не поддался необоримому желанию бежать куда глаза глядят. Но бежать было некуда. Выдернув из капюшона шнурок, с трудом повинующимися мне руками я связал две бамбуковые палки. Получился шест длиной восемь футов. Третью палку я воткнул в снег, затем лег ничком и, упершись в нее подошвой сапога, длинным шестом описал окружность. Но ничего не обнаружил. Вытянув руки, в которых держал шест, я воткнул в снег две последние палки. Одну с наветренной, другую с подветренной стороны. И вокруг каждой из них описал окружность. Однако снова ничего не нашел. Я взял в охапку бамбуковые палки, сделал еще десять шагов и трижды повторил процедуру. И опять безрезультатно. Через пять минут, сделав еще семьдесят шагов, я понял, что трассу, проложенную вдоль антенны, мне уже не найти. Что я окончательно заблудился. Должно быть, ветер изменил направление, и я отклонился в сторону. Мороз пробежал у меня по коже. Выходит, я не имею представления, где самолет, и мне теперь не удастся вернуться к нему. Если бы я даже знал, какой стороне находится, вряд ли сумею добраться до него. Не потому, что я выбился сил, а потому, что единственным ориентиром для было направление ветра. Лицо же у меня так замерзло, что я ничего не ощущал, слышал, но не ощущал его. Сделаю еще десяток шагов, решил я, а затем вернусь. "Куда ж ты вернешься?" - тут же спросил я сам себя ехидно, но не стал обращать внимания на насмешки, а упрямо продолжал считать шаги, двигаясь на негнущихся ногах. На седьмом я наткнулся на один из столбов, между которыми была натянута антенна. От удара я едва не потерял равновесие. Однако, придя в себя, обхватил столб как родного. В ту минуту я понял, что испытывает приговоренный к смерти, узнав о помиловании. Ощущение изумительное. Но уже минуту спустя восторг сменился гневом, холодной, всепожирающей злобой. Я даже не подозревал, что способен на подобное чувство. Подняв шест, чтобы не потерять из виду покрытую инеем антенну, я бежал к нашему бараку. Я удивился, увидев освещенные фонарями фигуры, возившиеся возле защищенного от ветра трактора. Мне стоило большого труда осознать, что я отсутствовал каких-то полчаса. Пройдя мимо, я открыл люк и спустился в наше жилище. Джосс по-прежнему занимался у себя в углу с рацией, четверо женщин жались к печке. Я заметил, что на стюардессе была надета парка Джосса. Девушка потирала ладони, протянув их к огню. - Озябли, мисс Росс? - участливо произнес я. Во всяком случае, мне хотелось изобразить участие. Однако даже мне самому голос показался хриплым и неестественным. - Еще бы она не озябла, доктор Мейсон, - осадила меня Мария Легард. Я обратил внимание на то, что актриса назвала меня по фамилии. - Последние четверть часа она была вместе с мужчинами у трактора. - И чем же вы занимались? - Поила их кофе. - Впервые в голосе стюардессы прозвучал вызов. - А что тут такого? - Ничего, - отрезал я. "Долгонько же ты разливаешь кофе", - мысленно произнес я. - До чего же вы добры. Растирая обмороженное лицо, я направился в туннель, служивший нам складом продуктов, по пути незаметно кивнув Джоссу. Тот сразу последовал за мной. - Кто-то попытался отделаться от меня, - начал я без всяких предисловий. - Отделаться? - Джосс долго смотрел на меня сузившимися глазами. - Хотя теперь я всему поверю. - Что ты хочешь сказать? - Минуту назад я стал искать кое-какие запасные детали, однако некоторые не нашел. Но дело не в этом. Насколько вам известно, запасные детали хранятся рядом со взрывчаткой. Кто-то там шуровал. - Взрывчатка? - Я явственно вообразил себе, как маньяк засовывает под трактор заряд гелигнита. - Пропало что-нибудь? - Да ничего не пропало. Вот это-то и странно. Я проверял, вся взрывчатка цела. Но в каком она виде! Все раскидано, заряды валяются вместе с запалами и детонаторами. - Кто сюда днем заходил? - Кого тут только не было! - пожал плечами Джосс. И действительно, всю вторую половину дня и вечер одни приходили, другие уходили. Мужчины заходили за деталями для кузова, женщины за продовольствием и иными припасами. Кроме того, в конце туннеля находился наш примитивный туалет. - Что с вами произошло, сэр? - вполголоса произнес Джосс. Я рассказал о том, что случилось. Смуглое лицо Джосса напряглось, рот превратился в узкую щель. Джосс понимал, что такое заблудиться на плоскогорье. - Вот мерзавка, - проронил он. - Надо обезвредить ее, сэр. Непременно обезвредить. Иначе она натворит дел. Но ведь нужны какие-то доказательства, признания или что-то еще, верно? Нельзя же... - Я позабочусь и о том, и о другом, - отозвался я, не в силах утишить гнев, бушевавший у меня в груди. - Сию же минуту. Выйдя из туннеля, я подошел к стюардессе. - Мисс Росс, мы упустили из виду одно обстоятельство, - резко произнес я. - Речь идет о продуктах, оставшихся в кухне-буфете авиалайнера. В ближайшем будущем они могут сыграть решающую роль. Ведь речь идет о жизни и смерти. Много ли там провизии? - В кухне-буфете? К сожалению, не очень много. Кое-что на случай, если кто-то вдруг проголодается. Мы совершали ночной рейс, доктор Мейсон, пассажиры успели поужинать. "После чего их угостили своеобразным сортом кофе", - подумал я угрюмо. - Пусть немного, это неважно, - ответил я. - Пригодится и это немногое. Я хочу, чтобы вы отправились со мной и показали, где лежит провизия. - Неужели нельзя подождать? - возмутилась Мария Легард. - Неужели вы не видите, что бедняжка озябла до полусмерти? - А вы не видите, что я и сам замерз не меньше? - отрезал я. Лишь мое состояние могло извинить тон, каким я разговаривал с Марией Легард. - Так вы пойдете со мной, мисс Росс, или нет? Она пошла. На сей раз я рисковать не стал. Взял с собой фару-искатель с аккумулятором, еще один электрический фонарь и всучил стюардессе целую охапку бамбуковых палок. Когда мы поднялись на верхние ступеньки лестницы, стюардесса хотела пропустить меня вперед, но велел ей идти первой. Мне было надо видеть ее руки. Снегопад поутих, ветер ослаб, и видимость несколько улучшилась. Двигались мы вдоль антенны, затем повернули по пеленгу ост-тень-норд, время от времени устанавливая вешки. Через десять минут мы уже стояли у самолета. - Вот и превосходно, - заметил я. - Вы первая, мисс Росс. Поднимайтесь. - Подниматься? - Девушка повернулась ко мне, и, хотя при свете фары, лежавшей на снегу, разглядеть выражение ее лица было трудно, в голосе ее определенно прозвучало удивление. - Но как? - А как в прошлый раз, - оборвал я ее, с трудом сдерживая гнев. Еще секунда, и я бы не выдержал. - Подпрыгните. - Как в прошлый раз?.. -Не кончив фразу, она ничего не понимающими глазами уставилась на меня. - Что вы хотите этим сказать? - едва слышно прошептала она. - Прыгайте, - произнес я, не поддаваясь чувству жалости. С усилием отвернувшись, девушка подпрыгнула. - Но зацепиться за раму ветрового стекла не сумела, не достав до нее дюймов шести. Она повторила попытку, но опять безуспешно. Тогда я подсадил ее. Зацепившись за раму, стюардесса повисла, подтянулась на несколько дюймов, но тотчас с воплем рухнула вниз. С трудом поднявшись на ноги, она с растерянным видом смотрела на меня. Великолепный спектакль - Не могу, - глухо проговорила она. - Вы же видите, мне не забраться. Чего вы от меня хотите? В чем дело? - Я промолчал, и девушка заговорила запальчиво: - Я... я здесь не останусь. Вернусь на станцию. - Чуточку погодя. - Я грубо схватил ее за руку. - Стойте так, чтобы я мог видеть вас. - Подпрыгнув, я влез в кабину пилотов. Наклонившись вниз, подал руку и довольно бесцеремонно втащил девушку в самолет. Ни слова не говоря, мы вошли в кухню-буфет. - Укромное местечко, - заметил я. - Тут и наркота водится. - Девушка сняла с себя маску, но я поднял руку, не дав ей возможности перебить меня. - То есть наркотики, мисс Росс. Но вы, конечно, не понимаете, о чем это я? Уставясь на меня немигающими глазами, она ничего не ответила. - В момент аварии вы сидели здесь, - продолжал я. - Возможно, вот на этом самом табурете. Правильно? Она молча кивнула. - И разумеется, при столкновении вы ударились о переднюю переборку. Скажите, мисс Росс, где металлический выступ, нанесший вам колотую рану в спину? Она взглянула на шкафчики, потом на меня. - Вы... За этим вы и привели меня сюда? - Где он? - повторил я. - Не знаю. - Покачав головой, она шагнула назад. - Какое это имеет значение? Про какие наркотики вы говорите? Скажите, прошу вас. Молча взяв ее за руку, я привел стюардессу в радиорубку. Направив луч фонаря на верхний угол корпуса рации, произнес: - Кровь, мисс Росс. И волокна синей материи. Кровь из вашей раны... Материя - та, из которой сшита ваша тужурка. Именно здесь вы сидели или стояли в момент аварии; жаль, что вы потеряли равновесие. Правда, пистолет из рук не выпустили. - Широко раскрыв глаза, она смотрела на меня. Лицо ее походило на маску из белого папье-маше. - Что же вы не реагируете на подсказку, мисс Росс? Надо было спросить: "Какой еще пистолет?" Я бы вам ответил: "Тот самый, который вы наставили на помощника командира самолета". Жаль, что вы не убили его с первого раза, верно? Правда, ошибку свою вы исправили. Задушить раненого оказалось куда проще. - Задушить? - с усилием выдавила она. - Молодцом, к слову сказано, - подхватил я ее. - Вы же задушили его прошлой ночью. - Вы с ума сошли, - едва слышно произнесла стюардесса. Губы ее были неестественно яркими на посеревшем лице. В огромных глазах застыли ужас и отчаяние. - Вы с ума сошли, - повторила она, запинаясь. - Я рехнулся, - согласился я. Снова схватив стюардессу за руку, я потащил ее в кабину управления и уперся лучом фонаря в спину командира авиалайнера. - И об этом вам ничего не известно? - Подавшись вперед, я отогнул полу тужурки, чтобы показать пулевое отверстие в спине убитого. В этот момент я обо что-то запнулся и едва не упал под тяжестью тела стюардессы. Издав стон, она рухнула на меня. Машинальным жестом я подхватил ее и опустил на пол, браня себя в душе за то, что поддался на уловку. Резким движением я ткнул два пальца под ложечку притворщице. Никакой реакции не последовало. Девушка действительно была в обмороке. Те несколько минут, которые я провел в ожидании, когда стюардесса очнется, были одними из самых мучительных в моей жизни. Я клял себя за глупость, непростительную слепоту, а больше всего за жестокость. Грубость и жестокость, которые я проявил в отношении этой бедняжки, лежавшей на полу без чувств. Особенно в течение нескольких последних минут. Возможно, у меня вначале были причины для подозрений, но последние мои действия были совершенно неоправданны. Если бы я не был так ослеплен гневом и настолько уверен в своей правоте, что не допускал и мысли о том, что могу ошибиться, если бы всячески не старался найти доказательства ее вины, то очень скоро понял бы, что она не могла быть тем человеком, который час назад выпрыгнул из кабины летчиков, когда я кинулся за ним следом. По одной лишь той причине, что она не смогла бы без посторонней помощи проникнуть в самолет. Не только из-за раны, но и из-за хрупкого сложения. Доктор мог бы и сообразить. Она вовсе не притворялась, когда сорвалась и упала в снег. Но понял все это я лишь теперь. Я продолжал осыпать себя бранными словами, когда стюардесса шевельнулась и вздохнула. Она медленно открыла глаза. Увидев меня, девушка отпрянула в сторону. - Все в порядке, мисс Росс, - принялся я уговаривать ее. - Не бойтесь. Я не сумасшедший, уверяю вас. Просто самый большой болван из всех, кого вам доводилось видеть. Я виноват, страшно виноват перед вами за все, что я вам наговорил. Что причинил вам. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? Вряд ли она услышала хотя бы одно слово из сказанных мною. Может быть, ее успокоил их тон, каким они были сказаны. Не знаю. Вздрогнув всем телом, она с усилием повернула голову в сторону кабины пилотов. - Убийство! - едва слышно прошептала она. Внезапно шепот перешел в крик. - Он убит! Кто... кто его убил? - Успокойтесь, мисс Росс. - Господи, какие глупости я говорю. - Не знаю. Единственное, что мне известно, - это то, что вы ни при чем. - Нет, - мотнула она головой. - Не верю, не могу поверить. Капитан Джонсон. Зачем кому-то понадобилось убивать его? Ведь у него не было врагов, доктор Мейсон! - Возможно, у полковника Гаррисона тоже не было врагов, - кивнул я в сторону хвостовой части самолета. - Но его тоже убили. Широко раскрытыми глазами стюардесса в ужасе посмотрела назад. Она беззвучно шевелила губами. - Его убили, - повторил я. - Как и командира. Как и помощника командира самолета. Как и бортинженера. - Кто же? - прошептала она. - Кто? - Они. Знаю только одно - не вы. - Нет, - выговорила девушка, содрогнувшись веем телом, и я крепко обнял ее. - Мне страшно, доктор Мейсон. Я боюсь. - Вам незачем... - начал было я глупую фразу. Но вовремя понял ее бессмысленность. Раз среди нас появился беспощадный, никому неизвестный убийца, есть все основания бояться. Я и сам испугался, но признаваться в этом не стал: вряд ли это поднимет настроение бедной девушки. Поэтому начал говорить. Я поделился с нею всем, что нам стало известно, своими подозрениями, сообщил о том, что со мной произошло. Когда я закончил свой рассказ, она, глядя на меня непонимающими, напряженными глазами, тихо спросила: - Но почему я очутилась в радиорубке? Ведь меня туда отнесли, правда? - Наверно, - согласился я. - Почему? Очевидно, кто-то пригрозил вам пистолетом и намеревался убить вас обоих в том случае, если второй офицер - вы его назвали Джимми Уотерманом - не станет подыгрывать преступникам. Почему же еще? - Почему же еще? - эхом отозвалась она. В ее широко раскрытых глазах стоял страх. - А кто же другой? - Как это "кто другой"? - Неужели не понятно? Если один из преступников целился в Джимми Уотермана, то кто-то еще стоял рядом с командиром самолета. Сами понимаете. Ведь не мог один и тот же человек находиться одновременно в двух местах. Но капитан Джонсон, очевидно, выполнял приказания злоумышленника, как и Джонни. Даже ребенку было понятно, что это так. Но я до этого не додумался. Конечно, их было двое. Разве иначе они смогли бы заставить весь экипаж корабля плясать под их дудку? Господи, помилуй! Выходит, наше положение вдвое, нет, вдесятеро хуже, чем я предполагал. У нас в бараке девять мужчин и женщин. Двое из них убийцы. Убийцы, не ведающие жалости, готовые убивать ни за понюх табаку, если понадобится. А я не имею ни малейшего представления о том, кто они... - Вы правы, мисс Росс, - выдавал я, силясь казаться спокойным. - Как же я раньше не сообразил? - Я вспомнил о пуле, прошившей насквозь человека и пробившей обивку кресла. - Вернее, все это я видел, но не сумел связать факты воедино. Полковник Гаррисон и капитан Джонсон были убиты разным оружием. Один был убит выстрелом из крупнокалиберного пистолета наподобие "люгера" или "кольта". Второй - из пистолета поменьше, с которым справится и женщина. Я замолчал. Дамский пистолет! А может, именно дама и стреляла? Уж не та ли, что находится в моем обществе? Возможно, ее сообщник шел за мною нынче вечером. Тогда все встает на свое место... Нет, не может быть. Обморок имитировать невозможно. А что, если... - Дамский пистолет? - произнесла стюардесса, словно угадав мои мысли. - Возможно, именно я и стреляла. - Голос ее звучал неестественно спокойно. - Ей-Богу, я не вправе осуждать вас. Будь на вашем месте я, тоже стала бы подозревать всех до единого. Сняв с левой руки рукавицу и перчатку, она сняла с безымянного пальца кольцо и протянула мне. Рассеянно взглянув на него, я заметил гравировку и наклонился поближе: "Дж. У. -М. Р. 28 сент. 1958 г.". Я поднял глаза на стюардессу, на ее бледное, помертвевшее лицо. Она кивнула. - Два месяца назад мы с Джимми обручились. В качестве стюардессы я летала в последний раз. В Рождество мы должны были пожениться. - Отобрав у меня кольцо, девушка вновь надела его, и, когда повернулась ко мне, в глазах ее я увидел слезы. - Теперь вы мне верите? - зарыдала она. - Верите? Впервые за прошедшие сутки я повел себя разумным образом: закрыл рот и не открывал его. Даже не стал вспоминать странное ее поведение после аварии и позднее - на станции. Интуитивно я понимал, что иным оно и не могло быть. Я сидел, ни слова не говоря, и наблюдал за стюардессой. Сжав пальцы в кулаки, отсутствующим взглядом она смотрела перед собой. По щекам ее текли слезы. Внезапно она закрыла лицо руками. Я привлек ее к себе. Девушка не стала сопротивляться. Лишь уткнулась ко мне лицом в меховую парку и горько рыдала. Едва ли момент был подходящим для этого: ведь жених девушки умер несколько часов назад. Но именно в ту минуту я почувствовал, что влюбился в нее. Сердцу не прикажешь, его не заставишь повиноваться принятым нормам приличия. Я ощущал чувство, какого не испытывал с того ужасного события, которое произошло четыре года назад. Моя жена, с которой мы прожили в браке всего три месяца, погибла в автомобильной катастрофе. Я бросил медицину, вернулся к своему самому первому увлечению в жизни - геологии, поступил в аспирантуру, которую мне пришлось оставить из-за того, что началась вторая мировая война. После этого я начал странствовать в надежде, что новая работа, иные условия помогут мне забыть прошлое. Не знаю отчего, но при виде темной головки, зарывшейся в мех моей парки, сердце у меня сжалось. Хотя у Маргариты были чудесные карие глаза, красотой она не блистала. Возможно, то было естественной реакцией на мою прежнюю антипатию к ней; возможно, сочувствием к постигшей девушку утрате, чувством вины за то зло, которое я ей причинил, за то, что я подвергал ее опасности: тот, кто знал, что я подозреваю ее, наверняка мог сообщить об этом девушке. Возможно, произошло это попросту потому, что в просторной, не по росту парке Джосса она выглядела такой маленькой, смешной и беспомощной. Наконец я перестал анализировать причины внезапно пробудившегося во мне чувства к девушке. Хотя я и был недостаточно долго женат, однако знал, что у чувств свои законы, понять которые не под силу даже самому проницательному уму. Постепенно рыдания стихли. Девушка выпрямилась, пряча от меня заплаканное лицо. - Простите, - проронила она. - И большое вам спасибо. - Друзья плачут на этом плече, - похлопал я себя правой рукой. - Другое - для пациентов. - И за это тоже. Но я имела в виду иное. Спасибо за то, что не утешали, не говорили, как вам жаль меня, не гладили по голове, приговаривая: "Ну не надо" или что-то вроде этого. Я бы тогда не выдержала. - Вытерев лицо, она поглядела на меня по-прежнему полными слез глазами, и у меня снова екнуло сердце. - Что нам теперь делать, доктор Мейсон? - Возвращаться в барак. - Я о другом. - Понимаю. Что я могу сказать? Я в полной растерянности. Возникают сотни вопросов, и ни на один из них нет ответа. - А я даже не знаю всех вопросов, - с горечью проговорила стюардесса. - Всего пять минут назад выяснилось, что это не был несчастный случай. - Она недоверчиво покачала головой. - Слыханное ли дело, чтобы под угрозой оружия сажали гражданский самолет? - Я слышал о подобной истории. По радио. Месяц с небольшим назад. Дело было на Кубе. Несколько сторонников Фиделя Кастро вынудили приземлиться экипаж "Вискаунта". Только те выбрали местечко почище этого. По-моему, уцелел всего лишь один или два человека. Возможно, наши приятели, оставшиеся в бараке, и позаимствовали у них эту идею. - Но почему... почему они убили полковника Гаррисона? - Может, на него не подействовало снотворное, - пожал я плечами. - Может, он слишком много видел или знал. Может, и то и другое. - Но ведь... Ведь теперь им известно, что и вы видели и знаете слишком много. - Она глядела на меня такими глазами, перед которыми не устоял бы даже преподобный Смоллвуд, если бы вздумал громогласно бичевать порок. Правда, мне было трудно представить этого проповедника громогласно бичующим порок. - Неутешительная мысль, - согласился я. - Она не раз приходила мне в голову за последние полчаса. Пожалуй, раз пятьсот. -Перестаньте! Вижу, вы перепуганы не меньше моего. - Ее передернуло. - Давайте уйдем отсюда, прошу вас. Здесь так жутко и страшно. Что... что это? - Голос ее сорвался на высокой ноте. - Что вы имеете в виду? - Я попытался задать вопрос спокойным голосом, но нервно оглянулся. Пожалуй, и впрямь я перепугался не меньше, чем девушка. - Снаружи донесся какой-то звук, - едва слышно произнесла она, впившись пальцами в мех моей парки. - Словно кто-то постучал по крылу или фюзеляжу. - Ерунда, - оборвал я ее, но нервы у меня были натянуты как струна. - Вы начинаете... Я не докончил фразу. На сей раз я действительно услышал посторонний звук. Маргарита тоже. Она оглянулась в направлении звука, потом повернулась ко мне. Лицо напряжено, глаза расширены от ужаса. Оттолкнув от себя ее руки, я схватил пистолет и фонарь и бросился бежать. В кабине пилотов я остановился как вкопанный. Ну какой же я дурак! Оставил включенной фару-искатель в таком положении, что она слепила меня. Я представлял собой идеальную мишень для любого злоумышленника, прятавшегося в темноте с пистолетом в руке. Но колебания продолжались какое-то мгновение. Надо действовать, иначе останешься в западне на всю ночь или до тех пор, пока не разрядится аккумулятор. Я нырнул вниз головой через разбитое ветровое стекло и, задев в последний момент стойку, упал на землю, не успев сразу сообразить, что жив и невредим. Подождал пять секунд, весь превратившись во внимание, но ничего, кроме завывания ветра да шороха льдинок, несущихся по насту, не услышал. Правда, никогда прежде шорох этот не был столь отчетлив (ведь я никогда раньше не лежал на мерзлой земле с откинутым капюшоном), а стук сердца столь громок. Затем вскочил на ноги, размахивая фонариком, который точно косой рассекал темноту, и побежал, скользя и спотыкаясь, вокруг самолета. Дважды обежав вокруг машины, каждый раз в противоположном направлении, я никого не обнаружил. Остановившись у носа авиалайнера, я негромко позвал Маргариту Росс. Когда она появилась в окне, я заверил ее: - Все в порядке, никого тут нет. Нам с вами это только померещилось. Спускайтесь вниз. - Вытянув руки, я поймал девушку и осторожно поставил наземь. - Зачем вы бросили меня одну, зачем вы меня бросили? - волнуясь, повторяла она. - Это... это было ужасно! Мертвецы... Зачем вы' меня оста... бросили? - Виноват. - Рассуждать о несправедливости женщин, отсутствии у них здравого смысла и логики было не время и не место. Тем более что на долю бедняжки с лихвой досталось бед, испытаний и грубости. - Виноват, - повторил я. - Мне не следовало этого делать. Я просто не подумал. Девушка дрожала всем телом. Я обнял ее, прижал к груди и держал в таком положении до тех пор, пока она не успокоилась. Затем взял в одну руку аккумулятор и фару-искатель, а в другую - ее руку, и мы оба двинулись в сторону станции. Глава 6. ПОНЕДЕЛЬНИК с семи вечера до семи утра вторника К тому времени, как мы вернулись в барак, Джекстроу со своими помощниками успели собрать и установить кузов. Кое-кто уже спускался вниз, в нашу берлогу. Проверять качество сборки я не стал: если Джекстроу за что-то берется, делает он это добросовестно. Он, должно быть, искал меня, но расспрашивать при посторонних, где я пропадал целый час, не стал. Дождавшись, когда все остальные уйдут, я взял его под руку и отвел в сторону, где нас никто не смог бы подслушать. Однако далеко мы не удалялись, чтобы не терять из виду желтоватый огонек в световом люке: заблудиться еще раз не хотелось. Молча выслушав меня, Джекстроу спросил: - Что будем делать, доктор Мейсон? - Смотря по обстоятельствам. Разговаривал с Джоссом? - Пятнадцать минут назад. В туннеле. - Что с передатчиком? - Боюсь, ничего не выйдет. Не хватает нескольких конденсаторов и ламп. Он искал их повсюду. Считает, что запасные детали у него похитили. - Может, еще найдутся? - предположил я, сам не веря тому, что говорю. - Две лампы уже нашлись. В глубине туннеля. От них осталась кучка битого стекла. - Наши "друзья" ничего не упускают из виду! - вполголоса выругался я. - Выходит, иного выбора у нас нет. Ждать больше нельзя. Отправляемся как можно раньше. Но прежде всего нужно как следует выспаться. - Двинемся в Уплавник? - Там, близ устья глетчера Стрейзунд, находилась база нашей экспедиции. - Думаете, мы туда доберемся? Так же, как и я, Джекстроу думал не о тяготах и опасностях зимнего похода в условиях Арктики, хотя они и представляли собой серьезную проблему для нас, оснащенных допотопным "Ситроеном", а о том обществе, в котором нам придется находиться. Было совершенно очевидно, что неизвестные преступники смогут избежать правосудия или, по крайней мере, ареста и допроса лишь в том случае, если из всей компании уцелеют одни они. - Шансы у нас невелики, - заметил я сухо. - Но их будет еще меньше, если останемся здесь. Тогда голодная смерть нам обеспечена. - Это верно. - Помолчав, он заговорил о другом. - По вашим словам, нынче вечером вас пытались убить. Не кажется ли вам это странным? А я-то решил, что нам с вами нечего опасаться. По крайней мере, несколько дней. Я понял, что он имел в виду. Кроме нас с Джекстроу вряд ли можно было найти кого-то во всей Гренландии, кто сумел бы завести трактор, тем более работать на нем. Лишь Джекстроу мог управляться с собачьей упряжкой. Что же касается ориентировки по звездам или магнитному компасу, что весьма сложно в высоких широтах, то вряд ли кто-то из пассажиров был в ладах с этим искусством. То, что мы были знатоками своего дела, гарантировало нам жизнь хотя бы на ближайшее время. - Ты прав, - согласился я. - Но, по-моему, они об этом не думали, поскольку не придавали значения обстоятельствам. Надо заставить их осознать всю серьезность обстановки. Тогда мы оба обезопасим себя. Пока мы. не отправились в поход, надо все поставить на свое место. Вряд ли это придется по нраву нашим новым знакомым, но ничего не попишешь. - Я объяснил свой план Джекстроу, и тот, подумав, кивнул головой. Через две-три минуты после того, как мой товарищ спустился в барак, я последовал его примеру. Все девять пассажиров сидели внизу. Точнее, восемь; девятая, Мария Легард, исполняла обязанности шеф-повара. Я обвел сидящих внимательным взглядом. Впервые в жизни я смотрел на людей, пытаясь определить, кто из них убийцы. Ощущение было не из приятных. Поначалу мне показалось, будто любой - или любая - мог быть потенциальным или фактическим преступником. Правда, даже допуская подобную мысль, я отдавал себе отчет в том, как она могла появиться. Ведь в моем сознании убийство ассоциировалось с отклонением от нормы. При теперешних же совершенно немыслимых обстоятельствах пассажиры в своих громоздких, нелепых костюмах, все как один, казались далеко не нормальными. Но потом, приглядевшись повнимательней, перестав обращать внимание на неестественность обстановки и нелепость одежды, я увидел перед собой лишь горстку дрожащих от холода, топающих ногами, чтобы согреться, несчастных и вполне обыкновенных людей. Но так ли уж они обыкновенны? Можно ли сказать это о Зейгеро? Х)н обладал телосложением, силой, быстротой реакции и темпераментом первоклассного боксера тяжеловеса. Однако на боксера был совсем не похож. Не потому, что он, очевидно, образованный и культурный молодой человек. Такие боксеры не редкость. Дело было в другом: на лице его я не обнаружил ни единой отметины. Даже шрамов на бровях. Кроме того, я ни разу не встречал его фамилии на афишах. Правда, подобный факт еще мало о чем говорит. Будучи медиком, я не выношу зрелищ, в которых один homo sapiens старается нанести увечье другому, поэтому спортом мало интересуюсь. Возьмем того же Солли Левина, его импресарио или, скажем, преподобного Джозефа Смоллвуда. Солли совершенно не похож на импресарио боксера-профессионала из Нью-Йорка. Скорее, его можно было назвать карикатурой подобного типажа, насколько я мог судить. Преподобный Смоллвуд - кроткий, мягкий, чуточку нервный, чуточку анемичный человек, какими нам часто изображают служителей культа и какими они почти никогда не бывают в действительности, - настолько соответствовал стереотипу, что все его поступки, реакцию, замечания можно было заранее предсказать и не ошибиться ни на йоту. Однако я знал, что убийцы настолько умны и рассудительны, что стараются не походить на расхожий персонаж, чтобы не выдать себя. Правда, они могут оказаться настолько хитры, чтобы поступать как раз наоборот. Личность Корадзини тоже оставалась загадкой. Проницательные, умные, крутые бизнесмены и предприниматели - типичный продукт американского образа жизни. Именно таким продуктом и являлся Корадзини. Однако, в отличие от рядового бизнесмена, обладающего лишь крутым характером, Корадзини, кроме того, был крут и физически. Эту крутость, даже жестокость, я это понял, он без колебаний проявит в любом деле, даже в том, которое не имеет прямого отношения к бизнесу. Я был готов подозревать Корадзини, но по причинам, совершенно противоположным тем, по которым подозревал Левина и преподобного Смоллвуда. Корадзини не укладывался ни в какие рамки, он совершенно не был похож на типичного американского предпринимателя. Что же касается двух оставшихся мужчин, Теодора Малера, низенького еврея, и сенатора Брустера, то первый был в моих глазах более подозрителен. Но когда я попытался выяснить почему, то не смог привести никаких иных причин кроме того, что он худ, смугл, озлоблен и скрытен. Чем это можно было объяснить, кроме того, что у меня сложилось о нем предвзятое мнение, я не мог сказать. Что касается сенатора Брустера, то он был вне подозрений. Правда, в следующую минуту в голову мне пришла мысль, поразившая меня. Если кто-то хочет оказаться вне подозрений, он должен надеть на себя личину человека, который действительно вне подозрений. Откуда мне знать, что он сенатор Брустер? Достань пару липовых документов, обзаведись белыми усами и седой шевелюрой вдобавок к цветущей физиономии - и вот тебе сенатор Брустер. Правда, играть такую роль неопределенно долго невозможно. Но ведь это и не требуется. Положение мое было тупиковое, я это понимал. Я лишь все больше запутывался, чувствовал себя все менее уверенно и все больше подозревал всех. Даже женщин. Возьмем молодую немку, Елену, уроженку Мюнхена, расположенного в Центральной Европе. Атмосфера лжи и обмана, царившая вблизи железного занавеса, допускала все, что угодно. Однако мысль о том, что семнадцатилетняя девушка может оказаться закоренелой преступницей (вряд ли речь идет о новичках) , была нелепой. Да и перелом ключицы - подтверждение того, что авария была для нее неожиданностью, - служит сильным аргументом в пользу невиновности девушки. Миссис Дансби-Грегг? Та принадлежала к обществу, которое я знал лишь понаслышке, по рассказам своих коллег, врачей-психиатров, которые ловили крупную рыбу в мутной воде жизни молодых лондонских аристократок. Однако шаткость их положения, неврозы, не говоря об их частых финансовых затруднениях, не носили криминального характера. Кроме того, представителям этого общества недоставало тех качеств, какими в полной мере обладали Зейгеро и Корадзини, - физической силы и решительности, необходимых в таком деле. Однако как обобщать, так и вдаваться в детали одинаково опасно; что собой представляет миссис Дансби-Грегг как личность, мне было абсолютно неизвестно. Единственной моей опорой, островком безопасности в море неуверенности была Мария Легард. Если я ошибся в ней, то был не одинок. Выходит, миллионы других людей тоже ошиблись в ней, а этого не может быть. Есть вещи, которые просто нельзя себе представить. Это был именно тот самый случай. Мария Легард была вне подозрений. Во внезапно наступившей тишине я услышал глухой стук лениво вращавшихся чашек анемометра и шипение лампы Кольмана. Собравшиеся уставились на меня со смешанным чувством удивления и любопытства. Внешне бесстрастный и небрежно рассеянный, я тем не менее дал ясно понять присутствующим, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Об этом все догадались, все девять пассажиров авиалайнера. То обстоятельство, что я оказался в центре всеобщего внимания, было мне на руку. Появление Джекстроу с магазинным винчестером под мышкой осталось никем не замеченным. Палец он держал на спусковом крючке. - Прошу прощения, - произнес я. - Знаю, таращить глаза невежливо. Правда, теперь ваша очередь это делать. - Я кивнул в сторону Джекстроу. - В каждой экспедиции имеется одна-две винтовки. Чтобы защищаться от медведей и волков и добывать тюленину для собак, если члены экспедиции находятся вблизи побережья. Никогда не думал, что оружие пригодится на вершине ледника. Чтобы защищаться от еще более опасных хищников, чем белые медведи или волки. Мистер Нильсен удивительно меткий стрелок. Не вздумайте шутить. Руки за голову! Это касается каждого из вас. Словно по мановению волшебного жезла, глаза присутствующих обратились .ко мне. Я успел вытащить "беретту" калибра 9 миллиметров, которую извлек из кобуры полковника Гаррисона. На сей раз я не забыл снять пистолет с предохранителя. В стылой тишине барака щелчок прозвучал неестественно громко. - Что еще за произвол, черт бы вас побрал? - побагровев, закричал сенатор Брустер, вскочивший на ноги. Он было кинулся на меня, но тотчас остановился как вкопанный. В тесном помещении выстрел из винчестера прозвучал оглушительно. Когда же эхо выстрела стихло и дым рассеялся, все увидели, что сенатор с побелевшим лицом разглядывает отверстие в досках пола. Должно быть, Джекстроу не рассчитал, и пулей пробило рант на обуви сенатора Брустера. Однако эффект превзошел все ожидания. Сенатор, пятясь, с трудом сел на койку. Он настолько перепугался, что забыл положить руки на затылок. Но я не придал этому значения: теперь государственный муж будет смирным. - 0'кей, вижу, вы не шутите. Мы в этом убедились, - растягивая слоги, произнес Зейгеро, однако руки на затылок положил. - Мы знаем, вы не станете бросать слов на ветер, док. Стряслось что-нибудь? - Стряслось, - жестко ответил я. - Двое из вас убийцы. У обоих пистолеты. Сдайте ваше оружие. - Коротко и ясно, милый юноша, - проговорила Мария Легард. - Короче не скажешь. Вы что, рехнулись? - Опустите руки, мисс Легард. В число подозреваемых вы не входите. Нет, я не рехнулся. Как и вы, я в здравом уме и твердой памяти. Если же вам нужны доказательства, вы их найдете на борту самолета или в вырубленной во льду могиле. У командира самолета пулей пробит позвоночник, у пассажира на заднем кресле прострелено сердце, второй пилот был задушен. Да, задушен. Смерть наступила от удушья, а не от кровоизлияния в мозг, как вам сообщили. Задушен во сне. Вы мне верите, мисс Легард? Или желаете прогуляться к самолету, чтобы убедиться в истинности моих слов? Она не сразу ответила. Никто не произнес ни слова. Все были ошеломлены и не успели прийти в себя от услышанного. Все, кроме двух преступников. Но, как ни старался, я не смог заметить в лицах присутствующих ничего, что могло бы обнаружить среди них убийц - ни единого ложного жеста, ни малейших признаков вины. В глубине души я надеялся, что преступники обменяются взглядами. Но надежда не оправдалась. Убийцы умели владеть собой. Я испытывал горечь поражения. - Приходится верить вам, - так же медленно произнесла Мария Легард. Правда, в голосе ее звучала неуверенность, а в лице не было ни кровинки. Взглянув на стюардессу, старая актриса спросила: - Вы знали об этом, милая? - Узнала всего полчаса назад. Доктор Мейсон подозревал меня. - Боже мой! Какой... какой кошмар! Какой ужас! Двое из нас убийцы! - Сидя у камелька, Мария Легард оглядела остальных восемь человек, потом поспешно отвела взор. - Может быть... Может быть, вы нам все расскажете, доктор Мейсон? Я так и сделал. Возвращаясь из похода к самолету, я размышлял, следует ли сохранять свое открытие в тайне. И решил, что не следует. Если бы я промолчал, то все равно не сумел бы обмануть убийц, ведь они уже знали, что мне известно об их существовании. Теперь же пассажиры глаз друг с друга не будут сводить. Мне это будет на руку, а убийцам станет труднее заниматься своими черными делами. - Вставайте по очереди, - добавил я, закончив свой рассказ. - Мистер Лондон обыщет каждого из вас. Прошу не забывать: я знаю, с кем имею дело. И церемониться не стану. Когда подойдет ваша очередь, стойте спокойно, не делайте резких движений. Стрелок я аховый, поэтому целиться буду в туловище. - Я так и подумал, - заметил Корадзини. - Что вы подумали, неважно, - отрезал я. - Но испытывать судьбу не советую. Джосс начал с Зейгеро. Обыскивал он его старательно. На лице боксера появилось злое выражение; он не спускал глаз с моего пистолета. Не найдя ничего, Джосс занялся Солли Левином. - Нельзя ли узнать, почему я оказалась вне подозрений? - внезапно спросила Мария Легард. - Вы? - отозвался я, не сводя глаз с Солли. - Мария Легард? Бросьте ерунду нести! - Ваш лексикон и тон оставляют желать много лучшего. - Старая актриса была, видимо, тронута, но голос ее все еще дрожал. - Однако лучшего комплимента мне не доводилось слышать. И все же я настаиваю на том, чтобы обыскали и меня. Не желаю, чтобы на меня пала хоть тень подозрения, если оружие не будет найдено. Оружие действительно не удалось найти. Джосс обыскал мужчин, Маргарита Росс - женщин, причем высокомерная миссис Дансби-Грегг возмутилась. Но ни тот, ни другая ничего не обнаружили. Джосс невозмутимо посмотрел на меня. - Принеси их багаж, - приказал я. - Чемоданчики, которые они с собой приготовили. - Вы только зря тратите время, доктор Мейсон, - заметил Ник Корадзини. - Даже малому ребенку, а не то что преступнику, было бы понятно, что вы станете нас обыскивать. Пистолеты, о которых вы толкуете, можно было спрятать в кузове трактора, в нартах или под тонким слоем снега, чтобы можно было в любой момент достать их. Какой дурак станет держать оружие при себе? Ставлю тысячу против одного, что вы ничего не найдете. - Может, вы и правы, - медленно проговорил я. - Но, если б я был одним из убийц и спрятал оружие в чемодан, то заговорил бы так же, как вы. - Говоря вашими же словами, бросьте ерунду нести! - воскликнул он, вскочив на йоги. Под нашими с Джекстроу внимательными взглядами он направился в угол, сгреб в охапку груду "дипломатов" и сумок и швырнул их мне под ноги. - С какого начнете? Вот это мой чемодан, вот саквояж его преподобия. Это... - Он посмотрел на бирку. -Это портфель сенатора. Чей последний чемодан, не знаю. - Мой... - холодно заметила миссис Дансби-Грегг. - Ах, наряды от Баленсьяги, - усмехнулся Корадзини. - Ну, так кто же, док... - Замолчав, он выпрямился и посмотрел на световой люк. - Что за чертовщина? Что там происходит? - Номер не пройдет, Корадзини, - поспешил предупредить я. - Винтовка Джекстроу... - Плевать мне на его винтовку! - отрезал он. - Сами посмотрите. Знаком велев ему посторониться, я взглянул наверх. Спустя две секунды я кинул пистолет Джоссу, поймавшему его на лету, и устремился к выходу. Во мраке ночи самолет походил на горящий факел. Несмотря на то что до него было полмили и ветер дул в сторону авиалайнера,