Вы отказываетесь говорить, зачем хотели видеть Хеллера. Это вовсе не означает, что вы преступница, поскольку у большинства людей имеются личные дела, которые они бережно и ревностно охраняют, но ваше упорство было бы неразумно, ибо всем вам, шестерым, придется объяснить причину прихода к Хеллеру этим утром, если она окажется не имеющей отношения к убийству, то ни в коем случае не будет разглашена. Вам все равно пришлось дать нам сведения, когда вы поняли, что в противном случае будет проведено крайне неприятное для вас расследование, и посторонние люди станут копаться в ваших делах. Третий. Когда из вас все же удалось вытянуть эти сведения, они оказались очевидным вздором. Вы заявили, что хотели нанять Хеллера, чтобы он обнаружил, кто украл кольцо из ящика вашего письменного стола три месяца тому назад. Это детский лепет. Я допускаю, что даже в случае, если кольцо было застраховано и полиция не смогла найти преступника, то имея достаточно здравого смысла, вы вряд ли надеялись на помощь Хеллера, ведь вам доверяют такую высокооплачиваемую работу. Даже если он не был мошенником и честно занимался законами вероятности, разрешая с успехом некоторые проблемы, определение воришки среди сотен возможных кандидатов -- такое уже превышает его возможности даже при его самомнении.-- Вульф двинул головой на дюйм влево и снова вернул ее на место.-- Нет, мисс Эбби, так дело не пойдет. Я хочу знать, видели ли вы Лео Хеллера раньше и, в любом случае, что вы от него хотели. Она четырежды показала кончик своего розового языка, проведя им по губам. Затем заговорила тонким, твердым голосом. -- Вы представили мое дело как истинное поражение, мистер Вульф. Она бросила взгляд быстрых темных глаз на Кремера. -- Вы главное лицо в этом расследовании? -- Совершенно верно. -- Разделяет ли полиция... скептицизм мистера Вульфа? -- Можете считать, что все сказанное им исходит от меня. -- Выходит, что бы я ни сказала о причине моего визита к Хеллеру, расследование неизбежно? Вы все равно будете проверять? -- Не обязательно. Если это нас устроит и не окажется связанным с убийством, если это глубоко личное дело, мы оставим все так, как есть. Если нам и придется что-то проверить, то мы проделаем это осторожно. На нас и так уже сердито достаточное количество невинных граждан. Ее взгляд молнией метнулся к Вульфу. -- Как насчет вас, мистер Вульф? Вам тоже придется проверять? -- Искренне надеюсь, что нет. Присоединяюсь к уверениям Кремера. Она обвела взглядом всех остальных. -- А как насчет этих мужчин? -- Это наши надежные помощники. Они молчат или лишаются работы. Кончик ее языка снова высунулся и облизнул видимо сохнущие губы. -- Вы меня не убедили, но что я могу поделать? Если мне приходится выбирать между этим и охотой на меня лучших сыщиков Нью-Йорка, то, видит бог, я вынуждена выбрать первое. Я позвонила Лео Хеллеру десять дней назад. Он приходил ко мне на службу и провел там два часа. Дело носило не личный, а служебный характер. Я собираюсь рассказать вам все точно так, как было на самом деле, поскольку я не сильна в сочинении небылиц. Ужасно глупо с моей стороны было говорить о таких вещах, как украденное кольцо,-- с видимым усилием она продолжала: -- Вы сказали, что у меня должно быть достаточно здравого смысла, чтобы выполнять высокооплачиваемую работу, но если бы вы только знали! Какая это каторга! Загон для диких зверей! Шестеро тигриц стараются изо всех сил вцепиться в меня своими когтями, и если бы все они умерли сегодня вечером, то завтра бы появилось шесть новых! Не дай бог обнаружится, с какой целью я была у Лео Хеллера, со мной будет покончено. -- Кончик ее языка задвигался туда-сюда.-- Вот как это важно для меня. У журнала мод есть два главных направления: репортаж и прогноз. Американская женщина хочет знать, что модно и что носят в Париже и Нью-Йорке, но еще сильнее она желает знать, что будет модно и что будут носить в следующем сезоне. Репортажи мод достаточно хороши, я знаю в этом толк, что же касается прогноза прошлого года, то он оказался негодным. Мы наладили нужные контакты, но где-то произошла утечка информации, и наш главный конкурент натянул нам нос. Еще один подобный сезон, и гуд бай! -- Журнал!-- проворчал Вульф, -- Нет, я. Поэтому я решила попытать счастья у Лео Хеллера. Я решила познакомить его со всем, чем мы располагаем, а материала у нас достаточно. Ну, знаете, фасоны, цвета, направления за последние десять лет, я хотела попросить его определить возможные изменения в них на шесть месяцев вперед. Он посчитал это возможным, а мне он не показался обманщиком. Чтобы познакомиться с нашим архивом, ему надо было прийти в редакцию. Мне, конечно, пришлось замаскировать цель его визита, но это было нетрудно. Хотите знать, как я объяснила его приход? -- Пожалуй, нет,-- пробормотал Вульф. -- Итак, он пришел. На следующий день я позвонила ему, и он сказал, что ему необходимо по крайней мере неделю на то, чтобы установить, достаточно ли он получил информации для составления формулы. Вчера я позвонила снова, и он сказал, что хочет кое-что со мной обсудить, и попросил меня заехать к нему сегодня утром. Я приехала, а остальное вам известно. Она замолчала. Вульф и Кремер обменялись взглядами. -- Мне бы хотелось,-- внушительно произнес Вульф,-- узнать имена шести тигриц, которые охотятся за вашей работой. Она побелела. Я никогда не видел, чтобы естественная краска покидала лицо так быстро. -- Будьте вы прокляты!-- в диком гневе закричала она.-- Вы, значит, такая же крыса, как и все остальные! Вульф поднял ладонь. -- Прошу вас, мадам, Кремер скажет вам от себя, но я не имею никакого желания выдавать вас вашим врагам. Я просто хочу... Он замолк, поскольку его слушательница явно собиралась уходить. Она встала, схватила свою норку с соседнего стула, перекинула ее через руку, повернулась и двинулась к дверям. Стеббинс посмотрел на Вульфа, тот покачал головой, и Стеббинс поплелся за ней. Едва он подошел к двери, как Кремер крикнул ему: -- Приведите Буша!-- потом он с возмущением повернулся к Вульфу: -- В чем дело? Вы же заставили ее говорить, зачем же давать ей передышку? Вульф скорчил уморительную гримаску: -- Бедняга! Несчастная бедняжка! Женоненавистничество у нее в крови. Теперь к этому прибавится еще и мужененавистничество. Она слепа и глуха от гнева, и работать с ней дальше бесполезно. Но вы все же собираетесь делать это? -- Вы правы. Собираемся. Но для чего?-- он встал и посмотрел на Вульфа сверху вниз. -- Скажите мне, для чего? Не считая того, что удалось вытянуть из этой женщины, я не вижу и тени... Он снова вышел из себя. Я ничего не имею против возмущения инспектора Кремера, оно забавляет меня и улучшает мой аппетит, но в данном случае, должен признать, оно, как мне показалось, имело под собой реальную почву. До сих пор я не увидел и не услышал ничего, что подтверждало бы заявление Вульфа о наличии у него какой-то нити, и что эта нить не обман. Была половина третьего ночи, перед нами прошли пятеро и остался лишь один. Поэтому, хотя я не поддерживал тявканье щенка Кремера на моего шефа, равно как и не предлагал ему за это орхидеи, в глубине души считал, что некоторые из его чувств не так уж абсурдны. Кремер все еще продолжал тявкать, когда дверь отворилась, пропустив Стеббинса и последнего клиента. Подведя его к стулу, на котором сидели все предыдущие и который находился напротив Вульфа и Кремера, Стеббинс не пошел к стулу у стены, который он избрал себе на весь вечер. Вместо этого он устроился слева от Кремера, в двух шагах от приведенного им субъекта. Это было интересно, поскольку означало, что он считал Карла Буша самым опасным из всех, и хотя Стеббинс часто ошибался за то время, что я его знал, он и оказывался прав больше, чем один раз. Карл Буш был тем самым низеньким, смуглым и ловким на вид птенчиком, чьи волосы находились где-то за пределами его головы. На копии со сведениями о нем я заметил буквы "НВМС", означавшие "без определенных занятий", но это было всего лишь данью заведенному порядку. Подробности этих сведений не оставляли сомнений в его существовании. Он был третьеразрядной бродвейской пташкой. Он не занимался театром, спортом, полицией или другим крупным рэкетом, но знал всех, кто этим занимался, и как волк крутился у всех углов, собирая сведения, как легальные, так и прочие, прибегая к сотням мелких уловок. Тон, с которым обратился к нему Кремер, был совсем не тот, что раньше. -- Это Ниро Вульф,--отрубил он.--Отвечайте на его вопросы. Слышите, Буш? Буш заверил, что слышит. Вульф, изучавший его, нахмурил брови и заговорил: -- Думаю, Буш, мне нет никакого смысла затевать с вами обычную канитель. Я читал ваши показания и считаю, что если начать мучить вас противоречиями, толку от этого будет мало. Но у вас состоялись три встречи с Лео Хеллером и в ваших показаниях разговоры не переданы, лишь подведен общий итог. Мне же нужны детали ваших переговоров, и как можно полнее, так что напрягите вашу память. Начнем с первого, состоявшегося два года тому назад. Что именно было сказано? Буш медленно покачал головой. -- Это невозможно, мистер. -- И все же постарайтесь! -- Ха-ха-ха! -- Вы не можете? -- Если бы я отвел вас к пристани и попросил перепрыгнуть Бруклин, что бы вы сделали? Сказали бы, что нечего зря ноги бить. Вот так и я. -- Я же велел вам,--окрысился Кремер,--отвечать на его вопросы! Буш протянул руку в драматическом жесте. -- Чего вы от меня хотите? -- Я хочу, чтобы вы передали мне все ваши разговоры так подробно, как только сможете. -- 0'кей, пусть так. Я сказал ему: мистер Хеллер, меня зовут Буш, я маклер. Он спросил, в какой области, а я сказал, что в любой, где людям нужен маклер, хотя бы в качестве затычки, но у него не было чувства юмора, и я видел, что он не понял моих слов, тогда я оставил это и начал объяснять. Я сказал ему, что у самых разных людей есть огромное желание узнать о том, какая лошадь придет первой накануне скачек или хотя бы на час раньше, а я прочитал о его системе работы и подумал, что он сможет помочь мне ответить на этот простой вопрос. Он сказал, что не раз думал об использовании своего метода в личных интересах, поскольку сам никогда не играет, а составление формулы для одного забега потребует от него такой уймы исследований и будет стоить так дорого, что окажется невыгодным клиенту, какую бы сумму он после этого ни выиграл. -- Вы говорите своими словами,-- недовольно произнес Вульф. -- Я предпочел бы те слова, которые были использованы в разговоре. -- Это самое большее, на что я способен, мистер. -- Что ж, продолжайте. -- Я сказал, что сам не силен в крупных выигрышах, но это, в общем-то, и не важно, потому что у меня на уме оптовая торговля результатами. Скажем, он обрабатывает 10 забегов в неделю. Я могу набрать, по крайней мере, 20 покупателей сразу, И ему вовсе не нужно быть всегда правым, как господь бог! Все, что от него требуется, это предсказать процентов на сорок, или немножко больше. Из этого можно раздуть такой костерок, что его и морем волн не зальешь. Мы могли бы заполучить хоть миллион покупателей, если бы захотели, да мы бы не захотели! Мы отобрали бы сотенку, не больше, и имели бы с этого такой процент, что не буду врать, получали бы каждую семидневку по сотне тысяч. И... -- Что?! -- взорвался Кремер. -- По сотне тысяч когда? -- В семидневку! -- Это что, в неделю? -- Конечно. -- Где же, черт побери, вы раскопали такое старинное слово? -- Оно не старое. Какой-то умник пустил его в оборот еще прошлым летом. -- Невероятно. Продолжайте! -- Где я остановился... ах, да! За год набежало бы полмиллиона, и мы с Хеллером могли бы их поделить. Из моей доли следовало бы вычесть расходы по проведению операции, из его -- расходы на добычу сведений. Ему пришлось бы посовать свой нос в разные дырки и спустить сотню тысяч, чтобы все выяснить, да и я не сидел бы без дела. Пока у нас еще ничего не было, но он почуял запах денег! Мы встретились еще два раза, и он согласился сделать пробу на три забега. В первом, над которым он работал, по его расчетам выходило, что фаворитом должна была быть лошадь по кличке "Белая Роза", и она победила, но, черт возьми, для него это было лишь коротким упражненьицем! В следующем забеге были претендентки, и они шли так, что одна висела на хвосте у другой, но Хеллер сумел определить победительницу в лучшем виде, лошадку по кличке "Быстрая", но при ставке 50:56, и тут особого восторга быть не может. Но главное -- следующая!--Буш поднял палец, показывая, что самое главное впереди. - Что было! Слушайте! Эта скотина шла 40:1 --мосластая, по кличке Зеро. Так вот эта лошадка Зеро заставила бы ругаться даже святого, но на нее все же стоило поглядеть! Весь ее вид наводил на мысль о собачьих консервах! Когда Хеллер уцепился за эту лошадку, я подумал: ого-го! Да ты просто деревенщина, смотри, как бы я не удрал! Да, вы просили пересказать слова, которые мы использовали, я и Хеллер. Так если бы я назвал вам некоторые из тех, что выкрикивал, когда эта самая Зеро выиграла забег, вы бы посадили меня под замок! Хеллер не только выбивал тысячу, он уложил всех самым... Вы что там, спите, что ли? Все уставились на Вульфа. Он откинулся па спинку кресла с плотно закрытыми глазами. Он сидел совершенно неподвижно, лишь губы двигались к себе -- от себя, и снова, к себе -- от себя. Кремер, Стеббинс и я знали, что это означает: что-то попалось ему на крючок и теперь он пытался вытянуть рыбку. По моей спине пробежала дрожь! Стеббинс встал и сделал шаг к Бушу, готовый схватить его за локоть, Кремер пытался придать своему лицу саркастическое выражение, но у него ничего не получалось, он был взволнован не меньше моего. Свидетельством того было его молчание. Как и все прочие, он просто сидел и смотрел на Вульфа, на его шевелящиеся губы, как на что-то необыкновенное. -- Какого дьявола!--запротестовал Буш. --С ним припадок, что ли? Вульф открыл глаза и подался вперед. -- Нет!-- огрызнулся он. -- Кремер, вы разрешите увести Буша? На время? Кремер без колебаний кивнул Перли, тот тронул Буша за плечо, и они вышли. Дверь за ними закрылась, но не прошло и пяти минут, как она снова отворилась, пропустив вернувшегося к нам Перли. Он так же горячо желал взглянуть на "рыбку", как его шеф и я. -- Называли ли вы меня,-- обратился Вульф к Кремеру,-- когда-нибудь болваном или старым дурнем? -- Может быть, и не точно так, но, конечно же, называл! -- Вы вполне можете проделать это сейчас. Ваше самое скверное мнение обо мне гораздо выше того, что я сейчас о себе думаю,-- он посмотрел на часы, показывающие пять минут четвертого. -- Нужно обставить все как следует. Сколько ваших людей в моем доме? -- Четырнадцать или пятнадцать! -- Вы вполне можете проделать это сейчас,-- повторил Вульф ту же фразу, что и недавно. -- Пусть придут сюда все, так будет эффектней. И половине из них следует принести стулья. Приведите, конечно, и тех шестерых. Спектакль не займет много времени. Час, возможно, хотя я в этом и сомневаюсь. Во всяком случае, затягивать я не собираюсь. Кремера это явно не устраивало. -- Вы и так уже достаточно затянули. Вы что, можете назвать его имя? Сейчас? -- Нет. Я не имею об этом ни малейшего понятия. Но я знаю, как нужно действовать, чтобы разоблачить ее или его. В противном случае я потеряю к себе уважение. Вульф ударил ладонью по столу, что являлось для него весьма энергичным проявлением чувств. -- Черт возьми! Разве вы не достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять, что я готов к схватке? -- Я вас даже слишком хорошо знаю, - Кремер посмотрел на своего сержанта и глубоко вздохнул. -- Ну и человек! Ладно, Перли, собирай всю компанию! Глава 7 Наш кабинет достаточно обширен, но когда в нем собрались все присутствующие, свободного места оказалось совсем немного. Я насчитал 27 человек. Впервые лицезрел я такой богатый набор сотрудников отдела убийств. Они разместились от стены до стены, причем четверо из них стеснились на диване. Кремер сидел в красном кожаном кресле со Стеббинсом по левую руку. Стенографист устроился за моим столом. Шестеро граждан сидели в ряд, и ни один из них не выглядел счастливым. Агата Эбби была единственной из присутствующих, занявшей сразу два стула: один для себя, другой для своей норки, но никто не возмутился, несмотря на тесноту. Все были слишком заняты своими мыслями. Вульф оглядел собрание. -- Мне придется проделать все очень тщательно, чтобы каждый из вас смог уяснить обстановку... В настоящее время я не имею ни малейшего представления о том, кто из вас пристрелил Лео Хеллера, но я знаю, как можно определить это, и постараюсь это сделать. Единственно заметной реакцией на его слова был звук, который издал Винслоу, прочистив горло. -- С самого начала расследования мы располагали сведениями, о которых вам не сообщили. Вчера, в четверг, Хеллер позвонил сюда и сообщил, что подозревает одного из своих клиентов в совершении серьезного преступления и хотел бы нанять меня для расследования. Я отказался по причине, о которой не имеет смысла сейчас рассказывать, но Гудвин, который только тогда подчиняется, когда это ему удобно и отвечает его темпераменту, по собственному почину зашел сегодня утром к Хеллеру, чтобы обсудить с ним этот вопрос. -- Он бросил на меня красноречивый взгляд, и я ответил на него весьма неучтиво. Он снова повернулся к собранию и продолжал: -- Гудвин поднялся в кабинет Хеллера, но никого там не обнаружил. Он пробыл там несколько минут, но благодаря длительной тренировке и высокой способности к наблюдению, успел заметить среди других деталей несколько карандашей и вынутую из одного карандаша резинку, разложенные на письменном столе в определенном порядке. После того, как было обнаружено тело Хеллера и полиция начала заниматься этим делом, она, конечно, обратила внимание на эту деталь. Именно данное обстоятельство и привело сюда, ко мне, инспектора Кремера. Он уверен в том, что Хеллер, сидя за своим столом под угрозой револьвера и понимая, что настали последние минуты его жизни, расположил карандаши в особом порядке и оставил таким образом записку с целью дать ключ к установлению личности убийцы. Я согласен с Кремером в этом пункте. Не будете ли вы так любезны подойти и взглянуть на мой стол? Карандаши и резинка размещены в том же порядке, что и на столе Хеллера. Все шестеро сделали то, что их просили, но кое-кто составил им компанию. Со своих мест встала и направилась к столу не только большая часть людей Кремера, но и сам он решил посмотреть, может быть и просто из любопытства, но я думаю, он хотел проверить, не переделал ли Вульф что-нибудь. Когда все вновь уселись на свои места, Вульф продолжал: -- У Кремера было грудное положение относительно этой записки. Его предположения я отверг и не собираюсь их сейчас излагать. Мое собственное заключение сложилось почти сразу, однако, я обязан этим не внезапному озарению, а, скорее, хорошей памяти. Рисунок напомнил мне что-то виденное, и воспоминание стало более явственным, едва я подумал о том, что Хеллер был математиком, притом довольно высокого уровня. А что потом... Воспоминание было достаточно далеким, и для того, чтобы его проверить, я достал с полки книгу, которую читал 10 лет назад -- "Математика для миллионов" Хогбена, и удостоверился в том, что память меня не подвела, поскольку мне было жалко времени Кремера, которое он потерял, листая ее. -- Ближе к делу,-- пробурчал Кремер. Вульф так и сделал. -- Как говорится в книге Хогбена, более двух тысячелетий тому назад в Индии использовалась письменность, которую они назвали числовой. Три горизонтальные линии означали 3, две -- 2 и так далее. Это, конечно, примитив, но он лучше, чем сложные изобретения евреев, греков и римлян. Ко времени Рождества Христова какой-то остроумный индус улучшил систему, связав горизонтальные линии диагональными и отделив тем самым одно число от другого,-- Вульф указал на рисунок на своем столе.-- Эти пять расположенных слева от вас карандашей составляют цифру три. расположенные справа -- цифру два. Эти индийские символы -- одна из самых замечательных в истории систем цифровых знаков. Между прочим, обратите внимание на то. что современное изображение чисел три и два заимствовано непосредственно от индусов. Двое встали по очереди и подошли посмотреть. Вульф вежливо подождал, пока они не сядут снова. -- Итак, поскольку Хеллер был математиком, а этот язык хорошо известен в истории математики, я пришел к выводу, что данная надпись изображает цифры 3 и 2. Но резинка, очевидно, тоже является частью записи и должна приниматься в расчет. Это просто. В обычае математиков употреблять, если они хотят перемножить 4 на 6 или 7 на 9, не "х", как это делаем мы, профаны, а точку. Этот обычай настолько хорошо известен, что Хогбен использует данный знак в своей книге, не считая необходимым объяснять его значение. Поэтому я с уверенностью предположил, что резинка означает точку, а записка 3*2, то есть 6. Вульф поджал губы и покачал головой. -- Это было какое-то сильное умопомрачение. В течение этих семи часов, в продолжении которых я сидел здесь, работая с вами, я пытался выяснить значение цифры 6 таким образом, чтобы оно или поставило одного из вас особняком, или связало с каким-либо другим преступлением, или то и другое вместе. Предпочтительны, конечно, оба фактора, но и одного из них достаточно. Во всех беседах цифра 6 повторялась с удивительным упорством, что я приписал неудачному стечению обстоятельств, но без каких-либо намеков па результат. Таким образом, в три часа утра я находился там же, где был и в самом начале расследования. И не будь счастливого толчка, сколько бы времени мне понадобилось на то, чтобы понять, насколько ужасающе я слеп. Но я получил этот толчок и теперь могу довольствоваться тем, что отозвался на него быстро и оперативно. Автором толчка стал Буш, упомянув о лошади по кличке Зеро.-- Он приподнял ладонь. Конечно, Зеро! Я был безмозглым ослом! Использовать точки вместо икса в умножении -- чисто современный способ. Поскольку же для основной части записки, то есть цифр 3 и 2, используется индийский цифровой шрифт, следовало бы предположить то же самое относительно точки, тем более, что индусы очень широко ею пользовались. Вот этот-то факт и делает мою слепоту непростительной: индусы использовали точку в числовой записи, и Хогбен в своей книге приводит этот факт как предмет замечательного и остроумнейшего изобретения во всей истории числовых знаков. Вот вы придумали, как обозначить 3 и 2, но как отличить 32 от 302 или 3002 от 30002? Эта проблема была решающей в числовом языке, и древние греки, и римляне, несмотря на высокоинтеллектуальное развитие, так и не преуспели в ее решении. Зато ее решил какой-то гениальный индус 20 столетий назад. Он понял, что все дело в позиции. Мы в наши дни используем ноль точно так, как это делал он, только он вместо нуля использует точку. Вот что означала точка в древнеиндусском цифровом языке: она была эквивалентом нашему нулю. Так что записка Хеллера не означает 3 умноженное на 2, то есть 6. Она означает 302 или три сотни два. -- Сьюзен Матуро вздрогнула и подняла голову. Вульф остановил на ней свой взгляд. -- Да, мисс Матуро, 302 человека погибли при взрыве в больнице Монтроз месяц назад. Вы упомянули об этой цифре в беседе со мной, но даже если бы вы этого и не сделали, она настолько врезалась в сознание каждого, кто читает газеты и слушает радио, что, конечно бы, не прошла мимо меня незамеченной. Как только я понял, что записка Хеллера означает цифру 302, то сейчас же связал ее с тем несчастным случаем вне зависимости от ваших слов. -- Но неужели... -- она не отрываясь, смотрела на него.-- Вы хотите сказать, что тут есть связь? -- Я считаю такое предположение очевидным. Я полагаю, что на основе научной информации, которую один из вас сообщил Лео Хеллеру для составления формулы, тот заподозрил одного клиента в совершении преступления или соучастии в нем, и его записка, число 302, указывает на то, что преступлением было сокрытие в больнице Монтроз бомбы, которая явилась причиной гибели 302 человек. Мне показалось, что я ощутил напряжение, овладевшее всеми присутствующими. Большинство из этих сыщиков принимало участие в расследовании монтрозского дела. Кремер инстинктивно подобрал под себя ноги и сжал руки в кулаки. Перри Стеббинс вытащил револьвер из кобуры, положил его себе на колени и подался вперед, чтобы лучше видеть всех шестерых. -- Итак,-- продолжал Вульф,-- записка Хеллера указывает не на убившее его лицо, не на преступника, а на преступление. Все было проделано превосходно и, учитывая положение, в котором находился Хеллер, он достоин самого глубокого восхищения, что я и хочу сейчас выразить, отказываясь от прежнего отношения к нему. Я недооценивал его. Теперь было бы естественным сосредоточить внимание на мисс Матуро, поскольку она связана с несчастным случаем, но прежде внесем ясность. Я собираюсь опросить всех вас, бывали ли вы когда-нибудь в больнице Монтроз, не были ли связаны с ней другими путями, не имели ли дела с кем-нибудь из ее персонала. Отвечайте на вопросы в том порядке, как я их задал.-- Он обвел глазами всех шестерых. -- Миссис Тиллотсон, отвечайте, пожалуйста, -- Нет,-- произнесла она еле слышно. -- Громче, пожалуйста. -- Нет! Он переместил взгляд: -- Мистер Эннис! -- Нет, никогда. -- Вас, мисс Матуро, я пропускаю. Мистер Буш? -- Я никогда не бывал в больнице. -- Это ответ лишь на треть моего вопроса. Прошу ответить на весь. -- Отвечаю "нет", мистер. -- Мисс Эбби? -- Я была однажды, два года назад. Навещала больную подругу. Это все, -- кончик языка ее показался и спрятался. -- Все ясно. Мистер Винслоу? -- Нет--на все вопросы. Твердое "нет"! -- Хорошо,-- Вульф вовсе не казался рассерженным или расстроенным.-- Это указывает на то, что мисс Матуро следует изолировать, но не будем спешить.-- Он повернулся к Кремеру.-- Инспектор, если лицо, которое не только убило Лео Хеллера, но и взорвало больницу, находится среди этих людей, вы, я уверен, не захотите ни в малейшей степени подвергать себя риску потерять его. У меня есть предложение для вас. -- Я слушаю,-- проворчал Кремер. -- Заберите их, как свидетелей, и держите, не выпуская, по возможности, на поруки. Начиная с этого времени, займитесь персоналом госпиталя и соберите как можно больше сведений. Многие остались в живых, дайте им взглянуть на этих людей и спросите, видели ли они кого-нибудь раньше. Учтите, что многие из персонала не дежурили в момент взрыва. Параллельно вы можете работать, конечно, над мисс Матуро, но вы слышали отрицательный ответ пяти остальных, и если вы получите неопровержимые доказательства, что один из них лжет, вам не понадобятся больше мои предположения, В самом деле, если один из них солгал и покинет эту комнату под охраной, не признавшись в своей лжи, то он наполовину обречен. Мне очень жаль... -- Одну минуту. Взгляды всех устремились в одном направлении. Это был Джек Эннис, изобретатель. Его тонкие, бесцветные губы изогнулись наподобие улыбки, но он и не думал улыбаться Его взгляд ясно говорил об этом. -- Мой ответ не является абсолютной ложью!-- сказал он. Глаза Вульфа сузились. -- Значит, неабсолютной, мистер Эннис? -- Я имею в виду, что приходил в больницу не как в больницу. И я не хотел иметь с ней дел, а только пытался. Я хотел, чтобы они взяли на испытание мое Х-лучевое устройство. Один из них не возражал, но двое других отговорили его. -- Когда это было? -- Я приходил туда трижды: два раза в декабре и один раз в январе. -- Я понял, что ваша установка имела изъяны? -- Ее нельзя было назвать превосходной, но она стала бы работать и делала бы это лучше, чем любая из тех, которыми они пользовались. Я был уверен, что смогу добиться своего, потому что тот человек, его фамилия Хэлом, не возражал, хотел попробовать ее, а я видел его первым. Но двое других отговорили его, и один из них очень... он...-- Эннис запнулся. Вульф подтолкнул его: -- Что очень, мистер Эннис -- Он ненавидел меня! Он ненавидел меня! Он не понял меня! -- Такие люди бывают. Всякие бывают. Вы когда-нибудь занимались бомбами? -- Не понимаю... -- Изобретатели занимаются многими вещами. Если вы никогда не занимались бомбой, то вам никогда бы не представился случай получить необходимые вещества, например, взрывчатые. Ну что? Самое разумное все же признаться. Это вы принесли бомбу в госпиталь в отместку за оскорбление, действительное или мнимое? Какой-то пункт, или пункты, входящие в состав сведений, данных вами Лео Хеллеру, заставили его подозревать вас в этом преступлении. Что-то из сказанного им привлекло вас, в первую очередь, к подозрениям относительно его подозрений. Поэтому, придя в то утро, вы принесли с собой оружие, готовый действовать, если ваши подозрения подтвердятся. Войдя в дом, вы опознали в Гудвине моего помощника. Поднявшись в кабинет Хеллера, вы спросили его, назначена ли у него встреча с Гудвином, и его ответ усилил ваши подозрения и окончательно укрепил их. Вы вытащили револьвер и... -- Хватит,-- перебил его Кремер,-- я забираю его отсюда. Перли, возьмите его... Перли чуть-чуть опоздал. Он встал, но Эннис вскочил быстрее и стремительно рванулся к Вульфу. Я тоже рванулся и схватил его за руку. Он сумел выдернуть ее, но к тому времени рядом уже была вся бригада из отдела убийств. Они закружились вокруг него, а я отступил в сторону, поскольку был уже не нужен. Едва я это сделал, как кто-то кинулся ко мне. Это была Сьюзен Матуро. Она вцепилась в лацканы моего пиджака. -- Скажите мне!-- потребовала она.--Это он? Скажите мне! Чтобы избавить ее от необходимости обрывать мне лацканы, я ответил быстро и лаконично, одним словом: -- Да! Глава 8 Через два месяца суд присяжных, состоящий из восьми мужчин я четырех женщин, согласился со мной и Ниро Вульфом.