Да, пожалуй. - Над сценариями вы с Майниром работали в одной и той же комнате? -Да. - Случалось, что он говорил: "Это хорошая пропаганда" или "Это для нашей партии"? Айслер продолжал ерзать на стуле, не находил места рукам, перебирал ногами. - Да, но он это говорил с иронией, подшучивал. Он не... Дадли рявкнул: - Не истолковывайте, а просто отвечайте. Айслер тоже перешел на крик: - Да! Да! Да! Черт бы вас побрал, да! Мал дал партнеру сигнал не вмешиваться и продолжал спрашивать самым спокойным тоном: - Мистер Айслер, вы вели дневник во время совместной работы с Майниром? Айслер ломал руки, салфетка превратилась в клочья, пальцы побелели. -Да. - Там содержатся записи, относящиеся к вашему участию в деятельности компартии и к работе с Ча-зом Майниром? - О господи, да. Мал вспомнил об отчетах, полученных от людей Саттерли: у Айслера была связь с Клэр де Хейвен в период 39--40-х годов. - И записи личного характера? - О, майн готт... да, да! - И дневник этот цел? Молчание. Потом: - Не знаю. Мал стукнул ладонью по столику: - Нет, знаете и должны нам его показать. В официальные документы буду включены только записи, относящиеся к политике. Натан Айслер тихо всхлипывал. - Вы дадите нам этот дневник, - сказал Дадли, - иначе мы истребуем его повесткой, после чего, боюсь, полицейские в форме разнесут в щепу ваше тихое гнездышко и сильно огорчат вашу милую семейку. Айслер резко кивнул, выражая согласие. Дадли откинулся на спинку, и ножки стула заскрипели под его тяжестью. Мал увидел на окне коробку бумажных салфеток, взял ее и поставил на колени Айслера. Тот прижал коробку к себе, а Мал сказал: - Дневник мы возьмем с собой и пока Майнира трогать не будем. Следующий вопрос: вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то из перечисленных ранее людей говорил о вооруженном свержении правительства Соединенных Штатов? Айслер дважды отрицательно покачал низко опущенной головой. Мал добавил: - Не в форме открытого заявления, а в виде пожелания. - Все говорили об этом в гневе, но это были пустые слова. - Это решит большое жюри. Уточним. Кто говорил и когда? Айслер обтер лицо. - Клэр говорила на собрании: "Цель оправдывает средства", а Рейнольде Лофтис говорил, что хотя он против насилия, но когда придется выступить против боссов, он первый возьмет в руки дубинку. Молодые мексиканцы говорили это множество раз, особенно во время эпопеи Сонной Лагуны. Морт Зифкин не раз заявлял об этом открыто. Он вообще был человек смелый. Мал стенографирует и думает о УАЕС и киностудиях. - Что скажете об УАЕС? Как профсоюз связан с компартией и другими прокоммунистическими группами, к которым вы принадлежали? - УАЕС создавался, когда я был за границей. Те три мексиканца устроились рабочими сцены и вербовали членов. То же делала Клэр де Хейвен. Ее отец был юрисконсультом акционеров, и она говорила, что намерена использовать это и... и... У Мала в голове зашумело. - И что?! Говорите! Айслер сжал кулаки. - Говорите же! Использовать и что? - Соблазнять! Она выросла в кинематографической среде, знала там многих, в том числе актеров, кому она нравилась, когда еще была девчонкой! Она соблазняла их, они становились основателями союза, и требовала, чтобы они за это вербовали новых членов! Она говорила, что это ее расплата за то, что ее не вызывали на допрос в Комиссию Конгресса! Вот это улов! Мал спрашивает нарочито-равнодушно, как это делает Дадли: - Кого конкретно она соблазняла? Айслер безотчетно вынимает из коробки и рвет бумажные салфетки. - Не знаю, не знаю, честное слово, не знаю. - Многих, пару-тройку, сколько всего? - Не знаю я. Думаю, только некоторых влиятельных актеров и техников, которые могли бы помочь ее союзу. - Кто еще помогал вербовать в союз? Майнир? Лофтис? - Рейнольде тогда был в Европе, насчет Чаза - не знаю. - Что обсуждалось на первых собраниях УАЕС? Разрабатывали там что-нибудь вроде устава или политической платформы? Коробка из-под бумажных салфеток превратилась в груду рваного картона; Айслер смахнул ее с колен: - Я никогда не присутствовал на их собраниях. - Нам это известно, но нам нужно знать, кто помимо руководства там присутствовал и что там обсуждали. - Не знаю я этого! Мал зашел с другой стороны: - Айслер, вы все еще увлечены Клэр? Выгораживаете ее? А вы знаете, что она выходит замуж за Лоф-тиса? Вам это все равно? Айслер откинул голову назад и рассмеялся. - Наша связь была короткой, а красавчик Лофтис, мне кажется, предпочитает молоденьких мальчиков. - Чаз Майнир не молоденький мальчик. - У них с Рейнольдсом это ненадолго. - Чудесные у вас друзья, товарищ. Смех Айслера стал глуше, гортаннее - так смеются немцы. - Их я предпочитаю вам, оберштурмбанфюрер. Мал, взглянув на Дадли, сдержался. Тот подал ему знак: надо закругляться. - Из уважения к вашему решению сотрудничать с нами мы оставим без внимания ваше последнее замечание. Можете считать наш разговор вашим первым интервью. Мы с коллегой просмотрим ваши ответы, сверим их с имеющимися у нас материалами и пришлем вам длинный список вопросов, детализирующих вашу деятельность в коммунистическом движении и деятельность членов УАЕС, о которых мы говорили. Вам их доставит судебный исполнитель городского суда, а стенографист запишет ваши показания под присягой. После этого интервью, если вы ответите еще на ряд наших вопросов и позволите воспользоваться вашим дневником, вы получаете статус дружественного свидетеля и полный иммунитет от судебного преследования. Айслер встал, шатаясь подошел к столу и отпер нижний ящик. Порылся в нем и вынул толстую тетрадь в кожаном переплете, вернулся с ней и положил на столик. - Задавайте ваши вопросы и уходите. Дадли сделал предостерегающий жест: спокойно. - У нас сегодня еще одно интервью, - сказал Мал. - Надеюсь, вы и тут нам поможете. Айслер забормотал заикаясь: - Ч-что? С к-кем? Дадли, шепотом: - С Леонардом Хайменом Рольффом. Айслер выдавил из себя одно слово: "Нет!" Дадли посмотрел на Мала, тот положил левую руку на правый кулак: не бить. - Да, - сказал Дадли, - и мы не потерпим никаких возражений, никакого спора. Давай-ка подумай и расскажи нам о каком-нибудь позорном и постыдном факте из биографии твоего друга Ленни, но чтобы об этом знали и другие. Тогда вина за разглашение этого факта ляжет на них. Информацию нам даешь ты, так что давай что-нибудь такое, что развяжет ему язык и избавит тебя от моего повторного визита, уже без моего коллеги, присутствие которого сильно меня сдерживает. Натан Айслер побелел как мел. Он сидел окаменев, у него уже не было ни слез, ни удивления, ни возмущения. Мал подумал, что он кого-то ему напоминает, и, приглядевшись, вспомнил: так смотрели евреи в Бухенвальде, которые избежали газовой камеры только для того, чтобы очень скоро сойти в могилу от полного истощения. Воспоминание заставило его подняться и оглядеть книжные полки. Только научная литература. Он рассматривал ряд книг по марксистской политэкономии, когда снова послышался шепот Дадли: - Думай о последствиях, товарищ. Твои щенки-полукровки пойдут в лагерь беженцев. Мистеру Рольффу тоже будет предоставлена возможность стать дружественным свидетелем, если же он заупрямится, ты окажешь ему услугу, сообщив нам сведения, которые убедят его дать нам информацию. Подумай о Мичико, которая будет вынуждена вернуться на родину, и обо всех соблазнительных предложениях, которые там ее ждут. Мал пытался обернуться, но не смог; он задержал взгляд на корешках томов "Капитал. Комментарии", "Теория Маркса о производстве и эксплуатации" и "Говорит пролетариат". За спиной наступила тишина, только постукивание тяжелых пальцев по столику. Потом монотонный голос Натана Айслера: - Молоденькие девочки. Проститутки. Ленни боится, жена узнает, что он к ним ходит. - Маловато, - вздохнул Дадли. - Давай еще. - Собирает порнографические открытки таких... - Это мелочи, товарищ. - Недоплачивает подоходный налог. Дадли громко расхохотался: - То же делаю я, мой друг Малкольм, и так же поступал бы Спаситель Иисус Христос, вернись он на землю и поселись в Америке. Ты знаешь больше, чем говоришь, так что исправляй ситуацию, пока я не потерял терпение и не лишил тебя статуса дружественного свидетеля. Мал слышал, как во дворе смеются детишки, маленькая девочка что-то лопотала по-японски. - Говорите же, черт вас побери. Айслер кашлянул, шумно вздохнул, снова кашлянул. - Ленни не согласится стать информатором так же легко, как я. Ему нечего терять. Мал глянул назад, увидел голову мертвеца и отвернулся снова; Дадли похрустывал костяшками пальцев. Айслер заговорил: - Потом я буду думать, что сделал это во спасение Ленни, но всегда буду знать, что это обман. Он еще раз тяжко вздохнул и торопливо начал свой донос: - В 48-м я ездил с Ленни и его женой Джудит в Европу. Поль Дуанель снимал свою серию с Рей-нольдсом Лофтисом и устроил прием для сбора средств на новый фильм. Он хотел, чтобы к этому подключился Ленни, и специально для него привел молодую проститутку. Джудит на вечере не было, и Ленни от той проститутки заразился гонореей. Джудит заболела и вернулась в Америку, тогда Ленни в Париже сошелся с ее младшей сестрой Сарой. И заразил ее тоже. Сара сказала, что больна, но не сказала, что от Ленни. После возвращения в Америку Ленни много недель не спал с Джудит под разными предлогами и лечился. Он всегда боялся, что Джудит логически объединит эти два события и поймет, что произошло. Ленни признался в этом мне, Рейнольдсу и нашему другу Дэвиду Йоркину, которого вы наверняка имеете в своем чудесном списке прокоммунистических организаций. Поскольку вас так интересует Рейнольде, видимо, вам не составит труда сделать его информатором. - Благослови тебя Господь, товарищ, - сказал Дадли. Мал прихватил дневник Айслера, молясь, чтобы материала в дневнике хватило для получения капитанских лычек и отвоевания сына. Уж слишком высока цена... - Пошли брать Ленни, - сказал он. Они застали его одного на заднем дворе. Он сидел за пишущей машинкой, стоявшей на карточном столе. Доносившийся из-за дома стук клавиш привел их к толстому мужчине в гавайской рубашке и легких брюках, тюкающему на старинном "ундер-вуде". Мал по его глазам понял: этого так просто не возьмешь. - Мистер Леонард Рольфф? - спросил Дадли, выставив полицейский жетон. Мужчина надел очки и осмотрел жетон: - Вы из полиции? - Мы из управления окружного прокурора, - сказал Мал. - Но вы полицейские? - Мы из следственного отдела прокуратуры. - Ага, полицейские, а не юристы. Ваши имена и звания? Мал подумал об их газетной утке и понял, что тут она не сработала. - Я - лейтенант Консидайн, это - лейтенант Смит. Рольфф усмехнулся: - Недавно оплакивали кончину большого жюри, которое, как вижу, снова собирается заняться делом. Ответ, джентльмены, нет. Мал притворился, что не понял: - Что нет, мистер Рольфф? Ральф посмотрел на Дадли, как будто знал: этот будет главным действующим лицом. - Нет - это значит, что я не доношу на членов УАЕС. Нет- это значит, что я не отвечаю на вопросы о своем политическом прошлом и прошлом моих друзей и знакомых. Если буду вызван в суд, то стану свидетелем противной стороны, буду опираться на Пятую поправку и готов пойти в тюрьму за неуважение к суду. Вы не заставите меня назвать никаких имен. Дадли улыбнулся: - Уважаю принципиальных людей, как бы они ни заблуждались. Извините меня, джентльмены, я забыл кое-что в машине. Улыбка стала холодней. Дадли отошел, Мал заговорил: - Вы можете не поверить, но мы выступаем на стороне законопослушных левых, не коммунистов. Рольфф указал на лист бумаги в пишущей машинке: - Не будь вы полицейским, из вас вышел бы хороший юморист. Вроде меня. Фашисты разрушили мою карьеру сценариста, теперь я пишу исторические романы под псевдонимом Эрика Сент-Джейн. Причем мой издатель в курсе моих политических взглядов. Как и работодатель моей жены; она профессор в университете Калифорнии. Вам не причинить нам неприятностей. Устами младенца глаголет истина. Ленни Рольфф возобновил работу над страницей 399 своего романа "Следы потерянных дублонов". Машинка продолжала стучать. Мал смотрел на скромный каменный дом и прикидывал, что этому удалось скопить побольше, чем Айслеру, и хватило ума не жениться на японке. Стук клавиш не утихал. Страницу 399 сменили 400 и 401 - Рольфф пек их как блины. И тут раздался ирландский говорок Дадли - лейтенант лицедействовал: - Благослови меня грешного, отче. Я никогда не исповедывался, потому что я еврей. Но сейчас я постараюсь это исправить. Монсеньоры Смит и Консидайн - мои исповедники. Мал обернулся и увидел Дадли с пачкой фотоснимков. Рольфф оторвался от машинки и поднял голову. Дадли сунул ему под нос один снимок. - Нет, - спокойно сказал Рольфф. Мал обошел вокруг стола и рассмотрел карточку. Это был расплывчатый снимок голой девушки с раздвинутыми ногами. Дадли прочел на обороте: "Ленни. Ты был великолепен. С любовью от Мэгги. Касбах, Минни Роберте. 19 января 1946". Мал затаил дыхание. Рольфф встал, посмотрел в глаза Дадли и сказал твердым голосом: - Нет. Мы с женой простили друг другу наши маленькие неверности. Думаешь, я держал бы иначе такие карточки в своем столе? Нет. Вор. Паразит фашистский. Ирландская свинья. Дадли бросил карточки на траву. Мал показал ему сигнал "не бить". Рольфф харкнул и плюнул в лицо Дадли. У Мала перехватило дух. Дадли взял лист рукописи и вытер им лицо. - Да, потому что милая Джудит не знает о славной Саре и о триппере, которым ты ее наградил, и мне кажется, я знаю, где ты сам лечился. Терри Лаке ведет подробные истории болезней, и он обещал мне содействие, если ты мне в нем откажешь. - Кто это вам рассказал? - спросил Рольфф твердым голосом. Дадли сделал знак: записывать дословно. - Рейнольде Лофтис, под гораздо меньшим давлением. Мал думает: чем может кончиться такая авантюра? Если Рольфф поговорит с Лофтисом, все их допросы выплывут наружу. УАЕС из опасения провокаций прервет набор новых членов, и внедрение в их среду Дэнни Апшо будет сорвано. Он вынул блокнот с авторучкой, взял стул и сел. Дадли упрямо гнет свою линию: - Все-таки да или нет, мистер Рольфф. Я жду ответа. На висках Леонарда Рольффа пульсируют жилки. - Да, - говорит он. - Прекрасно, - констатирует Дадли. Мал пишет на новом листе: Л. Рольфф. 18.01.50. Допрашиваемый поправил очки. - Мне придется давать показания на открытом заседании суда? Мал говорит: - Скорее всего, письменные показания под присягой. Начнем с... Дадли впервые повышает голос: - Позвольте, советник, я спрошу свидетеля. Не возражаете? Мал тряхнул головой, повернул свой стул, сел верхом и пристроил блокнот на спинке стула. - Вам известно, почему мы здесь, потому сразу перейдем к делу, - сказал Дадли. - Коммунистическое влияние в киноиндустрии. Имена, даты, места и подстрекательские высказывания. Начнем с Рей-нольдса Лофтиса - я уверен, вы частенько его вспоминаете. Вы когда-нибудь слышали, чтобы он выступал за вооруженное свержение правительства Соединенных Штатов? - Нет, но... - Я жду ваших добровольных показаний. Не стесняйтесь. Есть у вас что-то интересное насчет Лофтиса? Голос Рольффа стал взволнованным. - Свои роли полицейских он играл так, чтобы они выглядели злодеями. Он говорил, что старается выставить в невыгодном свете американскую систему правосудия. Молчание, потом: - Если это показания для суда, он получит шанс рассказать обо мне и Саре? Мал ответил уклончиво: - Маловероятно, чтобы он выступил в роли свидетеля, а если он вдруг решит предоставить суду подобную информацию, судья и двух секунд не даст ему говорить об этом. Тут вам нечего опасаться. - А за пределами суда... - За пределами суда вы предоставлены сами себе. Полагайтесь на то, что подобные сплетни всегда выставляют рассказчика в невыгодном свете. - Если Лофтис рассказал вам это, значит, он решил с вами сотрудничать. Зачем тогда вам порочащие его сведения? Дадли нашелся и тут: - Лофтис дал нам информацию о вас несколько месяцев назад, когда мы еще не собирались включать УАЕС в свое расследование. Откровенно говоря, последние события в области трудовых взаимоотношений делают УАЕС куда более важной целью. Вы и другие в этом вопросе малоперспективны и нас не беспокоите. Мал поднял голову и увидел, что Рольфф купился: его плечи расслабились, пальцы рук разжались. Но его следующий вопрос бьет точно в цель: - Чем вы докажете, что не поступите со мной так же? - Большое жюри официально приступило к работе, и в отношении вас как свидетеля гарантируется недопустимость судебного преследования, чего Лофтису мы никогда не обещали. Что говорит лейтенант Смит о проблемах на трудовой арене - правда. Сейчас удобный момент - надо ковать железо, пока горячо. Рольфф внимательно смотрит на Мала. - Вы признаете свою беспринципность столь откровенно, что это выглядит более чем правдоподобно. Дадли хохотнул: - Только в отличие от вас мы стараемся ради правого дела. Теперь относительно Рейнольдса Лоф-тиса. Он изображал американских полицейских как злодеев сознательно, так? Мал снова записывает. Рольфф отвечает: -Да. - Можете вспомнить, когда он это говорил? - Думаю, на каком-то собрании, на встрече. - Ага! На партийном собрании, на встрече товарищей? - Нет. Нет. Нет, я думаю, это было во время войны, на летнем пикнике. - Присутствовали ли там и высказывались ли в подобном подрывном духе следующие лица: Клэр де Хейвен, Чаз Майнир, Морт Зифкин, Сэмми Бена-видес, Хуан Дуарте и Мондо Лопес? - Думаю, Клэр и Морт там были, Сэмми, Хуан и Мондо в то время были заняты делами Комитета защиты Сонной Лагуны, так что их там не было. - Стало быть, это было летом 43-го, во время , активной деятельности комитета? - спросил Мал. - Да. По-моему, так. - Подумай, товарищ, - сказал Дадли. - Майнир был партнером Лофтиса по любовным утехам. Был он там и выступал ли с бунтарскими речами? Стенографируя, Мал сокращает цветистые фразы Дадли до кратких вопросов. Рольфф долго молчит, потом произносит: - Единственное, что я помню об этой встрече, - это то, что она была последней с упомянутыми вами людьми. С Лофтисом я снова встретился и стал приятельствовать в Европе несколько лет назад. Припоминаю еще, что у Чаза с Рейнольдсом произошла размолвка и он Чаза с собой не приводил. После встречи я видел, как Рейнольде уезжал на своей машине с молодым человеком, у которого было забинтовано лицо. Помню также, что ряд моих друзей, занимавшихся политикой, включились в кампанию по защите обвиняемых в деле Сонной Лагуны и были крайне раздосадованы, когда я стал работать в Нью-Йорке и не смог принять в этом участие. - Поговорим о Сонной Лагуне, - сказал Дадли. Мал подумал о своих выкладках для Лоу: ничего из этого дела не должно попасть на повестку дня большого жюри - оно выставляло прокоммунистические элементы в выгодном свете. - Я думал, вы хотите, чтобы я рассказывал о Рейнольдсе, - говорит Рольфф. - Небольшое отступление. Сонная Лагуна. Памятное событие, не так ли? - Ребята, арестованные вашей полицией, были невиновны. В поддержку движения левых Южной Калифорнии активно выступили множество людей, далеких от политики, и добились их освобождения. Да, именно это и сделало Сонную Лагуну памятным событием. - Это твоя интерпретация, товарищ. Я смотрю на это иначе, это и составляет суть борьбы. Рольфф вздохнул. - Что вы хотите знать? - Расскажите о том, что помните из того времени.. - Во время суда, апелляции и их освобождения я был в Европе. Помню само убийство предыдущим летом - в 42-м, кажется. Помню расследование, которое вела полиция, арест ребят и то, как Клэр де Хейвен была возмущена и как она собирала в фонд средства. Помнится, у меня сложилось впечатление, что она старалась ради своих поклонников-латиносов. Это было одной из причин ее горячей заинтересованности в том деле. Мал насторожился, пытаясь вычленить факты из дурацких, на его взгляд, расспросов Дадли. К чему он клонит? - На этих кампаниях по сбору средств присутствовали шишки компартии? -Да. - Мы скоро получим фотографии, сделанные во время собраний Комитета защиты Сонной Лагуны. Вы понадобитесь для опознания людей, которые в них участвовали. - Значит, на этом мы не заканчиваем? Дадли закурил сигарету и сделал знак Малу приостановить запись. - Это предварительная беседа. Через несколько дней вас навестят судебный исполнитель и стенографист. Вам будет передан длинный список вопросов, касающийся отдельных людей. Эти вопросы подготовим мы с лейтенантом Консидайном, и, если ваши ответы нас удовлетворят, вы по почте получите официальный отказ от предъявления иска. - Значит, теперь все? - Не совсем. Вернемся еще раз к Сонной Лагуне. - Я же сказал, что был тогда в Нью-Йорке. - Но вы знали многих из ключевых фигур Комитета защиты. Например, Бенавидеса, Дуарте и Лопеса. - И что же с того? - Это ведь они громче всех возмущались, что бедных мексиканских мальчиков осудили и засадили в каталажку. - Да. После Сонной Лагуны вспыхнуло восстание зутеров, ваше управление полиции тогда просто озверело. Несколько мексиканцев были забиты до полусмерти, и Сэмми, Хуан и Мондо через свой комитет выражали возмущение этими действиями. Мал повернулся на своем стуле и наблюдает. Дадли затеял большую рыбалку, прибегнув к необычной для себя риторике, дабы выудить нужные факты. А Рольфф говорит: - Возможно, это звучит для вас доктринерством. Но это правда. Дадли надул щеки и выпустил воздух. - Мне всегда кажется странным, что комми и ваши так называемые обеспокоенные граждане даже мысли не допускают, что убийцей или убийцами Хосе Диаса мог быть кто-то из своих. Вы мастера находить козла отпущения. Лопес, Дуарте и Бенавидес были бандитами и, наверное, знали многих белых подонков, на кого можно было свалить эту вину. Об этом когда-нибудь шли разговоры? - Нет. Я ничего не понял из того, что вы сказали. Дадли незаметно подмигнул Малу: - А вот мы с коллегой думаем иначе. Давайте вопрос поставим так: эти три мекса или кто-то другой из Комитета Сонной Лагуны выдвигали обоснованную версию того, кто же убил Хосе Диаса? - Нет, - сказал Рольфф сквозь зубы. - А что сама компартия? Она никого не предлагала на роль козла отпущения? - Я же сказал вам: нет. Повторяю: все это время я был в Нью-Йорке! Дадли поправил галстук и указал одним пальцем на улицу. - Малкольм, какие-нибудь еще вопросы напоследок к мистеру Рольффу. -Нет. - Вот как? А о нашей славной Клэр? Рольфф встал и сунул руку за ворот рубашки, будто ему не терпелось отделаться от этих инквизиторов и принять скорее ванну. Мал вскочил на ноги, опрокинув стул. Он попытался вставить какую-нибудь шутку, но выговорил одно сухое "нет". Дадли по-прежнему сидел и улыбался. - Мистер Рольфф, мне нужны имена пяти "попутчиков", хорошо знакомых с мозговым трестом УАЕС. - Нет. Абсолютно исключено. - Я бы хотел услышать эти имена прямо сейчас. Нерез несколько дней, когда наш коллега проведет Проверку данных лиц, вы сможете поделиться с нами более подробными воспоминаниями о них. Прошу Назвать имена. Всем своим видом Рольфф выражал неуступчивость, руки сжались в кулаки. - Можете рассказать Джудит о Саре и обо мне, она вам не поверит. Дадли извлек из внутреннего кармана листок бумаги: 11 мая 1948 года. Дорогой Ленни. Мне не хватает тебя, и я хочу тебя несмотря на все то, что мы перенесли. Я знаю, что ты, конечно, не знал, что болен, и познакомился с той проституткой до того, как мы стали встречаться. Лечение болезненно, но все равно не перестаю думать о тебе, и если бы не страх, что Джудит узнает о нас, я бы только и говорила о тебе с утра до вечера. - "Армбастер 304" - самый дешевый в мире стенной сейф, товарищ. Человек в вашем положении не должен скупиться. Ленни рухнул в траву на колени. Дадли пригнулся к нему и выпытал у него несколько фамилий, произнесенных едва слышно. Последним сквозь всхлипы был назван Нат Айслер. Мал бегом направился к машине, только раз обернувшись. Дадли смотрел на своего свидетеля: тот как безумный швырял в воздух машинку, рукопись, стол и стулья. Дадли отвез Мала обратно в мотель. По дороге оба не проронили ни слова. Мал настроил радио на волну станции, передававшей классическую музыку, и в машине гремела торжественная мелодия. Прощаясь, Дадли сказал: - Вы больше приспособлены к такой работе, чем я думал. Мал вошел в свой номер и целый час стоял под душем, пока в дверь не постучал администратор с жалобой, что во всем заведении кончилась горячая вода. Мал успокоил его, показав свой полицейский жетон и сунув десятку. Надел последний чистый костюм и поехал в центр к своему адвокату. Офис Джейка Келлермана находился в здании "Овиатт Тауэр" на углу Шестой и Олив. Мал приехал на пять минут раньше назначенного и, сидя в приемной, думал, что Джейк пожертвовал секретарем, чтобы только устроиться в самом фешенебельном здании Лос-Анджелеса за безумную арендную плату. Их первый разговор имел общий характер, в этот раз следовало обсудить главные моменты дела. Келлерман открыл дверь в свой кабинет точно в три часа. Мал вошел и сел в простое коричневое кожаное кресло. Келлерман пожал ему руку и встал возле простого деревянного стола, тоже коричневого цвета. - Предварительное слушание послезавтра в зале 32 Гражданского суда, - сказал Джейк. - Гринберг в отпуске, и мы получили одного гойского болвана по фамилии Хардести. Очень сожалею, Мал. Я хотел, чтобы дело слушал судья-еврей, на которого ваша работа в военной полиции во время войны произвела бы впечатление. Мал пожал плечами, думая об Айслере и Рольффе. Келлерман улыбнулся: - Не просветите меня по поводу одного слуха? - Конечно. - Слышал, что вы пришибли какого-то нациста ,в Польше. - Было дело. - Вы его убили? В скудно обставленном кабинете стало душно. -Да - Мазл тов! - восхитился Келлерман, сверился с расписанием работы суда и просмотрел несколько бумаг, лежавших на столе. - На предвариловке я буду добиваться, чтобы судья отложил слушание дела, и постараюсь повернуть так, чтобы приурочить его к выходу Гринберга. Вы ему страшно понравитесь. Как идет эта волынка с большим жюри? - Нормально идет. - А почему же у вас такой унылый вид? Скажите, а может случиться так, что вас повысят еще до начала работы большого жюри? - Нет. Джейк, как вы планируете добиться отсрочки суда? Келлерман сунул большие пальцы в кармашки жилетки. - Выставлю Селесту в невыгодном свете, Мал. Она бросила сына... - Она его не бросила, это сволочи нацисты схватили ее вместе с мужем и отправили в Бухенвальд. - Ш-ш-ш-ш. Тихо, тихо, дружище. Вы сами мне говорили, что мальчик подвергался сексуальному растлению в результате того, что мать его оставила. А в лагере она неплохо устроилась, почему и выжила. В архиве есть ее карточки сразу после освобождения, там она выглядит как Бетти Грэйбл в сравнении с другими заключенными женщинами. Я просто уничтожу ее в суде, неважно, попадет дело Гринбергу или нет. Мал снял пиджак и распустил галстук. - Джек, я не хочу, чтобы Стефан все это слышал. Мне надо, чтобы суд вынес постановление о недопущении его на слушание свидетельских показаний. Нужно распоряжение об удалении его из зала суда. Можете это сделать? Келлерман рассмеялся: - Сразу видно, что вы не успели завершить юридическое образование. Постановление об удалении из зала суда ребенка при слушании дела об опеке по закону допускается только с согласия обеих сторон, а на это адвокат Селесты ни за что не пойдет. Если мне удастся прижать ее к стенке, а это я сделаю, ее адвокат будет настаивать, чтобы Стефан оставался там. Неизвестно, к кому перебежит сам Стефан - к маме или папе. Тут мы не властны. Перед глазами Мала всплыл Стефан Гейштке в Праге в 45-м, после трех лет издевательств и голода. - Добивайтесь этого или ищите инкриминирующих свидетельств против нее в послевоенный период. - Например, то, что она прилежно учит Стефана чешскому языка? Мал, она не пьет, не валяется под забором и не бьет мальчика. Биологическую мать нельзя лишить права на опеку только потому, что она живет прошлым. Мал встал, голова у него раскалывалась. - Тогда выставьте меня величайшим героем со времен Одиссея. Выставьте меня таким чудом доброты, что чудо материнства рядом с этим померкнет. Джейк сделал прощальный жест: - Добудете мне коммунистов, и я постараюсь. Мал поехал в ресторан "Тихий океан". Он собирался хорошо пообедать, чтобы на время забыть об Айслере, Рольффе и Дадли Смите, что у него не получилось даже после часа обливания горячей водой. Но как только еда появилась на столе, у него пропал всякий аппетит и он взялся листать дневник Айслера. Мал остановился на 1928--1939 годах, когда писатель был близок с Клэр де Хейвен. Никаких сочных подобностей, только аналитика. Женщина не любила своего отца, путалась с мексиканцами, чтобы только досадить ему, была зациклена на отце: заставляла своих белых приятелей-леваков надевать крахмальные рубашки, какие носил он, потом их срывала с суррогатов отца и таким образом играла в его унижение. Она презирала состояние отца и его политические связи, опустошала его банковские счета, чтобы одаривать людей, политические взгляды которых ее отцу не нравились. В пьянстве, наркомании и разврате она доходила до крайних пределов, потом бралась за дело, в котором искупала свои прегрешения и представала этакой радикальной Жанной д'Арк: занималась организацией разных мероприятий, планированием, вербовкой новых членов, финансированием их из собственных средств и с помощью пожертвований, которые часто добывала своим телом. На политической арене она выступала с таким эффектом, что воспринимать ее как рядового активиста или дилетанта никак не приходилось; в худшем случае ее душевные порывы или мотивацию расценивали как не совсем искренние. Айслер не переставал восхищаться этой женщиной и после того, как их связь окончилась. Он оставался ее другом, когда она вступала в сношения с бандитами-пачукос, во время лечения в клинике Терри Лакса и во времена Сонной Лагуны. Тогда, во время восстания зутеров, был избит ее мексиканский возлюбленный. Она вылечилась у доктора Терри, и после этого наступил долгий период бурной деятельности в Комитете защиты Сонной Лагуны. В этот период она полностью воздерживалась от спиртного. Впечатляюще. Если не принимать во внимание маниакальный задвиг Дадли Смита, семнадцать мальчишек, обвиненных в убийстве Хосе Диаса, судя по всему, были невиновны. И Клэр де Хейвен, богатая, неуправляемая комми, была главной силой, добившейся их оправдания. Мал продолжает листать дневник. В записях 44- 45-х годов имя де Хейвен упоминается все реже. Мал принялся за еду, перебирая в памяти прочитанные страницы, из которых вырисовывался образ Айслера - образованного, мыслящего, наивного благодетеля человечества, которого радикально настроенные профессора колледжей и нависшая над Германией тень Гитлера повели путем благих пожеланий. В итоге - никаких явных улик. Предъявить этот дневник большому жюри фактически означало представить Айслера достойным гражданином. Вспомнив, что он друг Рейнольдса Лофтиса и соавтор Чаза Майнира, Мал стал листать дневник в поисках этих имен. Записи за 42-й и 43-й годы посвящены совместной работе Чаза и Айслера над сценариями фильмов "Восточный фронт" и "Буря над Ленинградом". Майнир обрисован слабым, законченным педерастом, прилипалой. Айслера злит его неряшливость в работе, злят его вздыхания по Лофтису; злит собственное презрение к другу-гомосексуалисту. Однако к Рейнольдсу он относится более снисходительно: тот не так женоподобен. Бессильная ярость Майнира, разрывавшая его в дни Сонной Лагуны, - вот он рыдает на плече Айслера из-за какой-то интрижки Лофтиса: "Боже мой, Нат, он ведь совсем мальчик, и как же он себя обезображивает!" А что и почему - об этом ни слова. В 47-м Чаз Майнир отплатил неверному любовнику - донес Комиссии Конгресса на Рейнольдса Лофтиса, и тот был занесен в черный список. Мал взял на заметку: если Дэнни Апшо не удастся внедриться в мозговой трест УАЕС, тогда Чаз Майнир, этот трусливый пидор, благодаря все тому же доносу может пригодиться для перевербовки. Дальше все было скучно: собрания, комитеты, сходки и имена для проверки, выполняемой Баззом Миксом, наряду с именами, которые Дадли вытянул из Рольффа. Когда Мал отложил дневник, его стейк совсем остыл, а салат заветрился, и он осознал, что Натан Айслер ему симпатичен. Теперь, когда дневник был прочитан, а обед не съеден, ему ничего не оставалось, кроме как возвращаться в свой мотель. Ему хотелось одного - поговорить сейчас со Стефаном, но Джейк Келлерман строго-настрого запретил ему делать это. А все, что мог ему дать мотель, - это женское имя, выведенное на двери ванной. Если он позвонит Стефану, то, по всей вероятности, столкнется с Селестой и состоится первый обмен любезностями, после того, как он изуродовал ей лицо. Мучаясь сомнениями, он расплатился с официантом, отправился в горы Пасадены и заехал в совершенно темный тупиковый каньон. "Пороховая аллея" называли это место в его молодые годы новички полицейские. Здесь они распивали полученное как взятку виски, валяли дурака, стреляли по высоким зарослям полыни, служившим воображаемыми бандитами. Земля была густо усыпана стреляными гильзами. В свете фар Мал увидел, что новые поколения копов начисто выбили всю полынь и перешли на сосны: деревья стояли с ободранной корой и дырками в голых стволах. Мал вышел из машины, вынул револьвер и выстрелил шесть раз в темноту. Эхо выстрелов ударило по ушам и приятно запахло порохом. Он перезарядил свою тридцатьвосьмерку. За горой южные склоны Пасадены откликнулись гулкими выстрелами - так собаки лают на луну, подхватывая лай друг друга. Мал опять стал стрелять, снова перезарядил, снова стрелял и стрелял, пока полностью не опустошил коробку патронов. Услышал аплодисменты, крики, визг и вой - а потом ничего. В каньоне шелестел теплый ветер. Мал облокотился на машину и думал об отделе нравов и проводившихся им операциях, вспомнил свой отказ перейти в убойный отряд, где в дом входят с пушкой наготове и где тебя уважают такие копы, как Дадли Смит. Работая в отделе нравов, он прикрыл сеть бардаков в Чайнатауне, которые считались "неоперабельными": первыми он туда заслал новобранцев-"клиентов", - дескать, слыхали, что тут сосут лучше всех, через пять минут за ними последовали двероломы-битюги в бронежилетах и лаборанты с фотокамерами. Все девки были новоприбывшие из Китая и жили со своими папами-сан и мамами-сан, считавшими, что дочки работают в две смены на швейной фабрике Сунь Вонга. Сам Мал в сопровождении крепких копов явился в шикарный офис дядюшки Аши Квана, главного в Лос-Анджелесе босса китайских сутенеров. Он сказал дядюшке Аши, что если тот не вывезет своих шлюх за пределы города, то он покажет фотоснимки папам-сан - а многие их них связаны с тайным обществом Тань - и проинформирует их, что Кван-сан бессовестно жиреет на "диете" дочерей-сан, кормившихся членом белого человека. Дядюшка Аши поклонился, сказал, да, все сделал, как было сказано, и на каждое Рождество присылал ему утку по-пекински с поздравительной открыткой. Мал все время думал, не переслать ли эти подношения своему братцу, пока они еще поддерживали связь. Ему. Дезмонду. Большому Дезу. Дезмонду Конфри Консидайну, который заставлял его лазить в чужие дома и сделал копом, опером. На три года старше. На три дюйма выше. Атлетического сложения, умело изображал на лице благочестие, чтобы произвести на его преподобие хорошее впечатление. А его преподобие поймал его при попытке слямзить пачку жевательной резинки в местном магазине "Пиг энд Уисл" и надрал ему задницу. Большой Дез, пытаясь вырваться из державших его пут, порвал себе сухожилие и, будучи полузащитником основного состава и обладая мозгами третьего сорта, до конца футбольного сезона наблюдал за матчами с боковой линии, не решаясь больше предаваться клептомании. Так благодаря кальвинисту Лиаму Консидайну он временно лишился ног и любимой забавы. С тех пор Дезмонд заставлял своего долговязого младшего братца проникать туда, куда сам забираться он уже опасался, и красть для него желанные вещицы: теннисную ракетку у Джо Стинсона, детекторный приемник у Джимми Харриса, зуб лося у Дана Клейна и многое-многое другое, что, к лютой зависти Дезмонда, имелось у других ребят. Маленький Малкольм не перестал богохульствовать, даже когда его преподобие заявил, что, поскольку ему исполнилось четырнадцать, наказанием ему теперь будет уже не дегтярное мыло и касторка вместо обеда, а настоящая порка. Маленький Малли стал воровать под угрозой того, что Дез сообщит его преподобию о его богохульствах, вроде того что Мария Магдалина вешалась на Вилли, старого негра, привозившего им на вислозадой кляче лед для ледника в подвале, - а его преподобие знал, что лишенный воображения Дез такие вещи сам придумать не способен. Он продолжал воровать, опасаясь, страшась его преподобия, боясь рассказать матери, потому что она передаст это мужу, убьет Деза, за что сама пойдет на виселицу, а их оставит на милость прижимистого благотворительного совета Пресвитерианской церкви. Высокий и худой, он стал настоящим героем комиксов, Фантомом Сан-Франциско: ловко карабкался по водосточным трубам, выдергивал оконные шпингалеты и воровал без конца - спортивное снаряжение, которым Дезмонд боялся пользоваться, книги, которые по своей глупости не читал, одежду, которая ему была мала. Малли знал, что пока краденое у Деза, оно в безопасности, и эта игра ему даже нравилась. На то были свои причины: у Джо Стинсона была хорошенькая сестрица по имени Югорис, и Малли было приятно побыть одному в ее комнате. У Дана Клейна был попугай, который брал крекеры у тебя изо рта. Распутная сестра Джимми Харриса перехватила его на выходе после рейда в их кладовку, обкатала ему цилиндр и сказала, что писька у него большая. А когда он забрался к Биффу Раису, чтобы украсть журналы "Нэшнл джиографик", Малли обнаружил, что маленький братишка Биффа выпал из кроватки и жует электрический провод. Он уложил его обратно в кроватку, накормил сгущенным молоком и, возможно, спас ему жизнь. Для Малли он стал как бы младшим братиком, которого он и дальше будет спасать от Деза и его преподобия. Становясь Фантомом Сан-Франциско, он переставал чувствовать себя тонким как палка, трусишкой, школьным зубрилой с психом-отцом, безропотно покорной матерью и идиотом братцем. Так было до 1 октября 1924 года. Дезмонд во второй раз послал его в дом Джимми Харриса; он пробрался туда через открытый дровяной люк, хорошо зная, что Энни, хвалившая его письку, была дома. Она действительно была дома, но не одна: коп со спущенными до колен синими саржевыми штанами накачивал ее на ковре гостиной. Мал ахнул, споткнулся и упал. Коп его измочалил, исполосовал все лицо кольцом с печаткой. Малли самостоятельно продезинфицировал свои раны, потом долго собирался с духом, чтобы е