ванны губка была мокрой, равно как и зубная щетка и мыло. Я спустился в гостиную и начал более детальный осмотр. Книжный шкаф представлял определенный интерес. На одной из полок располагалось самое большое из всех виденных мною собрание поваренных книг на различных языках. Если Макс был специалистом по поварскому делу, то у него нашлось бы чем порадовать гостя любой национальности. Остальные три полки были забиты остросюжетной литературой на французском, английском и немецком языках. Приятно было узнать, что Макс владеет несколькими языками. Не будет сложностей в общении. Стол был аккуратный и прибранный и на нем, и в нем мало что было. Было ясно, что Макс не любит оставлять личные бумаги где попало. Я обнаружил несколько аннулированных чеков, уплаченных счетов (большинство - местные), список акций и ценных бумаг (большинство из которых были французскими, но были и американские), который время от времени пополнялся. Он, по-видимому, ничего не продавал, потому что в списке не было ни одной вычеркнутой строчки. Я не пытался определить, чего все эти ценные бумаги стоят. В одном из ящиков стола я нашел кипу рекламных буклетов торговцев недвижимостью и все они касались исключительно ресторанов и кафе от Парижа до Марселя. В другом ящике лежал девятимиллиметровый "Браунинг" с полным магазином, а рядом с ним - коробка с патронами и запасной магазин. На всякий случай я положил все это в карман. Я подошел к окну, полюбовался видом и подумал, сколько еще Макс будет отсутствовать. Я предположил, что он совершает утренний моцион. Он был человек аккуратный и организованный - убирает кровать перед выходом из дома, тщательно вытирает везде пыль, выбрасывает содержимое пепельниц. Аккуратен и, как это обычно бывает, с устоявшимися привычками, любит кулинарное искусство до такой степени, что уже стал, или собирается стать, владельцем ресторана или кафе, добр по отношению к животным (кот, кажется, был всем доволен) и обладает вкусом при составлении букетов, о чем свидетельствовала ваза с георгинами. Отвернувшись от окна, чтобы еще раз посмотреть на цветы, я заметил, что пропустил одну вещь. Рядом с вазой лежал конверт. Я взял его. Он был открыт и в нем лежало письмо. На конверте было его имя и адрес и вчерашний штемпель каннской почты. Я должен был благодарить ребят из почтово-телеграфной компании. Они все-таки опередили меня, хотя у них была всего лишь пятичасовая фора. Я опустился в кресло у камина. Оно было таким глубоким и широким, что я даже подумал, что мне никогда не достичь дна. Я все-таки его достиг, устроился поудобнее и вытащил письмо из конверта. Оно было от Зелии и не имело никаких радостных обращений типа "Дорогой" или "Любимый мой": "Я надеялась, что у меня никогда не будет никаких контактов с тобой. Но обстоятельства сделали это крайне необходимым. По какой-то причине мой отец крайне обеспокоен пропажей машины и нанял для ее розыска некоего мистера Рекса Карвера из Лондона. Этот человек был у меня сегодня. Хотя он и не упомянул твоего имени, он, должно быть, знает его, потому что он знает, что ты находился в соседнем с моим номере в том отеле и что я звонила домой от тебя. Я все отрицала. Я буду продолжать все отрицать. Я просто хочу, чтобы все, что случилось, стерлось в моей памяти. Если этот человек вычислит тебя, сделай то же самое. Ты никогда обо мне не слышал. Ты уже раз предал меня. Я ни ненавижу, ни прощаю тебя. Я просто выбросила тебя из головы. Если ты предашь меня еще раз и все расскажешь этому человеку, или кому-либо еще, то я клянусь, что сделаю так, что тебя убьют. Ты уничтожил что-то во мне. И если это станет известно кому-либо еще, я уничтожу тебя. Зелия". Я положил письмо обратно в конверт и опустил конверт в карман. Все, что она сказала, не было для меня новостью. Каждое слово было сказано ею на полном серьезе и мне стало жаль ее. Вот ведь, черт возьми. Мне было жаль ее, но у меня была работа. Если я смогу, то я постараюсь больше не причинять ей боль. Она, возможно, и хочет стереть все, что произошло, из памяти, но я должен знать, что же произошло. Как только я узнаю, как только я смогу заняться непосредственно объектом моего интереса - машиной, я тоже сотру все это из своей памяти. Я сидел и пытался представить себе, что чувствовал Макс Анзермо, когда читал письмо. Вероятно, оно не очень его интересовало, иначе бы он не бросил его так небрежно на стол. В этот момент за моей спиной раздался звонкий лай и что-то белое подкатилось по полированному полу к креслу, запрыгнуло мне на колени и начало лизать мое лицо. Это был маленький белый пудель. За дверью раздался чей-то запыхавшийся голос: - Отто! Отто, ты что совсем рехнулся притащиться сюда на этом чертовом автомобиле. Ты хочешь, чтобы все... Он осекся, так как заметил меня. Я стоял, держа пуделя на руках. - Ты торопишь события, Макс, - сказал я. - Это не та машина, на которой уехал Отто. Цвет тот же, но номера другие. Я опустил пуделя на пол, и он заходил вокруг меня на задних лапах, словно исполняя цирковой номер. - Умница, - сказал я. - А как он в качестве охотничьей собаки? В одной руке он держал ружье, в другой - пару голубей. - Кто вы и что вы здесь делаете? - Он спросил это по-английски почти без акцента и спокойным голосом. - Карвер, - сказал я. - Рекс Карвер из Лондона. Мне кажется, мисс Зелия Юнге-Браун упоминала обо мне в своем письме. Я предъявил ему письмо. Он не упал в обморок и не повалился в кресло. Он просто стоял и лишь бросил короткий взгляд на большой круглый стол. Он был выше меня, стройный - ни грамма лишнего веса - и сильно загорелый, но загар был каким-то нездоровым. На нем была свободная куртка с меховым воротником, черная фуражка и черные брюки, заправленные в резиновые сапоги. У него было умное, приятное лицо и сверкающие зубы. Мне он совсем не понравился, но я мог себе представить, как при плохом освещении и после нескольких бокалов шампанского некоторые женщины называли его своей мечтой. Но Зелия, никогда бы не подумал. Но, однако ж... когда женщина, наконец, решает открыть шлюзы, никогда не знаешь, куда потечет вода. Абсолютно спокойно он сказал: - Я не понимаю, о чем вы говорите. Пожалуйста, покиньте мой дом. Он бросил голубей на кресло и взял ружье обеими руками, направив его в пол. Он уже преодолел первоначальное удивление и оценил меня. Что я мог сделать, пока у него в руках ружье? Я решил посмотреть, как далеко он пойдет. Я пожал плечами и сказал: - Если тебе нравится такая позиция, ради Бога. Но она ничего не даст... а я еще вернусь. Я направился к двери, и он слегка повернулся, чтобы держать меня под постоянным наблюдением. Когда я поравнялся с ним, он сказал: - Прежде чем вы уйдете, я хотел бы получить назад письмо, которое я оставил на столе. Я остановился, посмотрел на него так, словно принял его требование за заводку - чего я, конечно же, не собирался делать, пока он держал наготове двустволку - а затем, пожав в очередной раз плечами, вытащил письмо и протянул ему. Он улыбнулся, слегка обнажив белоснежные зубы, и покачал головой. - Положите его на это кресло. Я подошел к креслу, положил письмо на одну из его ручек, а затем резко и сильно толкнул кресло в его сторону. Пол был отполирован очень качественно. Дальняя ручка ударила его в бедро, он потерял равновесие и прежде чем он успел обрести его снова, я бросился на него. Миггз, я уверен, сказал бы, что я действовал медленно, но для Макса Анзермо моей быстроты вполне хватило. Ребром ладони я ударил его по запястью - ружье теперь было только в одной руке - ухватил ствол оружия и, резко повернув его, стал его полным хозяином. Я полагаю, что мог бы остановиться на этом, но приятное теплое чувство наполнило меня, и я подумал, а почему бы не воспользоваться случаем и не сделать его более склонным к сотрудничеству. Я сильно ткнул его прикладом в живот - он согнулся пополам - а затем, опять же ребром ладони, ударил его по шее. Он с грохотом обрушился на пол, что вызвало у глупого пуделя бурю восторженных прыжков и повизгиваний. Он оказался бойцом. Два раза он поднимался с пола, и каждый раз я отправлял его обратно, не слишком заботясь о правилах Куинзберри, потому что помнил правило Миггза: "Не любезничай, будь злым, но чтобы в итоге они могли говорить". Я позволил ему доползти до кресла и заползти в него. Он бессильно откинулся на спинку. Из уголка его рта текла кровь, а в его взгляде читалось жгучее желание убить меня. Я сел на край стола перед ним. - Прежде чем я начну задавать вопросы, - сказал я, - давай проясним один момент. Все, что ты скажешь о мисс Зелии, останется строго между нами. Считай меня исповедником. Я слушаю, и дальше меня это не идет. О'кей? Он бросил мне что-то нехорошее на незнакомом языке. Чтобы заставить его быть повежливее, я ударил его прикладом ружья по коленной чашечке, стараясь не сломать ее. Он скорчился от боли, согнулся пополам, и пудель запрыгал вокруг него, стараясь лизнуть его в лицо. Он грубо отшвырнул собаку и повалился назад в кресло. - Ублюдок. - Я и не надеюсь, что ты полюбишь меня. Но если хочешь, я приму это за оскорбление. Отвечай, или я переломаю тебе все кости. Готов? Он ничего не ответил, и я посчитал его молчание за согласие. - Хорошо, - сказал я. - Давай начнем с конца. Может быть, так нам удастся избежать кое-какой грязи, лежащей посередине. Кто такой Отто? Он задумался, и не только над тем, что ответить. Я хорошо знал этот взгляд и эти медленные движения приходящего в себя человека, который решает пойти тебе навстречу в надежде, что это так обрадует тебя, что ты потеряешь всякую осторожность. - Отто Либш, один мой приятель. - Возраст, национальность, как выглядит, где живет и чем занимается? - За тридцать. Австриец. Высокий, крупный, светлые волосы, начинает лысеть. Чуть-чуть прихрамывает, мочка левого уха отсутствует. Слишком бойко и слишком быстро. Я ударил его стволом ружья по руке и он взвыл от боли. - Попробуй еще раз. С самого начала. Он слизнул кровь с руки, а затем - с глазами, полными успокаивающих фантазий относительно того, что бы он со мной сделал - сказал: - Двадцать пять. Француз. Маленького роста, темноволосый, худой и хилый на вид. Бог знает, чем он занимается и где живет. Он появляется совершенно неожиданно по своему усмотрению. - Не слишком хорошо. Если бы тебе понадобилось связаться с ним, что бы ты сделал? Он колебался какое-то время, потом посмотрел на ружье и решил не рисковать. - Я бы позвонил его подружке, Мими Пробст. Турин, 5-6-4-5-7-8. Виа Калетта, 17. Не сводя с него глаз, я попятился к серванту, взял телефон, вернулся и поставил его на пол перед ним так, чтобы он мог едва до него дотянуться. - Позвони в справочное и попроси номер телефона Пробст, Виа Калетта 17, Турин. Затем передай трубку мне. Он снял трубку и, набирая номер, сказал: - Я говорю вам правду. - Правда - это единственное, что я всегда проверяю. Чтобы дозвониться, потребовалось какое-то время. Действуя одной рукой - в другой держал ружье - я закурил. Наконец ему ответили он сказал, что ему нужно, кивнул мне и поставил телефон на пол, положив трубку рядом. Через несколько секунд девушка сообщила мне необходимую информацию. Моего французского вполне хватило, чтобы понять, что он назвал мне правильный номер. Я поставил телефон на стол и спросил: - Когда ты был здесь с Зелией, Отто ведь тоже был с вами? - Да. - Он украл машину? - Да. - И ее багаж, и часы, и драгоценности, и все остальное? - Да. - Приятный человек. Тебя это не обеспокоило? - Нет. - На его губах появилась легкая тень усмешки, и мне очень захотелось хорошим ударом стереть ее с его лица. - Его интересовала именно эта машина или ему было все равно, какая машина, была бы возможность без проблем уехать на ней? - Отто украл бы все, что угодно. Он мой приятель. Он забавный... но прирожденный вор. Он быстро приходил в себя: я чувствовал это. - Как долго ты знал Зелию до момента вашего приезда сюда? - Прилично. Встречались время от времени. - Где? - В Женеве. Всякий раз, когда она приезжала в родительское шато. - Ты внимательно прочитал письмо? - Я кивнул на то место на полу, где оно лежало. - Да. - Тогда вот тебе мой совет. Она хочет забыть те часы, которые она провела здесь. Так оно и будет. Если ты будешь мешать этому, я бесплатно займусь тобой, и тебя забудут навсегда. Понятно? - А вы не знаете, что здесь произошло? - Нет, черт возьми, не знаю, и не хочу знать. Меня интересует только машина. Он ухмыльнулся, и я начал краснеть. - Вы не хотите знать, что из себя представляет этот прекрасный айсберг, когда руки мужчины впервые касаются его и начинают согревать? Когда впервые... Мне следовало бы сидеть на месте и с безопасной дистанции вышибить ему все мозги. Мне следовало бы догадаться, что он намеренно провоцирует меня, надеясь извлечь из этого некоторое преимущество. Боже, мне следовало бы понять это, но я проявил беспечность. Я просто пошел на него, чтобы остановить поток грязи, выплескивающийся из его глотки, и он воспользовался моим же недавним приемом - резко повернулся вместе с креслом на полированному полу, и одна из его ручек ударила меня по ноге. Пока я балансировал, он вскочил и подсечкой отправил меня на пол. Я еще даже не закончил движение, а он уже стоял надо мной, наставив на меня ружье. - Лежи тихо, - сказал он. - Одно движение и я прострелю тебе башку немного быстрее, чем я намерен это сделать. Я лежал и молчал. Это был как раз один из тех моментов, когда требовалось бездействие и молчание. Он держал палец на спусковом крючке, и я увидел, как он снял ружье с предохранителя. - А я действительно намерен это сделать, - тихо сказал он. - Ты мне надоел. Без разрешения вошел в мой дом, избил меня. Я скажу, что я вернулся и увидел, что ты пытаешься ограбить дом, что ты напал на меня и ружье случайно выстрелило. Полиция не будет поднимать шума. - Другие люди могут его поднять. - Я чувствовал, что мне нужно что-то сделать. - Нет. Ни мисс Зелия, как ты изволишь ее называть. Ни ее отец - потому что она никогда ни единого слова не скажет обо мне. Она хочет забыть, что когда-то знала меня или Отто. Ты знаешь, что она также знала Отто? Нет? Тогда я хочу, чтобы ты знал это. Я хочу, чтобы ты узнал все, прежде чем я убью тебя. Когда я встретил ее в Женеве, она была совсем спелой, ты понимаешь. Спелой настолько, что готова была взорваться, и она взорвалась, в этой комнате, после нескольких бокалов. Все закончилось наверху, в большой кровати, где мы были втроем - Отто, милая Зелия и я. - Заткни свою вонючую пасть! - Одно движение, и я убью тебя. Теперь мне уже неважно, когда я это сделаю. Да, она была просто бешеной. Она вдруг проснулась и начала жить, она пыталась за два дня наверстать все, что она упустила за последние десять лет. - Он говорил, и его глаза блестели. Он явно получал огромное удовольствие. - Бывали даже моменты, когда Отто и я едва с ней справлялись. Но если взлетала она как ракета - тебе нравится мой рассказ? - ее обугленные останки возвращались на землю очень медленно. Но прежде, чем они упали, Отто смылся со всем, что у нее было - с машиной, багажом, со всем. Он не сказал мне, что собирается это сделать. В ее последнее утро, в шесть часов, он вылез из нашей коммунальной кровати... нет, нет, слушай все до конца. Мне забавно наблюдать твою ненависть ко мне и каждому моему слову. Он уехал, и она вернулась на землю, в то состояние, в котором она пребывала до знакомства со мной. И она тоже ушла, просто ушла пешком. Мне было наплевать. Кроме бешеной страсти, все в ней было утомительно скучным. - Было бы большим удовольствием убить тебя, - сказал я. - К счастью, ты не получишь этого удовольствия. Заметь, я не хочу, чтобы ты получил неправильное представление о Зелии. Все было безукоризненно и совершенно прилично во время наших встреч в Женеве. Они были просто разминкой. А здесь... Нет, простой алкоголь не позволил бы ей подняться до таких бешеных высот. Отто и я приготовили для нее особый напиток. Можно даже сказать, что это был акт милосердия, своего рода терапия, которая была ей необходима. Ты знаешь, с момента ее ухода я все решаю, удовлетвориться ли мне альтруистически тем, что я помог ей найти себя, или потребовать за это плату. Я полагаю, ты бы назвал это шантажом. Что ты думаешь? Я ничего не думал. Я просто смотрел на два дульных отверстия, маячившие в метре от моего лица, и ощущал, как внутри меня поднимается ярость, и скоро ее давление достигнет определенной точки и поднимет меня с пола и бросит на него, не считаясь с последствиями. - Я спросил тебя, что ты об этом думаешь? Я уже, конечно, проделывал это с другими женщинами, пока не поимел достаточно для того, чтобы встать на ноги в мире бизнеса. После этого я пообещал себе, что буду помогать холодным и несостоявшимся женщинам типа Зелии просто ради удовольствия. Но с дочки миллионера было бы, пожалуй, глупо не взять плату. В этот момент я метнул в него пуделя. Пока он говорил, тот на задних лапах подошел ко мне, лизнул меня в ухо и начал играть с моей левой рукой. Я схватил пса за костлявый таз и бросил его в хозяина. Пока тот, отшатнувшись и потеряв равновесие, валился на стол, я откатился в сторону и вскочил на ноги, но мне явно не хватало быстроты, и я его не достал. Оба ствола опять смотрели мне в лицо. - Хорошо, мосье, - сказал он. - Теперь я убью тебя. Но сперва я хочу сказать тебе, что я принял решение. Я буду шантажировать мисс Зелию. Да, я заставлю ее платить, и каждый раз ей придется лично привозить деньги сюда. Тебе понятно? Часть она будет оплачивать деньгами, а часть... Я начал наступать на него. Времени на то, чтобы выхватить из кармана его пистолет, не было, его не было даже на раздумье - только слепое действие. Я чувствовал, как напрягаются мои мышцы и все внутри меня сжимается в преддверии решающего броска. З-з-з-ж-ж - над моим плечом что-то прожужжало, словно над ним пролетел неуклюжий майский жук. Голова Макса дернулась, будто он получил сильный апперкот в подбородок. Он тупо уставился на меня, его рот раскрылся, и в следующее мгновение он рухнул на спину. В двух сантиметрах над его носом, между черными бровями виднелась аккуратная дырочка. Сзади раздался знакомый голос. - Чертовски необходимо и без большого сожаления. По правде, мистер Карвер, сэр, безо всякого сожаления. Я повалился в кресло. Меня всего трясло, словно человека, страдающего болезнью Паркинсона. Через несколько мгновений в моей правой руке оказался бокал. Длинные пальцы Панды гладили мое плечо. - Ну, ну, любимый, все кончено и пора твоим щечкам снова порозоветь. Мне пришлось подключить вторую руку, чтобы поднести бокал ко рту. Это был коньяк, и он скатился вниз подобно лаве. Тряска прекратилась. Из-за моей спины появился мистер Наджиб Алакве, эсквайр, и сказал: - Прекрасная собачка, но, мне кажется, не стоит ей лизать лицо мертвого хозяина. Панда взяла пуделя и вышла с ним из комнаты. На ней были небесно-голубые лыжные штаны и короткая красная куртка, и мне показалось, что с момента нашей последней встречи ее ноги стали еще длиннее. Наджиб сел на край стола и над рыжевато-коричневым замшевыми туфлями вспыхнули ярко-пурпурные носки. Я поставил почти пустой стакан на стол и сказал: - Огромное спасибо, Наджиб. - Если кто-то и заслуживал перевода в категорию дружеского обращения, так это был он. Он расплылся в улыбке. - Да, я спас вашу жизнь. Приятно чувствовать это, так как я не часто совершаю добрые поступки. Но в то же время я опечален. - Он посмотрел на Макса. - Что взять с трупа. Вы много выудили из него? - Как вы узнали о нем? - спросил я. Панда, заходящая в комнату, ответила: - Это по моей части, любимый. На "Фероксе" есть стюард, который любит маму. Но я сказала, чтобы любить маму и чтобы мама любила его, маме нужны имена и адреса всех людей, которым пишет мисс Зелия. Поэтому все закончилось очень полюбовно. Как-нибудь я тебе покажу. - Она села на ручку моего кресла и обняла мою шею длинной рукой. Наджиб сказал: - Но до вашего визита к мисс Зелии никаких писем не было. Затем письмо к этому джентльмену и ваш отъезд из отеля, поэтому мы приехали сюда. У нас сумасшедшая машина - американский "Тандерберд" - взятая, как вы понимаете, напрокат, потому что лично я не могу себе позволить иметь такую шикарную вещь. Хотите еще коньяка? - Нет, спасибо. Панда погладила меня по щеке. - Отлично. Полное восстановление. - Она посмотрела на Наджиба. - Я отведу его наверх в спальню и там за любовью он расскажет мне все, что Макс рассказал ему. - Я еще не полностью восстановился для таких вещей, - сказал я. - Тем не менее, - сказал Наджиб, - в благодарность за спасение вашей жизни вы расскажите нам все, что он сообщил о красном "Мерседесе". Личные детали, касающиеся мисс Зелии, - некоторые из которых я слышал, прежде чем выстрелил - меня совершенно не интересуют. Я прочел между строк причину ее молчания о местонахождении машины. А сейчас вполне резонно рассказать мне, что известно вам. Да, сэр? Конечно, он был абсолютно прав. И было бы вполне резонно отблагодарить его, предоставив ему ту информацию, которая ему была нужна. Я хотел это сделать. Но, подобно большинству людей, которых вытащили из беды и которые оправились от шока, я понимал, что жизнь не изменилась, она по-прежнему полна грязи, подлости и обмана. И благодарность никогда не должна становиться помехой в добывании хлеба насущного. Для сантиментов лучше всего подходит Рождество, день рождения и день Святого Валентина. Наджиб был на другой стороне. Я хотел помочь ему. Но у меня была своя работа и свой заработок и премия в конце, поэтому я ни минуты не сомневался. - Мне не удалось много извлечь из него, - сказал я, - и я не уверен, что то, что он мне сказал, - правда. Я думаю, что если бы мне удалось поработать над ним еще несколько минут, то я бы довел его до состояния полной искренности. Вам это известно. Панда встала, перешагнула через Макса, подошла к серванту и достала из одной из коробок сигарету. Она повернулась и подмигнула мне: - Попытайся, милый, хорошенько попытайся вспомнить всю ту ложь, которую он тебе сообщил. Мы все отсортируем. Ты хочешь, чтобы мама отвела тебя наверх в спальню и поработала над тобой до состояния полной искренности? Гав! Гав! - Она пару раз лягнула ногой. - Один его приятель, - сказал я, - по имени Отто Либш украл машину прямо отсюда. Он, как я понял, крайне неприятный тип. Если у вас есть доступ к полицейским архивам, вы, вероятно, его там найдете. Из-за того, что произошло здесь с мисс Зелией, он чувствовал себя в полной безопасности, угоняя машину. Но он понятия не имел - и, думаю, Макс тоже - что в машине было что-то особенное. - Этот человек, Отто - у вас есть адрес на него? - спросил Наджиб, и я отметил, что когда дело дошло до фактов, его английский начал спотыкаться. - Нет. - Я решил потянуть с признанием, чтобы у него не возникло подозрений, когда он вытащит адрес у меня, что он фальшивый. Наджиб поправил галстук, снял свою шляпу и положил ее на стол рядом с вазой с цветами. - Замечательные георгины, - сказал он. - Я очень люблю цветы. - Это у вас семейное. - Может быть, - сказала Панда, - мне стоит разбить эту вазу о его голову? А, милый? - Она вновь села на ручку моего кресла. Наджиб покачал головой и, улыбнувшись, с пониманием посмотрел на меня. - Конечно, мистер Карвер, вы поддеты на рога дилеммы, нет? В благодарность за ваше второе рождение, ваше сердце хочет быть щедрым. Но ваш мозг - мозг профессионала. Не рассказывай ничего, говорит он. - А что бы вы сделали на моем месте? - То же самое. - Итак, безвыходное положение. - Но у вас есть адрес на Отто Либша? - M-м... у меня есть адрес, но я не уверен, что Макс его просто не придумал. - Это мы сможем проверить. Пожалуйста, мистер Карвер, адрес. Он достал из кармана пистолет и кивнул Панде. Целуя меня в левое ухо, она обвила меня длинной рукой и вытащила из моего кармана "Браунинг" Макса. - Слишком оттопыривает твой карман, - сказала она. - Тебе следовало бы воспользоваться им против покойного джентльмена. - Не было возможности. - Сейчас у вас тоже нет никаких возможностей. Личные чувства отошли на задний план. Мне нужен адрес. - А если я не скажу? Я только успел заметить, как он сверкнул глазами в сторону Панды, а дальше... Панда схватила меня за запястье, сильно дернула на себя, подставив под меня плечи, и я перекатился через нее и врезался лицом в пол. Она прыгнула мне на спину и обхватила мою шею своими длинными ногами, да так крепко, что я почти задохнулся. - Для более полного проявления страсти, милый, - сказала она, - мы начнем с нежной любовной игры. - Она резко вывернула мне руку и я закричал. - Отпусти его, - сказал Наджиб. Он уже сбросил маску. Холодный, решительный, с безупречным английским. Панда позволила мне встать. Наджиб наблюдал за мной, потирая свой нос - картошку. Панда поправила мне галстук. - Тебе следует познакомиться с моим другом Миггзом, - сказал я. - У вас много общего. - В следующий момент, из чувства уязвленного самолюбия, я сделал ей подсечку, и она плюхнулась на пол с громким шлепком. Какое-то время она удивленно смотрела на меня, не веря в случившееся, а затем начала смеяться. - Ох, Рекси, - сказала она сквозь смех. - Я тебя недооценивала. Ты подаешь надежды. Наджиб сделал нетерпеливое движение рукой с пистолетом. - Назовите мне адрес. В противном случае я застрелю вас и вам не придется им воспользоваться. Я, конечно, не получу адрес, но вы будете мертвы и я смогу узнать его где-нибудь в другом месте, уже не беспокоясь по вашему поводу. - Тогда здесь будет уже два трупа. Это может причинить неудобство. - Если у вас черная, как у меня кожа, мистер Карвер, и вы живете в мире белых, то вам известно все о неудобствах, некоторые из которых, черт возьми, гораздо более неудобны нежели пара трупов. Адрес или "С" как радикальная мера. Он помахал пистолетом. Панда поднялась с пола. - Будь умницей, любимый, - сказала она. - Иначе лишишься стольких прекрасных вещей. Ты уже никогда не выпьешь стаканчик виски. Не будет любящих объятий по ночам и первой утренней сигареты с похмелья. Одна мысль, что столько хорошей мужской силы просто исчезнет, вызывает у меня негодование. Конечно, она была права. К тому же я чувствовал, что я продержался достаточно. Я хлопнул себя по бедрам и позволил своим плечам безвольно опуститься. - Хорошо. Мне очень не нравится, что я войду в жемчужные врата сразу за Максом Анзермо. - Замечательно. - Наджиб весь залучился. Мы все опять были друзьями. - Отто Либш, - сказал я. - Отель "Бернина", Женева. Это на Пляс Корнавин. Наджиб расплылся в улыбке. - Спасибо, мистер Карвер. Этот Макс, конечно, мог наврать. Это я принимаю. Но если я узнаю, что вы сказали неправду, тогда вы прямиком отправитесь к жемчужным вратам. А теперь, пожалуйста, повернитесь. - Зачем? - Делай, что Наджиб говорит, - сказала Панда. Я повернулся. Наджиб ударил меня пистолетом по затылку, и я рухнул на пол и отключился. Когда я пришел в себя, я все еще лежал на полу, но под моей головой была подушка. Мое лицо было мокрым и перед моей рубашки также был весь мокрый. Рядом со мной, в кресле сидела Джулия Юнге-Браун, держа в руках стеклянный кувшин с водой. Она выплеснула половину его содержимого на мое лицо, и я заморгал от воды и яркого света. - Если вы действительно хотите мне помочь, найдите что-нибудь более крепкое, чем вода. - На это утро у меня были девушки и коньяк. Она отошла, а я сел и осмотрелся. - А где тело? - произнес я. Через плечо она спросила: - Какое тело? Я ничего не ответил. Все-таки Наджиб был замечательным малым. Он убрал труп, чтобы я не испытывал неудобства. Мне стало искренне неловко, что я солгал ему. Но я знал, что в следующую нашу встречу он уже не будет столь замечательным и, наверняка, захочет лишить меня тех прекрасных вещей, о которых упоминала Панда. Глава пятая "Мы скачем, и я вижу, как вздымается ее грудь". Роберт Браунинг Это была милая семейная сцена - воскресенье, десять часов утра, через открытое окно кухни доносится церковный перезвон, кофейник на плите источает аромат и, кроме всего этого, приятный запах полувысохших детских пеленок, развешанных на веревке у окна, наполняет кухню. В сломанном плетеном кресле сидел мужчина и кормил на руках ребенка. Я не смог определить его пол и не стал спрашивать, но у него было красное, сморщенное, как у беззубого старика, лицо и мягкий черный пух волос, похожий на тот, который остается на расческе после вычесывания собачьей шубы. Он старательно высасывал содержимое рожка, периодически выпуская соску, чтобы она не мешала его молочной отрыжке. Одной рукой мужчина достал из кармана рубашки сигарету, закурил, чиркнув спичкой о подошву своей сандалии, и сказал: - После всех дел с Отто, у Мими пропало молоко. Сильное потрясение, но сейчас уже все в порядке. В хороших руках все быстро приходит в норму. Мими Пробст (а в том, что это была она, я не сомневался, потому что, когда она открыла дверь, она представилась) гладила белье на кухонном столе. На ней был короткий домашний сарафан. Ее рыжие волосы были взлохмачены, а голубые глаза смотрели мягко и спокойно. У нее было очень худое лицо с высокими скулами и узким подбородком. Выглядела она лет на восемнадцать, но ей, вероятно, было больше. Она с обожанием посмотрела на мужчину, когда тот сказал по поводу хороших рук, улыбнулась, и ее губы послали ему беззвучный поцелуй. Счастливая, полная согласия чета, спокойный ребенок и целое воскресенье впереди. На ее запястье были маленькие, в бриллиантовой оправе часы, которые принадлежали явно не ее классу и были один к одному схожи с теми, которые носила Джулия. Мне даже не нужно будет спрашивать у Джулии, были ли у Зелии такие же, как у нее часы. Видимо, Кэван О'Дауда разорился как-то на пару этих часов для своих девушек, отмечая свой очередной деловой успех. - Я знаю, кто я, - сказал я. - И я знаю, кто такая Мими, но кто вы такой? Мне нужен Отто и вы знаете почему? Моя визитка лежала на краю кресла, в котором он сидел. Я уже сказал, что ищу Отто, так как он нужен мне, чтобы найти "Мерседес" моего клиента. Я сказал им только это, не упомянув даже о том, как я вышел на Отто. С самого начала меня озадачило их поведение. Ни малейшего недовольства по поводу моего вторжения в воскресное утро. И всякий раз, когда я упоминал об Отто, они переглядывались и начинали смеяться. Мими плюнула на утюг, осталась явно недовольна его температурой и поставила его на плиту рядом с кофейником. Она повернулась, уперла руки в бока и посмотрела на меня. Если ее привести в порядок и приодеть, она бы не осталась незамеченной в толпе. Она подмигнула мужчине. - Что ты думаешь? Его акцент, когда он говорил по-английски, был вполне сносным, но ее оказался на удивление сильным. Мужчина кивнул и приветливо посмотрел на меня, одновременно вынимая рожок изо рта ребенка, аккуратно перекладывая его к себе на плечо и массируя его спину, чтобы облегчить выход воздуха. - Он делает свою работу, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - Честно. Конкретно. И, я бы сказал, терпимо. Его работа требует этого. - Затем, обращаясь конкретно ко мне, он продолжил. - Я - Тони Коллард. Насчет Мими вы ошибаетесь. Не Пробст. Мы поженились на прошлой неделе. Я вижу, вас удивляет мое знание английского. Все просто. Мой отец - канадец, записался добровольцем в Британскую Королевскую артиллерию, приехал сюда, здесь его взгляды на войну изменились, он дезертировал, осел здесь, женился и в итоге появился я. Он умер два года назад. Я унаследовал его гараж и ремонтную мастерскую, которые так и не принесли ему богатства. - Вы уж больно скачете, - сказал я. - Сообщили мне массу ненужных сведений. Отто - вот птичка, которую я ловлю. Где он сейчас гнездится? На мой вопрос они ответили дружным взрывом хохота. Когда приступ прошел, Тони сказал: - Хотите кофе? - Нет, спасибо. Ребенок выпустил последнюю порцию лишнего воздуха и Тони вернул его в первоначальное положение и продолжил кормление. У него были прекрасные, легкие и нежные руки, но у меня было чувство, что за его улыбчивой откровенностью и эпизодическими взрывами смеха скрывается что-то значительное и серьезное. Ему было лет двадцать, он был полным, но хорошо сложенным, а его лицо было похоже на лицо молодого Пиквика и это сходство усиливалось очками в металлической оправе. Его светлые волосы были довольно редкими и к тридцати годам, подумал я, у него уже должна появиться лысина. - А что за расклад с машиной? - спросил он. - Мой клиент хочет ее вернуть. Он - миллионер. Они очень трепетно относятся к своим вещам. Мы с вами беспокоимся о мелких монетах. Они же беспокоятся о своей кассе. Поэтому они - миллионеры. Из разговора с одним джентльменом, с которым я недавно встречался, я понял, что Отто считал Мими своей девушкой. Мими, с утюгом в руках вращающаяся в груде пеленок и распашонок, сказала: - Я была его девушкой. Это его ребенок. У меня были с ним трудности. - Делали кесарево, - почти с гордостью сказал Тони, и я подумал, что он сейчас попросит ее показать шрам. Он с любовью посмотрел на нее и она ответила ему тем же, а ее губы добавили беззвучный поцелуй. Я начал чувствовать себя лишним в этом море семейного счастья. - Но Тони это ничуть не беспокоит, - сказала Мими. - Ни капли, - сказал Тони. - Я полюбил Мими задолго до того, как появился Отто. Я все время оставался верен своему чувству. - Он усмехнулся. - Но каждой девушке суждено пережить момент безрассудной страсти. Таков уж человек. А возможно, и не один. Да? - Он подмигнул Мими и та, изображая рассерженность, замахнулась на него утюгом. Я уже начинал подумывать, что они либо разыгрывают передо мной спектакль, либо просто рады возможности немного поразвлечься в теплое, приятное воскресное утро, перед тем как уложить ребенка в кроватку и отправиться в какой-нибудь ресторанчик съесть порцию спагетти и выпить пару бокалов кьянти. Я положил несколько итальянских банкнот на холодильник и сказал: - Не обижайтесь. Хорошая информация - а о плохих людях особенно - стоит дорого. К тому же, это не мои деньги. Расскажите мне об Отто. Его внешность, привычки и, может быть, его настоящее местопребывание. Они оба согнулись пополам в очередном приступе смеха, а когда пришли в себя, посмотрели на меня несколько смущенно. - Нам не нужны деньги, - сказал Тони, - но мы возьмем их из принципа. Деньги - это такая вещь, которую всегда берешь, даже если они тебе не нужны. Деньги, как говаривал мой старик, подобны музыке. Неважно, откуда и в каком виде эта музыка приходит к нам, мы должны радоваться ей. Она минует международные и культурные границы и только очень скучный человек не видит в ней радости. А еще он говорил... - Не начинай опять про отца, - сказала Мими, качая головой и мило улыбаясь ему. Он что-то быстро сказал ей по-итальянски. Она вся покраснела и ответила ему тоже по-итальянски. Тони скорчился в кресле, и его глаза за стеклами очков округлились. Это было ужасное зрелище. Ребенок поперхнулся, выпустил соску и обильно срыгнул себе на пеленку. Тони вытащил свой носовой платок и вытер все это безобразие со спокойствием любящего отца. Здесь явно было что-то не то. Я чувствовал, что не только внешне, но и внутренне, с садистским спокойствием они смеялись надо мной. Происходило что-то ужасно смешное, и я чувствовал, что когда я уйду, они повалятся на пол и начнут кататься по нему, умирая со смеху. Тони встал и положил ребенка в плетеную кроватку, стоящую у стола. Он начал качать ее, издавая колыбельные звуки. Не оборачиваясь, он спросил: - Какая машина, говорите? - Я уже сказал вам. Красный "Мерседес 250SL". Номер 8-2-8 В 9-6-2-6. Модель шестьдесят шестого года. Он повернулся ко мне, улыбнулся и кивнул. - Та самая. Отто пригнал ее ко мне почти месяц назад. Я сделал ее для него. Но только наружные работы, никакой ерунды с перебиванием номеров на двигателе и тому подобным. Простая перекраска и замена регистрационных номеров. Дайте вспомнить. - Он задумался, подняв глаза к потолку. Он был крупным парнем, крупнее, чем он выглядел, сидя в кресле. - Да. - Вспомнив он вернулся на землю, пошел к своему плетеному креслу, успев по дороге погладить Мими по спине, и повалился в него так, что оно все заскрипело, словно старое деревянное здание, готовое обрушиться под нарастающим давлением ветра. - Да. Я выкрасил ее в кремовый цвет и поставил новые номера, кажется, 3-2-4-3-Р-3-8. Или 3-4-2-3. Но заканчивалось точно на Р-3-8. Последние две цифры, вы знаете, указывают, в каком округе зарегистрирована машина, а он хотел, чтобы это был именно Изер - это рядом с Греноблем. - И вас не беспокоит, что вы сидите здесь и рассказываете все это мне? - спросил я. - Ни капли. Если вы попытаетесь сообщить все это полиции - хотя я не думаю, что вы это сделаете - я просто откажусь от своих слов. Я занимаюсь почти честным делом. То же самое вам скажет любой владелец гаража. - Он усмехнулся и подмигнул Мими. Слава Богу, на этот раз она не ответила ему беззвучным поцелуем. - Что он с ней сделал? Продал? - Отто мог сделать все, что угодно. Загнать ее в Ла Манш, например. Или подарить ее своей старушке - матери... если он, конечно, знал, кто его мать. - Как Отто выглядит? Он не ответил мне сразу. Он посмотрел на Мими, и я увидел, как в их глазах зажигаются веселые огоньки. - Рост - метр двадцать. Похож на обезьяну. Очень сильный. Длинные каштановые волосы, постоянно спадают на глаза. Хорошо одевается. Лет тридцать пять. Прекрасно танцует. Женщины просто липнут к нему, Бог знает почему, но все романы очень непродолжительны, потому что он - большой эгоист и ненадежен в плане денег. До сих пор не заплатил мне за перекраску. - Это все? - А что вам еще нужно? - У него две головы, - сказала Мими. У них начался очередной приступ смеха, и я вздохнул. По правде говоря, все это уже начинало меня раздражать. - Еще ничего не заметили? - спросил я. - Заячья губа, рыбий хвост, деревянная нога? Торжественно Мими сказала: - На внутренней стороне его левого бедра имеется родимое пятно в виде креста. Они снова засмеялись, и когда Тони выдавил из себя последнюю слезу восторга, он сказал: - Не обращайте внимания. Шутки Мими. Она любит посмеяться. - Как получилось, что Отто позволил вам перехватить Мими? - Он просто понял, что я все равно сделаю это и что если он будет мешать я разорву его на куски. Да,