жна помощь, я решил поработать здесь немного. "Сколько это "немного"? - подумала Тереза. - Вы должны петь на профессиональной сцене, - сказал Рауль. Она вспомнила выражение лица Ремю, когда он увидел ее. Нет, она никогда больше не рискнет выступить. - Благодарю вас, - пролепетала Тереза. Он был тронут ее смущением и робостью и попытался вовлечь ее в разговор. - Я раньше не бывал в Эзе. Это красивый городок. - Да, - мямлила Тереза. - Вы здесь родились? - Да. - Вам здесь нравится? - Да. Схватив сверток, Тереза убежала. На следующий день она нашла предлог, чтобы вновь пойти в магазин. Она не спала полночи, придумывая, что скажет Раулю. "Я рада, что вам понравился Эз..." "Монастырь, как вы знаете, был построен в четырнадцатом веке..." "А вы бывали в Сен-Поль-де-Ванс? Там есть очаровательная церковь..." "Мне очень нравится Монте-Карло, а вам? Как замечательно, что это недалеко отсюда. Мы с сестрой иногда спускаемся по Гранд-Корниш и ходим в театр Фор-Антуан. Вы слышали о нем? Это большой открытый театр..." "А вы знаете о том, что Ницца когда-то называлась Никайа? О, вы этого не знали? Да-да. Много лет назад там были греки. В Ницце есть музей с останками пещерных людей, живших там тысячи лет назад. Интересно, не правда ли?" Тереза заготовила десятки подобных фраз. Но увы, как только она вошла в магазин и увидела Рауля, все вылетело у нее из головы, Она просто смотрела на него, не в силах вымолвить ни единого слова. - Bonjour, - весело сказал Рауль. - Я рад вновь видеть вас, мадемуазель де Фосс. - M-мerci. Она почувствовала себя идиоткой. "Мне тридцать лет, - думала она, - а веду себя как глупенькая школьница. Хватит." Но она ничего не могла с собой поделать. - Чем я могу быть полезен вам сегодня? - Я... Мне нужно еще муслина. Именно это ей нужно было меньше всего. Она смотрела, как Рауль пошел за рулоном ткани. Положив его на прилавок, он стал отмерять. Она приготовилась сказать "два", но вместо этого произнесла: - Вы женаты? Подняв на нее глаза, он ласково улыбнулся. - Нет, - ответил он. - Я еще не имел такого счастья. "Тебе это скоро предстоит, - подумала Тереза. - Как только Моник вернется из Парижа". Моник должна полюбить этого человека. Они просто созданы друг для друга. Тереза переполнялась счастьем при мысли о том, как Моник познакомится с Раулем. Это будет замечательно, если Рауль Жирадо станет ее зятем. На следующий день, когда Тереза шла мимо магазина, Рауль, увидев ее, выбежал на улицу. - Добрый день, мадемуазель. Я как раз собираюсь сделать перерыв. Вы не согласились бы выпить со мной чашечку чая, если вы свободны? - Я... Да, спасибо. Его присутствие словно лишало ее дара речи, но Рауль тем не менее был с ней необыкновенно любезен. Он изо всех сил старался, чтобы ей было с ним легко, и вскоре Тереза поймала себя на том, что рассказывает этому незнакомцу то, о чем ни с кем до этого не делилась. Они говорили об одиночестве. - В толпе чувствуешь себя одиноко, - сказала Тереза. - Я ощущаю себя островом в людском море. - Я понимаю, - улыбнулся он. - Но у вас, должно быть, так много друзей. - Знакомых. Друзей не может быть много. Она словно разговаривала со своим отражением. Час пролетел незаметно, и ему пора было возвращаться на работу. Они уже встали, когда Рауль спросил: - Не согласились бы вы завтра со мной пообедать? Конечно же, он был очень добр. Тереза знала, что ни один мужчина не способен увлечься ею. Тем более такой красавец, как Рауль Жирадо. Она была убеждена, что он был добр ко всем. - С большим удовольствием, - ответила Тереза. Когда она встретилась с ним на следующий день, Рауль весело сказал: - Я сегодня днем не работаю. Может быть, мы съездим в Ниццу, если вы не слишком заняты? Они ехали по Мойенн Корниш в его машине с откинутым верхом, внизу волшебным ковром раскинулся город. "Я никогда не была так счастлива", - думала Тереза, откинувшись на сиденье. И тут же виновато вспоминала: "Я радуюсь за Моник". Моник возвращалась из Парижа на следующий день. Рауль будет подарком сестре от Терезы. Она достаточно трезво мыслила, чтобы отдавать себе отчет в том, что такие мужчины существовали в этом мире не для нее. Тереза уже достаточно настрадалась в своей жизни и давным-давно усвоила, как отличить реальное от невозможного. Красивый мужчина, сидевший за рулем возле нее, принадлежал к несбыточным мечтам, о которых она не смела даже думать. Они пообедали в ресторане "Ле Шантеклер" в гостинице "Негреско" в Ницце. Еда была превосходной, но впоследствии Тереза даже не могла вспомнить, что она ела. Ей казалось, что они с Раулем никак не могли наговориться. Им так много хотелось сказать друг другу. Он был остроумен - обаятелен, и, похоже, ему было интересно с Терезой - очень интересно. Его интересовало ее мнение обо всем, и он внимательно слушал ее. Их взгляды во многом совпадали. Они словно чувствовали друг в друге родственную душу. Если у Терезы и возникало какое-то сожаление по поводу того, что должно было случиться, она решительно гнала от себя эти мысли. - Вы бы не хотели прийти к нам завтра пообедать? Моя сестра должна вернуться из Парижа. Я бы хотела вас с ней познакомить. - С удовольствием, Тереза. Когда Моник на следующий день вернулась домой, Тереза поспешила встретить ее в дверях. Несмотря на свое намерение, она не смогла удержаться, чтобы не спросить: - Ну, ты встретила в Париже кого-нибудь стоящего? Затаив дыхание, она ждала, что ей ответит сестра. - Все те же скучные мужчины, - сказала Моник. Ну вот, Господь и принял окончательное решение. - Я пригласила сегодня на обед одного человека, - сказала Тереза. - Я думаю, он тебе понравится. "Никто не должен знать, как много он значит для меня", - подумала Тереза. Вечером, ровно в 7.30, в гостиной, где собрались Тереза, Моник и родители, в сопровождении слуги появился Рауль Жирадо. - Это - моя мама, мой папа, - представила Тереза. - Месье Жирадо. - Очень приятно. Тереза сделала глубокий вдох. - А это - моя сестра Моник. - Очень приятно. Лицо Моник не выражало ничего, кроме вежливости. Тереза взглянула на Рауля, ожидая, что он будет ошеломлен красотой Моник. - Рад познакомиться. Ничего кроме любезности. Тереза стояла, затаив дыхание, в ожидании, что между ними вот-вот промелькнут знакомые ей искорки. Но Рауль смотрел на Терезу. - Вы сегодня очаровательны, Тереза. - Благодарю вас, - вспыхивая и заикаясь, проговорила она. В тот вечер все пошло шиворот-навыворот. Не было и намека на то, что план Терезы - свести Моник с Раулем, посмотреть на их свадьбу, увидеть его в качестве зятя - начал осуществляться. Невероятно, но все внимание Рауля было обращено на Терезу. Словно сбывался какой-то необыкновенный сон. Она чувствовала себя Золушкой, только она при этом была уродливой сестрой и принц выбрал ее. В это трудно было поверить, но все выглядело именно так, и она отчаянно сопротивлялась обаянию Рауля, так как не могла поверить в происходящее и боялась очередной раны. Все эти годы она скрывала свои чувства, стараясь уберечь себя от боли разочарований. Она и сейчас инстинктивно делала то же самое. Но Рауль был неотразим. - Я слышал, как поет ваша дочь, - сказал он. - Она - просто чудо! Тереза чувствовала, что краснеет. - Ее голос всем нравится, - ласково сказала Моник. Это был пьянящий вечер. Однако самое пикантное оказалось еще впереди. Когда обед подошел к концу, Рауль сказал, обращаясь к родителям Терезы: - У вас прекрасная вилла. - Затем он повернулся к Терезе: - Вы не покажете мне сад? Тереза перевела взгляд на Моник, пытаясь прочесть ее чувства, но лицо Моник выражало полное безразличие. "Она, должно быть, глуха, нема и слепа", - подумала Тереза. Тут она вспомнила все поездки Моник в Париж, Канны и Сен-Тропез в поисках прекрасного принца, которого она так и не встретила. "Значит, не мужчины виноваты в этом. Это целиком ее вина. Она сама не знает, чего хочет". - С удовольствием, - ответила Тереза, повернувшись к Раулю. Выйдя на улицу, она не могла удержаться от вопроса: - Вам понравилась Моник? - Она очень мила, - ответил Рауль. - Теперь спросите, нравится ли мне ее сестра. И, обняв, он поцеловал ее. Тереза никогда не испытывала ничего подобного. Дрожа в его объятиях, она думала: "Спасибо Тебе, Господи. Как же я Тебе благодарна". - Ты пообедаешь со мной завтра вечером? - спросил Рауль. - Да, - выдохнула Тереза. - Да, конечно. Когда сестры остались одни, Моник сказала: - Похоже, ты действительно ему нравишься. - Кажется, да, - смущенно ответила Тереза. - А он тебе? - Да. - Ну что ж, смотри, сестра, - рассмеялась Моник. - Не теряй головы. "Уже поздно, - беспомощно думала Тереза, - слишком поздно". После этого вечера Рауль с Терезой все дни были вместе. Моник обычно их сопровождала. Они втроем гуляли по улицам и пляжам Ниццы, веселились в ступенчатых, похожих на свадебные торты, отелях. Они обедали в очаровательном бистро на Кап д'Антиб и побывали в часовне Матисса в Вансе. Они ужинали в Шато-де-ля-Шевр-д'Ор и на сказочной Ля Ферм Сен-Мишель. Как-то в пять часов утра они втроем отправились на сельский базар, расположившийся на улицах Монте-Карло, и накупили свежеиспеченного хлеба, фруктов и овощей. По воскресениям, когда Тереза пела в церкви, Рауль с Моник приходили слушать, после чего Рауль, обнимая Терезу, говорил: - Ты - настоящее чудо. Я бы слушал твое пение всю оставшуюся жизнь. Рауль сделал ей предложение через четыре недели после их знакомства. - Я уверен, что ты могла бы покорить любого, кого захотела, - сказал Рауль, - но я сочту за честь, если из всех мужчин ты выберешь меня. На одно жуткое мгновение Тереза решила, что он насмехается над ней, но, прежде чем она успела что-то сказать, он продолжал: - Дорогая, я должен признаться, что у меня было много женщин, но ты - самая чуткая, самая талантливая, самая добрая... Каждое сказанное им слово музыкой звучало в ее ушах. Ей хотелось смеяться, плакать. "Какое же мне выпало счастье, - думала она, - любить и быть любимой". - Согласна ли ты стать моей женой? Ее взгляд был красноречивее всякого ответа. Когда Рауль ушел, Тереза влетела в библиотеку, где мать с отцом и сестра пили кофе. - Рауль сделал мне предложение. Ее сияющее лицо было почти красивым. Ошеломленные родители смотрели на нее. Заговорила Моник: - Тереза, а ты уверена, что он не преследует корыстных целей? Это было похоже на пощечину. - Я не хочу тебя обидеть, - продолжала Моник, - но все как-то уж слишком быстро. Тереза решительно не собиралась допускать, чтобы что-то омрачило ее счастье. - Я понимаю, что ты хочешь предостеречь меня, - сказала она сестре, - но у Рауля есть деньги. Отец оставил ему небольшое наследство, к тому же он не боится трудом зарабатывать себе на жизнь. Взяв руку сестры, она умоляюще проговорила: - Пожалуйста, Моник, порадуйся за меня. Я никогда не думала, что мне дано это испытать. Я просто умираю от счастья. И все трое стали обнимать ее и говорить, как они рады за нее, затем принялись возбужденно обсуждать подготовку к свадьбе. Ранним утром следующего дня Тереза, стоя на коленях в церкви, молилась: "Благодарю Тебя, Господи. Спасибо Тебе за дарованное мне счастье. Я сделаю все, чтобы быть достойной Твоей любви и Рауля. Аминь". Не чувствуя под собой ног, Тереза словно влетела в универмаг и сказала: - Будьте добры, месье, я хотела подобрать материал на свадебное платье. Рауль, рассмеявшись, обнял ее. - Ты будешь очаровательной невестой. И Тереза не сомневалась в его искренности. Это было похоже на чудо. Венчание должно было состояться через месяц в городской церкви. Моник, естественно, была подружкой невесты. В пятницу в пять часов вечера Тереза разговаривала с Раулем в последний раз. В половине первого в субботу, когда Тереза стояла в ризнице церкви, ожидая опаздывающего уже на тридцать минут Рауля, к ней подошел священник. Взяв ее за руку, он отвел ее в сторону, и Тереза с удивлением отметила его волнение. Ее сердце тревожно забилось. - Что? Что случилось с Раулем? - О, дитя мое, - произнес священник, - моя бедная, моя дорогая Тереза. Ее охватила паника. - Что случилось, падре? Скажите же! - Я... я только что получил известие. Рауль... - Несчастный случай? Он ранен? - Сегодня рано утром Жирадо уехал из города. - Он уехал? Наверное, возникло какое-нибудь срочное обстоятельство, что заставило его... - Он уехал с твоей сестрой. Их видели, когда они садились в парижский поезд. Все закружилось у нее перед глазами. "Нет, - подумала Тереза. - Только бы не упасть. Нельзя опозориться перед Господом". Она лишь смутно помнила, что происходило дальше. Словно издалека, она слышала, как священник что-то объявил собравшимся гостям и в церкви послышался какой-то шум. Обняв свою дочь, мать Терезы сказала: - Бедная Тереза. Как твоя родная сестра могла так жестоко поступить? Это ужасно. Но Тереза неожиданно стала спокойной. Она знала, что ей делать. - Не волнуйся, мама. Я не виню Рауля за то, что он полюбил Моник. С любым бы случилось то же самое. Мне следовало знать, что ни один мужчина никогда не полюбит меня. - Ты не права, - со слезами на глазах сказал отец. - Ты стоишь десяти Моник. Но его сострадание было слишком запоздалым. - Сейчас я хочу домой. Они прошли сквозь толпу. Собравшиеся в церкви расступились, давая дорогу, и молча смотрели им вслед. Когда они вернулись на виллу, Тереза тихо сказала: - Прошу вас, не беспокойтесь обо мне. Я обещаю, что все будет замечательно. Потом она поднялась в комнату отца и, взяв его бритву, перерезала себе вены. 12 Открыв глаза, Тереза увидела возле своей кровати их семейного доктора и городского священника. - Нет! - закричала она. - Я не хочу возвращаться. Я хочу умереть. Дайте мне умереть! - Самоубийство - смертный грех, - сказал священник. - Жизнь дана тебе Господом, Тереза, только он решает, когда она должна закончиться. Ты молода. Тебе еще жить и жить! - Зачем? - рыдала Тереза. - Чтобы еще страдать? Я не вынесу этой боли. Я больше не могу. - Христос терпел боль и умер ради нас, - ласково сказал священник. - Не отворачивайся от него. Доктор осмотрел Терезу. - Тебе надо отдохнуть. Я уже сказал твоей матери, что тебе некоторое время нужно побыть на легкой диете. - Доктор погрозил ей пальцем. - Исключить из употребления бритвы. На следующее утро Тереза с трудом встала с кровати. Когда она вошла в гостиную, мать встревоженно спросила ее: - Зачем ты встала? Доктор сказал тебе... - Мне нужно в церковь, - охрипшим голосом ответила Тереза. - Я должна поговорить с Богом. Помедлив, мать предложила: - Я пойду с тобой. - Нет, я должна идти одна. - Но... - Пусть сходит, - кивнул отец. Они смотрели вслед вышедшей их дома безжизненной фигуре. - Что будет с ней? - подавленно проговорила мать. - Одному Богу известно. Она вошла в знакомую церковь и, подойдя к алтарю, опустилась на колени. - Я пришла в Твой храм, Господи, чтобы кое-что сказать Тебе. Я презираю Тебя. Я презираю Тебя за то, что Ты уготовил мне родиться уродиной. Я презираю Тебя за то, что моей сестре Тобой было суждено родиться красивой. Я презираю Тебя за то, что Ты позволил ей отнять у меня единственного человека, которого я любила. Я плюю на Тебя. Последние слова были произнесены ею так громко, что многие прихожане обернулись на нее. Они молча следили, как она поднялась и, шатаясь, вышла из церкви. Тереза никогда не верила, что может быть так больно. Боль была невыносимой. Она была не в состоянии думать ни о чем другом. Она не могла ни есть, ни спать. Мир казался ей закутанным в туман и каким-то далеким. В голове, точно кадры из фильма, мелькали обрывки воспоминаний. Ей вспомнился день, когда они с Раулем и Моник гуляли в Ницце по пляжу. - Сегодня такой хороший день, что можно искупаться, - сказал Рауль. - Я бы с удовольствием, но Тереза не умеет плавать. - Я не против, если вы искупаетесь вдвоем, а я подожду вас в гостинице. Она так радовалась, что Рауль и Моник нашли общий язык. Они обедали в маленьком трактире неподалеку от Каньес. - Сегодня особенно хороши омары, - сказал метрдотель. - Я попробую, - отозвалась Моник. - А бедной Терезе нельзя. От моллюсков ее выворачивает наизнанку. Сен-Тропез. - Я соскучился по верховой езде. Дома я ездил на лошади каждое утро. Хочешь покататься со мной, Тереза? - Боюсь, что у меня ничего не получится, Рауль. Я... - Я бы с удовольствием покаталась, - сказала Моник. - Обожаю верховую езду. Их не было все утро. Можно было вспомнить сотни подобных моментов, но тогда она их не замечала. Она их не видела потому, что не хотела видеть ни взглядов, которыми они обменивались, ни невинных прикосновений рук, ни шепота, ни смеха. "Как можно было быть такой глупой?" Ночью, когда Терезе наконец удавалось задремать, ей снились сны. Каждый раз она видела новый сон, но все они были одинаковыми. Рауль и Моник едут в поезде, обнаженные, они занимаются любовью, а поезд идет над глубоким каньоном, мост рушится, и все, кто был в поезде, летят в объятия смерти. Рауль и Моник, обнаженные, в постели гостиничного номера. Рауль роняет сигарету, в комнате вспыхивает пламя, и они оба сгорают. Терез просыпается от их криков. Рауль и Моник падают с горы, тонут в реке, погибают в авиакатастрофе. Сны были всегда разными. Сны были всегда одинаковыми. Мать и отец Терезы были в отчаянии. Дочь угасала на глазах, но они ничем не могли ей помочь. И вдруг Тереза начала есть. Она без конца ела. Казалось, она никак не могла насытиться. Она быстро набрала свой вес и все продолжала полнеть, пока не стала совсем тучной. Когда отец с матерью пытались поговорить с ней о ее страданиях, она отвечала им: - Я чувствую себя прекрасно. Не беспокойтесь обо мне. Тереза продолжала жить, как будто ничего не произошло. Она ходила в город за покупками и делала все, как и прежде. Каждый вечер она ужинала вместе с отцом и матерью, читала или шила. Она словно окружила себя невидимой крепостью, куда твердо решила никого не впускать. "Теперь ни один мужчина не захочет больше взглянуть на меня. Никогда". Внешне казалось, что у Терезы все замечательно. Душой же она пребывала в бездне отчаянного одиночества. Даже в окружении людей она словно сидела совсем одна в пустой комнате одинокого дома в одиноком мире. Прошло немногим более года с тех пор, как Рауль оставил Терезу. Ее отец собирался в Авилу. - У меня там есть дела, - сказал он Терезе, - но потом я освобожусь. Почему бы тебе не поехать со мной? Авила - очаровательный город. Тебе будет полезно на некоторое время уехать отсюда. - Нет, спасибо, папа. Посмотрев на жену, он вздохнул. - Ну что ж, хорошо. В гостиную вошел слуга. - Прошу прощения, мадемуазель де Фосс. Только что принесли письмо для вас. Тереза еще не успела распечатать конверт, как ее охватило смутное дурное предчувствие. В письме было написано: "Тереза, милая моя Тереза. Бог свидетель, я не вправе называть тебя "милой" после той подлости, которую совершил по отношению к тебе. Клянусь искупить свою вину, даже если на это понадобится вся моя жизнь. Не знаю, с чего начать. Моник сбежала, оставив меня с нашей двухмесячной дочуркой. Честно говоря, я вздохнул с облегчением. Должен признаться, что с того дня, как я ушел от тебя, моя жизнь превратилась в ад. Я сам никогда не смогу понять, почему я так поступил. Я словно оказался во власти каких-то волшебных чар Моник, понимая при этом с самого начала, что совершаю страшную ошибку. Я всегда любил только тебя. Теперь я понимаю, что смогу обрести счастье лишь рядом с тобой. К тому времени, как ты получишь это письмо, я буду на пути к тебе. Я люблю и всегда любил тебя, Тереза. Ради всей нашей с тобой жизни я прошу твоего прощения. Я хочу..." Она не могла больше читать. Мысль о том, что ей вновь предстоит увидеть Рауля с ребенком - ребенком его и Моник, - казалась ей непостижимой, оскорбительной. В истерике швырнув письмо, она закричала: - Я должна уехать отсюда. Сегодня. Сейчас же. Пожалуйста... Прошу! Родители были не в состоянии ее успокоить. - Раз Рауль приедет сюда, - сказал отец, - тебе, по крайней мере, стоит поговорить с ним. - Нет! Я убью его, как только увижу. - Вся в слезах, она схватила отца за руки. - Возьми меня с собой, - взмолилась она. Она готова была ехать куда угодно, лишь бы сбежать отсюда. И тем же вечером Тереза с отцом отправилась в Авилу. Отец Терезы был убит горем дочери. По натуре он не был жалостливым человеком, но за последний год он проникся к Терезе уважением, восхищаясь ее стойкостью. Она с достоинством встречала взгляды горожан и никогда не жаловалась. Он чувствовал себя беспомощным, неспособным облегчить ее страдания. Помня о том утешении, которое Тереза когда-то находила в церкви, он сказал ей по приезде в Авилу: - Местный священник отец Беррендо - мой старый друг. Может, он как-то поможет тебе. Поговори с ним. - Нет. Она больше не хотела иметь никаких отношений с Господом. Тереза оставалась в одиночестве в гостиничном номере, пока отец занимался делами. Когда он возвращался, она все так же сидела на стуле, безучастно глядя на стену. - Прошу тебя, Тереза, поговори с отцом Беррендо. - Нет. Он был в отчаянии. Она не желала выходить из номера и отказывалась возвращаться в Эз. Священник сам пришел к Терезе, это было последней надеждой. - Ваш отец говорит, что раньше вы регулярно ходили в церковь. Тереза посмотрела в глаза тщедушному священнику и холодно ответила: - Церковь меня больше не интересует. Ей нечего предложить мне. - У церкви есть что предложить любому, дитя мое, - с улыбкой сказал отец Беррендо. - Церковь дарит нам надежду и мечты... - Я уже сыта мечтами. С меня хватит. Взяв ее руки своими тонкими пальцами, он обратил внимание на белые шрамы, оставленные бритвой на ее запястьях, словно давние поблекшие воспоминания. - Господь не верит этому. Поговори с Ним, и Он сам скажет тебе. Тереза продолжала сидеть, уставившись на стену, и, казалось, даже не заметила, когда священник вышел из комнаты. На следующее утро Тереза вошла в прохладу церковных сводов и почти сразу же почувствовала, как на нее нахлынуло знакомое, давно забытое чувство умиротворения. В последний раз она приходила в церковь, чтобы послать Господу свои проклятия. Ее переполнило чувство глубокого стыда. Ее подвела собственная слабость, Господь не предавал ее. - Прости меня, - прошептала она. - Я грешна. Я жила с ненавистью в сердце. Помоги мне. Прошу Тебя, помоги мне. Подняв глаза, она увидела отца Беррендо. Когда Тереза закончила молиться, он отвел ее в свой кабинет за ризницей. - Не знаю, что мне делать, падре. Я больше ни во что не верю. Я утратила веру. Ее голос был полон отчаяния. - А верила ли ты раньше? - Да. Очень. - Тогда ты и сейчас веришь, дитя мое. Вера неизменна. Преходящим является все остальное. В тот день они проговорили несколько часов. Тереза вернулась в гостиницу к вечеру. - Мне нужно возвращаться в Эз, - сказал ей отец. - Ты готова ехать? - Нет, папа. Позволь мне ненадолго остаться здесь. Он помедлил. - С тобой будет все в порядке? - Да, папа. Обещаю тебе. После этого Тереза и отец Беррендо встречались ежедневно. Священник всем сердцем полюбил Терезу. За некрасивой внешностью этой полной женщины он видел ее прекрасную несчастную душу. Они говорили о Боге, о мироздании, о смысле жизни, и медленно, почти помимо своей воли, Тереза вновь начала обретать покой. Как-то отец Беррендо сказал то, что нашло отклик в ее душе. - Дитя мое, если ты разуверилась в этом мире, поверь в другой мир. Поверь в мир, где тебя ждет Иисус. И впервые со дня ее несостоявшегося венчания Тереза вновь почувствовала умиротворение. Церковь, как и прежде, стала ее убежищем. Но надо было думать о будущем. - Мне некуда пойти. - Ты могла бы вернуться домой. - Нет. Я бы никогда не смогла вернуться, не смогла бы встретиться с Раулем. Не знаю, что мне делать. Я хочу спрятаться, а спрятаться негде. Отец Беррендо долго молчал, затем наконец сказал: - Ты могла бы остаться здесь. Несколько озадаченная, она обвела глазами комнату. - Здесь? - Неподалеку отсюда есть цистерцианский монастырь. - Слегка подавшись вперед, он продолжал. - Я расскажу тебе о нем. Это - особый мир, обитатели которого посвятили свою жизнь Господу. Это место, где царят тишина и покой. Тереза почувствовала воодушевление. - Это прекрасно. - Но я должен предупредить тебя. В монастыре действует один из самых строгих уставов в мире. Те, кого туда принимают, дают обет безбрачия, молчания и послушания. Пришедшие в монастырь остаются там навсегда. Эти слова привели Терезу в трепет. - У меня никогда не возникнет желание покинуть монастырь. Это то, что я искала, падре. Я презираю мир, в котором живу. Но отца Беррендо все еще не оставляло беспокойство. Он знал, что Терезу ожидает жизнь, совершенно непохожая на ту, которой она жила все это время. - Оттуда нельзя будет вернуться. - Я не захочу возвращаться. На следующий день рано утром отец Беррендо отвел Терезу в монастырь познакомить с преподобной матерью Бетиной. Он ушел, оставив их вдвоем. Только переступив порог монастыря, Тереза уже не сомневалась. "Наконец-то, - ликовала ее душа. - Наконец". После беседы с настоятельницей она сразу же позвонила матери с отцом. - Я так волновалась, - сказала мать. - Когда ты вернешься домой? - Я уже дома. Обряд посвящения совершал епископ Авилы. - Господь, Создатель наш, пошли благословение рабе Твоей, дабы укрепить ее в святой добродетели и сохранить ее веру и преданность Тебе. - Я отрекаюсь от царства мира сего и всех мирских радостей ради любви Господа нашего, Иисуса Христа, - отвечала Тереза. Епископ осенил ее крестом. - Обручаю тебя с Иисусом Христом, сыном Отца Всевышнего. Скрепляю печатью Духа Святого этот союз и объявляю тебя Невестой Господа. И Царствие Небесное обретешь ты преданностью своею Господу во веки веков. - Епископ поднялся. - Боже, Отец Всемогущий, Создатель наш, соблаговоливший избрать тебя невестой, подобно Пресвятой Марии, Матери Господа Нашего, Иисуса Христа - ad beatae Mariae, matris Domini nostri, Jesu Christi, consortium - да святится имя Твое. Перед лицом Господа и ангелов Его благословляю тебя хранить чистоту, целомудрие, терпение для исполнения предназначения твоего, любви к Господу и добродетели, ибо ждет тебя великая награда на небесах - в вечном Царстве Христа, Господа Нашего. Да укрепит Господь силы твои, когда они иссякнут, да утешит он тебя и руководит помыслами твоими благими, да наставит тебя Господь на путь истинный. Аминь. И вот теперь, тридцать лет спустя, лежа в лесу и глядя на поднимающееся над горизонтом солнце, сестра Тереза думала: "А ведь я пришла в монастырь совсем не потому, что стремилась к Господу. Я стремилась уйти от этого мира. И Господь все прочел в моем сердце". Ей было шестьдесят, и последние тридцать лет были самыми счастливыми в ее жизни. И вдруг неожиданно она вновь очутилась в мире, от которого бежала. С ее рассудком стало происходить что-то неладное. Она утратила ощущение реальности. Прошлое и настоящее странным образом переплелись. "Почему это со мной происходит? Что Господь уготовил мне?" 13 Поход казался сестре Миган увлекательным путешествием. С поразительной для нее самой быстротой она привыкла к окружавшим ее новым видам и звукам. Ее спутники казались ей очаровательными. Ампаро Хирон была сильной женщиной. Ни в чем не уступавшая двум мужчинам, она вместе с тем была очень женственной. Феликс Карпио - рослый, с рыжеватой бородой и шрамом - выглядел дружелюбным и приветливым. Но для Миган самой яркой личностью из них был Хайме Миро. В нем чувствовалась какая-то непреодолимая сила, непоколебимая вера в свои убеждения, сродни той, что была у монахинь в монастыре. Когда их путешествие только началось, Хайме, Ампаро и Феликс несли на плечах спальные мешки и винтовки. - Дайте мне понести какой-нибудь из мешков, - предложила Миган. Хайме Миро удивленно посмотрел на нее. - Хорошо, сестра, - пожав плечами, ответил он и протянул ей мешок. Он оказался тяжелее, чем Миган предполагала, но она не жаловалась. "Пока мы вместе, я буду разделять с ними все тяготы". Миган казалось, что они шли уже целую вечность, спотыкаясь в темноте, натыкаясь на ветви, царапаясь о кустарник, искусанные насекомыми, сопровождаемые лишь светом луны, указывавшей им путь. "Кто они? - думала Миган. - Почему их преследуют?" И поскольку Миган с монахинями тоже преследовали, она чувствовала что-то очень схожее, сближающее ее с этими людьми. Они почти не разговаривали, но время от времени перебрасывались какими-то загадочными фразами. - В Вальядолиде все готово? - Да, Хайме. Рубио с Томасом встретят нас возле банка во время боя быков. - Хорошо. Передайте Ларго Кортесу, чтобы ждал нас. Но не называйте числа. - Понял. "Кто такие Ларго Кортес, Рубио и Томас? - думала Миган. - Что должно произойти во время боя быков и при чем тут банк?" Она чуть было не спросила, но вовремя спохватилась. "Думаю, им вряд ли понравится, если я буду задавать много вопросов". Незадолго до рассвета они почувствовали, как снизу из долины потянуло дымом. - Ждите здесь, - прошептал Хайме. - Ни звука. Они следили, как он, выбравшись на опушку, исчез из виду. - Что это? - спросила Миган. - Молчи! - прошипела Ампаро Хирон. Минут через пятнадцать Хайме Миро вернулся. - Солдаты. Мы их обойдем. Отойдя на полмили назад, они осторожно пробрались лесом к проселочной дороге. Перед ними простирался деревенский пейзаж, наполненный запахами свежескошенной травы и спелых фруктов. Миган не могла сдержать любопытство: - Почему вас ищут солдаты? - спросила она. - Ну, скажем, мы с ними несколько расходимся во взглядах, - сказал Хайме Миро. И ей пришлось довольствоваться этим ответом. "Пока", - подумала она, намереваясь узнать об этом человеке больше. Через полчаса они добрались до затерянной в лесу полянки, и Хайме сказал: - Солнце взошло. Мы пробудем здесь до темноты. - Он посмотрел на Миган. - Этой ночью нам нужно будет идти побыстрее. - Хорошо, - кивнула она. Хайме разложил спальные мешки. - Возьми мой, сестра, - сказал Феликс Карпио. - Я привык спать на земле. - А как же вы? - проговорила Миган. - Я не могу... - Ради Бога, - оборвала ее Ампаро. - Залезай в мешок. Мы не хотим, чтобы ты будила нас своими криками из-за чертовых пауков. В ее голосе Миган почувствовала непонятную враждебность. Не говоря больше ни слова, Миган забралась в спальный мешок. "Что она злится?" - удивлялась она. Миган смотрела, как Хайме Миро, раскатав свой спальный мешок неподалеку от нее, залез в него. Ампаро Хирон легла к нему. "Все ясно", - подумала Миган. Хайме посмотрел на Миган. - Ты бы лучше поспала. У нас впереди долгий путь, - сказал он. Миган проснулась, разбуженная странными звуками. Словно кто-то стонал от невыносимой боли. Она встревоженно села. Звук доносился оттуда, где лежал Хайме. "Он, должно быть, сильно болен", - было первым, что она подумала. Стон становился громче, и потом она услышала голос Ампаро Хирон: "О, да, так... не останавливайся, querido. Сильнее! Вот так! Так... так..." Миган вспыхнула. Она попробовала заткнуть уши, чтобы не слышать этих звуков, но ничего не помогало. И она представила себя на месте Ампаро Хирон. Миган тут же перекрестилась и начала молиться: "Прости мне, Господи. Да будут мои помыслы обращены только к Тебе одному, да будет душа моя полна Тобой, дабы нашла она в Тебе источник доброты". А стоны не прекращались. Наконец, когда Миган уже чувствовала, что не может больше этого вынести, они стихли. Но теперь уже другое не давало ей уснуть. Лес вокруг был полон звуков. Они сливались в какофонию щебета птиц, стрекотания сверчков, гомона маленьких зверушек и гортанного урчания зверей покрупнее. Миган уже отвыкла от шума внешнего мира. Она с грустью вспомнила чудесную тишину монастыря. И к своему изумлению, она даже загрустила по сиротскому приюту. Этот ужасный, но удивительный сиротский приют... 14. АВИЛА, 1957 Ее называли "Грозой". Ее называли "Голубоглазым дьяволенком". Ее называли "Невыносимой Миган". Ей было десять лет. Подброшенная под дверь фермеру и его жене, которые были не в состоянии заботиться о ней, она попала в приют еще в младенчестве. Приют представлял из себя простой двухэтажный белый дом на окраине Авилы в самом бедном районе города неподалеку от Пласа де Санто-Висенте. Его хозяйкой была Мерседес Анхелес, похожая на амазонку женщина с крутым нравом, за которым скрывалась душевная теплота по отношению к своим питомцам. Миган отличалась от всех остальных детей. Светловолосая, с ясными голубыми глазами, она, словно чужестранка, резко выделялась среди темноволосых темноглазых ребятишек. Но отличалась она от других не только внешностью. Она была чрезвычайно независимым ребенком, предводительницей и смутьянкой. Что бы ни случалось в приюте, Мерседес Анхелес могла не сомневаться - заводилой была Миган. Из года в год Миган руководила бунтами против плохого питания, пытаясь организовать детей в союз; она придумывала изобретательные способы изводить воспитателей, устроила несколько попыток бегства из приюта. Само собой разумеется, что Миган пользовалась необычайным авторитетом у детей. Большинство из них были старше нее, но все признавали в ней лидера. Она обладала природным даром руководителя. Младшие дети любили слушать рассказы Миган. У нее было необыкновенно богатое воображение. - Кем были мои родители, Миган? - Твой отец были опытным вором, специалистом по драгоценностям. Как-то ночью он залез по крыше в гостиницу, чтобы украсть бриллиант, принадлежавший знаменитой артистке. И вот, в тот момент, когда он уже готов был положить его в карман, артистка проснулась. Она включила свет и увидела его. - Она вызвала полицию? - Нет. Он был очень красив. - Что же тогда случилось? - Они полюбили друг друга и поженились. Потом родилась ты. - Но почему же они отправили меня в приют? Разве они не любили меня? Это всегда было самым трудным. - Конечно, они любили меня. Но... но... они катались на лыжах в Швейцарии и погибли под ужасной снежной лавиной... - А что такое ужасная снежная лавина? - Это когда куча снега неожиданно падает вниз и накрывает тебя. - И мои мать с отцом оба погибли? - Да. И последнее, что они сказали, это то, что они любят тебя. Но никого не осталось, кто бы мог позаботиться о тебе, так ты и попала сюда. Как и другие дети, Миган очень хотела знать, кто были ее родители, и вечерами она засыпала, придумывая себе всякие истории: "Мой отец воевал на гражданской войне. Он был очень храбрым капитаном. Он был ранен в бою, а моя мать была санитаркой и ухаживала за ним. Они поженились, он вернулся на фронт и погиб. Моя мать была слишком бедна, чтобы содержать меня, поэтому ей пришлось оставить меня у дома фермера, ей было невыносимо тяжело". И она плакала от жалости к своему храброму погибшему отцу и убитой горем матери. Или: "Мой отец был тореадором. Самым известным. Он был гордостью Испании. Все обожали его. Моя мать была прекрасной танцовщицей фламенко. Они поженились, но однажды он был убит огромным разъяренным быком. Моя мать была вынуждена отказаться от меня". Или: "Мой отец был ловким шпионом из другой страны..." Фантазиям не было конца. В приюте было тридцать детей разного возраста: от брошенных грудных младенцев до четырнадцатилетних подростков. Помимо испанцев, составляющих большинство, там были дети из других стран, и Миган научилась разговаривать на нескольких языках. Миган спала в спальне с дюжиной других девочек. По ночам они шептались о куклах и платьях, а повзрослев, - о сексе. Вскоре это стало главной темой их разговоров. - Я слышала, что это очень больно. - Ерунда. Так хочется скорее попробовать. - Я выйду замуж, но никогда не позволю своему мужу это делать со мной. Мне кажется, это непристойно. Как-то ночью, когда все уже спали, один из мальчиков, Примо Конде, прокрался в спальню к девочкам. Он подошел к кровати Миган. - Миган... - позвал он шепотом. Она тут же проснулась. - Это ты, Примо? Что случилось? - Можно я лягу с тобой? - попросил он, испуганно всхлипывая. - Да. Только тихо. Примо было тринадцать лет, как и Миган, но он выглядел совсем ребенком. Подвергавшийся до приюта надругательствам, он страдал от ночных кошмаров и просыпался с криками среди ночи. Другие дети издевались над ним, но Миган всегда его защищала. Примо забрался к ней в постель, и Миган почувствовала, как по его щекам текли слезы. Она крепко обняла его. - Все хорошо, - шептала она. - Все хорошо. Она нежно покачала его, и он перестал плакать. Он прижался к ней, и она ощутила его нараставшее возбуждение. - Примо... - Прости. Я... я ничего не могу с этим поделать. Он прижимался к ней все сильнее. - Я люблю тебя, Миган. Ты - единственная, кого я люблю в целом мире. - Ты еще не видел мира. - Не смейся надо мной, пожалуйста. - Я не смеюсь. - Кроме тебя у меня никого нет. Я люблю тебя. - Я тоже люблю тебя, Примо. - Миган... Можно я... я хочу тебя. Пожалуйста. - Нет. Наступило молчание. - Прости, что потревожил тебя. Я пойду в свою постель, - сказал он с горечью в голосе и уже собрался уходить. - Подожди. Стремясь облегчить его страдания, Миган обняла его и почувствовала поднимавшееся в ней волнение. - Примо, я... я не могу стать твоей, но я могу кое-что сделать для тебя, и тебе станет лучше. Хочешь? - Да, - промямлил он. Он был в пижаме. Развязав шнурок на пижамных штанах, она просунула туда руку. "Он уже мужчина", - подумала Миган и начала нежно ласкать его рукой. У Примо вырвался стон. - Как чудесно, - сказал он. - Боже, я люблю тебя, Миган. Все ее тело пылало, и стоило ему в этот момент сказать: "Я хочу тебя", она бы согласилась. Но он тихо лежал рядом и через несколько минут вернулся в свою постель. В ту ночь Миган так и не смогла уснуть. Больше она никогда не позволяла ему ложиться к ней в постель. Искушение было слишком велико. Время от времени воспитатели вызывали кого-нибудь из детей для знакомства с будущими приемными родителями. У детей это неизменно вызывало сильное волнение, потому что это означало возможность вырваться из мрачной повседневности приюта, возможность иметь настоящий дом и семью. Из года в год Миган наблюдала за тем, как выбирали детей. Они уходили в дома торговцев, фермеров, банкиров, владельцев магазинов. Но это всегда происходило с другими детьми, а не с ней. Миган мешала ее репутация. Она не раз слышала, как предполагаемые родители разговаривали