всегда должны быть конкретными. Нельзя написать: "Мистера Качинского сегодня укусила женщина". В тексте должно быть: "Мисс Мэйбл Флам укусила сегодня мистера Качинского". Начало должно быть такое: "Дэниел Комус, адвокат Мэтью Блаунта, нанял Ниро Вульфа, поручив ему доказать, что Блаунт не убивал Пола Джерина". А затем упомянуть, что Вульф - величайший детектив в этом полушарии и ни разу не потерпел неудачи в своих расследованиях, чему способствовало бесценное содействие несравненного Арчи Гудвина. Вот как это делается. Я ухмыльнулся. - Неплохо. А на следующий день вам придется давать опровержение Комуса. - Так это не Комус? - Я ничего не утверждаю. Какого черта! Ведь вопрос о нанимателе лучше оставить открытым, намекая, что он вам известен, но вы не сообщаете этого. На следующий день читатели купят еще миллион экземпляров "Газетт", чтоб узнать, кто это. - А ты не хочешь вписать его имя сейчас? - Нет. Просто сообщите, что Вульфа наняли и уплатили гонорар. - Но мы можем сказать, что получили эти сведения от тебя? - Конечно. Он повернулся и взялся за телефон, разговор был недолгим, потому что Лон уложился в короткий абзац. Он положил трубку и повернулся ко мне. - Как раз успели. Пойдет в вечерний номер. Я не жду особой благодарности, но скажи все же, что заставляет Вульфа полагать... - Стоп. - Я выставил ладонь вперед. - Это уже журналистское нахальство. Сейчас моя очередь. Я хочу узнать все, что ты знаешь или предполагаешь, но не напечатал. - Это заняло бы всю ночь. Первое - не для протокола. Вульф действительно надеется выпустить Блаунта из тюрьмы? - Не для протокола - да, именно так. - Я вынул свою записную книжку. - Теперь рассказывай. Нашли бутылочку с мышьяком? - Будь я проклят! - Он навострил уши. - Вульф знает, что Блаунт пошел на кухню за шоколадом и принес его Джерину? - Да. - Он знает, что, когда Джерин выпил большую часть шоколада, Блаунт унес чашку и кофейник и ополоснул их? - Да. - А знает ли он, что Блаунт выгнал Джерина из своего дома и велел ему держаться подальше от его дочери? - Нет? А ты знаешь? - Я не возьмусь это доказать, но болтают, будто полиция знает. И один из наших - деловой парень, Эл Проктор, - узнал об этом от друга Джерина. Хочешь поговорить с Проктором? - Нет. Для чего? Это могло бы помочь понять, какой мотив убийства был у Блаунта, а если он невиновен, зачем терять время? Нашли они... - Черт меня возьми! Господи, Арчи, это здорово! Давай, давай, продолжай в том же духе! Не для публикации - я не напишу об этом, пока ты не разрешишь. Разве я когда-нибудь подводил тебя? - Нет, и сейчас не подведешь. Ладно, Лон, номер не пройдет. Нашли посуду из-под мышьяка? Он взялся за трубку, посидел с минуту, держа на ней пальцы, раздумал и снова уселся. - Нет, - сказал он, - не думаю. Если бы нашли, кто-то из наших знал бы. - Знал Джерин или подозревал, что его отравили? - Не знаю. - Люди из "Газетт" уже говорили, наверное, с теми кто был там? - Конечно, но последние четыре часа, в больнице, с ним были только врачи и сиделки, а они молчат. - А в клубе? Не показал ли Джерин на кого-нибудь, сказав: "Это ты сделал, ублюдок!?" - Нет. Но если бы так случилось, на кого бы он указал? - Я потом тебе скажу. Не сегодня. Кто посетил его в больнице? Я знаю, что Блаунт был там и что доктор Эвери поехал в машине "скорой помощи". Кто еще? - Три члена клуба. Один из них - Комус, юрист. Если хочешь, я дам тебе имена остальных двух. - Если это Хаусман, либо Йеркс, либо Фэрроу. - Нет, не они. - Тогда не надо. А что говорят в ваших кругах? Я слышал разное в "Фламинго" и вокруг, но еще не виделся с журналистами. Что они говорят? - Ничего подходящего для тебя. Первые несколько дней было, конечно, немало домыслов, но после того, как взяли Блаунта, уже нет. Теперь главный вопрос: спал Джерин с Салли или нет? Это вряд ли тебе интересно. - Нисколько. Значит, все они считают, что это Блаунт? И никто не думает иначе? - Ничего стоящего не говорят. Поэтому сообщение о том, что Вульф взялся за это, - настоящая сенсация. Теперь-то возникнут и другие точки зрения на это дело. - Прекрасно. После ареста Блаунта никем другим уже не интересовались, а до этого? Четыре "посредника": Хаусман, Йеркс, Фэрроу, Комус. У вас должна быть о них целая коллекция фактов, не оглашенных в печати. Он посмотрел на меня точно так же, как в случаях, когда я осторожно поглядывал на свою карту, способную решить игру, поднял одну бровь и опустил ее. - Я дал бы блестящий новенький десятицентовик, - сказал он, - чтобы узнать, о ком из них ты хочешь получить сведения. Черт возьми, мы могли бы тебе помочь. Среди наших ребят немало болванов, но есть и пара умелых людей. Они - к твоим услугам. - Превосходно, - сказал я. - Пришли мне их имена и номера телефонов. Я им позвоню. Теперь расскажи мне о "посредниках". Начни с Комуса. Он рассказал мне многое. И не только то, что помнил: он послал за досье. Я исписал восемь страниц своей записной книжки кучей фактов, в большинстве своем выглядевших совершенно бесполезными. Конечно, трудно угадать, что может пригодиться; был же случай, когда Вульф смог довести до конца очень трудное дело только благодаря сообщению Фреда Даркина, что некий мальчик покупал жевательную резинку в двух разных местах. Но это еще не делает важным тот факт, что Йеркс, учась в Йельском университете, был полузащитником, или что Фэрроу нередко вышибают из ночных клубов. Я приведу краткое резюме полученной информации. Эрнст Хаусман, семьдесят два года, отошел от дел, но все еще владеет половиной большой фирмы на Уолл-стрит, вдовец, бездетен, друзей нет (Блаунт не в счет?), нет и собак. Его увлечение шахматами общеизвестно. Обладает лучшей в мире коллекцией шахматных фигур, около двухсот комплектов, один - из великолепного нефрита. Мортон Фэрроу, тридцать один год, холост, живет в квартире Блаунта на Пятой авеню (Салли не упомянула об этом). Помощник вице-президента "Блаунт Текстил Корпорейшн". Получил приглашение на этот вечер в "Гамбит-клубе". Чарльз У. Йеркс, сорок четыре года, старший вице-президент "Континентал Блэнк энд Траст Компани", женат, имеет двух детей. В возрасте двадцати шести лет занял одиннадцатое место из четырнадцати на ежегодном чемпионате Соединенных Штатов по шахматам и более в турнирах не участвовал. Дэниел Комус, пятьдесят один год, юрист корпорации Блаунта, партнер в фирме "Маккини, Бест, Комус и Грин", вдовец с четырьмя детьми, у всех своих семьи. По словам одного из членов клуба, сказанным репортеру "Газетт", его удивило, что Комус был "посредником", а не играл сам, потому что, по его мнению, именно Комус, лучший шахматист клуба, мог бы обыграть Джерина. И так далее. Пока я просматривал досье, Лон пару раз позвонил по телефону и ответил на два звонка, но не выпускал меня из виду. Вероятно, он предполагал, что, если Вульф особенно заинтересован в ком-нибудь из этого квартета, я выдам это подрагиванием век или губ. Не желая разочаровывать его, я вытащил полоску бумаги и сунул ее за манжету, и потом, когда я вернул ему папку, он спросил: - Ты не хочешь скопировать, что у тебя за манжетой? - Хорошо, попробую, - сказал я, вынул ее и развернул. На ней было нацарапано карандашом лишь следующее: "2/8. 11.40 пополудни. Л. К. говорит, что М. Дж. Н. говорит, что слишком много шахмат. А. Р." Я добавил: - Если Л. К. означает Лон Коэн, тогда кое-что становится понятным. - Ну, хватит шутить. - Он бросил записку в корзину для бумаг. - Что-нибудь еще? - Несколько мелких деталей. Что за девушка Салли Блаунт? - Я полагал, что Блаунт ни при чем. - Да, это так, но у нее могут быть нужные нам факты, а кроме того, информация о ней поможет мне представить, чего ожидать, когда я с ней встречусь. Она охотится за мужчинами? - Нет. У большинства девушек ее возраста и ее класса, если копнуть, найдется что-нибудь грязное, иной раз немало, но с ней это явно не так. Кажется, что она чиста, и это заслуживало бы особого репортажа. У нас ничего на нее нет, даже в связи с Полом Джерином, и я сомневаюсь, что есть у полиции. - Где училась? - В колледже Беннингтон. Окончила в прошлом году. - Как насчет матери? Знаешь что-нибудь о ней? - Конечно, знаю. Я сказал моей жене, чтоб она не удивлялась тому, что я сделаю, если она умрет. Я женюсь на Анне Блаунт. Не знаю как, но женюсь. - Значит, ты ее знаешь? - Я не знаком с ней, но видел несколько раз, а достаточно и одного. Не спрашивай меня почему. Дело не во взгляде и не в голосе. Может быть, она колдунья и не подозревает об этом. Если бы она знала, это проявлялось бы в ее поведении и все испортило. Из-за мужа, арестованного за убийство, она в центре внимания, и, кажется, не только моего. Она притягивает и в то же время отталкивает. - И? - По-видимому, никакого "и". По всей вероятности, она чиста. Поверить в это трудно, но я склонен верить. Как ты знаешь, я счастлив в браке, моя жена здорова и, надеюсь, будет жить вечно, но приятно сознавать, что на всякий случай в запасе имеется такое существо, как Анна Блаунт. Я не могу понять, отчего она мне не снится. В конце концов, сны человека - его личное дело. Если увидишь ее, скажи мне, как ты ее воспринял. - С удовольствием. - Я встал. - Я не благодарю тебя на этот раз потому, что дал тебе больше, чем получил. - Мне нужно еще больше. Черт возьми. Арчи, сообщи хоть что-нибудь для завтрашнего номера! Я сказал ему, что он получит больше, когда у меня будет больше, и ушел. Я пошел в деловую часть города. Это вполне подошло бы для приведения мыслей в порядок - ноги работали, легкие вдоволь дышали свежим холодным воздухом, хлопья снега вились вокруг, но мыслей-то у меня в голове не было. Я допускал, что мои мысли не сходились в главном пункте. Я допускал, что Мэтью Блаунт невиновен, но внутренне не был с этим согласен. Я держал курс к югу, на Шестую авеню, и когда подошел к Тридцать пятой улице, мои часы показывали 4.30. Вместо того чтобы повернуть, я пошел дальше. Вульф не мог спуститься из оранжереи до шести часов, и не было смысла возвращаться домой только для того, чтобы сесть за стол и пытаться выжать их своих мозгов что-нибудь полезное, когда это ни к чему не вело. Поэтому я продолжал свой путь вплоть до Двенадцатой улицы, повернул налево, остановился на полпути к длинному корпусу и уставился на четырехэтажное кирпичное здание через дорогу, выкрашенное в серый цвет. На красивой блестящей медной табличке справа от двери значилось: "Гамбит-клуб". Я перешел дорогу, вошел в вестибюль, попробовал открыть дверь - она была заперта, нажал кнопку, услышал щелчок, открыл дверь и вошел. Что там говорить, я просто тянул время. Не было и одного шанса на миллион, что я добуду какие-нибудь новые факты, которые направят мою мысль в иную сторону, но, в конце концов, это создавало иллюзию, что я занимаюсь делом. В холле была длинная вешалка, и, когда я повесил туда пальто и шляпу, из открытой двери справа появился человек, спросивший. - Что вы хотите? Это был Бернард Нэш, официант, чей портрет я видел в "Газетт". Он был высокий и худой, с длинным грустным лицом. Я ответил: - Я ищу кое-что. - И пошел к двери, но, не пропуская меня, он спросил: - Вы из полиции? - Нет, - сказал я. - Я грабитель. Вам часто доводится встречаться с ними лицом к лицу? Может быть, он хотел потребовать мое удостоверение, но я быстро прошел мимо. Передо мной была большая комната. Очевидно, шахматные столики расставляли специально для игры, потому что теперь их было около двух дюжин, и три из них были заняты, возле одного двое наблюдали за игрой. Быстро оглядевшись, я направился к открытой двери в заднем конце комнаты. Официант шел за мной. Если шестой стол Блаунта был в проходе у левой стены, он сидел всего в десяти футах от двери в библиотеку. Библиотека была довольно маленькая и уютная, с четырьмя кожаными стульями, и у каждого светильник для чтения и подставка для пепельницы. Книжные шкафы тянулись воль двух стен и части третьей. В углу стоял шахматный столик с мраморной доской из желтых и коричневых клеток, на которой стояла какая-то шахматная позиция. В "Газетт" было сказано, что фигуры сделаны из слоновой кости и принадлежали, как и стол, Людовику XIV, а на доске сохранено положение фигур после девятого герцога Брауншвейгского и графа Изаура в Париже в 1858 году. Кушетка была отодвинута к левой стене, но стола рядом не было. Я взглянул на Нэша. - Вы отодвинули стол. - Конечно. - Поскольку он считал, что я всего лишь полицейский, слово "сэр" он не употреблял. - Нам сказали, что вещи можно передвигать. - Да, инспектор дал такое разрешение - ведь члены клуба принадлежат к высшему кругу. Если бы речь шла о свалке, он заставил бы целый месяц сохранить все, как было. На ваших часах есть секундная стрелка? - Да. - Очень хорошо, засеките время. Я проверю, сколько нужно на то, чтобы пройти на кухню и обратно. Я тоже засеку, но лучше проконтролировать и по другим часам. Начнем после слов: "Я пошел!" Я взглянул на часы и сказал: - Я пошел! Я двинулся. Кроме той двери, через которую мы вошли, были еще две, и одна из них вела в холл, а возле другой, в дальнем конце, была маленькая дверь, должно быть в шахту старомодного лифта для подъема кушаний. Подойдя к двери в холл, я открыл ее и прошел внутрь. Там была небольшая площадка и лестница вниз, узкая и крутая. Спустившись, я оказался на кухне, более просторной, чем можно было ожидать, и отнюдь не старомодной. Безупречно сверкающая сталь и флюоресцентные лампы. Кругленький малый в белом фартуке, сидевший на табуретке и читавший журнал, покосился на меня и проворчал: - Господи, еще один. - Мы держимся до последнего. - Я был груб. - Вы - Лаги? - Зовите меня Тони. Почему бы и нет? - Я вас недостаточно хорошо знаю. Я повернулся и поднялся по лестнице. В библиотеке Нэш, продолжавший стоять на своем месте, взглянул на часы и сказал: - Минута восемнадцать секунд. Я кивнул. - В своих показаниях вы утверждали, что, когда Блаунт первый раз пошел вниз за шоколадом, он был на кухне около шести минут. - Неправда. Я сказал: около трех минут. Если вы... О, вы пытаетесь... - понимаю. Я помню, что говорил в своих показаниях. - Хорошо. И я тоже. Я пошел к двери в большую комнату, прошел через нее и подошел к тому столику, где за игрой наблюдали двое. Ни они, ни игроки не взглянули на меня, когда я подошел. На доске было больше половины фигур. Один из черных коней был атакован пешкой, и я удивился, когда игрок взялся за ладью, чтобы пойти ею, но потом понял, что белая пешка связана. За моим плечом раздался голос Нэша: - Это полицейский офицер, мистер Каррузерс. Никто не поднял взгляда на меня. Игравший белыми, очевидно мистер Каррузерс, сказал, не поворачивая головы: - Не прерывайте, Нэш. Это ваше дело. Увлекательная игра. От нечего делать я провел там с полчаса, решая за белых и за черных, каков должен быть следующий ход, и поставил замечательный рекорд - ошибся во всех случаях. Когда черные поставили ладью на такое место, где конь мог взять ее, но при этом открылся шах слоном, которого я не видел, я признал, что никогда не стану ни чемпионом мира, ни даже Полом Джерином, и вышел в холл за пальто и шляпой. Единственные слова, которые я услышал за это время, были произнесены, когда игравший белыми подвинул пешку, а игравший черными пробормотал: - Я так и думал. А игравший белыми пробурчал: - Естественно. Снег шел сильнее, но до шести оставалось еще двадцать минут, поэтому я продолжил прогулку. Я сказал себе, что у меня есть дополнительный материал для размышлений, ведь я знаком теперь с местом преступления и даже установил существенный факт: чтобы спуститься в кухню и вернуться, нужно семьдесят восемь секунд. Но это мне мало что дало. Дойдя до Восемнадцатой улицы, я перестал думать об этом и стал смотреть на прохожих. Девушки лучше смотрятся в снегопад, особенно вечером. Когда я поднялся на крыльцо старого особняка и вставил ключ, то обнаружил, что дверь не заперта. Я стряхнул снег с пальто и шляпы, прежде чем войти, повесил их на вешалку в холле и вошел в кабинет Вульфа, но единственным приветствием был косой взгляд. Вульф сидел за своим столом с очередной книгой - "Происхождение африканцев" Роберта Одри. Подойдя к своему столу, я сел и взял вечерний выпуск "Газетт". Мы получали три экземпляра: Вульфу, Фрицу и мне. Заметка была на первой странице под рубрикой "Последние новости". Вульф, должно быть, читал длинный абзац, потому что прошла целая минута, прежде чем он поднял голову и заговорил: - Идет снег? - Да. И сильный ветер. Он вновь взялся за чтение. - Я не хотел бы прерывать, - сказал я, - но потом могу забыть рассказать вам об этом. Я видел Лона Коэна. Он поместил заметку сегодня, как вы могли убедиться. - Я не смотрел газету. Узнал что-нибудь полезное? - Для меня - нет, но может быть, пригодится вам. - Я достал из кармана записную книжку. - Сомневаюсь. У тебя есть нюх. - Он вернулся к книге. Я дал ему время прочесть еще абзац. - Так вот, я пошел и осмотрел "Гамбит-клуб"... Никакой реакции. - Я знаю, - сказал я, - что это весьма интересная книга. Как вы сказали мне за завтраком, в ней идет речь о том, что происходило в Африке сто тысяч лет назад, и я понимаю, что это гораздо важнее того, что происходит сейчас. Мой разговор с Лоном может подождать, а в "Гамбит-клубе" я только осмотрел кушетку, где сидел Джерин, и понаблюдал за игрой в шахматы. Но вы сказали мисс Блаунт, что сообщите ей, кого хотите повидать первым. Если вы желаете, чтоб она пригласила кого-нибудь сюда сегодня вечером, то я должен ей сейчас позвонить. Он фыркнул. - Это не срочно. Снег идет. - Действительно. Отложим беседы до начала процесса. Вы это имеете в виду? - К черту, не дразни меня! Итак, ничего не вышло. Так как одна из моих главных задач заключалась в том, чтобы подстегнуть его, когда он не мог преодолеть свое отвращение к работе, нужно было действовать. Но к работе не тянуло и меня самого. Осмотр места преступления ни к чему не привел. Если уж я не жаждал работы, как можно было ждать этого от него? Я встал и пошел на кухню спросить Фрица, звонил ли кто-нибудь, хотя знал, что звонка не было, иначе на моем столе лежала бы записка. Однако в течение следующего часа звонили пять раз: сотрудники "Таймс", "Дэйли Ньюс", "Пост" и два диктора из Си-Би-Эс и Эн-Би-Си. Я всем подтвердил информацию "Газетт" и сказал, что ничего не могу добавить. Представитель "Ньюс" был обижен, что я отдал заметку в "Газетт", а не им, а "Таймс", конечно, пытался добиться беседы с Вульфом. Я вернулся в столовую, покончив с Си-Би-Эс, и собирался покончить со второй порцией омлета с папайей, когда в дверь позвонили. Во время еды обычно открывал Фриц. Он вышел из кухни, спустился в холл, через минуту вернулся и сказал: - Мистер Эрнст Хаусман. Он сказал, что вам известно его имя. Вульф посмотрел на меня, но не так, как смотрят на друга или хотя бы на постоянного помощника. - Арчи. Это твое дело. Я проглотил кусок омлета. - Нет, сэр. Ваше. Не забудьте про "Газетт". Я только следовал инструкциям. Вы сказали: убийца может решить, что необходимо что-то сделать. И вот он здесь. - Тьфу! В пургу? Он и правда так считал. В один прекрасный день он решился рискнуть своей жизнью, поехав по личному делу, это произошло вечером, и шел снег. - Он был вынужден, - сказал я. - Узнав, что вы занимаетесь этим делом, он понял, как ему следует поступить, и пришел исповедоваться. Я отодвинул стул и встал. Если человек явился без предварительной договоренности, раньше, чем мы допили свой кофе, то Вульф способен передать ему через Фрица, чтобы он пришел завтра утром. - Хорошо, Фриц, - сказал я. - Я это сделаю. Глава 4 Мы всегда пьем свой послеобеденный кофе в кабинете главным образом потому, что кресло у его письменного стола - единственное, где Вульф может разместиться достаточно удобно. Конечно, и гостю пришлось предложить кофе. Он сказал, что попробует, он очень разборчив в этом, а когда Фриц поставил чашку на столик у красного кожаного кресла и хотел налить, он сказал, что чашка слишком мала, и попросил Фрица принести побольше. Он не выглядел на свои семьдесят два года, и мне пришлось признать, что он не похож на убийцу, впрочем, убийцы редко бывают похожи на убийц. Одно было ясно: если он все же убил, то мог использовать именно яд, потому что ружьем, ножом или дубинкой он мог посадить пятна на свой превосходно сшитый трехсотдолларовый галстук, испачкать свои изящные маленькие руки или даже забрызгать кровью свое чистенькое личико с тщательно расчесанными усами. Он взял большую чашку и отпил. - Неплохо, - признал он. У него был тонкий, жеманный голос. Он отпил еще. - Неплохо. - Он посмотрел вокруг. - Хорошая комната. Даже неожиданно для человека вашей профессии. Этот глобус там, я заметил его, когда вошел, какого диаметра? Девяносто сантиметров? - Восемьдесят пять. - Самый лучший глобус, какой я когда-либо видел. Я дам вам за него сто долларов. - Я заплатил пятьсот. Хаусман покачал головой и отпил кофе. - Он не стоит этих денег. Вы играете в шахматы? - Теперь нет. Когда-то играл. - И хорошо? Вульф поставил свою чашку. - Мистер Хаусман. Я полагаю, что вы пришли вечером, в пургу, не для этого. Гость потянулся за кофе. - Да уж. - Он продемонстрировал нам свои зубы. Это не было улыбкой, просто его губы вдруг раздвинулись настолько, чтобы показать зубы, а потом сомкнулись. - Но прежде, чем перейти к делу, мне нужно узнать вас. Я знаю, что у вас высокая репутация, но это ничего не значит. Насколько вам можно доверять? - В зависимости от обстоятельств. - Вульф опустил чашку. - Себе я доверяю безусловно. Кто-либо другой должен предпринять шаги для достижения взаимопонимания. Хаусман кивнул. - Это всегда существенно. Но я имею в виду... положим, я нанимаю вас на определенную работу, насколько я могу положиться на вас? - Если я соглашусь, то в пределах моих способностей. Но этот разговор не имеет смысла. Вы надеетесь определить мои качества, задавая банальные и оскорбительные вопросы? Вы должны знать, что человек может быть непоколебимо верен только одному - своему пониманию обязанностей перед человечеством. Любые другие обязательства являются простым следствием этого. - Хм, - сказал Хаусман. - мне хотелось бы сыграть с вами в шахматы. - Очень хорошо. У меня нет доски и фигур. "d2 - d4 - d7 - d5. - c2 - c4. - Пешка на e6. - Конь на g3. - Вы хотите сказать - на cЗ? - Нет. gЗ. - Но ход на cЗ лучше. Во всех книгах так пишут. - Поэтому-то я и не сделал его. Я знал, что вы его ждете, и знаю, какой ответ лучше. Губы Хаусмана чуть-чуть пошевелились. - Тогда я не могу продолжать. Без доски. - Он взял свою чашку, допил и поставил. - Вы хитры, не так ли? - Я предпочитаю определение "находчив", но в принципе готов согласиться с вами. - У меня есть для вас работа. - Он вновь показал зубы. - Кто нанял вас... хм... заняться делом об убийстве в "Гамбит-клубе"? Комус? - Спросите у него. - Я спрашиваю вас. - Мистер Хаусман, - Вульф был терпелив. - Сначала вы изучаете обстановку моего кабинета и мои привычки, потом проверяете мою квалификацию, а теперь занялись моими делами. Не могли бы вы придумать вопрос, заслуживающий ответа? - Вы не хотите сказать мне, кто вас нанял? - Конечно, нет. - Но кто-то это сделал? - Да. - Тогда это должен быть Комус. Или Анна - миссис Блаунт... - Он поразмыслил минуту. - Нет, Комус. У него нет опыта в таких делах и нет на это таланта. Я старый друг Мэтью Блаунта. Я знал его мальчиком. Я крестный отец его дочери. Поэтому я заинтересован, глубоко заинтересован в его... хм... благополучии. А если дело ведет Комус, у него нет надежды, никакой надежды. Комус нанял вас, но вы действуете по его указаниям, под его контролем, и тут надежды тоже нет. Он заплатил вам гонорар. Сколько? Плечи Вульфа поднялись на одну восьмую дюйма и опустились. Он посмотрел на меня, подняв брови, как бы говоря: - Видишь, что ты устроил? - Значит, не хотите сказать, - сказал Хаусман. - Хорошо. С этим можно подождать. Я хочу поручить вам сделать кое-что. Это тоже в интересах Мэтью Блаунта. Я сам заплачу вам. Я могу потом получить эти деньги с Блаунта, но вас это не касается. Многое ли вам известно о том, что произошло в тот вечер в "Гамбит-клубе"? - Думаю, достаточно. Если я не располагаю важной информацией, то, возможно, вы предоставите мне ее. - Вы знаете, что полицейские считают, будто Блаунт отравил этого человека, положив мышьяк в шоколад? - Да. - Значит, все, что нам нужно, - это доказать, что мышьяк положил в шоколад кто-то другой. Это снимет подозрения с Блаунта? - Да. - Значит, так и нужно сделать. Я думал об этом последнюю неделю, но, зная, как прореагирует Комус, если я приду к нему с таким предложением, не хотел делать этого сам. А сегодня я увидел в газете заметку насчет вас. Скажите, в какой степени я могу на вас рассчитывать, потому что это должно быть абсолютно конфиденциально. Можете вы сделать нечто для освобождения Блаунта, не информируя об этом Комуса? - Если я соглашусь это сделать, то да. - И не говоря никому? - Если я соглашусь на это условие - да. - Я настаиваю на этом условии. - Хаусман взглянул на меня. - Как ваше имя? - Арчи Гудвин. - Выйдите из комнаты. Я поставил свою чашку кофе. Я редко пью три чашки, но ситуация уже много часов была весьма нервной, а этот субъект ничем не облегчал ее. - Я готов идти навстречу клиенту, - сказал я, - но вы еще не клиент. Если я выйду, мне придется стоять у замочной скважины, чтобы видеть и слышать беседу, так что уж лучше я посижу. Он посмотрел на Вульфа. - Это предназначено только для вас. - Значит, не для меня. Все, что для меня, точно так же предназначено и для мистера Гудвина. Я ждал десять секунд. Хаусман был готов отступить и сделал это. Он показал зубы, и его губы разошлись на целых десять секунд, пока глаза перебегали с Вульфа на меня и обратно. Наконец они остановились на Вульфе, и он сказал: - Я действую импульсивно. И сюда я пришел по внезапному побуждению. Вы сказали что-то о верности своему пониманию долга перед человечеством, а я обязан пониманием своего долга Мэтью Блаунту. Я жесткий человек, Вульф. Если вы или Гудвин перейдете мне дорогу, вы пожалеете об этом. Вульф хмыкнул. - Тогда нам надо постараться не делать этого. - Да, лучше бы. Ни один человек не перешел когда-либо мне дорогу, не пожалев об этом. Я хочу, чтобы вы нашли доказательства, что кто-то другой положил мышьяк в шоколад. Я скажу вам, как это сделать. Вы должны только следовать инструкциям. Я продумал все до последней детали. - Вот как? - Вульф откинулся назад. - Тогда это должно быть нетрудно. Вы говорите "кто-то". Кто-то определенный? - Да. Его имя Бернард Нэш, Он официант в "Гамбит-клубе". Мышьяк был там, в кухне. Мышьяком пользуются, чтобы травить крыс? - Да, бывает. Вполне вероятно. - Он был там, в кухне, и Нэш по ошибке положил немного в шоколад, может быть, вместо сахара. Когда я сказал, что продумал все до последней детали, я имел в виду основные детали. О подробностях вы должны договориться с Нэшем, конечно, не упоминая меня: бутылочка, в которой был мышьяк, где он хранился, сколько он положил в шоколад, - все эти пункты. И конечно, когда и что он потом сделал с бутылочкой. Когда Блаунт спустился в кухню с кофейником и чашкой и все вылил - вы знаете об этом? - Да. - Он сказал официанту и повару, что Джерин плохо себя чувствует, и попросил еще шоколаду. Когда он ушел со свежим шоколадом, Нэш понял, что произошло, и уничтожил бутылочку с мышьяком. Разве это не правдоподобно? - В это можно поверить. - Конечно, все надо тщательно продумать: когда и как он разделался с бутылочкой. Я понимаю, что в таком деле нельзя ничего упустить, абсолютно ничего. Вот почему я пришел к вам. С вашим опытом вы точно знаете, как поступит полиция. Вы знаете, как все устроить, чтобы не промахнуться. Но на одном я настаиваю. Нэш должен отказаться от того, что он сказал полиции, ведь он несомненно подписал показания, а для этого у него должна быть основательная причина. Причина будет заключаться в том, что, когда Комус вас нанял, вы повидались с Нэшем, допросили и заставили признаться. Я настаиваю на этом. Таким образом, не будет никаких следов моего участия в этом. Вы, конечно, согласны? Вульф почесал нос кончиком пальца. - Я мог бы дать согласие после разговора с мистером Нэшем. Он-то согласен? - Конечно, нет. Но он согласится за вознаграждение, которое вы ему предложите. Уговорить его не составит труда; труднее так обговорить подробности, чтобы удовлетворить полицию. Это ваше дело. - Какое вознаграждение я предложу ему? - Это целиком на ваше усмотрение. Я плачу вам пятьдесят тысяч долларов, а вы дадите мне расписку в получении гонорара за оказанные услуги. Я думаю, если вы предложите Нэшу половину этой суммы, двадцать пять тысяч, этого будет достаточно. Я знаю, что ему остро нужны деньги. Лишь месяц назад он просил меня дать ему взаймы пятнадцать тысяч долларов, но я никогда не получил бы их назад. У него больна жена, ей нужны операция и дорогое лечение, из-за этого он в долгах, и, кроме того, у него два сына и две дочери. Да еще глупая гордость человека, который не может позволить себе быть гордым. Все, о чем вы просите его, - это признаться, что он сделал ошибку. Ошибка - не преступление. С двадцатью пятью тысячами долларов он может нанять хорошего адвоката, а с хорошим адвокатом он, вероятно, будет оправдан. Не правда ли? Вульф хлопнул рукой по столу. - Здесь будет рисковать он, а не вы и не я. Наш риск в том, что нам нельзя сослаться на оплошность. Возможно, я вас не понял, а мы, как я сказал, должны быть уверены в нашем взаимопонимании. У вас есть доказательства, что мистер Нэш действительно положил мышьяк в шоколад? - Нет. - Или какие-нибудь основания предполагать это? - Основания? - Хаусман показал свои зубы. - Основания? Нет. - Тогда мы чудовищно рискуем. Если мистер Нэш примет предложение и будет сотрудничать со мной в разработке деталей, я, естественно, должен буду изложить их в заявлении, которое он подпишет. Без такого заявления у нас ничто не выйдет. И если он позднее откажется от него, мы не сможем защититься от обвинения в подкупе или лжесвидетельстве. Ни один адвокат не выручит нас. Мы... - Не мы. Вы. Ваша честь... - Тьфу! - Вульф выпрямился. - Мистер Хаусман. Я не говорю, что ни в каком случае не подкупил бы свидетеля. Но если бы я сделал это за деньги и если бы стало известно, вы понимаете, что я не мог бы отказаться назвать того, кто мне заплатил за это? Или вы думаете, что мистер Гудвин не подтвердил бы это? А судья, чтоб показать, как он одобряет нашу готовность сотрудничать с ним, милосердно снизил бы нам срок с шести лет до пяти. Или даже до четырех. - Два против одного, но человек моего положения... - Ба! Если вас спросят, за что вы заплатили мне пятьдесят тысяч долларов, что вы скажете? - Вульф покачал головой. - Вы сказали, что вам известна моя репутация, но для вас это ничего не значит. Я не сомневаюсь, что для вас она ничего не значит, если, зная о ней, вы пришли ко мне с этим глупым предложением. Почему? Вы же не такой уж простак. Это наводит на размышления. Может быть, вы заботитесь не о мистере Блаунте, а о себе? Не вы ли положили мышьяк в шоколад, а мистер Нэш знает или подозревает это, и ваш окольный... Зазвонил телефон, Я повернулся и взял трубку. - Контора Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин. - Мистер Гудвин, это Салли Блаунт. Я хочу поговорить с Ниро Вульфом. - Подождите у телефона. - Я прикрыл трубку и повернулся. - Это девушка, приходившая утром по поводу своих драгоценностей. Он хмурился, потому что его прервали. - Что она хочет? - Вас. Он поджал губы, повернулся и посмотрел на свою трубку, потом потянулся за ней. Я приложил свою к уху. - Да, мадам. Это Ниро Вульф. - Это Салли Блаунт, мистер Вульф. - Да. - Я знаю, что вы никуда не выходите, но сейчас вы должны это сделать. Вы должны. Вы должны прийти и поговорить с моей матерью. Вы не сказали, что собираетесь поместить заметку в газете. - Я принял решение об этом уже после вашего ухода. Ваше имя не было упомянуто. - Я знаю, но когда моя мать прочла ее, то сразу же догадалась. Она знала, что я пыталась убедить Дэна Комуса, пыталась убедить и ее, разве я вам об этом не рассказала? - Нет. - Я должна была. В общем, она догадалась, и мне пришлось признаться в своем поступке. Вы должны прийти и поговорить с ней. Прямо сейчас. - Нет. Приведите ее сюда завтра утром. - Это нужно сейчас. Она позвонила Дэну Комусу, и он может прийти и... вы должны сделать это. - Нет. Исключено. Но если вы опасаетесь... Вы дома? - Да. - Приедет мистер Гудвин. Скоро. - Но нужны вы! Конечно, вы можете... - Нет. Мистер Гудвин будет у вас через полчаса. Он повесил трубку, но так как я свою держал, телефон еще не отключился, и она продолжала говорить. Я вставил: - Успокойтесь. Ждите меня через двадцать минут. Я положил трубку и встал. Вульф нажал кнопку, и как только я направился к холлу, Фриц появился в дверях. - Войди, Фриц, - сказал Вульф. - Садись на место Арчи. У тебя не такая блестящая мысль, как у Арчи, но в данном случае и она пригодится. - Хорошо, сэр. По дороге он подмигнул мне, а я, проходя мимо, подмигнул ему в ответ. Глава 5 В мраморном вестибюле огромного мраморного дома на Пятой авеню меня уже ждали. Человек в ливрее не дал мне даже кончить фразу. Когда я сказал: "Мое имя Арчи Гудвин, я хочу видеть...", он прервал меня и показал мне, как пройти к лифту. Но пока я поднимался наверх, он позвонил туда, поэтому, когда я достиг шестнадцатого этажа, клиентка уже стояла в дверях. Она протянула мне руку, но не для того, чтобы пожать, а с просьбой о помощи. Я взял ее правой рукой, а левой похлопал сверху и сказал: - Девятнадцать минут. Таксисты не любят ездить в снег. После того, как я освободился от шляпы и пальто в прихожей размером с кабинет Вульфа, она провела меня к камину по ковру в дюжину метров длиной. По пути я огляделся. Картины, кресла, пианино в углу, безделушки на подставках, растения в горшках на полке, занимавшей большую часть дальнего конца, повсюду лампы. Камин, в котором горел огонь, был раза в три больше того, в котором Вульф сжигал словари. - Садитесь, - сказала Салли. - Я приведу мать, хотя не знаю, что вы собираетесь ей сказать. А вы знаете? - Конечно, нет. Это зависит от обстоятельств. А в чем дело? - Она говорит, что я должна отказаться от услуг Ниро Вульфа. Она хочет просить Дэна Комуса, чтобы он рассказал об этом моему отцу, и Комус выполнит ее просьбу. - Она прикоснулась к моей руке кончиками пальцев. - Я буду звать вас Арчи. - Хорошо. Я откликаюсь на это имя. - Я не могу звать его Ниро и не думаю, что кто-нибудь может, но вас я могу звать Арчи и так и буду делать. Я утром говорила, что это мое первое хорошее дело в жизни? - Да. - Так оно и есть, но я должна знать, что действую не одна, что кто-то со мной. По-настоящему со мной. - Ее пальцы обхватили мою руку. - Вы со мной, Арчи? Мой разум был против. Мешали известные мне факты. Однако увиливать от ответа я не мог и не хотел. Нужно было сказать либо "да", либо "нет". - Ладно, - сказал я, - если это ваше первое хорошее дело, я с вами до конца. Кроме того, вы - клиентка Ниро Вульфа, а я работаю у него. А что сказать вашей матери, я решу, когда увижу ее. Если она хочет... Я остановился, потому что ее глаза смотрели уже не на меня. Стоя спиной к камину, она видела комнату, а я нет. Я обернулся и увидел идущую к нам женщину. Салли заговорила: - Я шла за тобой, мама. Мистер Вульф не сможет приехать. Это Арчи Гудвин. Я предпочел бы более яркий свет. Лампы были затенены и находились довольно далеко от меня. Когда она подошла, пламя осветило ее лицо, однако в его меняющемся свете рассмотреть ее было трудно: в первую секунду она выглядела моложе дочери, а в следующую - как старая карга. - Здравствуйте, мистер Гудвин, - сказала она. - Садитесь, пожалуйста. Она села в кресло справа. Я взял одно из кресел, стоявших под углом к ней, и повернул его, чтобы сидеть лицом к лицу. Салли продолжала стоять. Я сказал: - Ваша дочь спросила меня, что я собираюсь вам сказать, и я ответил, что не знаю. Она предложила Ниро Вульфу проделать для нее определенную работу, а я - его помощник. Я могу рассказать вам что-нибудь об этом только с согласия вашей дочери. Она - наша клиентка. У нее были такие же карие глаза, как у Салли, но не такие большие. - Вы - частный детектив? - спросила она. - Верно. - Это бред. - Она покачала головой. - Частный детектив говорит мне, что моя дочь - его клиентка и он может разговаривать со мной только с ее согласия. Конечно, все это бред. Мой муж в тюрьме по обвинению в убийстве. У него хороший адвокат. Моя дочь не может нанять частного детектива без его согласия. Я сказала ей об этом, а теперь она должна передать это вам. Ведь это... это неправильно? Разговаривая с ней, я размышлял. Когда очень многие мужчины были счастливы находиться в одной комнате с ней (судя по словам Салли), а Лон Коэн был околдован ею с первого взгляда, были другие обстоятельства. Последние десять дней у нее были очень тяжелыми и напряженными, но, несмотря на это, я все-таки не мог не признать, что тоже с удовольствием нахожусь с ней в одной комнате. Как я и подозревал, она обладала чем-то, что притягивало к ней любых трех мужчин из пяти - ничего не ведая об этом, она заставляла вас ощущать, что абсолютно ничего не знает, но все понимает. Это редкий дар. Я знал когда-то шестидесятилетнюю женщину, которая была способна на это, но миссис Блаунт задала мне задачу. Ведь ей еще было далеко до шестидесяти. - Как сказать, - сказал я. - Если ваша дочь старше двадцати одного года и платит мистеру Вульфу собственные деньги, кто может утверждать, что это неправильно? - Я. Я - ее мать. Я кивнул. - Конечно, однако, это еще не решение проблемы, а только начало ее обсуждения. Если под словом "неправильно" вы понимаете "незаконно" или "неэтично", то ответ будет отрицательный. Разве не ясно, миссис Блаунт? Ваша дочь полагает, что услуги Ниро Вульфа нужны, а вы с ней не согласны. Разве не в этом дело? - Нет. Я считаю, что здесь не только расхождение во мнениях. - Тогда в чем дело? Ее губы раскрылись и снова закрылись. Глаза устремились на Салли, потом на меня. - Я не знаю, что сказала, вам моя дочь, - сказала она. Я повернулся к Салли. - Если у меня будут связаны руки, это ни к чему не приведет. Если вы не отпустите поводья. Да или нет? - Да, - сказала она. - Я не волшебник, Салли. - Все в порядке, если вы действительно со мной, как вы сказали. - Я с вами. Садитесь. - Я лучше постою. Я повернулся к миссис Блаунт. - Ваша дочь сказала мистеру Вульфу, что, по мнению ее отца и по вашему мнению, Дэн Комус вполне компетентен, чтобы вести его защиту, но она с этим не согласна. Она полагает, что Комус хорошо разбирается в вопросах бизнеса, но не подходит для этого дела