ему на чай, даже не подозревали, что Микки обделывает еще и свои делишки. Иногда он шептал на ухо кому-нибудь из них: "Живые картины, сударь?.." Он мог сказать эту фразу на десяти языках, сопровождая слова многозначительным подмигиванием. После чего совал в руку мужчины адрес ближайшей квартирки. Впрочем, это не бог весть какой грех. То, что смотрели там в большой тайне, было, по сути дела, почти тем же самым, только чуть более замшелым и мерзким, но, в общем, тем же самым спектаклем, который предлагало любое кабаре на площади Пигаль. С той лишь разницей, что "девочки" были не двадцатилетние, а чаще всего сорокалетние, а то и постарше. - Ваш инспектор, маленький толстяк... - Люкас? - Да. Он вызывал меня недели три назад, после смерти Мазотти, но я не знал ничего существенного. Микки подходил к делу потихоньку, на свой манер. - Я ему сказал, что мой хозяин непричастен к делу, это уж точно, и не ошибся. Теперь у меня есть верные сведения. Вы всегда относились ко мне с пониманием, и я передам их вам, но, конечно, за ту цену, какую они стоят. Поймите меня правильно, я говорю это не полиции, а человеку, которого знаю много лет. Мы беседуем. Случайно вспомнили Мазотти, а он, между нами говоря, совсем зарвался... Так вот, я лишь повторяю вам то, что мне сказали. Не надо тратить силы и искать стрелявшего на площади Пигаль. На Пасху... Когда в этом году была Пасха? - В конце марта. - Прекрасно! Так вот, на Пасху Мазотти, этот жалкий проходимец, полное ничтожество, который, однако, хотел, чтобы его считали за человека, уехал в Тулон. Там он встретил красавицу Иоланду. Вы знаете, кто она? Жена Маттеи. А Маттеи - главарь марсельской банды "Фальшивые носы", она сумела совершить двадцать налетов, прежде чем дала сцапать себя. Улавливаете? Маттеи в каталажке. Мазотти, считающий, что ему все дозволено, вернулся в Париж с Иоландой... Теперь у меня нет надобности дорисовывать вам картину. В Марселе еще оставались люди Маттеи, и двое или трое из них приехали в Париж свести счеты. Это выглядело правдоподобно. Объясняло, как разворачивались события на улице Фонтэн. Профессиональная работа, без сучка и задоринки. - Я подумал, может, вас это заинтересует, но адреса вашего не знал, вот и зашел к вашему коллеге. Непохоже было, чтобы Микки собирался уходить, а это означало, что он еще не все выложил или ждет вопросов. Мегрэ с невинным видом осведомился: - Знаете новость? - Какую? - с той же искренностью полюбопытствовал его собеседник. И тут же хитро улыбнулся: - Вы хотите поговорить о господине Эмиле? Я вроде слышал, будто его нашли... - Вы были сейчас у Джо? - Не такие уж мы с ним друзья, но слухом земля полнится. - Куда больше, чем дело Мазотти, меня интересует, что случилось с Эмилем Буле. - Но вот здесь, господин комиссар, скажу вам, что не знаю ничего. Святая истина!.. - Что вы думаете об Эмиле Буле? - То, что я уже сказал господину Люкасу, - что думают о нем все. - А именно? - Господин Эмиль вел дела на свой лад, но был порядочный человек. - Вы помните вечер вторника? - У меня довольно хорошая память. Микки все время улыбался, словно каждое его слово заслуживало особого внимания, и еще у него была привычка без конца подмигивать. - Тогда не произошло ничего необычного? - Все зависит от того, что вы считаете необычным. Господин Эмиль, как каждый вечер, пришел около девяти вместе с мадемуазель Адой, чтобы проследить за подготовкой. Вы это знаете. Затем он отправился взглянуть, что происходит в "Голубом экспрессе", и еще сходил на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт. - В котором часу он вернулся? - Минутку... Оркестр начал играть. Должно быть, уже миновало десять. Заведение было еще пусто. В это время мы даем музыку погромче, чтобы привлечь гостей: они ведь в основном приходят после театра или кино. - Секретарша была с ним? - Нет. Вернулась домой. - Вы видели, как она вошла в дом? - Пожалуй, да. Я проводил ее взглядом: она красивая девушка, и я всегда чуточку заигрываю с ней. Но поручиться я бы не мог. - А Буле? - Вернулся в "Лотос" позвонить. - Откуда вы знаете, что он звонил? - Мне сказала Жармена, гардеробщица. Телефон находится около вешалки, в кабине за стеклянной дверью. Он набрал номер, но там не ответили, и когда он вышел из кабины, вид у него был раздосадованный. - Почему это удивило гардеробщицу? - Потому что обычно по вечерам он звонил по телефону или в одно из кабаре, или шурину, а там всегда отвечают. Мало того, минут через пятнадцать он снова стал, звонить. - И снова безрезультатно? - Да. Он звонил кому-то, кого не было дома, и это, видимо, выводило его из терпения. Между звонками он бродил по залу. Оглядел танцовщиц - у них оказались несвежие платья, учинил разнос бармену. Дозвониться он пытался несколько раз, а потом вышел на улицу подышать свежим воздухом... - Он разговаривал с вами? - Вы же знаете, мой хозяин не любил много говорить. Он, бывало, и раньше стоял этак у двери. Смотрел на небо, на проезжавшие мимо машины, мог сказать, что сегодня, мол, будет полный сбор или наоборот... - Он все же дозвонился? - Около одиннадцати. - И ушел? - Не сразу. Сначала снова постоял возле меня. Такая уж у него была привычка. Раза два-три, я видел, вытаскивал из кармашка часы. Потом, минут через двадцать, пошел вниз по улице Пигаль... - Короче говоря, у него было назначено свидание? - Я вижу, мы рассуждаем одинаково. - Мне говорили, что он почти никогда не пользовался такси. - Точно. После аварии он не любил автомобили. Предпочитал метро. - Вы уверены, что он пошел по улице Пигаль вниз, а не вверх? - Уверен. - Но если бы он намеревался поехать на метро, он пошел бы вверх. - На метро он обычно ездил, когда хотел взглянуть, что делается на улице Берри. - В таком случае свидание скорее всего было назначено в том же квартале. - Я даже решил, что он отправился в "Сен-Троп", на улицу Нотр-Дам- де-Лоретт, но там его не видели. - Как вы думаете, у него была любовница? - Убежден, что нет. И, снова подмигнув, этот сморщенный подросток добавил: - Вы же знаете, в таких делах у меня есть некоторый опыт... В какой-то степени это мое ремесло, не правда ли? - Где живет господин Резон? Вопрос удивил Микки. - Счетовод? Он уже не меньше тридцати лет живет в одном и том же доме на бульваре Решешуар... - Один? - Ясное дело. У него тоже, уж поверьте мне, нет любовницы. И не потому, что ему начхать на женщин. Просто его желания не соответствуют его средствам, вот он и обходится тем, что тискает девочек, которые приходят к нему в кабинет просить аванс. - Вы знаете, чем он занимается по вечерам? - Играет в бильярд, всегда в одном и том же кафе на углу Антверпенского сквера. Он там чуть ли не чемпион. Еще одна версия, кажется, рассыпалась. И все же Мегрэ спросил, не желая ничего оставлять невыясненным: - Откуда взялся этот господин Резон? - Из банка. Он, уж не ведаю сколько лет, служил кассиром в филиале банка, где у хозяина был счет. Это на улице Бланш. Сдается мне, он снабжал господина Эмиля информацией. А тот нуждался в верном человеке, который вел бы бухгалтерию: в его ремесле легко проторговаться. Мне, конечно, неизвестно, сколько хозяин положил этому счетоводу жалованья, но, почитай, кругленькую сумму, если господин Резон оставил банк. Мегрэ снова и снова возвращался к вечеру вторника. Это становилось каким-то наваждением. В конце концов перед его мысленным взором явственно возник образ худощавого г-на Эмиля: вот он стоит под светящейся вывеской "Лотоса", время от времени поглядывая на часы, вот решительным шагом внезапно направляется вниз по улице Пигаль. Г-н Эмиль шел куда-то недалеко, иначе он спустился бы в метро - оно находится всего в ста метрах. Если бы, несмотря на неприязнь к автомобилям, ему потребовалось такси, он мог бы остановить его около кабаре - они то и дело проезжают мимо. В мозгу Мегрэ вырисовывался своего рода план план небольшого кусочка Парижа, к которому его велс все. Три кабаре Эмиля Буле находились неподалеку од но от другого, и только "Пари-Стрип", управляемое Антонио, составляло исключение. Буле со своими тремя итальянками жил на улице Виктор-Массе, совсем рядом с "Лотосом". От бара Джо-Кетчиста, на пороге которого убили Мазотти, до "Лотоса" почти рукой подать. Банк, где у Эмиля Буле был счет, едва ли находился дальше, и г-н Резон, наконец, тоже проживал в этом квартале. Все это немного напоминало деревню, которую Эмиль покинул не так уж давно и не без сожаления. - У вас есть какая-нибудь догадка, кто мог назначить ему свидание? - Клянусь вам... Помолчав, Микки добавил: - Я тоже думал об этом, из чистого любопытства. Люблю ясность. В моем ремесле она необходима, верно? Мегрэ, вздохнув, поднялся. Больше вопросов у него не было. Осведомитель дал ему кое-какие сведения, которых он не знал и мог бы не узнать еще долго, но и они не объясняли смерти Буле, и тем более почти невероятный факт, что его труп два дня и три ночи прятали, прежде чем подкинуть под ограду кладбища Пер-Лашез. - Благодарю вас, Бубе. Выходя, коротышка бросил: - Вы по-прежнему не интересуетесь боксом? - А что? - Завтра будет встреча, об исходе которой у меня есть точная информация. Если хотите... - Спасибо. Он не дал ему денег. Микки работал не за деньги, а в обмен на известную снисходительность. - Если что-нибудь узнаю, позвоню. Примерно час спустя у себя в кабинете в уголовной полиции Мегрэ что-то рисовал на листке бумаги, звонил в инспекторскую, требовал прислать к нему Ла-пуэнта. Лапуэнту не пришлось дважды смотреть на шефа, чтобы узнать, как обстоят дела. Никак! Мегрэ сидел угрюмый, неприступный, таким он обычно бывал в самые плохие минуты расследования, когда не знаешь, с какого конца браться, и хватаешься, сам ни во что не веря, за все версии сразу. __- Пойдешь на бульвар Рошешуар, разузнаешь о некоем господине Резоне. Это счетовод "Лотоса" и других заведений Эмиля Буле. Говорят, господин Резон каждый вечер на Антверпенском сквере играет в бильярд в кафе, не знаю, в каком, но ты его найдешь. Постарайся как можно подробней расспросить об этом счетоводе, о его привычках. Особенно я хотел" бы знать, был ли он в кафе во вторник вечером, в котором часу ушел оттуда и в котором вернулся домой... - Иду, шеф. Люкас в это время занимался Адой и Антонио. Мегрэ, чтобы унять нетерпение, опять погрузился в административные досье. К половине пятого эта работа ему надоела, и он, надев пиджак, пошел выпить в одиночестве кружку в пивной "У дофина". Он едва не заказал вторую, и не потому, что его мучила жажда, а просто в пику своему другу Пардону, который предписал ему воздерживание. Мысль, что он не может разобраться в деле Буле, приводила его в ярость. Это становилось уже вопросом престижа. Перед его глазами то и дело возникали одни и те же картины: Эмиль Буле в темно-синем костюме стоит на пороге "Лотоса", возвращается в кабаре, звонит - безрезультатно! - по телефону, ходит взад и вперед под безразличным взглядом гардеробщицы, снова звонит, потом еще. Ада уже вернулась домой. Антонио занимается первыми посетителями на улице Берри. Во всех четырех кабаре бармены расставляют бокалы, бутылки, музыканты настраивают инструменты, девицы в грязных комнатенках облачаются в безвкусные наряды, чтобы затем занять свои места за маленькими столиками на одной ножке. Буле наконец дозвонился, поговорил, но ушел не сразу. Свидание должно было состояться через какое-то время. Ему назначили определенный час. Он снова выжидал у входа в кабаре, несколько раз вынимал из кармана часы и вдруг направился вниз по улице Пигаль. Буле пообедал в восемь вечера. Согласно заключению врача, он умер спустя часа четыре-пять, то есть между полуночью и часом ночи. "Лотос" он покинул в половине двенадцатого. Ему оставалось жить от получаса до полутора часов. Итак, он не имел отношения к смерти Мазотти. Те, кто остался из корсиканской банды, Буле не знали, да у них и не было ни малейшего повода убивать его. Наконец, никто из преступной среды не обстряпал бы это дело так, как обстряпал его убийца: он задушил Буле и хранил труп двое суток, чтобы потом с риском для себя подбросить на улицу Рондо. Аде ни о каком свидании зятя известно не было. Г-ну Резону тоже. Антонио, как он заверяет, рассказал все, что знал. И даже Микки, имевший неплохой шанс разобраться, пребывает в неведении. Мегрэ снова мрачно расхаживал по своему кабинету, сжимая зубами черенок трубки, когда в дверь постучал Люкас. Вид у него был отнюдь не торжествующий - нет, он не походил на человека, которому только что улыбнулась удача. Мегрэ лишь молча взглянул на него. - Я не узнал почти ничего нового, патрон. Разве что одно - во вторник вечером и ночью Антонио ни на минуту не покидал свое кабаре. Еще бы, черт побери! Это было бы слишком просто. - Я повидал его жену, она итальянка, ждет ребенка. Они занимают нарядную квартирку на улице Понтье. Пустой взгляд комиссара обескураживал Люкаса. - Я же не виноват... Так вот, все их очень любят. Я поговорил с привратницей, с поставщиками, с теми, кто живет рядом с кабаре. Потом снова зашел на улицу Виктор-Массе. Попросил у счетовода - он сидел у себя в кабинете - адреса нескольких артисток, которые выступают в заведениях Эмиля Буле. Две из них еще спали, обе в одной и той же гостинице. У Люкаса было такое ощущение, будто он разговаривает со стенкой, тем более что Мегрэ время от времени поворачивался к нему спиной и смотрел на Сену. - Еще одна живет в квартирке на улице Лепик, у нее ребенок и... Люкас растерянно замолчал, потому что комиссар казался очень раздраженным. - Могу доложить вам лишь то, что узнал. Естественно, все дамочки в какой-то степени ревниво относятся к Аде. Они считают, что рано или поздно она стала бы любовницей своего зятя, но пока ничего подобного не произошло. Из-за одного только Антонио это было бы нелегко... - Все? Люкас сокрушенно развел руками. - Что мне делать теперь? - Что хочешь. Мегрэ вернулся домой спустя добрый час, просидев, чертыхаясь, еще какое-то время над этим дурацким проектом реорганизации, которая все равно пройдет не так, как он наметит. Докладные записки, вечные докладные записки! У него спрашивают его мнение. Его просят разработать детальный план. Потом большая часть его докладных застревает в кабинетах начальства и о них больше не слышишь. Слава богу, что хотя бы не принимают решений, противоположных тому, которое он предложил! - Сегодня вечером я уйду... - ворчливым голосом объявил он жене. Она знала, что лучше ни о чем не расспрашивать. Мегрэ сел за стол и стал смотреть телевизор, время от времени бормоча: - Глупо! Потом пошел в спальню сменить рубашку и галстук. - Не знаю, когда вернусь. Пойду на Монмартр в ночное кабаре. Он говорил с таким видом, словно пытался вызвать у жены чувство ревности, и был раздосадован, увидев на ее лице улыбку. - Ты бы взял зонтик: по радио обещали грозу. В сущности, если у Мегрэ и было плохое настроение, то лишь по одной причине: его не оставляло ощущение, что он пожинает плоды собственной ошибки. Он был убежден, что в какой-то момент днем, - он не смог бы точно определить, в какой именно, - он был на пути к истине. Кто-то сказал ему что-то весьма существенное. Но кто? Он повидал сегодня столько народу! В девять часов он сел в такси, в девять двадцать остановился у дверей "Лотоса", где его встретил Микки и, заговорщицки подмигнув, откинул перед ним красную бархатную портьеру. Музыканты в белых смокингах еще не заняли свои места и болтали в углу. Бармен за стойкой протирал бокалы. Красивая рыжая девица в платье с глубоким декольте подравнивала в сторонке ногти. Никто не спрашивал Мегрэ, зачем он пришел, словно все всё знали. На него лишь поглядывали с любопытством. Официанты расставляли на столах ведерки с шампанским. Из комнаты в глубине зала вышла Ада в темном костюме, с блокнотом и карандашом в руке, заметила Мегрэ и, немного поколебавшись, направилась к нему. - Брат посоветовал мне открыть кабаре, - проговорила она с некоторым смущением. - По правде говоря, никто из нас не знает толком, что надо делать. Кажется, по случаю траура не принято закрывать. Глядя на ее блокнот и карандаш, комиссар спросил: - Чем вы намеревались заняться? - Тем же, чем занимался в этот час каждый вечер мой зять. Уточнить с барменами и метрдотелями запасы шампанского и виски. Потом организовать переход артисток из одного кабаре в другое. Какая-нибудь из них, как всегда, не явится. Каждый вечер приходится в последний момент производить замены. Я уже побывала в "Голубом экспрессе"... - Как чувствует себя ваша сестра? - Ужасно подавлена. Это счастье, что Антонио весь день провел у нас. Приходили из похоронного бюро. Завтра утром тело должны перевезти домой. Телефон не умолкает ни на минуту. А тут еще нужно заняться рассылкой уведомлений... Ада не теряла головы и, разговаривая, продолжала следить за приготовлениями в зале, как это делал бы Буле. Она даже прервала разговор, чтобы бросить молодому метрдотелю: - Нет, Жармен, класть в ведерки лед еще рано... Новичок, наверно. Мегрэ на всякий случай спросил: - Он оставил завещание? - Нам ничего не известно, и это во многом усложняет наши дела: мы не знаем, какие меры принимать... - У него был нотариус? - Понятия не имею. Скорее всего нет. Я позвонила его адвокату мэтру Жану Шарлю Гайару, но того не оказалось дома. Он сегодня спозаранку уехал в Пуатье на защиту и вернется поздно вечером. Кто уже говорил ему об адвокате? Мегрэ покопался в памяти и вытянул наконец оттуда малопривлекательный образ г-на Резона, сидящего в своем маленьком кабинетике на антресолях. О чем тогда шла речь? Мегрэ спросил, не производятся ли некоторые расчеты из рук в руки, чтобы избежать налогов... Мегрэ восстановил цепочку разговора. Счетовод заверил, что г-н Эмиль не принадлежал к числу людей, склонных к мошенничеству и рискующих своим добрым именем, что он придерживался правила все делать в рамках закона и его налоговые декларации составлялись адвокатом. - Вы думаете, ваш зять мог обратиться к нему по поводу завещания? - Он во всем советовался с ним. Не забывайте, на первых порах Эмиль совсем не разбирался в делах. Когда он открыл "Голубой экспресс", соседи подали на него в суд, не знаю, за что. Возможно, музыка мешала им спать. - Где он живет? - Мэтр Гайар? На улице Лабрюйера, небольшой особняк в середине улицы. Улица Лабрюйера. Не более чем в пятистях метрах от "Лотоса"! Чтобы попасть туда, достаточно спуститься по улице Пигаль, пересечь Нотр- Дам-де-Лоретт и немного ниже повернуть налево. - Ваш зять часто виделся с ним? - Один-два раза в месяц. - Вечерами? - Нет, днем. Чаще всего после шести, когда мэтр Гайар возвращался из Дворца правосудия. - Вы сопровождали зятя? Она помотала головой: нет. Возможно, это было смешно, но комиссар уже не выглядел брюзгой. - Я могу позвонить? - Вы хотите подняться наверх или позвоните из кабины? - Из кабины. Так же, как Эмиль Буле, с той лишь разницей, что покойный начал звонить только около десяти вечера. Сквозь стекло Мегрэ увидел гардеробщицу Жермену, которая расставляла в старой коробке от сигар розовые картонные карточки. - Алло! Квартира мэтра Гайара?.. - Нет, сударь. Это аптека Леко. - Извините. Должно быть, он ошибся, когда набирал номер. Мегрэ набрал снова, более внимательно, и услышал отдаленные гудки. Прошла минута, другая, но никто не ответил. Трижды он заново набирал номер, и все безрезультатно. Выйдя из кабины, он поискал глазами Аду. В конце концов он нашел ее в каморке, где переодевались две женщины. Они не обратили на него ни малейшего внимания и даже не попытались прикрыть голые груди. - Мэтр Гайар холостяк? - Не знаю. Я никогда не слышала о его жене. Но возможно, он женат. Мне не приходилось бывать у него. Немного погодя, стоя у двери, Мегрэ расспрашивал Микки: - Вы знаете Жана Шарля Гайара? - Адвоката? Слышал это имя. Три года назад он защищал Большого Люсьена, и того оправдали... - Он также адвокат вашего хозяина. - Это меня не удивляет. Он слывет докой. - Вы не знаете, он женат? - Простите меня, господин Мегрэ, но он не из числа моих клиентов, и при всем своем огромном желании я ничего вам не могу сказать. Комиссар вернулся в кабину, снова позвонил, и снова безрезультатно. Тогда он наудачу набрал номер Шаванона, члена суда, которого знал с незапамятных времен, и ему повезло- тот оказался дома. - Это Мегрэ... Нет, у меня в кабинете не сидит клиент для вас. Впрочем, я не на набережной Орфевр. Я хотел бы кое-что узнать. Вы знакомы с Жаном Шарлем Гайаром? - Как и со всеми остальными. Встречаюсь с ним во Дворце правосудия, однажды нам довелось завтракать вдвоем. Но этот господин слишком важная персона для такой мелкой сошки, как я. - Он женат? - Думаю, да. Впрочем, подождите... Да, я уверен в этом. Он женился вскоре после войны на какой-то не то певичке, не то танцовщице из "Казино де Пари". Вот, пожалуй, все, что я могу сказать. - Вы никогда не видели ее? Не бывали у него дома? - Меня туда не приглашали. - Они не разведены? Живут вместе? - Насколько мне известно, да. - Вы знаете, она сопровождает его, когда он едет на защиту в провинцию? - Почти никогда. - Благодарю вас. Комиссар снова тщетно пытался дозвониться на улицу Лабрюйера, и гардеробщица смотрела на него со все большим любопытством. Наконец он решился покинуть "Лотос" и, кивнув Микки, стал медленно спускаться по улице Пигаль. На улице Лабрюйера он сразу же нашел особняк, который, в общем, оказался обычным небольшим жилым домом- таких много в провинции, и они еще сохранились в некоторых районах Парижа. Все окна были темны. На медной табличке значилось имя адвоката. Мегрэ нажал кнопку, которая находилась под табличкой, и за дверью послышался звонок. Никакого отклика. Он позвонил во второй раз, в третий, и все так же тщетно, как и по телефону. Почему он перешел на другую сторону улицы, чтобы окинуть взглядом весь дом? В тот момент, когда Мегрэ поднял голову, в темном окне на втором этаже одна из занавесок колыхнулась, и он мог бы поклясться, что заметил там чье-то лицо. 5 Казалось, что Мегрэ разыгрывает роль владельца ночных кабаре и, несмотря на различие в ширине плеч и весе, старается вообразить себя Эмилем Буле. Неторопливо прохаживался он по нескольким улочкам, составлявшим мир бывшего помощника метрдотеля Трансатлантической компании, и, по мере того как шли часы, улочки эти меняли свой облик. Одна за другой зажигались неоновые вывески, на порогах ночных заведений появлялись швейцары в форме с галунами. Не только звуки джаза, доносившиеся из кабаре, уже по-иному сотрясали воздух, но и прохожие стали иными. Ночные такси начали подвозить клиентов, и какая-то новая девица уже вышагивала из темноты в свет вывесок и обратно. Женщины окликали его. Он шел, заложив руки за спину. Г-н Эмиль тоже ходил, заложив руки за спину? Но уж, во всяком случае, не дымил трубкой. Он сосал мятные конфетки. Мегрэ спустился по улице Нотр-Дам-де-Лоретт до "Сен-Троп". Некогда он знавал здесь заведение под другой вывеской, и тогда оно было любимым местом встреч "дам в смокингах". Так ли уж изменился Монмартр? Да, ритмы оркестров были иные. Больше появилось неоновых вывесок и реклам, но люди напоминали прежних. Лишь некоторые изменили амплуа, как, например, швейцар "Сен-Троп", дружески поздоровавшийся с Мегрэ. Это был седобородый великан, русский эмигрант, который много лет в другом кабаре квартала красивым басом пел старинные романсы своей родины, аккомпанируя себе на балалайке. - Вы помните вечер последнего вторника? - Я помню все вечера, которые даровал мне Господь! - выспренне ответил старый генерал. - В тот вечер ваш хозяин приходил сюда? - В половине десятого с красивой барышней. - Вы хотите сказать-с Адой? А потом он не возвращался один? - Клянусь святым Георгием, нет! Почему святым Георгием? Мегрэ вошел, окинул взглядом бар, круглые столики на одной ножке, за которыми, окутанные оранжевым светом, сидели первые посетители. Похоже, о его приходе уже предупредили, потому что персонал - метрдотель, музыканты и танцовщицы- следили за ним глазами, в которых читалось любопытство и тревога одновременно. Пробыл ли Буле здесь дольше? Мегрэ пошел обратно, у двери "Лотоса" снова кивнул Микки, затем - девушке-гардеробщице и попросил у нее жетон. В застекленной кабине он еще раз - и опять безуспешно! - попытался дозвониться на улицу Лабрюйера. Потом он заглянул в "Голубой экспресс", внутреннее убранство которого напоминало пульмановский вагон. Оркестр там играл так оглушительно, что Мегрэ тут же поспешил уйти и, погрузившись в спокойствие и темноту другого конца улицы Виктор-Массе, дошел до Антверпенского сквера, где были открыты всего два кафе. То, что находилось под вывеской "Кружка пива из Антверпена", напоминало старую провинциальную пивнушку. У окон завсегдатаи играли в карты, в глубине можно было увидеть бильярд, вокруг которого не спеша, почти торжественным шагом ходили двое мужчин. Один из них был г-н Резон. Пиджак он снял. Его толстопузый партнер в зеленых подтяжках держал в зубах сигару. Мегрэ не вошел, остановившись на пороге, словно это зрелище заворожило его; на самом же деле он думал о другом и вздрогнул, когда чей-то голос произнес рядом: - Добрый вечер, шеф. Это был Лапуэнт, получивший задание заняться счетоводом. Он пояснил: - А я как раз собирался домой. Я выяснил, что он делал во вторник вечером. Из кафе ушел в четверть двенадцатого. Позже половины двенадцатого он никогда не задерживается. Меньше чем через десять минут был уже дома. Привратница убеждена в этом. Именно в этот вечер она долго не ложилась спать: поджидала из кино мужа и дочь. Она видела, как господин Резон вернулся, и уверяет, что больше он не выходил. Юный Лапуэнт был сбит с толку, потому что Мегрэ, казалось, не слушал его. - У вас есть новости? - рискнул спросить он. - Мне остаться с вами? - Нет. Иди спать. Комиссар предпочел снова начать свой обход в одиночестве, опять вошел в "Голубой экспресс" как раз в тот момент, когда там открывали занавес, и бросил взгляд в глубь зала, как иные посетители, которые, прежде чем войти, хотят убедиться, что они найдут здесь то, что ищут. Потом - снова "Лотос". Снова Микки, занятый таинственным разговором с двумя американцами, - должно быть, он сулил им запрещенные развлечения, - подмигнул ему. Теперь Мегрэ не нужно было просить жетон для телефона, и звонок - уже не в первый раз! - опять зазвучал в доме, который внешне отныне был знаком Мегрэ и в котором, - он был убежден, - колыхнулась тогда занавеска. Он даже растерялся немного, когда ему ответил мужской голос: - Слушаю. Мегрэ уже не надеялся больше на это. - Мэтр Жан Шарль Гайар? - Да, это я. Кто говорит? - Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Молчание. Потом несколько нетерпеливо: - Так. Я слушаю. - Простите, что беспокою вас в такое время. - Вы чудом застали меня. Я только сейчас вернулся машиной из Пуатье и перед сном просматривал корреспонденцию. - Могли бы вы принять меня на несколько минут? - Вы звоните с набережной Орфевр? - Нет, я в двух шагах от вас. - Я вас жду. Все тот же Микки у двери, еще более оживленная улица, женщина, которая вынырнула из какого-то закоулка и положила ладонь на руку комиссара, но внезапно отпрянула, узнав его. - Не обижайтесь, - выдохнула она. Наконец, словно оазис, он обрел тишину и покой на улице Лабрюйера, где перед домом адвоката стояла длинная американская машина нежно- голубого цвета. Над дверью горела лампочка. Мегрэ одолел ступеньки, ведущие к двери, и прежде чем успел нажать на кнопку звонка, она отворилась, и он увидел холл, выстланный белыми плитами. Жан Шарль Гайар был так же высок, так же широкоплеч, как и русский швейцар в "Сен-Троп". Лет сорока пяти, розовощекий, крепкий, словно игрок в регби, он, должно быть, состоял прежде из одних мускулов и лишь недавно начал обрастать жирком. - Входите, комиссар. Адвокат закрыл дверь, провел гостя по коридору к себе в кабинет - довольно просторную комнату, обставленную комфортабельно, но без кричащей роскоши, и освещенную только лампой под зеленым абажуром, которая стояла на столе, частью заваленном только что распечатанными письмами. - Садитесь, пожалуйста. У меня был утомительный день, к тому же в дороге я попал в сильную грозу, и это задержало меня. Мегрэ завороженно смотрел на левую руку своего собеседника: на ней не хватало четырех пальцев. Остался только большой. - Я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу одного из ваших клиентов. Адвокат проявил беспокойство? Или просто интерес? Трудно сказать. У него были голубые глаза и светлые волосы, стриженные ежиком. - Если это не профессиональная тайна... - проговорил он. Он сел напротив комиссара, правой рукой поигрывая пресс-папье из слоновой кости. - Сегодня утром обнаружили тело Буле. - Буле? - переспросил адвокат, словно отыскивая это имя в недрах своей памяти. - Хозяин "Лотоса" и других кабаре. - А-а... Да-да, знаю. - Он недавно приходил к вам, не так ли? - Смотря по тому, что вы называете недавно. - Во вторник, например. - Во вторник на этой неделе? - Да. Жан Шарль Гайар покачал головой. - Если и приходил, то в мое отсутствие. Возможно, он был, когда я еще не вернулся из Дворца правосудия. Надо спросить завтра у моей секратарши. И, глядя Мегрэ прямо в глаза, он, в свой черед, задал вопрос: - Вы говорите, тело его обнаружили. Сам факт вашего появления здесь свидетельствует о том, что делом занимается полиция... В таком случае, речь, по-видимому, идет о насильственной смерти? - Он задушен. - Странно. - Почему? - Потому что, несмотря на свое ремесло, он был славный человек, и я не думал, что у него имелись враги. Правда, он был всего лишь одним из моих многочисленных клиентов. - Когда вы видели его в последний раз? - Смогу ответить вам точно. Минутку. Гайар встал, прошел в соседний кабинет, зажег там свет, покопался в каком-то ящике и вернулся с красным блокнотом в руке. - Моя секретарша записывает все мои встречи. Подождите. Он листал блокнот с конца, шепча про себя имена. Пролистал таким образом страниц двадцать. - Вот! Двадцать второго мая, в пять часов. Еще я вижу пометку о другом визите - восемнадцатого мая в одиннадцать часов утра. - Вы не виделись с ним с двадцать второго мая? - Насколько помнится, нет. - И он не звонил вам? - Если он звонил сюда, то с ним могла разговаривать только моя секретарша, и только она сможет ответить вам на этот вопрос. Она будет здесь завтра в девять. - Вы вели все дела Буле? - Смотря, что вы называете "всеми делами"? - И адвокат добавил, улыбаясь: - Коварный вопрос. Я отнюдь не посвящен во всю его деятельность. - Но кажется, именно вы составляли его налоговые декларации? - Вот на этот вопрос я не вижу причины не ответить. Да, верно, Буле был не очень-то образован и не мог делать это сам. - Гайар снова помолчал, затем уточнил: - Добавлю: он никогда не просил меня жульничать. Конечно, как и все налогоплательщики, он старался платить как можно меньше, но не преступая закона. Иначе я не стал бы вести его дела. - Вы упомянули о визите, который он нанес вам восемнадцатого мая. А накануне ночью неподалеку от "Лотоса" был убит некий Мазотти. Гайар невозмутимо закурил сигарету, протянул Мегрэ серебряный портсигар, но, увидев, что тот достал трубку, отвел руку. - Не вижу никакой причины скрывать от вас, что заставило его прийти. Мазотти пытался шантажировать Буле, и тот, дабы отвязаться от него, заручился поддержкой трех-четырех здоровяков из своего родного Гавра. - Да, я знаю. - Узнав о смерти Мазотти, он понял, что полиция будет его допрашивать. Ему нечего было скрывать, но он боялся, как бы имя его не попало в газеты. - И он просил у вас совета? - Совершенно верно. Я сказал ему, чтобы он отвечал со всей искренностью. Причем убежден: он так и поступил. Если я не ошибаюсь, вторично он был вызван на набережную Орфевр двадцать второго или двадцать третьего мая, и он снова пришел посоветоваться со мной перед этим визитом. Надеюсь, его не заподозрили? На мой взгляд, это было бы ложным шагом. - Вы уверены, что он снова не приходил к вам на этой неделе, во вторник, например? - Абсолютно уверен и еще раз повторяю: имей эта встреча место, она была бы записана в блокноте секретарши. Вот, взгляните сами. Он протянул блокнот комиссару, но тот не коснулся его. - Вы были дома во вторник вечером? Теперь уже адвокат нахмурился. - Это начинает напоминать допрос, - заметил он, - и, признаюсь, я уже думаю, что у вас на уме. Пожав плечами, он тем не менее улыбнулся. - Покопавшись в памяти, я, разумеется, мог бы вспомнить, чем занимался во вторник. Большинство вечеров я провожу здесь, у себя в кабинете: это ведь единственное время, когда я могу спокойно поработать. По утрам один за другим идут клиенты. После обеда я зачастую во Дворце правосудия... - Вы обедали не в городе? - Я почти никогда не обедаю в городе. Я, видите ли, не светский адвокат. - И все-таки во вторник вечером?.. - Сегодня пятница, не так ли? Вернее, суббота, поскольку уже перевалило за полночь. Сегодня на рассвете я уехал в Пуатье. - Один? Похоже, вопрос удивил Гайара. - Один, разумеется, я ведь ездил туда на защиту. Вчера я не покидал своего кабинета весь вечер. Насколько я понимаю, вам нужно мое алиби? Он сохранял легкий, иронический тон. - Мне любопытно другое: почему алиби нужно на вечер вторника, в то время как смерть настигла моего клиента, если я правильно вас понял, этой ночью. Ну, ладно. Я, как и бедный Буле, в делах педантичен. Четверг - не выходил. В среду вечером... Посмотрим! В среду я работал до десяти часов, а потом пошел прогуляться около дома, так как у меня немного разболелась голова. Что же касается вторника... После полудня я защищал в гражданском суде. Путаное дело, которое тянется уже три года, и конца ему не видно. Потом вернулся домой пообедать... - Вы обедали с женой? Гайар остановил на комиссаре тяжелый взгляд и отчеканил: - Да, с женой. - Она дома? - Наверху. - Она уходила сегодня вечером? - Практически она никогда не выходит - по здоровью. Моя жена уже много лет больна и очень страдает. - Простите. - Ничего. Итак, мы пообедали. Я, как обычно, спустился сюда, в кабинет. Так! Я здесь. Я устал на защите. Сел в машину, решил часок- другой побыть за рулем, развеяться, это со мной иногда бывает. Когда- то я много занимался спортом, и мне не хватает свежего воздуха. Проезжая по Елисейским полям, я увидел, что там идет один русский фильм, который мне хвалили... - Короче, вы пошли в кино. - Совершенно верно. Вы видите, никакой тайны. После кино я зашел к "Фуке" пропустить стаканчик до возвращения. - Никто вас не ждал? - Никто. - Никто не звонил вам по телефону? Казалось, адвокат снова роется в своей памяти. - Нет. Нет. Мне пришлось выкурить перед сном одну или две сигареты, иначе я с трудом засыпаю. А теперь позвольте сказать вам, что я весьма удивлен. Наступила очередь Мегрэ разыгрывать чистосердечие. - Чем? - Я ожидал, что вы будете расспрашивать меня о моем клиенте. Вы же расспрашиваете обо мне, о том, как я провожу время. Я мог бы счесть себя оскорбленным. - И я на самом деле пытаюсь восстановить, где и как провел свой последний вечер Эмиль Буле. - Не понимаю. - Он был убит не этой ночью, а в ночь со вторника на среду. - Но вы же сказали... - Я сказал, что тело обнаружили сегодня утром. - Выходит, со вторника оно... С видом послушного ребенка Мегрэ согласно кивал головой. Казалось, он олицетворяет самое откровенность. - Почти наверняка установлено, что во вторник вечером у Буле была назначена встреча. Возможно, встреча в этом же квартале. - И вы вообразили, что он приходил ко мне? Комиссар рассмеялся. - Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы задушили своего клиента. - Он задушен? - Таково медицинское заключение. Было бы слишком долго перечислять вам все признаки, подтверждающие это. Он имел обыкновение приходить к вам за советом. - Я не принял бы его в полночь. - Он мог находиться в затруднительном положении. Ну, к примеру, кто-нибудь шантажировал его. Гайар закурил новую сигарету и медленно, выпустил дым. - Если судить по его чековой книжке, совсем недавно он снял со счета в банке весьма солидную сумму. - Могу я узнать сколько? - Полмиллиона старых франков. А это не в его правилах. Обычно в случае надобности он брал наличными в кассе одного из кабаре. - А это - единственный раз? - Насколько нам известно, да. Точно я буду знать завтра, когда проверят его счет в банке. - И все-таки я не понимаю, какова в этом деле моя роль. - Сейчас. Предположим, он однажды уступил, и его снова решили шантажировать, назначили ему встречу в ночь со вторника на среду. Ему могла прийти в голову мысль посоветоваться с вами. Возможно, он много раз звонил вам в течение вечера, пока вы были в кино. Кто подходит к телефону, когда вас нет дома? - Никто. И так как Мегрэ казался удивленным, добавил: - Моя жена, как я уже сказал вам, больна: нервная депрессия, которая продолжает прогрессировать. Кроме того, она страдает полиневритом, и врачи бессильны помочь ей. Она почти не спускается со второго этажа, и при ней всегда под видом горничной находится медицинская сестра. Жена не знает об этом. Телефон наверху я снял. - А прислуга? - Их две, и они спят на третьем этаже. Что же касается вашего вопроса, который теперь мне понятнее, то лично я не представляю себе, объектом какого шантажа мог бы стать мой клиент, больше того, сам факт шантажа удивил бы меня: зная дела Буле, я не вижу, на какой почве его могли бы шантажировать. Итак, он не приходил ко мне за советом во вторник вечером. И - заявляю априори! - я не знаю, что он делал в ту ночь. Когда вы сказали мне, что он убит, я не очень поразился: в его положении на Монмартре не обойтись без серьезных врагов. Гораздо больше меня удивило то, что он задушен, и еще больше - что тело его обнаружили лишь сегодня утром. Но где его нашли? Вероятно, вытащили из Сены? - Он лежал на тротуаре возле кладбища Пер-Лашез. - Как восприняла весть его жена? - Вы знакомы с ней? - Видел один-единственный раз. Буле был от нее без ума. Очень хотел представить мне жену и детей. Пригласил как-то к себе на улицу Виктор- Массе, на обед, и там я познакомился со всей семьей. - И с Антонио? - И с Антонио, и с его женой. Воистину тесный семейный круг. По натуре своей Буле был типичный мелкий буржуа, и тому, кто видел его дома, никогда бы в голову не пришло, что источником его доходов является женская нагота. - Вы бывали в его кабаре? - Несколько раз-это уже не меньше года назад- был в "Лотосе". Еще я присутствовал на торжественном открытии кабаре на улице Берри. В голове Мегрэ крутилась куча вопросов, но он не отваживался высказать их вслух. Например, не искал ли адвокат ввиду болезни жены в другом месте радостей, которых не находил больше у себя дома? - Ас Адой вы познакомились? - С младшей сестрой? Разумеется. Она была на обеде. Очаровательная девушка, такая же красивая, как и Марина, но умнее. - Как вы думаете, она была любовницей зятя? - Я пытаюсь поставить себя на ваше место, комиссар. Я понимаю, вы обязаны искать во всех направлениях. И все же некоторые из ваших гипотез довольно ошеломляющи. Знай вы Буле, вы не задали бы мне такого вопроса. Он испытывал ужас перед сложностями. Интрижка с Адой восстановила бы против него Антонио: тот, как каждый добрый итальянец, строгий семьянин. Извините меня, если я позевываю, но сегодня я встал еще до рассвета, чтобы успеть в Пуатье к началу процесса. - Вы обычно оставляете машину у подъезда? - Чаще всего да - лень заводить ее в гараж. Здесь почти всегда находится местечко. - Не сердитесь, что я докучаю вам. Последний вопрос. Буле оставил завещание? - Насколько я знаю - нет. Да и чего ради он стал бы делать это? У него двое детей. Помимо того, его брачный контракт предусматривает общность имущества. С наследством не может возникнуть никаких осложнений. - Благодарю вас. - Завтра утром я зайду к вдове выразить соболезнование и предоставить себя в ее распоряжение. Бедная женщина! Сколько еще вопросов Мегрэ с удовольствием задал бы ему! Как адвокат потерял четыре пальца на левой руке? В котором часу покинул сегодня утром улицу Ла-брюйера? И, наконец, памятуя о фразе, брошенной Микки, комиссар с интересом взглянул бы на список клиентов Гайара. Спустя несколько минут Мегрэ взял такси на площади Сен-Жорж и поехал домой спать. Тем не менее в восемь он поднялся и в половине десятого уже выходил из кабинета начальника уголовной полиции, где просидел на летучке, ни разу не раскрыв рта. Вернув