хочу, чтобы меня переводили. Он с удивлением уставился на нее. - То есть хотите вернуться назад в ту же камеру? - Да, сэр. Он был в явном недоумении. Возможно, он неправильно думал, возможно, она не понимает, что с ней случилось. Только Бог знает, о чем думают эти ненормальные женщины-заключенные. Он мечтал, чтобы его перевели в какую-нибудь хорошую, нормальную мужскую тюрьму, но его жене и Эми, маленькой дочери, очень здесь нравилось. Они жили в очаровательном коттедже, а вокруг тюремной фермы были очень красивые места. По ним, это было замечательно - жить в деревне, но он-то должен управляться со всеми этими сумасшедшими бабами 24 часа в сутки. Он взглянул на юную женщину, стоявшую перед ним, и сказал неловко: - Хорошо. Старайтесь в будущем избегать неприятностей. - Да, сэр. Возвращение в камеру стало для Трейси настоящим испытанием. Когда она вошла туда, ее сразу же охватил ужас воспоминаний. Сокамерницы были на работах. Трейси прилегла на койку, уставясь в потолок и обдумывая план дальнейшего поведения. Потом, она наклонилась под койку и выломала широкий металлический прут. Она положила его под матрац. В 11.00 прозвенел звонок, и Трейси первой вышла в коридор. Паулита и Лола сидели в столовой за крайним к выходу столом. Эрнестина Литтл отсутствовала. Трейси выбрала стол, за которым сидели незнакомые ей женщины, уселась и съела безвкусную еду, всю, до последней крошки. Послеобеденное время она провела в одиночестве. В 14.45 вернулись ее сокамерницы. Паулита с удивлением усмехнулась. - Ты вернулась к нам, кошечка. Тебе так понравилась то, что мы выделывали с тобой, да? - Хорошо, мы еще постараемся, - сказала Лола. Трейси не обращала внимания на их насмешки. Она сосредоточилась на чернокожей. Из-за нее пришлось вернуться в эту камеру. Трейси не доверяла ей ни на минуту, но чернокожая была нужна ей. Я дам тебе совет, дорогуша. Эрнестина Литтл держит в руках это место. Этой ночью, когда прозвучал предупреждающий сигнал о выключении света, через 15 минут, Трейси поднялась с койки и начала раздеваться, но уже без всякой ложной стыдливости. Она разделась, и мексиканка даже присвистнула, взглянув на полные, крепкие груди, длинные, стройные ноги и кремовые бедра. Лола тяжело дышала. Трейси надела ночную рубашку и легла на койку. Погас свет. Камера погрузилась в темноту. Прошло минут тридцать. Трейси лежала, прислушиваясь к дыханию женщин. Через всю камеру Паулита прошептала: - Мама хочет немножко заняться любовью по-настоящему. Сними рубашку, детка. - Мы хотим учить тебя, как надо есть, киска, а ты подумай про это, пока не научишься хорошо, - хихикнула Лола. Чернокожая молчала. Трейси почувствовала легкое движение, это Паулита и Лола подошли к ней, но она была наготове. Она достала металлический прут, припрятанный ранее, и со всей силой ударила одну из женщин по лицу. Последовал крик боли, и в это время Трейси лягнула ногой вторую, да так, что та упала на пол. - Еще один шаг - и я убью вас, - сказала Трейси. - Сука! Трейси услышала, как они снова собираются напасть, и подняла металлический прут. Внезапно из темноты раздался голос Эрнестины: - Кончай. Оставьте ее. - Эрни, я вся в кровище. Щас я врежу. - Делай, что тебе сказано. Воцарилось долгое молчание. Трейси слышала, как те две вернулись на свои места, тяжело сопя. Трейси лежала напрягшись, готовая к следующему нападению. Эрнестина сказала: - А ты с характером, детка. Трейси молчала. - Ты не настучала начальнику, - Эрнестина довольно засмеялась в темноте. - Если бы стукнула, то уже бы подохла. Трейси верила. - Чего-же ты не далася начальнику перевести себя в другую камеру? Итак, она знала даже это. - Я хотела вернуться сюда. - Ну да! А чего же? - Эрнестина была явно озадачена. Вот этого момента Трейси и ждала. - Ты поможешь мне сбежать отсюда. 8 Надзирательница подошла к Трейси и объявила: - К тебе посетитель, Уитни. Трейси с удивлением взглянула на нее. - Посетитель? Кто бы это мог быть? И вдруг она поняла - Чарльз. Он пришел после всего. Но он опоздал. Его не было здесь, когда она так отчаянно нуждалась в нем. Он мне больше не нужен, ни кто другой. Трейси направилась вслед за надзирательницей в комнату для приема посетителей. Трейси вступила в комнату. За маленьким столом сидел совершенно незнакомый человек. Более непривлекательного мужчину Трейси никогда прежде не встречала. Коротышка, с обрюзгшим телом, длинным прыщавым носом и маленьким сжатым ртом. У него был выпуклый лоб и темно-коричневые глаза, увеличенные толстыми стеклами очков. Он даже не поднялся. - Меня зовут Даниэль Купер. Начальник разрешил мне поговорить с вами. - О чем? - подозрительно спросила Трейси. - Я следователь МАЗС - Международной Ассоциации Защиты Страхования. Один из наших клиентов застраховал картину Ренуара, которую похитили у мистера Джозефа Романо. Трейси затаила дыхание. - Не могу вам помочь. Я не крала ее. Она направилась к двери. Но следующие слова Купера заставили ее остановиться. - Я знаю это. Трейси повернулась и осторожно взглянула на него. Лицо сковало напряжение. - Никто ее не крал. Вас ложно обвинили, мисс Уитни. Трейси медленно опустилась на стул. Даниэль Купер начал заниматься этим делом три недели назад, когда его вызвали в офис его начальника Дж. Дж. Рейнольдса, расположенный в Манхэттене. - У меня для тебя поручение, Дэн, - сказал Рейнольдс. Даниэлю Куперу не нравилось, когда его называли Дэном. - Я изложу кратко. Рейнольдс предпочитал излагать кратко, потому что недолюбливал Купера. По правде говоря, в организации Купер всех раздражал. Это был странный человек - просто жуткий, как многие его описывали. Даниэль Купер все держал в себе. Никто не знал, где он жил, был ли он женат и имел ли детей. Он ни с кем не дружил и никогда не посещал ни вечеринки, ни собрания. Рейнольдс терпел его только потому, что это человек по милости Божьей был гениален. Бульдог с компьютером вместо головы. На счету Даниэля Купера, без чьей-то помощи, было столько возвращенных украденных предметов и разоблачений страховых мошенничеств, сколько не было у всех других следователей вместе взятых. Рейнольдс иногда просто подозревал, что Купер, черт его побери, знает все на свете. Ему даже сидеть напротив этого человека с фанатичными коричневыми глазами было как-то неловко. Рейнольдс сказал: - Один из наших клиентов застраховал картину на полмиллиона долларов. - Ренуар. Новый Орлеан. Джо Романо. Женщина по имени Трейси Уитни была признана виновной и осуждена на 15 лет. Картина не была возвращена. Ах ты, сучий сын! - подумал Рейнольдс. Если бы это кто-либо еще, я бы подумал, что он пускает пыль в глаза. - Точно, - неохотно подтвердил Рейнольдс. - Женщина по имени Уитни припрятала где-то картину, и мы хотим вернуть ее. Займитесь этим делом. Купер повернулся и, не говоря ни слова, покинул офис. Наблюдая, как он уходит, Дж. Дж. Рейнольдс подумал не в первый раз: - Когда-нибудь я все-таки докопаюсь, как он все делает, этот клещ-ублюдок. Купер прошел через офис, где пятьдесят сотрудников сидели бок о бок, работая на компьютерах, составляя рапорты, отвечая на телефонные звонки. Сплошной бедлам. Купер проходил мимо стола, и один из его коллег сказал: - Слышал, тебе поручили дело Романо. Счастливчик. Новый Орлеан - это... Не отвечая, Купер прошел мимо. Почему они не оставят его в покое? Ему ничего не надо от них, но они постоянно докучали ему своими несносными предложениями. Это стало как бы игрой в офисе. Они пытались пробиться сквозь его фанатическую скрытность и определить, кто же он был на самом деле. - Как ты относишься к обеду в пятницу вечером, Дэн?.. - Если ты не женат, у нас с Сарой есть на примете симпатичная девушка, Дэн?.. Неужели они не видели, что никто из них ему не нужен - ни один из них? - Приходи, только выпьем и... Но Даниэль Купер знал, к чему все это приведет. Вполне невинная выпивка может привести к обеду, обед может дать начало дружбе, а уж дружба непременно к доверительности. Это - опасно. Даниэль Купер жил в смертельном страхе, что однажды кто-нибудь узнает о его прошлом. Предоставь прошлому самому хоронить своих мертвецов. Ложь, ложь. Мертвые никогда не будут похоронены. Каждые два или три года какая-нибудь скандальная газетенка ворошила старое дерьмо, и тогда Даниэль Купер исчезал на несколько дней и напивался. Даниэль Купер мог бы занять не одного психиатра для изучения его эмоциональных всплесков, но он никогда ни с кем не говорил о прошлом. Единственным вещественным доказательством, которое он сохранил с того ужасного давнего дня, была выцветшая, пожелтевшая газетная вырезка, надежно спрятанная в комнате, где никто не смог бы ее найти. Время от времени он рассматривал ее в качестве наказания себе, каждое слово этой статьи надежно врезалось в его память. Он принимал душ или мылся по крайней мере трижды в день, но никогда не чувствовал себя чистым. Он твердо верил в дьявола и дьявольский огонь и знал, что его спасение на земле есть лишь искупление. В Нью-Йорке он попытался поступить в полицию, но ему отказали, потому что не хватало 4-х дюймов до соответствующего роста. Став частным сыщиком, он воображал себя охотником, выслеживающим тех, кто нарушил закон. Купер считал себя божьим мстителем, орудием, которое гневно бросал на головы правонарушителей. Все это являлось единственно возможным путем искупления прошлых грехов и подготовки к вечности. Первой остановкой Даниэля Купера стал Новый Орлеан. Он провел в городе 5 дней и за это время успел узнать о Джо Романо, Энтони Орсатти, Перри Поупе и судье Лоуренсе все необходимое. Купер прочел копии стенограмм заседаний суда и приговора Трейси Уитни. Он встретился с лейтенантом Миллером и узнал о самоубийстве матери Трейси. Он переговорил с Отто Шмидтом и разыскал причины, разорившие фирму Уитни. В течение всех этих встреч Даниэль Купер не сделал ни одной записи, но мог наизусть пересказать каждый разговор. На 99 процентов Купер был уверен, что Трейси Уитни - лишь невинная жертва, но он не понимал ее поведение. Он слетал в Филадельфию и пообщался с Кларенсом Десмондом, вице-президентом банка, где работала Трейси Уитни. Чарльз Стенхоуп III встретиться с ним отказался. Сейчас, глядя на сидящую напротив него женщину, он уже на 100% уверился, что эта женщина не имела никакого отношения к краденой картине. Он подготовился написать рапорт. - Романо ложно обвинил вас, мисс Уитни. Рано или поздно, но он собирался организовать похищение картины. Вы просто случайно попали к нему в нужный момент и облегчили кражу. Трейси чувствовала, как сердце ее учащенно забилось. Этот человек знал, что она невиновна. У него, вероятно, достаточно доказательств против Романо, чтобы обелить ее. Он переговорит с начальником или управляющим. Ее выпустят из этого кромешного ада. Ей вдруг стало трудно дышать. - Тогда вы поможете мне? Даниэль Купер недоуменно спросил: - Помочь вам? - Да. - Нет. Это слово уподобилось пощечине. - Нет? Но почему? Если вы знаете, что я невиновна... - Это просто глупо рассчитывать на меня. Мое поручение уже выполнено... Первым делом, вернувшись, Купер принял душ. Он скреб себя с головы до пят, плескаясь под горячей водой почти полчаса. Вымывшись и одевшись, он сел за стол и написал рапорт. Кому: Дж. Дж. Рейнольдсу N 4-72-830-412 От кого: Даниэля Купера Предмет: Картина. Две женщины танцуют в кафе. Роже Ренуар - масло, холст. Мое заключение: Трейси Уитни не связана с похищением картины никоим образом. Я полагаю, что Джо Романо застраховал картину с намерением представить кражу со взломом, получить страховку, а картину продать в частную коллекцию. В настоящее время картина, вероятно, находится за пределами страны. Так, я предполагаю, что она обнаружится в Швейцарии, в которой можно найти надежного покупателя и соответствующие законы. Если покупатель докажет, что он честно приобрел произведение искусства, швейцарское правительство позволяет его сохранить даже несмотря на то, что оно краденое. Рекомендация: Так как нет конкретного доказательства вины Романо, наш клиент вынужден заплатить ему по страховому полису. Далее, совершенно бесполезно следить за Трейси Уитни как из-за похищения картины, так и возмещения убытков, потому что она не знает, где спрятана картина, и не имеет состояния, это факт. К тому же, Трейси Уитни будет отбывать наказание в Южной Луизианской Исправительной колонии для женщин следующие 15 лет. Даниэль Купер остановился на минутку и подумал о Трейси Уитни. Он полагал, что другие мужчины примут во внимание ее красоту. Без всякого интереса он прикинул, что сделает с ней тюрьма за 15 лет. С ним она ничего не сделала. Даниэль Купер заклеил послание и задумался, хватит ли ему времени принять душ. 9 Пожилая женщина по прозвищу Железные Трусы направила Трейси работать в прачечную. Заключенным полагалось работать тридцать пять часов в неделю, и работа в прачечной считалась самой тяжелой. Огромная, жаркая комната, рев стиральных машин и стук гладильных досок, гнетущая душная атмосфера парилки. Наполнить и включить стиральные машины, таскать тяжелые корзины к гладильным машинам - все это - бессмысленный, непосильный и каторжный труд. Работа начиналась в 6.00, и через каждые 2 часа заключенным полагался десятиминутный отдых. К концу девятичасового рабочего дня большинство женщин падало от истощения. Трейси приходила после работы опустошенная, не говорила ни с кем, вся в собственных мыслях. Когда Эрнестина Литтл услышала о назначении Трейси, она заметила: - Железные Трусы вцепилась в твою задницу. Трейси ответила: - Она не беспокоит меня. Эрнестина Литтл недоумевала: эта женщина сильно отличалась от той перепуганной насмерть девушки, которую бросили в тюрьму месяц назад. Что-то изменило ее, и Эрнестине очень хотелось знать, что же именно. На восьмой день работы Трейси в прачечной к ней во второй половине дня подошел охранник. - Тебя переводят в другое место. Ты назначаешься на кухню. Наиболее желанное место работы в тюрьме. В исправительной колонии еда была двух типов: заключенные ели рубленное мясо, сосиски, бобы или несъедобную рыбу, в то время как еду для охраны и официальных лиц готовили профессиональные повара. В их меню входили антрекоты, свежая рыба, цыплята, отбивные котлеты, свежие овощи и фрукты и соблазнительные десерты. Осужденные, работавшие на кухне, получали доступ к этим блюдам и вовсю пользовались этим. Когда Трейси явилась на работу на кухню, она даже не удивилась, увидав там Эрнестину Литтл. Трейси приблизилась к ней. - Спасибо, - с большим трудом она заставила себя произнести это слово как можно дружелюбнее. Эрнестина молча кивнула. - Как ты смогла меня вытащить, минуя Железные Трусы? - Ее больше нет с нами. - Что с ней стряслось? - У нас своя система. Если охранник - жестокий мерзавец и начинает доставать нас придирками и цеплянием, мы избавляемся от него. - Значит, начальник прислушивается к... - Какой начальник? - Как же вы можете?.. - Просто если хочешь, чтобы охранника сняли, начинают происходить всякие беспорядки. Направляется жалоба от заключенной о том, что Железные Трусы хватает ее за гриву. На другой день следующая заключенная обвиняет ее в зверствах. Потом кто-нибудь говорит, что она украла что-то из камеры, например радиоприемник, - и будь уверена, его находят в комнате охранницы. Все. Железные Трусы убирают. Охранники не управляют этой тюрьмой, управляем мы. - За что ты здесь? - спросила Трейси. Она не особенно интересовалась ответом, самым важным было установить дружеские отношения с этой женщиной. - Не по вине Эрнестины Литтл, ты мне поверь. На меня работала целая группа девушек. Трейси взглянула на нее. - Ты имеешь в виду... - она застеснялась. - Зазывал? - засмеялась Эрнестина. - Не-а. Они работали горничными в больших домах. Я открыла агентство по найму прислуги. У меня было не менее 20 девушек. Богачи чертовски обожают заводить дома прислугу. У меня была прекрасная реклама в лучших газетах, и, когда мне звонили, я отправляла девушек по адресу. Девушки оценивали обстановку домов, и когда их наниматели отправлялись на работу, выносили из квартир серебро, золото, меха и какие-либо другие ценные вещи. Эрнестина закончила: - Если бы я сказала тебе, сколько зеленых, не обложенных налогами, мы собрали, ты бы мне никогда не поверила. - Как же тебя поймали? - Это был мерзкий перст судьбы, киска. Одна из моих девушек накрывала стол к обеду в большом доме, а там была гостья, старая леди, у которой эта горничная работала и обчистила квартиру. Большой шум был. Когда полиция поднасела на девицу, та пропела на все голоса целую оперу, и вот - бедная Эрнестина здесь. Они вдвоем стояли у плиты. - Я не могу здесь оставаться, - прошептала Трейси, - мне надо кое о ком позаботиться там, на воле. Ты поможешь мне сбежать. Я... - Начинай чистить лук. У нас сегодня на ужин мясо по-ирландски. И она ушла. По тюрьме распространялись самые невероятные слухи. Заключенные знали все, что когда-либо случалось, даже задолго до их попадания сюда. Осужденные, известные как мусорные крысы, рылись в отбросах в поисках кусков бумаг с информацией, подслушивали телефонные звонки, читали почту начальника, и вся эта информация тщательно и скрупулезно усваивалась и пересылалась особо важным осужденным. Во главе этого списка стояла Эрнестина Литтл. Трейси сознавала, что охрана и заключенные относятся к Эрнестине с почтением. С тех пор, как другие осужденные решили, что Эрнестина стала покровительницей Трейси, ее совершенно оставили в покое. Трейси с ужасом ждала, что Эрнестина сделает новую попытку подъехать к ней, но большая черная женщина держала ее на расстоянии от себя. Почему? Трейси удивлялась. Правило N 7 официальной десятистраничной брошюры, адресованной новоприбывшим, гласило: "Любая форма сексуальных отношений строго воспрещается. В камере не может быть больше четырех осужденных. Не более одного заключенного может находиться на койке одновременно." Реальность же так сильно отличалась от того, что рекомендовали заключенным, что брошюра воспринималась как шутка. Каждую неделю Трейси наблюдала новую заключенную-рыбку, прибывшую в тюрьму, и все повторялось снова. Во первых, заключенные, которые были раньше сексуально нормальны, не имели шанса остаться нормальными. Они приходили робкие и забитые, а кобел уже была тут как тут, поджидала. Драма проходила запланированно, по стадиям. В ужасном и враждебном окружении кобел казалась дружелюбной и симпатичной. Она приглашала свою жертву в комнату отдыха, где они смотрели бы вдвоем телевизор, и, когда кобел гладила руку, новенькая позволяла, так как боялась обидеть новоприобретенную подругу. Новенькая быстро замечала, что другие заключенные оставляли ее в покое, а так как зависимость ее от кобла росла, интимную близость представить было невозможно, потому что она делала все, чтобы на ней лежала только ее подруга и больше никто. Те, кто отказывался от сожительства добровольно, были изнасилованы. Девяносто процентов поступающих в тюрьму женщин силой обращены в гомосексуализм - добровольно или неохотно - в течение первых тридцати дней. Трейси приходила в ужас. - Почему начальство позволяет всему этому происходить? - спросила она Эрнестину. - Это система, - объяснила та, - и так в каждой тюрьме, малышка. Нет такого способа, чтобы изолировать от мужчин 120 женщин и не позволить им хоть как-то трахаться. Мы даже насилуем не из-за секса. Мы насилуем для власти, чтобы показать, кто здесь хозяин. Новая рыбка, приплывающая сюда, это мишень для каждой, которая хочет ее изнасиловать. Одна защита существует для рыбки - это стать женой кобла. Этого еще никому не удавалось избежать. Да, это Трейси проверила на собственном опыте. - Это только то, что касается осужденных, - продолжала Эрнестина, - охрана еще хуже. Приходит свежее мясо, а она - как на иголках. Ее ломает, ей надо порцию, ей плохо, она готова на все. И тут появляется надзирательница, которая может дать героин рыбке, но взамен хочет немножко любви и ласки, понятно? Так что рыбка добровольно укладывается под надзирательницу. Мужская охрана еще хуже. У них ключи от всех камер. Они могут прийти ночью и трахнуть свободную киску. Они могут сделать тебе ребенка, но окажут благосклонность. Ты хочешь плитку шоколада или увидеться с приятелем - пожалуйста, только подставь охраннику свою задницу. Это называется бартер, и так происходит во всех тюрьмах страны. - Это ужасно! - Это выживание. Свет освещал выбритую голову Эрнестины. - Ты знаешь, почему они не разрешают здесь держать жевательную резинку? - Нет. - Потому что девочки используют ее в качестве заклейки отверстия в двери камеры, закрывая обзор охране. Ночью они выскальзывают и ходят друг к другу. Мы следуем правилам, которым мы хотим следовать. Девушки, которые понимают это, могут быть глупыми, но они глупы по-умному. Любовные отношения внутри колонии процветали, а правила этикета между любовниками соблюдались даже более строго, чем на воле. В этом искусственном мирке роли жеребцов и жен создавались и разыгрывались. Жеребцами называли женщин изображавших недостающих мужчин. Они даже меняли свои имена. Эрнестина звалась Эрни, Тесси - Тэкс, Барбара стала Бобом, Кэтрин - Келли. Жеребцы стригли коротко волосы или даже выбривали наголо - и никаких хлопот. Жена, женщина, должна была стирать, гладить, штопать для своего жеребца. Лола и Паулита прямо-таки состязались за внимание Эрнестины, каждая пытаясь превзойти другую. Ревность здесь была просто лютой и часто вела к насилию, и если жена бросала взгляд на другого жеребца или разговаривала с кем-то в тюремном дворе, то страсти разгорались. Любовные послания постоянно летали по тюрьме, передаваемые мусорными крысами. Письма завертывались в маленькие треугольники, известные как змейки, так что их легко прятали в бюстгальтере или туфлях. Трейси видела, как женщины передавали друг другу змейки во время обеда или по дороге домой. Время от времени она замечала осужденных, любовно заигрывающих с охранниками. Это была любовь, рожденная отчаянием, безысходностью, покорностью. Заключенные зависели от охраны во всех отношениях: еды, нормального житья, а иногда и жизни. Трейси запретила себе как-то реагировать на эти события. Сексом занимались днем и ночью. Это происходило в ванных, туалетах, камерах, а ночью практиковали оральный секс через перегородку. Охранники выводили своих любовниц из камер и вели на ночь на квартиры. После того, как гасли огни в камере, Трейси ложилась на койку и затыкала уши ладонями, пытаясь скрыться от всех звуков. Однажды ночью Эрнестина вытащила коробку рисовых хлопьев из под койки и начала рассыпать их по коридору за стенами камеры. Трейси слышала, что обитательницы других камер проделывают то же самое. - Что происходит? - спросила Трейси. Эрнестина повернулась к ней и сказала резко: - Не твоего ума дело. Лежишь и лежи на своей вонючей койке. Несколькими минутами позже из соседней камеры, где только что поселилась новенькая, раздался душераздирающий крик: - О, Господи, нет. Не надо. Пожалуйста, оставьте меня. Трейси знала, что последует потом, у нее вдруг все заболело внутри. Крики продолжались и продолжались пока, наконец, не перешли в безнадежное измученное рыдание. Трейси заткнула уши, ее переполняла жгучая ярость. Как могли эти женщины творить такое друг с другом? Она подумала, что тюрьма сделала из нее черствую женщину, но, когда она поднялась утром, лицо ее было мокро от слез. Она решила не показывать свои чувства Эрнестине. - Для чего нужны рисовые хлопья? - Для предупреждения опасности. Если охрана решит подкрасться к нам, мы услышим шаги. Вскоре Трейси узнала, что означает выражение "идти в колледж". Тюрьма являлась местом обучения, но то, чему учились здесь заключенные, было весьма необычным. В тюрьме имелись крупные специалисты в области криминалистики. Они обменивались методами мошенничества, краж в магазинах, как обчистить пьяного. Они напоминали друг другу даты мучительных игр, обменивались информацией о методах воровства и надувательства полицейских. Во время прогулки во дворе Трейси однажды слышала, как старая заключенная-карманница давала своим более молодым товаркам урок по своей специальности: - Настоящие специалисты приходят из Колумбии. В Боготе есть школа, называемая "Школа десяти колокольчиков", где, заплатив 25 сотен баксов, вы обучаетесь искусству карманника. На экзамене там подвешивают к потолку манекен, одевают в платье с десятью карманами, наполненными деньгами и драгоценностями. - А в чем трюк? - Трюк в том, что к каждому карману привязан колокольчик. Вы считаетесь окончившим обучение, если сумеете очистить все десять карманов, не задев колокольчика. Лола заметила: - Я привыкла ходить с парнем, который, прогуливаясь сквозь толпу одетых в пальто, держа руки открытыми, умел очистить карманы каждого до последнего цента. - Как же он умудрялся? - Правая рука была искусственная. Он просовывал настоящую руку через дыру в пальто и шуровал втихую. В комнате отдыха обучение продолжалось. - Я расскажу, как обчистить камеру хранения, - говорила ветеранша. - Вы слоняетесь вокруг железнодорожной станции до тех пор, пока не увидите какую-нибудь маленькую старую леди, пытающуюся поднять и засунуть чемодан или большой пакет в одну из ячеек камер хранения. Вы делаете это за нее и отдаете ключ. Только ключ-то этот от пустой ячейки. Когда она уходит, вы опустошаете ее ячейку и смываетесь. Во дворе, на следующий день, две женщины, осужденные за проституцию и хранение кокаина, говорили новоприбывшей, хорошенькой молодой девушке, выглядевшей не старше семнадцати лет: - И не удивительно, что ты засыпалась, милочка, - говорила одна из старших женщин. - Прежде чем ты назовешь цену Джону, ты должна приобнять его и похлопать по заднице, чтобы убедиться, что у него нет пистолета. И никогда не говори ему, чем ты собираешься заняться с ним. Заставь его сказать, что он хочет получить. Если потом он окажется копом, это для него ловушка, поняла? Другая добавила: - Ага. И всегда гляди на их руки. Если обманщик говорит, что он рабочий, смотри на руки, они должны быть грубые и шершавые. Если так, все о'кей. Почти все переодетые ищейки представляются рабочими, но как дело доходит до их рук, они забывают, что ручки-то у них гладкие да мягкие. Время текло не быстро и не медленно. Просто время. Трейси вспомнила высказывание Святого Августина: Что есть время? Если никто не спрашивает меня о нем, я знаю. Но если мне надо это объяснить, я не знаю. Расписание в тюрьме никогда не менялось: 4.40 Предупредительный звонок 4.45 Подъем, одеться, умыться 5.00 Завтрак 5.30 Возвращение в камеру 5.55 Предупредительный звонок 6.00 Работа на указанном объекте 10.00 Физические упражнения во дворе 10.30 Обед 11.00 Работа на указанном объекте 15.30 Ужин 16.00 Возвращение в камеру 17.00 Комната отдыха 18.00 Возвращение в камеру 20.45 Предупредительный звонок 21.00 Выключение общего света. Правила непоколебимо исполнялись. Все осужденные должны идти обязательно есть, и в строю не разрешалось разговаривать. Не более чем пять предметов косметики разрешалось держать в маленьких шкафчиках камер. Постели убирались к завтраку и должны были быть опрятными весь день. В исправительной колонии весь день звучала своя музыка - пронизывающая трель звонка, шарканье ног по цементу, скрипение железных дверей, дневной шепот и ночные крики... Хриплые крики охраны, стуки подносов во время приема пищи. И всегда и всюду - колючая проволока и высокие стены, одиночество и изоляция, и все пропитано жгучей ненавистью. Трейси превратилась в идеальную заключенную. Тело ее автоматически откликалось на все позывные тюрьмы: решетки около ее камеры поднимались с наступлением дня и опускались в конце, звонок на работу и сирена, говорившая об окончании работы. Тело Трейси действительно было телом идеальной заключенной в тюрьме, но разум был совершенно свободным и планировал побег. Заключенные не могли звонить за пределы колонии, им разрешалось ответить на два пятиминутных телефонных звонка. Трейси позвонил Отто Шмидт. - Я подумал, ты хотела бы знать, - сказал он неловко, - с похоронами все нормально. Я оплатил все счета, Трейси. - Благодарю вас, Отто, большое спасибо. Больше им нечего было сказать друг другу. Больше ей никто не звонил. - Девочка, ты лучше забудь, что было на воле, - предупреждала ее Эрнестина. - Там тебя никто не ждет. Ты не права, сурово думала Трейси. Джо Романо Перри Поуп Судья Генри Лоуренс Энтони Орсатти Чарльз Стенхоуп III Как-то на площадке во время зарядки Трейси вновь встретилась с Большой Бертой. Спортивная площадка представляла собой большой прямоугольник под открытым небом, ограниченный внешней высокой стеной с одной стороны и внутренней стеной самой тюрьмы с другой. Осужденные занимались на площадке по тридцать минут каждое утро. Здесь допускались разговоры между заключенными, и кучки женщин перед обедом обменивались друг с другом новостями и сплетнями. Когда Трейси впервые пришла на площадку, то неожиданно почувствовала себя свободной. Это произошло потому, что площадка находилась на открытом воздухе. Она увидела солнце, клубящиеся облака, и там далеко, в голубом небе, она услышала далекий гул самолета, летящего совершенно свободно. - Это ты?! Ну-ка, я погляжу на тебя, - раздался голос. Трейси оглянулась и увидела огромную шведку, напавшую на нее в первый день в тюрьме. - Я слыхала, ты обзавелась чернокожим коблом? Трейси старалась вырваться из рук этой женщины. Но Большая Берта железной хваткой впилась в руку девушки. - Никто не уйдет от меня, - выдохнула великанша. - Будь хорошей, малышка. - Она прижала Трейси к стене своим огромным телом. - Уйди от меня прочь. - Что тебе нужно - так это хорошая трепка. Ты знаешь, чего я хочу? Я собираюсь поучить тебя. Ты будешь полностью моей, alskade. Знакомый голос позади Трейси проскрипел: - А ну, убери от нее свои вонючие руки, ты, задница. Эрнестина Литтл стояла тут же, огромные кулаки сжаты, глаза горели, солнце отражалось от черного, гладко выбритого черепа. - Ты не тот мужик для нее, Эрни. - Но вполне подходящий для тебя, - ответила чернокожая. - Если еще тронешь ее, я съем твою задницу на завтрак. Зажарю. В воздухе чувствовалась гроза. Две огромные амазонки глазами пожирали друг друга с огромной ненавистью. Господи, да они же готовы убить друг друга из-за меня, подумала Трейси. Потом она поняла, это в малой степени касалось именно ее. Она помнила, как как-то Эрнестина сказала ей: - Здесь ты должна драться, кусаться, бить палкой. Ты должна отшивать любую мразь, не то погибнешь. Первой повернула Большая Берта. Она бросила на Эрнестину презрительный взгляд. - Я не спешу, - она косо посмотрела на Трейси. - Ты будешь здесь еще очень долго. Как и я, детка. Так что увидимся. Она развернулась и ушла. Эрнестина молча следила, как та уходит. - Это - плохая сиделка. Та самая сиделка, которая в Чикаго убивала своих пациентов. Вкалывала цианистый калий и следила за тем, как они умирали. Да, ангел милосердия на твоей стороне, Уитни. Тебе надо крепкого охранника. Она собирается напасть на тебя. - Ты поможешь мне сбежать? Раздался сигнал. - Время покажет, - ответила Эрнестина. Ночью, лежа на койке, Трейси думала об Эрнестине. Даже несмотря на то, что Эрнестина больше не пыталась снова трогать Трейси, она все еще ей не доверяла. Она никогда не сможет забыть, что Эрнестина и те две сокамерницы сделали с ней. Но ей нужна была помощь чернокожей женщины. Каждый день после ужина заключенным разрешалось провести один час в комнате отдыха, где они могли посмотреть телевизор или поболтать, посмотреть последние газеты и журналы. Трейси просматривала кипу журналов, когда ей на глаза попался снимок. Это была свадебная фотография Чарльза Стенхоупа III и его невесты, они, улыбаясь, выходили из часовни, рука в руке. Трейси словно ударили по лицу. Она сидела и смотрела на их смеющиеся счастливые лица и чувствовала, как боль перерастала в холодную ярость. Когда-то она хотела соединить свою жизнь с жизнью этого человека, а он отвернулся от нее, позволил им уничтожить ее, позволил убить их ребенка. Но это было другое время, другое место, другой мир. Это была сказка. А сейчас - реальность. Она захлопнула журнальную страницу. В посетительские дни легко узнавалось, кто из осужденных имел друга или к кому приходили родственники. Заключенные хвастались и складывали свежие платья и косметику. Обычно Эрнестина возвращалась из комнаты посетителей счастливая, улыбающаяся. - О, мой Эл, он всегда приходит проведать меня, - рассказывала она Трейси. - Он дождется, пока я выйду отсюда. А знаешь почему? А потому, что я даю ему то, чего другая женщина не даст. Трейси не смогла скрыть недоумение. - Ты имеешь в виду... сексуально? - Конечно, ах ты задница. То, что происходит в этих стенах, никогда не происходит на воле. Здесь иногда нам нужно подержаться за теплое тело. Кто-то держится за нас и говорит, что любит. Кто-то проклинает нас. Не имеет значения, было ли это раньше или есть сейчас. У нас у всех это было. Но когда я выйду отсюда, - Эрнестина бросила взгляд, ухмыльнувшись, - вот тогда я стану нимфоманкой, черт меня побери. Но оставалась какая-то тайна, которую Трейси хотелось узнать. И она решила однажды спросить: - Эрни, почему ты взяла меня под свою защиту? Эрнестина пожала плечами: - Отстань ты от меня. - Но я правда хочу знать, - Трейси тщательно подбирала слова. - Каждый, кто твой... твой друг, принадлежит тебе. Они делают все, что ты приказываешь им делать. - Да, если они не хотят ходить с голой задницей, да уж. - Но не я, почему? - Ты что, жалуешься на это? - Нет, я серьезно. Эрнестина на минутку задумалась. - Хорошо. В тебе есть что-то, чего я хотела, - она бросила на Трейси взгляд. - Нет, не то. Я получила все, что хотела, малышка. Но ты - это класс. Я имею в виду настоящий, высший класс. Как те холодные леди на страницах журнала "Бог, город и деревня", все разодетые в пух и прах, и попивающие чай из серебряных чашек. К ним принадлежишь и ты. Это все твой мир. Я не знаю, как ты спуталась со всеми этими крысами там, на воле, но я догадываюсь, что кто-то к тебе присосался. Она опять взглянула на Трейси и сказала, почти застенчиво: - В своей жизни я имела дело со многими приличными штучками. Ты одна из них. Она отвернулась, и последние слова были едва слышны: - И прости меня за твоего ребенка. Я действительно... Этой ночью, после того как выключили свет, Трейси прошептала в темноте: - Эрни, я хочу сбежать. Помоги мне. Пожалуйста. - Я хочу заснуть, Христа ради. Заткнись ты, наконец. Эрнестина ввела Трейси в мир заушного языка тюрьмы. Группы женщин во дворе беседовали: - Этот кобел уронил ремень на серый брод и с него на тебя, а ты кормишь ее длинной ложкой... - Она была короткой, но они схватили ее в снегопад, и каменный коп засунул ее к мяснику. Это и прекратило ее подъем. Пока, Руби-до. Что касается Трейси, то ей казалось, что она слушает марсиан. - О чем они говорят? - спрашивала она. Эрнестина покатывалась со смеху. - Разве ты не говоришь по-английски, девочка? Когда лесбиянка "бросает ремень", это значит, она меняет роль мужа на роль жены. Она тащит за собой "серый брод" - это кличка такой, как ты. Она не может быть верной, это значит ты остаешься брошенной. Она была "кроткой" - значит, ей немного осталось до конца срока, но ее поймали при получении героина около каменного копа - это кто-то, кто живет по закону и не может быть подкуплен - и они отправили ее к "мяснику", тюремному доктору. - Что это "Руби-до" и "подъем"? - Неужели ты ничегошеньки не знаешь? "Руби-до" - это пароль, а "подъем" - день освобождения. Трейси знала, что она не будет ждать. Схватка между Эрнестиной Литтл и Большой Бертой произошла на следующий день во дворе. Заключенные играли в мяч под наблюдением охраны. Большая Берта, отбившая две подачи, сильно ударила в третий раз и побежала к первой базе, которую прикрывала Трейси. Большая Берта врезалась в Трейси, повалила на землю и оказалась верхом на ней. Руки ее шарили у Трейси между ног и она шептала: - Никто не говорит мне "нет", и ты не сможешь. Я приду и возьму тебя сегодня ночью, малышка. Я собираюсь разорвать тебе задницу. Трейси яростно сопротивлялась, пытаясь освободиться. Неожиданно она почувствовала, что Большая Берта поднимается с нее. Эрнестина вцепилась Большой Берте в шею и подняла ее. - Ах, ты, вонючая сука! - заорала Эрнестина. - Я предупреждала тебя. Она запустила пальцы в лицо Берты, вцепившись ногтями в глаза. - Я ослепла, - закричала Большая Берта. - Я ослепла. - Она схватила Эрнестину за груди и рванула. Две женщины так вцепились друг в друга, что четыре охранника с трудом растаскивали их в течение пяти минут. Обеих женщин направили в лазарет. Только поздно ночью Эрнестина возвратилась в камеру. Лола и Паулита пришли к ней на койку, чтобы утешить. - У тебя все в порядке? - спросила Трейси. - Чертовски в порядке, - ответила Эрнестина приглушенным голосом, и Трейси захотела узнать, насколько сильно она была побита. - Я устроила ей такую выволочку, что теперь у нее возникла проблема. Сейчас эта чертова сиделка оставила тебя в покое. Но нет пути назад. Когда она закончит цепляться, она убьет тебя. Они молча лежали в темноте. Наконец, Эрнестина сказала: - Может, теперь как раз и настало время, когда нам стоит потолковать о той неудаче, что привела тебя сюда. 10 - Завтра тебе придется расстаться с нашей гувернанткой, - сообщил начальник Брэнинген своей жене. Сью Эллен Брэнинген с удивлением посмотрела на мужа. - Почему? Джуди прекрасно ладит с Эми. - Я знаю, но ее срок подошел к концу. Завтра утром она выходит на свободу. Они сидели за завтраком в своем комфортабельном доме, что был одной из льгот, полагавшихся начальнику тюрьмы. К остальным льготам относились питание, прислуга, шофер и гувернантка для их дочери Эми, которой было около пяти лет. Вся прислуга верно служила этой семье. Когда Сью Эллен поселилась здесь пять лет назад, она очень переживала, что ей придется жить на территории исправительной колонии и беспокоилась, что ее дом будет полон слуг - осужденных каторжников. - Откуда ты знаешь, что они не хотят нас ограбить и перерезать нам глотки где-нибудь посреди ночи, - требовательно спрашивала она мужа. - Если они посмеют это сделать, - обещал ей Брэнинген, - то я напишу на них рапорт. Он пытался успокоить жену, хотя и без особого