что он уже по крайней мере пятнадцать лет подряд проигрывает Советам. Конечно, не сплошь и рядом, но сегодня - здесь, завтра - там... Правда, и ему удавалось кое в чем ущемить русских. Это было нормально, обычная цепочка взаимных уступок... Однако, внимательно изучив лежавшие перед ним сводки, Джоунас убедился, что их можно назвать чем угодно, но только не нормой. За кипой бумаг стояли в ряд бумажные стаканчики с остывшим кофе. Джоунас так долго сидел за столом, что уже позабыл, когда последний раз ел. Не говоря уже о сне. Он потер глаза и, порывшись в ящике, выудил пузырек с таблетками гелусила. Проглотил несколько таблеток. Затем снова подытожил свои открытия. Судя по тому, что он тут раскопал, Хэдли располагал неверными сведениями. Утечка информации к Советам продолжалась не шесть лет, а гораздо дольше. И дело не только в этом. За последний год ее темпы стремительно возросли. Примерно в той же пропорции, в какой усилилось внедрение японцев в чужую экономику. - Странно, но, похоже, эти два явления взаимосвязаны, - устало подумал Джоунас. Красный телефон на столе зазвонил, и Джоунас тотчас схватил трубку. Было ровно два часа ночи - в такое время сообщают только плохие новости. - Срочно приезжайте, - сказал дежурный офицер из МЭТБ. - Я уже связался с генералом Хэдли. Поступил сигнал "синяя метка". Это означало "чрезвычайно важно". Джоунас побил свой же рекорд, добравшись до конторы за четырнадцать минут. По пути стрелка спидометра на несколько секунд перевалила за сто миль в час. Из машины Сэммартин позвонил своим помощникам, и они тоже выехали. Джоунас прошел через пропускной пункт на территорию МЭТБ. На первый взгляд в здании было спокойно, но работа кипела. Дежурный ждал Джоунаса в вестибюле. Повсюду прохаживались сотрудники службы безопасности. Джоунас сообщил дежурному офицеру имена своих помощников, чтобы тех пропустили в здание, когда они приедут. - Большк никого не впускайте и не выпускайте, - приказал он, - пока все не выяснится. Поднявшись на восьмой этаж, Джоунас услышал негромкие голоса: это действовали круглосуточные радиостанции, работавшие на Азию и Восточную Европу. МЭТБ никогда не закрывалось. Ведь в какой-нибудь стране сейчас обязательно день. Дежурный офицер провел Джоунаса в холл. Когда они вошли в кабинет Джоунаса, дежурный включил компьютер и затребовал главный файл. Немедленно появилась надпись в оранжевой рамочке: "Данные стерты". Экран замигал. Джоунас уселся за свой стол и начал нажимать на кнопки, все глубже проникая в память компьютера. - О Господи! - воскликнул он и провел рукой по лицу. У него заболела голова и стало трудно дышать. Затем он снова вернулся к клавиатуре, еще раз проделал те же самые операции. Результат был тот же. Приехали помощники. Сэммартин поднял глаза. - Здесь были данные о русских агентах. Кто-то запросил всю информацию о них: имена, основные сведения, фамилии связных, явки - все. А потом убрал это из главной памяти. - У нас нет копий твердых дисков, - сказал один из его помощников. - И вообще ни одной запасной копии. Если эти данные пропали даже из оперативной памяти, значит, мы потеряли всю информацию о советской агентурной сети. Зазвонил внутренний телефон, стоявший на столе Джоунаса. - Да? - Джоунас нажал на кнопку переговорного устройства. - Тут к вам пришли. - Джоунас узнал голос одного из сотрудников службы безопасности, дежурившего в вестибюле. - Кто? - Генерал Хэдли, сэр. Джоунас, у которого душа ушла в пятки, сказал: - Пропустите его, пусть поднимется ко мне. Он послал дежурного офицера к лифту встречать Хэдли и попросил всех остальных покинуть комнату. Боже мой! - подумал Джоунас. Он ведь должен был вернуться только через два дня! Дежурный впустил Хэдли в кабинет и вышел, закрыв за собой дверь. - Ну, как дела, Джоунас? - поинтересовался Хэдли. - Давненько мы не виделись. Хотя Сэму Хэдли было уже за восемьдесят, он по-прежнему оставался красавцем-мужчиной. Волосы его побелели, глубокие морщины избороздили лицо, а на руках выступили пигментные пятна. Однако энергия по-прежнему била из генерала ключом, а в глазах светился острый ум. Хэдли сел в кресло. - Сколько мы с тобой друг друга знаем, Джоунас? - спросил он. - Долго, - ответил Сэммартин. - Значит, надо вернуться к самым истокам, да? Вернуться в Токио, в то время, когда МЭТБ еще даже не родилось, - Хэдли покачал головой и вздохнул. - Что здесь творится, Джоунас? - Сегодня вечером? - Нет, не только, - сказал Хэдли. - Меня интересуют последние шесть лет. "О Господи! - подумал Джоунас. Он видел сводку!" - Насколько плохо обстоят ваши дела? - спросил Хэдли. Джоунас рассказал все, что ему было известно. - Боже милостивый! - вздохнул Хэдли. - Если русские действительно заполучили эту информацию, наша разведка отброшена назад на... да лет на десять, а может, и больше! - Он покачал головой. - Даже явки раскрыты? Кошмар! Он встал и начал мерить шагами комнату. - Но кто нас продал, Джоунас? Это может быть только кто-то из нашей организации, причем тот, кто знает секретные шифры, имеет доступ к главной памяти и может потом уничтожить данные. - Таких людей совсем немного, - задумчиво протянул Джоунас. - Даже большинство начальников отделов не знает стирающих программ. Хэдли нахмурился. - Но зачем вообще уничтожать данные? Почему бы просто не украсть их? Компьютер этого даже не засек бы, как он засек уничтожение информации. То есть благодаря этому мы быстрее напали на след. - Но, может быть, - предположил Джоунас, - именно в этом и состоит замысел. Может быть, неизвестный - кто бы он ни был - хотел, чтобы мы догадались о его поступке. Если так, значит его можно засечь. Надо попытаться прямо сейчас что-нибудь сделать! Это крайне важно! Джоунас потянулся к телефону, но Хэдли махнул рукой, останавливая его. - Не нужно. - Но в чем дело? - Мы с тобой старые соратники, - сказал Хэдли. - Больше того, мы старые друзья. Так что, наверное, тебе будет легче услышать это от меня. Он перестал расхаживать по комнате и остановился напротив Джоунаса с таким видом, словно собирался высказать свою последнюю просьбу. - Это конец, Джоунас. - В глазах Хэдли сквозило отчаяние. - Я привлекаю к работе новых людей. Нам нужна молодая кровь. МЭТБ устарело, в нашей организации застой, сюда просочились предатели. Время МЭТБ прошло. У Джоунаса закружилась голова, в ушах зазвенело. Ощущение было такое, будто начинается сердечный приступ. - Сэр, вы не можете... - Мне искренне жаль, - сказал Хэдли, - но приказания уже отданы. Президенту доложили, и мои люди уже опечатывают здание. С минуту на минуту сюда прибудут мои следователи. Так что можешь расслабиться. Больше тут работы для тебя нет. Начиная с этого момента МЭТБ прекращает свое существование. Бледный как мел Джоунас бессильно поник в кресле. Удэ, по-прежнему прижимая к груди малыша, вытащил из кармана комбинезона стальной сякен. Он стоял у подножия трапа. Толпа вопила и металась. Удэ ощущал истерию, витавшую в воздухе, словно терпкий запах духов, и японца это возбуждало. Вооруженный охранник, который раньше пытался преследовать Майкла и Элиан, стоял очень близко. Удэ взмахнул рукой, и охранник выпучил глаза, в ужасе глядя, как звездочка летит по воздуху и вонзается ему в грудь. Он упал на колени, попробовал опереться на руки, но завалился набок. Удэ подбежал к рухнувшему охраннику и подобрал с земли его пистолет. Проверил, заряжен ли, и вставил два патрона, позаимствовав их из подсумка, пристегнутого к поясу охранника. Из служебных ворот вынырнуло еще трое охранников, а может быть, полицейских. Удэ прицелился, нажал на спуск, и все трое по очереди упали на землю, словно жестяные утки в тире. Вообще-то охранники совершенно не интересовали Удэ, но тут ему приходилось считать потраченные пули, так что он запомнил, скольких уложил. Он полез под шасси "ДС-10". Здесь остров Мауи, и Удэ знал, что новые полицейские подоспеют не так уж и скоро. Но все равно времени мало. И важно было правильно им распорядиться. Добравшись до хвоста самолета, Удэ увидел, что люки, ведущие в грузовой и служебный отсеки, отдраены. Он бросил ребенка на асфальт. А сам, хрипло дыша, залез в темное, холодное багажное отделение. Засунув пистолет в карман комбинезона, поднял руки, пытаясь нащупать внутреннюю панель, которая открыла бы ему доступ в кабину. Перегородка, как обычно в таких самолетах, была сделана из алюминия. Через десять - пятнадцать дюймов располагались ребра жесткости, поддерживающие тонкие, спаянные между собой листы. Удэ обнаружил панель и принялся ощупывать ее кончиками пальцев. Маленький круглый ободок свидетельствовал о том, что обычным способом вскрыть эту панель невозможно: она была привинчена с другой стороны. Порывшись в карманах комбинезона, Удэ выудил то, что ему дали люди Омэ, с которыми он рано утром повстречался у бара в квартале Вайлуку. Это был его излюбленный способ проникать в дома в долине Яо. Удэ выяснил через своих знакомых на Мауи, где находится дом, который снимает Элиан Ямамото. Именно там Удэ намеревался убить Майкла. Но теперь Майкл сидел в "ДС-10"... Что ж, этот метод и здесь себя оправдает... послужит той же самой цели. Удэ торопливо достал моток ленты "примакорд". Она была молочного цвета, шириной в четверть дюйма, мягкая, как пластилин. Удэ приклеил ленту взрывчатки на внутреннюю сторону выступавшего ребра жесткости. Сделав это, Удэ отрезал остаток ленты карманным ножиком и бросил моток на пол. Потом пошарил вокруг, нашел какой-то ящик и подтащил его к панели, которая вела в кабину. Поставил на ящик два чемодана. Теперь взрывчатка была подперта и замаскирована импровизированной стенкой. Взрыв, как любая энергия, ищет путь наименьшего сопротивления. Если бы Удэ не загородил взрывчатку, то взрыв, разнеся панель, вероятнее всего, убил бы его. Спрятавшись за ящиком, Удэ зажег спичку, и бросил ее на пластиковую взрывчатку. Ба-бах! Самолет задрожал, Удэ вскочил и вскарабкался на ящик. Он не боялся горящего металла, ведь алюминий быстро воспламеняется, но, так же быстро и остывает. Удэ пролез в рваное отверстие, зиявшее на месте бывшей панели. Он выпустил две пули в двух членов экипажа, которые кинулись к нему. Они упали, он промчался мимо. Наконец-то Удэ увидел тех, кто был ему нужен! Когда раздался взрыв, они как раз пробирались в пилотскую кабину. Майкл - вот его цель! Главный заводской комплекс "Ямамото Хэви Индастриз" занимал шесть кварталов на окраине портового города Кобе, к югу от Токио. Территория была такой огромной, что из одного здания в другое персонал ездил на мототележках, изготовленных, разумеется, фирмой Ямамото. Когда Масаси подъехал к комплексу, охранник в форме проверил его пропуск по списку. Масаси припарковал машину на главной стоянке, затем пересел на поджидавшую его голубую мототележку и направился к авиакосмическому цеху. Этот цех занимал большую часть юго-восточного сектора. Двенадцатиэтажное железобетонное сооружение устремилось в затянутое смогом небо. Но если остальные цеха "Ямамото Хэви Индастриз" напоминали островерхие башни, то здания авиакосмического вытянулись в длину. Служащий на тележке подвез Масаси ко входу, где у него еще раз проверили пропуск. К нему приставили охранника, чтобы тот проводил Масаси куда нужно и приглядел за ним. В этой компании с посетителями так обращались всегда, и Масаси мог лишь восхищаться надежностью охраны. Сторож провел Масаси в помещение, которое на первый взгляд могло показаться самым большим и пустым складом в мире. Как только глаза Масаси привыкли к тусклому освещению - здесь не было ни одного окна, - он понял, куда попал. В ангар для самолетов! Посредине ангара стоял Нобуо Ямамото. Над ним нависла какая-то громадная тень. Сердце Масаси бешено заколотилось. "Вот оно! - подумал он. Вот наше орудие уничтожения! Огромная стальная птица, которая принесет славу Японии!" Подходя к Нобуо, Масаси заметил, что громада, нависавшая над ним, затянута брезентом. Лицо Нобуо было скрыто в тени. - Это он? - спросил Масаси? - Он готов? Нобуо резко кивнул. - Мы собираемся провести контрольные испытания. Это - первый экземпляр. Мы проверяли каждую деталь - и до сборки, и после. Глаза Масаси сияли. - Я хочу посмотреть на него, - сказал он таким тоном, каким обычно мужчина просит свою возлюбленную показаться ему обнаженной. Нобуо, внимательно следивший за Масаси, не почувствовал ничего, кроме гадливости. Он презирал и этого человека, чья жадность, очевидно, не знала границ, и себя самого за свою слабость, за то, что он дает Масаси в руки адское орудие уничтожения. Ибо если Масаси выполнит свой план, на Земле воцарится ад, думал Нобуо. "Но что я могу поделать? - мысленно оправдывался он. У него моя внучка. Неужели я должен принести ее в жертву ради борьбы с безумцем? Неужели ее мать меня поймет, узнав, что я принял решение пожертвовать жизнью ребенка во имя спасения родины?" Нобуо раздирали противоречивые чувства. Его пальцы судорожно сжали шнурок, свисавший с ближнего угла брезентового чехла. Он дернул... И перед ними предстал гладкий и сверкающий, странный, словно сошедший с рисунков футуристов, истребитель "Ямамото ФАКС". Короткий фюзеляж, скошенный нос и такой же безобразный куцый хвост с четырьмя цилиндрическими двигателями. Крылья были тоже заостренные, широкие и невероятно маленькие для такого самолета, с резко скошенными закрылками. - Он готов? - повторил свой вопрос Масаси. - Сейчас увидим, - откликнулся Нобуо. В его сердце прокрался холод, руки и ноги окоченели, ему казалось, что говорит не он, а кто-то другой. Экипаж начал готовиться к старту. Нобуо сказал: - Он развивает среднюю скорость четыре маха, но, конечно, способен разогнаться и до шести. Пилот забрался в кабину. Он закрыл "фонарь" и, как только все ушли с дороги, включил двигатели. - Но этот истребитель хорош не только своей скоростью, - добавил Нобуо. - Отнюдь! В дальнем конце ангара открылись ворота, и показалась бетонная полоса. "ФАКС" выехал на нее и остановился, приготовившись к взлету. Оставшиеся в ангаре слышали вой набиравших обороты моторов. Из сопел вырывались клубы сине-черного дыма. Нобуо привел Масаси на временный командный пункт. Они стояли возле включенного радарного экрана, на котором было видно, что происходит на взлетной полосе. - Мы готовы, - заявил Нобуо. Он кивнул человеку в наушниках, который что-то пробормотал в микрофон. "ФАКС" рванулся вперед, промчался по полосе на головокружительной скорости. Секунда - и вот он уже в воздухе. Несется ввысь, словно орел... несется, поражая всех своим странными очертаниями. Масаси не мог оторвать глаз от истребителя. - Когда? - беззвучно выдохнул он. - Через пятнадцать секунд пилот включит эту штуку, - ответил Нобуо. - Как только самолет наберет достаточную высоту, и радар сможет его засечь. Он посмотрел на экран и в расчетное время увидел точку. - Вот он! Нобуо вдруг осознал, что, несмотря на все свои страдания, он предвкушал эту минуту. Ведь "ФАКС" все-таки был его детищем... - Четыре, три, два, один, - произнес он, следя за траекторией полета на экране радара. И тут самолет исчез. - Великий Будда! - ахнул Масаси. Они уставились на экран, где уже не было никаких точек. Итак, маскировка работает, подумал Нобуо. Радар не может засечь "ФАКС". Но самолет там, в небе! И теперь Масаси сбросит атомную бомбу на Китай, и ничего уже нельзя с этим поделать, слишком поздно... Когда раздался взрыв, Элиан осматривала покалеченный нос Майкла - во время боя с Удэ у него опять пошла кровь. - Майкл! - говорила Элиан. - Хватит тебе ввязываться. Ты не подходишь... И тут раздался взрыв, и панель, отделявшая кабину от грузового отсека, разлетелась вдребезги. Кабина "ДС-10" наполнилась страшным грохотом, страшным жаром и густым дымом. - Что?!.. - воскликнул Майкл. Больно было везде, голова кружилась. Майкл с огромным трудом держал себя в руках, не позволял боли захлестнуть его целиком. - Удэ! - вскричала Элиан. Услышав выстрелы, два члена экипажа побежали вниз. Элиан повернулась к командиру, который вставал из-за пульта, собираясь дать Элиан аптечку первой помощи. - Запускайте двигатели! - приказала девушка. Командир ошалело уставился на нее. - Но что это было?.. - Возвращайтесь на место и поднимайте самолет в воздух! - велела Элиан. - Но у нас мало топлива! - запротестовал пилот. - Хватит, чтобы оторваться от земли и немного покружить над ней? - Да, но багажный люк открыт... - Значит, не поднимайтесь слишком высоко, - сказала Элиан. - Ну же! Давайте! Она отпустила Майкла и отошла в сторону. Командир корабля сел на место и начал щелкать переключателями. Майкл, морщась от боли, скорчился за спинкой кресла. Он не видел Элиан. "ДС-10" пришел в движение. Из пролома в панели появилась голова Удэ. Пистолетное дуло, словно черная зияющая бездна, уставилось на Майкла. Он отпрянул в сторону и одновременно увидел яркую вспышку. Пуля вошла в металлический каркас сиденья, за которым прятался Майкл. Самолет несся по взлетной полосе. У Майкла мелькнула мысль: интересно, как пилот объяснит диспетчеру свои действия, не предусмотренные графиком? Громадный "ДС-10", прилетевший с материка, снижался и был уже совсем близко, да и движение на внутренних рейсах было очень напряженным. Удэ снова выстрелил, и Майкл спрятался за другим креслом. Потом опять выглянул. И вновь пули просвистели по кабине. Однако Майклу уже удалось пробраться к выходу, и, сделав еще один бросок, он вдруг услышал щелчок пустого казенника. Выстрела не последовало! Удэ истратил все патроны! Майкл рванулся вперед, стремительно преодолевая расстояние, отделявшее его от противника, и слишком поздно услышал предостерегающий крик Элиан. В руке Удэ неожиданно оказался сякен - стальная звездочка. Майкл предпринял отчаянную попытку резко остановиться. Ему удалось увернуться от звездочки, но при этом он ударился об угол двери. Вероятно, на мгновение Майкл потерял сознание, потому что вдруг ощутил, как Удэ тащит его волоком к раскуроченной панели. Майкл собрал все силы. Но тут "ДС-10" резко отклонился влево, и Майкла бросило в багажное отделение. Он вскрикнул, ударившись о край ящика. В помещении было темно. Однако свет все же проникал из открытого люка, через который смутно виднелось мелькавшее внизу шоссе, и Майкл разглядел присевшего на корточки Удэ. Тот держал длинную металлическую цепь с двумя деревянными ручками. Губы Удэ кривились в усмешке, в. которой угадывалась реакция на пережитые им потрясения и боль. - Ну, теперь посмотрим, - сказал Удэ, - кто из нас сенсей. Говоря это, он принялся размахивать цепью. Злобно ухмыльнувшись, Удэ показал Майклу темно-красный скрученный шнурок. - Что, не можешь встать? Вот же он, подойди и возьми то, что тебе завещал отец! Вряд ли он тебе пригодится после того, как я тебя убью. У Майкла не осталось сил. Он приготовился умереть. И тут Удэ вдруг обернулся, выражение его лица резко переменилось. Перед ним стояла Элиан. Она пролезла в пролом и теперь бросала вызов великану. - Ах, это ты! - воскликнул Удэ. - Что ж, я не возражаю. Значит, сперва я разделаюсь с тобой, а потом довершу начатое. Элиан не ответила. Она стояла молча, неподвижно, будто окаменела. Однако мозг ее продолжал работать. Она сосредоточенно думала об иро. Вообще-то иро означает "цвет", но в военном искусстве это слово приобретает иной смысл: имеются в виду намерения противника, так сказать, их окраска. Сосредоточившись на постижении намерений Удэ, Элиан поняла, что он собирается нанести ей только один, но сокрушительный удар. И, разгадав, в чем состоит иро Удэ, Элиан напряженно следила за движениями врага. Она готова была идти до конца. Удэ, решивший задушить Элиан, бросил плетеный шнурок к ногам. Этим жестом он выражал свое презрение к противнику. Что служило и отвлекающим маневром. Он бросился на Элиан, размахивая цепью. Элиан не шелохнулась, не встала в оборонительную позицию, не подняла руки. Удэ предвкушал победу, представляя себе, как Элиан корчится у его ног, а цепь захлестывает ее горло, прерывая дыхание. Но в последний момент Элиан ударила по цепи. Та провисла посередине и коснулась пола. Элиан тут же наступила на нее ногой. Цепь выпала из рук Удэ. Элиан сделала шаг вперед и приготовилась сама нанести сокрушительный удар. Но тут "ДС-10" достиг края взлетно-посадочной полосы. Центр тяжести самолета сместился, и оба противника рухнули. Элиан ударилась головой об угол ящика. Удэ встал, схватил Элиан за рубашку и опрокинул девушку навзничь. Голова и плечи Элиан высунулись из открытого люка. Самолет уже отрывался от земли. Элиан в полуобморочном состоянии чувствовала, что ее пытаются вытолкнуть из самолета. И понимала, что в конце долгого пути вниз ее ждет смерть. Теперь только нижняя половина ее туловища оставалась в багажном отделении. Ветер жестоко хлестал Элиан по лицу, самолет набирал скорость, и Элиан становилось все труднее дышать, глаза ее затуманились. И все-таки руки готовились нанести удар - атеми. Сладострастно жаждавший крови Удэ не замечал этого, а когда заметил, было уже поздно. Он подался навстречу Элиан, и тут она ударила. Ребро ладони полоснуло Удэ прямо под сердце. Ребра хрустнули, и Удэ пронзила страшная боль. Элиан моментально перехватила цепь и выдернула ее из рук противника, потом ударила Удэ ногой, и он, вскрикнув от неожиданности, вывалился из люка. Он упал на асфальт словно старый, никому не нужный хлам. ВЕСНА 1947 - ОСЕНЬ 1948 Токио После смерти полковника Силверса - насильственной смерти - генерал Хэдли оказался непосредственно вовлеченным в работу Центральной разведывательной группы, действовавшей на Дальнем Востоке. Назначивший его на этот пост Мак-Артур считал, что Хэдли расплачивается за свои грехи. Ведь если разобраться, ЦРГ была детищем Хэдли. Она выросла на базе американской разведывательной сети военного времени, которая действовала весьма успешно. Но времена переменились. По мнению президента Трумэна, подобная организация в мирное время существовать не могла. И если бы генерал Хэдли, которого президент высоко ценил, не доказывал с пеной у рта необходимость создания новой организации, ее бы никогда не было. Хэдли уверял, что ЦРГ будет единственной организацией, препятствующей проникновению советских агентов в американское правительство, промышленность и даже в разведслужбы, например, в ФБР. В докладе, который читал Трумэн, были занижены и количество штатных сотрудников, и бюджет группы. "В хаосе второй мировой войны, - говорил Хэдли, - было совершенно невозможно проверить тысячи эмигрантов, очутившихся в больницах и лагерях для беженцев. А впоследствии советское НКВД навострилось сочинять правдоподобные "легенды" для своих агентов, эти "легенды" вполне выдерживали поверхностную проверку, а другой американское правительство просто не могло себе тогда позволить". Хэдли всерьез утверждал, что в Советском Союзе существует шпионская школа, известная как "Малый Чикаго". Там НКВД в точности воспроизвел для своей элиты этот американский город, и степень правдоподобия подделки стала притчей во языцех. Хотя президент не очень-то верил, что, как он выражался, "в Америке под каждой кроватью притаился коммунистический шпион", Хэдли проявил такие чудеса красноречия и представил Трумэну столько документов, что тот наконец дал "добро" на образование ЦРГ. И было справедливо, что спустя какое-то время именно Хэдли пришлось расчищать Авгиевы конюшни в токийском отделении организации. Дальневосточный аванпост ЦРГ приобрел гораздо больший вес именно в это время, ведь Япония расположена близ советских границ. Поскольку Силверс занимал столь высокий пост в ЦРГ, перетряхивать нужно было буквально все. Шифровальные книги сожгли, связи оказались оборваны, агенты отозваны, а то враг, не дай Бог, установит их личность. Но это было лишь начало. Предстояло разрушить всю агентурную сеть. По словам Хэдли, Силверс причинил организации "неизмеримый ущерб". Первые месяцы после гибели Силверса непосредственное руководство токийским отделением ЦРГ осуществлял Хэдли. Но дел было невпроворот, и Хэдли решил, что рутинной работой в конторе будет временно заниматься Джоунас. Джоунас, которому преданно помогал Дэвид Тернер, поставил организацию на ноги и управлял ею так умело, что в конечном итоге временное назначение стало постоянным. При этом Джоунас получил повышение по службе - звание полковника. Дэвид Тернер, со своей стороны, вызвался продолжать нерегулярные встречи со связным Силверса, входившим в Дзибан. Но теперь он работал с сознанием того, что ряд японских министров распространяют ложные слухи о своих врагах, заявляя, будто это военные преступники, которых должен судить трибунал. Джоунас и генерал Хэдли заявляли, что это невозможно. По их мнению, организация Дзибан убила Силверса, поскольку тот заподозрил, что Филипп следит за ним. Якобы он сообщил о своих страхах Дзибану в надежде, что они придумают, как ему выпутаться из неприятностей. А они вместо этого убили его. Если Джоунас и Хэдли были правы, значит, Дзибан знал о чистке ЦРГ, ведь проникновение ее агентов в разведывательную группу прекратились. - А что если тут задействованы совсем другие факторы? - предположил Дэвид Тернер. - Если это никак не связано с Дзибаном? - Недавно в нескольких северных агентурных сетях случились провалы, - сказал Джоунас. Он повернулся к Хэдли. - Сэр, как, по-вашему, может, нам все же стоит поинтересоваться Дзибаном? Чем больше информации мы о них соберем, тем больше шансов установить личность участников этой организации. Хэдли обратился к Филиппу: - А ты что об этом думаешь, сынок? Ты же у нас специалист по японской психологии. - Джоунас прав, - сказал Филипп. - Чем больше имен нам удастся выяснить, тем более полное представление о Дзибане мы получим. Через Ватаро Таки Филипп уже узнал имена нескольких членов Дзибана. Но он не мог (или не желал) объяснить присутствующим, каким образом ему удалось получить сведения. - Помните, - продолжал Филипп, - узнавая имена членов Дзибана, мы узнаем и про их врагов. Действуя через наших людей среди японских политиков, мы можем хотя бы уменьшить число министров, которые решатся войти в тайное общество. - Ну, тогда игра стоит свеч, - сказал Хэдли. - Я придумаю убедительный повод для чистки. Используя свои связи, Дзибан наверняка про это прознает. Хотя существует вероятность, что они нам не поверят. Тогда Тернеру придется туго. Следующая же его встреча с Дзибаном окажется последней. - Ничего, я рискну, генерал, - ответил Тернер. - Да и потом, поверить в эту версию в их интересах. У них еще остались враги, с которыми они мечтают поквитаться. - Тогда другое дело, - одобрил Хэдли. - Мы заставим Дзибан поверить, что продолжаем уничтожать людей, раскрытых его разведкой. - Но делать этого не будем, - добавил Филипп. - А почему бы нам в таком случае не перевезти министров на нашу конспиративную квартиру? - предложил Тернер. - Там есть все удобства, и они смогут на время скрыться, а мы начнем распространять слухи об их "смерти". - Хорошая идея, - одобрил Джоунас. - Значит, договорились? - Хэдли оглядел присутствующих. Все закивали. - Хорошо. Но тут не должно быть никаких проколов, - предупредил он. - У нас с президентом и так натянутые отношения. Он не желает, чтобы наша деятельность получила огласку. Вот так и было решено позволить Тернеру продолжать встречаться с членами Дзибана в надежде получить побольше компрометирующей информации. - Что с тобой? - Митико положила руку ему на плечо. - Ты за столько часов ни слова не произнес. Филипп уставился на листок бумаги, на котором бесцельно чертил какие-то каракули. Бесконечные круги... Это похоже на его мысли об убийстве Силверса. Филипп не мог избавиться от ощущения, что он упустил нечто очень важное. Генерал Хэдли, Джоунас и Дэвид Тернер считали, что лучше в этом не копаться, но Филиппу никак не удавалось выбросить загадочную историю из головы. Кто убил полковника Гарольда Мортена Силверса? Хэдли сказал, что, когда он туда приехал в одиннадцать вечера, дверь была не заперта, но прикрыта. Силверс был уже мертв. Но если дверь была не заперта, значит, Силверс знал убийцу и впустил его в дом. Полковник ни за что не открыл бы дверь незнакомцу в столь поздний час. Другие подозревали, что в убийстве Силверса виновен его связной, член Дзибана. Но это никак не вписывалось в общую картину. Филипп был уверен, что японцы не стали бы убивать Силверса катаной. Похоже, кто-то пытался переложить ответственность за смерть Силверса на Дзибан. Но кто? "Что повлекла за собой гибель Силверса?" - спрашивал себя Филипп. Генерал Хэдли стал во главе токийского отделения ЦРГ. По крайней мере, на время. Джоунас получил повышение по службе. Тернер остался на своем месте. Может быть, здесь таится что-то важное? Хэдли перебросили на Дальний Восток, в самый эпицентр. Тернер сохранил свое прежнее положение. Джоунаса, конечно, повысили гораздо быстрее, чем это произошло бы при жизни Силверса, но предположить, что Джоунас убил начальника с целью продвижения по службе... Чепуха! "Что же я упустил?" - в тысячный раз спросил себя Филипп. Он посмотрел на озабоченную Митико и еле заметно улыбнулся. - У тебя никогда не бывало ощущения, будто где-то чешется, а ты никак не можешь дотянуться до этого места? Вот я сижу, анализирую факты, имеющие отношение к убийству полковника, и ничего не могу понять. - Ты уже не первый тычешься в глухую стену, - сказала Митико. - Через неделю мой отец возвращается с Кюсю, а мы еще как следует не подготовились к встрече. - Но я никак не могу выбросить убийство из головы, - пожаловался Филипп, снова уставившись на нарисованные круги. У него уже начиналось от них головокружение. - Тебе нужно куда-нибудь поехать, хватит сидеть дома, - Митико бросила ему пальто и оделась сама. - Но куда мы поедем? - За город, - Митико улыбнулась Филиппу - Скоро увидишь. Когда они сели в машину, Митико приказала: - Держись! - и несколько раз круто повернула, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Митико и Филиппу даже не нужно было друг другу об этом напоминать - подобные маневры они проделывали машинально. Митико повезла его на север, к подножию японских гор, пересекающих остров подобно поясу, утыканному шипами. Там было еще холодно, дороги оледенели, а кое-где на желтовато-бурой земле белели искристые сугробы. Чем выше они поднимались, тем больше становилось снега, и наконец забрались туда, где снег лежал сплошным покрывалом и не таял совсем. Белые поля искрились в лучах заходящего солнца; тут и там стояли одинокие сосны и кедры. Мужчины и женщины, работавшие у дороги, занимались своими делами и не обращали внимания на проносившиеся мимо автомобили. Митико повернула направо, на грязную узкую дорожку. Указателей никаких не было, при въезде стояли настежь ворота из дерева и бамбука. Машину затрясло на корнях и камнях, колеса скользили на ледяные прогалинах. Наконец Митико затормозила и остановилась. Майкл вышел вслед за спутницей из-под сени густых криптомерий и зашагал по заснеженному полю Солнце, сиявшее на светлом небе, тщетно пыталось согреть Землю. Изо рта Митико вырывались облачка пара, под ногами хрустел тонкий наст. Было удивительно тихо. Казалось, пурпурные горы, видневшиеся вдали, поглощали все звуки, притягивали их. Митико и Филипп приблизились к священной скале. На ней были сложены в горку небольшие камни Митико подошла и опустилась на колени. Она вынула из кармана ароматическую палочку, поставила рядом с камнями и зажгла. Тоненькая струйка душистого дыма поднялась вверх, но ветер отнес ее в сторону, и Филипп не почувствовал запаха. - Что это за место? - спросил он. - Здесь обитает Мегами Кицуни, божественная лисица. - Митико по-прежнему стояла на коленях. Похоже, она бормотала молитвы. - Кто она? Митико воздела руки к небу. - Мегами Кицуни очень могущественна. Она повелевает всем, что ты видишь вокруг. У Филиппа похолодело внутри. Разве он не преследовал рыжую лисицу? Он ведь убил лису в детстве, в Пенсильвании. Может быть, это рыжая лисица заманила его сюда? Филипп поежился, как собака, которая пытается отогнать холод. - Ты хочешь сказать, что она покровительствует полям? - спросил он. - Ты не понимаешь. - Митико взяла его за руку. - Мегами Кицуни управляет поступками мужчин и женщин, любовников. - Вроде нас? Митико крепко-крепко поцеловала Филиппа в губы. Он почувствовал, что ее губы слегка дрожат, и, обняв Митико, привлек к себе. Стая гусей - черная линия на белом туманном небе - летела в сторону заснеженного поля. Похоже, они вынырнули из-за ближайших гор. В следующий миг Филипп услышал их гоготанье. - Однажды летом, давным-давно, - тихо произнесла Митико, - в маленьком селении неподалеку отсюда родилась девочка. Она была единственной дочкой каменотеса, а жена его умерла при родах. Девочка росла упрямой и своевольной. И не удивительно - каменотес ее боготворил, это был единственный лучик света в его безрадостной жизни. Он, конечно, не раз собирался призвать дочь к порядку и отругать за плохое поведение, но не мог. В нашей жизни и так много печали, думал каменотес. И разрешил девочке поступать, как ей нравится. Однажды в селении появился слепой старик. У него был жар, он не мог передвигаться. Его притащил на спине красивый парень. И случилось так, что каменотес, возвращаясь домой, встретился с юношей, который нес на спине старика. Добрый каменотес предложил им свой кров и сказал, что они могут оставаться, пока старик не поправится. Юноша горячо поблагодарил каменотеса. Когда он принес старика в дом, девушка влюбилась в юношу с первого взгляда. Отец послал ее за сельским лекарем, тот подробно объяснил девушке, как следует ухаживать за стариком, но девушка думала только о юноше. Днем все ее взоры и мысли были прикованы только к нему. А ночью его мужественный образ представал перед ней в сновидениях. Каменотес пошел к своему другу и соседу - дровосеку - и договорился, что парень будет работать в деревне, потому что у старика и юноши нет денег, а юноша задолжал и ему, и врачу за услуги. Что же касается девушки, то она, конечно, выполняла указания врача и помогала слепому старику. Но правда и то, что она часами глядела в окно, любуясь на обнаженного по пояс юношу, который рубил дрова для жителей селения, и иногда забывала обо всем. Лето выдалось очень жаркое, такого никто из жителей и припомнить не мог. И, вероятно, удушливый зной послужил причиной внезапной смерти старика, хотя, с другой стороны, девушка тоже была виновата. Она забывала давать старику прописанные врачом лекарства. И не всегда обтирала его холодным полотенцем. Но даже на похоронах, когда юноша и отец девушки шли во главе траурной процессии вместе со священником, девушка думала только о юноше. Она не отрываясь глядела ему в затылок, когда юноша от нее отворачивался, и любовалась его профилем, пока священник объяснял ему, как совершать обряд. На другой день дровосек взял парня с собой в лес, и ни один, ни другой не вернулись. С юго-востока надвигалась гроза, и жители не отважились отправиться ночью на поиски пропавших. Девушка все время стояла у окна. Когда деревню облетел слух о том, что два человека пропали, ее сердце превратилось в камень. Правда, девушка думала лишь о парне, а не о дровосеке, которого знала с рождения, который каждый год дарил ей на именины подарки и поклялся заботиться о девчонке, если с ее отцом что-нибудь случится. Отец девушки давно заснул, а она, промокнув до нитки, потому что дождь лил очень сильно, по-прежнему высунувшись из окна, высматривала юношу. Она зажгла в своей комнате фонарь и не сомневалась, что юноша заметит свет с улицы сквозь распахнутое окно. В час крысы - примерно между полуночью и двумя часами ночи - девушка встрепенулась. Она услышала голос. Может быть, это всего лишь ветер? Но нет! Голос прозвучал снова. Это был голос юноши, и он звал ее! Не долго думая, девушка выбежала из дома. Дождь хлестал вовсю, но она не обращала на него внимания. Она слышала голос юноши и бежала на звук; промчалась по деревенским улочкам и выскочила в поле. Гроза была в разгаре. Ветер выл, дождь лил ручьем. Земля превратилась в скользкую хлябь. Девушка не раз поскальзывалась и падала лицом в грязь, но поднималась и, вновь услышав зов юноши, бежала вперед. Она все больше углублялась в лес и, наконец, перестала понимать, где находится, но это ее уже не волновало. Мысль о том, что придется жить без юноши, была для девушки просто невыносима. Но вот деревья расступились. Девушка увидела темный силуэт и радостно позвала юношу по имени. Человек, стоявший на поляне, обернулся. Это и вправду был юноша. Девушка подбежала к нему и обняла. Но тут же вскрикнула и, не веря своим глазам, в тоске отпрянула прочь. Она заглянула в лицо юноши. Нет, поняла она, это происходит на самом деле... Она ведь даже ущипнула себя, желая убедиться, что не спит! Лицо юноши было белым, словно сделанным из льда, и таким же гладким, блестящим и холодным. Дотронувшись до него дрожащими пальцами, девушка убедилась, что перед ней действительно глыба льда. Как это ни удивительно, но юноша целиком превратился в лед! У девушки замерло сердце. Она в последний раз отчаянно позвала на помощь, потом припала к нему и с такой яростью впилась ногтями в лед, что повалила холодного истукана наземь. Они оба - и девушка, и юноша, - упали, и, к изумлению девушки, статуя разбилась на мелкие кусочки, обдав ее ледяными брызгами. Рыдающая девушка ползала на коленях среди осколков, пытаясь отыскать юношу, но тщетно. А вскоре лед растаял под дождем. Через некоторое время девушка, пошатываясь, поднялась на ноги. Она сама совсем заледенела. Сердце ее покрылось инеем. Неловко переставляя ноги, она добрела до края поляны. Там ухватилась за дерево, чтобы немного прийти в себя. Потом девушка обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на поляну, где обратился в ничто ее возлюбленный. И ахнула. Там курился серый дымок. Постепенно он утрачивал свою прозрачность и отвердевал. А став твердым, обрел форму. И девушка узнала прекрасные черты: широкие скулы, продолговатые глаза, струящиеся по плечам волосы, озаренные светом, который исходил от удивительной женщины, стоявшей на поляне. Девушку объял ужас, она задрожала, однако отчаяние тут же превозмогло страх. - Где юноша? - воскликнула она. - Что ты с ним сделала?! Стоявшая на поляне повернулась к девушке с такой ужасной усмешкой, что та вскрикнула и прикрыла глаза ладонью. - Юноша? - Голос полоснул ее будто нож. - Никакого юноши нет. И никогда не было. Так же, как и слепого старца. Теперь девушка разглядела, что странная фигура вся в снегу. На ее плечах, на руках и на ногах поблескивал снег, такой чистый, белый и сверкающий, что на мгновение девушка ослепла. - Есть только я, ведающая лишь вечную печаль и отчаяние. И я воздам тебе по заслугам. Бивший в глаза свет померк. Девушка заморгала. Поляна была пуста. Она возвратилась домой, но ее никто не узн