать, ка... -- Вики выгнула спину, запрокинув голову к потолку и раскачиваясь в такт движениям руки Римо. -- А мать или отец никогда не говорили тебе ничего, что могло бы послужить какой-то зацепкой? -- стащив с нее колготки, Римо уложил Вики на кровать. -- Нет. Нет... ничего... -- задыхалась Вики. -- Ну, может, хоть что-нибудь, -- настаивал Римо, располагаясь поверх нее. Медленными, плавными движениями своего тела Римо вверг ее в состояние галактического межзвездного оргазма; и еще, и еще раз, и наконец, они с трудом оторвались друг от друга. -- Ууууф! -- выдохнула Вики. -- Вот это... это... это да. -- Утерев с лица слезы и пот со лба, она привычным движением расправила платье. Поднявшись, она повернулась к Римо и сделала знак левой рукой -- "вилку" между средним и безымянным пальцами. -- Это приветствие планеты Вулкан, -- пояснила она. -- Оно означает "Живи долго и счастливо"! Римо поднял сложенные вместе три пальца правой руки. -- Это приветствие бойскаутов, -- сказал он. -- Означает "будь готова"! И повернулся к двери. -- Римо... -- Да? -- Чиун... ты его хорошо знаешь? Римо следил, как Вики, достав из сумки светло-зеленый купальный халат, изящным движением накинула его на плечи. -- Знаю достаточно хорошо. А в чем дело? -- Он тут рассказал мне кое-что... насчет того, чем он занимается. Римо рассмеялся. -- Занимается он тем, что строчит мыльные оперы, старается всячески принизить белых людей и сходит с ума от сладкоголосых идиотов с телевидения. -- Нет. Он говорил об убийствах. Прошу тебя, Римо, будь осторожнее. -- Римо моргнул. -- Я боюсь его. По-моему, он у тебя за спиной замышляет что-то. В ответ Римо покачал головой и вышел. Вики улыбнулась про себя. Значит, того, кого они называют "императором", в Хьюстоне не будет. Ничего, сначала она убьет Римо и Чиуна. А потом уже доберется и до третьего. Сидя у себя в номере отеля, Чарли Ко ждал, пока перед ним рассядутся пришедшие. Потягивая из пластикового стакана водку с апельсиновым соком, он следил, чтобы конец ногтя на указательном пальце не оказывался слишком близко от его лица. Чарли Ко был прирожденным лидером. И он сам знал это уже тогда, когда уводил прогуливать уроки одноклассников по нью-йоркской школе. Знал это, когда был подростком и руководимая им шайка "Дьявольские драконы" за три года сумела далеко обойти всех конкурентов в китайском квартале. И знал уже молодым человеком, когда на окружных съездах вербовал студентов в ряды Демократической партии. В ремесле Чарли превзошел самого себя. По всему восточному побережью было известно -- если желаешь чью-то голову, иди к Чарли Ко. Но давно канули в Лету те благословенные деньки, когда он был бесшабашным студентом колледжа и делал это бесплатно. Человек, на тыльной стороне браслета которого красовалось изрядное количество черепов, приобретший богатейший опыт в уличных схватках и студенческих беспорядках, просто не мог далее оставаться на любительском уровне. Нужно было объединяться, расти и коммерциализироваться. Поэтому Чарли вступил в долю с тремя своими лучшими дружками из "Дьявольских драконов" и отправился искать нанимателя. От разгона демонстраций они вскоре перешли к более тонкому ремеслу телохранителей, от него -- к разного рода нелегальным операциям, а от них -- к наемным убийствам. А те, в свою очередь, привели их к обслуживанию "особых заданий", и вырученный барыш позволили Чарли снять офис на нью-йоркской Лексингтон-авеню, что окончательно подтвердило их репутацию лучших из лучших -- и вот теперь Чарли сидел в хьюстонском "Шератоне", оглядывая рассевшихся перед ним сомнительных типов. Потому что три его товарища нашли свою смерть в одно прекрасное утро в здании компании "Митамейшн", что в городе Уэстпорт, штат Коннектикут. А именно они были ушами, глазами и правой рукой Чарли Ко. Именно они ездили и летали по всей стране, сообщая ему о подходящих случаях и возможных жертвах. Они и занимались потом самими этими жертвами. И они придавали делу такой вид, будто смерть каждой из них -- реакция на прививку от свиного гриппа. Но теперь это все было в прошлом. И теперь Чарли нужно было осуществить приказы главаря, имея в распоряжении лишь команду зеленых новобранцев. Зеленых, неопытных, но, к счастью, жаждавших крови. -- О'кей, -- кивнул Чарли, ставя на стол полупустой пластиковый стакан и вытирая с полной нижней губы капли любимого им напитка. -- Начнем, наверное. Ят-Сен, Шэнь Ва, Эдди Кенлай, Глюк и Стайнберг, развалившиеся в вольготных позах в креслах, на софе и на кровати, зашевелились и дружно приняли деловой вид. Взяв с бюро пачку фирменных бланков "Шератона", Чарли раздал листки всем сидевшим и снова потянулся к стакану. -- Это -- наш новый план операции. Ответом было общее разочарованное мычание. -- Опять? -- скривился Эдди Кенлай, которого Чарли нанял раньше других. -- Это же уже четвертый за этот месяц. Чарли пожал плечами. -- Либо ты контролируешь ситуацию, либо она контролирует тебя. Пока нерадивые рекруты разбирались в плане, Чарли внимательно изучал ноготь указательного пальца на правой руке. Этими штуковинами его и партнеров снабдили в самом начале, когда они только взялись за это задание. Чего только не вытерпишь из любви к искусству, подумал Чарли. Каждое утро точить и полировать намертво прикрепленное к пальцу лезвие, которое и так было острым до того, что могло без труда резать бумагу. Три раза в день пить микстуру из витаминов и желе, чтобы его собственные ногти тоже стали крепкие. Каждый вечер упражняться в быстроте и ловкости -- сейчас он без труда поддевал концом ногтя подброшенные в воздух оливки. Но в принципе, результат стоил того. Того, что он получал за эту работу, будет достаточно, чтобы содержать его жену, любовницу, адвоката, агента, машину, контору и весь персонал как минимум два года. И если все пройдет нормально... а почему нет, собственно? Зависит-то все от него. Так вот, если все пройдет нормально, ему светит нечто весьма заманчивое -- часть совокупной собственности того, что когда-то было Соединенными Штатами. Чарли облизнул пересохшие губы. Похоже, близка наконец к свершению его давняя детская мечта. Родившаяся, когда он сидел после уроков в грязном классе нью-йоркской школы и ждал, когда войдет этот тупоголовый садист, которого почему-то называли заместителем директора, что-то гавкнет ему, а затем прищемит пальцы крышкой от парты или начнет колотить толстенной пластиковой линейкой по голове. Чарли хотелось в эти минуты стать могучим, как Кинг-Конг, и свирепым, как Годзилла, и разгрохать всю эту проклятую страну ко всем чертям. Заместитель директора свое получил -- его нашли однажды вечером с перерезанным горлом недалеко от ресторана в китайском квартале, где он собирался отужинать; а вот страной еще предстояло заняться. Он и займется. В самом скором времени. Шэнь Ва вопросительно глядел на Чарли, тыча пальцем в нижнюю часть листка. Дотянувшись до бара, Чарли наколол на кончик ногтя ломтик лимона и вишню с блюдца, а затем аккуратно стряхнул все это в стакан. -- В чем дело? -- Да вот тут, внизу. Нам что, еще двоих убирать придется? -- Точно. Отловить по одному и убрать. В точности, как написано. Как было с тем козлом и его бабой. Ят-Сен, задавший следующий вопрос, до сих пор не избавился от густого китайского акцента. -- Долены убить их тот се способ? -- Главный хочет, чтобы именно так, -- подтвердил Чарли. -- Нелься сытрелять? -- Нет. -- Всырывать? -- Нет. --