о в о р я , о ч е н ь п о л ь с т и л м н е э т и м . К с т а т и , о н е щ е д е в с т в е н н и к , д в у х с п о л о в и н о й м е т р о в р о с т у и т е л о с л о ж е н и е м н а п о м и н а е т С т о у н х е н д ж (Один из самых больших и известных в мире доисторических сооружений для ритуальных церемоний, предположительно относится к неолиту или бронзовому веку, состоит из огромных отдельно стоящих каменных глыб) . Т а к ч т о н е п у г а й т е с ь " . Папка снова близилась к концу. Сидя в кровати, Смайли нетерпеливо листал желтоватые страницы в поисках чего-то более существенного. Преподаватели как Джима, так и Билла Хейдона двадцать лет спустя утверждают, что не могут себе представить, чтобы отношения между этими двумя были "чем-то большим, чем чистой дружбой"... Показания Хейдона так ни разу и не были затребованы... Университетский куратор Джима говорит, что его отличала "ненасытная любознательность после долгого голодания", и отвергает всяческие подозрения о том, что Джим был "розоватых" убеждений. Допрос, который имел место в Саррате, начался с длинных извинений, в частности, упоминается его превосходное военное досье. Ответы Придо проникнуты приятной открытостью, особенно в сравнении с экстравагантным стилем письма Хейдона. Присутствовал один представитель от конкурсной комиссии, но его голос звучал лишь изредка. Нет, Джим больше никогда не встречался ни с Хлебниковым, ни с кем либо-другим, кто бы представился его эмиссаром... Нет, он никогда не разговаривал с ним, кроме того единственного случая. Нет, у него не было больше в то время никаких контактов ни с коммунистами, ни с русскими; и он не мог вспомнить по имени никого из тех, кто состоял членом "Народного клуба"... Вопрос ( А л л е л а й н ) . Не думаю, что это сделало вас более сознательным, или я не прав? Ответ. В общем, вы правы ( с м е х ) . Да, он являлся членом "Народного клуба" точно так же, как и членом драмкружка своего колледжа, филателистического общества, общества любителей современного английского языка, студенческого союза и исторического общества, а также этического общества и семинара Рудольфа Штайнсра... Это был хороший способ послушать интересные лекции и пообщаться с людьми, особенно важно для него второе. Нет, он никогда не распространял леворадикальную литературу, хотя некоторое время и покупал "Совьет Уикли" (Советский еженедельник, распространяемый в Великобритании, освещавший жизнь пародов СССР, его внутреннюю и внешнюю политику)... Нет, он никогда не платил взносы никакой политической партии ни в Оксфорде, ни позже; фактически, он даже ни разу не воспользовался правом голоса... Одной из причин, почему он вступил в такое количество клубов в университете, стало то, что после довольно беспорядочного образования, которое он получил за границей, у него практически не было школьных друзей среди англичан... К этому моменту уже все следователи до единого на стороне Джима; все против конкурсной комиссии и ее бюрократического вмешательства. Вопрос ( А л л е л а й н ) . Из чистого любопытства было бы интересно узнать: поскольку вы так много бывали за границей, где вы научились такому отменному правому драйву (Вид удара в крикете)? ( С м е х ) . Ответ. О, у меня был дядя, а у дяди была своя площадка в пригороде Парижа. Он просто помешался на крикете. У него имелись и тренировочные секи, и все нужное снаряжение. Когда я приезжал туда на каникулы, он целыми днями заставлял меня принимать его подачи. [Пометка следователя: граф Анри де Сент-Ивонн, скончался в 1941. Личное дело AF64-7.] Конец собеседования. Представитель конкурсной комиссии желал бы пригласить Хейдона в качестве свидетеля, но Хейдон сейчас за границей, и вызвать его невозможно. Заключение переносится на неопределенный срок... Смайли уже почти засыпал, читая последний документ в этой папке, который случайно попал сюда спустя долгое время после того, как Джим получил официальный допуск от конкурсной комиссии. Это была вырезка из оксфордской газеты с рецензией на персональную выставку Хейдона в июне 1938-го" вышедшая под заголовком " Р е а л и з м и л и с ю р р е а л и з м ? В з г л я д и з О к с ф о р д а " . Раздолбав выставку в пух и прах, критик закончил следующим победным аккордом: "Мы понимаем, что достопочтенный Джеймс Придо специально выкроил время, оторвавшись от своего крикета, с тем чтобы помочь развесить холсты. Лучше было бы ему, на наш взгляд, остаться на Банбери-роуд. Однако, поскольку его роль Доббина от искусства стала единственным искренним явлением, знаменующим это событие, пожалуй, нам не стоит глумиться над всем этим так громко..." Смайли задремал, но его мысли продолжали блуждать в этом замкнутом клубке сомнений, подозрений и бесспорных фактов. Он думал об Энн и, измученный, продолжал хранить для нее тепло в своей душе, страстно желая защитить ее хрупкость ценою своих собственных страданий. Совсем как влюбленный юноша, он вслух прошептал ее имя и представил, как над ним в полутьме склоняется ее прекрасное лицо, а тем временем миссис Поуп Грэм орала через замочную скважину, что в такое время никого впускать не собирается. Он думал о Tappe и об Ирине и беспредметно размышлял о любви и верности; он думал о Джиме Придо и о том, что принесет ему завтрашний день. Он вполне осознавал, насколько скромный смысл заключен в грядущей победе. Он проделал долгий путь, избороздил не один океан, а завтра, если все будет хорошо, он наконец сможет увидеть землю: какой-нибудь маленький мирный пустынный островок. Такой, что даже Карла о нем никогда не слышал. Только для него и для Энн. Он уснул.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  Глава 30 В том мире, где обитал Джим Придо, этот четверг начался так же, как и любой другой день, за исключением того, что где-то под утро у него открылась рана на лопатке. Он подозревал, что это все из-за вчерашних соревнований по бегу между пансионами школы. Он проснулся от боли и оттого, что в том месте, где выделялся гной, спина намокла, и стало холодно. В прошлый раз, когда произошло нечто подобное, он примчался в Тонтонскую больницу, но медсестры только взглянули на него и тут же отправили в отделение неотложной помощи, чтобы он дождался доктора такого-то и сделал рентген; после чего Придо тайком забрал свою одежду и ушел. Хватит с него больниц и всяких там докторишск. Английских или каких других - все равно. Он вспомнил, как его учили, что об открывшихся ранах могут сообщить и это наведет на след. Он был не в состоянии дотянуться до раны, чтобы обработать ее, но после того случал нарезал треугольники из марли и к каждому углу пришил завязки. Взяв один и повесив его на сушилку для одежды, чтобы был под рукой, и приготовив дезинфицирующий раствор, Джим нагрел воды, высыпал туда полпачки соли и устроил себе импровизированный душ, согнувшись так, чтобы струя попадала прямо на больное место. Затем он намочил марлю в растворе, закинул ее себе за спину, завязал спереди веревочки и лег на койку лицом вниз, поставив рядом бутылку с водкой. Боль улеглась, и его одолела дремота, но он знал, что стоит сейчас ей поддаться, и он проспит весь день. Поэтому он поставил водку на окно и сел за стол проверять тетради 5-го "В" с упражнениями по французскому, пока в Яму не соскользнул рассвет и грачи не начали галдеть в зарослях вязов. Иногда он думал, что эта рана служит ему напоминанием о том, с чем он не в состоянии справиться. Придо прикладывал нечеловеческие усилия, чтобы загнать эти мысли вглубь и наконец забыть об этом, но даже его усилий иной раз бывало недостаточно. Он проверял тетради не торопясь, потому что это занятие ему нравилось и служило хорошей тренировкой для мозгов. Где-то около половины седъмого-семи он закончил, надел какие-то старые фланелевые штаны и спортивную куртку и потихоньку отправился в церковь, которая никогда не запиралась на замок. В центральном проходе часовни, в которую редко кто-нибудь заходил и которая представляла собой небольшой фамильный монумент, посвященный погибшим в двух войнах, Джим на минуту опустился на колени. На кресте маленького алтаря был вырезан барельеф, изображающий саперов в Вердене. Стоя на коленях, Джим осторожно пошарил под скамьей, пока кончики его пальцев не нащупали полоску, состоящую из кусочков липкого пластыря. Следуя за ними, Придо почувствовал холодную металлическую поверхность. На этом его общение с Богом закончилось, и он отправился по направлению к Комб-Лейну, на верхушку холма, где он побегал немного трусцой, чтобы вспотеть: тепло делало с ним настоящие чудеса, а привычный ритм бега немного притуплял тревогу. После бессонной ночи и утренней водки у него слегка кружилась голова, и, когда он увидел пасущихся в ложбинке пони, которые уставились на него своими глупыми мордами, он заорал им на сомерсетском диалекте: "Пошли вон, дурни вы чертовы, ну чего вытаращились на меня своими глупыми гляделками?" - и побрел назад по тропинке, чтобы успеть до начала занятий выпить кофе и переменить повязку. Первым уроком после молитвы был французский у пятого "В", и там Джим едва не вышел из себя: он пообещал Клементсу, сыну владельца магазина тканей, какое-то глупое наказание, а в конце урока простил его. Затем в учительской он проделал еще одну привычную процедуру, подобную той, что и в церкви: так же быстро, не задумываясь, но на этот раз нигде не шаря и никуда не выходя. Это изобретение - почтовая проверка - было довольно примитивным, но срабатывало исправно. Он ни разу не слышал, чтобы кто-то из "профи" этим пользовался, впрочем "профи" обычно редко рассказывают о своих секретах. "Рассуди сам, - сказал бы он в таком случае, - если противник следит за тобой, он уж точно постарается просмотреть твою почту, потому как письма - самое доступное в этом деле; еще легче это сделать, если противник действует в своей стране и может наладить сотрудничество с почтовой службой. Итак, что ты в этом случае делаешь? Каждую неделю, в одно и то же время, из одного и того же почтового ящика ты отправляешь одинаковые письма: один конверт самому себе, а другой - какому-нибудь безобидному человеку на тот же адрес. Суешь туда какую-нибудь чепуху - благотворительную рождественскую открытку, например, или рекламный проспект из местного супермаркета, - запечатываешь как следует конверты, отправляешь и ждешь, чтобы затем сравнить время доставки. Если твое письмо появляется позже, чем конверт твоего невольного помощника, ты тут же почувствуешь у себя за спиной чье-то горячее дыхание, в данном случае - не чье иное, как Тоби". Джим называл это на своем старом потрепанном жаргоне "замером воды"; в очередной раз ее температура не вызвала нареканий. Два письма показали на финише одинаковое время, но Придо пришел в учительскую слишком поздно и не успел стащить то из них, что было адресовано Марджорибэнксу, который в этот раз играл роль ни о чем не подозревающего соучастника Джима. Так что пришлось сунуть свое письмо в карман и уткнуться в " Д е й л и т е л е г р а ф " в то время как Марджорибэнкс, фыркнув раздраженно: "А, пошли вы к черту!", разорвал отпечатанное на машинке приглашение, призывавшее его вступить в члены Братства Любителей Библии. После этого Джим снова погрузился в привычную рутину школьных дел, вплоть до начала матча по регби между старшими школьниками Тэрсгуда и Сент-Адамс, на который его назначили судьей. Игра проходила в быстром темпе, и, когда она закончилась, его спина вновь дала о себе знать. Поэтому ему снова пришлось глотнуть водки, перед тем как дать звонок к следующему занятию: Джим пообещал молодому Элвесу сделать это вместо него. Он уже не помнил, зачем тот его попросил об этом; просто те из персонала, кто был помоложе, и особенно семейные, часто перекладывали на Джима свои случайные поручения вроде этого, а он особо не возражал. Звонок представлял собой старинный корабельный колокол; еще отец Тэрсгуда когда-то давно неизвестно где откопал его, и теперь он уже стал частью школьной традиции. Когда Джим звонил, он обнаружил, что рядом стоит маленький Билл Роуч, уставившись на него с бледным подобием улыбки в ожидании, когда тот обратит на него внимание, что случалось обычно по нескольку раз в день. - Привет, Слоник, ну, что у тебя стряслось наэтот раз? - Сэр, прошу прощения, сэр... - Ну, давай-давай, Слоник, выкладывай. - Сэр, там кто-то спрашивал, где вы живете, - сказал Роуч. Джим поставил колокол на место. - Какой он с виду, этот "кто-то", а, Слоник? Ну, давай, я ведь не съем тебя, давай, говори... эй... эй! Какой он с виду? Мужчина? Женщина? Волшебник из сказки? Эй! Ну, давай же дружище, - мягко пробормотал он, нагнувшись к Роучу. - Не надо плакать. Ну, что случилось? Ты не заболел? - Он достал из рукава носовой платок. - Какой он с виду этот "кто-то"? - повторял он все так же негромко. - Он спрашивал у миссис Маккаллум. Сказал, что он друг. Потом снова залез в машину, она стоит у церковного кладбища, сэр. - Очередной поток слез. - Он все еще сидит в ней. - Подите все к черту, паршивцы эдакие! - крикнул Джим кучке ухмыляющихся старшеклассников, столпившихся у входа. - Подите к черту! - Он снова нагнулся к Роучу: - Высокий такой друг, да? Небрежно одетый, высокого роста, да, Слоник? С такими вот бровями, сутулый? Худой такой, да? Брэдбери, поди-ка сюда и перестань пялиться! Стой здесь, отведешь потом Слоника к Воспитательнице! Худой такой, да? - спросил он снова у Роуча мягким, ноочень настойчивым голосом. Но Роуч был уже не в состоянии выдавить из себя ни слова. У него начисто отшибло память, он словно потерял ощущение величины и положения предметов в пространстве; всякая способность проводить какие-то различия в мире взрослых, казалось, утрачена навсегда. Большие люди, маленькие, старые, молодые, сгорбленные, стройные - все это превратилось в одну сплошную толпу безликих незнакомцев. Сказать Джиму "нет" было выше его сил, сказать "да" означало взвалить на себя ужасную ответственность за то, что он может его разочаровать. Он увидел, что Джим смотрит на него, увидел улыбку на его лице и почувствовал у себя на руке благословенное прикосновение его большой ладони. - Молодчина, Слоник. Никто так больше не умеет наблюдать, правда? Отчаявшись вконец, Роуч прислонил голову к плечу Брэдбери и закрыл глаза. А когда он снова их открыл, то увидел сквозь слезы, что Джим уже поднимается по лестнице. Джим почувствовал успокоенность и даже едва ли не облегчение. Уже несколько дней он знал, что кто-то объявился. Это тоже было частью его привычного распорядка: наблюдать за теми местами, куда обычно первым делом суются "ищейки". Например, церковь: любые передвижения местных жителей сразу становятся темой для разговоров среди прихожан; или администрация графства, где регистрируются потенциальные избиратели; или торговцы, которые часто хранят счета своих клиентов; или пивные, в том случае, если намеченная жертва обходит их стороной. Иными словами, он знал, что в Англии есть естественные ловушки, куда "ищейки" наведываются первым делом, прежде чем выйдут на тебя. И действительно, мило болтая с помощницей библиотеки в Тонтоне два дня назад, Джим наткнулся на верный след, который он разыскивал. Какой-то незнакомец, очевидно из самого Лондона, интересовался состоянием дел в деревенских округах; да, государственного вида джентльмен - скорее, даже один из тех, кто проводит политические исследования, можно сказать занимается этим профессионально - и среди прочего ему потребовался, представьте себе, как можно более свежий список жителей той самой деревни, где живет Джим; да, список избирателей, они собираются провести поименный опрос в самых отдаленных и глухих районах страны, особенно среди недавних иммигрантов. Да, действительно, подумать только, согласился Джим и после этого предпринял некоторые подготовительные меры. Он купил железнодорожные билеты сразу в несколько мест: до Эксетера, до Лондона и до Суиндона, все сроком годности на один месяц. Сделал он это потому, что знал: если снова придется удариться в бега, покупать билеты будет некогда. Он достал из потайного места на огороде свои старые удостоверения и пистолет, которые перепрятал так, чтобы они в любой момент были под рукой. Еще он загрузил в багажник "алвиса" чемодан с одеждой и залил полный бак горючего. После этих мер предосторожности он мог спать относительно спокойно или, вернее, мог бы, если бы не спина. - Сэр, а кто выиграл, сэр? Преббл, новичок, одетый в пижаму и перемазанный зубной пастой, направлялся во врачебный кабинет. Мальчишки иногда заговаривали с Джимом без всякого повода: одного его роста и горбатой спины было достаточно, чтобы спровоцировать их на это. - Сэр, ну в этом матче, ну против Сент-Адамс? - Не Адамс, а Гадамс, - отозвался другой умник. - Нет, правда, сэр, кто выиграл? - Увы, они, сэр, - гаркнул Джим, - и, если бы вы смотрели игру, сэр, вы бы сейчас не спрашивали, сэр. - Он медленно поводил у них перед носом огромным кулачищем, изображая серию сокрушительных ударов, и аккуратно выпроводил их в медпункт Воспитательницы. - Спокойной ночи, сэр. - Спокойной ночи, лягушата, - промурлыкал Джим и зашагал в другой конец коридора - в изолятор, из окон которого открывался вид на церковный двор с кладбищем. В изоляторе был погашен свет; вся обстановка и запах его внушали ему отвращение. Двенадцать ребят лежали в темноте и дремали после ужина в ожидании вечерних процедур. - Кто там? - раздался чей-то сиплый голос, - Это Бегемот, - ответил ему другой. - Эй, Бегемот, кто выиграл, мы или Сент-Гадамс? Звать Джима кличкой вообще-то было хамством, но в изоляторе мальчишки чувствовали себя освобожденными от условностей дисциплины. - Бегемот? Какой еще, к черту, Бегемот? Не знаю такого. Меня не так зовут, - фыркнул Джим, протискиваясь между койками. - Убери этот фонарик, не положено. Ясное дело, черт возьми, к т о выиграл. Восемнадцать ноль в пользу Гадамс. - Окно здесь доставало почти до самого пола, а внизу, заслоняя его от мальчишек, стояла старая каминная решетка. - Слишком много суетились в защите, - пробормотал он, вглядываясь в глубину двора. - Терпеть не могу регби, - сказал мальчик по имени Стивен. Синий "форд" стоял в тени церкви, вплотную к вязам. С первого этажа машину не было бы видно, но и сказать, что она спрятана, было бы преувеличением. Джим застыл совершенно неподвижно, немного поодаль от окна, изучая "форд" на предмет определенных признаков, известных профессионалу. На улице быстро смеркалось, но у него было хорошее зрение, и он знал, что ему высматривать: аккуратно замаскированную антенну, второе зеркало для связного, обгоревший металл под выхлопной трубой. Почувствовав, как он напряжен, мальчишки начали дурачиться. - Сэр, там что, кошечка какая-нибудь? Она хоть хорошенькая, а, сэр? - Сэр, мы еще не горим? - Сэр, а какие у нее ножки? - Боже, сэр, только не говорите, что это мисс А а р о н с о н? - После этого все начали гоготать, потому что мисс Ааронсон была некрасивой старухой. - Заткнитесь, - рявкнул Джим, не на шутку рассердившись. - Свиньи вы неблагодарные, заткнитесь сию минуту! Где-то внизу Тэрсгуд делал перекличку старших школьников перед приготовлением уроков. Аберкромби? Здесь, сэр. Астор? Здесь, сэр. Блейкни? Болен, сэр. Продолжая наблюдать, Джим увидел, как дверца машины открылась и Джордж Смайли, одетый в тяжелое пальто, осторожно вылез наружу. В коридоре раздались шаги Воспитательницы. Он слышал, как скрипят ее резиновые каблуки и погромыхивают термометры в ванночке. - Мой славный Бегемот, что вы делаете в моем изоляторе? И закройте занавеску, несносный вы такой, не то целый выводок умрет у нас от воспаления легких. Уильям Мерридью, сядь-ка быстренько. Смайли запирал дверцу машины на ключ. Он приехал один, и в руках у него ничего не было, даже портфеля. - Там, в Гренвилле, уже ноют: где наш Бегемот и все такое. - Иду-иду, уже ушел, - быстро ответил Джими, бросив напоследок отрывистое "Всем спокойной ночи", поплелся, сгорбленный, в спальню Гренвилл, где он обещал сегодня закончить читать рассказ Джона Бьюкена. Читая вслух, он заметил, что некоторые звуки даются ему с трудом, иногда чуть ли не застревают в горле. Он почувствовал, что весь взмок, ему показалось, что из раны снова начал сочиться гной, а к тому времени, когда он закончил, мышцы вокруг рта просто-таки задеревенели, и это вряд ли было только от долгого чтения вслух. Но все эти вещи не шли ни в какое сравнение с той яростью, которая начала закипать в нем, стоило ему только вырваться на свежий морозный воздух ночи. Стоя на заросшей террасе, он какое-то мгновение колебался, вглядываясь в сторону церкви. У него бы заняло минуты три, даже меньше, чтобы отклеить липкую ленту под скамейкой, вытащить оттуда пистолет и засунуть его за пояс с левой стороны, рукояткой внутрь... Но инстинкт подсказал ему не делать этого, и он направился прямиком к своему фургону, фальшиво распевая "Эй, дили-дили" в полную силу своего грубого голоса. Глава 31 Стены этого мотеля, очевидно, никогда не знали, что такое спокойная обстановка. Даже когда в движении машин, проезжавших по шоссе рядом, случались редкие перерывы, окна еще долго продолжали дребезжать. Дребезжали и зубные щетки в стакане, что стоят в ванной, а из-за боковых стен и с потолка доносилась музыка, глухой топот, обрывки разговоров и смех. Когда во двор въезжал очередной автомобиль, казалось, что дверца хлопает прямо в комнате и здесь же раздаются звуки шагов. Что касается обстановки, все предметы сочетались между собой по цвету. Желтые стулья сочетались С желтым тоном картин и желтоватым ковром. Махровое покрывало сочеталось с выкрашенными в оранжевый цвет дверьми и по причудливому совпадению с этикеткой на бутылке с водкой. Смайли тщательно все подготовил. Он заранее расставил стулья рядом с низеньким столом, на который водрузил бутылку, и сейчас, пока Джим усаживался, не сводя с него злобного взгляда, преспокойно извлек из крошечного холодильника тарелки с копченой лососиной и ломтиками черного хлеба, уже намазанными маслом. Его настроение, по контрасту с тем, что владело Джимом, было подчеркнуто бодрым, движения проворны и точны. - Я подумал, что, по крайней мере, мы должны устроиться поудобнее, - сказал он с едва заметной улыбкой, деловито расставляя все на столе, - Когда ты должен появиться в школе? К какому-то определенному часу? - Не получив ответа, он сел. - Тебе нравится преподавать? Мне помнится, ты вроде бы уже работал учителем после войны, правда? Перед тем, как они тебя снова перетащили к себе? Это тоже была приготовительная школа? Я уже как-то подзабыл. - Посмотри в мое досье, - рявкнул Джим. - Ты что, привел меня сюда в кошки-мышки играть, Джордж Смайли? Если ты все хотел узнать получше, надо было ознакомиться с моим досье. Перегнувшись через стол, Смайли наполнил рюмки и передал одну из них Джиму. - Ты имеешь в виду свое личное дело в Цирке? - Спроси в Административном отделе. Или у Хозяина. - Пожалуй, мне и в самом деле стоило это сделать, - нерешительно произнес Смайли. - Беда в том, что Хозяин умер, а меня вышвырнули задолго до того, как ты вернулся. Неужели никто не удосужился тебе это сказать, когда они забрали тебя домой? В ответ на это лицо Джима немного смягчилось, и он медленно проделал один из тех жестов, что так забавляли тэрсгудских ребятишек. - Боже мой, - пробормотал он, - так Хозяина, значит, больше нет. - И провел левой рукой снизу вверх - сначала по своим клыкообразным усам, а затем по волосам, словно побитым молью. - Бедный старый дьявол, - продолжал он. - От чего он умер, Джордж? Сердце? Сердце его доконало? - Они что, даже это тебе не сказали, когда ты докладывал им после возвращения с задания? При упоминании о том докладе Джим снова застыл, его взгляд опять стал злобным. - Да, - ответил Смайли. - Из-за сердца. - Кто занял его место? Смайли рассмеялся: - Боже праведный, Джим, о чем вы все там говорили в Саррате, если они не сообщили тебе даже этого? - Черт побери, кто занял его место? Не ты же, в конце концов, раз тебя вышвырнули! Кто занял его место, Джордж? - Аллелайн, - сказал наконец Смайли, очень осторожно наблюдая за Джимом, особенно внимательно разглядывая его правую руку, неподвижно-расслабленно лежащую на коленях. - А кого бы ты хотел видеть на его месте? У тебя есть подходящий кандидат, а, Джим? - И он добавил после долгой паузы: - А они, случайно, не сказали тебе, что стало с сетью "Скорпион"? С Пршибылом, с его женой, с его шурином? А что стало с сетью "Платон"? С Ландкроном, Евой Крисгловой, Ханкой Биловой? Ты ведь кое-кого из них сам вербовал, не так ли? Еще в те давние времена, когда не было Роя Бланда? Старый Ландкрон даже работал на тебя во время войны. С Джимом творилось что-то ужасное: он не мог двинуться ни вперед, ни назад. Его покрасневшее лицо перекосилось от напряженного недоумения, а пот бисеринками собрался над косматыми рыжими бровями. - Черт бы тебя побрал, Джордж, какого дьявола тебе от меня нужно? Я закрыл для себя эту страницу, подвел черту. Именно это они мне посоветовали сделать: подведи, мол, черту, начни новую жизнь, забудь про все, что произошло. - Кто это о н и , Джим? Рой? Билл? Перси? - Он ждал ответа. - Они сказали тебе, что стало с Максом, кто бы они ни были? Кстати, у Макса все в порядке. - Поднявшись, он проворно добавил водки в рюмку Джима, затем снова сел. - Ну ладно, валяй, что стало с агентурой? - Они все провалились. Официальная версия такова: ты сдал их, чтобы спасти свою шкуру. Я в это не верю. Но я должен знать, что произошло на самом деле. - Джордж продолжал не останавливаясь: - Я знаю, Хозяин заставил тебя поклясться всем, что есть святого, что ты никому об этом не расскажешь, но Хозяина уже нет, и все давно позади. Я знаю, что тебя до смерти замучили допросами, знаю, что некоторые вещи ты запрятал так глубоко, что вряд ли сможешь теперь их извлечь на свет Божий, знаю, что тебе уже трудно отличить правду от легенды. Я знаю, что ты пытался подвести черту под этим всем и сказать, что ничего этого вообще не было. Я тоже пытался это сделать. Что ж, после сегодняшнего нашего разговора ты можешь подвести эту черту. У меня с собой есть письмо от Лейкона, и, если хочешь, можешь позвонить ему, он сейчас ждет у телефона. Я не хочу, чтобы ты молчал. Лучше бы ты рассказал мне все. Почему ты не пришел ко мне домой, когда вернулся оттуда? Ты же мог. Ты же пробовал встретиться со мной перед отъездом, почему же ты не сделал этого, когда вернулся? Ведь не потому только, что таковы правила, или я ошибаюсь? - Кому-нибудь удалось выбраться? - спросил Джим, - Нет. Их, кажется, всех расстреляли. Они позвонили Лейкону, и теперь Смайли сидел один, потягивая содержимое своей рюмки. Он слышал, как в ванной бежит вода и Джим, покряхтывая, плещет себе в лицо. - Ради всего святого, уедем куда-нибудь в другое место, здесь же вздохнуть спокойно нельзя, - вернувшись, прошептал Джим, будто ставя это условием их разговора. Смайли забрал бутылку и вышел вслед за ним на асфальтированную площадку, где стояла машина. Они двигались минут двадцать; за рулем сидел Джим. Въехав на горное плато, они остановились. В это раннее утро вершины холмов не были закрыты туманом, и перед ними открылся вид горной долины. Рассеянный свет фар терялся где-то далеко впереди. Джим сидел неподвижно, как изваяние, с приподнятым правым плечом и повисшими вдоль тела руками, всматриваясь через запотевшее лобовое стекло в тенистые силуэты холмов; уже начало светать, и на фоне неба четко выделялось его резко очерченное лицо. Смайли постарался построить беседу так, чтобы на его первые вопросы можно было давать краткие ответы. Злость постепенно начала покидать При-до, и мало-помалу говорить ему становилось все легче. Один раз, обсуждая профессиональную хитрость Хозяина, он даже рассмеялся, однако Смайли не позволял себе расслабиться ни на секунду, он был так осторожен, будто переводил через дорогу маленького ребенка. Когда Джим увлекался или, наоборот, проявлял чрезмерную сдержанность или демонстрировал вспышку раздражения, Смайли мягко направлял его в нужную сторону, пока тот снова не входил в колею и не продолжал двигаться в том же равномерном темпе и направлении. Когда Джим колебался, Смайли терпеливо помогал ему преодолеть препятствие. Начал же он с того, что, опираясь на свой инстинкт и дедуктивные способности, стал излагать Джиму свою версию событий, и тому оставалось только подтверждать либо опровергать ее. Для первого инструктажа у Хозяина, предположил Смайли, они договорились встретиться за пределами Цирка? Да, так оно и было. Где? На служебной квартире у парка Сент-Джеймс, это место предложил Хозяин. Кто-то еще при этом присутствовал? Никто. И для того, чтобы войти в контакт с Джимом и условиться о месте встречи. Хозяин использовал Макфейдина, своего личного вахтера? Да, старина Мак приехал с "челноком" из Брикстона и привез записку, в которой Хозяин просил Джима о встрече этим же вечером. Джиму следовало сказать Маку "да" или "нет" и отдать записку обратно. Ни в коем случае нельзя было пользоваться для этого телефоном, даже спецсвязью. Джим сказал Маку "да" и приехал к семи часам. - Первым делом Хозяин, я думаю, предостерег тебя?. - Сказал, чтобы я никому не доверял. - Он назвал кого-то конкретно? - Он сделал это позже, - сказал Джим. - Не вначале. Сперва он просто сказал: не доверяй никому. Особенно из тех, кто считается самым благонадежным. Послушай, Джордж. - Да? - Их действительно всех расстреляли? Ландкрона, Криеглову, Пршибылов? Прямо-таки взяли и расстреляли? - Тайная полиция накрыла обе агентурные сети той же ночью. Что произошло потом, никто не знает, но ближайшим родственникам сказали, что они мертвы. Обычно это соответствует действительности. С левой стороны от них целая череда сосен, похожих на застывшую армию, взбиралась по склону холма. - А после этого, наверное, Хозяин спросил, какие у тебя есть подходящие чешские документы? - продолжал Смайли. - Так или нет? - Ему пришлось повторить вопрос. - Я назвал ему имя Хайек, - в конце концов сказал Джим. - Владимир Хайек, чешский журналист, работающий в Париже. Хозяин спросил, сколько времени эти документы могут считаться хорошими. "Этого никто не может сказать, - ответил я. - Иногда они "горят" после первой же поездки". - Он вдруг заговорил громче, будто потеряв какую-то нить в своем рассказе. - Он иногда становился глух, как пень, если хотел этого. - Ну а потом он сообщил, что от тебя требуется, - предположил Смайли. - Сначала мы обсудили кое-какие спорные моменты. Он сказал, что, если меня схватят, мне следует вообще забыть, кто такой Хозяин. Мол, это все штучки "головорезов", что-то вроде частной инициативы. Уже тогда я подумал: какой идиот этому поверит? Каждое слово, которое он произносил, он будто от сердца отрывал, - сказал Джим. - От начала и до конца этого инструктажа я чувствовал, что он предпочел бы вообще ничего мне не говорить. Он хотел, чтобы я ничего не знал и в то же время ясно понял свою задачу. "Мне предложили одну услугу, - говорит Хозяин. - Высокопоставленный чиновник, условное имя "Свидетель". - "Чешский чиновник?" - спрашиваю я. "Военный, - отвечает он. - Ты ведь хорошо разбираешься в военных вопросах, Джим. Вы оба должны здорово с этим справиться". Вот такая у нас была беседа, черт возьми. Я тогда подумал: ну ладно, ты не хочешь мне чего-то говорить - не надо, но хоть мозги мне не пудри. Поводив его за нос еще немного, продолжал Джим, Хозяин объявил, что "Свидетель" - чешский генерал артиллерии. Зовут его Штевчек; в пражских военных кругах он известен как просоветски настроенный "ястреб" со всеми вытекающими отсюда последствиями; одно время он работал в Москве, занимался вопросами взаимодействия и вообще был одним из очень немногих чехов, которые пользовались у русских доверием. Через посредника, с которым Хозяин лично встречался в Австрии, Штевчек передал свою готовность встретиться с высокопоставленным офицером Цирка и обсудить с ним вопросы, представляющие взаимный интерес. Этот эмиссар должен знать чешский и быть наделенным полномочиями для принятия решений. 20 октября, в пятницу, Штевчек будет инспектировать научно-исследовательский центр по вооружению в Тишнове, рядом с Брно, около ста миль к северу от австрийской границы. После этого на выходные остановится в охотничьем домике, и там он будет один. Это место расположено глубоко в лесу неподалеку от Рачице. Он хотел бы встретиться с эмиссаром именно там, вечером в субботу, 21-го. Он также готов обеспечить сопровождение от Брно и обратно. Смайли спросил: - У Хозяина были какие-то предположения насчет того, какие у Штевчека имелись мотивы? - Любимая девушка, - сказал Джим. - Студентка, с которой он встречался. Поздняя любовь, двадцать лет разницы и все такое, сказал Хозяин. Она погибла во время восстания летом 68-го. До того, как это произошло, Штевчек из карьеристских соображений заглушал в себе антипатию к русским. Смерть девушки положила этому конец: его просто разрывало от желания отомстить. Четыре года он, затаившись, вел себя довольно спокойно и запасался информацией, чтобы потом нанести по-настоящему сокрушительный удар. И теперь, как только мы предоставили бы ему гарантии и договорились о каналах доставки, он был готов начать продавать нам эту информацию. - Хозяин проверял все это? - То, что было возможно. Штевчек действительно имел широкий доступ к документации. Крайне честолюбивый штабной генерал с длинным послужным списком. Технократ. В промежутках между курсами, сулившими ему новое назначение, он оттачивал полученные навыки за рубежом: Варшава, Москва, один год в Пекине, некоторое время работал военным атташе в Африке, потом снова Москва. Довольно молод для своего чина. - Хозяин говорил, какого рода информации следует от него ожидать? - Материалы оборонного значения. Ракетная техника. Вопросы баллистики. - Еще что-нибудь? - Смайли передал ему бутылку, - Кое-что из области политики. - Еще что-нибудь? Уже не в первый раз у Смайли возникло отчетливое ощущение, что он натыкается не на неосведомленность Джима, но на явные признаки решительного нежелания вспоминать некоторые вещи. В темноте его дыхание казалось особенно тяжелым и жадным. Он поднял руки, положил их сверху на руль, опустил на них подбородок и отрешенно уставился на замерзшее лобовое стекло. - Как долго их промучили, прежде чем расстрелять? - снова стал допытываться Джим. - Боюсь, намного дольше, чем тебя, - признался Смайли. - Боже праведный, - сказал Придо. Носовым платком, вытащенным из рукава, он вытер пот, блестевший у него на лице, если это вообще был пот. - Да, так насчет разведданных, которые Хозяин надеялся получить от Штевчека... - как можно мягче напомнил Смайли. - Вот об этом-то они и спрашивали меня во время допроса. - В Саррате? Джим отрицательно помотал своей косматой головой: - Там, - и кивнул куда-то в направлении холмов. - Они знали, что эта операция разработана Хозяином от начала до конца. Я ничем не смог убедить их, что она моя. Они только смеялись в ответ. И снова Смайли терпеливо ждал, когда Джим будет готов продолжать. - Штевчек, - сказал Джим. - У Хозяина был какой-то пунктик в отношении его: с помощью Штевчека мы получим ответ, с помощью Штевчека мы получим разгадку. "Какую разгадку? - спрашивал я. - Какую такую разгадку?" У него был с собой портфель, эта его старая черная папка для нот. Достал оттуда какие-то таблицы, схемы, там и сям помеченные его почерком. Цветными чернилами, карандашами. "Шпаргалка для тебя, - говорит он. - Здесь все об этом субъекте, с которым тебе предстоит встретиться". Там была выстроена вся карьера этого Штевчека, год за годом: он провел меня через все военные академии, медали, через его жен. "Он любитель лошадей, - говорит Хозяин. - Ты ведь и сам любишь покататься верхом, а, Джим? Кое-что общее между вами неплохо бы запомнить". Я подумал: "Забавно, наверное, сидеть в Чехии, когда на тебя устроят облаву, и болтать о том, как правильно объезжать породистых скакунов". - Он немного неестественно засмеялся, и Смайли ничего не оставалось, как засмеяться в ответ. - Назначения, помеченные красным, касались работы Штевчека в Москве, по вопросам взаимодействия. Зеленым была отмечена его служба в разведке. У него везде, оказывается, была своя рука. Четвертый человек в чешской армейской разведке, главный спец по вопросам вооружения, секретарь комитета национальной безопасности, военный советник какого-то ранга в Президиуме, начальник англоамериканского отдела в военной разведке Чехословакии. Потом Хозяин перешел к тому отрезку в середине шестидесятых, когда Штевчек во второй раз был в Москве, и там было примерно поровну помечено красным и зеленым. Официально он был направлен в группу по вопросам взаимодействия вооруженных сил стран Организации Варшавского Договора в чине генерал-полковника, но Хозяин сказал, что это просто прикрытие. В этой группе делать ему было нечего. Его настоящая работа была в английском отделе Московского Центра. Он действовал под оперативным псевдонимом Минин, и его задача заключалась в том, чтобы согласовывать направления работы чешской разведки с Центром. "Это просто бесценный клад для нас, - сказал Хозяин. - Что Штевчек действительно хочет продать нам, так это имя "крота" Московского Центра, работающего в Цирке". Это может быть всего одно слово, подумал Смайли, вспомнив Макса, и снова почувствовал прилив какого-то смутного опасения. В конце концов, он знал, все будет так, как и должно было быть: имя "крота" Джералда, пронзительный вопль в темноте. - "Это гнилое яблоко, Джим, - сказал Хозяин, - оно перепортит все остальные". - Джим продолжал говорить не останавливаясь. Его голос стал жестче, и вообще он весь как-то посуровел. - Хозяин все рассказывал о том, какую он проделал работу, каждый раз возвращаясь назад и двигаясь затем в другом направлении, применяя метод исключения, изучил всех и теперь оказался почти у цели. Осталось всего пять возможных кандидатов, сказал он. Только не спрашивай, как именно он до этого докопался. "Это один из нашей верхней пятерки, - сказал он. - Как пять пальцев на руке". Он налил мне, и мы сели, как парочка школьников, играющих в войну и придумывающих систему паролей и шифров. Мы воспользовались этой детской считалкой - "Кузнец, Скорняк...". И вот, значит, сидим мы так, пьем этот дешевый кипрский херес, которым любил угощать Хозяин, и продумываем всякие ситуации. Если я даже не смогу выбраться, говорит он, если после моей встречи со Штевчеком начнется какая-то возня, если мне придется уйти в подполье, одно слово ему, Хозяину, я обязан передать любым способом. Если нужно, пусть я даже приеду в Прагу и напишу это слово мелом на двери посольства или позвоню нашему резиденту в Праге и прокричу ему в трубку это слово. Кузнец, Скорняк, Солдат, Моряк. Аллелайн был Кузнец, Хейдон - Скорняк, Бланд - Солдат, а Тоби Эстерхейзи - Нищий. Мы не использовали слово "Моряк", потому что на слух оно очень похоже на "Скорняк". Ты был Попрошайка, - сказал Джим. - Да ну, неужели? И как тебе все это понравилось? Вся эта затея Хозяина? Небось произвела впечатление? - Чертовски глупо. Просто бред собачий