х пор Ингрем все делал по своему усмотрению, и мы, как вы знаете, ни разу не могли его взнуздать. Если бы не избирательная кампания и не его связи в конгрессе... Он не договорил, но я не хуже его знал, что он хотел сказать: Артур Виктор Ингрем достался Роудбушу в наследство от предыдущего правительства. Ему бы, конечно, хотелось видеть на этом посту своего человека, однако приходилось считаться с реальностью. В момент избрания Роудбуша сторонники Ингрема были настолько сильны и влиятельны, что попытка отстранить его привела бы к немедленному взрыву. В обеденных залах уединенной крепости ЦРУ, среди лесов Лангли, штат Вирджиния, конгрессменов еженедельно угощали не только отбивными на ребрышках и земляничным муссом, но и тщательно процеженной информацией секретных служб. Апартаменты самого Ингрема и его ближайших сотрудников занимали весь фасад на верхнем этаже здания, огромного как авианосец. В отличие от голой безликости большинства правительственных учреждений служебные помещения ЦРУ были отделаны с не меньшим вкусом и роскошью, чем в привилегированном клубе. Небольшие группы в пять-шесть человек Ингрем обычно принимал в своей личной столовой, где кресла с высокими спинками и обивкой из синего вельвета торжественно стояли вдоль стен, оклеенных серо-синими тиснеными обоями; отсюда открывался вид на лесистый холм над рекой Потомак, которая разделяла штаты Мэриленд и Вирджиния. Для встреч с более многочисленными гостями использовалась служебная столовая по другую сторону коридора. Здесь преобладали мягкие золотистые тона, а на полу лежал толстый коричневый ковер. Обе столовые обслуживали безмолвные официанты, отобранные после самой тщательной проверки. Ингрем требовал безупречного сервиса и изысканных блюд. Его повар был самым лучшим из всех работавших в правительственных учреждениях. В застольных беседах лидеры из Капитолия знакомились с самыми секретными сведениями, и даже свежеиспеченные сенаторы и конгрессмены подбирали крохи разведывательной информации, неизменно пробуждающие в них охотничий азарт. На этих сборищах Ингрем выглядел весьма импозантно; за обедом он был очаровательным светским хозяином, а позднее, скрываясь за паутиной дыма от своей тонкой сигары, иной раз даже приоткрывал завесу над деятельностью своих агентов в какой-либо стране. Обычно он выбирал маленькую страну, далекую от бурь дипломатической борьбы между Западом и Востоком. Ингрем завораживал слушателей пространными рассуждениями об идеологии, привычках и пристрастиях глав этой страны, об их продажности и их любовницах. Время от времени Ингрем называл имя какого-нибудь второстепенного правительственного чиновника этой страны, состоящего на содержании ЦРУ, и как бы невзначай упоминал его агентурную кличку или номер. Обрисовывая это сложное переплетение интриг, корыстолюбия и всяческих пороков, Ингрем преследовал несколько целей. Он хотел показать безошибочность и тонкость методов ЦРУ, отмести на этот счет всякие сомнения. Он щекотал самолюбие тех, кто стремился попасть в число избранных, приобщенных к тайне, а таких среди его слушателей, как правило, было большинство. А главное, он стремился подчеркнуть свое уважение к американскому правительству, свою якобы непоколебимую веру в неподкупность и лояльность конгрессменов, свою готовность выложить на стол все карты, чтобы члены законодательного собрания могли убедиться в его искренности. Обычно Ингрем заканчивал каким-нибудь смешным анекдотом, который еще более скреплял узы между национальным разведчиком N_1 и его добровольными осведомителями из конгресса. На последнем обеде он рассказал, например, как один бдительный сотрудник ЦРУ буквально "смыл" маску с лица некоего гвинейского депутата, оказавшегося двойным агентом. Этот человек оставил во время приема во французском посольстве для иностранного агента послание в металлической капсуле, спрятанной в бачке унитаза. Американский разведчик под видом слегка подвыпившего моряка пробрался в туалетную комнату, запер дверь и в конце концов отыскал капсулу в бачке, когда спустил в унитаз воду. Перед этим он тщательно обыскал туалетную комнату, потому что имел основание подозревать, что именно здесь и именно в часы дипломатического приема будет передано донесение. Послание оказалось малозначительным, однако оно разоблачило двойную роль гвинейца. Слушатели Ингрема покатывались со смеху. Одним словом, Ингрем умел подольститься к конгрессменам. Обычно он всегда мог уделить несколько минут для телефонного разговора с каким-нибудь знакомым сенатором или чиновником из Белого дома, который нуждался в услугах его ведомства за границей: сообщал информацию о стране, о ее главе, ресурсах, ориентации и т.д. Внимательный и вежливый, он всегда готов был помочь. Точно так же Ингрем обходился с влиятельными журналистами и комментаторами. Многим из них удавалось публиковать сенсационные статьи благодаря его скупым намекам. К моменту избрания президента Роудбуша Ингрем осуществил сокровеннейшую мечту всех честолюбивых начальников департаментов: он воздвиг себе неприступный замок, создал свой оплот - независимую мощную организацию. Его популярность и влияние на Капитолийском холме и среди журналистов можно было сравнить лишь с популярностью и влиянием Эдгара Гувера в дни расцвета ФБР. Президент, который вздумал бы сместить Ингрема, рисковал головой - безопаснее было иметь дело с тринитротолуолом. - Да, Артур - это проблема, - проговорил президент. "Артур" - сказал он, и имя это упало, как тяжелый камень. Никогда он не называл его просто "Арт". - Что ж, посмотрим, что он скажет завтра, - добавил президент. Я поднялся, собираясь уходить, и тут президент сказал: - Джин, может быть, вы поработаете сегодня подольше. Я бы хотел, чтобы вы посидели над черновиком моей речи по случаю Дня Труда. Меня не удовлетворяет первоначальный вариант. - И меня, - сказал я. - Разумеется, я останусь. Мне тоже хочется приложить к этому руку. Я был искренен. Составители речей, несколько бывших профессоров, питали пристрастие к элегантным фразам и абстрактным идеям. За ними надо было присматривать. Вот почему я допоздна работал в ту ночь на втором этаже западного крыла, когда раздался телефонный звонок Сусанны, жены Стивена Грира. 2 Она вернулась в свой старый кирпичный дом на Бруксайд Драйв в Кенвуде около шести часов вечера. Поставила машину в гараж, обогнула дом, с удовлетворением отметив, что трава между плитами дорожки аккуратно подстрижена. Торопиться было некуда. По четвергам Стив играл после работы в гольф. Сусанна Грир остановилась перед кирпичными ступенями лестницы и огляделась. После гнетущей дневной жары августовский вечер принес желанную прохладу, струйки ветра навевали тихую умиротворенность. Большой дом неизменно вызывал у нее это чувство: смесь уверенности и довольства, - успокаивал после мелочных дневных забот и обид. Он никогда не был мрачен, а теперь и подавно: свежая побелка ярко подчеркивала сочный цвет кирпичей. Дом Гриров поднимался тремя уступами, как будто каждый новый этаж был позднейшей надстройкой. Впрочем, так оно и было на самом деле. Словно секции подзорной трубы, этажи выдвигались над живой изгородью, и широкое окно кабинета Стива сверкало в закатных лучах на самом верху сквозь листву большого дуба. За спиной Сусанны вдоль изгиба подъездной дороги выстроились вишни. Дальше по травянистой лужайке змеился ручей, исчезая за вторым рядом вишневых деревьев. Весной Бруксайд Драйв одевался в пурпурно-розовый хрупкий наряд и становился похож на процессию невест. Но сейчас коричневая листва опадала на газоны. Яркими пятнами выделялись клумбы с циниями и ноготками по бокам от крыльца - эти цветы Сусанна специально высаживала к концу августа. Она подумала, что дом во многом похож на Стива: очень удобный, но с виду не очень-то привлекательный, безалаберный, никогда как следует не прибранный. Право, Стив временами становился невыносим, но каждый раз, когда она начинала уставать от него или злиться, он вдруг придумывал нечто совершенно невероятное или очертя голову бросался в какую-нибудь новую авантюру, никак не связанную с его почтенной деятельностью вашингтонского юриста. Так, например, однажды он вдруг увлекся вместе с Гретхен новой математикой и начал вычислять домашние расходы на основе какого-то "восьмого постулата". Затем был период, когда его заинтересовала "инфляционная лингвистика" Виктора Боржеса, и он изрекал всякие невозможные глупости вроде "двульяжа" (от трельяжа) и тому подобное. Один раз он забросил на целый год свою юридическую практику, сорвал с места семью и перебрался в Кембридж, где занялся в Гарвардском университете изучением восточного искусства. Был еще период, вернее лето, посвященное Уолту Уитмену, когда он повсюду ходил за Сусанной с бокалом в одной руке и "Листьями травы" в другой и декламировал во весь голос стихи. Но, подобно своему дому, Стив был эксцентричен лишь с виду. По существу, он оставался таким же консервативным, солидным и даже скучноватым, особенно когда погружался в свои сверхзапутанные законодательные дела. Его вряд ли можно было назвать красавцем. Серые глаза и редеющие рыжеватые волосы придавали ему тусклый библиотекарский вид. Но он был - как бы это сказать? - успокоительно-надежным. Она была уверена, что все еще любит его даже после двадцати шести лет замужества. Впрочем, что такое любовь? Чувство зависимости, страх перед одиночеством, привычка делиться повседневными неприятностями, рутина? А может быть, нечто более глубокое и непостижимое? Сусанна Грир вздохнула, бросила последний взгляд на дом и поднялась по ступеням. Она не успела повернуть ключ в замке, как умиротворенность ее сменилась приятным предчувствием, впрочем, уже с оттенком сожаления, потому что она знала, что и это, как всякое настроение, тоже пройдет. В темном холле она сбросила туфли, прошла в спальню на верхний этаж и сняла пояс с чулками. Она всегда с облегчением освобождалась от этой сбруи, прежде чем раздеться. Она сняла платье, расстегнула лифчик и некоторое время стояла так, впитывая всем телом прохладу и разглядывая одежду на вешалке. Сегодня она выбрала темно-зеленые шелковые брюки и такую же блузу. Шелковая ткань приятно холодила тело. За три года, с тех пор, как Гретхен уехала из дому, Гриры постепенно создали для вечеров по четвергам свой ритуал. Прислуга по четвергам была выходная. Они оставались одни. И эти вечера начинались для Сусанны с легкой чувственной дрожи в ванной и заканчивались много часов спустя, когда они со Стивеном валялись на низкой, по-королевски широкой постели и шутливо спорили, кому вставать, чтобы накрыться простыней. Когда Стив после короткой партии в гольф в "Неопалимой купине" возвращался около половины восьмого домой, он с одобрением оглядывал жену и льстил ей, радостно восклицая: "Ох, Львишка, эта штука на тебе просто восхитительна!" Затем они готовили себе коктейли в уютной библиотеке со старым кирпичным камином и книжными полками от пола до потолка. Мартини зимой, дайкири летом. Они обменивались услышанными за день сплетнями. Стив, конечно, мог порассказать больше интересного, чем Сусанна, благодаря своему знакомству с президентом Роудбушем и другими политическими деятелями, зато Сью знала почти всех дам из высшего вашингтонского общества и умудрялась порой огорошить мужа какой-нибудь сногсшибательной новостью. Он часто вставал с кресла, подходил и целовал ее. Они всегда говорили, что не станут пить больше двух коктейлей, но обычно выпивали по третьему, а то и по четвертому. Иногда Стив извинялся перед ней за то, что вернулся так поздно предыдущей ночью с закрытого заседания Потомакского проблемного клуба для высших правительственных чиновников. Если четвертый коктейль пробуждал ее всегдашнюю неприязнь к этим полночным бдениям по средам, она могла обрушиться на него с обвинением, что он все выдумывает с начала до конца - и клуб и проблемы, - лишь бы иметь повод задержаться на ночь в городе. Иногда ее упреки звучали достаточно язвительно. И не столько из-за его ночных отлучек по средам, сколько из-за того, что Стив решительно отказывался говорить об этих собраниях. Ни слова о том, где это происходит, кто присутствует и что они там обсуждают. Затем следовал обед, рюмка коньяку в библиотеке и снова разговоры о всякой всячине, а потом Стив уводил жену наверх, добродушно подталкивая и похлопывая ее сзади. Все это выглядело немножко нелепо. Двое людей не первой молодости - господи, Стиву было уже сорок девять лет, а ей всего на три года меньше! Она знала, что Гретхен, несмотря на все свои смелые рассуждения о сексуальных проблемах, сочла бы поведение отца и матери неприличным и смешным. Но, если и существовал какой-то другой образец супружеской любви, они со Стивом об этом не подозревали. К тому же - что скрывать? - эти вечера по четвергам удивительно возбуждали и молодили ее. Она посмотрела на свои часики. Без четверти семь. Пора и ей начинать игру. Сейчас она сядет у окна в глубокое кресло, обитое цветастым ситчиком, и постарается сделать вид, будто всем довольна и вовсе не сгорает от нетерпения. Она надела очки для чтения, взяла журнал "Холидей" и начала читать. Чего она хотела этим достичь - успокоиться, подавить радостное возбуждение? Нет, Сью, не лги. Для того, чтобы продлить удовольствие, растянуть его, как тянучку, замедлить мгновения. Она попыталась сосредоточиться на статье, но мысли ее не слушались. Вместо этого она начала думать о непонятных ночных отлучках Стива по средам. Закрытый клуб для высших чиновников, говорит он. Но кто они, где встречаются и о чем говорят до часу-двух ночи? Все это довольно туманно, и сегодня она заставит его рассказать правду, иначе... А что иначе? Она улыбнулась. А иначе - ничего. Вечера по четвергам были слишком драгоценны, чтобы портить их ссорами. Стив все равно не откроет тайны, а когда придет время, сам наверняка расскажет ей обо всем со всеми подробностями. Она снова взяла журнал и на сей раз по-настоящему погрузилась в чтение. Из-за этого она только через час с лишним обнаружила, что уже темнеет, и машинально потянулась к выключателю торшера зажечь свет. Она посмотрела на часы. Две минуты девятого. Стив опаздывал на полчаса. Она встала с кресла и прошла к парадной двери через холл, уже заполненный ночными тенями. Шум колес на подъездной дороге заставил ее ускорить шаг. Открыв дверь, она увидела зеленый седан, который задним ходом выезжал с их участка. Очевидно, кто-то свернул к ним по ошибке. Она вышла на кирпичное крыльцо и посмотрела на уходящий вниз Бруксайд Драйв. Бежевого с откидным верхом "олдсмобиля" Стива нигде не было видно. Она вернулась в дом, прошлепала в своих сандалиях на кухню и приготовила себе дайкири. Сью не сразу сообразила, что влила чересчур много рома. Дайкири всегда смешивал Стив. Ей было не по себе. По четвергам он никогда не опаздывал. Она вернулась в гостиную и снова принялась читать, на этот раз о последних лауреатах Клуба книги. Когда она опять взглянула на часы, было половина девятого. Куда он мог запропаститься? В ней поднималось раздражение. По крайней мере мог бы позвонить и сказать, что опаздывает. Она топнула ногой и против собственной воли начала припоминать разные мелочи, которые ее злили. Эти воскресные завтраки Стива в мужской компании... Его невозможные старомодные костюмы... Его обыкновение запускать проигрыватель на полную мощность... А как он смотрит на нее, если его случайно оторвешь от книги! Словно она совершила что-то неприличное. А его манеры! Почему он всегда почесывается, когда встает со стула? А как он откашливается, словно старый надутый судья перед речью... И никогда не вешает на место полотенце... О, список его милых привычек бесконечен! Да что он о себе воображает, этот Стивен Грир? Если он случайно стал другом президента, это еще не дает ему никакого права... Ну хватит, хватит, сказала она себе. И быстро зачеркнула перечень его пороков, выбросив всю эту чепуху из головы. Он был добр, обходителен, надежен. Временами бывал несносен, но эти милые глупости делали его обаятельным. Фантазер, забавник, остряк, да и вообще он ее муж и она его любит. Когда она допила дайкири, снаружи совсем стемнело. Она включила в гостиной еще две лампы. На ее часах было девять. Торопливое движение секундной стрелки заставило ее вздрогнуть. Было уже очень поздно. Где же Стив? Она зажгла свет в холле и некоторое время стояла, глядя на телефон. Затем набрала служебный номер Стива. Гудок прозвучал девять раз, но никто не ответил. Глупо, ведь ей же известно, что он в клубе, подумала она, нерешительно поглядывая на телефон. Позвонить в клуб? Она никогда этого не делала. Она презирала жен, которые беспокоили мужей в этих последних оставшихся мужчинам прибежищах. И все-таки это непохоже на Стива. Она протянула руку, чтобы набрать номер "Неопалимой купины", вашингтонского мужского клуба игроков в гольф, но вдруг сообразила, что не знает номера. Отыскав в гостиной очки для чтения, она перелистала справочник по Мэриленду и нашла телефон: 365-12-00. Прозвучало шесть равнодушных, длинных гудков, затем ответил мужской голос. - Простите, говорит миссис Грир. Я хотела бы поговорить с моим мужем, если он еще там. Она чувствовала себя непрошеной гостьей, которая стучится к соседям во время званого обеда. - Мы уже закрываем, - ответил голос. - Я переключу вас на бар. Похоже, он делает это неохотно. - О, благодарю вас. С какой стати она должна чувствовать себя неловко? Телефон молчал, затем сиплый голос произнес: - Девятнадцатая лунка слушает. - Говорит жена Стивена Грира. Извините за беспокойство, но у нас дома срочное дело. Могу я поговорить с мистером Гриром? - О, Сью! Это я, Мори Риммель... В его голосе звучало пьяное добродушие, и Сью легко представила себе лунообразную физиономию Риммеля, испещренную пурпурными прожилками. Она его почти не знала, однако Мори Риммель, лоббист [от англ. lobby - кулуары; в США - высокооплачиваемые закулисные деятели, агенты крупных банков и монополий, оказывающие влияние в кулуарах конгресса на конгрессменов], - кажется, он представлял стальную промышленность, - ко всем обращался запросто по имени. - Мне очень жаль, но Стива здесь нет, - сказал он. - Только мы с Джо Хопкинсоном доигрываем партию. - Простите, что беспокою вас, но мне очень нужен Стив, у нас тут кое-что стряслось. - Что-нибудь серьезное? - Ничего страшного. Просто семейные дела. Мори, вы не знаете, куда он уехал? - Увы, нет. Собственно, я даже не помню, чтобы он возвращался сюда, но я, наверное, не обратил внимания. Этот чертов Хопкинсон загреб у меня кучу денег. Стив, наверное, принял душ и уехал, не заходя сюда. Минуточку, Сью... Эй, Джо! - крикнул он бармену. - Ты не помнишь, когда испарился Стив Грир? Ответа Сью не разобрала, а Риммель сказал: - Подождите минутку, пожалуйста. Минутка растянулась на все три, пока Риммель снова не взял трубку. - Простите, Сью. Я тут справлялся у Джо. По совести, в последний раз мы видели Стива около шести у первой лунки. Предложили ему сыграть партию втроем, но он сказал, что только пройдет несколько лунок и в семь уедет, потому что его ждут дома. Значит, она зря ругала Стива! - Спасибо, Мори. Я... - Подождите, Сью! - прервал он. - Как я не догадался посмотреть, здесь ли его машина! У него с откидным верхом? - Да. "Олдсмобиль" бежевого цвета. Мори, мне, право, неловко. - Пустяки! Это займет всего минуту. Я сейчас вернусь. Но на этот раз прошло целых пять минут, прежде чем Риммель подошел к телефону. За это время она пододвинула кресло и закурила сигарету. Все это было странно. Она начинала беспокоиться. - Алло? Послушайте, Сью, тут что-то не так. - Голос Риммеля утратил пьяное благодушие. - Машина на стоянке, но Стива нигде в клубе нет. Мы с Джо проверили его кабину в раздевалке - их тут не запирают. Его костюм на месте. Но и ботинки для гольфа тоже здесь. Потом Джо вспомнил, что, когда мы встретили Стива у первой лунки, на нем были уличные туфли. - Разве это так уж необычно? - Она чувствовала себя немного растерянной. Она ничего не смыслила в гольфе. - Да, пожалуй. На Стиве был костюм для гольфа, кажется, свитер и спортивные брюки, вот мы и удивились, почему он в уличных туфлях? - Но кто-нибудь видел его после шести часов? - упавшим голосом спросила Сью. - И вы уверены, что его машина на стоянке? - Совершенно уверен. - Может быть, с ним что-нибудь случилось на поле? Поднося ко рту сигарету, она заметила, что у нее дрожит рука. - О, не думаю, во всяком случае только не с ним. Стив в прекрасной форме... Знаете, Сью, мы с Джо возьмем сейчас карт [небольшой открытый автомобильчик, в данном случае с электромотором, специально для разъездов по полю для гольфа], фонари и осмотрим все вокруг, так, для очистки совести. Понимаете? - Я сейчас приеду! - сказала она, позабыв на мгновение, что женщин не допускали на территорию "Неопалимой купины". - Я бы не стал этого делать. - Риммель заговорил медленнее, подчеркивая каждое слово. - Смешайте себе коктейль покрепче и ждите у телефона. Вы нам в любом случае ничем не поможете... И успокойтесь, золотко. Сидите себе и ждите, пока я не позвоню. Примерно через полчасика... В тот момент, когда она положила трубку, ее обожгла мысль: Мори Риммель подозревает, что Стив свалился где-нибудь на поле. Да, именно так! Мори думает, что Стив где-то лежит без сознания или, может быть... мертвый? И он не хочет, чтобы, когда они найдут труп, жена закатила истерику. Эта мысль причинила ей физическую боль, и она несколько минут сидела в оцепенении, глядя на телефон. Что же могло случиться? Сердечный приступ? Удар? Но у Стива великолепное здоровье. С другой стороны, в его возрасте бывает всякое. Сусанна медленно прошла на кухню и приготовила себе второй дайкири. Дом почему-то сразу показался ей холодным, она обхватила себя за плечи. Надо надеть свитер. "Девятнадцатая лунка", клубный бар с игорными столами, выходила высокими до потолка окнами на восемнадцатую площадку, а с другой стороны на десятую черту. Одну стену бара покрывали карикатуры на членов клуба, здравствующих и покойных, включая всех президентов, вплоть до последнего из них, Роудбуша. Риммель и Хопкинсон играли в рами за зеленым столиком возле этой юмористической галереи. Джо Хопкинсон, худощавый загорелый мужчина с глубоко посаженными глазами, сидел, тасуя карты с неумолимостью палача. Играли всего по одному пенсу за очко, но он вырвался далеко вперед. - Насколько я понял, нам предстоит расчет, а затем поиски, - сказал он. - Ага, - подтвердил Риммель. - Подсчитай там за последнюю партию, и я расплачусь. - Уже подсчитал, - сказал Хопкинсон. - Ты отстал на 3678 очков. Платим с округлением до пятерки. Итого с тебя тридцать пять долларов. Риммель вытащил бумажник из заднего кармана, отыскал банкноты в двадцать, десять и пять долларов и веером разложил их на столе. - А теперь, победитель, давай еще раз осмотрим кабины, - сказал он. Они отправились сначала к маленькой раздевалке со специальным душем, устроенным еще для Эйзенхауэра. Теперь здесь была кабина президента Роудбуша с маленькой табличкой: "Президент". Рядом с ней находилась кабина Грира, и Риммель с Хопкинсоном осмотрели ее еще раз. Серый городской костюм висел на вешалке, рубашка и галстук на крючках. На металлическом полу валялись шерстяные носки и ботинки для гольфа. - Не моту понять эту историю с ботинками, - сказал Хопкинсон. Они прошли через прилегающую душевую и умывальную, затем заглянули в обширную и сейчас пустынную общую раздевалку. Всюду еще горел свет. Цветные флажки государственных деятелей и военачальников, членов клуба "Неопалимая купина", свисали с потолка. Они прошли в салон и столовую, но не встретили ни души. В Старом клубе из камня и кирпича не осталось никого, кроме ночного сторожа. Риммель нашел в служебном помещении большой фонарь на аккумуляторах. Снаружи тонкая дымка заволакивала серп месяца, изливавшего рассеянный свет, словно запыленная лампочка. Риммель с Хопкинсоном прошли под навес, где стояли электрические карты для передвижения по полю, и Риммель начал по очереди освещать их номера. - Нет номера десятого, - сказал он наконец. - Должно быть, его и взял Стив. Они выкатили ближайший карт из бокса, и Хопкинсон сказал: - Веди ты. Знай я, что нам предстоит эта поисковая миссия, я бы не стал пить третий мартини. - Так ведь мы оба пили, - сказал Риммель. Он с трудом втиснул свой толстый живот между рулем и сиденьем и передал фонарь Хопкинсону, который начал освещать дорогу впереди. Это был мощный фонарь. Когда они доехали до первой отметки, луч света выхватил из темноты отрезок дороги на добрую сотню ярдов. - Давай осмотрим первые пять площадок, а потом проедем через восьмую до девятой, - сказал Риммель. - Если он хотел пройти всего несколько лунок, он бы пошел именно так. Ведь он сказал, что собирается только потренироваться, правда? - Точно, - ответил Хопкинсон. - Я буду светить по обеим сторонам. Если ничего не найдем, тогда вернемся и попробуем проехать еще немного по другой дорожке. Карт мягко катился по густой бермудской траве, но Риммель чувствовал, что все-таки еще пьян. Голова у него кружилась, и деревья, обрамлявшие дорогу, казались огромными. Луч фонаря упирался в них, и похоже было, что они плывут с прожектором на лодке по глубокому ущелью. - Ты думаешь, он тут где-то свалился? - спросил Риммель. - А что же еще? - ответил Хопкинсон. - Его машина на стоянке, одного карта не хватает, а его костюм висит в кабине. Что же он, стихи при луне сочиняет? Риммеля раздражал этот насмешливый тон Хопкинсона, словно они все еще зубоскалили за карточным столом. Это не вязалось с серьезностью положения. - Не похоже, чтоб ты был огорчен. - Плакать не собираюсь, - буркнул Хопкинсон. - Грир не из числа моих любимых персонажей. Знакомство с Роудбушем принесло ему, должно быть, не один миллион, а он ведет себя так, будто сам заработал эти денежки. - Стив неплохой парень, - сказал Риммель. - Он молодец. Он бы своего и так достиг. А то, что они с президентом друзья, это уж подливка к жаркому. Ты ему просто завидуешь. - Черту я завидую. Попробуй посидеть с ним за завтраком по воскресеньям, умрешь от скуки. - Ну да, он суховат, - согласился Риммель. - Зато когда немного оттает да еще зальет пару стаканчиков за воротник, он бывает чертовски забавным. Да что там говорить, Джо! Стив работает больше нас с тобой. Он не тратит времени на джинрами. - Для того и игра, чтобы тратить время, - ворчливо отозвался Хопкинсон. - Если ты не играешь, значит стараешься вырвать что-нибудь у кого-нибудь из клюва. Луч фонаря пометался справа налево и обратно и наконец осветил первую площадку. Хопкинсон прошелся лучом по бордюру, затем по окружающим деревьям и кустарнику, помятому неловкими игроками. От первой площадки они двинулись по картинговой дорожке к отметке N_3. Теперь Хопкинсон опустил фонарь и освещал только узкую полоску между обочин. - Какого черта ты там ищешь? - спросил Риммель. Свежий ветерок так и не выдул тумана из его головы, и он смутно чувствовал, что толку от него немного. - Ищу следы, - ответил Хопкинсон. В лимонно-желтых брюках и такой же спортивной рубашке он так и просился на рекламу "Виски для спортсмена". - Если карт исчез, это еще не значит, что его взял Грир. Может быть, он пошел пешком. - И тащил на себе сумку? - скептически осведомился Риммель. - Предположим, мы увидим следы, но что это нам даст? - Не знаю. Ты хотел, чтобы я играл с тобой в сыщиков среди ночи, вот я и стараюсь... Стой! - Хопкинсон наклонился и подобрал что-то с земли. - Хороший мяч, - пробормотал он. "Джо сам еще пьян", - подумал Риммель. Они покружили вокруг отметки номер два, посветив по сторонам, ничего не увидели и медленно покатили вниз, к центру длинной второй площадки. - Может быть, стоит проехать вдоль всей девятой площадки? - предложил Риммель. - Он мог передумать и пойти дальше напрямик. - Навряд ли, - ответил Хопкинсон. - Если он играл не торопясь, чтобы отработать удар, у него не хватило бы времени добраться до девятой отметки засветло. Ведь он хотел кончить к семи! А если бы он ускорил темп, он бы наткнулся на нас с тобой. Они осмотрели вторую площадку и короткую третью полосу с глубоким ровиком на холме, похожем на живот толстяка, затем повернули к четвертой отметке. Хопкинсон осветил черно-красную железную подставку для мячей с указанием дистанции: "4-439 ярдов". Рядом виднелась бетонная плита с надписью "Джон Д.Реллей" - в память о члене клуба, который на свои деньги благоустроил этот участок. Полоса N_4 круто поднималась по склону холма, ровик был перед самой площадкой. - Я бы не хотел, чтобы эта полоса носила мое имя, - сказал Хопкинсон. - Я здесь играю не чаще раза в год. - Уже слышали, не повторяйся. Они ехали между стоявшими будто на страже деревьями: дубами, белыми ясенями, гикориями и соснами с кизиловым подлеском, зелень которого уже покрывали медные пятна позднего августа. Карт скатился в небольшую ложбину, затем поднялся к площадке. На оранжевом флагштоке напряженно трепетал на окрепшем ветру треугольный красно-белый флажок. Хопкинсон посветил направо, на песчаную ловушку. - Смотри! - сказал Хопкинсон. Там, на полдороге к стене деревьев, стоял электрический клубный карт, совершенно пустой, если не считать кожаной сумки для гольфа на заднем сиденье. Это была машина номер десять. Деревянные ручки клюшек в ярких вязаных чехлах выглядывали из сумки, как головки четырех девушек, собравшихся на каток. Хопкинсон направил яркий луч фонаря на сумку и погладил пальцем кожаный ярлычок. - Это его сумка, - сказал он. - "С.Б.Г." Что означает "Б"? - Байфилд, - ответил Риммель. - Наверное, второе имя. Давай посмотрим вокруг. Может, он отошел в лес облегчиться? - С Грира станется, - проворчал Хопкинсон. - Любой другой сделал бы это прямо тут. Они вошли под полог стоявших полукругом деревьев. Хопкинсон освещал фонарем кусты и усыпанную сосновой хвоей почву. Первые несколько ярдов земля была довольно чистой, но потом пошла заваль из спутанных ветвей, сучьев, корней кустарника и молодых деревьев, местами примятых и поломанных игроками, которые, не рассчитав, перебрасывали мячи через площадку. Немного дальше вставала стальная решетчатая изгородь, отделявшая поле "Неопалимой купины" от коттеджей на Эрроувуд-роуд. В изгороди была калитка, Хопкинсон толкнул ее, но она оказалась запертой. Пришлось вернуться на площадку. Ветер крепчал, становилось холодно. Потрескивали ветви, слышался шорох листьев, похожий на шипение волн на берегу озера. Риммель отстегнул кармашек на спортивной сумке Грира, оттуда выпали два мяча для гольфа и, подпрыгивая, покатились из карта. - Не трогай сумку, Мори! Риммель, опустившись на корточки, подбирал мячи. - Это еще почему? - Пошевели мозгами, - сказал Хопкинсон. - Грира мы не нашли, так? Представь, что кто-нибудь подкрался и оглушил его. Тогда это дело касается полиции. Правильно? - Полиции? - на лунообразном лице Риммеля отразилось крайнее изумление. - Что за чепуха! И потом, при чем здесь сумка Грира? Однако он положил мячи на место, застегнул кармашек и отошел от карта. - Я ничего не знаю, - сказал Хопкинсон. - Думаю только, что лучше оставить все как есть. Они немного постояли в нерешительности. - Ты не знаешь, был у него подносчик мячей? - спросил Риммель. - Нет, - ответил Хопкинсон. - Последний достался нам с тобой... Послушай-ка... Он погасил фонарь и вытряхнул из пачки сигарету. - Далеко отсюда до Бердетт-роуд? - спросил Хопкинсон. Он осветил заросли справа. Ограда поворачивала под прямым углом недалеко от пересечения Эрроувуд-роуд с Бердетт-роуд, а затем тянулась к въезду в клуб со стороны Бердетт-роуд. - Наверное, ярдов семьдесят-восемьдесят, - сказал Риммель. - Давай посмотрим. Хопкинсон пересек площадку и вошел под деревья, Риммель двинулся за ним. Направленный вниз луч фонаря ложился ярким конусом на густой подлесок, прелые листья, сосновые иглы и опавшие сучья. Заросли были так густы, что им приходилось продираться сквозь них, раздвигая ветви руками. Они едва не угодили в яму, из которой когда-то брали грунт для дорожек; теперь сюда сваливали всякую лесную гниль. Лишь через пять минут они добрались до стальной решетчатой ограды высотой около шести футов; и еще на целый фут над ней в три ряда была натянута колючая проволока. - Что скажешь об этом? - спросил Хопкинсон. Он направил луч фонаря на нижнюю часть ограды между морщинистым дубом и гладким серым стволом американской березы. К ограде был прислонен деревянный ящик высотой около двух футов. Хопкинсон осветил землю, упругую и влажную. Он показал на следы ног и свежий вывороченный кусок дерна. - Здесь кто-то побывал, - сказал Хопкинсон. - Похоже, что ящик перекинули снаружи, он и взрыл землю. Затем он посветил по ту сторону ограды. - Как будто следы от каблуков, ты не находишь? Риммель посмотрел сквозь решетку. - Не знаю. Но, если он взобрался на ограду и спрыгнул, он бы приземлился на носки, не так ли? - Что ты меня спрашиваешь? Ему почти пятьдесят. Откуда мне знать, как прыгают старики. - Сам Хопкинсон только что отпраздновал свое сорокапятилетие. - Во всяком случае, мне кажется, что почва здесь взрыта... с обеих сторон. - Из меня неважный детектив, - пожаловался Риммель. Голова у него трещала от паров мартини. Он не мог представить, как бы он взгромоздил свои 240 фунтов на эту стальную решетку, да потом еще перепрыгнул, не задев три ряда колючей проволоки. Неужели Грир на это способен? На дороге показалась машина. Свет автомобильных фар приближался, поднимаясь и опускаясь на узкой холмистой Бердетт-роуд. Хопкинсон инстинктивно выключил фонарь. В доме через дорогу хлопнула входная дверь. - Вернемся в клуб, - предложил Хопкинсон. У электрического карта они задержались, отряхивая с одежды лесной мусор. - Ничего не понимаю, - сказал Хопкинсон. - Грир старательный игрок, не то чтобы хороший, но очень старательный. Он говорит, что идет тренироваться, однако не надевает ботинки для гольфа. - Ну и что? - Надеть спортивный костюм он потрудился, а вот ботинки не надел. Дальше, он оставляет свою машину на стоянке, оставляет свой карт вместе с сумкой на самой вершине холма за четвертой площадкой. И где-то сидит, затаясь, пока на поле почти никого не остается. После этого он перебирается через ограду. - Вот как? - Риммель кряхтел, втискивая свою тушу за руль. - Похоже, он задумал улизнуть с поля еще до того, как начал тренироваться. Он остался в уличных туфлях, в которых удобнее ходить, обошелся без подносчика, чтобы тот ему не мешал, и бросил свой карт с сумкой и клюшками в таком месте, чтобы их сразу нашли и сохранили для него. - Но зачем? - Какого черта ты меня спрашиваешь? Этого человека ты знаешь лучше, чем я. - Я думаю, надо нам проехать до конца пятой площадки и оттуда вернуться к девятой, - сказал Риммель. На самом деле он думал о том, что ему еще предстоит звонить Сусанне Грир. - Не знаю, что с ним стряслось. Может, он себя плохо почувствовал, карт отказал, и он пошел обратно пешком. Хопкинсон презрительно хмыкнул и полез в карт N_10, где была сумка Грира. Едва он нажал на педаль, машина сразу же тронулась. - Машина работает, - сказал Хопкинсон. - Мори, пошевели, наконец, мозгами! Ящик у ограды, следы, карт и оставленная в нем сумка. Стив просто смылся, друг мой. - Возможно, - сказал Риммель. - Но все-таки надо посмотреть. - Ладно, - буркнул Хопкинсон, залезая на сиденье. - Но мы ищем человека, которого здесь нет. Они доехали по дорожке N_5 до восьмой площадки и по дорожке N_9 двинулись обратно к клубу. Хопкинсон освещал поле по обеим сторонам. Влажная бермудская трава густым темным ковром стлалась под колесами, ветер шумел в вершинах деревьев. Один раз кролик перебежал им дорогу, оглянулся и упрыгал в темноту. Больше они не нашли ничего. - Ну что, сдался? - спросил Хопкинсон, когда Риммель повел электрический карт мимо девятой площадки. Риммель кивнул, почесал толстый живот и остановил карт рядом с другими. - Может, надо было забрать его сумку? Какой-нибудь мальчишка еще стащит клюшки... - Плюнь на это, - сказал Хопкинсон. - Если сумку сопрут, туда ей и дорога. Незачем нам лезть в это дело!.. Кстати, в его машине остались ключи? - Не помню. Они прошли на стоянку и увидели, что ключи торчат в замке зажигания "олдсмобиля". Когда они вернулись в бар, Риммель сказал: - Чудная история. Все одно к одному. Наверное, ты прав. Похоже, он заранее задумал улизнуть с поля с четвертой площадки. - Я позвоню Сью, - добавил он. - Удовольствие небольшое. - Мда. Но ты скажи ей, что мы абсолютно уверены: он жив и здоров. Риммель нахмурился. - Но у нас нет такой уверенности. По видимости все как будто так, а вдруг он лежит где-нибудь за оградой без памяти? Он показал рукой на поле; луна спряталась за тучи, и теперь там было совершенно черно. Хопкинсон покачал головой. - Не похоже. Держу пари, он где-то в другом месте, не знаю где, но на своих двоих и в полном здравии. Сусанна Грир медленно положила трубку, чувствуя, как волны отчаяния захлестывают едва возникший островок надежды. Спортивная сумка... ботинки для гольфа и городской костюм Стива в кабине раздевалки... играл без подносчика. Все, о чем говорил Мори Риммель, казалось ей непонятным. А ключи в замке зажигания... Это важно? Ящик к ограде мог прислонить кто-нибудь другой, думала она, наверное, ребятишки. Она уже сомневалась, правильно ли поступила, когда попросила Риммеля не обращаться пока в полицию. Но она хотела выиграть время, чтобы все обдумать... и чтобы Стив успел вернуться. А что, если на него снова накатило, он бросил клюшки на поле и отправился домой пешком? Нет, это нелепость. Когда Стив принимал какое-нибудь с виду импульсивное, внезапное решение, на самом деле у него всегда были план и цель. Он отнюдь не походил на капризного ребенка... Может быть, ему просто надоело играть, он оставил свою сумку и пошел в лес прогуляться? Скоро он вернется, отгонит карт к клубу и приедет. Она в который раз посмотрела на часы. Без четверти двенадцать... Но, если Стив отправился гулять в темноте, он мог свалиться где-нибудь по дороге. Внезапно она почувствовала неприязнь к Риммелю и тому, другому, - как там его зовут? - к Хопкинсону. Они осмотрели только маленький участок "Неопалимой купины". Почему они не объехали все поле? Нет, она к ним несправедлива. Ведь они исходили из того, как поступил бы на месте Стива любой игрок в гольф, поэтому и не искали его повсюду. Что же делать теперь? Она прошла в гостиную и опустилась в большое покойное кресло. Журнал, который она начала читать, так и лежал открытым на кофейном столике, как символ обманутых ожиданий. Что делать? Позвонить Гретхен? Нет. Неразумно расстраивать ее, ведь Стив может в любую минуту вернуться. Она сидела неподвижно, стараясь взять себя в руки и избавиться от холодной дрожи. В конце концов, что произошло? Стив опоздал... опоздал на четыре часа... И все! Но что, если он лежит где-нибудь на поле "Неопалимой купины" без сознания? Что-то надо делать!.. Или еще подождать?.. Может быть, его срочно вызвали в Белый дом? Мог же явиться курьер и увезти его прямо с площадки. Уже не раз Стива поднимали с постели по вызову президента. Да, это не исключено. Она быстро прош