твах и всяких таких вещах, но в конце концов, свои права есть и у нее тоже. И помогала она, надо отдать ей должное, как могла - связалась со Службой безопасности, договорилась с заместителем ее начальника о приеме, и они все втроем прибыли в Вашингтон, и сейчас собираются встретиться с этим самым заместителем и задать ему пару вопросов. Важных вопросов. Виола Пумбс уже знала, что они важные - ей заранее объяснили, что она все равно в них ничего не поймет. Это могло означать лишь две вещи: либо они не хотят говорить ей, в чем дело - либо она действительно ничего не сможет понять. Она вообще мало что понимала, но твердо знала, одно: если попросить мужчину о чем-нибудь, пока он весь дрожит от желания - он ни за что и ни в чем не откажет; зато потом, когда он удовлетворен и чувствует себя прекрасно, просить у него что-нибудь - дело гиблое. Подобная душевная простота принесла Виоле Пумбс в ее двадцать четыре года семьдесят восемь тысяч в будущем пенсионном фонде, три тысячи в акциях "Филипс Додж", восемь с лишним тысяч на текущем счету и по меньшей мере четырнадцать тысяч в год от американских налогоплательщиков. Ей удалось совершенно правильно рассчитать, что ее лучшие годы приходятся на промежуток между нынешним возрастом и цифрой "тридцать" - и именно в этот промежуток придется как-то научиться обращаться с данным ей от природы серым веществом. Если, конечно, она не выйдет успешно замуж. Но в наши дни это, увы, отнюдь не легко - особенно если учесть, что предпочтителен жених, зарабатывающий несколько больше, чем сама мисс Виола. И сейчас, пока ни один из ее новоявленных друзей не переступил еще порога заместителя начальника Службы, она собиралась позвонить своему шефу - председателю президентской комиссии. - Привет, Пупси! - взвизгнула она, когда секретарша наконец соединила ее с кабинетом. Секретарша шефа уже несколько месяцев пыталась освоить навыки управления телефоном, но каждый раз, когда она уже была близка к заветной цели, приходило время брать отпуск для подготовки к очередному конкурсу - на будущий год секретарша надеялась получить титул Мисс Индианы. - Я в Вашингтоне, милый, - прощебетала Виола. - Черт, ты не должна здесь быть! Мы ведь договорились встретиться в этот уик-энд в Миннеаполисе. Ты хоть помнишь, в чем дело? Ну, насчет того, что убийство этого Уолгрина как-то связано с угрозами в адрес президента? Я ведь за этим тебя и послал туда! - О, да, да, милый, я все расследую. И благодаря мне ты скоро прославишься! Ты будешь знать все-все, что только есть об убийствах! - Я хочу знать только одно - как бы выбить побольше деньжат для нашей комиссии. - А на убийствах можно заработать? - спросила Виола. - Целое состояние. Ты что, не читаешь книжек и не смотришь детективов по телевизору? - А сколько именно? - пожелала уточнить мисс Виола. - Ах, оставь, - досадливо поморщился на том конце провода конгрессмен Крил. - Возвращайся обратно в Миннеаполис и следи за домом. Или не следи. Но сиди там, пока я сам не приеду. - Ну так сколько все-таки? С подобной темы Виолу было нелегко сбить. - Понятия не имею. Я слышал, что один парень только что получил триста тысяч от издателя за свою книжку - "Вопль о пощаде", кажется. Это про то, как продажные американские чиновники инспирируют убийства, моя дорогая. - Ты сказал - триста тысяч долларов? - медленно повторила Виола. - Ну да. Давай, детка, возвращайся в Миннеаполис. - А в мягкой или твердой обложке? - вопросы посыпались из Виолы, как из мешка. - У кого осталось право на перевод? И на экранизацию? Плата за телеверсию была тоже оговорена в контракте? И... и гонорары от читательских клубов - был там этот пункт или нет? - Да не знаю я! Когда речь заходит о его величестве долларе, ты словно с цепи срываешься, детка! Ты просто маленькая жадина. Виола. Виола! Виола!! Где ты? Под звуки своего имени, рвущегося из трубки с разными интонациями, Виола Пумбс медленно нажала на рычаг. Выйдя из телефонной будки в здании Министерства финансов, она направилась прямо к ожидавшему в вестибюле маленькому милому азиату и наградила его звонкими поцелуями в обе морщинистые щеки. - Не следует до меня дотрагиваться, - поморщился Чиун. - Если уж тебе непременно хочется трогать, трогай вот этого. - Он указал на Римо. - Он это любит. - Вы уже готовы, мисс Пумбс? - тяжко вздохнув, спросил Римо. - Готова, - кивнула Виола. - Первое, что ты должна запомнить, дитя мое, - вещал Чиун, пока они шли к лифту, - что само по себе убийство пользуется дурной славой в этой стране, потому что здесь всем заправляют любители. Именно они, с их жаждой убивать без разбора и четких условий, представляют позор любой нации. Я говорю это тебе для того, чтобы ты рассказала все слово в слово своей Комиссии и они узнали наконец правду - ибо я опасаюсь, что если что-то не сладится, обвинение падет на меня. А не сладится ничего - потому что мне так и не дали руководить этим делом. - Чиун, - попросил Римо, - заканчивай, а? Заместитель директора Службы безопасности отвечал непосредственно за охрану президента. Он никогда никого не принимал в своем кабинете - потому что там хранились списки тех, кто отвечал за охрану Белого дома, охрану президента в официальных поездках, на отдыхе и, что хуже всего - во время публичных выступлений. Заместителю директора было сорок два года; выглядел он на шестьдесят с хвостиком. Седые волосы, глубокие морщины на щеках и вокруг рта, темные набрякшие мешки под глазами, в которых застыло выражение затаенного ужаса. Разговаривая, он то и дело подносил к губам стакан с разведенным "Алка-зельцером", которым запивал желудочные таблетки. Они единственные могли справиться с тем количеством сока, которое вырабатывал его давно расстроившийся пищеварительный тракт. Борьба с этой жидкостью давно превратилась в навязчивую идею; и если другие мужчины его возраста просыпались среди ночи, разбуженные желанием бежать в туалет - он в этих случаях тянулся к столику с таблетками. Вообще спал урывками, редко. Когда он только получил должность ответственного за охрану президента, то впервые обратился к ведомственному врачу с жалобой на нервное расстройство. На что доктор ответил, что состояние его куда лучше, чем у его предшественников, и что ему повезло - с этого года вводится новый стандарт на нервные расстройства. - Новый стандарт? - переспросил заместитель начальника. - И какой же? - Признаки нервного расстройства считаются несомненными, если вы начнете кромсать себе щеки ножом для бумаг. Притом если пострадает не только верхний слой кожи, но и мягкие ткани и кость. А парень, что сидел тут до вас, сжевал свои зубы до десен. Так что, когда в его кабинете появились фигуристая блондинка, пожилой азиат и невысокий парень в черной майке и серых слаксах, который тут же развалился в кресле самым непринужденным образом, весь стол уже был завален пустыми пакетиками от желудочного зелья. - Мне кажется, - начал Римо, - что существует связь между смертью бизнесмена из Миннеаполиса в результате взрыва в Солнечной долине и угрозами в адрес президента Соединенных Штатов Америки. Заместитель начальника Службы кивнул, вытирая носовым платком губы - горький вкус желчи уже начал ощущаться во рту. Сделав большой глоток "Алка-зельца", он проглотил целиком облатку желудочных пилюль. Появилось ощущение, что его кишки жарят на сильном огне в подсолнечном масле. Кажется, полегчало, удовлетворенно подумал он. - Притом прямая связь. Поэтому мы и волнуемся. Способ, которым был убит Уолгрин, заставляет нас предположить, что мы имеем дело с профессионалом - возможно лучшим в своей области. - Вовсе нет. Лучшие на вашей стороне, - заверил Чиун. - Простите?.. - Нет, нет, ничего, - поспешил Римо. - Не обращайте внимания. - А вы действительно... из президентской КОЗы? Виола Пумбс продемонстрировала ему свое удостоверение. Заместитель начальника Службы вновь закивал головой в такт пищеварительным процессам. - Ну, хорошо. Значит, прямая связь. Абсолютно прямая. И если бы не президент Соединенных Штатов, Уолгрин и его супруга были бы живы сейчас. Я правильно понял вас, джентльмены? - Боюсь, - признался Римо, - что не совсем понял я. - Объясните, - попросила Виола. - Нечего тут объяснять, - встрял Чиун. - И так все понятно. - Вам понятно? А как же вы догадались? - изумился заместитель начальника. - Нечто подобное происходит каждые сто лет, - с презрением отмахнулся Чиун. И по-корейски объяснил Римо, что это - вариант все той же истории. Притчи о яме. Если кто-то хотел не убивать, а лишь устрашить императора, то выбирал себе хорошо защищенную жертву - и лишал ее жизни. Мастера Синанджу не занимались этим - убивать посторонних не входило в их правила, а получать деньги задаром вообще считалось постыдным - это расхолаживало, в членах появлялась слабость, а от слабости до смерти, как известно, один шаг. Римо кивнул. По-корейски он понимал неплохо - правда, только северный диалект Синанджу, дальше дело пока не шло. - Простите, что он... что он сказал? - заморгал глазами заместитель начальника. - Он сказал, что кому-то, видимо, нужны деньги. - Абсолютно верно - но как, ради Бога, как он узнал?! - Старый трюк, - отмахнулся Римо. - А сколько и кому именно, если не секрет? - Это-то как раз и секрет... Выплаты производились обычно с ведома президента - а наш новый хозяин просто не понял, в чем дело, и велел остановить платежи. Подобное случалось и раньше, при других президентах, но тех мы хотя бы могли убедить нас выслушать. А нынешний не слушает никого и ничего; у меня, говорит, есть заботы поважнее - судьбы страны и все такое прочее. - Вы сказали, что такое случалось и раньше. Когда именно? - спросил Римо. - Они угрожали президенту. Бывшему, я имею в виду. Тогда они дали той сумасшедшей бабе пушку сорок пятого калибра и научили ее, как подобраться поближе к трибуне. Это не сработало, тогда они подослали еще одну и передали, что если и эта провалится, они подготовят третью - и мы, вы понимаете, сочли за лучшее заплатить. - И как долго все это продолжается? - С того года, как убили Кеннеди. Когда кончились старые добрые времена... - Заместитель начальника поднес трясущимися руками к губам стакан и залпом выпил остаток жидкости. Он специально заказывал себе серые рубашки с разводами - чтобы пятна от "Зельцера" и просыпавшегося желудочного порошка были не так заметны. - Стеречь президента - все равно что спать на мине замедленного действия, - опустив глаза выдавил он. - Ну ладно, - Римо кивнул. - Допустим, президент велел остановить выплаты. Что же из этого получилось? - Нас предупредили, что жизнь президента в опасности. - Каким же образом вас предупредили? - Телефонный звонок. Мужской голос. Резкий. По-моему, южный акцент. Лет сорока-пятидесяти, кто такой - понятия не имею. - Начните выплачивать снова. Это должно остановить его. - Об этом мы уже думали. Но как выйти с ним на связь - вот в чем загвоздка. А может, он уже принял решение, и президенту осталось жить полчаса? Что у него в голове - кто знает? Решил выпустить джинна, так сказать. - У вас есть какие-нибудь причины так думать? - Только одна. Когда он звонил, то сказал, что перед тем, как убить президента, убьет еще кого-нибудь - в качестве демонстрации. - И выбрал Уолгрина, - задумчиво кивнул Римо. - Ну да, - обреченно кивнул хозяин кабинета. - А кем раньше был Уолгрин - вы знаете? - Бизнесменом. - И бывшим сотрудником Службы безопасности. И уже после ухода в отставку ему снова пришлось поработать на нее - выполнить спецзадание. - Какое именно? - Доставить по адресу деньги - чтобы предотвратить покушение... покушение на президента, - хозяин кабинета как-то обмяк. - И его смерть - это не просто демонстрация убийцей своей силы. Ведь он убрал как раз того, кто привозил ему деньги - вот что пугает меня. Словно он пытается показать нам, что денег у него уже достаточно - и они ему больше не нужны, а нужна ему жизнь президента. Заместитель начальника снова по привычке потянулся к стакану с "Алка-зельцером". Чиун быстрым движением выхватил стакан из его руки. - Остановись, о глупец! Взгляни, что ты с собой делаешь! Губы сидевшего за столом затряслись. - Это не я. Это моя работа. - Нет, ты сам! И я сейчас докажу это, - Чиун сердито втянул голову в плечи. - Если умрет кто-то из твоих домашних, будешь ты вот так трястись? - За жизнь своей семьи я не отвечаю. - Отвечаешь - только не знаешь этого! А про работу свою ты знаешь, что она мало того что важная, но и трудная сверх всякой меры - оттого-то и изводишь себя! Слышишь? Ты, именно ты сам себя изводишь! - И как мне избавиться от этого? - Пойми наконец, что нельзя предусмотреть все, а главное - думай о президенте, как... как о яйце в курятнике! Ты ведь тоже стерег бы яйца, чтобы их не стащила кошка, но вряд ли сходил бы из-за них с ума - не правда ли? Неожиданно заместитель начальника Службы почувствовал, что его организм справился с химической атакой на желудок. А может, и в самом деле, президент - это не более чем яйцо... и тут он ощутил такое невероятное облегчение, какого давно уже не в силах были дать ему никакие таблетки. Ни с чем не сравнимое чувство полного покоя - а ведь всего-то надо было заставить себя перестать беспокоиться. Виола Пумбс давно уже потеряла нить разговора Римо с хозяином кабинета, и бросила делать пометки в заигранном у кого-то блокноте одолженным еще у кого-то карандашом. - Что, президент может умереть? Интересно, не успеет ли она написать книгу, предсказывающую это событие. Может, ей даже удалось бы описать в точности, как все это произойдет. Еще пару эротических эпизодов... Ой, она и сама может сфотографироваться голой на разворот! Или на суперобложку. Только как увязать ее голое изображение с президентом, человеком скромным и набожным? А, но она же сама и напишет книжку. Вот она и связь. Издатели ведь очень часто украшают обложку портретом автора. И потом, мужчинам вообще редко требуется какой-то особый повод для того, чтобы пялиться на обнаженную женскую задницу. А у нее - Виола Пумбс знала - было что обнажать. Вопрос мисс Виолы немедленно вызвал в мозгу у заместителя видение усопшего президента, и он снова потянулся за бутылью с "зельцером". Привычное движение руки остановил, однако, длинный лакированный ноготь. - Всего лишь яйцо. И беспокойство ничуть не поможет. Может лишь повредить. Яйцо в курятнике, - вещал скрипучий голос Чиуна. Перед глазами заместителя встало яйцо, вдребезги разбитое пулей снайпера, размазанное по стенке из сорок пятого калибра... Горящее яйцо... Яйцо взорванное... Ну да - яичница! Или сырники с яйцом. И кому вообще нужны эти яйца? Заместитель почувствовал себя лучше. Да какое там - просто здорово! - Простите, мистер, как мне благодарить вас?! - Остановить глупую ложь, распространяемую о Доме Синанджу! - О Доме Синанджу? Но я, по-моему, ничего об этом не говорил. И потом, это, кажется, какая-то легенда... - Никакая не легенда. Это союз самых мудрых, ловких и благородных ассасинов на этой грешной земле. Поэтому, называя каких-то проходимцев "лучшими в этой области", вы оскорбляете тех, кто действительно заслуживает этого звания. Знаешь ли ты, о трясущийся белый человек, что Дом Синанджу может с легкостью поставить на Колени этих "лучших"? Возможно ли, спрашиваю я тебя, сравнивать сточную канаву с океаном? И как можно сравнить этих безумных молокососов со средоточием величайшей мудрости? - Скажите, кто вы, сэр? - глаза хозяина все еще застилали слезы благодарности. - Беспристрастный свидетель, - угрюмо сообщил Чиун. - Скромный защитник правды и справедливости. От своего угрюмого вида Чиун не пожелал избавиться и за стенами кабинета. Отстав от мисс Виолы Пумбс на некоторое расстояние, чтобы она не могла услышать его, Чиун, повернувшись к Римо, сказал вполголоса: - Тучи сгущаются. Нам нужно уходить. Беда уже на пороге. Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Римо удивленно посмотрел на него. - Римо, мы не можем допустить, чтобы Дом Синанджу покрыл себя пятном неминуемого позора. Что подумает мир, если ваш президент будет в один прекрасный день разрезан на кусочки, или взорван вместе с домом, или убит выстрелом в голову - и окажется, что Дом Синанджу не только не участвовал в этом, но наоборот, обязался оберегать его?! Это невозможно, Римо. Государства возникают и разрушаются, но от этого не должна страдать слава Дома Синанджу. - Чиун, во всем мире едва ли наберется пятьдесят человек, когда-либо слышавших о Доме Синанджу, и сорок семь из них живут в этой стране. Ваш президент собирается умереть и покрыть наше имя позором. Вот что уготовил он нам вместо благодарности. Если бы это не оскорбляло моего достоинства, я убил бы его сам, ибо гнев мой ужасен. Неужели он осмелится бездумно пасть жертвой убийцы и обесчестить славнейшее из имен, какое когда-либо знал этот мир? Очевидно, правы те, кто утверждает, что в новых странах люди забыли всякие приличия. - А почему ты так уверен, что президент непременно умрет, а, папочка? - Разве то, что говорит трясущийся человек, не проникло в твои ослиные уши? Уже многие года люди твоей страны платят за свой страх золотом. Платят какому-то мерзавцу, в то время как последний из Мастеров Синанджу находится среди них! Но, очевидно, есть причина, чтобы платить - за пустой звук ведь никто не платит... - Платят, и еще как, - возразил Римо. - Спроси у любого брокера на бирже недвижимости, чем они торгуют - на четверть дом, на три четверти - байки о нем... - Однако станет ли делать это правительство, у которого сотни солдат, агентов и полицейских? Нет, если только те, кто защищает президента, не сознают в глубине души, что они не в состоянии уберечь его от опасности. И каждый доллар из этой унизительной выплаты жжет их души позором, Римо. Но они продолжают платить ему - ибо знают, что он-то как раз может выполнить свои обещания. И платят ему уже много лет. А он вдруг взял и убил того, кто доставлял ему деньги. Этого самого Балдаруна. - Уолгрина, - поправил его Римо. - Ну, или как там его. Он лишил его жизни. И уж наверное не потому, что желал увеличить сумму выплаты. Нет, он сделал это оттого, что собирается убить президента, и хотел показать тем, кто охраняет его, что их труд напрасен - вот как! Через вестибюль к ним стремительно направлялась Виола Пумбс - бюст плыл перед ней, словно паруса фрегата в тумане. - Все в порядке? - осведомилась она. Римо молчал. Чиун сладко улыбнулся. - Когда ты будешь рассказывать Комиссии, как умер ваш президент, не забудь сказать, что он по невежеству отказался от услуг Дома Синанджу. - Не слушайте его, - посоветовал Римо. - На самом деле Дом Синанджу работает именно на президента. И - будьте уверены - спасет его. Я это вам гарантирую. Да, да, можете так и записать в свой блокнот: Мастер Синанджу обещает, что не даст упасть с головы президента ни единому волосу. И пишите, пожалуйста, поразборчивей. Это важно. - До этого времени, Римо, я не подозревал, как жестока твоя душа, - произнес Чиун, опустив очи долу. - Мне просто показалось, папочка, что ты заслуживаешь поощрения за самоотверженное намерение спасти жизнь президента. - Ты - орудие мирового зла, - объявил Чиун. - Наверняка, - согласился Римо. - Виола, надеюсь, вы поняли, что я сказал? - Почти. Кстати, как пишется "самоотверженное"? И... нет ли у вас случайно карандаша? ГЛАВА ШЕСТАЯ Лес Пруэл из охранного агентства "Палдор" молча смотрел, как блестящее лезвие поднималось над мокрой от пота шеей подростка. Подросток, на вид лет двенадцати, с изуродованной ступней, стоял на коленях перед двумя солдатами в ярких мундирах, в то время как Пожизненный президент Народно-демократической республики Умбасса расспрашивал Пруэла о безопасности и о том, какие гарантии он, Лес Пруэл, может предоставить его превосходительству, дабы незавидная участь многих других африканских лидеров не коснулась его. - Никаких, ваше превосходительство. И никто не смог бы. Но к вашим услугам наш опыт и все новейшие достижения техники. Агентство "Палдор" хорошо понимает ваши проблемы, и мы еще ни разу не теряли клиентов, смею заверить вас. - Ни разу? - сдвинул брови Пожизненный президент. Лезвие со свистом опустилось; раздался чавкающий звук, словно разрубили пополам дыню. Вначале лопнули позвонки, затем - хрящи горла; именно поэтому палачи ставят свои жертвы на колени, лицом вниз - чтобы самый сильный удар пришелся на кости шеи. Голова подростка отделилась от туловища. По крайней мере он больше не будет мучиться, - подумал Лес. - Долгая жизнь в такой стране - не подарок. Да и вообще долгая жизнь - дело не стоящее. А он сам, похоже, зажился на этом свете. И так до сих пор и не оправился от потери Эрни Уолгрина. Его он помнил еще по Службе... Нет, его дом в Солнечной долине был абсолютно надежным. Пруэл уверен в этом до сих пор. И все равно не мог избавиться от саднящей мысли, что он сам, своими руками привел бывшего коллегу навстречу гибели. Это ведь он посоветовал ему переехать в этот дом... С таким же успехом можно было предложить ему положить бомбу под подушку. Да, дурака он свалял порядочного. Его работа - прятать людей за крепкими стенами и надежными дверьми, а не в клетке с бомбой. С этой мыслью он и отсиживал свои дни в офисе, пока председатель правления "Палдора", - единственный из всех, кто никогда не был связан со Службой - не вызвал его к себе. - Пруэл, как вам известно, у нас имеются две разновидности сотрудников. Те, кто способствует успеху нашего агентства, и те, кто у нас больше не работает. Бездельников у себя я не потреплю - да и ни одно дело их не потерпит. Нам нужно продавать наши услуги, Пруэл. А когда я говорю "продавать", я имею в виду П-Р-0-Д-А-В-А-Т-Ь, и ни что иное, вы поняли? Именно так мистер Сильвестр Монтрофорт говорил с подчиненными - и его слушали, когда он говорил. Ведь это он после смерти Кеннеди принял уволенных сотрудников Службы под свое крыло, назначил им жалованье, которое выплачивал сам, и всячески опекал их, пока из безработных охранников они не превратились в преуспевающих бизнесменов. Он вернул им уважение к себе. Цель в жизни. Чувство собственного достоинства. Убедил их э том, что их товар - отнюдь не лежалый, и им осталось только получить настоящую цену за него, И они это сделали. Лес Пруэл уже забыл, когда, беря в руки ресторанное меню, он смотрел на цены. Теперь он обращал внимание лишь на те вещи, которые могли доставить ему удовольствие. - Разница между богатым и бедным, Пруэл, не в количестве серого вещества, - сказал однажды Лесу мистер Монтрофорт. - А в количестве хрустящих зеленых долларов. И только в этом. Не позволяй никому утверждать, что ты беден, ибо мысли твои убогие. Ты, беден, если у тебя нет двух никелей, чтобы потереть их друг о друга - вот когда. Богатый вынимает пачку кредиток и покупает все, что ему захочется. Бедный того, что ему хочется, купить не может. В этом - различие. А вся эта брехня насчет силы интеллекта не стоит бейсбольного мяча десятилетней давности. Если бы за счет этого интеллекта кто-нибудь мог бы разбогатеть, самыми первыми пролезли бы в миллионеры разного рода гипнотизеры и телепаторы. Так нет же - никого из этой шараги там нет. И не спорьте со мной, Пруэл. Я знаю, о чем говорю. Собственно, с мистером Сильвестром Монтрофортом никто и никогда и не спорил. Мистер Монтрофорт был инвалидом - без обеих ног и с сильно деформированным позвоночником, но обладал даром убеждать собеседника в чем угодно - даже в том, что они вдвоем могут составить на ближайшей Олимпиаде неплохую команду по теннису. И поэтому мистер Монтрофорт не только не разделял апатии, охватившей всех после гибели Эрни Уолгрина, но высказывал убеждение, что именно в такие дни хорошая компания должна показать товар лицом. Каждый может продать нефтяную скважину бензиновому концерну, говорил он. А вы попробуйте продать им пустую скважину. Если удастся - значит, деньги на ваше обучение шли не зря. И поскольку Лес Пруэл тоже не решился спорить с мистером Монтрофортом, то вскоре уже летел в столицу Республики Умбасса. - Продай им побольше разных приборов. Они любят приборы. Они блестящие, - напутствовал его мистер Монтрофорт. - Они же не смогут ими пользоваться. - Какая нам разница? Если хотят - пусть получат! А пользоваться они не умеют даже большими пальцами. Так что побольше железяк. Например, радары. - У них же нет самолетов. - Неважно! Напугай их - якобы их собирается бомбить соседнее государство. А я как раз продам этим соседям пару списанных бомбардировщиков. Ну, вперед! И он прилетел в Умбассу. И выяснилось, что Пожизнедному президенту Народно-демократической республики очень нужен радар. И даже не один, а много радаров. Лучше всего с блестящими кнопками. Ими он будет сбивать самолеты в небесах - над всем миром. Лес Пруэл терпеливо разъяснил президенту, что радаром самолеты сбивать нельзя. Но при помощи его можно увидеть, где находятся самолеты, и тогда они не смогут прилететь под покровом ночи и сбросить бомбы на дворец, где президент мирно спит в окружении верных маршалов, генералов, генералиссимусов и главнокомандующих. Для этого - и только для этого - изобретены радары. Но президенту был нужен радар, который может сбивать самолеты в небесах - над всем миром. - Такого не существует, - развел руками Лес. - Тогда его продадут мне русские. В голосе президента слышалась угроза. - А-а, - закивал Лес. - Вы имеете в виду дестабилизатор. Да, если он у вас есть, вас не достанет ни одна бомба. Но он имеет одно свойство, которое... - Какое свойство? И Лес объяснил. - Дело в том, что вся сеть уловителей, обслуживающая этот агрегат, может оберегать жизнь только одного человека. Есть у вас в стране такой человек, жизнь которого следовало бы спасти, даже если при этом погибло бы все население? Такой человек в стране был, разумеется. Им оказался сам Пожизненный президент. И Лес расположил на аэродроме рядом с самолетами, которые уже давно не могли летать, сложную электронную систему. Система эта целиком состояла из начищенных до блеска старых телевизоров, приемников и магнитофонов и стоила никак не меньше четырехсот долларов. Старому корпусу от рации "Зенит" умельцы из "Палдора" придали форму авиабомбы. В корпус была вставлена батарейка, а над ней - лампочка. Лампочка была красной. Она мигала. Пожизненному президенту предлагалось все время носить этот хитроумный прибор в правом кармане кителя - и на его превосходительство никогда не упадет ни одна вражеская бомба. Стоило же спасительное устройство всего лишь два миллиона триста тысяч долларов - меньше, чем самый дешевый русский истребитель. Пожизненный президент с гордостью рассказал в интервью американскому репортеру, как он, с помощью технического прогресса, получил абсолютно надежную систему противовоздушной обороны, которая стоит меньше, чем самый дешевый самолет. О самой системе он, конечно, не станет рассказывать - это военная тайна, но ни одна вражеская бомба отныне не достанет его. На протяжении всего интервью президент не вынимал руку из правого кармана. В благодарность президент Республики Умбасса решил подарить Лесу Пруэлу меч. Но, разумеется, нельзя было дарить меч, не обагренный кровью - это было бы оскорблением чести воина. И поэтому его превосходительство велел принести меч в резиденцию, охрана притащила с улицы мальчишку с искалеченной ногой - и Лес Пруэл, глядя, как кровь подростка заливает бетонный пол, понял, что больше он не будет работать на "Палдор". Он превратился в одного из коммивояжеров мистера Монтрофорта - а это занятие не очень-то нравилось ему. Ему не нравился товар. Не нравились покупатели, и чрезвычайно не нравился в этой роли он сам. - У вас невеселый вид, - заметил Пожизненный президент. - Что, не нравится подарок? О, это очень, очень хороший меч - ну нас очень, очень много мальчишек, и не хромых, а совсем здоровых, мой друг! Мы идем семимильными шагами по пути прогресса - и на этом пути нам они не понадобятся. - Кто "они"? - спросил Пруэл. Он думал об Эрни Уолгрине. - Те, кого без устали плодят наши женщины! От них и так один толк - работа в трудовых бригадах. Ах, мы бы продавали их, если бы вы хотели купить - но ваши гнусные капиталистические законы не позволяют вам этого! Лесу Пруэлу удалось выдавить улыбку и поблагодарить Пожизненного президента за оказанное внимание - а заодно отказаться от предложения самому опробовать меч. Лес следил, как проворные черные руки заворачивали меч в потертый бархат. Он не отрываясь смотрел на эти руки - ему не хотелось смотреть в глаза. - Фирма "Палдор" желает его превосходительству Пожизненному президенту долгой жизни и процветания. - Да, это лучше, чем русский радар! - президент похлопал по правому карману. - О, теперь нам не нужно сбивать самолеты в небесах - эти самолеты нам ничего не сделают! Пускай капиталисты бросают свои атомные бомбы - все напрасно! Мы защищены от всего мира, от гнусных грязных сионистских орд, которые хотят обратить в рабство страны народной демократии! - И с этого момента вы - почетный клиент "Палдора", - вставил Лес. - А есть у вас такая штука, которая так же защищает от пуль? - радостно вопросил президент Умбассы. - Нет. Лес Пруэл знал, что президент непременно пожелает опробовать "эту штуку" еще на одном мальчике. Вечер этого дня Лес Пруэл встретил уже в салоне самолета компании "Эйр Умбасса". Самолет был построен компанией "Макдонел-Дуглас", в кабине сидели пилоты из ФРГ, на земле его обслуживали французские механики. По салону сновали три выпускницы Женского колледжа Умбассы в форме стюардесс. Они могли читать по радио объявления для пассажиров почти без посторонней помощи. В рамках государственной программы Умбассы по повышению образовательного уровня все три девицы по окончании колледжа получили степень магистра, а переспав по очереди с Пожизненным президентом - доктора философии. Две из них могли считать до десяти без помощи рук, третьей на счете "девять" приходилось помогать себе пальцами. Лес Пруэл отказался от предложенных стюардессами кофе, чая и молока. От спиртного он тоже отказался. - Вы совсем ничего не желаете? - удивленно спросила выпускница Женского колледжа. - Я желаю снова возлюбить себя, - мрачно ответил Лес Пруэл. - Тогда вам нужно перестать любить кого-то еще! Лес Пруэл не ожидал такого простого ответа. - В смекалке ей не откажешь, - усмехнулся он. - Вы очень умная, - громко сказал он девушке. - Это просто потому, что я знаю то, чего вы не знаете. Скажите что-нибудь, чего не знаю я - и вы тоже покажетесь мне очень-очень умным! Лес Пруэл закрыл глаза - но сон, который вскоре пришел, был еще хуже реальности. Во сне он смотрел в театре марионеток Панча и Джуди. Вот Панч взял огромный нож. И прыгнул прямо на Леса - и мимо него, в пылавшую огнем печку, в мгновение ока сгорев дотла. Но он успел увидеть - у Панча было его лицо, лицо Леса Пруэла. Он, Лес Пруэл, был марионеткой, посланной убивать - и убитой. Во время прошлого приступа депрессии он добрался-таки до психоаналитика - и тот рекомендовал ему анализировать сны. Якобы то, что мы пытаемся сказать себе наяву, появляется в них в наглядных и зримых образах. Но что пытался он сказать себе в этом сне? Он - марионетка? Его дергают за веревочки? Лес проснулся от собственного крика. - Мистер Пруэл, мистер Пруэл! - над ним склонилось испуганное лицо стюардессы. Она пыталась успокоить его. На его прерывающиеся извинения, - ему приснился не очень хороший сон, - она, покачав головой, заметила, что на такой высоте к снам следует относиться серьезно. - Вы, белые, не верите в сны, но мы знаем, что они предсказывают будущее. Особенно если уснешь на большой высоте. Это не шутки, мистер! - Разумеется, но я не вижу здесь ничего серьезного, - рассмеялся он. Потом заказал джин - и почувствовал себя много лучше. За время своей работы он успел отложить достаточно, чтобы спокойно уйти - на роскошную жизнь этого бы не хватило, но вполне могло обеспечить его и семью, и какую бы он теперь ни нашел работу, ему не нужно будет по крайней мере смотреть, как падают с плеч головы, и продавать полуграмотным уголовникам бесполезные блестящие железки. "Реактивный синдром" его беспокоил мало - главное, чтобы ясно работала голова. По правде сказать, он и раньше не был подвержен этой странной болезни, от которой после дальних перелетов почему-то страдают многие. Когда шасси самолета коснулось бетона полосы, в Вашингтоне был полдень. Ровно через час Лес Пруэл поднимался по пандусу к дверям здания, в котором помещался офис мистера Монтрофорта. Офис его был знаменит тем, что разные участки пола могли с помощью гидравлической подачи, пульт управления которой находился в столе мистера Монтрофорта, подниматься и опускаться на любую высоту. Делалось это отнюдь не для того, чтобы мистер Монтрофорт мог ощутить власть над посетителем, глядя на него сверху вниз; наоборот, посетитель должен был чувствовать себя во всеоружии, взирая сверху вниз на хозяина кабинета. Мистер Монтрофорт не любил, когда сделка проходила слишком уж гладко. Чем круче - тем лучше, - бывало, наставлял он сотрудников. Если впаришь все покупателю без сучка и задоринки - чувствуешь себя не в своей тарелке, а потому пускай поартачатся. Но когда вместо покупателя перед взором мистера Монтрофорта предстал небритый и хмурый Лес, мистер Монтрофорт страшно удивился. - Я ухожу, шеф, - слова прозвучали как удар грома. Темные пронзительные глаза на красном заостренном лице мистера Монтрофорта вспыхнули вдруг выражением внезапной радости. Одарив Леса самой обворожительной улыбкой, какую только могли гарантировать усилия зубных техников, он нажал кнопку на подлокотнике инвалидного кресла. Лес Пруэл следил, как кресло мистера Монтрофорта начало медленно опускаться, словно уходило в зыбучий песок. Когда безволосая голова мистера Монтрофорта оказалась на уровне колен Пруэла, пол остановился. - Выкладывай, что там у тебя, парень. - Я больше не желаю работать здесь, мистер Монтрофорт. - У моего секретаря в столе лежит бланк контракта на десять лет - и прежде чем ты выйдешь из моего офиса, в нем будет стоять твое имя, Пруэл. Мне нравится твоя хватка, старик. Черт возьми, ты думаешь, я отпущу того, кто способен продать старый металлолом на четыреста долларов за два миллиона? Брось, парень, ты же не уйдешь от меня! Я же ведь люблю тебя. Лес Пруэл, Л-Ю-Б-Л-Ю - вот такими большими буквами! - Такими же большими буквами заявляю - я У-Х-О-Ж-У, мистер Монтрофорт. - Черт возьми, что-то ведь гложет тебя, и совершенно напрасно! У тебя самая клевая работа в самой клевой компании - и самое клевое будущее во всем мире! Тебе же нигде больше не будет так хорошо - а потому давай, парень, как раньше, работать вместе! Ты же ведь не новичок с парой акций и видом на повышение, которое будет Бог знает когда. Ты - кусок жизни нашей команды, и если перестанешь вместе с нею дышать - нам всем будет не хватать воздуха, понял? Так в чем дело, в конце концов? - В Эрни Уолгрине. Мы потеряли его - а мы не должны были этого позволить. Я уже освоился с ролью продавца и почти забыл, что по профессии я - охранник. А ведь в свое время я гордился этим, мистер Монтрофорт! Гордился тем, что я делал. И вот этой-то гордости мне и не хватает сейчас. Лес Пруэл почувствовал, что наконец выговорился. Машинально взглянув на свои руки, он с удивлением почувствовал, как слезы - слезы облегчения - подступают к глазам. - Когда я охранял президента, то получал столько, что мог сосчитать на пальцах одной руки, не мог даже сводить семью в ресторан - и все равно страшно гордился своей работой. Даже когда потеряли Кеннеди... Было ужасно горько, но я все равно гордился, потому что мы сделали все, что могли. А сейчас я не чувствую этой гордости, мистер Монтрофорт. Над краем ямы в полу показалось мощное безволосое темя, затем - горящие темные глаза, нос, напоминавший острый фаянсовый осколок, и щеривший два ряда великолепных зубов рот, словно пересаженный от двадцатилетней старлетки с рекламы зубной пасты. У самых колен Пруэла закачались хилые покатые плечи; затем появились подлокотники, верх колес, и вскоре лицо шефа оказалось на уровне лица Пруэла. Мистер Монтрофорт улыбался. Лес Пруэл вдруг осознал, что никогда не видел шефа без улыбки на красной физиономии - и каждый раз это был верный признак того, что в уме у мистера Мотрофорта созрела какая-то сделка. - Я вообще никогда не чувствовал гордости, Пруэл, - сказал мистер Монтрофорт. На мочке его уха повисла большая капля пота - и, вздрогнув, сорвалась вниз, как будто собравшиеся в ней микробы единогласно проголосовали за невозможность дальнейшего пребывания на лице этого человека. В первый раз Сильвестр Монтрофорт не пытался предложить - пардон - продать что-то Лесу Пруэлу. Вместо этого он открыл нижний ящик стола и извлек оттуда квадратную бутылку с темной жидкостью. Ловким движением левой руки он вынул из ящика два стакана и, поставив на стол, наполнил их доверху. Мистер Монтрофорт не предлагал выпить с ним - он приказывал сделать это. - Ну, хорошо, ты уходишь. На-ка вот, глотни. Пей и слушай. - Я знаю, что у вас некоторые проблемы, мистер Монтрофорт... - Проблемы, Пруэл? Так я тебе скажу - больше это напоминает процедуру распятия. Тебе никогда не приходилось видеть на лице человека, с которым встречаешься в первый раз, широченную улыбку - и знать, что у него внутри уже включился сигнал "пожалей убогого"? Чтобы не скривиться от отвращения, он скалит зубы! А женщины? Представляешь, чего стоит мне наладить хоть какие-то отношения с женщинами? Я ведь не такой, как вы все - и даже не инвалид, Пруэл! Уродливый гном, скрюченный и безногий - вот кто я такой! Мерзкий карлик! И не нужно пудрить мне мозги - я-де просто-напросто "человек с физическими недостатками"! Я вовсе не человек! Мерзкий карлик - и по-другому относиться ко мне вы никогда не сможете! Человек - это ты. И все остальные. А я мутант! И если бы естественный отбор работал нормально - способности оставлять потомство я тоже был бы лишен. Но выживают, как известно, сильнейшие. Остальные уроды вроде меня лишены этой приятной функции, Пруэл. - Простите, но во многом вы даже превосходите обычных людей. Ваш разум, ваша воля... - От волнения Лес Пруэл глотал слюну. Тело мистера Монтрофорта изогнулось, словно у него заболел живот. Кивком он указал Пруэлу на стакан с зельем. Напиток оказался сладким, как кленовый сироп. Однако вкус был вместе с тем резким - как будто кто-то выдавил в него цедру горького цитруса, например, лимона или грейпфрута. По телу Пруэла разлилось приятное тепло. Залпом осушив стакан, он почувствовал, что не прочь отведать еще - и, к своему удивлению, обнаружил у себя в руке стакан мистера Монтрофорта. - Так вот, Пруэл, я уже сказал - я мутант. Мой разум в десять раз сильнее твоего, воля - раз во сто крепче, и вообще из теста нас лепили разного... Может быть, я лучше тебя. Может, хуже. Н