ивает контролер. -- Полиция! Его глаза расширяются: -- Что случилось? -- То, что пару минут назад убили пассажира, а тип, сделавший это, сидит вон на той жердочке... У вас есть телефон? -- Да... -- Пока я буду звонить, стойте здесь и следите за тем человеком. Если он попытается смыться, сразу же зовите меня. Главное -- не потеряйте его из виду! Я набираю номер патрона, который помню наизусть. -- Ну что? -- спрашивает он по своей доброй привычке. -- Я звоню с Сен-Лазара. Тут только что убили пожилого господина, сошедшего с лондонского поезда. -- Кто он? -- У меня не было времени заняться выяснением его личности. Узнаем потом. Пока что я держу убийцу: он одет как рабочий и находится в люльке под стеклянным навесом большого зала. Пришлите ко мне группу, вооруженную винтовками. Пусть оцепят это место. Нам надо взять его живьем, так что пусть действуют осторожно... А я постараюсь залезть на крышу. -- Понятно. -- Когда ждать группу? -- Минут через семь, -- отвечает он. -- Пойдет? -- Пойдет... Пусть командир группы сразу явится в кабинет старшего контролера, это рядом с залом ожидания второго класса. Я там. Кладу трубку и возвращаюсь к контролеру, который так пристально смотрит на люльку, что на глазах у него выступили слезы. -- Что делает наш малый? -- Лег на дно люльки, -- отвечает он. -- Я его больше не вижу. Я понимаю тактику этого парня. Он исчез с горизонта, потому что хочет, чтобы о нем забыли. Думает, что его никто не заметил... Он знает, что должна приехать полиция, и рассчитывает, что люльку сочтут пустой. В некотором смысле его осторожность играет мне на руку, потому что я могу спокойно ждать подкрепления. Оно прибывает в указанное время. Вокзал оцеплен в мгновение ока. В кабинет входит лейтенант. -- Жду ваших приказов, господин комиссар, -- говорит он. -- Расставьте ваших людей под люлькой и держите того типа на прицеле... Используйте лучших стрелков... А я залезу на маркизу -- если позволите так выразиться -- и постараюсь достать его сверху. Только он один может включить лебедку. Я заставлю его сдаться и спуститься. Если он начнет в меня стрелять, открывайте по нему огонь, чтобы напугать. Огонь на поражение только в крайнем случае. Ясно? -- Так точно, господин комиссар. -- Теперь, -- обращаюсь я к старшему контролеру, -- мне нужно забраться наверх... -- Пройдите через товарную станцию. Там есть специальные лестницы. -- Спасибо за подсказку. -- Вы не боитесь головокружения? -- спрашивает он. -- Головокружения? А что это такое? Через несколько минут я продвигаюсь вперед по огромной стеклянной крыше. Я карабкаюсь наискось, чтобы опираться на металлические поперечины. Есть одна вещь, о которой я не подумал: стекла почти матовые, а с другой стороны покрыты толстым слоем копоти, из-за которой ничего не видно. Мне чертовски трудно ориентироваться... Кажется, я нахожусь на огромной ледяной горке... Иногда я скольжу и съезжаю назад. К счастью, на моих ботинках резиновые подошвы. Начинает смеркаться. Последние лучи солнца озаряют меня своим печальным светом. Значит, так... Придется остановиться и оглядеться, чтобы рассчитать точку, где находится люлька, принимая во внимание площадь вокзала. Наконец я добираюсь до места, где, по моим прикидкам, затаился снайпер. К счастью, у меня остался нож Рюти. Я его открываю и выскабливаю мастику, залепляющую просвет между двумя стеклами. В образовавшуюся узкую щель я могу наблюдать за тем, что происходит на вокзале. Вижу широкий круг полицейских. До люльки меньше трех метров. Я проползаю еще немного, потом рукояткой пистолета выбиваю квадратик стекла. Прямо подо мной на досках лежит человек. У него короткоствольный карабин с глушителем и оптическим прицелом. -- Руки вверх! -- кричу я ему. -- Ты окружен... Когда стекло разбилось, он резко обернулся. Это черноволосый коротышка с выступающими скулами. Он молод, его глаза похожи на горящие угли. Чувствую, что он не даст арестовать себя без сопротивления. -- Сдавайся, -- говорю я ему. -- Видишь, сколько людей внизу готовятся отдать тебе почести? Он наклоняется, и увиденное его поражает. Но парень, видно, не из трусливых, и лучшее тому доказательство, что эту деликатную работу Анджелино поручил именно ему. Он колеблется, поднимать лапы или нет, но я его подгоняю: -- Если не поднимешь руки немедленно, я пристрелю тебя как собаку! Он их поднимает. О, пардон! Он поднимает их для того, чтобы вцепиться в мое запястье и повиснуть у меня на руке... Удар так силен, что я выпускаю свой пистолет. Поскольку эта атака привела веревки люльки в движение, она начинает раскачиваться. Мой пистолет и его карабин падают вниз... Оттуда доносится громкий рокот... По меньшей мере три тысячи зрителей с замиранием сердца следят за нашей борьбой. Номер не хуже, чем в цирке, и совсем бесплатный! Тип меня не отпускает. Пока я ничего не боюсь, потому что крепко лежу на металлических поперечинах. -- Не валяй дурака, -- ворчу я, -- а то получишь... Он кривится от ненависти. -- Давай, -- шипит он. -- Прикажи своим дружкам стрелять, и сам нажрешься свинца. Я всегда мечтал подохнуть вместе с грязным легашом... Этот парень не тряпка. Я никогда не возьму его на понт. Надо придумать что-то другое... Я тяну его на себя, но он повис на моей руке всем весом. Мне кажется, он оторвет ее от плеча. Самое неприятное, что я не могу пустить в ход другую руку из опасения потерять равновесие. -- И долго ты будешь так висеть? -- спрашиваю я его. Он не отвечает. Вдруг его лицо озаряется. Какую гадость придумал этот мерзавец? Очень скоро я понимаю... Он заметил, что в одном месте в металлической раме остались острые осколки стекла, похожие на зубья пилы. Он отходит по своей люльке так, чтобы верхняя часть моей руки напоролась на стекло, потом заставляет ее совершить помповые движения. Твердые стеклянные зубья прокалывают ткань моего пиджака, потом рубашку, и я испытываю острую боль. Эта падла перережет мне вену за просто так. Сейчас уже слишком поздно просить тех, кто внизу, прислать мне подмогу. Единственный шанс выкрутиться -- тоже упасть на люльку... Будь я один, не было бы никаких проблем, а с этим буйнопомешанным совсем не фонтан. Тем более не фонтан, что, прежде чем пролезть в узкое отверстие, я должен сунуть туда сначала голову. Я медленно начинаю это делать, потом, рассчитав прыжок, ныряю. Вес моего тела увлекает его вниз. Мы оба падаем на качающиеся доски и секунду лежим неподвижно, затем одновременно поднимаемся. Тут-то они и встретились, как говаривал мой дядюшка Тома. Парень делает мне жуткие глаза... Мы наблюдаем друг за другом, соображая, как лучше схватиться. Сражение на качающейся платформе в два метра на один должно быть чем-то необычным... Мы не можем взять разбег, потому что достаточно одного неверного движения, чтобы нападающий полетел вниз, мордой прямо в пыль большого зала. Первый удар наносит он: маленький, но очень резкий хук в печень... Заботясь о сохранении равновесия, я не сумел достойно парировать его. Я сгибаюсь пополам, кашляя, как десять пациентов туберкулезной больницы. Тогда он выбрасывает ногу. Я получаю ее в грудь и хватаюсь за одну из четырех веревок, держащих люльку, чтобы не сыграть в птичку. Я реагирую. В тот момент, когда, ободренный своим успехом, он собирается двинуть мне левой по зубам, я уклоняюсь и, крепко держась за веревку, даю люльке толчок. Парень скользит подоскам, но вовремя цепляется за другую веревку. Мой последний шанс -- взять его и отправить в нокаут. Но этот тип не позволит себя оглушить. Он встает на колени, чтобы перевести дух. -- Ты сдохнешь, -- шипит он. Снизу доносится жуткий гул. Моему противнику пришла в голову новая идея. Блок управления рядом с ним. Он начинает нажимать на кнопки, чтобы люлька потеряла равновесие. Она наклоняется с моей стороны. Все, что я теперь могу сделать, -- это покрепче вцепиться в веревку и висеть, как лента. Он прекращает свой маневр, чтобы не упасть самому, потом хватается за край стеклянной крыши и подтягивается. Продолжение я уже знаю... Он вылезет и спрячется на крыше. Надеюсь, полицейский лейтенант не сидит без дела и парень далеко не уйдет. Однако при его дерзости он может попытаться прорваться. Особенно со всеми этими поездами, что приезжают и уезжают. Он медленно качается, рассчитывая свои движения, потому что должен подняться вертикально, чтобы самому не напороться на стеклянные зубья. Я обхватываю веревку левой ногой, чтобы отпустить одну руку, не рискуя свалиться, вынимаю нож, открываю его зубами и беру за лезвие. В детстве я обожал кидать ножи. С приятелями, такими же сорванцами, как сам, я упражнялся на деревьях и дверях, и у меня получалось очень хорошо. Теперь я уже не играю в Буффало Билла, я должен воткнуть нож в цель. Зажмуриваю глаз. Рука напрягается. Секунду я прицеливаюсь, потом изо всех сил кидаю нож. Лезвие входит в правое плечо парня, возле шеи, по самую рукоятку. Он останавливается и повисает неподвижно... Потом из раны фонтаном начинает бить кровь. Никаких сомнений, я попал в вену. Время тянется жутко долго. Вдруг он пробует подтянуться, но это не выходит, потому что занемевшая рука его больше не слушается. Правая рука разжимается, и он повисает на одной левой. Сколько времени он сможет так продержаться? Едва я успеваю задать себе этот вопрос, как он отпускает и другую руку и падает на люльку, которая вздрагивает. Но платформа слишком сильно наклонена, он не может на ней удержаться. Его ногти царапают дерево досок. Ноги парня повисают над пустотой. Он пытается задержаться на площадке, делает рывок вперед. Не знаю, может, он плохо p`qqwhr`k или его подвела раненая рука, но, как бы то ни было, этот рывок лишил его последней опоры, и он соскальзывает в пустоту. Я слышу вопль, который он испускает при падении. Крик удаляется и заканчивается жутким глухим "плюх", который сразу заглушается воем толпы. Глава 21 Если хоть немного раскинуть мозгами, станет ясно, что я рисковал своей шкурой за здорово живешь. Я думаю об этом, склоняясь над трупом застреленного старого англичанина. Тело лежит на полу в маленьком пыльном в помещении рядом с товарной станцией. Здесь инспектора из криминальной полиции, журналисты, фотографы... Трещит магний. Завтра моя физия появится на первой странице всех газет. Это укрепит мою репутацию у кисок, которым я хочу только добра, но зато сколько мерзавцев будут мечтать положить конец моим подвигам! -- Вы обшарили его карманы? -- спрашиваю я коллег. -- Да. -- Установили личность? -- Это англичанин из высшего общества: лорд Сей... -- Что? Я подскакиваю. Лорд Сей! Ну конечно, в устах умирающего это дает нечто близкое к Орсей... Значит, МИД тут совершенно ни при чем. Лорд Сей... Это имя мне ничего не говорит... -- Кто он такой? -- спрашиваю я. Полицейские ничего не знают, но один из журналистов выходит вперед: -- Не думаю, что ошибаюсь. Мне кажется, лорд Сей эксперт... вроде бы по драгоценным камням... В общем, очень авторитетный специалист. Вернее, был. Я благодарю его. Мои коллеги сообщают мне, что уже послали в Англию телеграмму с просьбой прислать сведения об убитом. Я прошу их переслать нам информацию, как только они ее получат, и сваливаю. У меня невероятный упадок сил. Ноги дрожат, башка кружится. Дает о себе знать усталость. Я мобилизую одного из полицейских и велю ему отвезти меня в контору. Приехав по назначению, заваливаюсь в кабинет патрона. Его большое кожаное кресло радушно принимает меня. -- Что-то не так? -- спрашивает шеф. -- Вымотался, -- признаюсь я. -- При таком режиме и носорог подаст в отставку... Тянусь рукой к телефону. -- Разрешите? -- Бога ради. Набираю номер, и моя славная матушка Фелиси отвечает. -- Алло! А, это ты! -- восклицает она. И спешит спросить: -- Ты сегодня придешь ужинать? -- Надеюсь, да. А пока, будь добра, пришли мне в контору мой серый костюм. -- С тобой что-то случилось? -- Да нет, просто сел на только что выкрашенную скамейку. Конечно, я ее не провел. Она вздыхает и говорит, что ей надо было повеситься прямо в тот день, когда она меня родила. Я так громко чмокаю ее в трубку, что у нее чуть не лопается барабанная перепонка, и играю отбой. -- Хотите чего-нибудь выпить? -- спрашивает босс. -- Еще как! -- отвечаю. -- Здоровенную чашку черного кофе с бутербродами, потом пузырек рома... Он передает мой заказ, и его торопятся исполнить. Получив в свое распоряжение требуемый материал, я сажусь за стол в прямом и переносном смысле, то есть ем и одновременно рассказываю патрону о том, чем занимался в последние часы. -- Значит, -- говорит он, -- мы получили разгадку этой истории с Орсеем... Признаюсь вам, что предпочитаю это покушение тому, которого мы боялись. -- Кстати, как прошла конференция? -- Отлично. Она закончилась час назад. Он ощупывает свой биллиардный шар. -- Зато, признаюсь вам, я ничего не понимаю в смерти этого человека... -- Я тоже. Подождем сведений о нем. Мы обязательно установим связь, которая может существовать между ним и Анджелино! Проглотив тосты, я пью кофе, затем открываю бутылку рома и наливаю полчашки. Большой босс смотрит на меня с недоумением. -- Вы будете это пить? -- Не думаете же вы, что я стану мыть этим ноги? -- отзываюсь я, поднося напиток к губам. Алкоголь меня подстегивает. Я чувствую себя совсем другим человеком. Когда я допиваю последнюю каплю, появляется Равье. -- Все сделано, -- докладывает он. -- Три жмурика в морге, девушка в Ларибуазер. Она очнулась, и врачи твердо заявляют, что она выкарабкается. В кабинете шефа становится людно. После Равье является Виктор, сын нашей соседки, притащивший мне в чемодане другой костюм. Виктору пятнадцать, его лицо усыпано прыщами, под левой подмышкой пистонный пистолет, чтобы быть похожим на Сан-Антонио. -- Вы ранены, месье? -- Царапины, -- отвечаю. -- Не пугай Фелиси. -- Я ей ничего не скажу, месье... -- Даешь слово? -- Клянусь. Переодевшись в раздевалке, я возвращаю ему чемодан с моими грязными шмотками. -- На, но ко мне домой не носи. Подержи у себя, пока я не вернусь. -- Да, месье... Он, пятясь, выходит и натыкается на длинные ноги капрала Пошара. Только присутствие шефа заставляет Пошара оставить при себе серию его личных ругательств, но его глаза бросают восклицательные знаки, как на карнавале в Ницце разбрасывают конфетти. -- Что это такое? -- спрашивает патрон, глядя на бумагу, которую Пошар держит в руке. -- Рапорт, переданный по телефону из криминальной полиции, о некоем лорде Сее. Патрон вырывает бумагу у него из руки, и, по мере того как читает ее вслух, в моем котелке зажигается свет. Скотленд-Ярд -- криминальной полиции, Париж. Лорд Сей -- эксперт по драгоценностям и коллекционер. Пользуется большим авторитетом среди европейских ювелиров, работающих по алмазам. Направлялся во Францию, чтобы присутствовать при передаче Музею Лувра коллекции камней, завещанных Франции леди Перси Вул, француженки по происхождению. Лорд Сей большой друг Вулов. Opnqhl держать нас в курсе расследования. В тот самый момент, когда босс бросает сообщение на свой стол, я катапультируюсь из кресла. -- Время? -- кричу я. -- Семь двадцать, -- отвечает Пошар -- Когда вы, наконец, купите себе часы? Часы! При моей-то жизни! -- Пошлите в Лувр саперов. Музей закрыт, так что позвоните хранителю, чтобы он меня немедленно принял... Я беру шефа за руку. -- Понимаете, патрон, то, что бюст Монтескье находится также в большой гостиной МИДа, -- просто совпадение... Мы попали пальцем в небо: заминирована та, что в Лувре! Глава 22 Сапер поворачивается ко мне. -- Эй, комиссар! -- зовет он. -- Да. -- Я впервые в жизни вижу подобную штуку... -- В бюсте спрятана адская машина? -- Нет. -- Тогда что? Он качает головой. -- В ней нет взрывчатки... Она вся сделана из взрывчатки! -- Что вы сказали?! Это высунулся хранитель. Он в отпаде... -- Правда... Бюст вылепили из пластиковой взрывчатки... затем его покрыли эмалевой краской, чтобы придать вид мрамора... Отличная имитация... Сапер обещает рассказать историю своим правнукам. -- Первоклассная задумка! -- уверяет он. -- Представляете, достаточно, чтобы один из экскурсантов сунул в бюст карандаш детонатора, и часть здания взлетит на воздух -- -- Это немыслимо! -- кричит хранитель. -- Это дело рук сумасшедшего! -- Я бы так не сказал, -- шепчу я. Нет, Анджелино не чокнутый, совсем наоборот. -- Что находится над этим залом? -- спрашиваю я. Хранитель закрывает глаза, вспоминая топографию своего базара... -- Зал коллекций камней, -- заявляет он. Я был в этом почти уверен. -- Спорю, -- говорю, -- что дар леди Вул находится именно там. -- Да, -- подскакивает он, -- а что? -- Так, ничего... Можно его увидеть? -- Если хотите... Мы поднимаемся на один этаж, и начальник охраны открывает дверь в гораздо меньший, чем остальные, зал, вдоль стен которого стоят защищенные решетками витрины. -- Вот коллекция Вул, -- говорит хранитель, указывая на драгоценные камни в одной Из витрин. -- На завтра намечена церемония их торжественной передачи Лувру министром культуры. Вообще-то камни здесь уже неделю... -- Как их доставили из Англии? -- В Лондон за ними ездила делегация Министерства культуры... Кстати, ее сопровождал ваш коллега. -- Вы знаете его фамилию? Он роется в своей памяти, но я уже понял что к чему... Я вспомнил, что недавно Вольф ездил в командировку в Лондон. Весь замысел Анджелино предстает как на ладони. За бриллиантами поехали эксперты под охраной человека из Секретной службы. Они оценили камни, взвесили их, налюбовались... а потом, когда осмотр закончился, Вольф подменил коллекцию или, по крайней мере, самые ценные экземпляры стеклянными копиями, которые ему передал Анджелино... Замечательная комбинация! После того как коллекция оказалась в Лувре, обман не должен был раскрыться, но на церемонию передачи пригласили знаменитого лорда Сея... Он слишком хорошо знал настоящие камни, чтобы спутать их со стекляшками. Надо было любой ценой помешать ему дойти до витрины. Я стою в сторонке и по крупицам докапываюсь до правды. Так, с этим разобрались. Один момент выяснен... Анджелино надо было шлепнуть лорда, чтобы он не поднял шухер. Но зачем тогда этот взрывающийся бюст? Если Анджелино собирался взорвать половину Лувра, то он мог это сделать до приезда ученого, что избавило бы его от многих осложнений. -- Который час? -- спрашиваю я хранителя. Он смотрит на меня: -- Что? Потом до него доходит, и он прижимается носом к стеклу своих часов. -- Без пяти восемь... -- Спасибо... Простите, я должен бежать на ужасно важное свидание... Он меня останавливает: -- А что делать мне? -- Ничего... Саперы уберут бюст, рапорт я составлю сам... Ах да... Прикажите экспертам осмотреть эти камушки. Вас наверняка ждет маленький сюрприз. Глава 23 В машине, предоставленной боссом в мое распоряжение, я стараюсь расставить по местам фрагменты мозаики, которыми располагаю. Это очень деликатное занятие. Я понимаю, что с самого начала пошел по ложному следу. А все потому, что понял "Орсей" вместо "лорд Сей"... Поскольку должна была состояться международная конференция, босс и я решили, что готовится покушение. Плюс ко всему бюст Монтескье стоит и в МИДе. Очевидно, Анджелино устанавливает за Вольфом слежку, потому что тот сыграл в операции такую важную роль. Он понимает, что смерть моего коллеги была не совсем обычной... Тогда он устанавливает слежку за мной... Узнав, что я направляюсь в Версаль, он, вероятно, говорит какому-нибудь Мэллоксу, что если вдруг я пойду к малышке Ринкс, надо во что бы то ни стало помешать ей заговорить... Я иду к ней, и бедняжку расстреливают из автомата. За мной продолжают присматривать. Анджелино любопытно знать, что я делаю. Быстрота моих поисков не сулит ему ничего хорошего. Знаю я о драгоценностях или нет? Он решает остановить мою деятельность или по крайней мере контролировать ее. Когда Рюти докладывает ему, что я в Лувре, он решает, что настал момент побеседовать со мной. В то время он, несомненно, хотел меня убрать, но произошло нечто неожиданное. Конечно, я не обманул его своим предложением сотрудничать. Он сделал вид, что принимает его, потому что, желая его поразить, я заговорил о МИДе. Он наверняка здорово повеселился, поняв, что я гонюсь за миражом. Меня было лучше оставить в живых, потому что именно мой ложный след давал ему qbnands действий. Между тем он похищает скульпторшу, чтобы постараться узнать, что она мне выложила. Сказала ли она, что вылепила копию бюста Монтескье из пластика? Нет, Клод мне ничего не сказала. Скорее всего, она даже не поняла, что это за материал... Очевидно, просто удивилась, что ей заказали работу из этого теста... Конечно, она бы мне рассказала, если бы у нас было побольше времени. Ладно... Не теряя времени, я обнаруживаю укрытие Анджелино. Тут он начинает злиться. Я стал слишком опасным противником, а значит, меня надо убрать! Но в бистро мне улыбается удача... Вторично она улыбается мне у Вердюрье, его сообщника, который занимался девушкой... Улыбается она мне и на Сен-Лазаре, в то время как я выполняю акробатический номер под крышей. А теперь что? Мне остается уладить три момента: узнать точное назначение пластикового бюста, арестовать Анджелино и вернуть драгоценности... Для меня дело чести самому решить эти вопросы, хотя они не совсем относятся к моим обязанностям. Вот уже двадцать четыре часа я рискую своей шкурой, дерусь с бандитами, но это нисколько не мешает итальяшке выполнить свою программу -- ликвидировать старого лорда. Пока я размышляю, машина доезжает до улицы Мартир. -- Если не увидишь меня через четверть часа, -- говорю я шоферу, -- поднимай тревогу. Я буду в доме сто двенадцать на бульваре, на втором этаже... Выйдя из машины, взбегаю вверх по ступенькам. Вызваниваю условленное "та-тагада-гада" и жду. Я спрашиваю себя, не сделал ли я глупость, придя на встречу с Анджелино. В конце концов, после того, что произошло, маловероятно, чтобы он на нее явился... Никто не отвечает... По-моему, Мирей начхала на мои советы и смоталась, как сматываются ласточки с приближением холодов. Я безрезультатно жму на ручку, потом снова звоню, но все напрасно. В тот момент, когда сую руку в карман за отмычкой, чувствую, как что-то твердое уперлось мне в спину. Я оборачиваюсь и вижу двух субъектов. Один из них Мэллокс, второй, если мне не изменяет зрительная память, тот тип, что управлял машиной, когда меня пытались изрешетить из автомата. У каждого в руке пушка с глушителем. Мэллокс быстро сует руку под мой пиджак и вытаскивает пистолет. -- Вперед! -- говорит он. Я собираюсь начать спуск по лестнице. -- Нет, -- останавливает меня его приятель. -- Нам туда! И заставляет меня идти наверх. Я знал, что Анджелино хорошо организовал свое дело. Он нашел себе отличный дом. Мы поднимаемся с этажа на этаж, открываем ведущую на чердак дверь и следуем по узкому коридору. В конце его находятся комнаты для прислуги. Как только дверь за нами закрывается, Мэллокс отодвигает шкаф, открыв тем самым узкий проход в комнату для прислуги, находящуюся в соседнем доме... Снова идем по коридорам, потом спускаемся на два этажа. Дверь открывается еще до того, как нажали на звонок. И открыла ее прекрасная Мирей. Заметив меня, она желчно улыбается. -- Сука легавая! -- бросает она мне в лицо. -- Рад познакомиться, -- отвечаю. -- А я Сан-Антонио. Мэллокс отвешивает мне пинок в задницу, что всегда заставляло объект этой грубой шутки ускорять шаг. Мирей ведет нас в глубь квартиры. Я оказываюсь в одной из мещанских гостиных, которые так обожает Анджелино. Он там, спокойно сидит в распахнутой на груди рубашке с бутылкой кьянти под рукой и со своей толстой рожей добродушного и лишенного амбиций мерзавца. Мамаша Альда, вяжущая в кресле, прекрасно дополняет трогательную семейную картину. -- А! -- вздыхает он. -- Вот и мой личный враг... Как поживаете, комиссар? -- Хорошо, но вы в этом не виноваты, -- уверяю я. Он смеется густым смехом счастливого человека. -- Вы все также остроумны... И Альде: -- Клянусь, этот тип мне нравится... Он не трус и не дурак... Альда на полсекунды останавливает свои спицы. -- Да, жаль, -- шепчет она. Не знаю, к чему относится ее сожаление. Чего ей жаль: то ли что я по другую сторону, то ли что должен умереть, потому что на сей раз, как я думаю, шансы мои слабоваты... -- Что новенького? -- спрашивает Анджелино. -- Трупы... -- отвечаю. -- Трупы... трупы... Я стал странствующим некрополем. -- Вы ничего не хотите мне сказать перед... перед тем, как мы распрощаемся? -- Очень мало, -- отвечаю, -- но вы могли бы просветить меня в одном вопросе, прежде... прежде чем мы распрощаемся... -- Правда? -- Да. Зачем вам понадобился пластиковый бюст в Лувре? -- Вы работаете оперативно, -- говорит он. -- Черт... В общем-то мне этот малый даже симпатичен. Меня охватывает желание поговорить. Я подробно рассказываю обо всем, что произошло, обо всех моих ошибочных и верных шагах... -- Комиссар, -- говорит он, -- это расследование, кстати для вас последнее, было расследованием совпадений. -- Объясните. -- Значит, так. То, что бюст находится под залом с драгоценными камнями, это еще одно совпадение. Он не имеет ничего общего с коллекцией Вул. Он должен был... сработать только на следующей неделе. Как вы знаете, Францию должен посетить с официальным визитом один иностранный политический деятель. Он хочет посетить Лувр и прежде всего посмотреть на скульптуры. Я должен получить крупную сумму, если... Жаль, что с бюстом сорвалось. Придется придумывать что-то другое, а теперь подготовить новый план будет трудновато. К тому же из-за того, что вы встали на моем пути, у меня осталось мало людей... -- Спасибо, -- благодарю я. -- Скажу честно, Анджелино, мне было приятно бороться с вами... и если я должен сейчас умереть, то хочу, чтобы вы сделали это своей рукой... В маленьких глазках мерзлявого поросенка появляется жестокая нежность. Его южный темперамент, склонный к внешним эффектам, берет верх. -- Хорошо, -- отвечает он. -- Мэллокс, дай мне твою пушку... Мэллокс подходит и вежливо протягивает свое оружие, держа его за ствол. Поскольку шофер убрал свой пистолет в карман, я решаю показать еще один номер. У меня никогда не было таких насыщенных суток! Непрерывный спектакль. Я бросаюсь вперед... Гангстерам, чьей судьбой я сейчас займусь, пришел конец. Выхватываю оружие из руки моего противника, как игрок в рэгби lw. Сейчас не время играть в благородство. Едва успев завладеть пистолетом, стреляю в Мэллокса, потом в шофера... Оба валятся на пол, загромождая собой всю комнату. Я отскакиваю за кресло старушки Альды, чтобы избежать встречи с кулаком ее мужа. -- Успокойтесь, Анджелино, -- сухо говорю я. -- Если шевельнете хоть одним пальцем, я отправлю вашу супругу вслед за этими дебилами к ее предкам. Хватаю бутылку кьянти и швыряю ее в окно. -- Ну вот, теперь остается только ждать... Анджелино вытирает лицо рукой. -- Ладно, -- говорит он, -- я проиграл. Франция мне не нравится. После побега уеду в другую страну... Глава 24 Все прошло хорошо. Мои друзья раз в кои-то веки явились быстро. Не знаю, что об этом думаете вы, но лично я предпочитаю сторожить стадо голодных тигров, чем такого типа, как Анджелино. Когда прибегает свора полицейских, я приказываю им забрать итальяшку и его старуху. Просто не передать, как Анджелино дорожит своей бабой... Я уверен, что он ничего не предпринял только из-за нее. Он подтверждает это взглядом. Если бы я не держал ствол пушки у затылка его старухи, то мог бы ждать со стороны гангстера какого- нибудь фортеля. Он не такой человек, чтобы позволить забрать себя как мелкого хулигана. Он колебался, но предпочел надеть браслеты, чем увидеть мозги Альды разбросанными по вышитой скатерти. Так что все прошло хорошо, и мне повезло. Когда парни хотели забрать и малышку Мирей, которая во время моего аттракциона сидела в углу комнаты, я отрицательно покачал головой. Они ее оставили. И вот мы, она и я, остались одни и стоим друг напротив друга. В испуге она еще прекрасней, чем когда бы то ни было. Волосы растрепались, лицо горит, глаза сверкают, как антрацит на разломе, а груди двигаются, будто она сунула за пазуху целый выводок котят, чтобы согреть их. Поджав губы, она смотрит на меня с ужасом, покорностью и надеждой. Она ждет, думая, что раз я оставил ее здесь, то не просто так, а с каким-то умыслом. Она спрашивает себя, хорошо это или плохо... Рискуя показаться вам самым тупым полицейским на земле, признаюсь еще в одном: я сам себя спрашиваю, почему Мирей сейчас не ерзает задницей по деревянной скамейке "воронка". Как и всегда, я действовал, не раздумывая, по дорого мне методе. В тот момент, когда ее забирали, тихий тоненький голосок моего подсознания шепнул мне: "Нет!" -- и послушно повторил: "Нет!" И теперь я стою перед ней в позе эскимоса, увидевшего солнечный диск. Зачем я ее оставил? Кручу ручку своего аппарата чтобы восстановить связь с подсознанием. То, что он дает мне приказы, это ладно, но пусть тогда объясняет и смысл. Тут я вдруг понимаю, что в этом деле один пункт остался relm{l, как задний проход негра, и этот пункт -- коллекция Вул. Деятельность Анджелино увяла. Я перебил всех его громил, раскрыл все его планы, но драгоценностей не нашел. Он их запрятал в надежное место, и на всем свете есть только один человек, который может сказать куда. Этот человек -- Анджелино, об которого обломали бы зубы даже асы гестапо. Настоящий крутой... Его не разговорить, даже если пощекотать ему затылок резиновой дубинкой или стукнуть пресс-папье. Если он не захочет, то его не откроешь, как кошелек шотландца. Раз так, мне надо искать камушки, руководствуясь одним своим нюхом. Здесь прекрасная Мирей мне может очень пригодиться. Нет, я не думаю, что Анджелино посвящал ее в свои секреты. Просто киска лучше меня знает повадки гангстера, раз некоторое время входила в его окружение. Так что она может просветить меня насчет его психологии... Приближаюсь к ней. Она видела, как я только что разделался с ее дружками, и, думая, что я ее оставил на закуску, прижимается к стене с криками: -- Нет! Нет! Я улыбаюсь. -- Не волнуйся, прекрасная брюнетка... Кто сказал, что я хочу тебе зла? Я беру ее за плечи и смотрю прямо в глаза. В них много крохотных золотых искорок, вращающихся вокруг зрачка, как круги разноцветных прожекторов в цирке во время номера воздушных гимнастов. Это очень сладострастный момент. Я его затягиваю до тех пор, пока малышка не начинает тянуться ко мне губами. Необыкновенное ощущение, можете мне поверить. Такой рот может запросто свести с ума! Я иду встречным курсом и прижимаюсь своими губами к ее. Даже сидящий на громоотводе не может испытывать более утонченного ощущения, чем я в этот момент. Эта девочка настоящая змея. Она обвивается вокруг меня лианой, и я становлюсь бессильным, как огородное пугало. Она опытной рукой водит по моей груди, ища вырез рубашки, а найдя, сует в него свою лапку и так нежно гладит мою кожу, что я щелкаю зубами. Как она меня заряжает... По моему телу пробегает дрожь. Что вы хотите, я никогда не мог устоять перед такими аргументами. Хватаю киску за ляжки, несу на стол, сметаю рукой все, что его загромождает, и заваливаю на него мою приятельницу. Мирей не гордячка: она даже не вспоминает, что я стал причиной смерти ее парня. Надо вам сказать, что все бабы таковы. Можете разрезать на куски их мамочку, они все равно подарят вам свою добродетель, если вы хорошо сложены. Что касается хорошего сложения, вам вряд ли удастся найти лучшее, чем у Сан-Антонио. Я имею все необходимое, чтобы нравиться девкам и заставлять их забыть дату рождения Виктора Гюго. Бицепсы у меня что надо, а на соревнованиях в силе я бы запросто обошел Геракла. После того как я расстегнул ее юбку и блузку, Мирей начинает от всей души кричать, отдавая мне все свои сокровища и требуя, чтобы я их забрал. Я не так требователен... Предпочитаю использовать их на месте... Ладно, опускаю занавес... Нет необходимости рассказывать вам, что я проделываю с Мирей, что она проделывает со мной и уж тем более что мы проделываем вместе. Если я это сделаю, лига отцов qeleiqrb, двоюродных сестер и потребителей электричества подаст на меня в суд за оскорбление нравственности... Но сами они делают и не такое. Это я вам говорю. Когда я отпускаю девочку, она напоминает намокший флаг. Ее глаза окружены тенями, а лицо так осунулось, что первый же врач отправил бы ее в аэрарий. -- Какой ты сильный, -- шепчет она. -- Я совершенно разбита... -- И не говори, -- отвечаю я, поправляя узел галстука. -- Могу сделать тебе одно признание тип, что играет в футбол Луной, это я... -- Я тебе нравлюсь? -- спрашивает она. После того, что было, вопрос кажется мне глупым, как табуретка... -- В общем и целом да, -- отвечаю. И мысленно добавляю, что только полному болвану может не понравиться такая вулканическая девушка. -- Ты мой маленький Стромболи, -- заливаюсь я, -- моя Этна, моя синяя уточка, только у меня нет времени петь тебе серенады. Надо серьезно поработать. Ты можешь точно ответить на мои вопросы? Она говорит "да". -- Я сделаю тебе одно предложение. Если я получу благодаря тебе результат, по делу Анджелино ты пойдешь простой свидетельницей. В противном случае, несмотря на приятные мгновения, проведенные нами вместе, я отправлю тебя за решетку. И ласково шлепаю ее по попке. -- Видишь ли, милашка, я бы дорого заплатил, чтобы узнать, что стало с драгоценными камнями из коллекции Вул. Я не сомневаюсь, что они у Анджелино. Но ты же его знаешь: он никогда не расколется... Ты что-нибудь слышала об этих камушках? -- Смутно, -- говорит она. -- Анджелино не обсуждал свои дела, только отдавал приказы. -- У него были другие лежбища? -- Нет... Не думаю. -- Он ведь из тех, кто не доверяет даже самым доверенным людям, так? Она усмехается: -- У Анджелино нет доверенных людей... Разве что его старуха... -- Так что бриллианты он бы не доверил ни сообщнику, ни банку? -- Он?! Ты что, больной? Обеими руками хватаюсь за мозги. Что может сделать живущий постоянно настороже человек, который никому на свете не доверяет, с пригоршней драгоценных камней? Я должен разгадать эту загадку, если, конечно, в голове у меня не швейцарский сыр. -- Где спальня Анджелино? -- спрашиваю я. -- Пошли. Мирей ведет меня в маленькую комнатку, расположенную в другом конце квартиры. Там стоят кровать, ночной столик, трельяж и шкаф. Меблировка самая что ни на есть обычная и полностью соответствует мещанскому идеалу этого странного гангстера. "Спорю, -- думаю я, -- что этот лопух просто сунул добычу в матрас, как обычный фраер". Достаю из кармана нож и начинаю потрошить это убежище для клопов. Во все стороны летят куски шерсти, как в овчарне во время стрижки овец. Все, чего я добиваюсь, это сильнейшего приступа кашля у нас обоих... В матрасе нет ровным счетом ничего! Я внимательно исследую подушку, шкаф, потом ночной столик, потом трельяж... Ощупываю обои. Ничего! Анджелино хитер! -- Здесь есть телефон? -- спрашиваю я Мирей -- Да, в соседней комнате. Иду туда, звоню в предвариловку, и меня соединяют с дежурным офицером. -- Вы получили Анджелино? -- Да. -- Обыскали? -- Да. -- Пусто? -- Под одеждой нашли полотняный пояс... Я хмурюсь... Черт, он таскал кубышку на себе. Я должен был подумать об этом, вместо того чтобы изображать из себя Шерлока Холмса. -- И что в этом поясе? -- Бабки! Десять тысяч долларов, две тысячи фунтов и около сорока миллионов франков в десятитысячных бумажках! -- И все? -- Все... -- А у старухи? -- У нее ничего не было. -- Кроме шуток? -- Честное слово, комиссар. Обыск провели очень тщательно, обыскали их с головы до ног. Они пусты, как гнилые орехи. -- Ладно, спасибо... Я кладу трубку и поворачиваюсь к Мирей. -- Ни хрена! Не сожрали же они их! -- В ярости топаю ногой. -- Я никогда не отделаюсь от мысли, что они были у меня под руками! Тип, таскающий на брюхе целое состояние в банковских билетах, готов к тому, что в любой момент может сделать ноги. Разве что... Разве что он послал камушки куда-нибудь до востребования на вымышленное имя... Сомнительно. Слишком уж он осторожен... Мирей садится на постель супругов Анджелино, вернее, на то, что от нее осталось. Она поджимает под себя ногу, отчего ее юбка задирается и открывает верх чулка и белую подвязку с синими цветочками. (Куда, спрашиваю я вас, переместилась поэзия?) Чулок телесного цвета, белая подвязка выделяется на янтарной коже... Чувствую, в моем котелке закипают игривые мысли. Но Мирей не до развлечений. У нее серьезный вид, который ей очень не идет. -- О чем ты думаешь? -- спрашиваю я. Она указывает на флакон с лосьоном для волос: -- Об этом. Я смотрю на флакон. -- Анджелино мазал этой штуковиной свои волосы? Она усмехается: -- Ты видел волосы Анджелино? Ему скорее нужен какой-нибудь лак, чтобы постараться их распрямить. Нет, это льет себе на башку его жена, потому что у нее очень редкие волосы. Я это часто замечала. Она даже прикалывает пучок... -- Да? -- шепчу я. -- Да, -- подтверждает Мирей. -- Помню, однажды, когда она прикалывала свой пучок, у него внутри что-то стукнуло... как будто он был набит камнями... Я смотрю на нее. -- Мирей, -- говорю, -- ты имеешь не только восхитительную фигурку и очаровательную мордашку, но и мозги, которым позавидуют многие мужчины. Я в последний раз провожу рукой по ее прекрасной голой ляжке. -- Думаю, твоя подвязка будет мне сниться лет сто или двести! Ну, пошли... Мы выходим на улицу. -- Если у тебя есть где-нибудь в провинции кузен, поезжай к нему на несколько деньков. Пока, девочка! И я ухожу широкими шагами, не оглядываясь, говоря себе, что идея использовать фальшивый пучок мамаши Альды в качестве сейфа очень оригинальна. Эпилог Кажется, я вам уже как-то говорил: я поэт... Я никогда не подыскиваю слова, когда рассказываю девчонкам истории вроде тех, что Ромео плел Джульетте, пока их предки занимались своими делами. Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей словечки, от которых бы свалилось кресло на колесиках. На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю: -- Тебе приснился плохой сон, мой ангел. Он забудется, когда пропоет петух... И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала курица, она бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела. Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя. Дверь приоткрывает медсестра. -- Месье Сан-Антонио, -- шепчет она. -- Он самый! -- кричу я. -- Вас к телефону! -- Иду! Я отпускаю пальчик Клод. -- До скорого, лапочка... Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф. -- Как вы узнали, что я здесь? -- спрашиваю я его. -- Вы думаете, я бы занимал кресло, в котором сижу, если бы не мог находить своих сотрудников? Он кашляет. -- Что будем делать с Вдавленным Носом? Я смеюсь. -- Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему сделают небольшой подарок. -- Какой, например? -- Те сто штук, что мне