ал. Даже отец: он оплакивал свою дочь, потерявшуюся в бурю. Девушка поняла, что произошло, только когда посмотрелась в зеркало и в ужасе замерла. Ее белое лицо прорезали морщины, которые способно оставить одно лишь время. В мгновение ока она превратилась из цветущей девушки в старуху. Наутро она покинула селение, ибо не могла больше видеть давних знакомых, которые теперь не узнавали ее. Через какое-то время добралась до горной тропки, по которой бредут паломники из Токио в Киото. Там она поселилась в большом пустом анхицу, простой хижине, в которой останавливались бродячие монахи. И провела там остаток своих дней, давая пищу и приют усталым странникам, которые проходили по этой горной дороге. Но в ее памяти навечно запечатлелась страшная ледяная фигура, стоявшая в ту грозовую ночь на лесной поляне. Фигура Мегами Кицуни, божественной лисицы. Гуси сели на заснеженное поле. Их гогот тоскливо разносился в воздухе. Летели они очень грациозно, а по земле ходили неуклюже, и контраст был очень смешон. Филипп спросил, обнимая Митико: - Ты боишься божественной лисицы? Она грустно посмотрела на него и молча кивнула. Они отошли от святилища. Последняя ароматическая палочка, принесенная Митико в дар богине, уже догорела. Гуси успокоились, и теперь тишину нарушали лишь редкие порывы ветра, шелестевшего в ветвях. Вспугнутый заяц кинулся наутек, поводя куцым белым хвостиком. - Чего я боюсь? - Митико осеклась и отвернулась, словно набираясь мужества. - Я боюсь, что веду себя эгоистично, как та девушка. Я хочу тебя. Но ты женат, да и я замужем. Порой я лежу без сна в холодной ночи и трепещу от ужаса, думая о моем грехе. - Это и мой грех, - сказал Филипп. Митико вяло улыбнулась, но не ответила, когда он привлек ее к себе. Как и говорила Митико, у них было очень много дел, пока ее отец Ватаро Таки работал на апельсиновых плантациях на Кюсю. Он уже приготовил для них досье на три самых могущественных семейства якудзы в Токио. Но все это служило лишь фоном, а Филипп и Митико сами должны были разведать, чем сейчас занимаются и увлекаются, какие отдаленные цели ставят перед собой эти три семейства или, как их называли в якудзе, гуми. Одно из семейств носило имя Таки-гуми, и Филиппу было совершенно ясно, что Ватаро хочет стать главой этого клана. Как он объяснил Филиппу, засилье Дзибана в деловой сфере и в бюрократических кругах вынудило его пойти по единственному пути, сулившему власть: отправиться на "дно" якудзы. Здесь, на задворках закоснелого кастового общества, Ватаро надеялся построить свою империю. Если он станет оябуном, боссом Таки-гуми, в ближайшие десятилетия перед ним откроются возможности возвыситься в сфере предпринимательства, подняться по чиновничьей лестнице, даже проникнуть в правительство! Ибо Ватаро был прозорлив и понимал то, что мало кто понимал в те времена: преступный мир якудзы еще лежал в пеленках. Если стать во главе якудзы, то при умелом руководстве удастся выпестовать силы, способные сразиться с Дзибаном. Ватаро чувствовал, что у якудзы огромные задатки, которые принесут пользу, если развить их в нужном направлении. Ему уже было ясно, что коммунисты мутят воду в среде портовых рабочих. Если, к примеру, задействовать Таки-гуми в усмирении этих мятежей, во время которых гибнут десятки японских полицейских, правительство окажется перед ним в большом долгу. Это тоже было частью стратегии. Ваиаро считал якудзу лучшей стартовой площадкой для проникновения в законный бизнес, правительство и даже чиновничий мир, оплот Дзибана. Только приобретя достаточную власть, он нанесет удар и победит Дзибан! Но Ватаро понимал, что подобная стратегия требует огромного терпения и дисциплинированности. Осуществление плана Ватаро требовало десятилетий. А первым шагом к достижению власти было главенство над Таки-гуми. Пока неясно было, как добиться власти над двумя другими семействами. Хотя все три семьи соперничали, становилось все очевиднее, что война и оккупация сплотили кланы, пусть временно и не очень прочно. Они начали смыкать свои ряды в борьбе против внешнего врага, ведь американская армия вступила в серьезную схватку с преступным миром, якудзой. Наверное, Филипп слишком увлекся распутыванием сложного клубка: кто кому друг, кто враг, кто за какую сферу влияния борется, что явно, а что тайно... Во всяком случае, он не обратил особого внимания на перемены, произошедшие у него под носом, дома. А может быть, постоянно беспокоясь из-за того, что ему никак не удается разгадать тайну гибели полковника Силверса, Филипп стал необычайно рассеянным. Или же его все больше захлестывала страсть к Митико... Оказываясь рядом с ней, Филипп чувствовал, что все больше погружается в глубины Азии, проникает в волшебное царство, куда заказан путь простым смертным. Он когда-то читал книгу X. Райдера Хаггарда "Она", и все явственнее ощущал себя героем этого произведения, который столкнулся с затерянной цивилизацией, поклоняющейся невероятно прекрасной и могущественной богине. Как бы там ни было, но только много лет спустя, очутившись на Мауи, где он скрывался от преследователей, Филипп начал постепенно сводить концы с концами. И только тогда ему стало понятно, до чего же грандиозна головоломка, которая десятилетиями не давала ему покоя. Ну, а тогда он не обратил особого внимания на Лилиан, которая заявила, что нашла работу в американском посольстве в Токио. Дескать, ее рекомендовал Дэвид Тернер. А послу так понравилась ее работа, что спустя полтора месяца он взял Лилиан в штат сотрудников. Лилиан все чаще читала книги, рекомендованные ей Дэвидом Тернером: "Осьминог I" Фрэнка Норриса, "США" Джона Дос-Пассоса, "Гусиный шаг" и "Конец света" Эптона Синклера. Попадались ей и книги о ребятах из Скоттсборо и о мятежах на Хеймаркет. Это были весьма философские книги с явной социалистической ориентацией, но Лилиан ушла в их изучение с головой и не отдавала себе в этом отчета. Ей открывался мир, который прежде был отгорожен глухой стеной, воздвигнутой отцом. Обеды с Дэвидом Тернером и чтение рекомендованных им книг стали для нее в прямом смысле слова школой. Школой, где преподавал самый, по ее мнению, потрясающий учитель в мире. Лилиан узнала о различных экономических системах, существующих в мире, и о сложных геополитических союзах. Она изучала историю собственной страны по произведениям своих великих соотечественников: Норриса, Дос-Пассоса, Синклера. Эти могучие умы показали ей обратную сторону капитализма - темную сторону, а ведь генерал Хэдли, отец Лилиан, был уверен, что дочь никогда о ней не узнает. Лилиан прочла о французской и русской революциях и о гражданской войне в Испании, так что постепенно, подобно солнцу, мало-помалу изгоняющему долгую арктическую ночь, перед ней открылась неизбежность мировой революции. Она узнала о том, как капиталисты эксплуатируют ее собственный народ, в основном рабочих, которые вообще-то должны были рассчитывать на награду за свои труды. Она увидела, как кучка жадных толстосумов распоряжается жизнью и судьбами десятков миллионов людей во всей Америке. Лилиан наконец поняла, что угнетенные не осознают, как жестоко их угнетают, ведь те же самые алчные капиталисты систематически утаивают от них правду, как утаивали от отца Лилиан! И в результате Лилиан примкнула к горстке жаждущих справедливости интеллектуалов, духовному авангарду, как называл их Дэвид Тернер, долг которого - совершить революцию, чтобы освободить народные массы от скрытой, коварной эксплуатации. Филипп не сразу заметил происходящие с Лилиан перемены, но в конце концов заметил. Спор вспыхнул из-за пустяка. Он пришел как всегда поздно, но Лилиан не ложилась. В спальне горел свет. Лилиан сидела на кровати и читала газету. Тернер строго-настрого запретил ей приносить домой взятые у него книги. Объяснял он это, на первый взгляд, тоже вполне разумно: дескать, он не хотел, чтобы Филипп начал допытываться у Лилиан, с кем она встречается и зачем. "Ведь ваш муж, - с ухмылкой заявлял Тернер, - может решить, что у нас с тобой интрижка". - Где ты был? - спросила Лилиан, откладывая газету. Филипп был готов к ответу. Он даже удивлялся, что ей так долго не приходило в голову завести этот разговор. - Работал. - Не похоже, - сказала, глядя на него, Лилиан. - Я звонила Джоунасу. К такому повороту Филипп не подготовился. Слишком уж это было просто. Но Лилиан не отличалась особой сложностью. - Ты меня проверяла? Но почему? - Потому что, мне кажется, это необходимо, - она скрестила руки на груди. - Я хочу понять, куда ты ходишь и что делаешь. Тебя же никогда не бывает дома! - Раз уж ты накоротке с Джоунасом, - заявил, раздеваясь, Филипп, - то можешь узнать у него мой распорядок дня. - Ты говоришь прямо как мой отец. - Не промелькнула ли в ее голосе странно торжествующая нотка? - Он всегда пытался отгородить меня от реального мира. Я была для него этакой скаковой лошадью, глаза которой он всегда закрывал шорами, выводя на улицу. Филипп посмотрел на Лилиан. Неужели это действительно та самая женщина, на которой он женился год назад? Что с ней произошло? - Я не твой отец, - сказал он, вешая пиджак и снимая галстук. - Я сказала, что ты как мой отец. - У нас тут что, дебаты? - Филипп подумал, что Лилиан вряд ли даже знает такое слово. - Если хочешь - пожалуйста, пусть будет так, - откликнулась она. Это послужило Филиппу первым предупреждением. Подобные словесные изыски были не по зубам женщине, на которой он женился. Прежде Лилиан умела только изысканно одеваться, во всем остальном она напоминала деревенскую девушку, простую и прямолинейную. По крайней мере, такой ее считал Филипп. И именно это его в ней и привлекало. Но теперь, когда он эмоционально отдалился от Лилиан, он далеко не сразу увидел происходящие в ней перемены, и это было вполне естественно. - Я ничего не хочу, - сказал Филипп, подошел и, сев рядом с женой на кровать, взял ее за руку. - Лилиан, у меня было очень много работы в последние месяцы. Из-за смерти Силверса мы все ужасно нервничаем. - Это не имеет никакого отношения к смерти Силверса, - сказала Лилиан и посмотрела ему в лицо напряженным взглядом археолога, который ищет следы давно погибшей жизни. - Что с тобой случилось, Фил? - спросила Лилиан. - Мне кажется, что мы уже не муж с женой. Мы никогда никуда не ходим вместе. И давно не спим... - Да-да, знаю, - откликнулся он, поглаживая ее руку. - Я слишком часто оставляю тебя одну. - Нет, дело не в этом, - с какой-то странной интонацией возразила она. - В конце концов, у меня тоже есть работа в посольстве, и она с каждым днем становится все ответственнее. Теперь я ведаю перепиской, в том числе и почтой моего отца. А когда ты не приходишь домой обедать, я и одна неплохо обхожусь. Теперь Филипп понял, что ему показалось странным в ее интонациях. Куда подевалась нежная, простодушная девушка, в которую он когда-то влюбился? Незаметно для него она превратилась в волевую, ни в ком не нуждающуюся личность. Неужели в ее голосе звучит самоуверенность? Быть того не может! Значит, она изменилась гораздо разительнее, чем он предполагал. - Что значит "одна обхожусь"? - Тебя этому трюку в ЦРГ научили? - спросила она. - Я имею в виду - отвечать вопросом на вопрос и уводить разговор в сторону. Ведь я тебя спросила, где ты был, а ты так и не ответил. - С кем ты встречаешься, Лил? - спокойно произнес он. - С Джоунасом? - Что за чепуха! Но, чему бы она там ни научилась, искусно врать Лилиан пока не умела. - Я хочу знать правду, - заявил он, сам удивляясь, почему его это так волнует. Если у него интрижка, то почему бы и ей не завести себе любовника? Однако он знал, почему: Филипп не мог относиться к своей связи с Митико как к обыкновенной интрижке. Это была не просто эскапада неудовлетворенного мужа. "Но тогда что, что это такое?" - спрашивал себя Филипп. И толком не знал, как ответить. - Правду? - переспросила Лилиан. - Ты хочешь знать правду? Но зачем? Я не думаю, что ты признаешь такую правду. Ты слишком поглощен своими тайнами, Фил. Они тебя полностью захватили. - Ну, ты преувеличиваешь. - Разве? Да ты посмотри на себя, - сказала Лилиан. - Ты хочешь со мной поговорить, а сам ничего не рассказываешь. Не отвечаешь на мои вопросы... - А ты за мной шпионишь. - Ты не отвечаешь на мой вопрос, - упрямо повторила Лилиан. - Не рассказываешь, где ты бываешь, хотя чаще всего это не имеет отношения к твоей работе. Что я должна, по-твоему, думать? Что бы ты подумал на моем месте? - Хочешь знать, в чем на самом деле твоя беда, Лил? - усмехнулся Филипп. - В том, что ты хочешь сделать из меня совсем другого человека. - Тебе очень удобно свалить на меня всю ответственность, - сказала Лилиан. - Это успокаивает твою совесть? Не надейся, я не собираюсь идти у тебя на поводу. Ты мой муж, так что, по крайней мере, половина ответственности ложится на твои плечи. - Ответственность за что? Лилиан закрыла глаза. - Я люблю тебя, Филипп, - жалобно прошептала она. - Да поможет мне Бог, это истинная правда. Глаза ее раскрылись. - Если ты мне изменяешь, я, наверное, не смогу тебя простить. Но и бросить тоже не смогу. Ты мне нужен, по-прежнему нужен. - Может быть, даже слишком, - сказал он. - Ты не в состоянии понять меня до конца. - Потому что неспособна, или потому что ты мне не позволяешь? - спросила Лилиан. Филипп ничего не ответил. Если честно, он побоялся. Лилиан печально покачала головой. - В этом-то и заключается наша беда, Филипп. Неужели ты не видишь? В недопонимании... Мы не стараемся как следует узнать друг друга. А раз не стараемся, значит, никогда не узнаем, чего можем добиться объединенными усилиями. - Это не совсем так, - возразил он. - Нет, увы, это так, - в ее голосе вновь прозвучала странная нотка убежденности. - Просто ты хочешь оставаться этаким незнакомцем. Ты ведь любишь таинственность. Вы с Джоунасом сидите и разрабатываете свои секретные планы. По-моему, вы обожаете плести интриги и потом их распутывать. - Это работа. Мне кажется, ты принимаешь все слишком близко к сердцу, Лил. - Нет, - настаивала она. - Ты не относишься к этому как к работе. Ты это любишь, и мне приходится отвоевывать тебя у работы. Но с кем я воюю? С призраками, с тенями. Я уверена, Филипп, что если тебе предложат выбор между светом и тенью, ты непременно выберешь тень. - Но почему ты не можешь с этим смириться? - Потому что это неправильно, - сказала Лилиан. - Так нельзя жить. Ты похож на капитализм, жестокий, властный, воинственный капитализм, на который не рекомендуется смотреть слишком пристально и сущность которого пытаются от нас скрыть. - Кто пытается? Лилиан пожала плечами. - Такие люди, как мой отец. Филипп встал. - Значит, и я такой же! - воскликнул он, невольно рассердившись. - Ты же сказала, что я похож на твоего отца. - Мне бы очень хотелось, чтобы это было не так, - вздохнула Лилиан. - Я не такой. Лил, - сказал Филипп. - Если бы я мог убедить тебя... - Но неужели ты не видишь, до чего вы похожи? Вы оба жаждете тайн. Для вас это хлеб насущный. Мне кажется, вы без тайн жить не можете! А я лишняя в мире, окутанном тайнами. - Неправда! - Нет, Фил, это чистая правда. - Лилиан говорила взвешенно, сдержанно. - Как только ты вошел, я тебя спросила: где ты был? - Лилиан! Она махнула рукой. - Ладно. Я уже не жду от тебя ответа Я, правда, надеялась, что тебе захочется рассказать. Захочется все исправить, чтобы у нас с тобой все стало хорошо. - Лилиан умолкла, и он почувствовал: она жаждет услышать его уверения в том, что все не так, что она заблуждается. Потом Лилиан кивнула и добавила: - Впрочем, я знала, что надеялась напрасно. Филипп готовился к возвращению Ватаро Таки с Кюсю. Сложность состояла в том, что политика американских оккупационных властей, направленная на уничтожение якудзы, привела к объединению трех мафиозных кланов. Обычно подобные вещи в Японии не практиковались. Сплоченные враги были куда опаснее, нежели разобщенные. В связи с этим Филипп и Митико задумали расстроить союз мафий, перессорив три семейства между собой. Конечно, это повлекло бы за собой значительные человеческие жертвы, но зато потом можно было бы относительно легко захватить власть над Таки-гуми, избежав дальнейшего кровопролития. Когда Ватаро Таки вернулся с Кюсю, Филипп и Митико рассказали ему о сложном замысле. Вид у Ватаро был здоровый, он явно набрался сил, но лицо так изменилось, что пока он не заговорил, Филипп невольно думал: уж не подменили ли его? - Доброе утро, Досс-сан, - сказал Ватаро. Филипп не отрывал от него пристального взгляда. Неужели когда-то это был Дзэн Годо? - Что с вами случилось? - спросил Филипп. Ватаро Таки рассмеялся. - Это хорошо, что ты меня не узнал. Митико тоже не узнала, когда вчера вечером приехала в аэропорт. Я предупредил, чтобы она ничего не рассказывала: хотел посмотреть на твою реакцию. - Улыбка сползла с его лица. - Честно говоря, мое прежнее лицо мне не нравилось. Поэтому я, пока был в отъезде, не только собирал апельсины. Я переродился. - Он дотронулся пальцами до скул. - Доктора распилили мне кости, придали им другую форму, где-то что-то отрезали, убрали лишний жир. Лицо его было цвета меди, загорелым и обветренным от долгой работы на апельсиновых плантациях на юге, и нужно было подойти совсем близко, чтобы разглядеть множество крошечных шрамиков. - Через месяц, - заявил Ватаро, - шрамы исчезнут без следа. Столь же впечатляли перемены, происшедшие с телом Ватаро Таки. Он казался выше, шире в плечах, явно мускулистей. Короче, он стал моложе и крупнее того, кто звался Дзэном Годо и уехал восемь месяцев назад. - Еще меня волнует Митико. Ведь она, как ни крути, дочь Дзэна Годо, хотя и вышла замуж за Ямамото. Поэтому я возьму ее к себе на работу. А когда стану оябуном Таки-гуми, удочерю ее, она станет членом семейства Таки. Если же кого-то заинтересует, почему я так тесно с ней связан, то ответ прост: она жена Нобуо Ямамото. Очень могущественного дельца, который может способствовать проникновению моего клана в законный бизнес. Сидя за накрытым к чаю столом в новом доме, который они для него купили, Ватаро Таки внимательно выслушал Митико, которая целых два месяца "отмывала" деньги, полученные от продажи фамильного особняка Годо, так что теперь, когда она приобрела новый дом, никто не смог бы выяснить, на какие деньги он куплен. В конце концов, Ватаро отверг их план. - Слишком много крови придется пролить, - мрачно заявил он. - Не то чтобы я питал нежность к этим бандитам, проливающим кровь своих братьев, нет. Неразумно уничтожать то, чем желаешь завладеть. Я много думал в последнее время - после того, как вы прислали мне подробный отчет о семействах. И, мне кажется, я придумал, как стать вождем Таки-гуми, не уничтожив при этом ни одного человека. Нынешний оябун, Ген Таки, снискал славу гения оборонительной тактики. Именно эта его широко известная и вселяющая ужас тактика позволяет ему удерживать главенство в шатком тройственном союзе якудзы. Однако из собранных сведений ясно, что вопреки всеобщему мнению, вовсе не Ген Таки изобрел эту тактику. Ее автор - советник Гена, которого зовут Кендзи Харигами, он тайно правит Таки-гуми. Кендзи Харигами - самое дорогое, что есть у Гена Таки. Без него Ген Таки моментально побелеет от страха, и мы добьемся от него всего, что захотим. А раз так, нужно нащупать ахиллесову пяту Харигами-сана. - Вряд ли она у него есть, - сказал Филипп. - Он прекрасный семьянин. Женат, имеет двоих детей. Насколько мы смогли выяснить, жена ему не изменяет. Ватаро Таки недовольно заворчал. Он кивнул, и Митико налила ему вторую чашку чая. - Досс-сан, - сказал он, - вы скоро поймете, что все женатые мужчины в Японии - все без исключения! - ведут двойную жизнь. Порой они ее держат в тайне, порой нет. Но она всегда существует. Мы должны узнать, какую двойную жизнь ведет Кендзи Харигами. Вскоре Филипп заподозрил, что они, по-видимому, совершили чудовищную ошибку. Все началось с кошмарного сновидения. Филиппу снилось, что он снова стал мальчиком и живет в Латробе, в Пенсильвании. Он держал в руках отцовское ружье двадцать второго калибра. Дело было ночью; он гнался за дичью по скованным морозом полям, по лесу, полному ночных шорохов, и наконец добежал до реки, серебрившейся в свете полной луны. Вода журчала, листья деревьев шелестели. Ухала сова. Филипп понимал, что догоняет дичь, и ускорил шаг, держа ружье наизготовку. Он вошел в мелкую речушку, вода проникала в ботинки и студила лодыжки. Филипп запыхался, он часто-часто дышал, и изо рта вырывались клубы пара. Потом он увидел добычу и остолбенел от изумления, осознав, что это не животное, как ему прежде казалось, а человек. Упав на колено, он прижал ружье к плечу и прицелился. Но выстрелить не успел, потому что стоявшая перед ним жертва разодрала себе ногтями лицо. Оно отвалилось, и Филипп увидел под ним другое. Вроде бы знакомое. Но едва он сообразил, чье это лицо, как оно тоже оказалось содранным, и под ним появилось новое. Филипп перепугался и спустил курок. Пуля угодила прямо в лицо и разнесла его вдребезги, что было совсем нехарактерно для пули двадцать второго калибра. Однако под третьим лицом пряталось четвертое. Филипп пробудился в поту и не сразу понял, где он. Но потом повернулся и увидел спавшую с ним рядом Лилиан. И вот тут Филиппу стало понятно к чему был этот сон... Наутро Филипп встретился с Эдом Портером, адъютантом, которого Силверс приставил к ним с Джоунасом, когда они впервые приехали в Японию. - Я хочу тебя кое о чем спросить, Эд, - сказал Филипп. - Хорошо. - Портер переносил из одного кабинета в другой кипу бумаг. - Много работы, да? - поинтересовался Филипп. - Да ерунда всякая, - уклончиво ответил Портер. - Тернер гоняет меня туда-сюда, точно мальчика на побегушках. Я должен убедиться в том, что все новые министры, обвиненные Дзибаном в измене, спрятаны на конспиративной квартире. Я должен устроить так, чтобы сообщения об их "гибели" выглядели правдоподобно и попали в газеты. На меня, опять же, возложена обязанность утешать убитых горем родственников. Короче, всячески стараться убедить Дзибан, что мы ими не интересуемся. - То ли дело в старые добрые времена, да? - Да уж, черт побери! - выругался Портер. - Полковник Силверс давал мне настоящие задания. Я прекрасно умею собирать разведданные, но с тех пор, как полковника не стало, всем на меня наплевать. - Это из-за Силверса, - сказал Филипп. - Никому не хочется вспоминать о неприятностях. - А вот этого не надо! - воскликнул Портер. - Полковник Силверс не был двойным агентом. - Не был? - Филипп склонил голову набок. - Но почему ты так считаешь? Существуют доказательства... - Да все это ерунда! - Портер положил на стол бумаги и закурил сигарету. - Поверьте мне, лейтенант, если у меня будет в запасе полдня, я сумею обстряпать все так, будто вы укокошили свою собственную матушку. Я точно знаю, что полковник никакой не предатель, ведь я передавал ему все разведданные. Если бы он сообщал их потом членам Дзибана или еще кому-нибудь, уж я бы непременно догадался. Он ничего подобного не делал. Я совершенно уверен, что он поступал с этими данными как следовало. По телу Филиппа пробежал холодок недоброго предчувствия, и в душе всколыхнулся страх, вызванный вчерашним ночным кошмаром. - Ты говорил с кем-нибудь на эту тему? - Конечно, говорил. С Тернером. Он все записал. И сказал, что передаст по назначению. - Ясно, - протянул Филипп и задумался: почему Портер раньше не сказал ему об этом? Но потом понял, что он должен был сам прийти к Портеру. Однако он как-то сразу поверил уликам. Конечно... Почему бы и нет? Ему их подсунули: на, ешь готовенькое... Разозлившись на собственную глупость, Филипп потеребил пальцами губы, - Скажи, Портер, ты хотел бы вернуться на оперативную работу? Глаза Портера вспыхнули. - Меня долго упрашивать не придется, лейтенант. Быть вьючной лошадью Тернера не очень-то приятно. Да и потом, я соскучился по оперативной работе. - Хорошо, - одобрил Филипп. - Ты умеешь вести слежку? - Да я могу выследить Орфея в аду, а ему и невдомек будет, - Портер ухмыльнулся. - Вдобавок я знаю Токио, как свои пять пальцев. Все улочки и закоулки, - он потушил сигарету. - Дайте мне только имя и описание человека, а все остальное я сделаю. - Тебе понадобится только имя, - сказал Филипп. Что-то в его голосе заставило Портера посерьезнеть. - Что вы хотите этим сказать? - А вот что, - заявил Филипп, - я хочу, чтобы вы следили за каждым шагом моей жены. Это Филипп нашел подход к Таки-гуми. Проглядывая недельную оперативную сводку ЦРГ, в которой рассказывалось о налете военных США на игорные дома якудзы в северных районах Токио, он наткнулся на знакомое имя: Кендзи Харигами, главный советник Таки-гуми. ЦРГ интересовалась одним из владельцев игорного бизнеса, которого подозревали в нелегальном ввозе стрелкового оружия. Кендзи Харигами был пойман при облаве. Однако, судя по сводке, он откупился от властей и не был привлечен к ответственности. Филипп какое-то время обдумывал полученные сведения. Может быть, тут ничего такого и нет... В якудзе много азартных игроков. Однако, наведя справки, Филипп убедился, что Кендзи Харигами посещал и некоторые игорные дома, которые не контролировала якудза. Это показалось важнее, и Филипп рассказал о том, что узнал, Ватаро Таки. Таки две недели следил за каждым шагом Кендзи Харигами. Интересно, что больше всего Харигами любил захудалое местечко на отшибе, такое невзрачное, что оно пока не привлекало внимания якудзы, все глубже проникавшей в игорный бизнес. - Он ставит на кон кучу денег, - сообщил Ватаро Таки Филиппу и Митико во время очередной встречи. - И проигрывает все без остатка. - Сколько? - поинтересовалась Митико. Когда отец ответил, Досс сказал: - А откуда он берет эти деньжищи? Ватаро Таки улыбнулся. - Когда мы это узнаем, Досс-сан, - сказал он, - то поймем, с какого боку подступиться к Таки-гуми. Через несколько дней Эд Портер столкнулся с Филиппом в холле штаба ЦРГ. - Вы уже обедали, лейтенант? Филипп вопросительно поднял глаза. - Как насчет того, чтобы прогуляться по парку? - спросил Портер. Цветы черешни белели просто ослепительно, как бывает только в Японии. Под бело-розовыми облаками цветов бегали смеющиеся дети. - Ну, что ты для меня припас, Портер? - Ничего хорошего, лейтенант. Филипп посмотрел на маленького мальчика, державшего в руках веревку от бумажного змея; змей был сделан в виде карпа, бело-голубого с красными полосками. - Все равно говори. - Ну ладно. - Портер что-то очень уж нервничал. - С вашей женой, лейтенант, много времени проводит Дэвид Тернер. Вы уж меня извините. Значит, это все-таки Джоунас, подумал Филипп. Он почувствовал облегчение, но одновременно не на шутку рассердился. К своему удивлению, он вдруг понял, что Лилиан по-прежнему составляет часть его жизни. - Ну, и чем они занимаются? - спросил он. Карп нырнул вниз и затрепетал под порывами ветра, когда мальчик умелым движением отвел его в сторону, не дав зацепиться за черешневые деревья. - А вот это очень странно, - сказал Портер. - Я никак не пойму, где тут собака зарыта. У них нет романа, нет... ну, таких отношений. Филипп посмотрел на него в первый раз после того, как они вошли в парк. - Ты уверен? - Совершенно. Они всегда встречаются на людях. В ресторане, в ночном клубе. Очень любят клуб офицеров. - А потом что делают? - Это-то и странно, лейтенант. Потом Тернер провожает вашу жену домой. Вот и все. - И она никогда не ходит к нему домой? - спросил Филипп. - Нет. Ни в отель... если вас это интересует. - А к нам домой? - Упаси Бог, лейтенант! - воскликнул Портер. - Он никогда там не задерживается. Просто провожает ее до двери и уходит. Он ведет себя как настоящий джентльмен. Ветер крепчал, и мальчик натянул нитку, чтобы лучше управлять затрепетавшим змеем. - Вот как? - спросил после паузы Филипп. - Примерно так, - сказал Портер. - Ах да, совсем забыл! Два раза в неделю Тернер обязательно ходит в одно заведение после того, как пообедает с вашей женой. Это заведение - фуро, городская баня. - Портер передернул плечами. - Но что с того? Он же не встречается там с вашей женой. - А где находится фуро? Портер объяснил. - Все равно это без толку, лейтенант. Вы не сможете туда пройти, как не смог я. Тернер вас сразу заметит. В основном, баню посещают японцы, но попадаются и иностранцы. - Иностранцы? - Да, - кивнул Портер. - Ну, вы сами знаете, какие. Из дипломатических кругов. Типа тех, что привечает порой ваш тесть, генерал Хэдли. - Когда я бываю с тобой, - произнесла Митико, - мне ничего больше не нужно. Филипп крепко сжал ее в объятиях. - Когда ты на меня смотришь, - продолжала Митико, - тебе не кажется, что ты видишь меня насквозь? Как ни странно, но, закрывая глаза, Филипп чувствовал, что Митико чем-то напоминает ему Лилиан. Новую Лилиан. Много лет спустя он понял, что у них было одно общее качество - сила. Удивительно! У Лилиан было столько слабостей, с одними она мирилась, с другими пыталась бороться. А Митико ни с чем не боролась. Внешне... Но на самом деле Митико в глубине души ощущала страшную неуверенность от того, что родилась женщиной. Лилиан же, напротив, оказалась внутренне сильной, как самурай. - Когда ты во мне, - произнесла Митико, - мне кажется, ты всегда что-то ищешь. Ищешь какое-то свойство, которое я могла бы тебе передать. Нечто, чем я обладаю или, возможно, сама того не подозреваю. Она взяла его восставший член в руки и притянула к себе. Они сидели друг напротив друга на татами. Митико была в расстегнутом розовом кимоно. Тени подчеркивали восхитительные очертания ее тела. Огненно-красное нижнее кимоно прикрывало соски, колени и ноги. Филипп ощущал ее особый запах. В его представлении этот запах навсегда тесно переплелся со свежим, немного сенным ароматом тростниковых циновок. - Когда я говорю с тобой об этом, - продолжила Митико, - я просто умираю от наслаждения. Мир суживается, и в конце концов я вижу только тебя. И чувствую только тебя. Она начала целовать его влажными губами, постепенно его рот приоткрылся, дыхание стало прерывистым. У Митико голова пошла кругом. Ее безумно возбуждало то, что она вызывает у него такое жгучее желание. Филипп протянул руки и стянул ярко-красное нижнее кимоно с ее плеч. И склонил голову к ее груди. Когда его губы дотронулись до кожи Митико, она подалась вперед, принимая его в свое лоно. Его жаркое дыхание обдало ее чувствительный сосок, и она начала ласкать Филиппа рукой. Он придвинулся ближе, ее ноги раздвинулись шире, и Митико с Филиппом слились воедино. - Вот что ты ищешь во мне, - выдохнула она. - Это мой якорь. Митико затрепетала в пароксизме страсти. Ей казалось, что могучее копье пронзает ее насквозь. Если бы это сейчас вдруг кончилось, она бы не вынесла. - Познавая тебя, - прошептала она, - я познаю себя. Я открыла неведомый континент и, путешествуя по нему, обнаруживаю неизвестные города во мне самой. Они покачивались, словно танцевали медленный, сладострастный танец. - Когда ты на меня смотришь, я оживаю. И теперь, ожив, чувствую, что стала другой. Я больше не желаю играть отведенную мне в жизни роль. Роль японской жены, японской матери, японской любовницы... - Митико застонала в новом приливе страсти. - О! О! О! - шептала она ему на ухо и еще теснее прижималась, чувствуя, как его напряжение все возрастает. - Ты показал мне, что моя сила в сердце. И навеки переменил мою жизнь. Ax! - Митико услышала его стон, вырвавшийся из самых глубин души. - Тебе это тоже нравится. О да! Их словно водоворотом затягивало в самые глубины наслаждения. - Я договорился о покупке игорного заведения, которое так часто посещает Кендзи Харигами, - через неделю сообщил Филиппу и Митико Ватаро Таки. Он заметил изумление на их лицах и расхохотался. - Вообще-то это было проще простого. - Глаза Ватаро довольно поблескивали. - Дело в том, что Кендзи Харигами уже порядком задолжал этим ребятам. А платить отказался. Вместо уплаты долга он продолжает играть, ставя на кон наличные. Владельцы игорного дома, конечно, боятся перечить, ведь если он на них разозлится, им наверняка придется иметь дело с Таки-гуми, а этот клан разделает их под орех в мгновение ока. - Ватаро опять рассмеялся. - Поэтому они с радостью приняли мое великодушное предложение. Теперь у нас появился шанс. И нужно постараться извлечь из сложившегося положения как можно больше выгод. Через три дня Кендзи Харигами зашел в прокуренный игорный притон, где царила та же атмосфера, та же кисловатая вонь, где на него смотрели те же прищуренные глаза, к которым он давно привык. Фишки раздавала какая-то красотка, ей помогал европеец. Кендзи их раньше никогда не видел, но ему было наплевать. Он явился, чтобы удовлетворить свою незатухающую страсть. Его интересовали только фишки, ничего больше. Вечер сменился ночью, ночь - ранним утром, все шло как всегда. Толстая пачка денег, которую Кендзи Харигами принес с собой, уже почти растаяла. Многие игроки покинули притон. Только самые заядлые продолжали игру. Кендзи Харигами не мог спокойно смотреть на фишки, его неудержимо тянуло включиться в игру. Он положил на стол остаток своих денег. И проиграл. Эта партия оказалась последней. Игроки, еще остававшиеся в зале, один за другим поднялись со своих мест и вышли. Кендзи Харигами не хотел уходить, но было уже поздно, и все фишки убрали. Кендзи встал и направился к выходу. И тут вдруг к нему подошел европеец. - С вами хочет поговорить хозяин, - сказал он по-японски. Кендзи постарался скрыть изумление. На его лице отразилось презрение. Вся эта мелочь пузатая одинакова, подумал он. Мнят, будто они владеют миром. - Если это насчет моего долга, то я уже говорил хозяину, - резко сказал Кендзи. - У меня надежный кредит. - Теперь здесь новый хозяин, - заявил европеец. - Так что скажите это ему сами. - Да вы знаете, кто... - начал было Кендзи и осекся, потому что ему стало больно. - Что вы делаете? - вскричал он, пытаясь вырваться из рук европейца. - Пойдем со мной, - прошептал тот на ухо Кендзи. - Будьте благоразумны, - произнес женский голос. Кендзи повернул голову. Женщина, которая только что убирала фишки, теперь помахивала катаной. - Кто вы такие? - воскликнул Кендзи Харигами, глядя то на нее, то на мужчину. - Новые владельцы, - ответила женщина. Филипп и Митико провели Кендзи в дальнюю половину дома, в крошечную комнатенку. Там, за стоявшим в углу маленьким столом сидел Ватаро Таки. Он был одет в костюм европейского покроя. - Добрый вечер, Харигами-сан, - сказал Ватаро Таки. - Я рад, что вы так любезно приняли мое скромное приглашение. - Он сделал приглашающий жест. - Хотите чаю? - В чем дело? - сердито воскликнул Кендзи. Ватаро разложил на столе пачку счетов. - А вот в чем, Харигами-сан, - сказал он. - В ваших долгах. И, боюсь сумма такова, что мне придется попросить вас уплатить все сполна плюс двадцать пять процентов, причем немедленно. Это получится... сейчас посмотрим... - Ватаро показал ему написанную цифру. Кендзи рассмеялся. - Вы шутите?! - воскликнул он. - У меня нет таких денег. Я сегодня все проиграл. - И тем не менее, - сказал Ватаро Таки, - я настаиваю на немедленном возмещении. Кендзи подался вперед, уперев кулаки в стол, и свирепо ухмыльнулся. - Вы либо наивный человек, либо дурак. Я главный советник Таки-гуми. Якудзы. По его тону было понятно: он привык, что это слово внушает ужас. - Пока мой клан не обращает внимания на ваше заведение. Но стоит мне сказать своим людям хоть словечко, и их ярость обрушится на вас. Они сровняют с землей ваш вонючий притон. И вас вместе с ним! - Проговорив эти грозные слова, Кендзи встал и добавил. - На вашем месте я был бы осторожнее и не задевал кого попало. - Присядьте-ка, Харигами-сан, - небрежно бросил Ватаро Таки. - Я же предупредил, что с вами случится, если вы... - А я сказал: сядьте! Филипп дернул Кендзи за ноги, и тот с размаху шлепнулся на пол. Комнатенка была такой маленькой, что Кендзи ударился лбом об угол стола. Филипп подхватил его и швырнул на стул. - Так, - сказал Ватаро Таки, - теперь позвольте мне обрисовать вам положение. Я не боюсь якудзы и Таки-гуми. А главное, Харигами, я не боюсь вас. Как мне кажется, вы попали в серьезный переплет. Вы должны мне кучу денег. Я хочу получить их прямо сейчас, или... или же мне нужна компенсация, - сказал Ватаро Таки. - Здесь возможны варианты. Например, я могу вас убить. Очень многие мои завсегдатаи знают, сколько вы мне должны. Если я буду вам попустительствовать, они все откажутся платить мне долги. А я не могу этого допустить. Так что ваша смерть будет мне в известном смысле на руку. - Да вы с ума сошли! - воскликнул Кендзи. Однако испугался: это доказывала выступившая на лбу испарина. Ватаро Таки словно и не слышал его. - Мне нужны мои деньги, Харигами, и нужны сейчас же. - Но я же сказал: у меня их нет! Нельзя же выжать воду из сухой губки! - Тогда предложите равноценную компенсацию. - Какую, например? - Расскажите мне, в чем слабость вашего оябуна. У Кендзи глаза поползли на лоб. - Ну, вы точно с ума сошли?! Да я уже через два часа стану покойником! - Я буду вам защитой, - ласково проговорил Ватаро Таки. Кендзи рассмеялся. - От Гена Таки? Это невозможно. Все, кто пытался с ним бороться, уже отправились к праотцам. Ватаро Таки передернул плечами. - Тогда вы не оставляете мне выбора. Если у вас нет денег, и вы не желаете иным способом возместить мне убытки, я вас убью. - Ватаро кивнул Митико, и она занесла над головой Кендзи длинный меч. Кендзи так резко дернул головой, что раздался хруст шейных позвонков. - Вы тут все сумасшедшие! - закричал он, вытаращив глаза. - Уверяю вас, - сказал Ватаро Таки, - я слов на ветер не бросаю. Кендзи утер платком пот со лба. - Я вижу, - пробормотал он. Руки у него дрожали. - Погодите минуту. Я должен подумать. Ватаро Таки кивнул, и Митико опустила катану. - Ладно, - выдохнул Кендзи Харигами. - Я раздобуду деньги и отдам вам. Весь долг, включая ваши ростовщические проценты. Но мне для этого нужно два дня. - Двенадцать часов, не больше, - категорически заявил Ватаро Таки. - Ну, тогда один день. - Двенадцать часов, Харигами, не больше. Кендзи кивнул, признавая поражение. - Ладно, вы получите деньги, - заявил он и встал, намереваясь уйти. Ватаро Таки немного выждал. Ему хотелось заставить Кендзи поверить в то, что здесь собрались дурачки, которых легко надуть. Ватаро подозревал, что у Кендзи нет ни малейшего намерения добывать деньги. Покинув игорный дом, он, скорее всего, отправился бы к Гену Таки и выполнил свою угрозу уничтожить заведение и его новых хозяев. - Минуточку, - сказал Ватаро Таки. - Мне кажется, я был бы наивен, позволив вам уйти только под ваше честное слово. Нет, конечно, я ни на секунду не сомневаюсь, что вы честный человек, Харигами-сан. Но, с другой стороны, я ведь вас совсем не знаю. - Уверяю вас, - повторил Кендзи, - вы получите деньги через д