иру. Лицо его было бесстрастным, но глаза пылали огнем. Повелительным тоном он осведомился у слуги, который открыл ему и бросился снимать с него шубу: - Мадам вернулась? - Мадам виконтесса, - отвечал слуга, - вернулась около часа тому назад, но опять ушла, не дождавшись господина виконта. - Мадам ушла? - Да, господин виконт. Мадам оставила для господина виконта записку, он найдет ее на столе в своем кабинете. - Спасибо. При известии об уходе жены сердце виконта сжалось от тайной тоски. Куда она отправилась? Что значит столь стремительное исчезновение? Неужели она всерьез намерена мстить? Узнав, что виконтесса оставила записку, он приободрился. - Женщина, которая пишет, - это женщина, которая просит, - рассуждал он. - Ну-ну! Поглядим, что за письмецо. Он тужился выдавить из себя смешок. В действительности, вскрывая украшенный гербами конверт, на котором крупными буквами было выведено имя жены, господин де Плерматэн был очень бледен. Одним взглядом он пробежал письмо. Оно было совсем короткое, в несколько строк. "Не забудьте, - писала ему виконтесса, - вечером мы ужинаем в ресторане "Дюрван" с мадам Алисе и несколькими друзьями. Не сомневаюсь, что вы, как и я, сумеете отложить на пару часов необходимые объяснения!" - Ужин с мадам Алисе! Я и впрямь забыл. Черт возьми! А она крепкий орешек. Доблестная душа! Виконт де Плерматэн застыл посреди кабинета с письмом виконтессы в руке. - Да, доблестная душа, - повторил он, - и мне жаль, что так получилось... Но что я могу изменить? И, словно убеждая себя, виконт де Плерматэн повторил в тиши комнаты: - Я люблю Фирмену! Я люблю Фирмену! Я не допущу между нами преград! В течение нескольких минут несчастный молодой человек мерил просторную комнату отрывистыми шагами, раздираемый жестокими внутренними противоречиями. Его законная жена упомянула о прошлом. И теперь прошлое стояло у него перед глазами, казалось, он вел с собой беспощадную борьбу, размышлял, собираясь принять бесповоротное решение. Неожиданно он включил электрическую лампу, осветив большое зеркало в глубине комнаты; пристально взглянув на свое отражение, он усмехнулся: - Черт!.. Теперь я медлю, дрожу... Хорошенькое дело! Любовь! Любовь! Что бы он сказал... если бы меня увидел?.. Кого виконт имел в виду? Потушив лампу, он позвал: - Жан, дружище! Я ужинаю не дома! Подайте одежду и шубу и идите за машиной! Так же как виконтесса де Плерматэн, он считал крайне важным для их столь глубоко несчастной, разобщенной четы отложить ради светских обязанностей на несколько часов объяснение, решающее судьбу Фирмены... Этим вечером сияющий огнями ресторан "Дюрван" был заполнен до отказа; тщетно было бродить по залам, выискивая столик, за которым бы не восседали элегантные сотрапезники. Между светлыми дамскими туалетами темными пятнами проступали черные фраки мужчин. В свете электрических канделябров сверкало серебро; белоснежные скатерти, гармоничные тона, розовые абажуры, все придавало "Дюрвану" сказочный облик. Здесь справляли торжества светские и богатые парижане; заведение уже с давних пор пользовалось отменной репутацией не только среди гурманов, любителей хорошей кухни, но и среди аристократов, привлекаемых более красивой обстановкой, чем вкусной едой. - Виконтесса! Виконтесса! - шутливо грозила за одним из столиков толстуха мадам Алисе, обращаясь к мадам де Плерматэн. - Надо непременно оштрафовать вашего мужа, он безбожно опаздывает! - Дорогая, я очень за него извиняюсь... Вероятно, азартная игра в клубе... Краснолицый старик с волосатыми пальцами, который вальяжно развалился на стуле рядом с мадам де Плерматэн, поставив локти на стол, вопреки всем приличиям, оборвал ее, даже не потрудившись прожевать до конца кусок: - Не понимаю, как можно забыть об ужине! - Дорогой мэтр, - возразила мадам Алисе, - думаю, и вы, увлекшись египтологическими изысканиями, способны заставить нас ждать. - И совершенно напрасно вы так думаете! - возразил толстяк. - Забыть об ужине, да ни за что на свете! Хорошо поесть - это святое!.. Тон, которым неприятный старик произнес эти слова, как нельзя лучше доказывал, что он не шутит. Впрочем, то же подтверждала и давно установившаяся за ним репутация... Старый египтолог Альбер Сорине-Морой прославился тем, что, не вылезая из-за стола, сделал себе карьеру - за светским обедом отхватил себе место в Академии! Его втихомолку подозревали в том, что он использует свой зеленый сюртук* самым прозаичным образом, соглашаясь за небольшую мзду присутствовать на светских раундах, где его официальные титулы производили подобие взрыва. ______________ * Одежда члена Французской академии. Мадам Алисе собиралась было ответить академику весьма учтиво, поскольку директриса "Литерарии", хотя и недолюбливала вздорного и тщеславного старика, отнюдь не стремилась будить его ядовитую злобу, когда он вдруг воскликнул: - А! Легок на помине... И в самом деле, виконт де Плерматэн, который только что вошел в ресторан и стремительно пересек залы, направлялся к столику, занятому его друзьями. Он поклонился мадам Алисе. - Даже не знаю, - с обычной грациозностью произнес он, - могу ли я показываться вам на глаза, мадам, намерены ли вы подвергнуть меня наказанию или, по меньшей мере, прилично оштрафовать за то, что заставил вас столько ждать? - Полноте! - оборвал его Сорине-Морой, которому не терпелось приступить к ужину. - Мадам Алисе приказала принести только закуски. Полноте! Дамы простят вас, дабы не опровергать миф о доброте слабого пола! - Сударь, могу ли я быть с вами откровенным? - возразил виконт. - Мне лестно ваше прощение, но мне бы хотелось послушать мадам Алисе. Директриса "Литерарии" улыбнулась: - Надеюсь, вашу жену тоже? - Моя жена сама снисходительность, мадам. - Вы слишком полагаетесь на мою доброту, мой дорогой. На намек виконта мадам де Плерматэн отвечала с улыбкой, но тон, каким были произнесены эти слова, придавал им совсем иное звучание. - Что же, дорогая, - откликнулся виконт, - если даже вы упрекаете меня, мне остается только просить господина Сорине-Мороя вымолить для меня прощение у мадам Алисе, а затем вместе с мадам Алисе вымолить прощение у вас. Виконтесса легко пожала плечами: - К людям без стыда и совести у меня нет жалости! Слуга взял у виконта шубу, шляпу и трость, и тот наконец сел за стол. В беседу вновь вступила мадам Алисе: - Но, дорогой мой друг, ваша жена абсолютно права! Вы действительно искренне раскаиваетесь? Виконт улыбнулся и посмотрел прямо в лицо виконтессе. - Раскаиваюсь ли я? - произнес он. - Раскаяние, мадам, - знак неправоты... Я лично опоздал не по своей вине! - Так почему же вас не было здесь в восемь? Виконтесса не дала мужу ответить. - Полагаю, какой-нибудь разговор в клубе, - предположила она. - Совершенно верно! - с поразительным самообладанием подтвердил виконт. - У меня был довольно тяжелый разговор. - Вы выставили из клуба какого-нибудь члена? - поинтересовался Сорине-Морой. - Позвольте ответить вам, сударь, дурным каламбуром: мы никого не выставили, но кое-кто выставил себя в таком свете, что, боюсь, придется с ним распрощаться. Нам не нужны ни скандалы, ни всякие сцены!.. Виконтесса де Плерматэн была слишком проницательна, чтобы не почувствовать тайный смысл, который муж скрыл под игривым тоном. "Так-так! - думала она. - Я застала его у ног любовницы... Он меня выгнал, чтобы остаться с ней... Когда я уходила, с мукой в сердце и слезами на глазах, он утешал эту женщину! И теперь он смеет заявлять, что ему не нужны скандалы и сцены?.." Она подавила поднимающуюся в ней ярость. - Вы говорите, кое-кто неудачно выставил себя? - сказала она. - А вы уверены, дорогой, что этого кое-кого не вынудили к тому драконовские порядки вашего клуба? Вы член комитета и, сочиняя правила ради собственного удовольствия, могли несколько перегнуть палку... Как мне представляется, человек, который платит взносы, имеет право не подчиняться вашим капризам и... Господин де Плерматэн резко оборвал жену. - Надеюсь, вы шутите? - сказал он. - Вы что, дорогая, не понимаете, что даже в вашем изложении правота отнюдь не на стороне так называемой жертвы, которую вы защищаете. Слабый не бывает правым!.. На сей раз запротестовала мадам Алисе... Уже несколько минут почтенная директриса "Литерарии", наслаждаясь паштетом из гусиной печенки, терзалась смутным беспокойством. Что случилось с виконтом и виконтессой де Плерматэн? Ей казалось, что супруги беседовали не в самом любезном тоне. В репликах виконтессы сквозила глухая вражда. В замечаниях виконта звучал затаенный гнев. Она решила перевести разговор на другую тему. - Виконт, - заявила она, - вы притворяетесь более злым, чем вы есть на самом деле. Вот и господин Сорине-Морой, уверена, меня поддержит! Так вот! Вы считаете, что слабый всегда неправ? - Да, мадам. - Хотите, я докажу обратное? - Слушаю вас, мадам. - Один пример, который вам нечем будет крыть... - Я жду мадам. - Так вот, мой дорогой, виконтесса, бесспорно, слабее вас, но, уверена, вы всегда ей уступаете!.. Знай директриса "Литерарии" о разыгравшейся между супругами драме и задумай она специально сесть в лужу, вряд ли она сумела бы сморозить что-либо более неуместное. Но виконт был не из тех, кого можно смутить, застать врасплох. Он быстро нашелся: - Мадам, вы думаете, что сразили меня наповал?.. Ошибаетесь... Не знаю, правда ли виконтесса слабее меня, но отдавая должное скорее ее уму, чем сердцу, могу поручиться, что она слишком проницательна, чтобы требовать у меня уступок. Мадам, моя жена никогда не просила и не собирается просить о вещах невозможных. Таким образом, мне никогда не придется ей уступать. Уступать - это удел слабых!.. А я не из их числа. Замечание попало в цель. В нем были вызов, испытание хладнокровию. Виконтесса почувствовала, что ее бьет дрожь. - А если у меня все-таки появится каприз? - вновь заговорила она. - Капризы капризам рознь, мадам! Можно купить драгоценность, но отказать в желании, ставящем под угрозу семейный покой. Виконт держался настороже. Он умел в скрытой форме донести свои мысли до жены. И пока мадам Алисе со смущением осознавала, что в гармоничной чете ее друзей произошел разлад, пока на время забытый и получивший полную свободу академик Сорине-Морой незаметно для окружающих вдумчиво опустошал тарелки, между супругами продолжалась суровая и глухая борьба. - Значит, дорогой, - продолжала виконтесса улыбаясь, дабы скрыть свою ярость, беря шутливый тон, дабы не выдать дрожь в голосе, - появись у меня сейчас какой-нибудь каприз, вы нисколько не скрываете, что прежде чем выполнить его, взвесите все "за" и "против"? Не слишком учтиво! Даже несколько... - Это необходимо, мадам! Наступила небольшая пауза. Соперники мерили друг друга взглядами. Разумеется, через несколько часов на Елисейских полях их ждало тяжелое, серьезное объяснение наедине. Мадам Алисе еще раз попыталась восстановить между друзьями доброе согласие. - Если бы мы только умели, - обратилась она к Сорине-Морою, чей титул производил на нее достаточное впечатление, чтобы временами чувствовать уколы совести по поводу невнимательного к нему отношения, - хранить в душе смирение и покой, подобно вашим египтянам... Они-то были по-настоящему счастливы, отдав себя в распоряжение рока, не так ли, дорогой друг? - Мадам, - откликнулся Сорине-Морой, который как непременный участник многочисленных сборищ, имел в запасе несколько готовых фраз - ходячую монету академиков, которые он вставлял по любому поводу, дабы выглядеть человеком мыслящим, - мадам, египтяне открыли рецепт счастья, сумев от всего отрешиться. Они не знали любви в точном смысле этого слова. Жизнь они считали странствием... Пребывая в вечном движении, они не давали настигнуть себя страданию... - Таким образом, - улыбаясь продолжал виконт де Плерматэн, - для вас рецепт счастья - стать клиентом конторы Кука? Виконтесса де Плерматэн расхохоталась. - В этом есть доля правды! - заметила она. - Путешествие - это забвение!.. Надо постоянно путешествовать. И, повернувшись к мужу, она игривым тоном добавила: - Дорогой, вы только что говорили о капризах? Так вот! Не желаете ли на неделю съездить на Лазурный Берег?.. Мы могли бы тронуться завтра утром, чтобы не утомляться, заночевать в Дижоне, а далее... Впрочем, вы достаточно взрослый, чтобы самостоятельно продумать маршрут. Согласны? Мадам Алисе поддержала: - Не забывайте, виконт, что Академия считает путешествие рецептом счастья! Чтобы дать себе время поразмыслить, виконт сострил: - И верно... Если Академия гарантирует... Сорине-Морой, который отведал добрых вин не меньше, чем изысканных блюд, пробормотал что-то невнятно-одобрительное, не вынимая нос из бокала. Тем временем виконтесса повторила: - Я жду... Виконт задумался: "Зачем она об этом просит? Надеется, что за неделю я забуду Фирмену?" Но, по всей видимости, не стоило слишком раздражать виконтессу. Женщина в гневе - опасный противник... Возможно, стоит несколько усмирить супругу хотя бы ради любовницы. Если виконтесса замышляет вычеркнуть Фирмену из его жизни, то виконт может попытаться за неделю успокоить ее, обвести вокруг пальца, вероятно, даже заставить примириться с его связью? Внезапно он принял решение: - Раз Академия сказала, нет основания не доверять ее оракулам. Вам доставит удовольствие провести неделю в Монако? Вид виконта говорил, что он не намерен сдаваться. Ему нравилось любезничать с женой, но главное, как он недавно признался, было ни в чем ей не уступать. И он продолжал: - Мы выедем завтра утром, как вы того хотели. Как вы того хотели, переночуем в Дижоне, в знаменитом отеле "Клош", где мы с вами уже несколько раз останавливались. А по возвращении, дорогой мой друг, когда вы убедитесь, что желание ваше исполнено и доставило вам немало приятностей, вы не откажете мне в непродолжительной поездке, безусловно, вызванной сугубой необходимостью... - По делам клуба? - ухмыльнулась виконтесса. - Да, по делам клуба!.. Мадам Алисе радостно хлопнула в ладоши. - Уступка за уступку! - объявила она. - Друзья, вы оба просто великолепны, утверждаю, среди моих знакомых вы лучшая пара! По лицу виконтессы бродила смутная улыбка. Виконт, тоже улыбаясь, наполнил бокалы... Господин Сорине-Морой ел, не думая ни о чем! - Мадемуазель! - Что желаете, мадам? - Быстренько найдите карандаш и пришлите сюда рассыльного!.. После обеда, пока остальные освежались ликерами, под благовидным предлогом - подпудрить лицо - виконтесса отправилась в туалетную комнату. Не успела она скрыться от наблюдательных взглядов мадам Алисе и любопытных - виконта, выражение ее лица переменилось. Виконтесса страшно побледнела, члены ее охватила дрожь, а в глазах заблестели слезы... Виконтесса де Плерматэн чудовищно страдала. Ужин, изысканный ужин, стал для нее мукой, невыносимой пыткой. Ах, как умело терзал ее муж! Как насмехался над ней! Сколько же в нем было презрения, чтобы так с ней обойтись! Как он посмел, подарив ей как милость это путешествие, которое она представила своим капризом, уступив ее фантазии, имевшей единственную цель - разлучить его с Фирменой, заявить, что едва вернувшись, снова уедет, на этот раз без нее. Черт возьми! У виконтессы де Плерматэн не было иллюзий: от нее не ускользнуло тайное намерение мужа... Он заявил, что будет отсутствовать по клубным делам; он, безусловно, хочет увезти Фирмену путешествовать. Подарив поездку законной супруге, он опять уедет с любовницей на правах влюбленного. С ней - навязанное путешествие, каторга, на которую он согласился из жалости или из страха. С другой - романтичный побег, погоня за мечтой, общество любимой, роскошь, великолепие, хмель взаимных страстей! Эта мысль, казавшаяся ей невыносимой, вызывала жестокие муки ревности. Напрасно виконт так унизил жену, бросил ей вызов! - Он хочет войны, - глухо шептала она, когда перед ней очутились чернильница и бювар. - Хорошо! Он ее получит! Виконтесса присела, обмакнула перо в чернила и безумными, блуждающими глазами уставилась на белый лист бумаги, на котором желала написать, на котором собиралась написать... - Мстить! - прошептала она. - Мстить! Отплатить за предательство предательством! Да, я должна, я смогу... Это мое право... Ее вид был ужасен, неужели это была виконтесса де Плерматэн, элегантная красавица, славившаяся на весь Париж пленительной грациозностью и безупречной приветливостью. Ее вид был страшен: черты ее исказились мукой, глаза от отчаяния ввалились, губы скривились в гримасе, превратив лицо в маску свирепой, необузданной, решительной ненависти! Неожиданно лицо ее прояснилось, словно она отступила от решения. Бросив ручку на стол, она сказала: - Не могу... Я его люблю... Но, прокричав про себя: "Я его люблю", она услышала, как сердце отозвалось: "Он меня не любит! Он смеется надо мной!" Ах, эта мысль была самой ужасной. Нет, этого виконтесса вынести не могла! Это было сильнее любви, страдания, муки унижения. Виконтесса порывисто схватила со стола ручку и размашисто, со всей силой налегая на перо, вывела на листке несколько неровных строк. Приняв решение, она больше не колебалась. Запечатав письмо и надписав адрес, она знаком подозвала ожидающего в нескольких шагах посыльного, с любопытством взглянула на него. - Отнесите это! Немедленно! - сказала она. - Срочно! Слышите? Срочно! Вручите письмо в собственные руки. Никому, кроме адресата. Надо будет, подождете, ответа не нужно. И не говорите, где я! И в ладони посыльного, восхищенного подобной щедростью, высыпалось содержимое кошелька. Виконтесса высокомерно повторила: - Идите! Припудрившись и подкрасив побледневшие губы, она, улыбающаяся и грациозная, вышла из туалетной комнаты и направилась к друзьям. Глядя ей в спину, служанка рассуждала: - Наверняка, эта красивая дама писала мужчине, которого любит или сильно любила. Черт подери! Она выглядела порядком взволнованной. Это был разрыв? Свидание? Ну, уж точно, она наставила мужу рога. Эта мысль показалась ей забавной, и хотя богач с рогами не являлся такой уж диковинкой, она громко прыснула, как женщина, довольная судьбой. - Улица Стейнкерк? Вот! Фараон сказал наверх... Да, так оно и есть: вот и улица Тардье. А где 1-бис? Ах, вот здесь. Рассыльный ресторана "Дюрван" нес письмо виконтессы. - Лишь бы он был на месте! Неохота ждать! - добавил он. - Господин Жюв здесь живет? На каком этаже? - справился он у консьержки. Получив ответ, рассыльный пошел звонить в квартиру полицейского. Несколько секунд спустя перед ним оказался Жюв. - Вы ко мне, дружище? Взяв фуражку в руку, человек поклонился. - Вы правда господин Жюв? - осведомился он. - Так точно. - Тогда, сударь, держите письмо... от дамы! Жюв скользнул взглядом по конверту, возможно, узнал почерк. Слегка понизив голос, он поинтересовался: - Ответ нужен? - Нет, сударь! - Знаете, кто вас послал? Рассыльный улыбнулся и с подчеркнутой готовностью ответил: - Понятия не имею. - Отлично! Жюв великодушно протянул посыльному монету в сто су: - Идите, дружище! Мне все ясно. Говоря это, Жюв лгал. Нет, он, конечно, не знал, что в конверте, один вид которого заставил его вздрогнуть, нет, он, конечно, не знал, что в письме!.. Не обманулся ли он? Правильно ли угадал свою корреспондентку? Едва рассыльный удалился, Жюв дрожащей рукой вскрыл столь интригующее его письмо. - Ах! - как громом пораженный воскликнул он. - Этого не может быть! Это сон! Я схожу с ума... Жюв быстро взглянул на подпись. Так потрясшая, приковавшая его взор подпись была: княгиня В. Оправившись после первого изумления, Жюв стал читать те несколько строк, которые сочинила виконтесса де Плерматэн и которые она подписала именем, произведшим на полицейского столь сильное впечатление, именем княгини В. Виконтесса писала: "Завтра в одиннадцать вечера мы оба будем в Дижоне, в отеле "Клош". Там вы схватите убийцу, Жака Бернара. Можете мне верить. Вам пишет мстящая женщина, имя которой вам, несомненно, знакомо. Я княгиня В." Обмякнув, с каплями пота на висках, Жюв чуть слышно повторял: - Княгиня! Княгиня мстит! Хочет мне выдать Жака Бернара!.. Что это значит? Жак Бернар - это Фантомас. Она знакома с Фантомасом?.. Глава 20 БЕГЛЕЦ Растерянный, взволнованный, озадаченный Жюв выжидал, затаивавшись в воротах на улице Пентьевр, неподалеку от дома Фирмены. После долгих колебаний и бесконечных сомнений, Жюв решил не доверять признанию княгини. Он уверил себя, что назначив ему свидание в Дижоне, бросив приманку в виде Жака Бернара, знатная дама просто-напросто готовит ему ловушку, и весьма грубо расставленную. Временами полицейский вновь возвращался к этому вопросу. Было уже десять вечера, улица Пентьевр была абсолютно пустынной, в ничем не нарушаемой тишине, казалось, вымершего квартала Жюв не переставал спрашивать себя, не может ли, каким-то чудом, Жак Бернар катить сейчас по направлению к столице Бургундии. Не будь других дел, Жюв, безусловно, пустился бы в эту авантюру. На всякий случай смотался бы в Дижон и вернулся бы несолоно хлебавши... Но назначенное знатной дамой свидание, удивительное свидание совпадало с приездом Жака Бернара в Париж, приездом, о котором тот самолично объявил Фирмене, так что полицейскому ничего не оставалось, как принимать либо одно, либо иное решение. Ему надо было выбирать между Парижем и Дижоном... Бандит грозил объявиться одновременно в двух местах. Положившись на предчувствие, веря в свою счастливую звезду, Жюв склонился в пользу Парижа. Здесь и остался. Жак Бернар сказал, что прямо с поезда отправится к любовнице виконта де Плерматэна. Жюв выжидал на своем посту, готовый вцепиться чудовищу в горло, если ему повезет столкнуться с ним лицом к лицу, если Жак Бернар - в самом деле Фантомас. За десять минут до этого полицейский заглянул за угол, к торговцу винами, откуда позвонил на Северный вокзал и справился об английском почтовом. - Поезд прибыл с пятнадцатиминутным опозданием, - ответили ему. Жюв поспешил занять свой пост. Ворота, в которых он прятался, находились метрах в пятидесяти от дома Фирмены. Оставаясь незамеченным, сыщик мог видеть все, что происходило возле здания. Стараясь не попадать в свет соседнего газового рожка, Жюв замер. Он чувствовал, что неизбежно надвигается решающий миг, миг, когда он узнает правду. Он, безусловно, мог бы поехать на Северный вокзал и задержать бандита при выходе из поезда, ибо знал, что Фантомас, по всей вероятности, прибудет из Лондона. Но Жюв пасовал перед изворотливостью противника и, несмотря на профессиональную смекалку, боялся его не узнать. Никто не мог превзойти Фантомаса в ловкости скрывать свои черты под самыми разными обличьями. Лучше было ожидать его возле дома Фирмены и хватать, когда он сюда явится... если все-таки явится. По мере того, как текли минуты, волнение Жюва нарастало. Неужели он встретится лицом к лицу со своим грозным противником? Неужели ему суждено сразиться с ним на равных, как мужчине с мужчиной? Жюв машинально поглаживал в кармане рукоятку браунинга; полицейский был готов ко всему, он не чувствовал страха - ничто не заставит его отступить. Внезапно тишину улицы, расположенной в мирном и спокойном квартале, где после восьми вечера вся жизнь замирала до времени возвращения из театров, нарушило далекое, постепенно нарастающее урчание. Сомневаться не приходилось, это был шум приближающегося автомобиля. Машина вынырнула внезапно с бульвара Курсель и, виртуозно развернувшись, въехала на улицу Пентьевр. Жюв вздрогнул. Остановится ли она у дома Фирмены? Выйдет ли из нее Жак Бернар, другими словами, Фантомас? В самом скором времени беспокойству Жюва наступил конец. Машина стремительно пронеслась мимо, затем шофер резко затормозил в пятидесяти метрах от него, прямо перед домом Фирмены! Дверца распахнулась, из машины вышел человек, он протянул шоферу деньги, и тот, чтобы найти сдачу, покинул автомобиль и, встав в нескольких шагах от Жюва, под газовым рожком, начал рыться в карманах. Жюв следил за его движениями с особой тревогой. Ему вдруг показалось, что пассажир, который сориентировался и, словно опасаясь подозрительного соседства, внимательно огляделся по сторонам, заметил его. И действительно, Жак Бернар, сознательно или нет, смотрел в сторону сыщика. Не выдержав, Жюв выскочил из укрытия и во весь опор бросился вперед. Конечно, полицейский был проворным. Но пассажир таксомотора оказался проворнее его! Быстрее молнии, Жак Бернар вспрыгнул на сиденье, на место шофера, включил первую скорость, затем вторую; теперь автомобиль двигался по улице Пентьевр. Оставшись на тротуаре, шофер вопил от ярости и изумления. Но напрасно он метал громы и молнии, его недавний клиент попросту угнал у него машину. Шофер был настолько поражен, что даже не заметил, как Жюв поднажал и, воспользовавшись пока еще не слишком быстрым ходом автомобиля, вцепился в задний бампер. Догадавшись о намерениях беглеца, Жюв непомерно напрягся, подпрыгнул и ухватился за автомобиль. Такси уже неслось на полной скорости; проявив чудеса акробатики, Жюв кое-как пристроился на заднем бампере, держась за крепление защитного щитка. Безусловно, его положение было в высшей степени непрочным и весьма сомнительным. Жюв был отдан на милость рытвинам и ухабам, сотрясавшим автомобиль, но решив любой ценой идти по следу беглеца, полицейский впился в крепление, словно стальными тисками. На крутом вираже, когда самозваному водителю пришлось сбросить скорость, Жюв разогнулся, устроился поудобнее и попытался вскарабкаться на капот. Он считал, что оттуда ему проще будет отдавать безоговорочные команды шоферу, который окажется под ним, в его власти. К несчастью, невзирая на все усилия, Жюву никак не удавалось взобраться на крышу, он чувствовал, как с каждой новой попыткой слабеет, утрачивает цепкость его хватка. В самом начале эскапады он потерял шляпу, но остававшийся на нем плащ сильно стеснял движения. Полицейский покорился судьбе. Он решил ждать. Знает ли устроивший эту бешеную гонку Фантомас, а, по всей очевидности, это был именно он, что Жюв сидит у него на хвосте? Полицейский машинально стал наблюдать за маршрутом, по которому на безумной скорости летело такси. Автомобиль развернулся у вокзала Курсель, пронесся по бульвару Перер в сторону Порт Майо. Миновав железнодорожную станцию у Булонского леса, он вырулил на бульвар Фландрэн. - Куда он едет? Куда меня везет? - шептал Жюв. Инспектор не исключал возможности западни, он боялся, что машина неожиданно остановится в пустынном месте, где обычно собираются сообщники Фантомаса, которые при виде своего заклятого врага не преминут с ним расправиться. Жюв понимал, что надо как-то остановить машину. Но как? Выключить зажигание было невозможно. Для этого надо подобраться к мотору, положение же пристроившегося на капоте Жюва было настолько шатким, что поменять его просто не представлялось возможным. Оставались покрышки. Ах! Вот бы они продырявились, лопнули, как это часто происходит в самый неподходящий момент! Но, казалось, чертовы покрышки ничего не брало. Фантомас гнал во весь опор, устроив машине тяжкое испытание, которое она переносила стоически. Жюв достал из кармана нож, зубами вынул лезвие. Черт побери, проще всего было проткнуть шины. Инспектор сделал такую попытку, но при первом же соприкосновении стали с резиной нож вырвался из его рук и упал под колеса; что ж, к сожалению, этот номер не удался. Жюв знал, что в кармане у него лежит револьвер с шестью зарядами. Оружие могло стать могучим подспорьем в случае защиты или нападения. Однако надо ли колебаться, когда с помощью браунинга можно остановить почти обезумевшую машину? - Если я пожертвую двумя пулями, - рассуждал Жюв, - у меня останется еще четыре, так что в случае необходимости я смогу постоять за себя... Решение было тотчас принято. Не без труда Жюв извлек из кармана оружие; поудобнее пристроившись на бампере, он приладил дуло в нескольких сантиметрах от вращающихся с головокружительной скоростью колес... нажал на курок... Хлопнул выстрел, за которым последовал чудовищной силы взрыв: лопнуло правое колесо! Машина осела, сильно вильнула вправо - ясно, что шофер никак не был готов к подобной аварии. На протяжении нескольких секунд Жюв надеялся, что автомобиль затормозит. Но не тут-то было! Фантомас нещадно выжимал сцепление, решив любой ценой продолжать путь. Автомобиль захромал, несколько сбавил скорость, но по-прежнему прытко бежал вперед. - Раз одной покрышки мало, - сказал себе Жюв, - займемся второй! Сказано - сделано; новый выстрел - новый взрыв, левое заднее колесо обмякло, машина буквально заковыляла по дороге. Они въехали на пересечение бульвара Фландрэн с авеню Анри-Мартэн. Теперь такси двигалось по широкому плацу перед замком ла Мюет, который от въезда в Булонский лес отделял крутой ров, прозванный Волчьим Скачком. Такси с Фантомасом за рулем шло вдоль Волчьего Скачка, когда вдруг раздался треск; сквозь шум мотора и шуршание спущенных шин, Жюв различил вырвавшееся у таинственного водителя ругательство. В тот же миг машину резко повело влево; она вылетела на узкий тротуар, нырнула между двумя деревьями, затем, сделав головокружительный кувырок, рухнула в Волчий Скачок. Падение сопровождал головокружительный грохот, на дне трехметрового рва автомобиль разлетелся вдребезги. Жюв упал вместе с такси. Он покатился по рву и, к счастью, отброшенный довольно далеко, остался цел. Все длилось не более мгновения. Но во время падения полицейский успел заметить, что водитель, который вполне мог оказаться под обломками автомобиля, был отброшен в сторону центробежной силой, но свалился не как Жюв, в ров, а прямо в парк Мюет, в глубину которого и припустился со всех ног. Странное происшествие произошло без свидетелей, этот уголок Булонского леса был абсолютно пустынным. Жюв быстро себя ощупал, убедился, что кости целы и, решив продолжать охоту до победного конца, вскарабкался по каменной стене рва, выбрался на поверхность, вошел в парк Мюет и огляделся по сторонам. Что случилось с беглецом? Где был Фантомас? Несколько так некстати потерянных секунд позволили бандиту довольно прилично оторваться от преследователя; Жюв начал было отчаиваться, когда, машинально взглянув на землю, на свежевскопанной почве заметил ясные и четкие отпечатки ботинок. Не теряя ни мгновения, Жюв устремился по следам, которые ему повезло обнаружить... Следы шли не прямо, они петляли по прихотливо раскинутым аллеям, кружили между кустами и цветочными клумбами. Жюв ликовал. Было видно, что у удиравшего отсутствовал определенный план действия. Безусловно, он метался, выискивая укрытие или лазейку. На бегу у Жюва вновь зашевелилась надежда. Он схватит чудовище. Фантомас опережал его совсем незначительно, не стоило терять мужества! Погоня привела сыщика под густые и мрачные кроны деревьев. Эти деревья теснились в правой части владения, в стороне сада Ранелаг. Глухая железная ограда в четыре метра высотой отгораживала частный сад от парка Мюет, бывшего продолжением Булонского леса. Жюв замедлил бег. Этот мрачный уголок, сплетенные купы деревьев, покрытые едва проклюнувшейся листвой, заронили в нем подозрение, что Фантомас прячется где-то здесь и, возможно, попытается на него напасть. Жюв затаился. В открытой им охоте на человека главное было не слишком высовываться. Согнувшись в три погибели, бесшумно ступая, задержав дыхание, Жюв разглядывал поросшую мхом землю. Внезапно он вскрикнул от досады: следы потерялись, исчезли. Что произошло с Фантомасом? Куда он делся? Не мог же он раствориться в воздухе, улетучиться? Улетучиться вряд ли, но, может быть, нечто наподобие того! Вдруг полицейского осенило. Он тщательно осмотрел толстый ствол дерева, густая крона которого терялась где-то в облаках, а нижние ветви тянулись над изгородью, разделяющей Мюет и Ранелаг, и спускались в общественный парк. На стволе виднелись свежие царапины, словно кто-то недавно карабкался по нему. Тут инспектора озарило, он проник в замысел беглеца: взобраться на дерево, по ветвям пробраться за забор и уже вольной пташкой упорхнуть в сад Ранелаг! Полицейский машинально задрал голову. Приблизительно на середине дерева копошилась необычная черная масса; сомневаться не приходилось: это был водитель такси, Жак Бернар! Неуловимый Фантомас!.. В тот же миг у Жюва вырвался крик. Его осветил электрический фонарик. Бандит выяснял положение преследователя, чтобы лучше прицелиться. Быстрее молнии Жюв метнулся назад, из пятна света! Он больше не мешкал. Полицейский вытащил револьвер, у него еще было четыре заряда, он их пустит в дело... Этого поединка хотел Фантомас, странного и необычного поединка, принимая во внимание положение его участников. Но для Жюва это не имело значения. Он принял вызов. - Жюв! Жюв! Озадаченный, полицейский остановился. Ехидные нотки, насмешливый тон. Чей это голос? Кто его звал? Этого полицейский не мог понять, однако настолько смешался, что прицелившись было в черную массу, которая копошилась где-то наверху, опустил пистолет дулом вниз. - Жюв! Жюв! Ему был известен этот голос! Знакомы его интонации! Полицейскому казалось, что он стал жертвой галлюцинации, чудовищного кошмара... Он почувствовал, как подкашиваются его ноги, его зашатало. Сквозь помрачненное сознание до Жюва донесся насмешливый голос, который изрек: - Неужто вы грохнетесь в обморок!.. Присядьте, Жюв! Прошу вас. Вон туда. Позади вас есть каменная скамеечка. Располагайтесь поудобнее. А теперь, дорогой мой, накиньте пальто. Набегавшись и взмокнув, недолго и простудиться. Сомнений не оставалось. Голос, шуточки, глумливый тон... Ах! В этот момент Жюв готов был поверить, что мертвые иногда воскресают. Вместо того, чтобы сесть, инспектор резво прыгнул вперед с воплем: - Это ты, Фандор? Фандор, это ты? Скользнув вниз по стволу, темная расплывчатая масса бухнулась о землю. Беглец и в самом деле оказался Фандором! Мужчины упали друг другу в объятия. Не произнося ни слова, они тискали друг друга так, что трещали косточки. Возбуждение Жюва не поддавалось описанию. В мозгу его ворошились разнообразные мысли... Он никак не мог привести их в порядок. Может, это сон? Наступит ли пробуждение? Нет, это ему не снилось! Это был действительно Фандор. Милый Фандор, которого он сжимал в объятиях. Сердце которого стучало возле его груди. Это был Фандор, с которым его связывала десятилетняя дружба, товарищ по сражениям, коллега по расследованиям, друг не разлей вода, его второе "я", Фандор, которого он любил как сына. И вот, уже уверившись в его смерти, доказав себе с помощью неопровержимых законов логики, что журналист погиб, пал от руки Фантомаса, он находит его целым и невредимым. Невероятно! - Живой! - воскликнул Жюв, разглядывая Фандора. - Вы тоже! - откликнулся Фандор. Затем Жюв спросил: - Черт побери, но почему же в таком случае ты не давал о себе знать? Эти слова, казалось, изумили Фандора. - Черт! - произнес он. - После вашей телеграммы... - Какой еще телеграммы? - Которую я нашел по прибытии в Париж, после Глотцбурга... При этих словах Жюв разразился бранью. - Но я не давал никакой телеграммы! Кстати, что в ней говорилось? - Я помню ее наизусть, - подтвердил Фандор, в свою очередь озадаченный. - Вы мне писали: "Куча новостей. Спрячься. Возьми вымышленное имя. Мне не пиши, исчезни, пока не получишь нового указания". Фандор собирался дать и другие объяснения, но Жюв его перебил: - Это не моя телеграмма! Безусловно, ее отправил Фантомас, чтобы разлучить нас... Фандор меланхолично признался: - А я-то был уверен, что эти новости касаются Элен... Радовался, как птенец... После секундной паузы Фандор сделал над собой усилие, превозмог свою печаль: - Жюв, прежде всего надо внести ясность в наши дела, только тогда мы сможем отыскать Элен. И, припоминая цепочку последних событий, он осведомился: - Дорогой мой Жюв, убежден, что именно вы установили личность неизвестного, убитого на улице Гран-Дегре! - Да! - простодушно заявил полицейский. - Я открыл, что мертвец был... актером Мике. - Которого убил Фантомас, вероятно, боясь его разоблачений, - продолжал Фандор. - По правде говоря, я вам здорово признателен... Благодаря вам я смог вернуться, поскольку пока убитый не был опознан, я страшно боялся, что его примут за Оливье, а подозрение по-прежнему будет на Жаке Бернаре! Жюв в недоумении уставился на Фандора: - Так это ты, Жак Бернар? Ты, Фандор, Жак Бернар? - Конечно! - согласился журналист. - А вы что, не знали? Жюв прикусил губу. - Ну я и дурак! - признался он. - Я ведь считал, что Жак Бернар - это Фантомас! И он продолжал: - Я, к примеру, догадался, что ты - Оливье, поэтому и записал тебя в покойники... Бедняга Фандор, я и впрямь считал тебя покойником! Фандор расхохотался, тем временем Жюв снова спросил: - А Морис? Это был тоже ты? Но Фандор живо запротестовал: - Конечно, нет! Еще не хватало! Я этого Мориса в глаза не видал, и вообще, он представляется мне фигурой крайне сомнительной! Другие еще куда ни шло, мне, собственно, на них начихать, но вы-то, Жюв, что же вы так подкачали? Оливье никогда на свете не было, я сам его выдумал, из-за вашей телеграммы! Жак Бернар существует только в моем воображении, это тоже мое изобретение, я произвел его на свет, чтобы поднять цену на свои сочинения, ведь мне приходилось скрываться! Но Морис - совершенно посторонний человек, к которому я не имею никакого отношения!.. Полицейский смотрел на Фандора в полной растерянности; он морщил брови, теребил усы. Несмотря на всю свою проницательность, Жюв не слишком хорошо понимал ситуацию... Тем не менее, мужчинам надо было в конце концов пролить свет на тайну, омрачавшую их сознание. Фандор первым возобновил объяснения. Он поведал другу о том, как жил под именем Оливье, торговал стихами и прозой, бедствовал. Затем разразилась драма на набережной Отей. И Фандор так и не найденного покойного выдал за Оливье, а себя - в лице Жака Бернара - учредил его единственным наследником! Для Жюва тут не было ничего нового. Теперь он все понимал, впрочем, как и раньше, с той только разницей, что никак не мог вообразить, что Фандор был не только Оливье, но и Жаком Бернаром. Продолжая свой рассказ и дойдя до преступления на набережной Отей, журналист поведал, каким образом он догадался, что речь идет об инсценировке. Но тут полицейский запротестовал. - Прошу прощения! - сказал Жюв. - Раз Морис существовал и до сих пор не найден, значит, он убит!..