говорит Дух. - Я поступаю так, как мне нравится. У вас нет власти надо мной. - Ну и черт с ним, - говорит Тело. Разум настаивает: - Но Дух обязан вернуться вместе с нами. - Нет. Он нам не нужен. Разум обдумывает положение. - Возможно, Дух привел стоящий довод. Возможно, и мне бы назад не следовало... Тело приходит в панический ужас. - НЕТ! НУ ПОЖАЛУЙСТА... - Ну, а собственно, толку не будет и если мы не вернемся. В любом случае, наши действия на их игру не повлияют. От потери одного человека их игра никак не изменится. На самом-то деле похоже, что цель этой игры - как раз в том, чтобы людей терять. Нужно поступать практично. Пойдем-ка, Тело, назад. Дух говорит: - Скажите ему, что я пропал без вести. Во сне ты просишь прийти капеллана Чарли. Ты познакомился с этим флотским капелланом, когда брал интервью для статьи. Капитан Чарли был фокусник-любитель. Своими фокусами капитан Чарли развлекал морпехов в палатах и затягивал духовные жгуты тем, кто был еще жив, но безоружен. Обращаясь к грубым детям-безбожникам, капеллан Чарли рассказывал о том, сколь милостив Господь, несмотря на его видимые проявления; о том, что Десять заповедей написаны так кратко и лишены подробностей, потому что когда пишешь на каменных скрижалях, высекая буквы ударами молний, приходится быть кратким; о том, как Свободный мир обязательно победит коммунизм с помощью Господа Бога и пары-тройки морпехов, и о беспутности людей. Но однажды вьетнамское дитя подложило мину-ловушку в черный волшебный мешок капеллана Чарли. Капеллан Чарли засунул туда руку и вытащил яркий смертоносный шар... - Подымайся, кожаный загривок, выдвигаемся. - Что за... ? - я узнаю комнаты, в которых нахожусь. Я помню эту комнату по прошлой поездке в Хюэ. Я во Дворце совершенной гармонии в Запретном городе. Ковбой шлепает меня по руке. "Хорош, Джокер, хватит притворяться. Мы знаем, что ты не убит". Я поднимаюсь, сажусь. Я на брезентовых носилках из вертолетного комплекта. - Именно так. Опа! Намба ван! Первое Сердце! Стропила спрашивает: "Пурпурное Сердце?" Ковбой смеется: "С этим жопа, крыса ты штабная. Не будет никакого Сердца". Я охлопываю себя руками. "Не гони. Куда меня?" Стропила говорит: - Ты несколько часов в отключке был. Док Джей говорит, тебя из В-40 долбануло. Ракетным снарядом. Но у тебя только контузия. А вот осколки кой-кому достались. - Ну, - говорю, - поступок, достойный служаки какого-нибудь. Зверодер фыркает и сплевывает. Зверодер вообще часто плюется, потому что думает, что так он выглядит круче. "Служак никогда не мочат. Разве что тех, кого я сам подорву". Донлон делает шаг по направлению к Зверодеру. Донлон свирепо смотрит на Зверодера. Донлон открывает рот, но передумывает. Стропила говорит: "Док Джей тебе морфия вколол. А ты его вырубить пытался". "Именно так" - говорю я. "Крут я, даже когда без сознания. Но вот морфий этот - дурь классная". Ковбой поправляет на переносице дымчатые очки, какие выдают в морской пехоте. "Я б и сам сейчас врезал. Жаль, времени нет, чтобы травки покурить". Я говорю: "Э, братан, на тебя-то кто наехал?" Ковбой качает головой. "Мистер Недолет теперь "пал на поле боя". - Ковбой вытягивает из заднего кармана красную бандану и вытирает чумазое лицо. - Взводного радиста ранило. Забыл, как звали, такой деревенский парень из Алабамы. Снайпер ему колено прострелил. Шкипер пошел его вытаскивать. Гранатой накрыло. Граната их обоих накрыла. По крайней мере... - Ковбой оборачивается и глядит на Зверодера. - По крайней мере, Звер так говорит, а он в голове шел". Трясу головой, проясняя мозги, и собираю свое снаряжение. "Где моя Маттел?" Ковбой протягивает мне "масленку". "Накрылась твоя Маттел. На вот это". Он дает мне брезентовый мешок с полудюжиной магазинов для "масленки", пистолета-пулемета М3А1. Рассматриваю "масленку". "Что за древний экспонат!". Ковбой пожимает плечами. "Я ее у грохнутого танкиста засувенирил. - Ковбой скребет ногтями лицо. - Новый нож надыбал. И пистолет Мистера Недолета засувенирил". - А где Граф? Ковбой выводит меня наружу к длинному ряду похоронных мешков и пончо, набитых тем, что осталось от людей. Мы стоим над Графом, Ковбой рассказывает: "Граф начал Джона Уэйна изображать. Озверел-таки окончательно. Начал пульками по гуковскому пулемету палить. Пульки от гуковских пулеметчиков только и отскакивали. Жаль, ты не видел. Граф заливался смехом, как дитя малое. А потом этот косоглазый пулемет его и грохнул". Я киваю. "Кто-нибудь еще?" Ковбой проверяет винтовку, двигает затвором, проверяя плавность хода. "С.А.М. Камень. Снайпер. Голову напрочь разнес. Я тебе потом еще расскажу. Сейчас-то за дело пора. Того снайпера найти надо. Я лично намерен этого сукина сына гуковского замочить. С.А.М. Камень - первый, кого убили после того, как я принял отделение. Я за него отвечал." Алиса подбегает к нам. "Тот снайпер там еще. Его не видно, но он там сидит". Ковбой ничего не говорит, он глядит на длинный ряд похоронных мешков. Делает несколько шагов. Я ступаю рядом с ним. Мистер Недолет больше не похож на офицера. Он лежит голый, лицом вниз на окровавленном пончо. Кожа у него стала желтой, в глазницах - сухие глаза. Мертвый, Мистер Недолет - всего лишь набитый мясом мешок с дыркой. Ковбой глядит на Мистера Недолета. Снимает свой перепачканный "стетсон". Донлон подходит к Мистеру Недолету. На глазах Донлона слезы. Он вертит в руках трубку радиостанции. Донлон говорит: "Мы злобные морпехи, сэр". Он спешит прочь, продолжая вертеть в руках трубку. Алиса подходит к ряду похоронных мешков, пинает труп Мистера Недолета. - Не серчай, братан. Отделение один за другим проходит мимо. Я наклоняюсь. Заворачиваю пончо на маленькое тело Мистера Недолета. Ощущаю дикое желание что-нибудь сказать этому зеленому пластиковому свертку с человеческими ногами. Я говорю: "Не долетели Вы, сэр". Я думаю о том, что только что сказал, и понимаю, как глупо было отпускать такую дурную шутку. Но с другой стороны - что ни скажешь мертвому офицеру, которого только что убил один из его подчиненных, все одно выйдет страшно неловко. Мы со Стропилой бегом догоняем отделение. Мы топаем мимо благовонных лотосовых прудов, через ухоженные сады, через мостики, ведущие от одной изящной пагоды к другой. Со всех сторон над прекрасными садами невидимые вертолеты огневой поддержки врываются в этот мир и спокойствие, как собаки, устраивающие драку в церкви. Ковбой поднимает правую руку. Отделение останавливается. Алиса указывает пальцем на улицу с большими особняками. Ковбой глядит на меня, потом на отделение. Ковбой отводит меня в сторону. Отходим вперед на несколько шагов. - Этот снайпер начал стрелять по нам на гуковском кладбище. Ребята из первого первого сказали, что в императорском дворце нашли золотые слитки. Они утащили все, что могли унести, поэтому мы собирались засувенирить что осталось. Ковбой протирает глаза от пота. - С.А.М. Камень шел в голове. Снайпер отстрелил С.А.М. Камню ступню. Отстрелил напрочь. Ребята из отделения "Отморозки" пошли его вытаскивать, один за другим. Снайпер и им ступни поотстреливал. Мы укрывались за могилами, такими круглыми могилками, как бейсбольные холмики, а девять наших хряков лежали на улице... Ковбой вытаскивает из заднего кармана красную бандану и протирает потное лицо. - Мистер Недолет не пускал нас за ними. Ему самому было хреново от этого, но он нас не пускал. Затем снайпер начал отстреливать пальцы на руках, на ногах, уши - и так далее. Ребята на дороге плакали, молили о помощи, мы все рычали как звери, но Мистер Недолет удерживал нас на месте. Потом Зверодер пошел их спасать, а Шкипер схватил его за воротник и ударил по лицу. Зверодер так взбесился, что я думал, он нас всех перестреляет. Но прежде чем он успел что-либо сделать, снайпер начал всаживать пули в ребят на улице. Он промахнулся всего пару раз. Он разнес С.А.М. Камню голову, а потом всадил по пуле в голову каждому. Они все стонали и молились, а потом стало тихо, потому что все они умерли, и мне показалось, что и мы все умерли...". Я не знаю, что сказать. Ковбой сплевывает, лицо как камень в испарине. - Когда СВА отошли, служаки послали арвинских Черных Пантер на захват Запретного города. Блин. Здесь никого не осталось, только отделения тыловой охраны. Мы долбили СВА, они долбили нас, а потом служаки послали вперед арвинов, и типа чертовы эти арвины все и сделали. Мистер Недолет сказал, что это их страна, сказал, что мы тут только помогаем, сказал, что это позволит поднять боевой дух вьетнамского народа. В жопу весь этот вьетнамский народ. Дикие кабаны из крутой, голодной до боя роты "Отель" водрузили американский флаг. Как на Иводзиме. Но какие-то крысы из офицерья заставили его снять. Собаки вынуждены были поднять этот вонючий вьетнамский флаг, желтый такой - самый подходящий цвет для этого трусливого народца. Нас в этом городе кладут как на бойне, а мы не можем даже этот долбанный флаг водрузить. Я уже не в силах эту хренову службу дальше тащить. Я обязан вернуть своих обратно в Мир в целости и сохранности. Ковбой закашливается, сплевывает, вытирает нос тыльной стороной ладони. - Под огнем не найдешь людей лучше них. Лишь бы кто-нибудь в них гранатами кидался до конца их дней... Я в ответе за этих парней. Я не могу послать своих людей, чтоб они взяли этого снайпера, Джокер. Я могу все отделение положить. Дожидаюсь конца ковбоевского рассказа и говорю: "По мне, так это твоя личная беда. Ничего посоветовать не могу. Будь я человек, а не морпех, тогда, может быть, и сказал бы чего-нибудь". Чешу подмышку. "Ты здесь главный. Ты тут сержант, и ты отдаешь приказания. Ты принимаешь решения. Я бы никогда так не смог. Никогда бы не смог командовать стрелковым подразделением. Хрен там, брат. Для этого яйца нужны, а у меня таких нет". Ковбой обдумывает сказанное. Затем ухмыляется. - Ты прав, Джокер. Засранец этакий. Ты прав. Надо мне свою программу в кондицию привести. Жаль, сержанта Герхайма тут нет. Он бы знал, что делать. Ковбой обдумывает сказанное. Затем ухмыляется. - Черт. Идет обратно к отделению. - Выдвигаемся... Отделение медлит. Раньше Бешеный Граф всегда говорил, что им делать. Зверодер поднимается. Он упирает свой пулемет M-60 в бедро. Молчит. Обводит взглядом грязные лица. Двигается в путь. Отделение собирает снаряжение и двигает вперед. Ковбой машет рукой, и Зверодер становится в голове колонны. Мы обсуждаем, как будет лучше всего прочесать эту улицу, дом за домом, и в это время к нам с грохотом приближается танк. Донлон говорит: "Смотри-ка, танк! Мы можем его попросить - " - Нет, - говорит Ковбой. - Намба тен! Ничьей помощи нам не надо. - Так точно, - говорит Зверодер. Я говорю: - Танк может его подавить огнем, Ковбой. Подумай-ка. Без огневой поддержки мы гуковских хряков с места не сдвинем. Ковбой пожимает плечами: "Ладно, какого черта!" Я бегу по дороге, чтобы перехватить танк. Пробегаю мимо куч развалин, которые вчера еще были домами, а сегодня превратились в груды кирпичей, камней и деревянных обломков. Танк, дернувшись, останавливается. Жужжит башней. Здоровая девяностомиллиметровая пушка наводится на меня. Какое-то время, которое тянется для меня очень долго, мне кажется, что танк собирается разнести меня в клочья. Из башенного люка высовывается верхняя половина белокурого командира. На лейтенанте бронежилет и защитного цвета футбольный шлем с микрофоном, который торчит у него над губой. Механический кентавр - получеловек, полутанк. Я указываю на особняки и объясняю про снайпера, про то, как снайпер замочил нашего братана, и про всякую прочую хрень. Подходит Ковбой и говорит лейтенанту, что надо немного выждать, а потом начать разносить особняки, один за другим. Белокурый командир танка молча поднимает вверх два больших пальца. Ковбой направляет младшего капрала Статтена с его огневой группой в обход, позади ряда особняков. Зверодер устанавливает свой M-60 на низенькую стенку и открывает огонь, обстреливая особняки в произвольном порядке. Каждый пятый патрон - трассирующий. Танк подкатывает к первому особняку. Мы, все кто остался, бежим по аллейке и перебегаем дорогу в ста ярдах дальше по улице, где кончается ряд особняков. На другом конце улицы стоит наш танк. Танк выпускает фугасный снаряд. Верхний этаж первого дома разлетается на части. Крыша проваливается вовнутрь. Зверодер продолжает вести огонь со своей позиции рядом с танком. Ковбой подбегает к первому дому с нашего конца улицы. Он осторожно пробирается к углу с задней стороны дома, заглядывает за угол. Ковбой ждет, когда младший капрал Статтен взорвет зеленую дымовую гранату, подав сигнал о том, что его огневая группа заняла позицию и перекрывает подходы с той стороны. Ждем. Когда зеленый дым начинает выползать из дренажной канавы рядом с первым домом на дальнем конце улицы, Ковбой машет рукой, и мы все открываем огонь по первому дому с нашей стороны. По очереди перебегаем через улицу к первому дому, присоединяемся к Ковбою. Ковбой высовывается из-за угла и машет рукой. Огневая группа младшего капрала Статтена начинает палить очередями, поливая заднюю сторону первого дома с их конца улицы сотнями остроконечных пуль в медной оболочке. Зверодер продолжает обгрызать фасады всех особняков на улице из своего черного пулемета. Танк выпускает второй снаряд. Первый этаж первого особняка разносится на части. Танк со скрежетом продвигается вперед на двадцать ярдов, останавливается, снова открывает огонь. Второй этаж второго дома взрывается. Ковбой ведет нас к дверям особняка на нашем конце улицы. Зайдя в дом, мы перебежками передвигаемся от угла к углу. Ковбой срывает кольцо с гранаты и навешивает ее в чью-то кухню. Взрыв сотрясает весь дом, затыкает нам уши. Стропила делает шаг вперед. Жестикулирует Ковбою, тычет большим пальцем в потолок. Ковбой поднимает большой и указательный пальцы, сведенные в кружок -"О'кей". Стропила вырывает кольцо из осколочной гранаты и бросает ее через лестничный проем на второй этаж. От взрыва штукатурка над нашими головами трескается. Танк на улице стреляет еще раз. Ковбой ударяет меня в грудь костяшками пальцев. Затем Стропилу и Алису. Указывает пальцем сначала на Донлона, потом на палубу. Донлон кивает и начинает бесшумно указывать позиции бойцам отделения. Ковбой машет рукой, и мы поднимаемся за ним по лестнице. Поднявшись наверх, Алиса пинает окно, и мы все выпрыгиваем на крышу. Танк стоит через два дома от нашего. Продолжает вести огонь. Мы избавляемся от снаряжения и перепрыгиваем через шестифутовый промежуток между двумя домами. На крыше второго дома Ковбой встает на ноги и дает сигнал младшему капралу Статтену, который размахивает в ответ своим пончо. Пули огневой группы младшего капрала Статтена перестают поливать дом, на котором мы стоим. Я подбегаю к фронтонной части дома и машу Зверодеру. Пули из зверодерского пулемета перестают поливать лицевую часть дома. Стреляет танк. Разрываются снаряды. Над нами с воем проносится шрапнель. Мы собираемся над стеклянным фонарем в крыше. Я бросаю осколочную гранату, пробивая стекло. Граната взрывается в невидимой для нас комнате под нами. Взрыв вдребезги разносит фонарь. Через рваную прямоугольную дыру сваливаемся в чью-то библиотеку. Осколки искромсали книги в кожаных переплетах. Я подбираю маленькую книжку в кожаном переплете в качестве сувенира. Автор - Жюль Верн, название на французском. Я запихиваю книжку в набедренный карман и шарю по бронежилету, ищу еще одну гранату. Мы пробираемся по дому, забрасывая гранаты в каждый коридор, в каждую комнату. Но никак не можем найти снайпера. Танк стреляет по второму этажу соседнего дома. Я говорю: "Времени уже не остается". Ковбой пожимает плечами. "Он С.А.М. Камня замочил". Я делаю несколько шагов вниз по лестницу. Ковбой поднимает руку. "Слышите?" М-60 Зверодера раздирает крышу над нашими головами. Я говорю: "Зверодер совсем dinky-dow? Чокнулся?" Ковбой мотает головой. "Нет. Звер как человек - мудак, но хряк он отличный". Мы бежим обратно в библиотеку. Подтаскиваем под разбитый купол тяжелый антикварный письменный стол, Ковбой забирается на него и вылезает обратно на крышу. Выстрел из снайперского карабина Симонова врывается в приглушенный ритмичный стук зверодерского пулемета. Ковбой сваливается обратно сквозь купол. Алиса, который успел залезть на стол, ловит Ковбоя и бережно опускает его на стол. Срываю кольцо с гранаты. Залезаю на стол, хватаюсь за крышу левой рукой. Отпускаю скобу. Она со звоном отлетает в сторону и тарахтит по крыше. Я выжидаю три секунды, удерживая скользкую от пота зеленую овальную гранату и, подтянувшись, бросаю ее назад-вверх, чтобы она скатилась по крыше прямо над нашими головами. Граната взрывается, осыпая всю крышу сотней с половиной проволочных обрезков. Потолок трескается. Алиса прижимает к себе Ковбоя. Штукатурка и щепки отскакивают от моей каски. Стропила запрыгивает на стол и вылезает на крышу. Я в удивлении вылезаю вслед за ним. Танк ведет огонь по первому этажу соседнего дома. Мы со Стропилой ползем на животе по крыше. Позади нас Алиса поднимает Ковбоя над своей головой, как в реслинге, осторожно укладывает его на крышу. Потом вылезает сам. Он поднимает Ковбоя на руки, как будто Ковбой - чрезмерно крупный ребенок. Док Джей окликает нас с крыши первого дома. Алиса вытаскивает из набедренного кармана моток палаточного троса и завязывает его у Ковбоя подмышками. Он кидает другой конец троса Доку Джею. Док Джей крепко ухватывается за трос и упирается в крышу. Алиса опускает Ковбоя в промежуток между домами. Док Джей выбирает слабину, и в это время Ковбой падает. Обмякшее тело Ковбоя летит по дуге и шлепается о стену где-то под ногами Дока Джея. Док Джей скрипит зубами, вытягивая Ковбоя наверх. Алиса оглядывается на меня, но я машу рукой, чтобы он двигался дальше. Он перепрыгивает на первый дом. Док Джей подбирает побросанное нами снаряжение, Алиса перекидывает Ковбоя через плечо, и они начинают отходить вниз. Стропила уже успел залезть на конек крыши. Заглядывает на другую сторону. БАХ. Свист. Я подползаю к Стропиле. Выглядываю. Из-за невысокой трубы на противоположном углу крыши высовывается черная полоска. Мы слышим невообразимо громкий лязг танка, движущегося внизу по улице. Танк останавливается. Зверодер и младший капрал Статтен прекращают огонь. - Пошли отсюда, - хватаю Стропилу за плечо. - Этого гука из танка замочат. Стропила на меня не смотрит. Вырывается. Я поворачиваюсь и добираюсь гусиным шагом до края крыши. Встаю на ноги и только собираюсь прыгать, как дом взрывается подо мной. Я валюсь на спину. Снайпер трогается с места. Стропила перепрыгивает через конек и на заднице съезжает вниз по скату. Пытаюсь встать. Но все мои кости, похоже, сместились на дюйм влево. И вдруг мою грудь припечатывает чья-то нога. Снайпер с удивлением смотрит на меня сверху вниз. Снайпер видит мою беспомощность, бросает взгляд назад на Стропилу, готовится перепрыгнуть на другую крышу. Стропила бежит обратно вверх по скату и съезжает на заднице вниз, в десяти ярдах от меня. Я тянусь за своей "масленкой". Снайпер оборачивается в сторону Стропилы, и ее СКС начинает подниматься. Этот снайпер - первый Виктор-Чарли, которого я вижу не мертвым, не в плену и не с большого-большого расстояния. Она совсем ребенок, не более пятнадцати лет, стройный ангелочек смешанной евроазиатской наружности. У нее прекрасные темные глаза, которые одновременно и суровые глаза хряка. Ростом она не дотягивает даже до пяти футов. У нее длинные блестящие черные волосы, собранные в хвостик сыромятным шнурком. На ней рубашка и брюки из хаки горчичного цвета, на вид новые. Между ее маленькими грудками, по диагонали пересекая грудь, тянется трубка из белой материи, плотно набитая липким красноватым рисом. Ее сандалии типа "B.F. Goodrich" вырезаны из списанных покрышек. Тонюсенькая талия перехвачена полевым ремнем, на котором болтаются самодельные гранаты с пустотелыми деревянными ручками (их делают из банок из-под "Кока-Колы", набивая их черным порохом), нож для чистки рыбы и шесть брезентовых патронташей с рожками для автомата AK-47, который висит у нее за спиной. БАХ. Стропила стреляет из своей M-16. БАХ. БАХ. Снайпер опускает оружие. Смотрит на Стропилу. Смотрит на меня. Пытается поднять карабин. БАХ. БАХ. БАХ. БАХ. БАХ. Пули бьют в тело. Стропила продолжает стрелять. Пули Стропилы вышибают из снайпера жизнь. Снайпер падает с крыши. Танк стреляет по первому этажу, который под нами. Дом содрогается. Я поднимаюсь. Чувствую себя как дерьмо мертвячье. Выхожу на лицевую сторону дома. Машу белокурому командиру танка. Он разворачивает пулемет пятидесятого калибра и целится в меня. Я встаю в полный рост на краю крыши. Машу руками: "Все чисто". Командир танка поднимает вверх большие пальцы. Выдергиваю кольцо и швыряю на крышу зеленую дымовую гранату. Ковыляю к куполу и слезаю в библиотеку. Стропила уже успел запрыгнуть в библиотеку и теперь несется вниз по побитым осколками ступеням. Спустившись и выйдя на улицу, я вижу, как танк подкатывает к последнему дому, который еще не разрушен. Еще раз сообщаю жестами "Все чисто", и командир танка одаряет меня еще одной улыбкой, еще раз выставляет вверх большие пальцы, а потом танк стреляет, разнося второй этаж. Делает еще один выстрел, разнося первый этаж. Огромное механическое тело командира танка удовлетворенно рычит и с грохотом удаляется. Ковбой бежит мне навстречу. Шлепает меня по руке. "Смотри! - Ковбой осторожно дотрагивается до правого уха. - Смотри! В его правом ухе - аккуратная круглая дырочка, а в верхней части левого -полукруглая царапина. "Видишь? Легкое Сердце! Пуля пробила каску сзади, прошла вокруг всей головы, потом вылетела и попала в руку..." - Ковбой поднимает правое предплечье, которое уже успели перебинтовать. - Нет, ты видел этот танк? Круто работал, да? Что за прелесть". Док Джей подбегает к Ковбою, грубо его хватает, силой усаживает. Ковбой сидит на расщепленном обрубке бревна, а тем временем Док Джей срывает обертку с перевязочного пакета и перематывает бинт вокруг окровавленной головы Ковбоя. Мы с Алисой обходим дом, заходя к нему сзади. Обнаруживаем там Стропилу, который стоит над снайпером, отхлебывая из бутылки "Кока-Колы". Стропила ухмыляется. Он говорит: "С Кокой дела идут лучше!" Подходит Зверодер, и Стропила говорит: "Посмотрите на нее! Посмотрите на нее!" Мы обступаем снайпера. С огромными усилиями снайпер втягивает в себя воздух. Кишки вылезли через пулевые отверстия как цветными пластмассовыми трубками. Задняя часть бедра снайпера и правая ягодица оторваны. Она скрипит зубами и повизгивает, как собака, которую переехала машина. Младший капрал Статтен подводит свою огневую группу к снайперу. - Глянь-ка, - говорит младший капрал Статтен. - Девчонка. Ну и разворотило же ее! - Посмотрите на нее! - говорит Стропила. Он расхаживает вокруг стонущего куска развороченного мяса. - Посмотрите на нее! Правда, я крут? Правда, я грозен? Я ли не душегуб? Я ли не сердцеед? Алиса наклоняется, расстегивает полевой ремень снайпера и выдергивает его из-под ее тела. Снайпер слабо стонет. Обращается к нам по-французски. Алиса швыряет окровавленный ремень Стропиле. Снайпер начинает молиться по-вьетнамски. Стропила спрашивает: "Что она говорит?" Я пожимаю плечами. "Какая разница?" Зверодер сплевывает. "Скоро стемнеет. Потопали-ка обратно в роту". Я говорю: "А с гуком что?" "Хрен с ней, - говорит Зверодер. - Пускай тут сгниет". "Нельзя ее вот так оставлять" - говорю я. Зверодер делает гигантский шаг ко мне, приближает свое лицо к моему. - Слушай, мудак, Ковбой ранен. Ты только что друзей потерял, урод. Я руковожу этим отделением. Пока меня не разжаловали, я взводным сержантом был. И я говорю - оставляем этого гука на потеху крысам. Стропила защелкивает на себе северовьетнамский ремень. У ремня тускло-серебристая пряжка со звездой, которая выгравирована посередине. - Джокер - сержант. Зверодера это приводит в удивление. Он глядит на Стропилу, потом на меня. Наконец произносит: - Тут это не катит нихрена. Мы в поле, урод. Ты нихрена на хряк. Не тянешь ты на хряка. Хочешь со мной схлестнуться? А? Смахнемся? Я говорю: - Меня этим отделением командовать за миллион долларов не заставишь. Я просто говорю: нельзя этого гука вот так оставлять. - А мне-то что? - говорит Зверодер. - Давай, мочи ее. Я говорю: - Нет, я не буду. - Ну, тогда по коням. Выдвигаемся... Незамедлительно. Я гляжу на снайпера. Она хныкает. Я пытаюсь прикинуть, чего бы сам желал, лежа вот так полумертвым, в страшных мучениях, окруженный врагами. Заглядываю ей в глаза в поисках ответа. Она видит меня. Она понимает, кто я: человек, который положит конец ее жизни. Мы стали близки, мы повязаны кровью. Я начинаю поднимать "масленку", а она - молиться по-французски. Я дергаю за спусковой крючок. БАХ. Пуля входит снайперу в левый глаз и, выходя, отрывает затылочную часть головы. Отделение застывает в молчании. Потом Алиса фыркает, сверкает широкой улыбкой. - А ты крутой чувак. И почему ты не хряк? Ковбой с Доком Джеем появляются рядом со мной. Ковбой говорит: - Звер, я пригоден для дальнейшей службы. Благодарю за службу, Джокер. Ну, ты и крут. Зверодер сплевывает. Делает шаг вперед, наклоняется, выхватывает мачете. Одним могучим ударом отрубает ей голову. Он хватает голову за длинные черные волосы и высоко ее поднимает. Смеется и говорит: - Да упокоятся обрубки твои, сука. - снова ржет. Идет по кругу и тычет окровавленным шаром в наши лица. - Крут? Кто крут? Теперь кто крут, уроды? Ковбой смотрит на Зверодера и вздыхает. - Джокер крут, Звер. А ты... Ты просто зверюга. Зверодер замолкает, сплевывает, швыряет голову в канаву. Ковбой говорит: - Выдвигаемся. Дело сделано. Зверодер поднимает свой пулемет M-60, укладывает его поперек на плечи, вразвалку подходит ко мне. Улыбается. - Слышь, а Недолет так и не увидел той гранаты, которой его грохнуло, жиденка этого. Зверодер отцепляет гранату от бронежилета и толкает меня ею в грудь - изо всей силы. Звер озирается по сторонам, потом снова мне улыбается. - Никому не дозволено на Звера класть, урод. Ни-ко-му. Я прицепляю гранату на свой бронежилет. Алиса подбирает винтовку снайпера. - Э, а сувенир-то намба ван! Стропила стоит над обезглавленным трупом снайпера. Он наставляет свою M-16 и выпускает в тело длинную очередь. Потом говорит: "Она моя, Алиса". Забирает у Алисы СКС и внимательно его рассматривает. Опускает глаза и любуется новым ремнем. "Я первый в нее попал, Джокер. Она бы все равно умерла. Это первый убитый на моем счету". Я говорю: "Ясное дело, Строп. Ты же ее замочил". Стропила говорит: "Именно я. Я замочил ее. Я грохнул ее нахрен!" Снова глядит на свой северовьетнамский ремень. Поднимает вверх СКС. "Ну, подожди, вот Мистер Откат еще и это увидит!" Алиса опускается на колени рядом с трупом. Своим мачете он отрубает у снайпера ступни. Кладет ступни в синюю холщовую хозяйственную сумку. Отрубает у снайпера палец и снимает с него золотое кольцо. Мы ждем, пока Стропила не сфотографирует мертвого гука, и пока Алиса не сфотографирует Стропилу, который позирует, уперев СКС в бедро и поставив ногу на расчлененные останки вражеского снайпера. А потом, когда мы уже уходим, в зазубренных зубьях разбитого окна Стропила замечает отражение своего лица и видит на нем новую, незнакомую улыбку. Стропила долго-долго вглядывается в себя самого, а затем, уронив карабин, просто бредет куда-то по дороге, не оборачиваясь, не отвечая на наши вопросы. Ковбой машет рукой, и мы выдвигаемся. О Стропиле никто ничего не говорит. Мы топаем обратно в Запретный город и устраиваемся там на ночь. Делаю отметку на своем стариковском календаре - пятьдесят пять дней в стране до подъема. Позднее, в темноте, возвращается Стропила. Всю ночь сражения вокруг нас продолжаются, вспышки насилия слышны отовсюду, то разрыв мины из миномета, то проклятья, то вопли. Мы спим сном младенца. Солнце, встающее над Хюэ утром 25 февраля 1968 года, озаряет мертвый город. Солдаты корпуса морской пехоты США освободили Хюэ до основанья. Здесь, в самом сердце древней имперской столицы Вьетнама, этой живой святыне для вьетнамцев с обеих сторон, зеленые морпехи из зеленой машины освободили бесценное прошлое. Зеленые морпехи из зеленой машины расстреляли кости священных предков. Мудрые как Соломон, мы превратили Хюэ в руины, чтобы спасти его. На следующее утро Дельта Шесть отваливает нам немного халявы, и мы проводим весь день в охоте за золотыми слитками в императорском дворце. Мы входим в тронный зал, где восседали императоры прошлых времен. Трон кроваво-красный, усыпанный грошовыми зеркальцами. Хотел бы я жить в Императорском дворце. Яркий фаянс на стенах оживляет их. На крыше оранжевая черепица. Повсюду каменные драконы, вазы из керамики, бронзовые журавли, стоящие на черепашьих спинах, и много других прекрасных предметов, происхождение и назначение которых неизвестно, но нет сомнения, что они очень ценные, очень красивые и очень старые. Я выхожу из дворца в потрясающий императорский сад. Обнаруживаю там Алису и Стропилу, которые разглядывают хрустящих зверушек. Определить, какой армии они принадлежали, не представляется возможным. Напалм даже костей не щадит. Я говорю: "Пристрастие к аромату жареной плоти, следует признать, достигается многочисленными упражнениями". Алиса смеется. "И нахрен все тут изувечили? Ведь это место типа волшебного храма, знаешь, да? Гуки так его любят. Раздолбать его - все равно, что ... ну, Белый дом раздолбать. Вот только на Белый дом всем насрать, а это место в десять раз древнее". Я пожимаю. - Дурдом. - говорит Алиса. - Просто гребаный дурдом. Эх, как хочется в Мир. Я говорю: "Нет, это в Мире дурдом-то и есть. А вот это, весь этот говеный мир - он и есть настоящая реальность". Ковбой появляется позднее и говорит, что командир роты "Дельта" сказал, чтоб собирались на берегу у Земляничной поляны. Маршируем. Смотрим на сотворенные нами руины. Устаем уже смотреть, столько их везде. Сумерки. Те, кто остался от роты "Дельта" 1-го батальона 5-го полка 1-ой дивизии морской пехоты, развалились по всему берегу у Благовонной реки. Бородатые хряки спят, готовят хавку, хвастаются, сравнивают сувениры, заново воссоздают все моменты сражения, реальные и мнимые, где каждый - невероятный герой. Отделение "Кабаны" измотано до смерти. Мы вколотили наши имена в страницы истории - на сегодня хватит. Вытаскиваем фляжки. Готовить слишком жарко, поэтому едим холодный сухпай. Кто-то из парней начинает приподниматься. Донлон встает на ноги, кричит: "Смотрите!" В пяти сотнях ярдов к северу отсюда на реке Благовонной ? остров. На этом острове миниатюрные танки сжимают полукольцо вокруг лихорадочно мечущейся муравьиной семьи. Муравьи бросают свои вещи, перекидывают АК-47 за спины и прыгают в реку. Муравьи спасаются бегством вплавь, гребут так сильно, насколько хватает сил. Все танки открывают огонь из 90-миллиметровых орудий и 50-калибровых пулеметов. Некоторые из муравьев идут на дно. Штурмовые вертолеты "Кобра" с жужжанием выносятся из-за свинцового горизонта и сваливаются на добычу. Муравьи начинают плыть быстрее. Парящие вертолеты молотят по коричневой воде из пулеметов. Муравьи плывут, ныряют или тонут, охваченные паникой. Рота "Дельта" вскакивает на ноги. Три штурмовых вертолета "Кобра" с ревом снижаются до нескольких ярдов над водой, и бортовые пулеметчики в шлемах начинают поливать из пулеметов муравьев, которые бултыхаются в воде, попав в плен бьющего в рваном ритме горячего урагана от бешено крутящихся лопастей, захваченные в ловушку в воде, и их красная жизнь вытекает из них через дырки от пуль. Лишь один муравей добирается до берега реки. Муравей открывает огонь по вертолетам, парящим над водой как монстры на кормежке. Кто-то из нас произносит: "Нихрена себе, видали? Крутой чувак". Один вертолет отлетает от места кровавой трапезы и скользит через реку Благовонную. Вертолет швыряется пулями по всему берегу, осыпает ими муравья. Муравей сбегает с пляжа. Вертолет с жужжаньем направляется обратно к месту кормежки, где в воде плавают муравьи. Муравей выбегает на берег и открывает огонь. Вертолет круто наклоняется и заходит на низкой высоте, из под его живота со свистом вылетают ракеты, стрекочут пулеметы. Муравей снова убегает с берега. Вертолет находится уже на полпути к плывущим муравьям, когда муравей на берегу объявляется вновь и открывает огонь. На этот раз пилот заходит так низко, что может снести муравьиную голову полозьями вертолетного шасси. Вертолет открывает огонь. Муравей стреляет в ответ. Пулеметные пули сбивают муравья с ног. Штурмовой вертолет разворачивается, чтобы зарегистрировать гибель противника. Посреди пулеметных очередей, бьющих в мокрый песок, муравей поднимается, прицеливается из крохотного АК-47 и в одну очередь выпускает магазин в тридцать патронов. Штурмовой вертолет "Кобра" взрывается и трескается, как лопнувшее зеленое яйцо. Вспоротый каркас из алюминия и плексигласа скачет по воздуху, горит, оставляя хвост черного дыма. И сваливается вниз. Объятый пламенем вертолет врезается в реку, и водяные струи утаскивают его на дно. Муравей не шевелится. Муравей выпускает еще один магазин одной длинной очередью. Муравей палит в небо. Двум оставшимся вертолетам надоело палить по плавающим в реке трупам, они переходят в атаку на муравья. Муравей не торопясь покидает берег. Канонерки бьют по берегу и песчаным дюнам изо всего оружия, что у них на борту. Они кружат, кружат и кружат, как хищные птицы. А потом, израсходовав боеприпасы и горючее, с жужжанием уносятся прямиком к линии горизонта и пропадают из вида. Рота "Дельта" аплодирует, свистит, издает восхищенные вопли. - На тебе! Намба ван! Охер-образ-цово! Откат - п...ц всему! Алиса говорит: "Этот мужик - реальный хряк". В ожидании вертолетов, которые должны прибыть и перевезти нас обратно через реку Благовонную, мы рассуждаем о том, что этот северовьетнамский хряк - охеренно крутой тип, о том, как было бы здорово, если б он приехал в Америку и женился на всех наших сестренках, и о том, как все мы надеемся, что он будет жить до ста лет, потому что с его уходом этот мир помельчает. На следующее утро мы со Стропилой получаем от зеленых упырей координаты массового захоронения и топаем туда, чтобы привезти капитану Джэнюери его фотографии с жестокостями. У массового захоронения реально жуткий запах - запах крови, вонь червей, разложившихся людских тел. Арвинские собаки, которые раскапывают ее на школьном дворе, пообвязывали лица нижними рубашками защитного цвета, но все равно несут тяжелые потери вследствие неконтролируемого блевания. Мы видим трупы вьетнамских мирных жителей, которые были похоронены заживо, их лица застыли в оборванном вопле, руки как клешни, ногти окровавлены, на них заговнась влажная земля. Все мертвецы улыбаются жуткой безрадостной улыбкой людей, до которых дошел смысл великой шутки, которые узрели ужасные секреты земли. Вместе с ними валяется даже труп собаки, которую Виктор-Чарли не смогли оторвать от хозяина. Трупов с руками, завязанными за спиной, нет. Однако зеленые упыри уверяют нас, что в другом месте такие трупы видели. Поэтому я одалживаю немного саперного провода у арвинских собак и, нажимая коленом на застывшие тела, пока не трескаются кости, связываю накрепко семью, которую подбираю наугад из множества людей мужчина, его жена, маленький мальчик, маленькая девочка и, само собой, их собачка. Наношу на картину последний штрих, связывая ноги собаке. Полуденное время на пункте MAC-V. Мы прощаемся с Ковбоем и отделением "Кабаны". Ковбой нашел бродячего щенка и таскает костлявое маленькое животное под рубашкой. Ковбой говорит мне: "Задницу свою не высовывай, братан. Ходят слухи, кабанье отделение отправляют в Ке-Сань, а место там очень опасное. Но не бзди, мы прорвемся. А может, у них там и лошади есть. Короче, если почувствуешь, что стал достаточно крут, чтобы быть настоящим морпехом, хряком, шлепай к нам". Я глажу ковбойского песика. "Хрен когда. Но ты-то будь осторожен, засранец. У меня свидание с твоей сестренкой намечено, и упускать его я не хочу". Стропила прощается с Алисой и другими ребятами в отделении Ковбоя. Он жмет руку Ковбою и гладит его щенка. Своим лучшим фирменным голосом Джона Уэйна я говорю: "До встречи, Звер". Зверодер отвечает: "Увижу тебя первым - тебе не до встречи будет". Мы со Стропилой шлепаем по 1-му шоссе на юг, к Фу-Бай. Мы топаем по убийственной жаре часами, ожидаем попутки. Но солнце по-прежнему неумолимо, и колонн не видать. Усаживаемся в тени на обочине. "Жарко. - говорю я. - Очень жарко. Вот бы ту старую мамасану сюда. Я бы ей за одну Коку боку денег засувенирил...". Стропила поднимается. "Нефиг делать. Сейчас найду...". Стропила шлепает по дороге. Я собираюсь сказать ему что-нибудь в том смысле, что неплохо бы нам держаться вместе. В этих местах все еще полно отбившихся от своих солдат СВА. "Строп..." Но тут я вспоминаю, что Стропила себе на счет одного уже записал. Стропила может сам о себе позаботиться. Палуба начинает дрожать. Танк? Я поднимаю глаза, но на дороге ничего не видать. И все же ничто на земле не бывает мощнее танка по звуку, ничто кроме танка не издает столь ужасающего грохота металла. Он него начинают трястись мои кости. Я вскакиваю на ноги, оружие наготове. Оглядываю дорогу в обе стороны. Ничего нет. Но все вокруг заполнено звуками гремящего по дороге металла и запахом дизельного топлива. Стропила переходит дорогу. Он не слышит невидимого танка. Он не ощущает этого железного землетрясения. Я бегу к нему. - Строп! Стропила оборачивается. Улыбается. И вдруг мы оба его замечаем. Танк - нечто тяжелое и металлическое, выкованное из холодного мрака, бесплотное привидение. Черный металлический призрак надвигается на нас, как мрачная эманация духа, вызванная медиумом посреди солнечного дня. Белокурый командир танка стоит в башенном люке, глядя прямо перед собой, вглядываясь в нечто потустороннее, смеясь. Стропила оборачивается. Я говорю ему: "Не двигайся!" Но Строп смотрит на меня в паническом испуге. Я хватаю его за плечо. Стропила вырывается и убегает. Танк надвигается на меня. Я не двигаюсь с места. Танк виляет, не зацепив меня, с ревом проносится мимо как большой железный дракон. Танк сбивает Стропилу и расплющивает его под стальными гусеницами. И исчезает из вида. Стропила лежит в дорожной пыли на спине, как раздавленный машиной пес, выползающий из своей шкуры. Стропила смотрит на меня таким же взглядом, каким глядел в тот день у лавки на Фридом Хилл на Высоте 327 в Да-Нанге. Его глаза молят меня