ет очень умно, и это действует мне на нервы, однако, не думаю, что я ее ненавижу. - А я ненавижу, - сказала Дороти. - Ты мне об этом говорила на прошлой неделе. Я хотел тебя спросить: ты знаешь - или, быть может, видела когда-нибудь - того самого Артура Нанхейма, о котором мы говорили в баре сегодня вечером? Она сердито посмотрела на меня. - Вы пытаетесь уклониться от темы нашего разговора. - Я просто хочу знать. Он знаком тебе? - Нет. - Его имя упоминалось в газетах, - напомнил я ей. - Именно он рассказал полиции, что Морелли был приятелем Джулии Вулф. - Я не запомнила его имени, - сказала она. - И не припоминаю, чтобы мне до сегодняшнего вечера приходилось о нем слышать. - Ты никогда его не видела? - Нет. - Иногда он называл себя Альбертом Норманом. Это тебе что-нибудь говорит? - Нет. - Ты знаешь кого-нибудь из тех людей, которых мы видели сегодня у Стадси? Или же что-нибудь о них? - Нет. Честное слово, Ник, я бы сказала, если бы знала хоть что-нибудь полезное для вас. - Независимо от того, кто бы от этого пострадал? - Да, - немедленно ответила Дороти и тут же добавила: - Что вы имеете в виду? - Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Дороти закрыла руками лицо: голос ее был едва слышен. - Я боюсь, Ник... Я... - В дверь постучали, и она отдернула руки от лица. - Войдите, - крикнул я. Энди открыл дверь ровно настолько, чтобы просунуть в щель голову. Он постарался ничем не выразить обуревавшего его любопытства и сказал: - Лейтенант желает с вами поговорить. - Сейчас иду, - пообещал я. Он приоткрыл дверь чуть пошире. - Лейтенант ждет. - Энди, по всей видимости, попытался многозначительно мне подмигнуть, однако угол рта его оказался гораздо более подвижным нежели веко, и в результате лицо его исказила страшная гримаса. - Я скоро вернусь, - сказал я Дороти и вышел вслед за Энди. Он закрыл за мной дверь и наклонился к моему уху. - Мальчишка подсматривал в замочную скважину, - прошептал он. - Гилберт? - Ага. Он успел отскочить от двери, когда услышал мои шаги, но он подглядывал, это как пить дать. - Уж он-то вряд ли был шокирован тем, что увидел, - сказал я. - Как вам показалась миссис Йоргенсен? Энди вытянул губы, сложив их трубочкой, и с шумом выдохнул воздух. - Ну и дамочка! XXV Мы вошли в спальню Мими. Она сидела в глубоком кресле у окна и, казалось, была весьма довольна собою. Она весело мне улыбнулась и сказала: - Теперь душа моя чиста. Я созналась во всем. Гилд стоял у стола, вытирая лицо носовым платком. На висках у него все еще поблескивали капельки пота, а лицо лейтенанта выглядело старым и усталым. Ножик и цепочка, а также носовой платок, в который они были завернуты, лежали на столе. - Закончили? - спросил я. - Я не знаю, и это факт, - ответил Гилд. Он повернул голову и обратился к Мими: - Как вы считаете, мы закончили? Мими засмеялась. - Не представляю, что еще мы могли бы сделать. - Что ж, - медленно и как бы нехотя произнес Гилд, - в таком случае, с вашего позволения, я хотел бы пару минут побеседовать с мистером Чарльзом. - Он аккуратно сложил носовой платок и сунул его в карман. - Можете беседовать здесь. - Мими встала с кресла. - А я пока пойду поболтаю с миссис Чарльз. - Проходя мимо меня, она игриво дотронулась до моей щеки кончиком пальца. - Не позволяй им говорить обо мне всякие гадости, Ник. Энди распахнул перед ней дверь, затем снова закрыл после того, как она вышла, опять сложил губы трубочкой и с шумом выдохнул воздух. Я прилег на кровать. - Итак, - сказал я, - какие дела? Гилд откашлялся. - По ее словам, она нашла вот эту цепочку и ножик на полу, куда они упали, и скорее всего, после того, как секретарша вырвала их у Уайнанта; она также рассказала нам о причинах, по которым до сих пор прятала улику. Между нами говоря, все это довольно бессмысленно, если рассуждать логически, однако, быть может, в данном случае не стоит рассуждать логически. По правде говоря, я до сих пор не знаю, что и думать по поводу этой женщины, честное слово не знаю. - Главное, - посоветовал я ему, - не дать ей измотать себя. Когда вы ловите ее на лжи, она признает это и пытается накормить вас очередной ложью, а когда вы ловите ее в следующий раз, она опять признает это и вновь кормит вас новыми байками, и так далее. Большинство людей - даже женщины - теряют вкус ко лжи после того, как вы поймаете их три-четыре раза к ряду, и начинают либо говорить правду, либо молчать, но с Мими все происходит иначе. Она продолжает свои попытки, и вам следует быть начеку, в противном случае вы к своему удивлению вдруг начнете ей верить, причем не потому, что она станет, наконец, говорить правду, а просто потому, что вам надоест ей не верить. Гилд сказал: - Гм-м-м. Может быть. - Он засунул палец за воротник. Казалось, он сильно смущен. - Послушайте, вы думаете, это она убила секретаршу? Энди, как я вдруг заметил, смотрел на меня так пристально, что глаза его едва не вылезали из орбит. Я сел и спустил ноги на пол. - Хотел бы я знать. Конечно, вся эта история с цепочкой смахивает на вранье, но... Мы можем установить, Действительно ли у него была такая цепочка, а может, и сейчас еще есть. Если Мими помнит эту цепочку настолько хорошо, насколько утверждает, то она вполне могла объяснить ювелиру, каким образом изготовить еще одну такую же, а что касается ножика, то любой может купить подобную вещицу и выгравировать на ней какие угодно инициалы. Многое говорит против того, что она зашла так далеко. Если она подбросила точную копию цепочки, то скорее всего оригинал тоже у нее - возможно, он у нее уже давно, - однако, все это вам, ребята, предстоит проверить. - Мы делаем все, что можем, - терпеливо сказала Гилд. - Итак, вы полагаете, что это сделала она? - Вы имеете в виду убийство? - Я покачал головой. - Пока я еще не зашел так далеко в своих предположениях. Как насчет Нанхейма? Пули совпадают? - Совпадают, они из того же пистолета, что и в случае с секретаршей - все пять. - В него стреляли пять раз? - Да, и с довольно близкого расстояния, так что одежда кое-где обгорела. - Сегодня вечером в одном баре я видел его девушку - ту самую, рыжеволосую, - сообщил я. - Она говорит, что Нанхейма убили мы с вами, потому что он слишком много знал. - Гм-м-м. А что это за бар? - спросил Гилд. - Вероятно, мне захочется с ней потолковать. - "Пигирон Клаб" Стадси Берка, - сказал я и дал ему адрес. - Морелли тоже там ошивается. Он рассказал мне, что настоящее имя Джулии Вулф - Нэнси Кейн, и у нее есть дружок, Фэйс Пепплер, который в настоящее время сидит в Огайо. По тону, которым Гилд произнес "да?", я понял, что он уже знает о Пепплере и о прошлом Джулии. - А что еще вам удалось выяснить во время ваших прогулок? - Один мой приятель - Ларри Краули, пресс-агент - видел вчера днем, как Йоргенсен выходил из ломбарда неподалеку от Сорок шестой улицы. - Да? - Похоже, мои новости не производят на вас особого впечатления. Я... Дверь открылась, и вошла Мими с подносом, на котором стояли стаканы и бутылки с виски и минеральной водой. - Мне подумалось, что вы не откажетесь выпить, - бодрым тоном произнесла она. Мы поблагодарили ее. Она поставила поднос на стол, сказала: "Прошу извинить за вторжение", улыбнулась нам улыбкой, выражавшей снисходительное терпение, с каким женщины обычно относятся к мужским собраниям, и вышла из комнаты. - Вы что-то хотели сказать, - напомнил мне Гилд. - Просто если вы, ребята, полагаете, будто я что-то от вас утаиваю, то так и скажите. До сих пор мы работали вместе, и я не хотел бы... - Нет, нет, - торопливо сказал Гилд, - дело совсем не в этом, мистер Чарльз. - Он слегка покраснел. - Мне пришлось... Дело в том, что в последнее время комиссар не слезает с нас, требуя действий, и мне пришлось в известной степени форсировать расследование. Второе убийство значительно осложнило положение. - Он повернулся к подносу на столе. - Вам виски с водой или без? - Без воды, спасибо. Есть какие-нибудь зацепки? - В общем, тот же самый пистолет и большое количество пуль, как и в случае с секретаршей, но это, пожалуй, и все. Убийство было совершено в коридоре меблированных комнат, которые находятся между двумя магазинами. Жильцы уверяют, будто не знают ни Нанхейма, ни Уайнанта, ни кого бы то ни было из тех, кто имеет отношение к делу. Дверь была открыта, войти в дом мог кто угодно, однако, если хорошенько поразмыслить, это мало что нам дает. - И никто ничего не видел и не слышал? - Ясное дело, они слышали выстрелы, но не видели того, кто стрелял. - Он протянул мне стакан с виски. - Вам удалось найти стреляные гильзы? - спросил я. Он покачал головой. - Ни в прошлый раз, ни сейчас. Возможно, стреляли из револьвера. - И в обоих случаях убийца разрядил его полностью - считая пулю, угодившую в телефон, - если предположить, что он, подобно многим, оставлял пустой ту ячейку в барабане, где должен находиться первый патрон. Гилд опустил стакан, который совсем уж было поднес к губам. - Надеюсь, вы не намекаете на то, будто это дело каким-то боком связано с выходцами из Китая, - проворчал он, - лишь на том основании, что они поступают подобным образом? - Нет, однако сейчас любые зацепки могут оказаться полезными. Вы установили, где был Нанхейм в тот день, когда убили Джулию? - Ага. Он ошивался возле дома секретарши - по крайней мере, часть дня. Его видели перед парадным подъездом и у черного входа, если верить людям, которые в тот момент не придали этому значения, и у которых нет оснований лгать по этому поводу. Кроме того, по словам одного из лифтеров, в день перед убийством он поднимался к ее квартире. Парнишка говорит, что Нанхейм тут же спустился вниз, и лифтер не знает, заходил он в саму квартиру или нет. - Понятно, - сказал я. - Может, Мириам в конце концов была права, может, он действительно слишком много знал. А вы выяснили что-нибудь по поводу разницы в четыре тысячи между той суммой, которую передал Джулии Маколэй и той, которую Клайд Уайнант, по его словам, от нее получил? - Нет. - Морелли уверяет, что у нее всегда было много денег. Он говорит, что однажды она одолжила ему пять тысяч наличными. Гилд приподнял брови. - Да? - Да. Он также говорит, что Уайнант знал о ее судимости. - Похоже, - медленно произнес Гилд, - Морелли много вам рассказал. - Он вообще любит поговорить. Вы узнали подробнее, над чем работал Уайнант после отъезда или же над чем он собирался работать перед тем, как уехать? - Нет. Вы, как я вижу, проявляете интерес к его мастерской. - А что в этом странного? Он - изобретатель, и мастерская - его рабочее место. Я бы как-нибудь с удовольствием на нее взглянул. - В любой момент. Расскажите мне еще о Морелли и о том, как вам удается его разговорить. - Он вообще любит поговорить. Вам известен парень по имени Спэрроу? Здоровый, толстый, бледный парень с голосом, как у гомосексуалиста? Гилд нахмурился. - Нет. А что? - Он был там - с Мириам - и хотел устроить мне взбучку, но ему не дали. - А зачем это ему вдруг понадобилось? - Не знаю. Может, Мириам сказала ему, будто я помог убрать Нанхейма - вам помог. Гилд произнес: - А-а. - Ногтем большого пальца он почесал подбородок и посмотрел на часы. - Кажется, мы слегка припозднились. Что если вы выберете время и заглянете ко мне завтра - точнее, сегодня? Я сказал: "конечно" вместо того, что собирался сказать, кивнул ему и Энди и вышел в гостиную. Нора спала на диване. Мими отложила книгу, которую читала, и спросила: - Секретное совещание закончилось? - Да. - Я подошел к дивану. - Пусть она немного поспит, Ник, - сказала Мими. - Ты ведь задержишься до тех пор, пока не уйдут твои полицейские друзья, верно? - Ладно. Я хочу еще поговорить с Дороти. - Но она спит. - Ничего. Я ее разбужу. - Но... В гостиную вошли Гилд и Энди, пожелали нам доброй ночи, Гилд с сожалением посмотрел на спящую Нору, и они ушли. Мими вздохнула. - Я устала от полицейских, - сказала она. - Помнишь этот рассказ? - Да. Вошел Гилберт. - Они и правда думают, будто это сделал Крис? - Нет, - сказал я. - А кого они подозревают? - Я мог ответить на этот вопрос вчера. Сегодня уже не могу. - Но это же смешно, - запротестовала Мими. - Они прекрасно знают, и ты прекрасно знаешь, что ее убил Клайд. - Когда я ничего не ответил, она повторила еще более резким голосом: - Ты прекрасно знаешь, что ее убил Клайд. - Он не убивал, - сказал я. В глазах Мими засветились торжествующие огоньки. - Теперь понятно: ты все же работаешь на него, да? Мое "нет" отскочило от нее, как от стенки горох. Вопрос Гилберта прозвучал не так, словно он собирался вступить в дискуссию, а так, будто он просто хотел знать ответ: - А почему он не мог убить? - Он мог, но не убивал. Иначе разве стал бы он писать эти письма, наводящие подозрение на Мими - единственного человека, который помогал Клайду тем, что скрывал главную улику, свидетельствующую против него самого? - Но, может, он не знал об этом. Может, он думал, будто полиция просто сообщает в газеты не все, что ей известно. Они ведь часто так поступают, верно? Или, быть может, отец хотел скомпрометировать мать, чтобы полиция не поверила ей, если... - Вот именно, - сказала Мими. - Именно этого он и хотел, Ник. Я сказал Гилберту: - Ведь ты не думаешь, будто Джулию убил Уайнант. - Нет, я не думаю, будто это сделал он, однако, меня интересует, почему вы так не думаете... понимаете... ваш метод. - А меня интересует твой. Он слегка покраснел, в улыбке его сквозило некоторое смущение. - О, но я... Дело тут в другом... - Он знает, кто убил Джулию, - стоя в дверях, проговорила Дороти. Она все еще была одета. Девушка пристально смотрела на меня, словно боялась взглянуть на кого-либо из остальных. Лицо ее побледнело, а тонкий свой стан она держала неестественно прямо. Нора открыла глаза, приподнялась, опершись локтем о диван, и сонным голосом спросила: - Что? Никто ей не ответил. Мими сказала: - Ну же, Дорри, давай не будем устраивать здесь идиотских драматических представлений. Дороти произнесла: - Можешь побить меня после того, как они уйдут. Уверена, ты так и сделаешь. - Она сказала это, не отрывая взгляда от моего лица. Мими попыталась сделать вид, будто не имеет представления, о чем говорит ее дочь. - Кто же, по мнению Гилберта, убил Джулию? - спросил я. Гилберт сказал: - Дорри, ты ведешь себя как последняя дура, ты... Я перебил его: - Оставь ее. Дайте ей сказать то, что она хочет сказать. Кто убил Джулию, Дороти? Она бросила взгляд на брата, опустила глаза, плечи ее сгорбились. Уставив глаза в пол, она едва слышно проговорила: - Я не знаю. Он знает. - Она опять подняла взгляд на мое лицо и задрожала. - Неужели вы не видите, что я боюсь? - Она заплакала. - Я боюсь их. Заберите меня отсюда, и я все вам расскажу. Я их боюсь! Повернувшись ко мне, Мими рассмеялась. - Ты сам на это напрашивался. Так тебе и надо! Гилберт покраснел. - Это так глупо, - пробормотал он. Я сказал: - Хорошо, я заберу тебя, но мне хотелось бы, чтобы ты объяснилась теперь, пока мы все в сборе. Дороти покачала головой. - Я боюсь. - Не стоит так с ней нянчиться, Ник, - сказала Мими. - Она от этого делается только хуже. Ей... - Что скажешь? - спросил я у Норы. Нора встала и потянулась, не поднимая рук. Порозовевшее лицо ее было прекрасным, каким бывало всегда в первые минуты после пробуждения. Она сонно мне улыбнулась и заявила: - Поехали домой. Мне не нравятся эти люди. Собирайся, Дороти, бери шляпу и пальто. - Дороти, иди спать, - приказала Мими. Зажав пальцами левой руки рот, Дороти глухо прорыдала: - Не позволяйте ей бить меня, Ник! Я наблюдал за Мими: на лице у нее играла спокойная улыбка, однако ноздри ее вздымались и опускались в такт дыханию, а дышала она так громко, что я отчетливо это слышал. Нора подошла к Дороти. - Пойдем, тебе надо умыться и... Мими издала гортанный звук, напоминающий рычание, мышцы ее шеи напряглись, она вся подобралась словно для прыжка. Нора встала между Мими и Дороти. Когда Мими двинулась вперед, одной рукой я поймал ее за плечо, другой обвил из-за спины ее талию и приподнял Мими над полом. Она завизжала и принялась лупить меня кулаками и наносить мне болезненные удары по ногам твердыми, острыми, высокими каблуками своих туфель. Нора вытолкнула Дороти из комнаты и стала в дверях, наблюдая за нами. Лицо ее было весьма оживленным. Это я видел ясно и отчетливо: все остальное поплыло словно в тумане. Когда на мои плечи градом посыпались слабые, неуклюжие удары, я обернулся и увидел наносящего их Гилберта, однако видел я его как сквозь пелену и почти не почувствовал соприкосновения в тот момент, когда отпихнул его в сторону. - Прекрати, Гилберт. Мне бы не хотелось делать тебе больно. - Я отнес Мими к дивану, бросил ее на спину, уселся на ее колени, а руками сжал ее запястья. Гилберт снова набросился на меня. Я попытался ногой ткнуть его в коленную чашечку, однако прицел был взят слишком низко, и мой удар угодил Гилберту в ногу, лишив его равновесия. Он повалился на пол. Я вновь брыкнул ногой в его сторону, промахнулся и сказал: - С тобой мы можем подраться и после. Принеси воды. Лицо Мими побагровело. Глаза ее - огромные, остекленевшие, безумные - вылезали из орбит. Сквозь плотно сжатые зубы со свистом вырывалось дыхание, у рта пузырилась слюна, а вены и мышцы на побагровевшей шее - как и на всем ее извивающемся теле - вздулись настолько, что, казалось, вот-вот лопнут. Из-за пота, выступившего на ее горячих запястьях, мне было трудно удерживать ее руки. В такой обстановке было приятно увидеть, появившуюся рядом со мной со стаканом в руке Нору. - Плесни ей в лицо, - сказал я. Нора плеснула. Мими разжала зубы, судорожно вдохнула воздух и закрыла глаза. Она принялась отчаянно мотать головой из стороны в сторону, однако силы в ее извивающемся теле поубавилось. - Еще раз, - сказал я. После второго стакана воды Мими протестующе принялась отплевываться, и стремление к борьбе окончательно ее покинуло. Она, полностью расслабившись и тяжело дыша, неподвижно лежала на диване. Я разжал, сжимавшие ее запястья, руки и встал. Гилберт, прислонившись к столу, стоял на одной ноге и потирал другую, ту, которую я ушиб. Бледная Дороти с вытаращенными глазами маячила в дверях и никак не могла решить, следует ли ей войти в комнату или же убежать подальше и спрятаться. Нора, стоя рядом со мной с пустым стаканом в руке, спросила: - Думаешь, с ней все в порядке? - Конечно. Наконец, Мими открыла глаза и заморгала, пытаясь избавиться от попавшей в глаза воды. Я вложил ей в руку носовой платок. Она вытерла лицо, судорожно вздохнула и села на диване. Затем, все еще часто моргая, обвела взглядом комнату. Увидев меня, Мими слабо улыбнулась. Улыбка ее была виноватой, однако ничто в ней хотя бы отдаленно не напоминало угрызений совести. Мими неуверенной рукой коснулась своей прически и сказала: - Я чуть было совсем не утонула. - В один прекрасный день, - сказал я, - ты впадешь в такую истерику, прекратить которую будет уже невозможно. Она перевела взгляд на своего сына. - Гил, что с тобой случилось? - спросила она. Он торопливо отдернул руку от своей ноги и опустил ступню на пол. - Я... м-м-м... ничего, - заикаясь, пробормотал он. - Со мной все в порядке. - Гилберт пригладил волосы и поправил галстук. - О, Гил, - рассмеялась Мими, - неужели ты и правда пытался защитить меня? Да еще от Ника? - Она засмеялась громче. - Это было невероятно мило с твоей стороны, но и невероятно глупо! Ведь он - настоящее чудовище, Гил. Никто бы не смог... - Приложив мой платок к губам, она принялась раскачиваться то вперед, то назад. Я искоса бросил взгляд на Нору. Губы ее были плотно сжаты, а глаза почти почернели от гнева. Я коснулся ее руки. - Давай-ка убираться отсюда. Гилберт, дай своей матери что-нибудь выпить. Через пару минут она придет в себя. Дороти, держа в руках шляпу и пальто, на цыпочках прокралась ко входной двери. Мы с Норой разыскали наши пальто и шляпы и последовали за ней, оставив смеющуюся в мой носовой платок Мими в гостиной на диване. В такси, которое везло нас в "Нормандию", никому разговаривать особенно не хотелось. Нора размышляла, Дороти до сих пор казалось сильно напуганной, а я просто устал - денек выдался весьма насыщенный. Когда мы попали домой, было уже почти девять часов. Аста бурно нас приветствовала. Я улегся на пол и играл с собакой, пока Нора готовила кофе. Дороти порывалась рассказать мне о том, что с ней произошло, когда она была ребенком. - Не надо, - сказал я. - Ты уже пыталась рассказать об этом в понедельник. Наверное, это что-нибудь очень смешное, да? Но уже поздно. А вот о чем ты мне боялась рассказать дома у твоей матери? - Но вы бы скорее поняли, если бы позволили мне... - Это ты тоже говорила в понедельник. Я не психоаналитик и совсем не разбираюсь в значении тех или иных впечатлений, полученных в раннем возрасте. Мне совершенно на них наплевать. К тому же я устал - мне весь день пришлось таскать мешки с песком. Она надула губы. - По-моему, вы стараетесь сделать так, чтобы мне как можно труднее было вам все рассказать. - Послушай, Дороти, - сказал я, - ты либо знаешь что-нибудь, о чем боялась рассказать в присутствии Мими и Гилберта, либо не знаешь. Если знаешь - выкладывай. Я сам спрошу тебя, если что-нибудь в твоем рассказе сочту непонятным. Она теребила на своей юбке складку, угрюмо на нее уставившись, однако, когда подняла взгляд, глаза ее возбужденно сияли. Громким шепотом, который трудно было бы не услышать, даже в самом дальнем углу комнаты, она произнесла: - Все это время Гил виделся с нашим отцом. Он встречался с ним и сегодня, и отец сказал ему, кто убил мисс Вулф. - Кто? Она покачала головой. - Он мне не сказал. Он рассказал только это. - И об этом ты боялась сообщить мне в присутствии Гилберта и Мими? - Да. Вы бы поняли, если бы позволили мне рассказать... - ...о том, что случилось с тобой в раннем детстве. Нет, не позволю. Оставим это. Что еще он тебе сказал? - Ничего. - И о Нанхейме ничего? - Нет, ничего. - Где твой отец? - Гил мне не сказал. - Когда он с ним встречался? - Он не сказал. Пожалуйста, не сердитесь, Ник. Я сообщила вам все, о чем он мне говорил. - Что-то уж больно много он тебе наговорил, - проворчал я. - Когда вы с ним об этом беседовали? - Сегодня вечером. Он как раз говорил об этом, когда вы вошли в мою комнату, и честное слово, больше ничего мне не сказал. - Было бы здорово, - произнеся, - если бы кто-нибудь из вас однажды ясно и определенно о чем-нибудь высказался - не так важно, о чем. Вошла Нора и принесла кофе. - Чем ты теперь обеспокоен, сынок? - спросила она. - Всякими разностями, - сказал я, - загадками, враньем; а ведь я уже слишком стар, чтобы находить во всем этом удовольствие. Давай уедем в Сан-Франциско. - Еще до Нового года? - Завтра. Или сегодня. - С удовольствием. - Она протянула мне чашку. - Если хочешь, мы можем полететь самолетом и тогда будем там накануне Нового года. Дрожащим голосом Дороти произнесла: - Я не лгала вам, Ник. Я рассказала вам все, что... Пожалуйста, ну пожалуйста, не сердитесь на меня. Мне так... - Она перестала говорить и зарыдала. Я погладил Асту по голове и застонал. Нора сказала: - Мы все вымотались и потому нервничаем. Давайте отправим собаку на ночь вниз, уляжемся и поговорим после того как отдохнем. Идем, Дороти, я принесу тебе кофе в спальню и дам ночную рубашку. Дороти встала и сказала мне: - Спокойной ночи. Простите, что я такая глупая. - Она вышла вслед за Норой. Вернувшись, Нора уселась рядом со мной на пол. - Наша Дороти все никак не наплачется, - сказала она. - Я согласна, что в данный момент жизнь для нее не очень приятна, и все же... - Нора зевнула. - Что за страшную тайну она тебе открыла? Я рассказал ей о том, что сообщила мне Дороти. - Похоже, это просто очередная басня. - Почему? - А почему нет? Пока они кормили нас только баснями. Нора опять зевнула. - Может быть, такое объяснение вполне удовлетворит сыщика, но для меня оно звучит недостаточно убедительно. Слушай, а почему бы нам не составить список всех подозреваемых, всех мотивов и зацепок, а потом их не проверить... - Вот ты этим и займись. Я иду спать. А что такое "зацепка", мамочка? - Это, например, когда Гилберт на цыпочках подходит к телефону в гостиной, где я в одиночестве лежу на диване, и думая, что я сплю, говорит телефонистке, чтобы она нас ни с кем до утра не соединяла. - Так-так. - Или, - сказала Нора, - это когда Дороти вдруг обнаруживает, что ключ от квартиры тетушки Элис все время был при ней. - Так-так. - Или когда Стадси вдруг начинает пихать Морелли ногой под столом после того, как Морелли совсем уж было собрался рассказать тебе о вечно пьяном двоюродном брате этого... как там его?.. Дика О'Брайена, которого знавала Джулия Вулф. Я поднялся и поставил наши чашки на стол. - Не понимаю, как здравомыслящий сыщик, не будучи женатым на тебе, может надеяться, что у него хоть что-нибудь получится в работе, однако, на сей раз ты все же перегибаешь палку. По-моему, совсем не стоит ломать голову над тем, почему Стадси пихал Морелли. Меня куда больше занимает вопрос, зачем они так отделали Спэрроу: затем ли, чтобы не дать ему меня изувечить или же затем, чтобы не дать ему кое-что мне рассказать? Я хочу спать. XXVI Нора растолкала меня в четверть одиннадцатого. - Подойди к телефону, - сказала она. - Звонит Маколэй и говорит, что это важно. Я вошел в спальню - в эту ночь я спал в гостиной - и подошел к телефону. Дороти крепко спала. - Алло, - тихо проговорил я в трубку. - Еще слишком рано для того, чтобы пообедать вместе, - сказал Маколэй, - но мне необходимо немедленно тебя увидеть. Я могу сейчас подъехать? - Конечно. Приезжай, и мы позавтракаем вместе. - Я уже завтракал. Ты завтракай один, а я буду минут через пятнадцать. - Хорошо. Дороти чуть приоткрыла глаза и сонным голосом пробормотала: - Должно быть, уже поздно. - Она повернулась на другой бок и опять погрузилась в забытье. Я ополоснул холодной водой лицо и руки, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную. - Маколэй сейчас приедет, - сказал я Норе. - Он уже завтракал, но можешь заказать ему кофе. А я хочу куриную печенку. - А я приглашена на ваш утренник, или же мне лучше... - Конечно. Ты ведь никогда не видела Маколэя, да? Довольно неплохой парень. Однажды меня прикомандировали на несколько дней к его подразделению, стоявшему под Во, а после войны мы стали время от времени навещать друг друга. Пару раз он подбрасывал мне работу, включая и ту, с Уайнантом. Как насчет капельки спиртного, чтобы расправиться с меланхолией? - Почему бы тебе сегодня не остаться трезвым? - Мы приехали в Нью-Йорк вовсе не для того, чтобы ходить здесь трезвыми. Хочешь, пойдем сегодня вечером на хоккей? - С удовольствием. - Она налила мне виски и отправилась заказывать завтрак. Я посмотрел утренние газеты. В них были сообщения об убийстве Нанхейма и о том, что Йоргенсен задержан Бостонской полицией, однако гораздо больше места было отведено под новости, касающиеся дела, которое бульварная пресса окрестила "Войной между бандами Дьявольской кухни", а также ареста "Принца" Майка Фергюсона и показаний "Джефси", замешанного в похищении Линдберга. Маколэй и посыльный, приведший Асту, прибыли одновременно. Асте Маколэй нравился, поскольку, играя с собакой, он позволял ей наваливаться на себя всем телом, а она никогда не была сторонником слишком нежных игр. Сегодня утром вокруг рта Маколэя были заметны морщины, а розоватый румянец на его щеках проступал не так явственно, как обычно. - С чего это у полиции появились новые идеи? - спросил он. - Неужели они думают... - Он оборвал себя на полуслове, когда в комнату вошла Нора. Она уже оделась. - Нора, позволь тебе представить Герберта Маколэя, - сказал я. - Моя жена. Они пожали друг другу руки и Нора произнесла: - Ник позволил мне заказать для вас только кофе. Может, я... - Нет, спасибо, я только что позавтракал. - Ну, что там насчет полиции? - спросил я. Маколэй колебался. - Нора знает практически все, что знаю я, - заверил я, - поэтому если речь не идет о чем-нибудь для тебя... - Нет-нет, ничего подобного, - сказал он. - Просто... ну, в общем... это в интересах самой же миссис Чарльз. Я бы не хотел ее расстраивать. - Тогда выкладывай. Ее расстраивают только те вещи, о которых она ничего не знает. Какие новые идеи появились у полиции? - Сегодня утром ко мне заходил лейтенант Гилд, - сказал Маколэй. - Сначала он показал мне обрывок цепочки от часов с закрепленным на ней ножиком и спросил, видел ли я их раньше. Я видел: они принадлежали Уайнанту. Я сказал ему, что, по-моему, видел: по-моему, они очень похожи на цепочку и ножик, которые были у Уайнанта. Тогда он спросил, знаю ли я, каким образом они могли попасть к кому-нибудь другому, и после того как Гилд в течение некоторого времени ходил вокруг да около, до меня вдруг дошло, что под "кем-нибудь другим" он подразумевает тебя или Мими. Я ответил ему, что Уайнант мог дать их любому из вас, что вы могли украсть их или найти на улице, либо вам мог их дать кто-нибудь, кто украл их или нашел на улице, либо же вы могли получить их от кого-нибудь, кому их передал сам Уайнант. Существуют и другие способы, посредством которых вы могли бы их заполучить, сказал я Гилду, однако, он уже понял, что я издеваюсь над ним, и не позволил мне рассказать об этих способах. У Норы на щеках выступили красные пятна, а глаза ее потемнели. - Идиот! - сказала она. - Ну, ну, - сказал я. - Вероятно, мне следовало предупредить тебя: подобные настроения появились у него уже вчера вечером. Похоже, моя старая приятельница Мими подбросила ему пару намеков. На что еще направил он свое недремлющее око? - Он хотел знать о... В общем, он так спросил: "Как вы думаете, Чарльз и эта секретарша Вулф все еще продолжали всякие там шуры-муры? Или же это осталось в далеком прошлом?" - Это уж точно Мимина подача, - сказал я. - И что ты ему ответил? - Ответил, что не знаю, продолжали ли вы "все еще" свои шуры-муры, ибо впервые слышу, будто между вами вообще когда-либо были шуры-муры, и напомнил ему, что в любом случае ты давно не живешь в Нью-Йорке. Нора спросила меня: - А у вас были шуры-муры? - Не пытайся выставить Мака лжецом, - сказал я. - И что он на это ответил? - Ничего. Он спросил, знал ли, по моему мнению, Йоргенсен про тебя и Мими, а когда я в свою очередь спросил, что именно мог он знать про тебя и Мими, Гилд обвинил меня в том, что я разыгрываю невинность - цитирую его дословно - так что мы не очень далеко продвинулись. Он также интересовался, где и когда, с точностью до секунды и сантиметра, мы с тобой встречались. - Прелестно, - сказал я. - У меня паршивое алиби. Вошел официант и принес наш завтрак. Мы поговорили о том о сем, пока он не накрыл на стол и не удалился. Затем Маколэй сказал: - Тебе нечего бояться. Я собираюсь передать Уайнанта в руки полиции. - Он произнес эти слова нетвердым, сдавленным голосом. Я спросил: - Ты уверен, что Джулию убил он? Я, например, не уверен. Маколэй просто сказал: - Я знаю. - Он откашлялся. - Даже если существует один шанс из тысячи в том, что я ошибаюсь - а такого шанса существовать не может, - Уайнант все равно безумен, Чарльз. Он не должен оставаться на свободе. - Возможно, ты и прав, - начал я, - и если ты знаешь... - Я знаю, - повторил он. - Я видел его в тот день, когда он убил Джулию, должно быть, не более чем минут через тридцать после того, как он сделал это, хотя тогда еще я не знал о преступлении, вообще не знал, что она убита. Я... ну, в общем... теперь-то я знаю. - Ты встретил его в конторе Херманна? - Что? - Предполагается, что в тот день примерно с трех до четырех ты находился в конторе человека по имени Херманн, расположенной на Пятьдесят седьмой улице. По крайней мере, так мне сообщили в полиции. - Правильно, - сказал он. - То есть; так им и было сказано. На самом же деле случилось следующее: после того, как мне не удалось встретиться с Уайнантом или же узнать о нем что-либо в "Плазе", а также после двух безрезультатных звонков в свою контору и домой Джулии, я решил махнуть на него рукой и направился к Херманну. Он - горный инженер и один из моих клиентов; совсем незадолго перед тем я закончил работу над некоторыми статьями по корпорации, которые составлял для него, и нам необходимо было внести в эти статьи кое-какие мелкие поправки. Дойдя до Пятьдесят седьмой улицы, я вдруг почувствовал, что за мной следят - тебе известно это ощущение. Мне трудно было представить себе причину, по которой кто-либо мог следить за мной, однако, я как-никак адвокат, и потому подобные причины могут существовать. Как бы то ни было, мне захотелось удостовериться в правильности своего ощущения, поэтому я повернул на восток от Пятьдесят седьмой и дошел до Мэдисон авеню, и все же не был до конца уверен. Я заметил маленького человечка с желтоватым цветом лица, которого, как мне показалось, видел еще у "Плазы", однако... Мне подумалось, что скорее всего я обнаружу слежку, если возьму такси, поэтому я так и сделал, велев таксисту ехать на восток. Машин на улице было слишком много, и потому я не заметил, взял ли тот маленький человечек или кто-нибудь еще такси следом за мной, и велел таксисту повернуть на юг у Третьей улицы, затем снова на восток у Пятьдесят шестой и вновь на юг у Второй авеню; к тому времени я уже был вполне уверен, что за нами следует желтое такси. Конечно же, я не мог рассмотреть, сидит ли в нем мой маленький человечек - для этого такси находилось слишком далеко от нас. И вот тогда-то, когда мы остановились у следующего перекрестка на красный свет, я увидел Уайнанта. Он сидел в такси, направлявшемся на запад по Пятьдесят шестой улице. Естественно, меня это не очень удивило: мы находились всего лишь в двух кварталах от дома Джулии, и я сделал вывод, что она просто не хотела, чтобы я знал о присутствии Уайнанта в ее квартире в тот момент, когда я звонил ей по телефону, и что теперь Уайнант направляется на встречу со мной к "Плазе". Он никогда не отличался чрезмерной пунктуальностью. Поэтому я сказал водителю, чтобы он повернул на запад, однако на Лексингтон авеню - мы отставали от них всего на полквартала - такси Уайнанта повернуло на юг. Это было совсем не по пути к "Плазе" и даже не по пути к моей конторе, и потому я решил плюнуть на Уайнанта и вновь заняться преследовавшим меня такси... но его там больше не было. Всю дорогу по пути к Херманну я смотрел в заднее окошко, но не смог обнаружить никаких признаков слежки. - Который был час, когда ты увидел Уайнанта? - спросил я. - Должно быть, минут пятнадцать-двадцать четвертого. Было уже без двадцати четыре, когда я добрался до Херманна, а Уайнанта я видел, пожалуй, минутами двадцатью-двадцатью пятью ранее. В общем, секретарша Херманна - Луиза Джекобз, та самая девушка, с которой ты видел меня вчера вечером - сказала мне, что у ее шефа весь день шло совещание, однако, он, по-видимому освободится через несколько минут; так оно и случилось, и минут через десять-пятнадцать мы с ним управились, и я вернулся в свою контору. - Насколько я понимаю, ты находился недостаточно близко к Уайнанту, чтобы определить, был ли тот возбужден, не пахло ли от него порохом, или не было ли при нем цепочки от часов и все такое прочее. - Верно. Мне, когда он проехал мимо, удалось рассмотреть лишь его профиль, однако, не думай, будто я не уверен, что это был Уайнант. - Не буду. Продолжай, - сказал я. - Он больше так и не позвонил. Примерно через час после того, как я вернулся, позвонили из полиции - Джулия умерла. Ты должен понять следующее: тогда я ни единой минуты не верил в то, что ее убил Уайнант. Ты способен понять это - ведь ты до сих пор не веришь, что убил он. Поэтому, когда я приехал в участок, и полицейские стали задавать мне вопросы об Уайнанте, и было ясно, что они подозревают его, я сделал то, что сделали бы ради своих клиентов девяносто девять адвокатов из ста - я ни словом не обмолвился о том, что видел Уайнанта по соседству с квартирой Джулии примерно в то время, когда предположительно было совершено убийство. Я рассказал им то же, что и тебе - будто у меня с ним была назначена встреча, а он так и не пришел, - а затем дал им понять, будто от "Плазы" я поехал прямиком к Херманну. - Это вполне понятно, - согласился я. - Не имело смысла что-либо сообщать полиции до тех пор, пока ты не услышал его объяснения по поводу случившегося. - Вот именно, а потом все дело заключалось в том, что мне так и не довелось услышать его объяснения. Я ожидал, что он объявится, позвонит мне, в конце концов, но от него ничего не было слышно - до четверга, когда я получил то его письмо из Филадельфии, а в письме ни слова не говорилось о нашей несостоявшейся встрече в пятницу, ни слова о... впрочем, ты читал это письмо. Что ты о нем думаешь? - Ты имеешь в виду, похоже ли оно на письмо, написанное человеком, которого терзают угрызения совести? - Да. - Не особенно, - сказал я. - Примерно такого письма можно и ожидать от него в случае, если он не убивал Джулию - никакой озабоченности по поводу подозрений на его счет со стороны полиции за исключением того, что это может отразиться на его работе, желание прояснить дело, избежав при этом каких-либо неудобств лично для него - словом, не слишком блестящее письмо, если бы оно было написано кем-нибудь другим, однако вполне соответствующее тем причудам, которые отличают его от других людей. Я могу себе представить, как Уайнант отправляет письмо, и ему даже в голову не приходит, что самым разумным было бы отчитаться в своих действиях в день убийства перед полицией. Насколько ты уверен, что, когда ты его увидел он ехал от Джулии? - Теперь я вполне уверен. Тогда же мне это показалось вероятным. Затем я подумал, что он, возможно, был в своей мастерской. Она находится на Первой авеню, всего лишь в нескольких кварталах от места, где я его видел, и хотя мастерская была закрыта со времени его отъезда, мы в прошлом месяце возобновили ее аренду, так что все было готово к его возвращению, и он вполне мог поехать туда в тот день. Полиция не обнаружила там ничего, по чему можно было с уверенностью судить о том, был он в мастерской или нет. - Я хотел спросить тебя: говорили, будто бы он отрастил бороду. Была ли у него... - Нет - я видел все то же длинное, худое лицо с теми же общипанными, белесыми усами. - И еще: был такой парень по имени Нанхейм, которого вчера убили - маленький, с... - Я как раз собирался об этом сказать. - Я подумал о том маленьком человечке, который, как тебе показалось, следил за тобой. Маколэй уставился на меня. - Ты полагаешь, это мог быть Нанхейм? - Не знаю. Я просто подумал. - И я не знаю, - сказал он, - Я никогда не видел Нанхейма, насколько мне... - Он представлял собою невыс